улыбнись, дурак

— где я буду спать? — после душа у вани по бледным ногам вода стекает, на него налезли только ошибочно купленные на алике шорты сережи с вышивкой цветов, они на два размера больше оказались, но сейчас очень понадобились, на самом деле. пешков бы не выдержал в своем доме этого серьезного извращенца, разгуливающего по его квартире в одних только трусах. даже если выглядело бы это пиздец красиво. — боже, я больше никогда в жизни к тебе не приду, — бессмертных волосы мокрые назад зачесывает и руки в огромные карманы огромных шорт пихает. они колом вокруг бедер стоят, ваню сейчас стошнит. — сука, они что, ещё и женские? — пешков за спиной хихикает и убегает на кухню. пешков постель расстилает на диване в гостиной, подушку откапывает где-то на самой высокой полке у себя в шкафу, ниже — старую серую простынь и белый плед. а то надоело сереже выслушивать недовольные русые речи по поводу его милых вещей. ваня под ним возле стула стоял и придерживал, потому что кому ж еще коленки он будет заклеивать в пятисотый раз, если нефор свалится с собственного крутящегося стула. ваня болтает много, отговаривается, мол: «да нормально все, не боюсь я темноты, я ничего не боюсь, отстань», ну, и сережа молча пошел чашки из-под чая мыть, некомфортно ему к хламу на столе еще и чашки прибавлять. сережа засыпает быстро, перед этим сходив, проверив ваню еще раз, на этот раз — спит он уже или нет. тот скрутившись в клубок, поджав под себя ноги, сладко сопел. у черныша своей лежанки нет, он в ногах кудрявого умостился таким же клубком, ну, не сравнить кота с русым сережа не смог. ближе к двум часам ночи сережа шарудение около ушей слышит сквозь сон, а потом и хвост на губах чувствует. просыпается медленно, садится, немного плед с себя скидывая. недовольно в темноте оглядывается, ничего не увидев, за телефоном тянется и фонарик включает. буквально у него на подушке лежит котик, хвостиком своим машет в разные стороны. в полутьме комнаты жалобный писк раздается. если бы пешков спал, то точно бы подумал, что где-то на подоконнике кто-то цыпленка переехал. пешков, как самый настоящий ахуенный хозяин, встает и натягивает свои домашние клетчатые порванные штаны и очень тихо, почти что на носочках, идет на кухню. за ним черныш своими масенькими лапками по ламинату топает и так же мяукает на котячьем фальцете. фонариком светит на весь пол, дабы его миски и корм найти. и возле бутылки с водой все-таки находится пакет с рисунком котенка. в миску тихо чуть-чуть насыпает, оно ж, блять, громыхает, ударяясь о пластиковые стенки, а, и так вечно недовольного, а в этот раз, возможно, к этому еще и злого бессмертных, сереже не нужно. черныш с головой ныряет туда, кудрявому остается лишь глаза сонно потирать и по черной спинке пальцами водить. в квартире тишина полная, родителей нет уже как почти месяц, на даче все еще, а сына своего они самостоятельным дохуя считают, поэтому уехали, абсолютно ни о чем не волнуясь. но в этой гробовой тишине звуки странные начинают слышаться. сережа от звуков шуршания кормом отвлекается и вслушивается, они кажутся где-то и очень далеко, и вот прям в голове. это прям до легкой паники доводит, он уши свои закрывает в страхе обнаружить, что это и правда у него в голове только. но потом выдыхает спокойно, не слыша ничего в пределах ладоней. спиной о холодильник опираясь, голову закидывает наверх, и все равно звуки странные слышит, но громче уже. он чернышу пальцем указывает есть дальше, телефон со столешницы подбирает и в гостинную идет. в голову мысли странные лезут. «неужели, этот бессмертных настолько охуел, что решил подрочить в чужом доме, блять?». он увереннее к телу «спящему» приближается, уже видя эти испуганные зеленые глаза. но. ваня спит. спит, и, блять, шевелится во сне, под нос что-то шепчет, руками дергает, будто отмахнутся от кого-то пытается, да управлять телом не в силах. сережа не понимает, что делать, то ли смеяться со смешного поведения, то ли попробовать разбудить, наконец. но бессмертных во сне всем телом вверх вскидывается, чем пугает сережу. у розоволосого табун мурашек маршем по спине идут, ладони странно холодеют и желание посмеяться неожиданно улетучивается и откладывается на потом. — вань, проснись, — пешков тело неугомонное тормошит слегка, на грудь ладонь уложив и свободной за кисть взяв, — ваня, проснись, пожалуйста, — но тот только активнее волосы по подушке разбрасывает и из хватки на кисти вырывается в момент, — ебаный бессмертных, проснись ты, сука! — сережа наклоняется и в ухо ему орет, сам успокоившись и забыв о каком либо