Свадьба

Брачная ночь, как и предполагал Сергей, выдалась жаркая. В основном потому, что несмотря на обычную для осени погоду, батареи в квартире топили по-максимуму. Ну и сами новобрачные вернулись весёлые и разгорячённые. Да ещё раза три бегали по лестнице к себе на пятый этаж, кляня по дороге сломавшийся лифт, — таскали подарки из такси, коих набрался полный багажник и половина заднего сиденья. — Итого, по деньгам мы в плюсе! — резюмировал Сергей, собрав в стопочку конверты от родни и друзей и водрузив их на список расходов. — По крайней мере затраты все отбили. — Ну, мы-то с тобой особо и не тратились, — справедливо заметила Майка. — Родители всё. — А мы им компенсируем. Частично, — немного поколебавшись, решил Сергей. — Нельзя ж всё время у них на шее сидеть. — Угу, — отозвалась Майка, выглянув на секунду из-за горы коробок, пакетов и свертков, которые она методично распаковывала прямо на брачном ложе. — Зато вот это всё точно наше! — И что там? Есть что-нибудь полезное? — Всё полезное! — довольно улыбаясь, сказала хозяйственная Майка. — Вот, смотри какое бельё, явно импортное. Сергей без особого энтузиазма взял комплект постельного белья — ко всяким хозяйственно-бытовым мелочам он был равнодушен — и… обомлел. — Давай сейчас постелим? — Зачем? — не поняла Майка. — Я только сегодня утром перестелила всё. Пускай лежит, про запас будет. Твёрдо намереваясь отстоять своё мнение, Сергей решительно развернул пододеяльник, весь расписанный изображениями маленьких миленьких гусят в бантиках и больших и важных гусаков и гусынь в соломенных шляпах, как из упаковки выпала карточка с дарственной надписью: "Счастливой семейной жизни и нескучных ночей, дорогие Майя и Серёжа! С любовью, тётя Маша". — Да, пожалуй, пусть лежит, есть не просит, — сказал Сергей и отложил комплект в сторону. Теперь, перебирая вслед за Майкой подарки, он в первую очередь смотрел нет ли на них подписи и не прилагается ли открытка от дарителя. Огромные банные халаты от Виктора Ивановича Громова, ещё пара комплектов постельного белья от родителей, одеяла и подушки от бабушки с дедушкой, кастрюли и сковородки от двоюродной тёти со стороны Майки, электродрель от Серёжиного дяди, чайный сервиз от Кукушкиной, обеденный — от Смирнова, все тома Большой советской энциклопедии от Королькова, электрогитара от Чижикова, золотая цепочка с подвеской-пчёлкой для Майи и наручные часы в серебряном корпусе для Сергея от Элека, а ещё — ковёр, кофемолка, миксер, кофейный сервиз, плед, шторы на окна, настенные часы, торшер, набор столовых приборов и уйма всяких других мелочей и предметов побольше от целой армии близких и дальних родственников, друзей, одноклассников, однокурсников и коллег с обеих сторон. — Это что же получается, Гусь мне ничего не подарил? — Сергей опустил плечи и ещё раз окинул тоскливым взором всё их новоприобретённое богатство. — Нам, — тут же поправила его Майка. — На свадьбу общие подарки дарят. — Но он мог ограничиться конвертом, а мог и не подписать — тут такие тоже есть. Сергей вздохнул и бездумно взял в руки небольшую фарфоровую не то мисочку не то вазочку прямоугольной формы с крышкой. О назначении этой посудины догадаться было сложно, но Майка, судя по тому что пристроила её себе под бок, какое-то применение ей придумала. — И что это за хреновина такая? — задумчиво открыл крышку Сергей и чуть воздухом не подавился. — Это я себе под конфеты возьму, — деловым тоном заявила Сергею супруга. — Буду с ними чай на работе пить. — Не, это моя штука! — усиленно замотал головой Сергей. — Вот, ты надпись видела?! — Конечно, — кивнула Майка. — Потому и говорю, что я её себе возьму. Золотой гравировкой на внутренней стороне крышки каллиграфическими буквами было выведено: "Сыр ешь или не ешь?" А под надписью большой ноздреватый кусок сыра красовался. — Ты же сыр не любишь и не ешь. Я, кстати, тоже, — продолжила Майка подводить теорию под свою захватническую политику. — А эту дурацкую приколку кто-то из твоих недалёких приятелей придумал — что может быть глупее, чем смеяться над фамилией? Я бы вообще обиделась на твоём месте. — Ну и обидься, ты же теперь тоже Сыроежкина! — ухватился за идею Сергей и задвинул сырницу себе за спину. — А мне не обидно, мне это, между