━━━━➳༻♡༺➳━━━━
У Йена был дикий зуд. Чем дальше Genesis отъезжал от Саут-Сайда, направляясь в сторону Нир-Норт-Сайда, тем больше Йен осознавал свою социальную тревожность, боязнь вычурных дорогих ресторанов и наступающую ему на пятки растущую паническую атаку. Как он выглядел? Как он пах? Умел ли он вообще вести себя в подобных местах? Сколько там вилок?! Какая вилка для чего?! Как выглядит вилка для салата?! В какой руке держат этот проклятый нож?! — Йен… Микки, благослови его Бог, оделся совершенно обычно, отдавая предпочтение чёрным брюкам, серой футболке и тонкой джинсовой куртке в тон, но он всё равно выглядел потрясающе и держался спокойно и уверенно, пока Йен балансировал на острие ножа над каньоном с крокодилами. Много ли там будет других посетителей? Они увидят Йена? И решат, что он просто очередная дешёвая содержанка, которая пытается откусить жирный кусок от т… — Йен Клейтон Галлагер! Упоминание его полного имени заставило Йена подскочить, словно виноватого школьника. Откуда Микки вообще знал это оставалось второстепенным вопросом, на который, как Йену казалось, он заранее знал ответ. — Ммм? — он пискнул, перебирая края пальто и смотря на Микки, как испуганный опоссум. Брюнет просто улыбнулся ему: тепло и успокаивающе, протягивая руку, чтобы прекратить бессмысленные движения Йена и переплести с ним пальцы, что всегда оказывало на бариста некий седативный эффект. — Во-первых, мы действительно приехали, а во-вторых, почему ты так волнуешься? Это не будет напряженно, я обещаю. Просто небольшой семейный ресторан, куда мы, кстати, можем не ходить. Хочешь я просто заберу нашу еду и поедем домой? Бу, заботливый засранец. Всё, о чём Йен только мог мечтать было перед ним, и само прыгнуло ему в руки. Почему он не мог быть психически уравновешенным человеком? Что это за ëбаная несправедливость? — Нет, всё в порядке, — бессовестно солгал Йен и ободряюще улыбнулся своему парню, — Просто последнее моё свидание было…, — ужасным, неприятным, несуразным? — Довольно неловким, так что я не хотел бы повторения. — Это тот грязный блондин в гоблинских очках на псевдовыставке? — уточнил Микки и погладил костяшки пальцев Йена, заставляя его эндорфины множиться, — Он просто дешёвый позер с деньгами папочки, почему тебя это волнует? Впечатляюще точное описание Оливера, даже если Микки видел его от силы пару секунд. — Нет, нет, он тут не причём, и это не было свиданием, — фыркнул Йен и расслабился, когда брюнет потянул его за руку и поцеловал запястье, — Последний раз я ходил на нечто подобное с каким-то пожарным, и просто чувствовал себя не в своей тарелке, как будто…я грязный или что-то в этом роде. Словно мне там не место. Это глупо. — Ну…он звучит, как кретин, — ответил Микки и продолжил атаковать кусочек нежной кожи губами, — Я обещаю, что со мной ты никогда не почувствуешь себя плохо, точно не намеренно, и если я начну делать что-то неуместное или неприятное, тебе нужно просто пнуть меня в голень и сказать об этом, вот и всё. Я думаю, что говорить — это прекрасно и решает почти все проблемы в мире, верно? К этому моменту Йен растаял и полностью успокоился; его мозг пытался достучаться до него сквозь туман влюбленности и обожания, крича, что всё это был огромный психологический приём по его приручению, но Йену было плевать даже если, чёрт возьми, так. — Да, — он кивнул и подался вперёд, чтобы получить свой поцелуй. И Микки поймал его, встречая нежно и мягко, поглаживая щеку и приоткрывая губы, когда Йен попросил, скользя языком и громко вздыхая. Это не было глубоко, но всё равно ощущалось волшебно, отключая тревожный разум Йена и напоминая ему кто он такой: амбициозный, полный надежд и глобальных мечтаний, уверенный и несгибаемый. Как простое движение губ против губ могло сотворить такое, никто бы не знал, но Йен простонал в поцелуй и смирился с тем, что это был эффект Микки — собирать его по кусочкам. — И, — поцелуй, — Последний вопрос, — поцелуй, — Как ты ведёшь себя на публике? — Как…что? — Йен моргнул, одурманенный поцелуем и сбитый с толку своим членом, который теперь всегда находился в одной секунде от полной мачты. — Я имею в виду, предпочитаешь ли ты оставаться в тени, когда вокруг люди? Никаких держаний за руки или сочных взглядов, всего того, что обычно делают пары. — О, нет, я…мне нравится, когда меня не скрывают, — застенчиво ответил Йен, заливаясь румянцем, — Я открыт ко всем обычным вещам, пока мы не трахаемся на публике — всё в порядке. Я не люблю