Что произошло?
Ничего необычного — разве что то, что должно было произойти рано или поздно. И произошло.Как она этого допустила?
Умышленно.Почему же не стала сопротивляться?
Да потому, что не хотела!И что за чувство правильности поселилось у неё в мозгу?..
Это было то чувство, семечко которого много лет выжидало своего часа, чтобы пустить росток — сочный, стойкий и плодородный. Пока что Рейнира не могла найти более убедительного объяснения своим действиям и действиям Деймона, но чётко решила двигаться подле него и дальше. Двигаться дальше и однажды разобраться во всём подчистую. День выдался погожим — ясным и солнечным, но не чрезмерно, а оттого вполне бодрящим. Если прислушиваться, то можно было даже уловить щебет певчих птичек, облюбовавших богатую крону деревьев, а где-то высоко, у границ забора, поймать глазами вытянутые тельца пёстрокрылых стрекоз, на местах полётов которых то и дело преломлялся свет. Выбравшись наружу, Рейнира с нетерпением наполнила грудь вездесущей свежестью. Живительный кислород напоил её всклень, и она судорожно встряхнулась. Мурашки окропили её, как утренняя морось. Дворик встретил их с Деймоном летней прохладой, уважительными приветствиями гостей и ором всполошенной Хелейны. Чего ради было тащить в общество ребёнка, если он так плохо переносил незнакомцев, Рейнира не знала. Но многочисленных лордов и леди, верно, капризы принцессы ничуть не смущали: обняв её обручем, они настырно вились вокруг них с нянькой, всё нахваливая её да умилённо улюлюкая. Они стояли затылками, но Рейнире не нужно было всматриваться в их лица — она и так была готова поклясться, что по их гримасам размазались льстивые лыбы. Некая леди обернулась к ней и блеснула золотым зубом. Рейниру аж всю передёрнуло от отвращения, и она рефлекторно вжалась в Деймона. Тот успокаивающе погладил её по костяшкам. — Куда подевался твой отец? — озадачил её он, и она мгновенно отвлеклась. И вправду… Где же он был? Рейнира пробежалась взглядом по площади: по бокам, чтобы не мешать общению, были расставлены столики, набитые вкусностями, в отдалении бренчали музыканты с блаженными физиономиями, то тут, то там велись горячие обсуждения между гостями, сбившимися в компании по интересам… Но ни в одной из таких компаний не было короля. Это настораживало: никто не любил диалоги так пылко, как любил он. Деймон устремился к столпотворению. Рейнира проследовала за ним. Словно ощутив их приближение, круг плавно расступился, пропуская их вглубь. Когда скопище постепенно рассосалось, в свете солнца блеснула золотая корона с трёхглавым драконом, и Рейнира увидела, что краснощёкую Хелейну держала вовсе не одна из её нянек… а Алисента. Рядом же с ней в гордом ликовании стоял король и светился до того ярко, что мог поразить, наверное, даже самого пропащего слепца. На плохо согнутых руках — не так, как было правильно, а так, как было удобно ему, — он всем напоказ выставлял грустного Эйгона, порой возмущённо барахтающегося навесу. Тот всё тихонечко шлёпал губами, но кричать почему-то не решался. Мальчик был смирен, и Рейнира даже предположить не могла, что он сегодня тоже присутствовал на приёме. Воззрившись на отца, она на секунду стушевалась. Он, такой же румяный, как и дети, столь искренне и по-детски невинно щерил зубы, что ни у кого не возникало сомнений: он был непомерно счастлив, — быть может, впервые за очень долгое время. И чем больше Рейнира вкушала его счастье, тем хуже ей становилось, — стыд, ужасный и беспощадный, до костей и крови грыз её за то, что она не разделяла этой радости… Но она не её могла разделить, как бы ни силилась себя заставить. Она прикусила губу. Тяжесть чьего-то внимания легла на её шею молотом кузнеца, и Рейнира инстинктивно покрутилась. Чутьё её не подвело, и когда она подняла голову, то тут же наткнулась на Деймона, из-под белых ресниц смотрящего на неё с неким лукавством, присущим ему одному. — Пойдём поздороваемся, — предложил он. Его ладонь умиротворяюще скользнула по её лопаткам. Рейнира вспомнила недавний поцелуй. Весь мир снова распался на куски, перестал существовать — остались