прочим, детство напоминает! Обидно Сергею действительно не было. Сейчас. А когда полжизни назад он впервые услышал этот вопрос, он ещё как возмутился! Его фамилия не имела ничего общего с сыром, который он всегда терпеть не мог, она была самая что ни на есть вкусная — грибная! Но потом Сыроежкин привык, и ему даже стало нравиться — потому что этот вопрос про сыр каждый раз задавался весёлым и ласковым голосом, и почти прямо в ухо, отчего сразу становилось щекотно, и по всему телу бежали мурашки. И даже когда к выяснению ел ли он сегодня сыр или не ел прибавились шутки про Сыроушкина, Сыроножкина и даже Сыропопкина, Сергей не столько обижался, сколько до ужаса смущался: словно в качестве иллюстрации при этих словах его нежно трогали за мочку уха, мяли за ляжки и легко шлёпали по попе. Но самое главное, делал это всегда только один человек и только наедине. Тот, кому за все годы сам Сергей так и не удосужился придумать ни одного милого и забавного прозвища, какие обычно раздают друг другу близкие друзья, и кто так и остался для него просто Гусём. — И я это… всё же ем сыр. Иногда. Копчёный, например… — неуверенно сказал Сергей и жалобно посмотрел на супругу. — Ладно, я не жадная, — закатила глаза Майка и фыркнула, показательно надув губки, — возьму себе что попроще. А то ещё разобьётся, на работе-то! Впрочем, победа над женой не принесла Сергею большого удовольствия — перед Майкой было совестно. Ещё бы, фактически отнял у женщины красивую безделушку, с которой даже не знал что делать! Но он просто не мог по-другому. Гусь же специально для него выбирал, надпись у гравёра заказывал… И это была только их фраза, их и ничья больше! — А хочешь, я тебе ванну сделаю? С лепестками роз! — Как это? — Майка даже от разбора подарков оторвалась. — Ну, так. Смотри, сколько цветов у нас! Всё равно через день завянут. Я их обдеру и в воду кину, с пеной. Будет красиво. И запах приятный. Ну, давай, романтика же! Майка согласилась нехотя. Чего Сергей, искренне желавший, загладить перед ней вину, совершенно не понял. Ему бы кто такое предложил — да он бы бегом побежал! Густая пена почти до краёв наполнила ванну, и Сергей принялся кидать в неё лепестки алых, розовых и белых роз, которых им надарили просто неприличное количество. Получилось красиво и ароматно — так и хотелось самому нырнуть туда отмокать. Он представил себя, лежащего в этих мягких, усеянных розовыми лепестками облаках и почти что почувствовал кожей нежную пену и теплую воду, расслабляющую усталое тело. Вот же кайф! А потом, прямо как показывают иногда в американских фильмах, из ванны его выудили сильные руки, завернули в огромное махровое полотенце и понесли прямиком на кровать… Руки эти Сергей как наяву видел — крепкие, ладные, с рельефными мышцами, проступающими кое-где от напряжения венами, покрытые маленькими пятнышками веснушек и короткими светло-рыжими волосками… — Блять!.. С досады Сергей со всего размаху шлёпнул себя по лбу ободранным розовым веником и больно поцарапал нос. — Всё из-за извращенцев этих! — тихо выругался он и с опаской обернулся на дверь, словно Майка могла не только этот странный жест увидеть, но и все его предыдущие фантазии подсмотреть. Майка, к счастью, всё ещё возилась с подарками в комнате. — Это ж надо — Гусь, и гомик! До сих пор в голове не укладывается. И ведь с кем? С, мать его, Элом! Излив праведный гнев свой на растерзанные розочки, Сергей взглянул на готовую ванну и опять задумался. Интересно, а Гусь такое Элу устраивает? Ну, там, цветы, ванна, свечи, шампанское… Как у нормальных людей? Или трах-бах и спасибо, товарищ? Потом, правда, быстро вспомнил, как Макар кудахтал над Элеком на мальчишнике, ухаживал за ним на свадьбе, и пришёл к выводу, что и цветы, и свечи, и кофе в постель — всё у них есть. И на руках он его тоже носит. — Ох… — Что с тобой, Серёжа? Майка стояла в дверях в одном халатике и с любопытством поглядывала то на мужа, то на ванну. — Готово всё, говорю, дорогая! Ванна к вашим услугам, мадам! — Присоединишься? — хитро подмигнул ему Майка, скинула халат и забралась в воду. «Всё-таки не предназначены наши ванны для романтики», — ворчал про себя Сергей, целуя Майкины губы и всеми силами стараясь не расплескать воду на пол. Они вполне компактно