притворяться или продумывать каждый свой шаг, тем более у меня странный триггер на то, когда меня пытаются представить другом, братом или внуком, не спрашивай, это долгая история, связанная с Нэдом, — пробормотал он, пока Микки хмурился, — И мне так нравится, что ты спросил, меня никто никогда не спрашивал, немного хочется трахаться прямо сейчас, здесь тонированные стёкла? — Я тебя понял, — Микки захихикал и поцеловал Йена в последний раз, прежде чем отпустить его, — Сожми бёдра и держи его там, потому что это только первое свидание, и мы идём есть. Йен надулся и расправил полы пальто, чтобы выйти из машины, — Фу, ханжа. Микки оказался рядом с ним так быстро, что Йен пискнул от удивления и небольшого шока, когда его втянули в жаркий поцелуй с языком. Он опомнился через мгновение и обвил руками шею брюнета, чтобы удержаться за что-то, потому что, кажется, он летел. Микки ласкал его рот, целовал губы и сжимал горячими руками талию так, что Йен еле успевал дышать и издавать тихие "ммм", пока их динамика стремительно возрастала. Брюнет расстегнул последние пуговицы на пальто и провёл ладонью по животу Йена, спускаясь вниз и сжимая его каменный стояк сквозь джинсы, вырывая из Йена прерывистый вздох. — Я похож на ханжу, Йен? — горячо прошептал Микки ему на ухо, пока мучительно медленно гладил его, — Разве? — Нет, Мик…, — Йен выдохнул стон и вцепился в рукава пальто брюнета, когда удовольствие проникло в каждую из его нервных клеток. — Правильно, — спокойно ответил Микки и по-волчьи ухмыльнулся, — А теперь пошли есть, столик нас ждёт. Он убрал руку и выбрался из машины, оставляя Йена моргать и рвано дышать. От любви до ненависти был всего один шаг, и Микки только что его сделал.━━━━➳༻♡༺➳━━━━
Несмотря на то, что Микки нарушил несколько конвенций по правам человека и окрасил шары Йена в синий, Галлагер всё равно не смог быть менее счастливым, когда они наконец сели за столик, и тихие итальянские мелодии начали ласкать его слух. Приглушенный свет и романтичная музыка, абсолютно гармоничный и уютный стиль оформления зала, в котором почти никого не было, всё это создало комфортную и невероятно приятную атмосферу, не говоря о Микки, который охотно играл с Йеном в лапки под столом. Официант принёс им меню и винную карту, пожелав прекрасного вечера, и Йен нашёл в себе знания итальянского на уровне "грацие", что принесло ему ободряющий взгляд Микки и новый поцелуй на запястье. Честно говоря, почему никто не говорит о том, что руки такая эрогенная зона?! — Я не…не знаю, что заказать, — признался Йен, таращась на меню перед собой, — Я знаю только пиццу и пасту… — У них прекрасная пицца и очень вкусная паста, но ты можешь попробовать сливочное ризотто, ньокки с рикоттой и, без сомнения, тирамису на десерт — это вроде как-то, с чего начинается Италия, — добродушно посоветовал Микки, — Так же, я думаю, что тебе понравится вино "Passito di Pantelleria", ты выглядишь, как любитель сладкого. И пока их заказ готовили, Йен съел тарелку свежайшего хрустящего хлеба с чесноком и травами, полностью забыв о том, что он собирался сегодня много целоваться. В этом не было его вины, хлеб пах потрясающе и исчезал во рту с первым укусом, пока Микки интереснейше рассказывал ему об Италии. — То есть там буквально есть подвал? — спросил он, отрывая ароматный мякиш от корочки и бросая его в рот. — Да, все думают, что Колизей — это три верхних яруса, хотя самое интересное буквально под землёй. Там расположены пыточные, медицинские кабинеты, морг и огромные захоронения погибших гладиаторов. — О, я хотел бы это увидеть. Странные готические сооружения с мрачным прошлым всегда меня привлекали. — Ммм, — Микки задумался, постукивая пальцами по столу и загадочно улыбаясь, — Я думаю, что реставрация была завершена, и мы могли бы слетать туда весной. Летом в Риме невероятно жарко и толпы туристов. — Ты не обяз… — Перестань. Что я тебе сказал? Йен вздохнул и без сомнения показал свой сердитый подбородок, судя по тому, как брюнет улыбался, — Что деньги это неважно, но я чувствую себя содержанкой. — Что это опять за слово?! — Как ты такой умный, но такой глупый, когда речь заходит о грязном сленге? — Йен хихикнул, ловя ногу Микки под столом, — Это что-то о девушках, которых содержит богатый папочка. Фу, теперь это звучит ужасно, забудь, что я сказал. — Я надеюсь, что у тебя нет кинка вокруг этого дерьма с папочкой, потому что меня вроде как от этого тошнит, — посмеялся Микки, прежде чем стать серьёзным, — Но я говорил это раз и повторю ещё миллион, если потребуется. Ты не рассматриваешь нас, как бизнес-проект. Если тебе будет проще, то я тоже нигде не был, как обычный турист, я пробегал мимо и нихрена не знаю, и сейчас у меня есть возможность увидеть мир заново на нормальной скорости, почему бы мне не сделать этого с тобой? Йен сдался, если какая-то борьба вообще была в его теле и просто принял Микки таким, какой он и есть, переставая искать в нём подвохи и подводные камни. Он снова улыбнулся брюнету, чувствуя, как его лицо пылает от любви и тепла и приготовился к прекрасному ужину. Прекрасной жизни, если ему повезёт.━━━━➳༻♡༺➳━━━━