только она и Деймон… А всё прочее было уже не столь важно. Она воодушевилась. С трудом разорвав зрительный контакт, она ступила вперёд… и тотчас столкнулась взглядом с отцом. Его фиалковая радужка сверкнула по-недоброму, и Рейнира испугалась, что он на неё разозлится: после всех этих слухов они с Деймоном явились на раут вместе… Но король, напротив, вдруг расплылся в самой ласковой и приветливой улыбке, на какую был способен, и, сунув ребенка в объятия ближайшей слуги, мигом переключился на них. Разводя руки, он нерасторопно поковылял в их направлении. С некоторых пор у него побаливала нога, и он неуклюже шатался, когда опирался на неё. — Деймон! Рейнира! Слава богам, вы здесь! — просипел он, и люди моментально среагировали на его оклик. — Принц Деймон! Принцесса Рейнира! — заахали они вразнобой. Леди кокетливо прижали вееры к груди и, приседая, томно обмахнулись ими, будто вот-вот могли лишиться сознания. Лорды же по-павлинье поклонились и дружно раздвинулись, как шторы, — так, чтобы не мешаться Их Величеству на пути к семье. Все засуетились. Когда дорожка расчистилась, Алисента поудобнее перехватила малышку, задремавшую от утомления, и побрела за мужем. Полы её бордового платья зашелестели, словно опавшая листва осенью. Она и сама теперь уж больно напоминала осень — бледная и уставшая, она явно плохо спала и по утрам страдала от бессилия, а оттого слуги предпочитали рядить её в платья самых насыщенных оттенков, чтобы придать её виду хоть немного красок. Крупные серьги, кольца, ожерелья, изящные головные уборы — она вся сияла, как и подобало женщине её положения. Но Рейнира могла бы поспорить: никакие украшения не приносили ей гармонии, о которой она мечтала. А чаровницей, способной обернуть время вспять, она нисколько не была. Когда Деймон сделал шаг навстречу брату, Рейнира внезапно осознала, что до сих пор крепко сжимала его локоть. Она цеплялась за него стихийно, а он мирно ждал, пока ей не станет лучше, не упрекая даже тогда, когда она нервно вдавливала ногти ему в кожу. А стоило бы. Вздрогнув, она выпустила его, и братья наконец обнялись. Король, раззадоренно качая головой, хлопнул Деймона по плечу. Когда они отстранились друг от друга, он всхрапнул: — Эх, дома ты иль нет, а глаз не радуешь. Мы уж оставили все надежды увидеть тебя сегодня. Сам пропадаешь и теперь Рейниру за собой тянешь, — он, посмеиваясь, кивнул дочери, и та заметила в его фразе скрытый укор. — Бросаете меня на растерзание младенцам. Рейниру аж всю передёрнуло: «Ты со своей семьёй, а я — со своей», — протест рвался прочь у неё из горла, но она упрямо стискивала челюсти, чтобы не выдать ни звука, не ляпнуть ни слова… Ни хорошего, ни плохого. Деймон лишь пожал плечами. — Сам виноват. Некому больше составить твоей дочери компанию в полётах. И во всём прочем, — Алисента, внимающая его речам, отчуждённо пожевала щёку. — Тебе давно следовало взять дракона. — Думаешь, пришло время? — Думаю, оно уже вышло. Братья шумно расхохотались. — Называешь меня стариком? — Визерис всплеснул кистями. — Вспомни-ка, что и сам не так уж далеко ушёл!.. Сад преисполнился ладной мелодией семейных уз. Перекинувшись любезностями в их особой манере, король и принц неторопливо двинулись к столу, дабы продолжить обмен шутками за бокалом вина, и в тот же момент позабыли обо всём насущном. Скоро стало тяжело их расслышать — они говорили уже не так громко, но, если судить по поведению, по-прежнему безбожно друг над другом подтрунивали. Рейнира видела, что отец был доволен, — он надрывал живот, озорно щурился и активно жестикулировал. Он всегда так делал, когда прилично выпивал и пребывал в приподнятом расположении духа. Праздник выходил на славу. Рейнира потопталась на месте. Двор битком заглушило болтовнёй. Гостей собралось до того много, что даже яблоку было некуда упасть, и каждый приглашённый с удовольствием угощался господской радушностью. Поблизости расположилась чета благородных женщин, и те периодически стреляли глазками в сторону Рейниры. Леди постарше и помоложе то и дело поворачивались к ней и невзначай подзывали, но она