***
Эл осторожно крался по коридору, держа во рту большой палец. Он не хотел никого беспокоить… он просто хотел узнать, что случилось с его мамой. В морге было безлюдно. Эл опасливо вошёл, обхватил себя за плечи. — Мама?.. Он сам не знал, зачем позвал её, в тот момент это был просто рефлекс. Эл начал ходить вдоль холодильного шкафа, от одной ячейки к другой, задирая голову и читая разные имена. Ни одно из них не было именем его матери. Эл даже взобрался на стул и прочитал те имена, что были высоко над головой. И всё напрасно. Тяжело вздохнув, он опустился возле шкафа на пол, обнял руками колени. Итак, насколько Эл мог судить, здесь Айко не было… но тогда получается, что она жива, верно? Он потёр лицо. Живот свело болезненным спазмом, от которого потемнело в глазах. Он не ел уже больше суток… Эл провёл рукой по волосам, зажмурился, сглотнул голодную слюну. Часть него… часть него хотела есть гораздо сильнее, чем найти маму. Незаметно выскользнув из больницы, он вернулся на вечерние улицы Токио. Эл был слишком мал ростом, и у него никак не получалось дотянуться до края мусорного бака. Тогда он попытался сложить друг на друга коробки, чтобы вскарабкаться по ним, но это привело лишь к тому, что он сорвался и упал, больно приложившись о землю. Наконец, порывшись в рюкзачке, он, к своей радости, нашёл там немножко денег. Эл купил несколько шоколадных батончиков. Забившись под свою коробку, он счастливо их уплетал, с наслаждением вгрызался в сладость, и его пальцы покрывались липким слоем тающего шоколада и нуги. Расправившись с батончиками, Эл удовлетворённо облизнулся, но в следующее мгновение озабоченно сдвинул брови. Перед ним встала новая проблема — его пальцы теперь были грязными и липкими. Он задумчиво постучал себя по подбородку и вспомнил, что совсем недалеко был расположен общественный туалет. Ему казалось, что из-за каждого угла, из каждой тёмной подворотни на него смотрят чьи-то глаза, но мальчик очень старался не обращать на это внимания. Добравшись до туалета и быстро сделав всё, что хотел, Эл зашагал обратно к коробке. К этому времени на город окончательно опустилась ночь. В тусклом свете фонарей все дома стали казаться ему похожими один на другой, и очень скоро... Эл заблудился. Тихонько хныча, он принялся кружить по улицам, пытаясь отыскать хоть что-нибудь знакомое — подворотню, мотель, парк с красивыми статуями… но вокруг были только высокие, мрачные дома, а из каждой тени на него, словно ястребы, смотрели страшные люди. Внезапно Эл почувствовал резь в желудке. Спотыкаясь, он свернул в ближайший переулок, с жалобным стоном привалился к стене. В животе было очень странное ощущение… а в следующее мгновение мальчик охнул и согнулся пополам в приступе сильной рвоты. В ноздри ударило едким и кислым, язык обожгло, и Эл, тяжело дыша, прижался лицом к приятно прохладной кирпичной стене. Нет, он совсем не чувствовал себя хорошо… и всё ещё был голоден. Услышав рядом какой-то звук, Эл посмотрел туда и ощутил вдруг, как сердце уходит в пятки — чуть дальше по переулку бродил взад и вперёд человек, и через каждые несколько шагов зажатый в его руке нож зловеще взблёскивал в тусклом свете уличного фонаря. Человек что-то бормотал себе под нос, его всклокоченные волосы грязными сосульками свисали на лицо. Эл покрепче вцепился в свой рюкзачок и очень тихо повернулся, чтобы поскорее скрыться в противоположном направлении. Всё это ему совсем не нравилось. Он хотел к своей мамочке. Человек, однако, его заметил. — Эй! — сипло окликнул он. — Эй, пацан! Что у тебя в рюкзаке? Эл вжал голову в плечи. Что сказать? Что ему сказать?! Он так глубоко погрузился в свои лихорадочные раздумья, что не заметил, как парень подошёл вплотную и навис над ним. Он напомнил Элу одного из тех великанов, которых он видел в книжках с картинками. Только этот почему-то казался ещё злее. — Э-э, здраст… — его слова превратились в испуганный писк, когда сильная рука схватила его рюкзак и потянула к себе. Эл, запаниковав, вцепился в лямки изо всех сил. — Эй! Пустите, это моё! — закричал он, но всё было бесполезно — лямки просто выскользнули из его детских пальцев. Парень бесцеремонно вспорол у рюкзака дно, вытащил и отшвырнул в сторону одежду и начал перетряхивать прочие вещи, безжалостно разрывая и ломая всё, что находил. Эл в ужасе прижал ладони ко рту: его запасная одежда теперь валялась на загаженном асфальте, такая же грязная и вонючая, а все прочие немногочисленные пожитки были уничтожены. Эл лишился всего, чем когда-либо владел, и не мог не почувствовать укол грусти. Парень сунул себе в карман немногие найденные йены, и Эл съёжился, нервно пощипал себя за ладонь. — Они мои… — чуть слышно запротестовал он. Парень медленно перевёл на него взгляд. — Всё это просто дерьмо. Чё у тебя ещё есть? Эл переступил с ноги на ногу, затряс головой. — Больше ничего! —захныкал он. — М-можно мне, пожалуйста, забрать свои деньги?.. Я голодный. Парень злобно сощурил глаза, и, не успел Эл осознать происходящее, как в его щёку ударил кулак. Он тоненько вскрикнул и упал, от острой боли его лёгкие словно сжало тисками и стало трудно дышать. Эл попытался тут же подняться на ноги, но парень уже шарил руками по его телу, рылся в карманах, даже в волосах покопался. Эл заскулил от ужаса, сжался в комочек, не решаясь хоть что-нибудь сделать. Парень выматерился, отступил назад и ткнул в него дрожащим пальцем. — Это чё, всё, чё у тебя было?! Ты чё, сука, издеваешься надо мной?! Эл лежал, не смея шевельнуться или заговорить, совершенно парализованный страхом. Парень зарычал, покачиваясь, словно пьяный. Не успел Эл среагировать, как тяжёлый ботинок врезался ему в бок. Мальчик взвизгнул, скорчился, и тогда мужчина снова начал бить его кулаком. Каждый раз, когда костяшки его пальцев ударялись о кости Эла, это звучало для мальчика, как маленький взрыв. — Никчёмное дерьмо! Сколько крэка я, по-твоему, смогу купить на эти гроши? Удары сыпались один за другим. Мир вокруг Эла закружился, расплываясь и теряя чёткость. Его рот был открыт в беззвучном крике, кровь струйкой стекала по виску, по щеке и переносице, заливала глаза. Огромные руки схватили его за шею, стиснули горло. Эл задохнулся, почти ничего не видя от охватившей разум паники. Безуспешно извиваясь, он слабо пытался оттолкнуть чужие руки, его лицо побагровело, лёгкие разрывались, требуя воздуха. — Пожалуйста, — прохрипел он. — М-мне больно! Ему казалось, что прошла вечность, прежде чем его отшвырнули в сторону. Эл трясся всем телом, охваченный неописуемым ужасом. Парень скривился от отвращения и плюнул на него. — Ещё раз тебя увижу, — прошипел он, — убью. Эл не ответил. Он лежал, не шевелясь, и чувствовал, как кровь стекает по его коже и собирается в лужицу на асфальте. Парень, фыркнув, зашагал прочь и очень скоро скрылся за углом. Эл не шевелился ещё очень, очень долгое время. Просто лежал и слушал тихий звук падающих капель и гудки машин. Он был всего лишь валяющейся на земле кучкой, крошечным, оборванным комочком, которому некуда было идти. Через какое-то время Эл заставил себя встать, и ноги тут же опасно подкосились. Из ран продолжала сочиться кровь, от её металлического запаха щипало в ноздрях. Эл закашлялся, и изо рта на тротуар вылетел тёмный сгусток. Это напугало его, мальчик побледнел, и сердце забилось где-то в горле. В следующее мгновение его повело в сторону, Эл натолкнулся плечом на стену. Он ощущал… усталость. Казалось, у него просто не было сил доволочь себя до туалета или хотя бы просто пошевелиться. Эл сполз по стене на землю, свернулся в клубок, обнимая руками мучительно ноющий живот. Его дыхание было частым и неглубоким. За что? Почему этот человек сделал ему так больно? Почему его мама, или Дзиро, или другие всегда хотели сделать ему больно? Это не имело никакого смысла… Но ведь смысл должен быть, правда? Может быть, Эл просто ещё слишком мал, чтобы понять? Измученный и совершенно потерянный, он вцепился пальцами себе в волосы. Голова всё сильнее кружилась, в горле стоял ком, и Эл с трудом проглотил его. Потом лёг на землю, подтянул колени к груди. — Мамочка? — тихо позвал он, словно это помогло бы Айко волшебным образом появиться. И когда она не появилась, Эл разочарованно вздохнул и закрыл глаза. Всё его тело онемело, и ему было очень больно.***
