Перерождённая

      Дерево на заснеженном поле было черно, а чьи-то вьющиеся пальцы — словно гнилые, обмякшие ветки — толкали меня в спину навстречу к нему. Дерево с каждым моим шагом становилось всё более отчётливым и пугающе омерзительным. Жёлто-зелёная субстанция вытекала из трещин коры на белую пелену снега, заставляя землю рваться как полотно, а те самые гнилые руки, что толкали меня, потащили прямиком в само дерево. Этот сон промелькнул быстро и почти незаметно, но ощущения перешли в реальность. Крик о помощи, который я издала, оглушил меня же саму. Я цеплялась своими короткими и ещё мягкими, но всё равно острыми ногтями в кожу рук, пытаясь сорвать всю плоть, которая была задета той гнилью.       Мать со свечой в руке вбежала в комнату. Она села рядом на кровать, ставя танцующую от дуновения ветра свечу на тумбочку рядом. Женщина прижала меня к своей груди, мыча успокаивающую мелодию. Она поглаживала меня по спине, заставляя обмякнуть моим рукам и полностью погрузиться в умиротворительную темноту. Той же ночью сон повторился, и кто-то вновь пришёл, открыв засов моего окна со стороны улицы. На этот раз я не проснулась от кошмара — я забыла его. Кто-то успокоил этот тревожный сон, заставив забыть его. Он держал свою ладонь на моих закрытых веках до тех пор, пока кошмар не исчез. Я даже сейчас чувствую ночное присутствие неизвестного, который убаюкивает и успокаивает, а потом вместе с моими снами исчезает, но я помню, как чьи-то длинные волосы щекотали мой нос.       Чтение книг в библиотеке нашего особняка было и есть единственным развлечением, которым хотелось заниматься в свободное время. Из этих книг я узнала о нашем государстве больше, чем от учителей, которые приходят в этот дом. В книгах описана очень интересная легенда, в которой рассказывается о первом, кто ступил на землю государства. Все люди давно забыли имя того, кто однажды спустился на эту землю, чтобы создать Эйфлерин, потому продолжают его звать просто Северным. Хоть и не помнят имени, но люди знают, что именно он был тем, кто пришёл на землю впервые. За Северным последовало около сотни звёзд, создав маленькую, но изобильную территорию. За ними последовал всесоздатель, он сотворил людские земли, и в то же мгновение был очарован одной звездой. Влюблённый всесоздатель подарил плодородие всем землям, осчастливив тем самым свою возлюбленную, которой было грустно смотреть на пустоту. Так появилась жизнь, так появились люди. Возлюбленная превратилась в пыль, но прежде успела подарить кому-то жизнь, а всесоздатель исчез, и более его не видели ни люди, ни даже звёзды. Вот такая непонятная история существует, оставляя после себя много вопросов. Однако известно одно — Северный хотел сам жить на своей уже обжитой земле, но не мог, ведь людская земля его отвергла спустя несколько десятилетий. Северный вернулся вместе со всеми звёздами, что спускались с ним, обратно на небеса, оставив после себя прижившиеся капли душ, которые по сей день находят для себя сосуды. Люди под влиянием душ звёзд стали править государством от имени звёзд — Эсфирийцев.       Государство, которым правит храм звёзд, окружено морем, что полностью отделяет нашу землю от других стран, которые размещены круговым щитом к Эйфлерину. На тех землях нигде нет звездомых храмов или, уж тем более, святилищ, но на каждой территории построены храмы в честь всесоздателя — того, кто дал мне человеческую жизнь. Все эти годы я помнила странницу, которая бродит по землям бесчисленное количество времени, но, увы, после того как она дала мне эту жизнь, я более не встречала её. Раздумывая о незнакомке, однажды я поняла, что только всесоздателю под силу переродить звезду.       