чуралась их и их тем: о материнстве, о замужестве… и о Деймоне Таргариене. Таился ли в их предложении подлый намёк?.. Кто знал. Не придумав, чем заняться, Рейнира решила присоединиться к банкету вместе с отцом и с Деймоном. Королева, тоже оказавшаяся в подобном положении, поравнялась с ней. Хелейна, уткнувшаяся ей грудь, мерно мямлила. Толпа вокруг в кои-то веки развеялась и малышка потихоньку успокоилась, то засыпая, то просыпаясь вновь. Рейнира наивно понадеялась, что Хелейна вот-вот проснётся, что внимание Алисенты снова перейдёт к ней, и нежеланного диалога удастся избежать… Но надеждам не было суждено воплотиться в реальность: малютка скоро опять прикорнула, и её неугомонная мать благополучно переключилась обратно. — Рейнира… — позвала она. И Рейнира тут же скуксилась. Она бы заплатила любые деньги, лишь бы не возвращаться к былому. Лишь бы королева прекратила к ней липнуть, точно последних лет не существовало. И пусть злость понемногу ушла, а раны от предательства обросли тугой коркой, отрады в жизни всё же не прибавилось. Где-то в глубине души Рейнира уже с десяток раз бросила в пекло все обиды, простила и отца, и новоиспечённую мачеху… Но каждый раз, когда она проходила мимо покоев королевы, она снова и снова с головой окуналась в океан отчаяния и захлёбывалась солью до тех пор, пока глотка не слипалась вусмерть, а из-под век не вылетали искры. Больше всего на свете она желала, чтоб эти покои пустовали. Хотя бы ещё пару лет после смерти её матери… Алисента, не получив ответа, поделилась эмоциями: — Я рада, что ты здесь. Рейнира поёжилась: — Приказ короля. — Мне всё равно приятно. Нам приятно, — королева приподняла дочь. Та, резко пробудившись, устремилась вверх, пытаясь ухватить мать за локоны, но не преуспела. — Ну-ка помаши сестрице, Хелейна… Рейнира неосознанно смутилась. Когда Алисента махнула ей крохотной ладошкой сестры, ей стало ужасно некомфортно — втягивать в недомолвки ребёнка она считала некрасивым. — Пусть растёт здоровой. — Я бы хотела, чтоб вы общались. Вы с Деймоном всегда были так близки… Но к Эйгону и Хелейне у него сердце не лежит. — Его можно понять. — Да… Я знаю. Понуренная, изнемогшая, Алисента пару раз моргнула и порывисто обернулась, исподтишка посмотрев на Деймона. Почему-то в её взгляде промелькнул отблеск тоски, природа которой Рейнире была неизвестна. Словно не в себе, та забормотала: — Вы с ним всё время вместе… Даже больше, чем раньше. — Сейчас у нас больше общих интересов, — Рейнира крутанула кольца. Встревоженная, она прибавила шагу и двинулась отцу. — Больше, чем когда-либо. Королева похолодела. Её лицо, обычно насилу доброжелательное и милое, вмиг преобразилось — наводнилось по-женски колкой осторожностью и недоверием. Не нужно было общаться с ней близко, чтобы смело заявить: она явно слышала, о чём в народе ныне велась молва. И, походу, это её не радовало. Она ещё разок бросила взор на Деймона, а потом, догнав, опять обратилась к Рейнире. — Сплетников это не волнует, — прошептала она. Рейнира свела брови. Она никогда не могла найти объяснения, почему Алисента так остро реагировала на Деймона. Ещё в детстве, когда они с ним часами вились в небе и прибегали в замок затемно, подруга после всегда набрасывалась на неё: что же они делали? Что Деймон рассказывал? Что подарил? Что задумал?.. Её увлекали его истории, её интриговали сплетни о его выходках, её захватывало каждое его прибытие… Иной раз Рейнира даже начинала переживать: любопытство Алисенты чудилось ей совсем не здоровым. Хмыкнув, она неожиданно спросила: — А тебя? Королева опешила. — Что? — Сплетни волнуют тех, кто в них заинтересован. По какой причине они волнуют Ваше Величество? Алисента замерла с открытым ртом. Мгновением позже она нахмурилась и, казалось, вознамерилась возразить, но не успела: стол, за которым отдыхали Визерис и Деймон Таргариены, настиг их слишком скоро. Деймон демонстративно попросил Рейниру сесть рядом с ним. Та, чувствуя себя спасённой, сразу же согласилась. — Твой отец предлагает устроить скачки на следующей неделе, — он подал ей свой кубок, и она смочила губы