3. Первое разбитое сердце
Ирука играл на улице, ожидая, когда придет Какаши. Он давно не видел своего друга (вообще-то он видел его три дня назад, но для четырехлетнего ребенка это была целая вечность), и ему не терпелось показать ему, чему он научился сегодня в Академии. Он кувыркался, скакал и громко смеялся; солнечные лучи раскаляли его кожу, поджаривая ее, и он основательно загорел. Он стоял под окном кухни, пристально глядя на маленькую лягушку и пытаясь определить лучший способ поймать ее, когда услышал, как его мать сказала тоном глубокой боли: — О нет, только не Сакумо. Только не Сакумо. Ирука сел на пятки и нахмурился. Сакумо был отцом Какаши, и что же такого могло с ним случиться, чтобы мать так плакала? Он встал и на цыпочках заглянул через деревянный подоконник. Его отец стоял там, прижимая к себе мать и поглаживая пальцами ее длинные локоны. Они оба были одеты в рабочую одежду, но его мать, обычно не склонная к слезам женщина, закричала: — Ирума, что с Какаши? Ирука почувствовал, как в груди что-то болезненно сжалось, и, не раздумывая, помчался к дороге, без колебаний направляясь к комплексу Хатаке. Он уже много раз бывал там, когда его таскал кто-то из родителей или Какаши, и знал дорогу, но она оказалась гораздо дальше, чем он думал. Он ужасно запыхался, когда, наконец, добрался до места назначения и обнаружил, что дом полностью закрыт. Все окна были заперты, и на них висела черная ткань. Ирука вдруг очень испугался, но потом подумал о Какаши, о своем друге, который мог быть ранен или нуждаться в помощи. Он прикусил губу и прокрался во двор. Недавно, придя сюда навестить Какаши, он почувствовал сильное беспокойство. Что-то изменилось, и главным образом это касалось Сакумо. Вместо уверенного, улыбающегося мужчины, которого знал Ирука, он казался тенью человека, переходящего из комнаты в комнату со сгорбленными плечами. Ирука знал, что это повлияло и на Какаши. Всякий раз, когда Какаши возвращался домой с миссии, они больше не играли в доме Хатаке. Внизу у реки — да, или в доме Ируки, но никогда не рядом с местом, где Сакумо едва существовал. Однажды Какаши подрался с каким-то мальчиком, потому что тот сказал что-то о Сакумо, и когда Ирука разрыдался от того, что его друг так грубо себя ведет, Какаши остановился и отвел его домой. — Что ты здесь делаешь, — резко сказал кто-то, когда Ирука проскользнул за дом. Он испугался и поскользнулся, тяжело упав на пол. Подняв голову, он увидел темную фигуру, сидящую на полу в боковом проходе, с маской, натянутой на нижнюю половину лица. — Какаши! — Ирука вскочил на ноги и потянулся к нему, но вместо того, чтобы взять его за руку и подтянуть к себе, Какаши отвернул голову. — Какаши? — Уходи. Ирука моргнул, его рука опустилась на деревянную поверхность внешнего коридора. Какаши никогда не разговаривал с ним подобным образом, никогда не отворачивался от него таким образом. — Какаши, что случилось с Сакумо-отоусан? Какаши повернул голову назад к нему, его глаза расширились и сверкали от ярости; он глубоко вздохнул и закричал: — Заткнись! У меня нет отца! Он умер, умер, и это хорошо! Ирука закрыл рот обеими руками, как будто это он произнес эти ужасные слова. Они уставились друг на друга, Какаши дышал так тяжело, что его ноздри раздувались от усилий, заметных даже под черным материалом. Его лицо, закрытое маской, выглядело совсем иначе, и Ирука вдруг поверил, что это вовсе не его друг, а демон такого же роста, с таким же стройным телом и такой же копной серебристых волос. Какаши снова отвел взгляд. — Мой отец мертв. — Его голос снова был безэмоциональным, и на глаза Ируки навернулись слезы; Сакумо был мертв? — Я всегда хотел быть похожим на него, — холодно продолжил Какаши. — Всегда. Но он умер с позором. Уходи. Я не хочу, чтобы ты был рядом. Ирука качал головой, рыдая, но Какаши просто смотрел на него. — У меня больше нет времени играть с тобой. Я не собираюсь быть похожим на своего отца и тратить время на кого попало. — Не Каши! — Ирука яростно закричал на него; он был так ошеломлен, что на мгновение вернулся к своей старой детской речи, даже не понимая, что он говорит, и глаза над маской расширились от удивления. Ирука нагнулся и схватил