В Эйфлерине существует традиция: когда рождается ребёнок в государстве, его приносят святому для благословения. Но я не была той, кто мог бы его получить, ведь после смерти последнего святого, которого убила Нэрим, он так и не появился. Душа Северного полностью пропала из этого мира. Почти год назад мне стукнуло шестнадцать, тогда-то мать мне и рассказала необычайно забавную новость о том, что святой объявился, когда мне было восемь лет, и с тех пор уже почти девять лет он правил в храме. Вот только правда ли, что святой, который всегда появлялся максимум через три года после смерти предыдущего, появился лишь через десять лет? Ведь он исчез ровно тогда, когда умерла я, став призраком на два года. Даже принимая во внимание его существование, всю жизнь я думала, что когда он появится, я первым делом побегу в храм, чтобы встретиться со святым. Попрошу, чтобы он помог мне вспомнить прошлое, избавил от жутких кошмаров и, возможно, вернул меня туда, где мой дом. Сейчас я не хочу возвращаться туда, нет желания вспоминать прошлое, потому что я сейчас не то существо, которым была раньше, мне приятно находиться в своей обжитой зоне комфорта.       — Инес, прошу, зайди в мой кабинет.       Отец заметил меня, сидящую в кресле-качалке, из-за приоткрытой двери библиотеки и зашёл. Он поразглядывал какое-то время большие стопки книг на полу возле меня, а потом, окликнув, незамедлительно вышел и закрыл дверь.       Дочитав главу, в которой героиня направилась в лес на поиски своего брата, я положила закладку и закрыла книгу, отложив на маленький круглый столик рядом. Кабинет отца находился на втором этаже сразу за лестницей, и когда я, придерживаясь за выкрашенные чёрным перила, поднялась, то увидела, что для меня там было уже открыто.       — Закрой дверь, пожалуйста, — не отрывая взгляд от бумаг, попросил он меня. Отец сидел за столом и усердно вчитывался в каждую букву на своих бумагах. После того как я закрыла дверь, он вытащил из-под стопки конвертов письмо со сломанной печатью и подошёл ко мне, пока я стояла возле стола, наблюдая за непонятной мне ситуацией. — Это письмо пришло из летнего учреждения для аристократов, и оно — для нас. — Он протянул письмо мне, и я пробежалась глазами по написанному.       — Мы не аристократы… — Будто прервав мысль, отец похлопал меня по плечу.       — Мы богаче большинства аристократов, — с лёгкой улыбкой продолжил он и забрал из моих рук письмо, — и я планирую отправить тебя туда, чтобы моя дочь наконец научилась контактировать с людьми не только в деловом ключе. Тебе нужно найти собственные связи.       — Но зачем… — сложив пальцы в привычный замок за спиной, я вполголоса протянула почти вопрос. Я слегка отвернулась — внезапно стало интересно посмотреть, как за окном разливается закат.       — Всю жизнь затворницей тебе не прожить. Начнём с летней школы, а потом, надеюсь, Инес, ты сможешь помогать мне и маме в торговле.       Я перевела взгляд на его лицо. Уже заметные морщинки под глазами сложились в лабиринт линий от тёплой улыбки. Этот вид вызвал во мне какие-то противоречивые чувства: желание отказаться и желание подчиниться. Хотя желания отказаться, конечно, было больше.       Отец продолжил:       — Прости, нам следовало ещё раньше заняться твоим необходимым обучением среди сверстников. — Он вернулся за свой стол, больше так и не взглянув на меня, ведь знал, что моё выражение лица точно отражало полное неприятие всего того, что он мне сказал.       