***
Екатеринбург Спустя столько времени она снова стоит на пороге родного и такого невероятно чужого города. Слишком много паршивых воспоминаний. Поймав первое попавшее такси, она поехала к нужному адресу. Казалось, что ничего не изменилось. Эти же дома, киоски, парк. Столько лет Марина пыталась забыть это все, но в памяти продолжают всплывать картинки прошлого. Больно. Выйдя из автомобиля, она увидела ту самую пятиэтажку, глаза невольно взглянули на третий этаж, где красовался обшарпанный грязный балкон и такие же окна. Неудивительно. Марина поднялась на нужный этаж, как всегда дверь не заперта. Неудивительно. Слегка надавив на нее, она со скрипом начала открываться, прям фильм ужасов. Ничего не изменилось. В голове снова всплывают эти чертовы воспоминания, но пора уже с ними прощаться. Пройдя в кухню, невольно взгляд упал на портрет Олега в черной ленте, а на столе аккуратно лежала ее фотография с отцом. Марина взяла потрепанное изображение и провела рукой по нему рукой. — Я скучаю, пап, — соленная прозрачная слеза скатилась с девичьего лица. — Так, а кто это здесь, — в квартиру ввалилась женщина с очень знакомым голосом. — Белла Павловна, — искренне удивилась Бельжо, — неужели вы здесь живете до сих пор. — Маринка, ты что ли? — пожилая женщина прижала к себе хрупкую девушку. — Ну, какая красавица выросла. — А вы все такая же добродушная соседка, — вытирая слезы, проговорила Бельжо. Ты, наверное, к матери приехала, — Белла Павловна присела на табуретку, — так померла она, газ не выключила и задохнулась. Эх, пили они с этим Олегом, как черти, а потом ей совсем худо было. Водка погубила такую красавицу. — А кому было легко, —Марина взяла еще один стул и села напротив соседки. — Нужно хоть похороны устроить, да помянуть. — Это да, она хоть непутевая была, но все-таки мать твоя. Ты ее прости и отпусти. — Сложно, — глубоко вздохнув, ответила девушка. — А ты не держи обиду, нет ее больше, — Белла Павловна обняла Марину. — Да и с квартирой тебе делать что-то нужно, долгов там. Вернуться не хочешь сюда? — Сюда? — рассмеялась Марина. — Только если в страшном сне. Попрощаюсь с матерью и больше сюда не вернусь. Это же время Москва В операционной все стабильно. Белые халаты. Яркий свет ламп мог с лихой ослепить, если бы не глубокий сон. — Скальпель… Громкое пиликанье аппаратуры звучало, как соната Моцарта, а лучшие врачи Германии играли свои партии, аккуратно пробираясь к поломанному механизму. — Пульс. — В норме. — Тогда я приступаю… Четыре с половиной часа доктора, как волшебники колдовали над обычным парнем, за чью жизнь практически на другом конце света молилась самая обычная девушка. — Готово, — с облегчением сказал самый главный из врачей. — In ein paar monaten wird er wieder auf die deine kommen (через пару месяцев встанет на ноги). Danke für die arbeit, kollegen (спасибо за работу, коллеги).***
Утро нового дня Карельский по-прежнему находился в реанимации под наблюдением врачей, он практически вышел из бессознательного состояния, горло очень сильно болело, хотелось кашлять. Его тело трясет, будто он находится на Северном полюсе. Невнятно он просит, чтобы его укрыли, но медсестра понимает, что он бредит. — Марин, — сквозь затуманенный разум, он пытался позвать ее, зная, что она его слышит. — Вы отходите от общего наркоза, поэтому можете чувствовать озноб и жар, — объяснил медик и без того ничего непонимающему Максиму. В отделение прошмыгнула Инга, само с собой в палату ей попасть не удалось, но в реанимации у нее были хорошие знакомые и выведать хоть какую-то информацию о Максе ей очень хотелось. — Андрей, приветик дорогой, — Островская прошла в ординаторскую. — Ничего не знаешь про операцию Карельского. — А тебе чего до него? Жена что ли, — усмехнулся врач. — А если жена, — поправляя курчавые волосы, ответила Инга. — Тогда бы все знала, — издеваясь над санитаркой, проговорил парень. — Ты мне просто скажи, он жив? — Живее всех живых, — застегнув свой халат, ответил врач и удалился из кабинета. — Так себе новость, — злобно прошипела Инга и вышла вслед за мужчиной.