Вокруг слышались шаги и разговоры проходящих мимо людей. Эл открыл покрасневшие, опухшие глаза, медленно повёл ими по сторонам. Он чувствовал себя призраком. Было утро. Воздух пах совсем по-другому, солнце только-только начало выглядывать из-за горизонта. Эл лежал, не шевелясь, и стучал зубами от холода. Потом осторожно, поскуливая от боли, задрал на себе свитер. Всё туловище покрывали уродливые синяки, резко выделяющиеся на бледной коже. На боку был сильный отёк и несколько ссадин. Мальчик опустил свитер обратно, снова оцепенело огляделся по сторонам. Он не мог пошевелиться. Буквально не мог. Эл пытался, но казалось, что тело стало совсем чужим. Кто-то прошёл мимо, и Эл смутно осознал, что ему на колени упал рогалик. Мальчик моргнул, медленно поднял голову, но человек уже ушёл. Эл вгрызся в рогалик, вздрагивая от вкуса тёплого хлеба, заполнившего его рот, едва не давясь от жадности. Он съел рогалик меньше, чем за минуту, откинулся спиной на стену и начал круговыми движениями поглаживать живот. Где-то между тем, как он съел рогалик и тем, как снова открыл глаза, началась ночь. Неужели он действительно спал так долго и так крепко? Эл не мог вспомнить. Его разум был, словно в тумане, тело ощущалось разбитым, и малейшее движение отдавалось болью в конечностях. Эл заставил себя подняться на ноги, сделал несколько неуверенных шагов прочь. Воздух был прохладным, и нужно было найти хоть какое-то укрытие. Эл знал, что ночные люди снова наблюдают за ним. Люди, похожие на Айко, стояли на углах, люди торговали между собой и запихивали в карманы маленькие пакетики, повсюду переговаривались и переругивались громкие голоса. Эл обессиленно присел на скамейку, вперил пустой взгляд в землю. Даже будучи таким маленьким, он понимал, как ужасно сейчас выглядит. Он даже не ощущал себя человеком, настолько грязным, помятым и оборванным он сейчас был. Рядом, небрежно прислонившись к фонарю, стоял подросток лет четырнадцати, и с любопытством рассматривал Эла большими, карими глазами. Элу хватило краткого взгляда, чтобы понять, что этот подросток был таким же, как и те женщины, что стояли на углах улиц и продавали секс. На нём была очень скудная одежда, оставляющая открытой большую часть стройного тела. Всё в нём было очень изящным и ухоженным. Эл подтянул колени к груди, очень желая знать, где всё-таки находится его коробка. — Привет, — хрипло сказал он. — Привет, — коротко кивнул подросток. Оба замолчали, и казалось, что тишина длится целую вечность. — Я Эл, — снова рискнул заговорить Эл, улыбаясь крошечной, неуверенной улыбкой. Вдруг этот мальчишка тоже решит избить его, как тот парень? Он невольно задрожал. — Никогда никому не называй своего имени, пацан. — Ой… — Эл смущённо поковырял пальцем коленку. Потом снова оживился. — Тогда ты можешь звать меня Таки! Мальчишка уставился на него, усмехнулся и покачал головой: — А ты можешь звать меня Сахарок. Эл с любопытством склонил голову к плечу: — Сахарок? — Это потому, что я очень сладкий на вкус, — хихикнул Сахарок, вынимая из кармана леденец. Эл снова неуверенно улыбнулся, не поняв смысла сказанного. — Я люблю сладкое, — поделился он. — Но я очень голодный, и когда я съел шоколадку, меня стошнило. Он расстроенно надулся. Сахарок тихо фыркнул от смеха: — Жаль, конечно. Может, в следующий раз всё пройдёт лучше, а? Я и сам не большой любитель «нормальной» еды. Впервые за несколько дней на лице Эла засияла слабая, но искренняя улыбка. У края тротуара остановилась машина. Сахарок сунул леденец в рот, соблазнительно обвёл его языком, потом подошёл к открывшемуся окну автомобиля, обменялся с водителем несколькими словами. — Увидимся, Таки, — весело сказал он, обернувшись к мальчику, после чего скользнул в салон. Эл помахал рукой вслед уезжающей машине. Какое-то время он продолжал сидеть, бездумно болтая ногами, оглядываясь по сторонам и вздыхая. Сахарок показался ему хорошим. В конце концов, Эл слез со скамейки и отправился искать свою коробку.