разместились в ванне вдвоём, но исключительно за счёт миниатюрных Майкиных размеров. С Гусём бы так не получилось… Секс в ванне, наверное, только в фильмах для взрослых хорош. В реальной жизни Сергей успел к нему остыть ещё два года назад, когда у него своё жильё появилось, и больше не надо было по углам жаться и от родителей прятаться. Они с Майкой тогда первым делом опробовали в новой квартире все горизонтальные и не очень поверхности и оба быстро пришли к выводу, что ничего лучше традиционного траходрома ака двуспальная кровать, человечество ещё не придумало. Вот и сейчас, не без труда выбравшись из ванной, вылив по дороге половину мыльной воды на кафель и отдирая на ходу налипшие на кожу мокрые лепестки, плюнув на всю красоту и романтику, Сергей и Майя с облегчением упали на родную кровать. Чтобы уже через пять минут, с чувством выполненного супружеского долга наконец-то заснуть. Впрочем, заснуть получилось только у Майки. К Сергею сон не шёл. Несмотря на тяжёлый день, изрядное количество выпитого и недавний секс, он всё ещё чувствовал себя взбудораженным. Странно взбудораженным. «Надо всё-таки встретиться с ним, поговорить по-нормальному… — думал Сергей, ворочаясь с боку на бок. — Мы ведь друзья… Столько лет! А теперь он боится, что я расскажу кому-нибудь… Вон, на свадьбе какой был… Лишний раз в глаза мне взглянуть боялся, отворачивался всё время, когда я на него смотрел. А я ж не падла какая — друга подставлять! Ну гомик… ну и что в конце концов! Хотя как что?! Пидор! Эла моего пялит!» Сергей даже сел на кровати. Перед глазами, одна другой развратнее и грязнее вставали сцены воображаемого секса между Макаром и Элеком. И до того отвратительны они были, до того пошлы и противоестественны, что отделаться от них у Сергея не было никаких сил. Мерзкие образы липли к сознанию как мухи к мёду, заставляя кровь стучать в ушах и выкачивая из лёгких воздух. «Бля…» — сквозь зубы процедил Сергей, когда член Макара с влажным чмоком покинул рот Элека и, покачиваясь, мазнул близнеца по губам и подбородку, оставляя на коже смешанный со слюной предэякулят. А Элек, будто издеваясь над несчастным Сыроежкиным, встал на четвереньки, широко разведя ноги и прогнулся в пояснице, одной рукой отведя ягодицу в сторону. Приглашал, значит. «Твою ж мать!» — усилием воли Сергей попытался представить на месте Эла Майку, а сам — занять место Гуся. Но Майка настолько пошло себя никогда не вела, ухитряясь даже во время секса сохранять целомудренный вид, а сам Сергей трахать свою копию не хотел. Так что это были всё ещё Элек и Макар. «Ладно, откуда я знаю, вдруг это Эл Гуся пялит! — попытался сбить навязчивые фантазии Сергей. — Он может, он его ещё при первой встрече в шестом классе в воздух поднял и на одной руке, как вертолёт, крутил! Киборг же, хуле!» Попытка удалась сразу, но не совсем так, как он рассчитывал. Эл почему-то не стал грубо драть Гусева в позе раком, а уложил его на спину и практически согнул пополам, отчего колени у Макара оказались где-то на уровне его же ушей. И только потом, оценив по достоинству совершенно невообразимый по силе своей непристойности открывшийся ему вид, осторожно лёг сверху. «Бля!..» — опять прохрипел Сергей, пережимая у основания член. Бросил взгляд на мирно посапывающую рядом Майку, встал и решительно направился в ванную, по пути оправдывая себя тем, что будить только что уснувшего человека ради пары минут удовольствия — верх эгоизма и истинное кощунство. В голове Эл по-прежнему нежно трахал Макара, одновременно целуя его в губы. И почему миссионерская поза считается такой банальной и скучной? *** В субботу утром Сергей зашёл в булочную и купил большой кремовый торт, из дома прихватил бутылку Советского шампанского и Армянский коньяк и отправился в гости. Майка с ним не пошла, её Кукушкина позвала на какую-то наискучнейшую выставку, о чём Сергей естественно был оповещён заблаговременно, и что и определило его планы на ближайший выходной. Всю первую неделю своей новой, женатой, жизни Сергей только и делал, что репетировал предполагаемый будущий разговор с Гусём. Рушить многолетнюю дружбу недосказанностью и недоверием не хотелось ни за что, с Макаром надо было объясниться. Успокоить его, сказать что между ними всё осталось