в вине. Визерис сделал большой глоток. Отставив посудину, он велел прислуге подлить ещё. — Давно у нас не проводились состязания подобного рода. Рыцарские поединки — дело занятное, но люд требует разнообразия… — будто бы пожаловался он. Вальяжно развалившийся в кресле, Деймон таинственно покосился на брата. — И азарта. — Пройдёт век, а ты всё будешь напоминать мне о том случае, — король пригрозил ему пальцем. — Но теперь ты меня не обыграешь: тогда я не разбирался в конях, но теперь… Деймон усмехнулся, но парировать никак не стал — видимо, в том не было смысла. Немного поразмышляв о чём-то, он наклонился к Рейнире: — Тебе-то как идея? К беседе внезапно примкнула Алисента, доселе молчавшая: — О Семеро, скачки — это же замечательно! — перекладывая Хелейну в руки нянечке, она вдохновенно сделала вздох. Весь её образ переменился: она вещала скорее как мать, нежели как королева. — Здоровое соревнование… без крови и зрелищ. Нам как раз такого не хватает, правда? Повисла гробовая тишина. Кровь и зрелища среди присутствующих любили все. Рейнира не сообразила, как могла бы прокомментировать такое высказывание, и, отняв у Деймона кубок, вновь нырнула в него носом… Однако и вино не спасло её от вездесущего ощущения несуразности, которой наполнился их разговор. — Не помню, когда в последний раз была на скачках, — через некоторое время возвращая одолженное, призналась она в попытке перевести тему. Вероятно, зря. Визерис с лёгким раздражением опустошил грудь. — Куда уж лошадям до драконов. Тебя становится всё труднее вытащить в свет, глядишь — скоро поселишься в Логове вместе с Сиракс. Рейнира оскорбилась. Ей всё чаще стало мерещиться, что она выводила отца одним своим существованием. — Неправда, — возмутилась она. Стул пронзительно скрипнул, когда она придвинула его к столу. — Я же здесь. И на скачки тоже приду… Если они состоятся, конечно. Она не винила отца за его резкость — в целом он был прав: она действительно стала редко бывать на людях. Стараясь пораньше умчать к облакам, она покидала стены замка ещё до того, как отец посылал ей приглашение на тот или иной раут, а потом, возвращаясь, честно хмыкала: она ни о чём не знала, ни о чём не ведала и, вообще, была абсолютно не при делах. Тогда между ними завязывалась перепалка, и они, не найдя точек соприкосновения, расходились до следующего дня. Сегодня Рейнира снова приготовилась спорить, приготовилась схлестнуться с ним, как два заскучавших крестьянина в порту гавани… Но король, верно, вспомнил, что он был король, — и вовремя спохватился. — Спасибо, — кашлянул он и протянул ей руку. — Тебе всегда рады здесь. Приходи почаще. Когда Рейнира, опешив, протянула свою в ответ, он добродушно улыбнулся. Он сжал её ладошку нежно и аккуратно — так, как делал, когда она была ещё крохотной и хрупкой, не способной за себя постоять, а он, будучи её отцом, поклялся защищать её от всего мира, служить ей щитом и мечом… Жаль, дракону не нужны были ни щит, ни меч, — когда у него прорезались зубы, все щиты тотчас покрывались зияющими дырами, а мечи тупились и обламывались. Рейнира побарабанила кончиками ногтей по коленке. Облегчение — ещё неполноценное, только в зачатках, в нераскрывшихся крупицах семян — закружилось, ожило, восстало в иллюзии чаяния. То, из-за чего они с королём провели годы в разладе, мало-помалу обнищало и вскоре развеялось по ветру как пыль. Рейнира была уверена, что отец тоже почувствовал это: как напряжение, которое томилось в их отношениях несколько трудных лет, постепенно принялось спадать, как грозные тучи капля за каплей потеряли свой стан и дали волю тёплым солнечным лучам… Всё налаживалось. Не сразу, но налаживалось. Но пусть надрыв уж не был столь жесток, неловкость никуда не делась. Отстранившись, Рейнира порассуждала про себя, а потом неспешно встала. — Прошу прощения. И, покинув семью, отлучилась. Ей захотелось побыть одной. Напротив, у дальней стены, обилием кушаний пестрел ещё один столик, набитый десертами. Он был заставлен всем, что ей нравилось: всеразличными печеньем, тортами, пухлыми канапе и пирожными, — теми самыми, которые