Йен доедал второе тирамису, когда понял, что весь вечер проговорил только о себе. Еда была невероятной, атмосфера волшебной, и два часа пролетели незаметно за флиртом, рассказами о жизни Галлагеров и учëбе Йена. — Расскажи мне о себе, — тихо попросил Йен, протягивая Микки ложку с десертом, как какой-то романтичный идиот. Микки фыркнул, но в третий раз покорно принял подношение, и Йен пожалел, что стол был достаточно большим, чтобы не дать ему притянуть к себе Микки и поцеловать его сладкие губы. — Что ты хотел бы знать? — Всё, — заключил Йен, но вскоре добавил, — Всё, что ты можешь мне рассказать. — Хорошо, маффин, — Микки подразнил его и отпил из своей бутылки "Moretti", — Я приёмный. Меня и мою сестру усыновила женатая пара, когда нам было 6 и 4 года соответственно. По правде говоря, до этого мы жили где-то в одном квартале от твоего дома, Милковичи, если ты слышал, — сказал брюнет, пока Йен был в немом шоке, — Кажется в старом доме до сих пор живëт кто-то из моих кузенов. — Милковичи, как Игги или Джоуи? — Думаю да, в конце концов их очень много, никто не мог бы сказать, кто чей ребёнок в этом балагане. Терри — наш с Мэнди отец брал нас на какую-то штаб-квартиру картеля Синалоа, может быть, чтобы прикрываться нами или ещё какое-то дерьмо. И в один из таких дней их накрыл наркоконтроль, которым руководил наш будущий папа. Вот такая история. — Чёрт, Микки, — выдохнул Йен и взял брюнета за руку, — И ты…не жалеешь о том, что тебя забрали из семьи? — Точно нет, — Микки засмеялся и допил своё пиво, — Наш родной отец был огромным нацистским куском дерьма, который бросал в нас ножи и морил голодом. В тот вечер мы с Мэнди впервые попробовали тост с клубничным джемом, сидя в полицейском участке. Я съел половину и хотел спрятать оставшееся, чтобы дома разделить с сестрой, потому что знал, что там нечего будет есть, но Ричард просто сказал, что я могу его доесть и получить ещё столько, сколько захочу, и нам больше не придётся голодать, — поделился брюнет, когда его глаза немного заблестели, — Естественно, я ему не поверил и вытащил столько еды из полицейской столовой, что моя одежда буквально состояла их хлеба. — Подумать только, — восторженно прошептал Йен, — Ты мог бы быть так близко ко мне, но я чертовски рад, что тебя и Мэнди вытащили, это вроде как чудо. К тому же, я был бы лицемером, если не радовался, что ты пропустил мой возраст пубертата, это было ужасно, ты бы никогда не захотел иметь со мной ничего общего. Микки выдохнул смех и покачал головой, прежде чем щелкнуть пальцами и кивнуть официанту, — Я думаю, что вне зависимости от того, как бы ты не выглядел, твоя тощая 14-летняя задница меня бы не привлекла. Это чертовски не здорово, если быть точным. — Эй! У меня в 14-ть был 36-летний парень! — Какого чёрта ты только что сказал?! Йен прикусил язык, когда понял, что прямо сейчас наговорил Кэшу на 15-летний срок в лучшем случае. Хотя у него было смутное подозрение, что Микки из тех людей, кто разбирается с обидчиком, минуя полицию. Он поджал губы, пока Микки выжидающе смотрел на него, быстро краснея от злости и, как обычно, окончательно испортил ситуацию последней репликой. — Я был сверху, — он пискнул, в миг осознавая, что это, кажется, ничем не помогало, потому что брови Микки взлетели вверх в возмущении, как хлысты. Господи Иисусе, Кэшу лучше бы быть где-то в Ираке.━━━━➳༻♡༺➳━━━━