Это был первый раз, когда мне не дали выбора. Я вышла из кабинета со сжатыми до боли кулаками. Как же хотелось закричать в ту же секунду, выплеснуть всё, что накопилось, пока я слушала отца. Глубоко вдохнув и выдохнув три раза, я ушла, сжимая трясущиеся пальцы рук.       — Госпожа, мы уже приготовили самые необходимые вещи для поездки, хотите посмотреть? — Служанка с убранными волосами в низкий узел поприветствовала меня своей улыбкой, открывая дверь в комнату. Я молча прошла мимо девушки и заперла за собой дверь перед её носом. Мне стало невыносимо больно на душе от осознания того, что меня уже подготовили в путь, хотя я только-только узнала о решении отца. Я легла на кровать, обдумывая уже принятое решение, и спустя пару минут в мою дверь постучали.       — Инес, я могу войти? — каким-то печальным голосом проговорила мать, не пытаясь войти в комнату, пока я ей не разрешу.       Обычно, когда я была помладше и сны мучили каждую ночь, она забегала в комнату и без каких-либо вопросов успокаивала меня. Пока шло время моего взросления, изменилось не многое. Одно из перемен в моей жизни — это предоставление личной зоны уединения, даже служанки не смели зайти сюда без моего либо родительского дозволения. Всё потому, что сны я перестала помнить, а засыпать стало легко. Служанки и мать, которые заходили сюда ночью, не давали мне покоя, и я попросила воздержаться от прихода в мою комнату без разрешения.       — Да, — тяжело выдохнув, я поднялась с кровати. Женщина зашла с печальным лицом; её синие глаза потухли, став мутными. Она непроизвольно погладила меня по голове, присаживаясь на кровать.       — Инес, пожалуйста, не злись на нас с отцом. Сейчас отправить тебя в то учреждение необходимо. — Она нежно сжала мою руку, лежавшую на коленях. — Ты для нас самое драгоценное сокровище, поэтому мы не хотим, чтобы ты потеряла себя в четырёх стенах. Ты должна найти себя.       — Почему? — если отцу я задала подобный вопрос неуверенно, то сейчас спросила сквозь стиснутые зубы, твёрдо намереваясь получить ответ.       — Потому что ты наше единственное и самое драгоценное сокровище, конечно. — Она нежно тыкнула пальцем мне в лоб, словно пытаясь вправить мой разум.       — У вас ещё могут быть дети, я не буду этим сокровищем, — отворачивая лицо в сторону, буркнула я, скрывая своё отчего-то смущающееся лицо.       — Девочка моя, я уже точно бесплодна. Ты же знаешь, что это значит? — откидывая голову, мать тяжело вздохнула, а я пристально взглянула на неё, ожидая более понятного объяснения. — Даже ты родилась по велению чуда. Мы долго не могли зачать ребёнка, врачи говорили, что проблемы во мне, но твой отец не бросал меня. Он оставался со мной не с надеждой, а с желанием оставить меня рядом. Мы любили друг друга с подросткового возраста, и даже сейчас наша любовь не угасла. Однажды к нам пришёл мужчина в чёрных лохмотьях и объявил, что, мол, знает о нашей проблеме с ребёнком и готов помочь. Всё, что было нужно, — это зачать тебя во время полной луны, а он лишь потребовал полную любовь для тебя, хотя мы и без этого требования отдали всю любовь, когда ты родилась. Надеюсь, однажды ты ощутишь теплоту и радость, когда встретишь того, кого всей душой полюбишь. Ты будешь ощущать щекочущее чувство в груди, когда у вас появится ребёнок. Авось, Инес, ты почувствуешь всё это на себе, но до тех пор я хочу, чтобы моя дочь нашла себя в этом мире. Если тебя не интересует торговля, ты можешь найти себя в чём-то другом. — С искренней добротой мать посмотрела на меня, продолжая держать мою руку, боясь отпустить. — Завтра я поеду с тобой, выспись этой ночью хорошо, моё родное дитя. — Поцеловав меня в лоб, она вышла, тихо закрыв дверь за собой.