камень, бросив его в него. Какаши легко поймал его, но странная холодность в его глазах на мгновение стерлась. — Он мой друг и не стал бы говорить такие вещи! Я люблю Каши, а ты не он! Ирука повернулся и побежал обратно к своему дому; он точно знал, что это был не его Какаши, потому что его друг не любил, когда он плакал; его Какаши обязательно побежал бы за ним и вытер бы ему лицо, и сказал бы особые, глупые вещи, чтобы заставить его снова смеяться. Он все еще плакал, когда, споткнувшись, упал в высокую траву в собственном дворе. Его мать выбежала и подняла его, вытирая лицо дрожащими пальцами; она отнесла его в дом и уложила спать, но она не знала, что хоть и часть его слез были из-за потери Сакумо, почти все они были пролиты из-за его Каши.4. Первый ребенок
В воздухе витал пепел, и легкие Ируки горели от усилий дышать. Он слышал слабые крики, но не мог понять, из-за того ли, что люди были очень далеко, или потому, что он почти оглох. Было очень шумно, раскаленный рев сопровождался криками страдающих жителей Конохи. Это было ужасно. Ирука пытался выползти из глубокой канавы, в которую его столкнул отец, и не смог сделать это с первой попытки. Он заставлял себя не плакать, но слезы все равно текли по его грязным щекам, когда он хватался за торчащие камни. Что-то больно царапнуло его правую ногу, и Ирука издал почти беззвучный скулеж от боли. Наконец он добрался до вершины канавы и перелез через осыпающийся край, глядя на окружающее его запустение. То, что когда-то было здоровым зеленым лесом, теперь превратилось в дымящуюся пустошь. Он поспешно вытер слезы на лице и был потрясен, увидев, что его руки в крови. Он что, плакал кровью? Ирука задрал подол рубашки и вытер лицо; переносицу начало больно щипать, и он вспомнил, что, когда отец бросил его, буквально подхватил и отшвырнул с пути катящегося шара пламени, кунай в руке отца хлестнул его по лицу и порезал его. Рана была длинной и глубокой; Ирука попытался вспомнить дзюцу исцеления, которому мать научила его несколько недель назад, и сосредоточился на своей чакре, надеясь сшить неровные края раны вместе. Было слишком больно, и он остановился, оглядываясь по сторонам в поисках своих родителей. В последний раз он видел их… вон там, у большого обгорелого пня, который когда-то был гордым массивным деревом. Он начал идти туда, прихрамывая на правую ногу, но потом остановился. Вокруг него лежали тела; большинство из них были обуглены до неузнаваемости, кости едва держались вместе благодаря еще дымящейся плоти. Ирука с ужасом понял, что пепел вокруг него — это не только останки леса, но и других людей. Он позвал: «Мама», но его голос был слишком хриплым, и он был слишком слаб, чтобы попытаться быть громче. «Мама, мама», — шептал он, глядя на то место, где он видел ее в последний раз, держась за своего потерявшего сознание отца, когда стена пламени охватила их. Ирука покачнулся, и мир вокруг него начал темнеть; он прикусил внутреннюю сторону щеки, чтобы не потерять сознание. Быстро повернулся и почти упал на колени, неглубоко дыша ртом и отплевываясь от запаха горелой плоти. Теперь он мог слышать гораздо лучше, и там кто-то застонал. Ирука огляделся по сторонам; в центре обугленного круга увидел что-то слабо шевелящееся на земле. Он зашагал к нему, тихо шепча под нос извинения перед мертвыми жителями деревни, через которых он переступал. Когда он подошел совсем близко, то понял, что это белый плащ, плотно обмотанный вокруг чего-то маленького, копошащегося и очень громкого. На мгновение он попытался вспомнить, где он видел этот плащ раньше, но отбросил эту мысль на задворки сознания, встал на колени и начал разворачивать материал. Маленький светловолосый мальчик жалобно заплакал, когда Ируке наконец удалось освободить его; обычный ребенок, со странными отметинами на щеках. Ирука вытер их, подумав, что это, вероятно, следы копоти от огня, но они не сходили. По крайней мере, они не причиняли ему вреда, он не плакал сильнее, когда Ирука прикасался к ним. — Все в порядке, — сказал он и снова завернул ребенка в плащ, как мог. Прижал к себе сверток, стараясь баюкать, как он помнил, делали матери, чтобы успокоить своих малышей, и, похоже, это