Перерождённая

      — Не увиливай! — вскрикнула я, искривляя лицо от неожиданно нахлынувшего гнева, и ещё раз встряхнула девушку, пробуждая её от непонятного погружения. — Если не ответишь, я могу и убить тебя в этом безлюдном переулке, — вспомнив о том, что перед уходом из дома я всё же прихватила булатный кинжал, я пригрозила, ухмыляясь резкому оживлению девушки, которая мотнула головой в сторону моей руки, потянувшейся к подолу платья. Мне нужно было лишь пару секунд для того, чтобы вытащить кинжал, привязанный к ноге.              — Эй, мне ещё пока нужна жизнь, — завопила та, дёргая свою руку, а другой она уже намеревалась заехать мне по голове, но чудом я смогла схватить её за предплечье, сильно придавливая к кирпичной стене. Особа искривилась от боли и процедила, чуть открывая губы: — Я лишь помогла ему с ядом.              — Почему?              — Потому что попросил? — виновато отвернула девушка своё лицо.              — Да ты в самом деле шутишь? — зло произнесла я, сильнее сжимая предплечье.              — Я не на его стороне! Честно!              — И какая мне разница? Помогаешь ему почему?              — Он мою матушку убил! — не успела она опомниться, как выкрикнула, сильно зажмуривая глаза, будто ожидая сейчас получить пощёчину. Я ослабила хватку и почувствовала, как заныли мои пальцы и кисть руки: по-видимому, держала девушку я сильнее, чем мне казалось.              — И почему же он её убил? — теперь уже спокойно спросила, старательно выравнивая своё дыхание. Эта ситуация была мне так близка и казалась своей. Если у девушки в самом деле убило мать то скверное животное, то я была готова отпустить её, возможно, даже обнять и помочь, хотя знаю, что совершенно ничего сама сделать не в состоянии. Возможно, моё к себе же ограничение заставляет меня бездействовать, не искать подсказки, не думать своей головой, погружаясь во всё это. Быть может, я бы давно смогла найти убийцу и убить, если бы не мой… страх. Я сделала последний глубокий вдох, и мои зубы вновь заскрежетали, не в силах вынести эту тягучую тишину. — Эй! Не молчи.              — Он надругался над ней у всех на виду. — Вскользь посмотрев на меня, она опустила свой взгляд в землю.              — Надругался? — Где-то я читала уже книгу, в которой проскальзывало данное слово, но моё внимание оно не привлекло, ведь история не была сосредоточена на нём.              — Ты совсем дура? Он её обесчестил, заставил мучиться, а когда она сбежала, то узнала, что… беременна! — громко вскрикнула девушка, показывая слёзы, текущие по розоватым щекам.              — Ты его дочь? — Неожиданная мысль просто скользнула в моей голове, однако оказалась правильной. Я видела советника лишь издалека и не всматривалась в его и до того, понятно, жуткое лицо, исказившееся временем.              — А не похоже? — с неловким заиканием ответила она вопросом на вопрос, хотя и в самом деле лицо этой девушки выглядело приятным и нисколько не страшным, но черты лица были до мурашек похожими, словно она и есть советник государства.              — Зачем этот яд? — Я попыталась уйти от темы, являющейся для меня какой-то…противной.              — Отстань уже! — Сильнее вырываясь из рук, она уже не боялась получить увечья на руках. — Ты просто гнусный служитель, так какого чёрта твоя хватка соразмерна с хваткой здорового мужика!              — Что? — непонимающе взглянув в её испуганное лицо, я поняла, что не знаю того, как выгляжу сейчас для неё. Возможно, прохлада в глазах, которую я ощущала, не была из-за ветра; возможно, глаза сейчас оттенялись серебром, а доля эсфирийских возможностей вернулась, потому девушка всё ещё стоит здесь, передо мной.              — Чёрт тебя дери, отцепись!              — Ответь, что замышляет советник? — чуть расслабляя пальцы, я как можно тише спросила, чтобы успокоить хотя бы немного себя и особу.              — Я ни-че-го не ска-жу, — процедила та и, получив момент вырваться, сбежала, перепрыгивая через высокий забор в переулке. Мне лишь оставалось ошарашенно смотреть туда, где она быстро исчезла, однако хоть и не узнала того, что хотела, мне стало спокойнее от того, что девушка сбежала.       