как раньше, чтобы Макар не думал, что Сергей теперь относиться к нему, к ним с Элом, как-то иначе. И уж конечно обещать, что никогда и никому ничего про них не расскажет! Это он по пьяни глупость ляпнул, а так и в мыслях не было... Но каждый раз, подняв трубку, чтобы договориться о встрече, у Сергея начинался приступ тахикардии, потели ладони и сбивалось дыхание. А перед глазами вставали непристойные сцены из частной жизни Макара и Эла. Сергей почему-то начинал думать какой у Гусева член (он же чувствовал его тогда, у профессора в кабинете!), не больно ли от их "любви" Элу, вспоминал, что организмы с Громовым у них совершенно одинаковые, представлял этот член внутри себя и, окончательно забыв зачем сел к телефону, клал трубку обратно. А поговорить с Макаром тем не менее с каждым днём хотелось всё больше и больше. Узнать как у него дела, услышать его голос и убедиться наконец, что ничего непоправимого между ними не произошло. Изведя себя этими мыслями до предела, в пятницу вечером Сергей всё-таки нашёл компромиссное решение и… позвонил Гусевым-старшим. Благо и повод был — на свадьбу по рабочим обстоятельствам они прийти не смогли, а подарок им с Майкой передали. Надо же отблагодарить людей, проявить, так сказать, уважение! — Ну! Смотрите, как здорово получилось! Сергей достал из сумки увесистую пачку свежеотпечатанных любительских фотографий и разложил на столе перед родителями Макара. Валентина Ивановна отодвинула остатки торта подальше и с явным воодушевлением нацепила на нос очки. Степан Тимофеевич сказал: "О! За это надо выпить!" и плеснул себе и Сергею ещё коньяка. Следующие минут пятнадцать Сергей терпеливо выслушивал от гусевской мамаши восторги и комплименты по поводу Майкиного платья, Майкиной прически, Майкиного макияжа и украшений, обещался передать всё супруге, стоически кивал и говорил спасибо, когда похвалы и восхищение выпадали и на его долю, рассказывал пару слов о каждом из гостей. Наконец, когда все приличествующие случаю церемонии были соблюдены, Сергей ловко выудил из кучи фотографий нужную, пододвинул её поближе к хозяевам и, скосив взгляд на Валентину Ивановну, сказал: — А как Макар-то хорошо получился! И на этой, и вообще везде, вы заметили? — Да, — скромно улыбнулась Валентина Ивановна и оглянулась на мужа. — Да мы уж оценили, — согласился Степан Тимофеевич. — Макарка молодец. И Элек тоже. Смотрю, до сих пор вас не отличить. — Дык… генетика, — пожал плечами Сергей. С чего это они про Эла заговорили? — А уж как Макар танцевал вчера! Все девицы шеи себе поворачивали, — вернулся он к интересующему его вопросу и вспомнил, как охренел от увиденного сам. — Даже Майка обалдела, а уж она в танцах разбирается! Классно двигается, одним словом. — Что, девочки? Правда смотрели? — тут же оживилась Валентина Ивановна. Потом, немного успокоившись, сказала: — Это всё Элеку спасибо. Он научил. И до сих пор занимаются они — три раза в неделю в клуб ходят! "Гибкий наверняка, не хуже Майки. Танцоры все гибкие," — подумал Сергей и тряхнул головой — уж больно красочно представилось ему, как Макар эту самую гибкость использует, не только на танцполе. — Ну, надеюсь, Макару у нас понравилось, весело было, — как можно непринуждённей сказал Сергей. — А то я с ним не разговаривал ещё, не знаю… Он посмотрел сначала на Валентину Ивановну, потом на Степана Тимофеевича — вдруг сами расскажут? — Да они заезжали к нам с Элеком на следующий день, — сказала Валентина Ивановна. Сергей аж рот от удивления открыл — даже к родителям вместе не стесняются! — Вместе… заезжали? — Они всегда вместе, — вздохнула Валентина Ивановна. — Я всё надеялась, что Макар хоть у вас на свадьбе с хорошей девушкой познакомится, но… — Да брось, Валь, не торопи, всё потом будет! — перебил супругу гусевский отец. — Молодой ещё, успеет. — Мне кажется, Макар смирился, — сокрушенно покачала головой Валентина Ивановна. — Отгородился от девушек и ничего не хочет менять. А в таких делах Элек ему не помощник — эта часть жизни, ты уж извини, Серёжа, ему недоступна. Здесь самому действовать надо. Серёж, может ты с ним поговоришь, а? По дружбе! — Конечно. Серёжа сглотнул. Тяжело говорить, когда на тебя смотрят с такой надеждой. — А… о чём? — Ну… познакомь его с кем-нибудь? У