Йен влетел в кафе для второго свидания с Микки и быстро увидел брюнета за столиком у окна. На удивление посетителей снова практически не было, но Йен списал это на морозную погоду и уверенно двинулся к своему парню, перебирая слова в голове и прощупывая свой рукав на предмет нужной вещицы. Он остановился, чтобы глубоко вдохнуть, и Микки, словно почувствовав присутствие Йена, обернулся и улыбнулся ему так, что у него подкосились колени. — Те вес инкреи́бле, — выдохнул брюнет, и Йен точно знал, что за этой фразой скрывается что-то, что могло бы снять с него штаны за считанные секунды. Он попытался сдержать румянец и наклонился, чтобы получить свой поцелуй "привет, я так сильно скучал по тебе' прямо посреди закусочной, прежде чем встать перед Микки и приготовиться чихнуть в него влюблённой пылью. — Итак, у меня есть кое-что для тебя, и тебе запрещено смеяться, — проинформировал он, и Микки кивнул, облизав губы и закусив нижнюю в предвкушении, — Хорошо, дай мне минуту, это важное дело. — Ты меня немного пугаешь, — посмеялся брюнет и поднял руки в притворной капитуляции, когда Йен смерил его сердитым взглядом, — Хорошо, Ромео. — Не совсем та пьеса, но ты близок, — фыркнул Йен и приготовился к шоу. Он взглянул на Микки, выглядящего чертовски красиво в синей футболке и уютном сером кардигане с тёмными джинсами. Было невероятно мило, как он, кажется, сменил свой стиль Томаса Шелби и Майкла Пирса на обычного американского парня, и хотя Йен влюбился в загадочного мистера Дарси в классических костюмах и с аурой недоступности, именно этот мужчина, Йен осознавал это, так же ясно, как просто дышать, станет тем, кого он полюбит по-настоящему. Быть может, оно уже было там. Йен смотрел на него, впитывая всё до малейшей детали в этот момент абсолютного осознания, что вот оно в чём собственно дело… Я люблю тебя, не потому что нуждаюсь в тебе. Нет. Я нуждаюсь в тебе, потому что люблю тебя. Казалось бы, простая игра слов. Но она открывала весь смысл той самой безусловной любви, о которой и пелись песни, слагались стихи, в поисках которой люди бесконечно скитались. То, о чём говорил Микки… Наивысшая ценность — быть нужным, потому что тебя любят. Не по какой из других чëртовых причин. Не потому что ты богат или красив или, может быть, отвечаешь каким-то запросам. Нет. Просто потому что ты — это ты. Йен моргнул, когда эта мысль свалилась на него, даруя необычайную лёгкость и, кажется, даже с его рук упали какие-то воображаемые им кандалы. Ему не нужно было искать причины, бесконечно копаться в себе, бояться и пытаться казаться кем-то другим. Всё было так просто, как, наверное, и должно быть в любви. Ты — это для меня. И поэтому я нуждаюсь в тебе. Наверное, прошло пару минут, прежде чем Йена полностью отпустило провидение, и он прочистил горло, находя голубые глаза своего парня и хрипло заговорил. — Э́рес ми суэ́ньо, — тихо начал Йен, позволяя взять своему сознанию верх, набираясь смелости, когда Микки посмотрел на него в приятном потрясении, — Мэ áсэс фэли́с. Пьéнсо дэ ти тóдо э́ль тьéмпо. Э́рес ми дэсти́но. Йен закончил, купаясь в лучезарной улыбке человека, в которого был бесконечно влюблëн, которого, наверное, он любил и чуть не забыл об эффектной концовке. Он вытащил небольшой красный платок из кармана и взмахнул им, а после вытянул в вертикальный лоскут только чтобы отпустить и явить Микки красивую красную розу в своих руках. Йен учил этот фокус три дня и, честно говоря, мучения того стоили, потому что брюнет выглядел сраженно и смотрел на Йена, словно он только что сложил одинокие звёзды в созвездия. Галлагер протянул розу Микки и слегка поклонился, услышав как ему аплодировал персонал кафе, но звуки исчезли, и мир закружился, когда брюнет схватил его, потянул вниз и поцеловал так, что Йен забыл своё имя.━━━━➳༻♡༺➳━━━━
Их третье свидание прошло дома у Микки в его огромной гостинной с камином, хрустящим ольховыми поленьями на фоне глупой, но смешной комедии "Мы — Миллеры" и с кучей китайской еды. Зимняя стихия обрушилась на Чикаго, как грëбанная лавина, и большинство заведений просто закрылось, чтобы пережить бурю. Но если кто-то думал, что какая-то адская туча снега лишит Йена его третьего свидания, то он чокнутый, поэтому Микки забрал его после учёбы, и они уютно устроились на большом мягком диване, хихикая над второсортным юмором и поедая рис с курицей и ананасами. Они целовались со вкусом апельсиновой газировки, сладости ананаса, пряности риса и просто со вкусом всего-всего, что они чувствовали. Фильм закончился, титры заполнили экран, когда Йен лизнул губу Микки и вздохнул в поцелуй, поворачиваясь к нему боком, чтобы обнять его за талию и притянуть к себе. Это просто тепло и приятно, так близко, что если Йен откроет глаза и достаточно сфокусируется, он может увидеть почти бесцветные пятнышки веснушек на щеках Микки, маленькие пушистые волоски, которые ты замечаешь, только если находишься на расстоянии вдоха от человека. Что-то