слуги привыкли выносить с кухни первыми, дабы их драгоценная принцесса не томилась в ожидании любимых угощений. Красочные и манящие, тарелки уже наполовину опустели, но оставшаяся половина всё ещё привлекала своей аппетитностью. Удержаться было тяжело. Сопротивляться соблазну Рейнира не стала. За это как матушка, так и Нура, должно быть, непременно наругались бы на неё: со всем, в чём преобладали сахар или шоколад, с детства у неё имелись большие проблемы… Впрочем, как и у любого другого ребёнка. Но матери больше не было рядом, чтоб научить её уму-разуму, а Нуре отчитывать госпожу прилюдно отнюдь не пристало. Теперь за свой выбор и его последствия ручаться ей приходилось самостоятельно. Рейнира сделала вывод, что раз уж она стала достаточно взрослой для замужества, то и для поедания лакомств без чьего-либо дозволения — тем более. Взрослая жизнь, как оказалось, мало чем разнилась с детством: серьёзных вещей ей всё так же не доверяли, мнения не ценили, совета не спрашивали. Отец даже не удосужился заранее узнать, не заблагорассудится ли ей убиться, если место её матери случайно займёт та, кого она желала видеть на нём меньше всего… Даже двенадцатилетняя Лейна была лучшей кандидатурой, и с ней Рейнира, несмотря на все противоречия, практически смирилась, — всё во благо королевства, успокаивала она себя, всё ради политики. Но король и его королева переиграли всех: и Лейну, и её, Рейниру, и даже самих себя. Однако все свыклись. И если свыклись Веларионы, то и Рейнира могла бы — ныне, когда пыл огорчения уже поугас, обстановка в семье перестала быть столь невыносимой. Разве что понадобится приложить некоторые усилия, чтоб преумножить терпение… Но и терпение лишним не бывало. Рейнира слизнула с пальца ляпку крема. Сливки растеклись по её языку, и она поморщилась от удовольствия. Стоя в окружении бесконечных лордов и леди, она отнюдь не беспокоилась об их присутствии — занимаясь тем, чем ей было любо заниматься, она никого не волновала и не волновалась сама. Ветерок игриво гонял края её юбки, лакомства утоляли жажду отрады, а редкие лучи солнца благодушно падали ей на нос, когда она, разморённая, подставляла под них лицо. Лень постепенно сменяла душевную смуту… Пока в мир необъятной безмятежности вновь не ворвался Деймон со свойственным ему гамом. — В компании пирожных веселее, чем со мной? — ухмыльнулся он. Он облокотился на стол, и блюдца, едва ли не пустые, накренились. Оценив состояние их содержимого, Рейнира поняла, что, задумавшись, съела слишком много. Даже для неё, любительницы сладкого, это был перебор. Опомнившись, она заставила себя отложить взятое печенье. — С кем угодно будет веселее, чем здесь, — буркнула она. Деймон, странновато прищуриваясь, отвернулся. Все присутствующие, начиная от юнцов и заканчивая скрюченными стариками, были увлечены чем-то своим: кто-то разгорячённо вёл беседы, кто-то поднимал тосты, кто-то наслаждался ваянием бардов… Королева таскала поочередно детей, которые принимались хныкать, если долго не видели матери, а король сидел чуть поодаль и по отдельности подзывал к себе вопрошающих — тех, кто не рисковал подойти к нему, когда он был трезв. Друг до друга никому уже, в сущности, не было дела. Деймон, сориентировавшись в обстановке, вдруг выдал: — Пошли. Рейнира широко раскрыла глаза. — Куда? — Не куда, а к кому, — он кивнул в сторону гор. — Думаешь, Сиракс нравится сидеть в той дыре? Драконам нужна свобода. Нам с тобой — тоже. Рейнира вздрогнула. Ей тотчас почудилось, что кто-то пожирал её взором, и она непроизвольно покрутилась, выискивая того, кто мог бы быть за это ответственен. Виновник нашёлся скоро. Алисента, строгая, поджимающая нижнюю губу, ровно от обиды, смотрела на них с Деймоном с такой откровенной претензией, что Рейнира буквально могла слышать, как с её языка срывался приказ: — Королева велит остаться!.. И от этого нахождение здесь стало претить ей ещё больше. Драконам нужна свобода, повторила про себя Рейнира. Поэтому то, что предложил Деймон, нельзя было называть побегом в полной мере. Это было стремление к своей истинной природе.