Майи ведь наверняка много подруг. А он парень неплохой, ты знаешь — добрый, работящий, не пьёт совсем. Руки откуда надо растут. Валентина Ивановна обвела глазами комнату, в которой они расположились, а вслед за ней и Сергей. У Гусевых он не был давно, и обстановка, даже мебель, стала теперь совсем другая, современная. — Он нам ремонт в прошлом году сделал, — пояснила Валентина Ивановна. — Они с Элеком. И машину отцу каждый раз чинят. — И от денег, главное, отказываются! — с чувством произнёс Степан Тимофеевич, разливая очередной раз коньяк по рюмкам. — Ну, Макар-то понятно — сын, но Эл! Ведь считай ради чужого дяди старается! Мне неудобно, но он же и слышать ничего не хочет! Вы, говорит, родители моего друга, о деньгах не может быть и речи! Сергей хмыкнул — он тоже Майкиным родителям и ремонт делал, и на даче с сараем помогал. И всё бесплатно! Хотя ему и не предлагали. — Ну, Эл, он такой — всегда рад людям помочь, — "Особенно — своим свёкрам". Но этого Сергей, понятное дело, вслух не сказал. — Элек вообще наш ангел-хранитель, — малость захмелевшая Валентина Ивановна умильно подняла брови и воззрилась куда-то Сергею за спину. Сергей повернул голову и чуть не матернулся — на стене, над телевизором, почти у самого окна, висели фотографии в рамках. Зря он не обратил на них внимание когда вошёл. На одной был сам Гусь, эту фотографию Сергей помнил ещё с выпускного, а на другой… В первый момент он принял её за собственный портрет, так что его аж в жар бросило, но потом пригляделся внимательней — Эл. Конечно, Эл, кто же ещё! “Любимая невестка, бля! — едва сдержался, чтобы не ляпнуть вслух, Сергей. — Сын, "невестка" и семейное фото!" На третьей фотографии — Эл с Гусём в обнимку на фоне каких-то кустов. — Потому что ремонт сделал и машину починил? — прикинулся валенком Сергей. Ежу понятно было, что за такие заслуги физиономии посторонних людей на стенку не вешают. Видимо, дело обстояло куда серьёзней. — Он же нашего Макарку спас, — вздохнула Валентина Ивановна. — Валь! — нахмурился Степан Тимофеевич. — Зачем это? — Да сколько можно секреты из всего делать, Стёп! — повысила голос гусевская мать. — Серёжа нам тоже не чужой. Столько лет с Надиной семьёй дружим, а Серёжа — с Макаром. Пусть знает, что его Элек для нас сделал. И что у Макарки травма до сих пор! Может, хоть он повлиять сможет… — Валя, не придумывай! Скажешь тоже — травма!.. — Какая травма?! У Макара… — просипел перепуганный Сергей. — Психологическая, — важно пояснила гусевская мать. — На почве личных отношений. Это за версту видно, только Стёпа верить не хочет. — Ну, это мать так считает, что травма, — опять не согласился Степан Тимофеевич. — По-моему, нормально у него всё, и девушки ещё появятся… Просто сейчас не до этого, он не так давно институт окончил, работать начал… Да его в армию в любой момент призвать могут! Не до романов ему. Сергей поспешил прервать бесполезный спор: — Ладно, рассказывайте что случилось. Я должен это знать. Родители Макара синхронно вздохнули, отец сходил на кухню за новой бутылкой, и Валентина Ивановна начала: — Это дело давнее, Серёжа, — сказала она и в один присест осушила рюмку. — В седьмом классе, когда после всех приключений Элек к вам на полных правах учиться пришёл, а ты как раз с Майей встречаться стал, с Макаром начало что-то происходить. Сначала он по учёбе съехал, и так сильно, что хуже, чем в шестом было. — Я помню, — перебил её Сергей, который в школе и сам не блистал. — Он говорил, что из-за тренировок не успевает. — Это не совсем так, — поправила его гусевская мать. — Какое-то время он всё же и там и там успевал, а потом как будто подменили его. Ничего ему не интересно стало. Уроки не делал, тренировки, кстати, тоже прогуливать начал. — Да? Я не знал… — Потому что это случилось после того как ты сам хоккей бросил, практически сразу. — Ну, я не тянул… Спорт вообще не моё, — Сергей брезгливо дёрнул плечами — тренировки на износ по три раза в неделю до сих пор ему иногда в кошмарах снились. — Вот Эл — другое дело! Мог бы чемпионом стать, если б захотел. Васильев-то как рад был, когда он вместо меня в "Интеграл" проситься пришёл. — Элек к спорту равнодушен абсолютно, — заметил Степан Тимофеевич. — Как он нам потом сказал, он туда ради