во всём этом так сильно сражает его: близость, поцелуи, нежные касания. Йену 20 лет, и он много целовался, но никогда так, может быть он и вовсе не знал, как это делается на самом то деле до Микки. Поцелуй всегда был средством достижения цели, коротким стартом перед спринтом и небольшим ярким финишем. Мокрые поцелуи, кусачие поцелуи, быстрые, жаркие, страстные, прежде чем скинуть одежду и перейти к более интересным вещам. Но сейчас это нечто большее, совершенно другое. Это целая ласка, искусство, которому Йен старается научиться, двигая губами нежно и медленно, запоминая, когда Микки дышит громче, издаёт все эти сладкие "м-угу" и тихие "ммм", тянет его за волосы чуть сильнее, если легонько прикусить его верхнюю губу и успокоить её языком. И это сложно в некотором роде, потому что Микки делает всё, чтобы Йен просто растянулся на диванных подушках и сдался ему; точно не соревнование в том, кто лучше целуется, потому что Йен в этом хорош, но у Микки абсолютно другой уровень — грёбанный Олимпийский чемпион, вот кто он такой. Это наводит на кислую мысль, и Йен отмахивается от неё. Потому что конечно же у Микки есть опыт, брюнет, наверное, трахнул весь грёбанный атлас. Не то чтобы Йен хоть в какой-то степени, когда-то был монашкой. Лицемерная ревность всё равно немножко прижигает его, потому что чувства не имеют ничего общего с логикой, но Йен запирает её в долгий ящик. Это сейчас неважно, как и всë остальное в мире, кроме Микки. Микки. Микки. Микки. Его губы сладкие, как апельсиновая газировка, как ананас, как влюблённость и горячее желание. Нежные, и Йен не может вспомнить, что пробовал что-то нежнее, чем это, даже когда поцелуй углубляется нет никаких острых граней, резких переходов, вкуса стали от крови на языке, только ласка, наверное, смешанная с заботой. Он сгибает левую ногу, чтобы оседлать одно из бёдер Микки, в конце концов быстро забираясь к нему на колени, что Йен никогда не делал раньше с другими партнёрами. Но сейчас это просто приятно, комфортно, так хорошо, потому что они близко, больше точек соприкосновения. Йен может зарыться пальцами в тёмные уложенные волосы и перепутать их, навести сексуальный бардак, пока они целуются, словно Йен необычный, словно он что-то другое...наивысшая ценность. И за то время, что они вместе у них было уже несчëтное количество поцелуев, но сейчас Йен чувствует поцелуй с намерениями. Он целует его, стараясь отдать, как можно больше и всë равно получает всё тоже, но помноженное надвое. Удивительно. Словно в этом и есть жизнь — в поцелуях на диване у камина. Это, как разговор по Душам, как пламя, которое разгорается и разгорается, но вне зависимости от своей силы, оно может вас только согреть, никогда не обжечь. Громкие влажные звуки, шумное дыхание и все тихие "ухх" нарастают и превращаются во что-то большее. Йен гладит лицо Микки,после пропускает мягкие локоны сквозь пальцы, снова опускается вниз, чтобы провести ладонями по плечам, ощущая, как его собственный свитер и лонгслив Микки начинают раздражать его чувствительную кожу. Что бы они сейчас не планировали, он хочет избавиться от одежды нахрен. Поэтому Йен отстраняется на секунду, чтобы стянуть темно-зелёный свитер и бросить его куда-то на диван, оставаясь в белой футболке. Микки смеётся: тихо и хрипло, голос немного разрушен от долгого поцелуя, от сладкого возбуждения. — Что мы сейчас делаем? — он спрашивает, кладя руки на талию Йена и сжимая её, — Éрес тан гуáпо. Йен заливается краской ещё больше, чем он уже был к текущему моменту; щёки горят от широкой улыбки, прилива крови, потому что Микки — сладкий засранец, Господи. Йен вроде как знает, что тот сказал…ты очень красивый. И это несексуальный комментарий, чёрт возьми, Йену тысячу раз говорили: ты горяч, жаркая штучка, сексуальный и прочая банальная хрень, но Микки смотрит в его глаза, и его взгляд добрый, искренний, любящий. И несмотря на то, что это чертовски невинно — éрес тан гуáпо, ты очень красивый, это что-то зажигает в Йене; волны тяжелого возбуждения накатывают, и из-за всей этой игры в "три свидания" он чувствует, что готов взорваться в любой момент. Ему так это нужно, хоть что-то. Он вот-вот сойдет с грëбанного ума от желания, от которого у него кружится голова. Он прикусывает нижнюю губу, отчего-то выглядя застенчивым, даже если его сексуальный опыт незаконно огромен, Йен знает, что в случае с Микки это нихрена не имеет значения; обычная пыль — вот что это такое. Руки касаются мягкости лонгслива