***

      — Прости, что не могу помочь… — Подле меня сидел совершенно незнакомый человек, но все чувства, что я испытывала, говорили о том, что он мне дорог настолько, что я готова за него отдать жизнь. Держа мою руку в своих, он трепетно смотрел на улыбку той, кто явно была для него всем. Парень наклонился и нежно поцеловал мои руки. Я под влиянием испытываемого горя склонилась к нему, обнимая плечи. Мои белые, немного молочного цвета волосы ниспали на голову парня, и мы долго так и сидели.       Что-то подсознательно давало знать о том, что он каждую ночь приходил ко мне, смотрел, как я дрожу во сне, а моё тело тускнеет, превращаясь из белоснежного в серое. Я чувствовала, словно наяву, как парень садился на пол рядом с моим холодным телом, что-то шептал и засыпал рядом, окутывая пространство светом.       Этой ночью никто не пришёл, и этот сон я запомнила. За окном стелилось ночное небо, полное ярких звёзд. Проведя рукой по лицу, я ощутила влагу от свежих слёз. Это не был кошмар, мне не было страшно, просто что-то в груди сжалось, заставляя меня свернуться в комочек. В голове звучал голос того парня, отчего ещё сильнее текли слёзы, даже после пробуждения. Возможно, это мои воспоминания, но тогда почему я тускнела? Возможно, это просто сон, а может быть, это был не мой сон.       Я так и не смогла уснуть, и когда начало светать, в комнату постучались. Мне дали принять ванну с травами, одели в лёгкое платье ливерного цвета с высоким воротником, длинными, свободными рукавами и волнами спускающееся до пят, туго завязали широкий каштановый пояс. Мои чёрные волосы заплели, убрав шпильками, не оставив свободных прядей. Подобным образом меня наряжали редко, обычно на мероприятия, где я просто ела сладости и сидела в сторонке, игнорируя так называемых сверстников, или на прогулки по бутикам с матерью.       Спустя некоторое время служанки меня полностью приготовили и отправили к управляющей, которая строго оценила мой образ, одобрительно кивнув. Она проводила меня до кареты, кучер помог взобраться. В карете уже сидела мать, приветствуя какой-то невесёлой улыбкой.       — Где он? — спросила я, разглаживая складки платья.       — Твоего папу вчера вызвал советник, поэтому сегодня Антуан ещё до рассвета уехал, — убирая с моего лица чёрную прядку, выпавшую из кос, мать ещё печальнее ответила на мой вопрос.       — Понятно, — закончила я не начавшийся разговор. Мне было интересно, почему его вызвали во дворец, но не стала спрашивать, полагая, что мать не может знать ответа.       Мы ехали почти два часа в полном, привычном нам молчании, и наконец карета остановилась возле большого здания, чем-то напоминавшего дворец. Всюду стояли зелёные, аккуратно подстриженные кусты; в приятную летнюю пору на территории учреждения росли цветы различной красоты. Когда я ступила на территорию этого места, стало прохладнее. Всюду шумели люди моего возраста и постарше, каждый был одет в строго серые цвета. Девушки носили такие же платья, какое было сейчас на мне, а юноши были одеты в чёрные брюки, и серые рубашки были полностью заправлены в штаны; кто-то из парней носил короткие пиджаки. Возле входа в учреждение я увидела необычного рыжеволосого юношу, на чьём плече сидел самый обычный воробей. Эта картина была так удивительна, что, пройдя мимо него, я ещё несколько раз оборачивалась, чтобы убедиться в том, что мне это не померещилось.       Когда мы зашли в здание, нас встретил пожилой мужчина, который проводил нас к декану. Декан сидел в ожидании в своём огромном кабинете за немаленьким столом. Это был взрослый мужчина с распущенными каштановыми волосами почти до плеч, глаза мерцали изумрудом, а под левым глазом виднелся монокль.       — Итак, госпожа Моренц, вы всё же приняли наше предложение, — величественно проговорил декан, обращаясь к моей матери. — Я рад, присаживайтесь. — Указав на чёрные диваны возле его стола, он сам встал и пересел в кресло рядом.       — Вот все документы, которые подписал мой муж, — мать выложила на столик большой конверт с печатью, на которой был изображён кленовый лист — герб моей семьи.       — Ваш муж не будет присутствовать? — Придвигая к себе документы, он посмотрел свысока на мать, словно пытаясь в чём-то упрекнуть.       — Если вас что-то не устраивает, мы можем уйти. Однако, понимая вашу неприятную ситуацию с опустением казны, могу дать вам шанс извиниться за неучтивое поведение в сторону моей семьи, — мать гордо и уверенно ответила на скрытую агрессию, что была совершенно не к месту в этот момент.       — Прошу прощения, госпожа Моренц, мне просто необычно видеть семью без присутствия всех родителей ребёнка. — Теперь он смотрелся наравне с моей матерью, полностью спустившись со своего воображаемого пьедестала. Видимо, деньги этому учреждению необходимы настолько, что даже аристократы не могут наполнить казну достаточно.       Меня зачислили без происшествий, а ещё какое-то время после подписания бумаг мать и декан смотрели друг на друга колючими взглядами, полностью усугубив свои враждебные отношения. Что ж, почему-то это меня даже завлекало, и, каюсь, я почти засмеялась.