***

             Своё маленькое приключение я хотела закончить сразу, как только ступлю на порог своего дома, но, увы, весь вечер крутился у меня в голове, хватаясь за меня так, будто нет возможности хотя бы на секунду опустошить голову от всех этих мыслей. С каждый шагом вперёд становилось труднее принять всё имеющееся.              — Добрый вечер, госпожа, хорошим ли выдался ваш день? — снимая с меня светлую мантию, она с улыбкой встала у порога, встречая меня.              — Безусловно, сей день был прекрасным. — переобуваясь, я мило улыбнулась девушке, которая быстро опустила свой взгляд в пол. — Матушка или Нина сейчас дома?              — Нет, госпожа, миледи недавно уехала в поездку по работе, она просила передать вам, что вернётся в течение двух недель. Миледи также дала управительнице три выходных, поэтому её это время не будет.              — Спасибо за информацию, Лила.              — Может, вы бы хотели перекусить? — подрагивающим голосом спросила служанка, старательно улыбаясь.              — Нет, возможно, чуть позже. — Неловко покосившись, я остановилась. — Что-то не так?              — Нет, госпожа, всё хорошо, и вы чудесны, и день сегодня, как вы и сказали, прекрасен.              — Вот как, понятно, — приглушённо сказав, я пошла в кабинет отца, чтобы поискать ту самую учётную книгу, однако, когда я прибиралась там, ничего подозрительного или же интересного не находила, возможно, сегодня, если постараюсь, найдётся что-то важное.       

***

      — М-да, как и ожидалось. — убрав все документы обратно в стол, я разочарованно вздохнула. — Ничего нет.              Перед уходом из холодного помещения я ещё раз просмотрела полки с книгами, заглянула даже за картины и под ковёр, но абсолютно ничего не обнаружила, словно никакой учётной книги нет и в помине.              — Госпожа, — запирая дверь кабинета на ключ, я подскочила на месте, когда передо мной остановилась Лила, произвольно поклонившись, — вам с чем-то помочь?              — Нет, ступай по своим делам. — Отмахнув короткую прядь с глаза, я вернула свой взор к ключу. Повернув его в затворке до щелчка, я вытащила позолоченный ключ и, игнорируя присутствие служанки, поднялась на третий этаж.              Я звонко стучала по деревянному полу своими маленькими каблучками и остановилась возле родительской комнаты. Она легко открылась под моим несильным напором. За окном уже отчётливо виднелись вечерние тучи, которые закрыли собой солнышко. Комната также была не светлой, но ещё можно было осмотреть спальню. Я не знала даже, что можно было найти в ней, ведь тут был единственный стеллаж с художественной литературой.              — Ни-че-го, — тихо процедила я, возвращая последнюю книгу на полку. Ещё раз просмотрев комнату, я устало помотала головой и вышла. Мне так сильно хотелось спать, что мои глаза то и дело слипались, пока я шла по коридору.              В свою опочивальню, казалось, я шла вечно, но за это время успела откинуть тягу ко сну и спустилась на первый этаж в библиотеку, которую давно не посещала. Почитать любимую книгу перед сном теперь казалось чем-то необходимым, чтобы затмить мысли в своей голове на сегодня, а завтра продолжить поиски. Я отворила книжный шкаф со стеклянными оконцами и достала, казалось бы, ту самую книгу, которую очень хотелось почитать.              — Что это? — задала я себе вопрос, крутя тонкую книжицу в своих руках, случайно взятую вместе с талмудом рассказов. Обтянутая чёрной кожей, книга казалась очень дорогой, но её вид был чересчур лишним на полках с историями о мушкетёрах и таинственных феях. Открыв первую страницу, я присела на кресло возле окна, кладя на столик талмуд рассказов.              «Заказы Сэнтелигера Лукрелфлерия Норэнского. Товары?» — с этой мыслью перелистнула на следующую страницу, на которой лежала бумажка с королевской печатью. Положив книжицу на колени, я взяла эту бумажку и, сломав печать, открыла. Мгновение спустя я вздрогнула от увиденного. Это был чек из столичного главного банка, а на самом чеке было крупно прописано шестизначное число с пометкой «золотых». Свернув важную бумагу, я аккуратно положила её на столик и стала внимательно читать книгу… учётную книгу. В ней были прописаны товары «Руда нок, 10 шт., Руда нок, 50 шт., Вода из источника горы Лапс 10 л…» и ещё много подобных заказов с пометкой «выполнено — оплачено». Вся книга была прописана, и лишь последняя страница была пустой. Книга действительна уже седьмой год, неужели отец в самом деле занимался тем, что не допускается законом? Уверена: все перечисленные товары являются запрещёнными. Во что ввязался отец? И этот чек… Сколько поколений Моренцов могут свободно жить, даже не работая: пять, десять?              Я так и не смогла почитать и отдохнуть, потому, взяв книгу и чек, ушла в свою комнату. Учётную книгу я положила в свою шкатулку, закрывающуюся на маленький ключик.              Закончив вечерние процедуры, я укуталась в свежее одеяло, погружаясь в мысли.              — Как тихо, — шёпотом отозвалась я, прикрывая глаза. В особняке никогда не было так тихо и… холодно. Мама никогда не оставляла меня тут одной. Вечером приходила, чтобы проведать, а Нина всюду копошилась и отчитывала слуг — теперь и этого посредственного звука нет. Как-то… страшно… Я ведь дома одна.              — Очень хочется побыть сейчас рядом с… — С этим монотонным, грустным желанием, являющимся абсурдным до кончиков пальцев, я заснула, надолго погружаясь в черноту.       