Макарки пошёл, чтоб друга поддержать. Сергей присвистнул. "Это ж получается, Эл ещё в седьмом классе клинья к Макару подбивать начал? Ну, если это он моего Гуся пидорасом сделал!.." Сергей автоматически взял бутылку и налил себе коньяк прямо в чайную чашку. Выпил всё залпом и закусил тортом. На вопросительный взгляд гусевской мамаши только молча икнул. — Только это не очень помогло, по крайней мере поначалу, — охнула Валентина Ивановна. — Тренировки Макар стал пропускать, с товарищами по команде начались конфликты, и речь шла уже об отчислении… — Ни фига себе… — Так его ж и из школы едва не выгнали! — добавил Степан Тимофеевич. — Нас с матерью чуть ли не каждую неделю то к директору, то к завучу на ковёр таскали. Чтобы мы, значит, на сына повлияли. Но он нас и слушать тогда не хотел, хамил, огрызался, из дома грозил уйти! — Охренеть… — Сергей тяжело сглотнул и с тоской посмотрел на ополовиненную бутылку. Напиться в гостях было бы некрасиво, но очень хотелось. — А почему я не знал? — Так он же скрывал всё! — фыркнула Валентина Ивановна. — Ругался с нами, чтобы мы не вздумали никому, особенно тебе, о его проблемах рассказывать. Обещал из дому сбежать, если не послушаемся. Поэтому ты только о двойках его знаешь, больше ни о чём. — И Эл молчал, получается… Это было обидно. Ладно теперь — потрахушки свои извращённые они скрывают, это понятно, и даже правильно. Но в школе! В школе Сергей был уверен, что у друзей от него секретов нет. Он-то им всё рассказывал — и как родители его достают, и как учителя будто специально тройки ставят, и как Майка на него из-за каждого пустяка дуться готова… А Гусь, как и Эл, впрочем, ни одной же тусовки у него в гараже не пропускали, и хоть бы словом обмолвились! Макар так вообще — и шутил, и смеялся, и советы всякие по поводу их с Майкой отношений давал, мирил сколько раз!.. А о себе — ни слова. — Элек, Серёжа, ему тогда сам по учёбе помогать вызвался, — доверительно сказала Валентина Ивановна. — Немного лучше стало — из двоек-троек Макар по-прежнему не вылезал, но уже хотя бы на второй год в седьмом классе ему остаться не грозило. И с хоккеем помог кое-как дела уладить — не выгнали его. — Святой человек, твой Элек! — Степан Тимофеевич налил рюмку и поднял её, глядя на висящий на стене портрет Громова. — Твоё здоровье, Электрон! — И чокнулся с Сергеем. — Ну, он добрый… И отзывчивый, — согласился Сергей. Хотя в данном случае именно в этих мотивах благотворительности близнеца он сильно сомневался. — Это да, но я не поэтому так говорю, — гусевский отец опрокинул рюмку и удовлетворённо крякнул. — Макар наш тогда совсем дурной был и неблагодарный. Ему бы с Элека пылинки сдувать за такую помощь, да благодарить и кланяться, кланяться и благодарить! А он ему ещё и условия ставил, представляешь! — Не-а… — замотал головой Сергей. — Не представляю. Как это? — А так. "Сыроеге хоть слово скажешь, в какой я жопе нахожусь, я с тобой разговаривать перестану! И не приходи ко мне тогда!" Это мы с матерью сами раз слышали, как они ругались. Даже извинялись потом за него перед Элеком… — Бля, — только и сказал Сергей. Но потом вспомнил где находится и тоже извинился. Гусь-семиклассник, угрожающей Элу послать его нахрен вместе со всей его помощью, и Гусь на мальчишнике с обожанием заглядывающий ему в глаза и предлагающий кусочек повкуснее, были словно два разных человека. Причём до недавнего времени оба Сергею незнакомых. Потому что он всю жизнь общался и дружил с каким-то другим, третьим Гусём — в меру заботливым, в меру весёлым, до ужаса уверенным, надёжным и позитивным парнем с душой нараспашку. — Значит, Элек Гуся, то есть, простите, Макара, спас тем, что с учёбой помог и хоккей не дал бросить? — всё ещё находясь под впечатлением, спросил Сергей, чтобы уже как-то вернуться к первоначальной теме. — Вообще-то, в буквальном смысле, — Валентина Ивановна криво улыбнулась и покачала головой. — С того света считай вытащил. *** Сергей сидел, широко раскрыв глаза, и почти не дышал. От услышанного его начало немного потряхивать, а на спиртное стало тошно смотреть. Родители Макара ещё что-то говорили ему, кажется, просили поговорить с сыном по душам и как-то повлиять на него, чтобы он наконец вылез уже из своей скорлупы и