волнении до этого. бессмертных подрывается, чуть с чужим лбом не стукаясь, благо сережа уже до конца проснулся. с этим «серьезным» ваней хуй заснешь сначала, а потом хуй не проснешься, когда его ебашит в разные стороны не по-детски. — сереж?.. — у русого кавардак настоящий на голове, глаза расфокусированы, сережа бедолаге помогает хоть силуэт его увидеть, сам рукой к лицу тянется и челку назад зачесывает, подмечая, что изредка ване не помешали бы какие-то заколки. — доброе утро, бешеный, — бессмертных глаза жмурит, в себя потихоньку приходит, — это че, блять, было? — слышно еще, как у вани все дыхание никак не успокаивается, он пушистый белый плед с ног скидывает, потому что с торса он еще до этого от движений сполз немного. смотря на свои бедра, цокает громко и глаза закатывает. сука, как же ему было важно показать пешкову, как он всей душой ненавидит эти шорты. на кухню молча уходит, потому что надеется, что сережа так и продолжит светить на него. его телефон сейчас затерян где-то в той самой мокрой постели. — ты объяснишь? эй, куда ты пошел? — боже, да отъебись ты от меня, — на кухне бессмертных черныша обнаруживает, который все свой корм доесть не может никак. на стул за стол садится под недовольным взглядом, теперь уже и сережи, — самая обычная паническая атака. и почему ты спрашиваешь? будто ты, нефор чертов, никогда этого не испытывал? — пешков, кота подбирая, напротив русого садиться за стол. — испытывал, конечно, но я — не ты, — сережа глядит на бессмертных в ярком свете от фонарика, да, никто не додумался просто включить над головой. а котик в это время из рук на стол выпрыгивает и к ване идет. тот его сначала за ушком чешет и по спине до хвоста проходится, а потом и на руки, уже к себе, тянет. — я так понимаю, с тобой это не впервые, — ваня молчит, — почему это происходит? — ты че, блять, психолог и решил о травмах поговорить? иди на хуй, — ваня молча встает со стула с котом в охапке, телефон чужой подбирает и себе вперед светит. пешков остается в ахуе лежать на столе, уронив голову на предплечье. — боже, какое же ты чмо, бессмертных. — остается сказанным в пустоту, ибо русый уже наверняка улегся обратно в постель. сережа наощупь двигается к гостиной, благо минимальный свет проникает через окна с улицы и шансы убиться насмерть, запнувшись обо что-либо, немного уменьшаются. также наощупь сережа подходит к дивану, но бессмертных там не обнаруживается. пешков по сторонам головой вертит, эта русая падла ведь и спрятаться, чтоб напугать, могла. но и рядом нет. в постели, розоволосый телефон чужой нашаривает и включает. сорок семь процентов, а мог бы зарядку и попросить. время — полтретьего ночи или уже утра, хуй его знает, как это время считать. полный ноль по сообщениям и звонкам, ха, бессмертных, а ты одинок. кудрявый фонарик включает, чтобы наверняка комнату проверить на наличие мистера серьезное ебало. за шторами около дивана пусто, под одеялами тоже (ну вдруг он бы свернулся в три погибели, чтобы напугать) нет и следа от вани. — сбежал?.. — у сережи, кажется, снова волнение где-то в груди зарождается. ну не мог бессмертных пропасть, он же — не кот, чтобы залезть на полку в шкафу, а то и на сам шкаф, или все-таки… — и правда, лучше бы я сбежал отсюда на хуй, — со стороны сережиной комнаты слышится ванин голос. — мразина длинноногая, ты с какого хуя ко мне в кровать залез? — пешков на голос топает, фонарик на ванином телефоне включив, а он, сука, еще и подушку свою притащил в постель. и как кудрявый вообще ее пропустил, если весь диван вверх дном перевернул. рядом с русым котик умостился, на коленках у парня калачиком мелким скрутился и носиком в лапки нырнул. этот черный комочек — единственное живое существо в этом доме, которое выспится за эту ночь. ваня каким-то образом лампу около кровати включил, сережа в проходе все так же стоит, руки на груди сложил и пилит острым взглядом незаконно попавшего в его кровать ваню. бессмертных похуй, он продолжает кота спокойно гладить, разрешая себе зевнуть пару раз. — не выебывайся и иди к нам, — склоняя голову набок, шепчет русый, это ни капли доверия не добавляет, и пешков все равно истуканом стоит, опираясь на косяк двери, — сереж, я тебя уговаривать не буду, блять, ложись уже, — громче и намного глубже произносит ваня, а у кудрявого от этого низкого тембра по телу мурашки льдом рассыпаются. это не значит, что пешков испугался. это не значит, что ваня не может прямо сейчас подорваться с кровати, не цепляя котенка, схватить застывшего в дверях сережу под локоть и потянуть. бессмертных пальцами холодными руку