***

      — Папа, папа, папочка. — Маленькая я бегу на руки к высокому мужчине. — Почему у тебя такие волосы короткие? У других они длинные… — застенчиво поинтересовавшись, я обняла отца за шею, подрыгивая ногами у него на руках.       — Потому что у меня есть чудесная дочка и твоя очаровательная мамочка, — задев мой носик пальцем, он весело хохотнул.       — Но моей мамочки же нет… — грустно опустила лицо.       — А как же память о ней? Она, может, и исчезла за облаками, но в сердце никогда не исчезнет. Когда я решил прожить всю жизнь ради твоей мамочки, я отказался от прежней жизни, потому обстриг волосы, чтобы оттенить своих родителей на второй план.       — Папочка, ты больше не любишь дедушку и бабушку? — воскликнула я, сильно цепляясь за белое одеяние отца, испугавшись того, что могу упасть.       — Я их люблю и всегда буду любить, но жить-то теперь я должен не ради них, а ради вас.       — Они такие противные, папочка. Ты видел их страшные виды? Неужели они в самом деле похожи на нас? Две ноги и две руки? Разве не восемь страшных глаз и сотни острых зубов?       — С чего ты так думаешь?       — Ну они же… недостойны жизни…       — Все достойны жить.       — И не отговаривай, я-то вижу, что они монстры.              — Адия, не обращай внимание на них, правда, они же не понимают.       — А ты понимаешь? — Снизу вверх взглянула я в очертание глаз, похожих на самую прекрасную бирюзу.       — Нет, но я ведь могу принять твоё другое восприятие, разве нет?       — А почему тогда они не могут? — Присаживаясь за стол, я устало опустила голову на столешницу, наблюдая за успокаивающими движениями друга. Он спокойно присел рядом и нежно похлопал меня по спине.       — Может, потому что боятся?       — Эльрин, что случилось? — Он медленно подходил ко мне и, как всегда, положил свою голову на моё плечо. — Эй, эй, ты чего? — Я удивлённо уставилась на длинные волосы парня и нежно прикоснулась к ним, поглаживая голову.       — Адия, кажется, теперь я точно один, — очень-очень тихо, словно шёпотом, ответил он, обнимая меня за талию.       — Почему? — Продолжая гладить парня по шелковистым волосам, я устремила свою голову вверх, туда, где открывалось чудесное сияние солнца.       — Матушка и отец уехали на службу к Северному… возможно, навсегда.       — Я же с тобой? — Эльрин поднял свою голову и нежно улыбнулся. — Вот видишь, я никогда не уйду и не брошу своего любимого Эля.              — Хватит, Адия! Перестать говорить такие страшные вещи о людях! Ещё хоть слово, и я более не буду с тобой возиться! — Отец звонко шлёпнул книгу на стол и отвернулся от моего испуганного лица.       Каждое воспоминание — словно новый лист переворачивался и показывал мне новую себя и новые лица. Вот я рядом с отцом улыбаюсь и чувствую себя счастливой, и тут же он отстраняется от меня; эсфирийцы называют проклятой, а другие просто не понимают, что я не могу не видеть людскую злобу, эгоизм, предательства «во имя чего-то», но ведь предают лишь ради себя, по своей прихоти. Убивают из-за своей ненависти, врут из-за того, что так «проще», издеваются, потому что так можно успокоить свой нрав. И всё это люди…       — Адия, Адия, Ади…я, Адия!

***

             Кто-то звал меня, пытался вытянуть из сна. Я чувствовала всё те же волосы, щекочущие нос, трепетное прикосновение тёплых рук, приятное успокоение страшного и появление приятного. Он крепко обнял меня, и только тогда я заметила, как моё тело сильно трясёт, а пальцами рук я могу лишь с большим трудом пошевелить.              — Э… — Открыв глаза, я судорожно схватилась за белоснежные волосы мужчины, с натиском сжимая их в кулаке. Тело подёргивалось и вызывало сильную боль, такую, словно внутренности спутались в узле.              — Не шевелись, сейчас всё пройдёт, — сквозь зубы процедил тот, сильнее прижимая меня к себе.              Минутой спустя всё прошло, отпуская мою боль и развязывая внутренности, попеременно расслабляя тело. Когда мужчина отстранился от меня, я увидела его — того, кто защищал мои сны. Сейчас я нисколько не была удивлена, ведь мои воспоминания и я сейчас стали единым.