Микки, чувствуя дрожь живота, тепло тела, Йен зацепает края кофты и тянет вверх, пока брюнет не поддаётся и не стягивает её,оставаясь обнажëнным по пояс. — Ты…, — всё, что выходит изо рта Йена, потому что его мозг и так недополучает крови сейчас, не говоря о том, что Микки слишком хорош для большинства слов. Он выглядит, как все подарки Санты в одном человеке, как Рождество, день Благодарения, День Рождения и всё, что только есть праздничного у всех народов мира. Бледная бархатная кожа, горячая под ладонями Йена, нежная на сильных грудных мышцах, переходящих в притворную мягкость живота. Йен оглаживает его плечи, грудь, спускается к животу, наслаждается этими касаниями, которые ощущаются правильно, естественно, так хорошо. Так что, что они делают? Йен надеется, что что-то, в чём замешано гораздо больше члена. — Три свидания, — говорит он коротко, почему-то его традиционное "давай трахнемся" не подходит сейчас, — Вроде как ты обещал мне что-то. Микки улыбается, тянет его вниз и целует, посасывая губы и давая ему несколько влажных движений языком, — Я обещал тебе, да? Он дразнит, пальцы блуждают по коже Йена, тянут за майку, и Галлагер избавляется от неё, как можно скорее. — Даже больше, ты мне должен. Заставляешь меня дрочить, как школьника, когда ты прямо здесь, — он жалуется и опускается к шее Микки, чтобы поцеловать горячую кожу, вдохнуть этот опьяняющий запах: сладкие и пряные нотки табака "Treasurer", свежесть апельсина, жар его тела. Руки ложатся на его поясницу, и Микки очерчивает успокаивающие ласковые круги на его коже, пока тихо вздыхает под заботами Йена, отзывается на касание его губ, словно не может иначе. — Нетерпеливый, — Микки хихикает, скользит руками к груди Йена и дразнит соски подушечками больших пальцев, заставляя его дëрнуться от яркости стимуляции и резкой волны желания смешанной с удовольствием, — Ми óмбре…мой мужчина. Ми óмбре гуáпо. Вероятно, испанский — это язык оргазма, и Йен просто знает, что бы они не сделали в первый раз, это будет смущающе быстро, чёрт возьми. Едва ли потянет на пару минут, если Микки не заткнëтся. — Я очень терпеливый, если ты ещё не связан, — замечает Йен, покусывая мочку уха Микки и легонько царапая шею зубами. — Се трáта дэ уна омисиóн, — мурлычет Микки, продолжая мучительную игру с сосками Йена, — Это упущение, Йен. Он стонет, когда Микки снова делает этот приём с переворотом, и Йен падает на диванные подушки, оказываясь в клетке, прижатым тёплым приятным весом своего парня. Поцелуи ложатся на его щёки, шею и даже плечи, прежде чем вернуться к губам в сильной, но нежной ласке, так, чтобы Йен забыл, как дышать. — Я давал тебе время, чтобы ты был уверен, — шепчет Микки, приподнимаясь, чтобы взглянуть Йену в глаза, — Чтобы ты знал во что ввязываешься, так что я спрошу тебя снова, Йен, ты уверен? — Я влюблён в тебя по уши, кретин, и я уверен в этом больше, чем в том, что Земля действительно круглая, а Нил Армстронг был на Луне, так что не мог ты…, — болтовня Йена прерывается новым поцелуем, и он чувствует перемену в нём до самых кончиков пальцев. Всё, что как видимо Микки сдерживал в себе, вырывается и обрушивается на Йена, словно лавина, запуская горячие потоки удовольствия по всему его телу. Он старается отвечать на поцелуй, пока Микки не отрывается от него, чтобы поцеловать каждый открытый кусочек его кожи, по очереди берёт в рот соски и потирает их мягкой подушечкой языка, прежде чем пососать и отпустить, легонько подуть на них, чтобы Йен вскрикнул и вцепился в его волосы. И вне зависимости к каким позициям они движутся, Йен чувствует себя во власти, но необычайно свободным, как именно Микки делает это с ним, ему никогда не узнать, но Йен не ощущал ничего лучше за всю свою жизнь, чем просто быть здесь, в этом моменте. Микки целует его, доходя до пряжки ремня, а после смотрит на Йена, медленно растëгивая его и милейше приподнимает брови в немом вопросе. Йен кивает, кладёт руку на его лицо, поглаживая большим пальцем, скользит к губам, оттягивая пухлую нижнюю подушечку и стонет, когда Микки берёт в рот его палец и посасывает, давая ему небольшой намёк о том, что скоро произойдёт. Йен приподнимает бёдра, чтобы помочь брюнету избавить его от джинс и брифов; прохладный воздух почти облегчение для его тяжёлого налитого стояка. Микки стягивает с него даже носки и снова сбивает Йена с ног, когда целует его ступню от фаланги большого пальца и вверх, пока не дойдёт до лодыжки, включая в игру язык и медленно ведя