перестал замыкаться только на работе и дружбе с Элеком. Сергей им это обещал, плохо, впрочем, понимая что именно, и то и дело кивал: "Да, конечно, я постараюсь!" Он пытался осознать открывшуюся ему новую реальность и при этом не сойти с ума. Пазл в его голове наконец сложился, образы всех трёх Макаров Гусевых слились воедино, и даже тот, четвертый, с которым он познакомился перед собственной свадьбой в рабочем кабинете профессора Громова, тоже занял своё законное место. Проблемы с учебой и спортом, оказалось, были только половиной беды. С Макаром творилось что-то совсем нехорошее. Дома он был постоянно угрюм, молчалив, временами резок и зол. Сергей с трудом сейчас мог представить, каких усилий Гусеву стоило сохранять лицо на людях. Все попытки родителей вывести сына на откровенный разговор и поделиться тем, что его мучает, Макар воспринимал в штыки. А однажды во время очередной ссоры заявил, что смысла в своей жизни не видит, и что с ним будет дальше, ему плевать. Потому что всё равно никто его никогда не поймет, не полюбит, и вообще он урод и круглый дурак. А такие счастья не заслуживают. И лучшее, что он может сделать для себя и окружающих в сложившейся ситуации, это как можно скорее сдохнуть. Звучало это настолько абсурдно и нелепо, что родители, немного отойдя от шока и попробовав Макара убедить в обратном и как-то успокоить, списали всё на трудности переходного возраста. И эти разговоры действительно прекратились. Разговоры, но не мысли Макара. Потому что где-то через месяц после неприятного инцидента, они вернулись вечером с работы и обнаружили дома Элека Громова, бригаду скорой помощи и собственного еле держащегося на ногах сына. Позднее, со слов Элека, а потом и самого Макара, стала ясна и последовательность событий, едва не приведших к трагической развязке. Вернувшись из школы, Макар некоторое время просто сидел в своей комнате и слушал музыку. Потом, видимо, ему стало скучно, и он зашёл к своему лучшему другу Серёже, но его не застал — мать сказала: ушёл гулять с Майей (на этом месте Сергей всё-таки наплевал на приличия и выхлебал коньяк прямо из горла). После чего Макар вернулся к себе, включил на полную громкость "Лестницу в небо" и… выпил всё снотворное, которое нашёл в доме. Элек, с которым Макар по некоторой причине успел поругаться в школе и который приходить к нему в тот день не собирался, был в это время у себя, переживал из-за ссоры с другом и мучился догадками что же он сказал или сделал не так. И в какой-то момент понял, что чтобы ни наговорил ему Гусев, обижаться на него он не должен, а должен наоборот стараться его поддерживать и ни в коем случае не бросать. И Элек поехал к Макару. Ещё на лестнице услышал музыку, забеспокоился, стал звонить и стучать в дверь, и когда ему не открыли… просто вскрыл замки — киборг умеет многое… К приезду скорой Элек смог оказать другу первую помощь, вызвать рвоту и промыть насколько возможно желудок. Макар быстро пришёл в себя и перед врачами предстал уже в относительно вменяемом виде. Когда все необходимые мероприятия и процедуры были закончены и за пациентом оставалось только наблюдать, вернулись и его родители. Свой рассказ о том ужасном дне Валентина Ивановна закончила уже будучи не в состоянии сдержать слёз, а Степан Тимофеевич только молча глядел в опустевшую рюмку. Сергей подумал, что во всей этой жуткой и шокирующей истории ему осталось узнать последнюю деталь — причину, которая чуть не погубила Макара. И узнать её ему было страшно. *** После выставки Майка домой не пошла — они с Зойкой решили культурно отметить это событие и завалились с вином и конфетами к Кукушкиной. Сергея тоже звали разбавить женскую компанию, но он вежливо отказался — даже слышать в трубке довольный хихикающий голосок пьяненькой супруги и такую же веселую Зойку на заднем фоне было тяжко. Что уж говорить о том, чтобы участвовать в этой вакханалии лично! Чуть меньше девяти лет назад лучший друг чуть не лишил себя жизни. Макара могло бы не быть сейчас... И не было бы, если бы не Элек! — Чёрт, как же я!.. Сергей шмыгнул носом и достал из коробки с инструментами запрятанные от жены сигареты. Майка, конечно, почувствует запах и будет опять ругаться, но… Плевать! К тому же Зойка, когда выпьет, сама дымит