сжимать не перестает, даже когда сережа уже со скулением просит отпустить. ровно до того момента, пока не заметил прозрачную слезу на красных щеках. — ублюдок ты, бессмертных. — я знаю, — прости такое легкое на языке крутится, но произнести русый не может. сережа обиженно под плед залезает, скручиваясь в комочек сразу. черныш с колен переполз к сереже поближе, ваня под жопку его подсадил, чтобы тот не по спине когтями карабкался, просто взял и перевалился через тело. бессмертных рукой своей длинной светильник на столе выключает, погружая комнату в прежнюю тьму. краем уха слышит, как котик мурчать начал, края губ сами собой вверх ползти начали. плохого настроения и бликов фар перед глазами как и не было. давно ли ваня начал переживать панические атаки? — да. и не только во сне. скрывает ли это ваня от других? — определенно. это слабость. хотел ли ваня увидеть лицо пешкова первым после наезжающей на него машины во сне? — нет. но его маленькая забота оказалась даже немного приятной. русый по постели мечется, подушку переворачивает постоянно, то укрывается под подбородок, то раскрывается полностью. сережа с открытыми глазами минут как двадцать лежит и слушает все маты бессмертных, которые вырываются каждый раз перед переворачиванием на другой бок. даже черныш ушел, он гордо встал, потянулся, тихо-тихо зевая, спрыгнул с кровати и потопал в неизвестном сереже направлении. комната понемногу начинает освещается светлеющим небом, и кудрявый делает несколько выводов: бессмертных — ебать какое уебище. бессмертных — не такой уж серьезных как кажется, и все хуево, насколько ощутимо и сейчас, сука, он полчаса в кровати вертится. и последнее — у бессмертных пиздец какие приятные руки. потому что сейчас за спиной розоволосого настала тишина и штиль, а поползновения телом не закончились, лишь руками. ваня руками своими тонкими за талию обхватывает пешкова и ближе поджимается к нему сзади. сережа за пару секунд успевает лишь перевернутся на другой бок, ибо лучше носом в нос уткнутся, чем задницей в бедра русого. ваня глаза медленно открывает, видя перед собой снова перепуганного сережу и блестящие глаза. фамилия бессмертных ему не идет, в пору села бы «палач» либо «мучитель». потому что рядом с ваней — как на веревке над ямой. потому что рядом с ваней — неспокойно. потому что рядом с ваней — страшно. он голову жмет ниже, скрыться от этих душных глаз, что ни стыда ни совести никогда не имели, что там уж о какой-то эмпатии. макушкой в грудь утыкается и ладони тыльной стороной к лбу прикладывает, отгораживая себя от русого. но ваня голову так же опускает и носом трется о кудрявую копну, вдыхая аромат персика с клубникой и тревогу. — иди сюда, вот, видишь? все хорошо. — мне страшно, ты слишком близко, — сережа руками ване в грудь пихает, оттолкнуть пытается, но тот в свою очередь только крепче руки на талии сзади сжимает и к себе тянет, заставляя почти уткнутся бедрами в бедра. у сережи глаза по телу напротив бегают. футболка большая, даже на бессмертных немного не по размеру висела, поэтому сейчас ваня, руки вперед вытягивая, оголял свои до этого скрытые рубашками и кардиганами плечи, на которых сине-фиолетовые отметины красовались. внутри будто уже в пятый раз маленький ребенок ломается, видит, не все хорошо, картина не полна, под белыми красками скрывается толстый слой темно-синего пигмента, что занимает треть всего холста. но даже так ничто не позволяло ване вести себя, как последняя тварь. каким бы ты, ванечка, сломанным не был, не забывай, что ты цепочку деструкции передаешь дальше, как эстафету. кто придет последним? ваня, кажется, просто чуть больше тепла хочет получить. — от сна со мной в кровати еще никто не умирал, — у пешкова глаза испуганные блестят в очень тусклом свете из-за штор. еще чуть-чуть и он руки на шею с груди переместит и станет душить бессмертных. никогда в жизни сережа не был так близок одновременно и к кому-то и к воплощению мечты в реальность. задушить кого-то. — значит, я буду первый, — или все же ты. — ебальник закрой. — если я что-то сделаю с тобой сегодня, значит напишешь потом заявление на меня. — будучи мертвым, я не смогу этого сделать. под восходящее, наконец, солнце, ваня с сережей заснули. пешков все-таки выиграл в этой борьбе и лег на спину, ну, и самым комфортным положением, чтобы что-то обнимать русому, оказалось лечь рядом боком и перекинуть руку через кудрявого. так как парни уже сладко сопели, черныш остался все-таки незамеченным, он нагулялся-наелся и пришел спать к хозяину, умостился клубком около сережиной подушки с краю кровати.