им до середины икры. Иисус, чёрт возьми, Христос. Ни один секс в мире не смог бы подготовить Йена к этому. Как такие трепетные, нежные, ласковые жесты могут вас уничтожить. — Мик…, — он стонет, падая головой на подушки и зажмуриваясь, когда брюнет целует внутреннюю чувствительную сторону его бёдра, доходя до паха и зарываясь в рыжие завитки волос только чтобы вдохнуть и простонать, что Йен находит просто несправедливым, потому что это снижает его и без того очень слабую выдержку. Он целует его в обратном направлении, спускаясь по другому бедру и поднимаясь назад, чтобы в последний раз поцеловать Йена в живот. — Тан энóморадо дэ ти, — шепчет он, и Йен просто знает, что это значит, он понимает это без всякого словаря. — Да, я тоже так сильно влюблён в тебя, Мик, — отвечает Йен и, — О, вау! — следом вырывается из его горла, когда Микки наконец-то берёт его в рот, — О, мой грёбанный Бог… И этого стоило, чёрт возьми, ждать. Всё горячее, влажное, мягкое, Йен теряется в этом, в ощущении безграничного наслаждения, когда Микки ласкает его, как чёртов чемпион с жадностью вора. Центры удовольствия перегружены, они взрываются, и молнии пробегает по телу Йена, когда его бедра дрожат, стоны вырываются, Микки скользит вверх и вниз с одинаковым плотным нажимом, снимается, чтобы провести широкую полоску языком и пососать головку, тянет свободную руку и нежно трëт сосок Йена, и он просто вынужден, он больше не может… — Стой, о Господи, Микки подожди, — Йен бормочет, сжимая основание члена достаточно сильно, чтобы у него заболели яйца, — Чёрт, — он ругается, пытаясь прекратить головокружение, пока Микки сидит на пятках и массирует его бëдра с чересчур самодовольным видом. Хорошо, возможно он заслужил быть таким. — Экски́сито, — говорит брюнет, показательно облизывая губы, — Восхитительный. Чёртов испанский. Йен тянет его наверх, чтобы стянуть эти грëбанные джинсы, пока Микки смеётся и стоит смирно, позволяя Йену освободить его каменную эрекцию от штанов и нижнего белья, прежде чем наконец-то сжать эту потрясающую задницу и взять Микки в рот. — Кáриньосо, — хрипло хвалит брюнет, играя в волосах Йена, — Те áдоро… Всё это слишком великолепно работает для него. Йен ласкает Микки от основания к кончику, старается взять его полностью. Он не такой большой, как сам Йен, даже близко нет, но он шире, толще, уголки его губ приятно печёт, когда Йен прижимается носом к тёмным волоскам на лобке, чертовски гордясь собой. — Магни́фико, ми Ди́ос…, — Микки бормочет, а после тянет Йена за локоны на макушке, аккуратно отстраняясь, — Хорошо-хорошо, подожди…, — он улыбается с закрытыми глазами и тяжело дышит мгновение, прежде чем посмотреть на Йена, — Áхиль…ловкий. Йен просто улыбается, потому что вероятно не может иначе и тянет его к себе на колени, чтобы поцеловать. И они оба остановили друг друга, потому что жаждут чего-то большего, по-крайней мере Йен точно в игре. Он никогда не признается Микки, что в большей степени занял ванную Галлагеров, потому что, наверное, часами думал о том, как они это сделают. В сексе нет ничего сложного. Выясни позиции и уважай своего партнёра, что бы вы не делали. И дело в том, что Микки выглядит так, словно никто в мире не сможет его нагнуть, поэтому Йен думает, что он должен спросить, хотя буквально никогда этого не делает. Если другой парень не захочет играть по его правилам, то Йен просто натягивает штаны и прощается, однако здесь и сейчас всё совсем по-другому. Он делает глубокий вдох и медленно выдыхает, когда Микки посасывает и целует кожу на его шее, прежде чем поцеловать его в губы. — Можно я буду сверху? — Йен чувствует себя глупым, как только бормочет это. Но он действительно не нашёл других слов в своём пленённом желанием мозге, чтобы уточнить детали. И он готов быть снизу, он чертовски готов с Микки на что угодно, жаждет всего, что только может получить, просто он так сильно его хочет, хочет быть внутри него вот так, хочет почувствовать его вокруг себя, показать ему, как Йен может сделать это для него… Брюнет смеётся, и на мгновение Йен почему-то думает, что он может ему отказать, когда Микки говорит, — Действительно планировал побыть сверху сегодня вечером, — но потом он показательно крутит бёдрами, скользя ягодицами по перевозбуждëнному члену Йена, и всё встаёт на свои места. О. Ооо. Да, это подходит. Чертовски идеально, если сказать честно. — Что ты на это скажешь, ми óмбре? — шепчет Микки, его бёдра двигаются в равномерном темпе. — Всё, что ты