сработало, потому что ребенок перестал плакать и моргнул большими глазами, глядя на Ируку, а потом снова закрыл их. Он выглядел измученным, и Ирука посмотрел на небо, пытаясь найти заходящее солнце, чтобы идти в нужном направлении. — Эй! Ты! Ирука мог бы заплакать, увидев небольшую группу людей, направляющихся к нему. Он стоял на месте, испытывая на мгновение облегчение, но потом понял, что что-то не так. — Отдай мне этого ребенка, — довольно резко сказал ему один из мужчин, как только группа, состоящая примерно из трех мужчин и двух женщин, подошла ближе. — Парень, послушай меня. Отдай мне этого ребенка. — Что? Почему? — Ирука отступил назад и посмотрел в лицо малыша. Такой крохотный и безобидный, что они хотят от него? — Это демон! — закричала одна из женщин, и Ирука подскочил из-за этого отчаянного крика. — В этом ребенке сидит демон-лис, убей это! Убей! Ирука оступился и чуть не упал, но кто-то поймал его за локоть и поддержал; он отдернул руку и крутанулся на месте, думая, что кто-то из жителей подкрался к нему сзади, чтобы забрать ребенка. Ирука уже твердо решил, что не позволит им причинить вред малышу, и поэтому, когда он увидел стоящего там очень стройного мужчину в странном металлическом жилете, совсем не похожем на жилет джоунина, и с длинным мечом, он крепко обнял ребенка и сказал дрожащим голосом: — Я не позволю вам забрать его. На мужчине была маска, потрескавшаяся во многих местах; он смотрел на Ируку и ребенка, казалось, очень долго. Затем он бросился на Ируку, который едва успел открыть рот от шока; у него не было шансов против такой скорости, но он все равно сгорбился над ребенком на руках, плечи напряглись в попытке спастись от любого встречного удара. Крик замер в его горле, когда он понял, что этот молодой человек теперь стоит перед ним, держа меч наготове, чтобы отразить нападение разъяренной группы. — Оставьте их, — приказал странный шиноби, и даже когда один из жителей деревни угрожающе шагнул вперед, он стоял твердо. — Оставьте их и возвращайтесь домой к тем, кто остался от ваших семей. Бормоча ругательства, они разошлись, бросая сердитые взгляды через плечо. Человек в маске смотрел, как они уходят, и когда все они скрылись из виду, он повернулся, чтобы посмотреть на Ируку. Шиноби убрал меч в ножны и приложил обе руки к своей маске; она крошилась в его руках, еще одна поверженная жертва долгой битвы, и он позволил ей упасть на землю. Глаза Ируки расширились. Теперь он заметил волосы, и это был не мужчина, по крайней мере, пока. Хотя лицо было более узким, чем Ирука помнил, он знал, кто это, и знал его довольно хорошо. Однако он не понимал, что это за маска, но его мозг был слишком утомлен, чтобы размышлять об этом. — Какаши? Какаши просто смотрел на ребенка в руках Ируки и протянул руку, чтобы коснуться материала плаща, в который он был завернут, и провести пальцами по красному узору на подоле. Ирука импульсивно вцепился в его руку в перчатке, крепко держась за нее. — В этом мальчике запечатан девятихвостый, — наконец сказал Какаши, но не сделал ни малейшего усилия, чтобы убрать руку Ируки со своей. — Лис убил много наших людей. Ирука в шоке посмотрел на ребенка, который все еще крепко спал. Этот ребенок? — Он просто ребенок, — наконец пробормотал Ирука. Он подумал о своих родителях и начал дрожать; пальцы Какаши сгибались в его пальцах, как будто он собирался отдернуть их. — Оно убило много хороших людей, — повторил Какаши странно ровным тоном, хотя Ирука мог уловить что-то опасное, скрывающееся под ним, что-то раненое, готовое вырваться и уничтожить. Не думая, Ирука слегка отвернулся, защищая ребенка от жесткого взгляда Какаши. Возможно, со временем он возненавидит этого ребенка за то, что тот был частью события, отнявшего у него всю жизнь. Возможно, он даже пожалеет о том, что спас его. Но не сегодня; сегодня он слишком устал видеть смерть. Он все еще сжимал руку Какаши, как бы умоляя его. Выражение лица Какаши изменилось и холодный взгляд скользнул по грязному лицу Ируки. — Пойдем, — мягко сказал он и потянул Ируку в сторону центра Конохи. — Ты отнесешь его к Сандайме-сама. — Что… что случилось с Й-Йондайме? — Ирука заикался, но Какаши продолжал идти и не отвечал.