***
«Вот что бывает, когда меня таким образом будят с утра», — усмехается Санс, сидя на бортике ванной и смотря на то, как Папирус раскладывает полотенца. — «Бля, ладно, выходные впереди, тогда, может, будет видно, как мы будем проводить время… по-новому». Очень непривычно находиться с братом без одежды в одной комнате, предвкушая, во что сейчас, скорее всего, перейдёт этот совместный поход в душ. Санс не против совершенно, а Папирус ему и вовсе сам предложил, в крайнем случае, он бы сказал, что «нет, Санс, опаздываем». Санс сделал расчёт на то, что продолжению быть, и Папирус на это согласен. Ночи однозначно было мало, для Санса всё это ознаменовывает новое начало в их совместной жизни. Наконец-то, предположительно, более хорошее, чем «до» всего. Кран в ванной уже включён, и Санс время от времени регулирует температуру воды, подводя к струе руку, а затем крутя обе ручки. — Надеюсь, такая температура тебя устроит! — громко говорит Санс, чтобы Папирус услышал его, а не шум воды. — Устроит, — томный голос Папируса не слышно, но Санс его согласие улавливает явно, переключая воду с крана на душ. Когда они стоят под водой, тёплые капли приятно обливают кости обоих. Папирус сразу же притягивает брата тесно к себе, из-за разницы в росте у него получается лишь положить голову тому на макушку. «Мне нравится, как он пахнет. И вообще то, какой он. А ведь недавно я стоял тут один и дрочил на него. Не верится, что это правда», — Папирус одной рукой открывает упаковку с гелем, что стоит на полочке, и начинает скользить руками по позвонкам. Приятный запах наполняет ванную комнату. Пальцы у Папса горячие от воды и от происходящего, и он сосредоточенно намыливает кости Санса, растирает, оглаживает, рёбра, лопатки, шею… К ней же он наклоняется и целует, покусывая, проводя языком и глубоко дышит. Санс перед ним в душе. И он может его трогать как хочет. Эти мысли возбуждают и будоражат его всё ещё. И от них же, кажется, начинает концентрироваться магия, но он не отвлекается. Сам он кажется немного сдержанным, но не от возбуждения, а от восторга. Такого счастья внутри него не было практически никогда, не считая глубокого детства. Он даже немного чувствует себя ребёнком, но от Санса всё ещё не отстраняется, так же шумно дыша и лаская его спину. Санс шумно вздыхает, выгибаясь и выпрямляясь, теснее к грудной клетке прижимаясь, когда чувствует, как чужие фаланги пальцев начинают усердно намыливать его. Магию в такие моменты точно не усмирить и Санс её бездумно пускает в низ. — Можешь… мне тоже дать геля? — тут же просит Санс. Он не хочет отстраняться и оборачиваться. Брат щедро протягивает ему упаковку, и Санс, налив себе в руку достаточно массы, сначала касается его грудной клетки, в самом центре, почти что обхватывая её рукой так, как это возможно и как это позволяют щели между рёбрами. Он прикладывает вторую руку к первой и размазывает гель по всей груди в принципе. Сначала Санс помечает передние рёбра Папируса, чуть применяя силы в ладонях, старательно втирая. Затем выбирает ещё немного жидкости и лезет своими руками во внутрь грудной клетки, оглаживать рёбра изнутри, доходя и до позвоночника с позвонками. Кажется, Папирус это до дрожи оценивает и Санс хитро и довольно улыбается, лбом припав к его грудной клетке и прикрыв глаза. Особо усердно намыливая позвоночник, он постепенно спускается к тазовым костям и может собственноручно окропить гелем даже верхушку подвздошных, ухватившись за них и проведя наполовину, чуть не съехав ниже. — Дальше? — спрашивает в полный голос Санс, вынужденно остановившись. «Чую, после этого мы каждый раз в душ будем ходить вместе… Бля, боже». У Папируса начинают немного дрожать руки, и он оставляет их на острых плечах брата. Судорожные выдохи сами собой вылетают изо рта, и он прикрывает глазницы, наслаждаясь ласками. — Н-не останавливайся… — бормочет Папирус куда-то вверх. — Не хочу… Ха… опаздывать, — ложь. На самом деле он не хочет, чтобы брат прекращал его трогать. А делает он это так, как нужно, безумно приятно и возбуждающе. Магия формирует красный орган, и Папирус даже не удивляется, лишь предвкушающе ждёт, что брат вновь задумал. Санс, едва скрывая восторг того, что брат снова возбуждён не без его помощи, берёт упаковку вновь и нагло разливает геля, пытаясь попасть как можно больше на тазовые кости. Отставив её, он тут же направляет обе руки вниз и интенсивно размазывает гель по его тазовым костям: сначала по внутренней стороне, а излишки старается перенести на внешнюю, стремительно доходя до симфиза и до его органа. Но он пока его не касается. Гель контрастно прохладный, по сравнению с водой, с температурой в комнате, с разгорячёнными костями, и это делает всё происходящее ещё приятнее и охуеннее. — Боже… — Папирус проглатывает вдох, от этого дыхание становится чуть рваным. Папс тихо продолжает шептать его имя. Какое… Какое красивое у брата имя, когда его выстанывает Папирус. Санс смотрит вниз, кажется, с оценкой, и видит помимо его члена свой. Он на мгновение ловит шок, как в первый раз, когда вчера увидел член брата. Он всё такой же большой и, господи, на него хочется смотреть вечно. Санс бы хорошенько с ним порезвился с утра, раз уж всё пришло к этому, но подставлять его нет желания. — Дай руки, — проговаривает Санс, вздыхая. — Свои. Папирус чувствует горячую магию