захочешь… Микки улыбается и тащит его в спальню. Они падают на кровать, снова целуясь; мягкие прохладные простыни ощущаются, как самый настоящий рай под горячей кожей. Микки исчезает на мгновение в поисках смазки, а после происходит неловкая заминка с выяснением, кто и когда получал свои справки здоровья. Йен довольно хихикает, когда Микки показательно выбрасывает квадратик фольги в мусорку, потому что у них всё в порядке. Всё горячее и мягкое, когда Йен готовит его, пытаясь удержать крупицы самообладания при себе. Он не видел ничего красивее. Ничего лучше, чем этот мужчина в его руках, расслабленный и отзывчивый, тихо стонущий его имя, когда он готов. Сжимающий его пальцы, царапающий тупыми ногтями бицепсы Йена и выгибающий спину с прерывистым вздохом удовольствия. Обнажённый, на нём, чёрт возьми, только браслет, как и на Йене. Йен просто не поддаётся ему, пока три пальца не входят легко, пока Микки не краснеет от румянца, и капельки пота не выступают на его лбу и груди. — Те…те некéсито, Йен…тан фу́ерте, — он бормочет, когда его бедра немного дрожат под губами и языком Йена, — Нуждаюсь в тебе…так сильно, Йен… И Йен тоже больше не может этого выносить. Он медленно убирает пальцы, ласкает его ещё немного, целуя тут и там, облизывая солоноватую головку члена, пока ищет смазку свободной рукой по простыням. И когда он готов, когда Микки обхватывает его ногами за поясницу, обвивает шею руками, зарываясь пальцами в буйные локоны, тогда Йен толкается и думает, что подождал бы ещë вечность, если бы в конце его ждал Микки. Он собирается заняться этим снова, как только они, чёрт возьми, закончат, а потом вновь и вновь. На самом деле Йен думает, что это его новая жизненная цель — быть в Микки Милковиче. Он может только надеяться, что Микки чувствует себя так же, потому что Йен чертовски горит от удовольствия, когда делает первые робкие толчки, и сладкие спазмы скручиваются в его животе, отзываясь в паху, бёдрах, кажется, в его грëбанной голове. — Тан бу́ено, магни́фикаменте, — Микки стонет, сжимая его бедрами, целуя в лицо, — Так…хорошо, чёрт…великолепно. — Ты лучшее, что есть…, — Йен пытается, но его мысли сбиваются, стоны прорываются сквозь слова, пока он толкается и толкается, сдерживается, зажмуривается, когда всего становится слишком много, — Самое лучшее, что у меня только есть. Микки прижимает его к себе с силой достаточной, чтобы приостановить толчки и заставить Йена успокоиться, мягко поглаживая по бёдрами и пояснице, прежде чем толкнуть его и перевернуться, седлая и целуя влажно и горячо. Он опускается на член Йена снова, как только они оба отходят от края обрыва, и Йен просто держится за него и принимает всё, что ему дают. И это так хорошо, так невероятно, непостижимо, безгранично приятно. Микки больше кружит бёдрами, чем что-либо ещё, но этого достаточно, на самом деле одного только его вида хватило бы, чтобы Йен неминуемо потерял себя от удовольствия. Он такой красивый. Его руки на груди Йена царапают его от наслаждения, прохладные бусинки браслета касаются кожи, пока Микки двигается всё быстрее, отрывистые, с отчаянием…Йен старается держать глаза открытыми, чтобы не упустить ни секунды из этого. — Чёрт, чёрт, — американская ругань звучит так же греховно изо рта Микки, как и испанские ласки, —Делаешь это так хорошо для меня, Йен…Йен. Контроль оргазма делает его надвигающееся освобождение почти невыносимо приятным, грандиозным, чёрт возьми, если так можно сказать. Они немного замедляются, перестраиваясь, целуясь с приоткрытыми губами, когда Микки встаёт на колени, а Йен сгибает ноги, чтобы обеспечить себе хороший угол для финальных толчков. — Ты готов, Милкович? — игриво спрашивает Йен, кладя ладони на пухлые ягодицы Микки, сжимая, массируя и используя их, как небольшой рычаг. — Абсолютно, Галлагер, — Микки дразняще улыбается ему, прежде чем зарыться в шею и позволить удовольствию взять над собой верх. Он толкается раз, два, три раза, и обхватывает твёрдый, как гребанная сталь, член Микки рукой. И вместе они стонут, выкривают имена друг друга, двигаются, толкаются, пока блаженство не настигает их и не валит в потную кучу конечностей. Пока всё, что между ними останется — это любовь. — Как по испански "люблю тебя"? — спросит Йен позже, почти засыпая, плавающий во всех гормонах удовольствия, как рыбка в аквариуме. — Tэ амо, — Микки ответит, продолжая перебирать его влажные кудри. — Значит…тэ амо, Микки Милкович? — Значит, кóмо тэ амо, Йен Галлагер. Катарсис.