как паровоз, так что может и пронесёт. Он открыл форточку пошире и встал ближе к окну. Первая же затяжка прогнала нервную дрожь, и в голове немного прояснилось. Перед глазами возникло смеющееся лицо довольного Гуся, и Сергей невольно улыбнулся. С Макаром было хорошо, спокойно… Рядом с Гусевым он всегда чувствовал себя уверенно и защищённо, к нему хотелось прижаться, почувствовать себя в крепких объятиях и ни о чём больше не думать. Даже когда Макар съехал от своих, и они стали общаться реже, Сергей всегда помнил — где-то, не очень далеко, у него есть Гусь. Ему можно в любой момент позвонить или даже приехать, и он выслушает, обнимет, похлопает по плечу, потреплет по волосам… И снова станет хорошо. Так хорошо как с ним, Сергею не бывало даже с Майкой, хотя она, и Сергей ставил ей это в несомненную заслугу, была в первую очередь его подругой, уж потом — девушкой и женой. С ней было удобно: не нужно было париться по поводу вкусной еды, регулярного секса или отсутствия внимательного собеседника. Всё всегда было в наличии и к его услугам! И, конечно же, Сергей ни за что не хотел бы её потерять, но… жизнь без Майки он представить себе мог, а вот без дружбы с Макаром… Когда попытался, горло сдавил такой спазм, что Сергей закашлялся, давясь сигаретным дымом. Сергей вытер слезящиеся глаза и затушил о блюдце бычок — курить больше не хотелось. На смену Гусю-школьнику пришёл образ вполне взрослого Макара Степановича. Уже не такого лохматого, куда более серьёзного и рассудительного, но всё ещё непосредственного, живого и с чувством юмора. — И танцует он классно! — некстати вспомнил Сергей и задумался. Сильные и гибкие люди всегда вызывали у него восхищение, возможно, потому что сам он был напрочь лишён таких качеств. Когда-то давно он впервые увидел Майку во время тренировки по спортивной гимнастике и, наверное, влюбился. Сейчас, по прошествии лет и при наличии какого-никакого жизненного опыта, Сергей бы подобрал другое, более точное определение охватившим его тогда чувствам — он стал её фанатом. Верным и преданным. И очень уважал жену за то, что она не бросила гимнастику и на досуге продолжает тренироваться до сих пор. Но лихо отплясывающий на его свадьбе Гусев произвёл на Сергея куда большее впечатление. В школе Макар был физически силён, но неуклюж. Как ни странно, его неуклюжесть Сергею нравилась и даже казалась милой — не иначе как потому что он и сам был такой, и эта черта роднила их. Когда Макар упал, споткнувшись, в кабинете профессора, у Сергея, несмотря на весь охвативший его тогда шок, в груди сладко ёкнуло — сидящий на полу в нелепой позе Гусь снова выглядел родным и знакомым. И до ужаса притягательным. Сергей снова вспомнил танцующего друга и вздохнул. Раскрасневшийся, растрёпанный, сосредоточенный на точных и выверенных движениях, дававшихся ему как будто без особых усилий… Ему казалось, Макар звал его к себе своим танцем. Его, а не Зойку, с которой был в паре, и даже не Эла, которому без сомнений и было адресовано всё выступление. Потому что именно Сергею до жути хотелось подойти и дотронуться до Макара, сказать: "Я здесь, я тебя вижу!" и именно он с трудом сдержал свой порыв, чтобы соблюсти приличия. Мысль о том, что Макара, такого близкого, такого родного и привычного, со всеми его талантами и способностями, надеждами и мечтами, амбициями, привязанностями могло не быть и не было бы, если бы не по сути обычная случайность, наводила ужас. Сергей больше не сердился на друга за его извращения и даже на связь с Элом (как теперь, после всего, что Эл сделал, вообще можно испытывать к нему что-то помимо огромной благодарности?!), злость и досаду у него вызывал совершенно другой человек. «Мы до сих пор не знаем имени той девочки, из-за которой Макар сделал это с собой, — звучал в голове голос гусевской матери. — Он отказался нам его называть. Но Элеку сказал… По его словам, хотя мне и отцу трудно это признавать, у Макара не было шансов. Что ж, насильно мил не будешь… Жаль, что Макар так близко к сердцу принял свою неудачу. И ещё больше жаль, что он выбрал этот путь — полностью забыть про девушек и жить затворником. Получается, пусть и ненамеренно, эта девочка сломала ему жизнь…" — Девочка… — зло хмыкнул себе Сергей. — Девочка ли?..