Санса рядом с собой, и ему хочется плотно прижаться, прикоснуться друг к другу, жёстко схватить их обоих ладонью и начать быстро дрочить. Но у Санса кажется, другие планы. И тогда Папс послушно опускает свои ладони с его плеч, ведя по его костям вниз, пока не достигает запястий и буквально вкладывает свои ладони в его. Санс одобрительно улыбается и, прежде чем совершать свой план, подводит его руки к своему лицу и целует их, затем проводит по пястям языком. — У тебя такие руки большие и тёплые, а ещё красивые, просто пиздец, — говорит хрипло Санс, прижимаясь лицом к костяшкам, краснея. «Интересно, а если он немного сожмёт ими мою шею, это будет выглядеть сексуально?» — Санс решает приберечь эту идею на попозже. Он решительно берёт и руки Папса… опускает вниз, к своему тазу. Санс тут же берёт упаковку с гелем и одним нажатием выливает небольшую струйку, чётко попав на свой внутренний таз и на руки брата. Санс вздрагивает от прохлады, но это ещё не всё. — П-Папирус… С-сделай тоже самое м-мне… — еле выговаривает Санс немного дрожащим от возбуждения голосом, посмотрев ему в глаза чуть ли не умоляюще. — П-пожалуйста, — одна его рука была свободна и, ухватившись за член брата поудобнее, следующая струйка геля попадает на него. Папирус стонет. Откровенно и низко, склоняясь над братом и глубоко дыша. «Он прекрасен, когда просит. Он всегда прекрасен», — делает вердикт Папс. — Ты очень х-хорошо умеешь просить, ты знаешь? — шепчет он ему в шею, начиная её целовать и потихоньку оставлять красные отметины. «Мой». Санс отдрачивает ему, на этот раз сжимая орган поплотнее, чем вчера. Сначала он делает это достаточно медленно, размазывая гель и предъэякулят по всей длине, но гель позволяет скользить быстрее. Когда Санс поступательными движениями доходит до основания, он всячески раскрывает свои фаланги пальцев и принуждённо касается симфиза, будто пытается кое-какие остатки геля добросить до него, чтобы точно было чисто. Кажется, Санс совершенно не будет против, если Папирус помоет его тоже внизу, а затем перейдёт к его органу. Обливать кости Санса гелем очень увлекательно. И смотреть, как Санс использует его на члене вместо лубриканта — тоже. Это… Возбуждает, и магия немного дёргается, становясь лишь горячее и твёрже. Папирус выливает гель на внутренние части тазовых костей, в чем-то повторяя то, что делал Санс для него, потому что делал он безумно приятно. Папс хочет, чтобы брату было хорошо. — Сперва тебя нужно помыть здесь, — шепчет он, растирая ароматную жидкость, и та немного пенится, становясь пышной и мягкой. — После ночи тут должно быть очень грязно, — он оглаживает его лобковые кости двумя руками, синхронно скользя к крестцу, и тут уже проходя руками по внутренней стороне, там, где стекает по костям гель, который Папс не успел вспенить. Эта картина напоминает ему ночь, и от этого он сдавленно стонет, опуская голову, рассматривает изнывающий член брата и то, как брат усердно ласкает его плоть. «Он… Снова к себе даже не притрагивается. Ему такое явно нравится, мх, интересно, сколько он может продержаться, если его не трогать?» — Папирус обещает себе это выяснить потом, и осторожно поддаётся бедрами в ладонь Санса, не забывая о его намыленных костях. Скользя большим пальцем по тазу внутри, он всё же оглаживает симфиз и от него поднимается по стволу члена вверх, отчётливо задевая уздечку, проводя с нажимом по липкой головке и массирует уретру большим пальцем. Санс со стоном на мгновение выпускает даже свой язык, жадно глотнув влажного и горячего воздуха, но затем тут же прикрывает рот. — Д-да… — гулко протягивает Санс басом. — Очень г-грязно… — он соглашается, отвечая через несколько секунд и восторженно смотря на то, как Папирус чувственно промывает его таз. — Б-бля… — П-подожди, Са-а-анс, — тихо простанывает Папирус, когда брат сжимает его член. — Отпусти. Он ждёт, чтобы воплотить свою мысль в реальность. Санс отстраняет руку. На лице образовывается недоумение, но всё сразу становится понятно, когда Папирус берёт всё под свой контроль. «Большие и тёплые руки, говоришь?» — ухмыляется он мыслям, опускает голову и наблюдает, как плотно прижимается своей эрекцией к брату. Становится безумно горячо. Он на пробу трётся об него, их липкие головки утыкаются друг в друга, предъякулят и гель смешиваются, томительно стекая по копчику куда-то к бёдрам, и тёплая вода на горячих костях становится прохладной. — Вот так, — тихо шепчет Папирус, обхватывая оба члена сверху, массируя головки и перемешивая смазку по ним равномерно. Папс глухо стонет куда-то вниз, не переставая наблюдать за собственными действиями и возбуждаясь от этого ещё сильнее. «Он же этого хотел? Он, блять, читает мои мысли». Ладонь опускается по стволам, пачкаясь в вязкой жидкости, и всё это издает просто прекрасный развратный звук, но те звуки, который Санс издаёт сейчас возле его головы — ещё лучше. Папирус сжимает ладонь крепче и к брату прижимается плотнее, дёргая рукой вниз и вверх в размашистом темпе. Так как у Санса член заканчивался чуть раньше, чем ладонь дойдет до конца Папса, тот старается сжимать пальцы крепче, создавая массирующее движение у головки и крайней плоти. «Он всё правильно понял, гх… Его член и мой… Он ласкает нас обоих… Это хотел вообще я сделать, но… Лучше, если он. У него руки на это больше, а я… Я своей одной ладонью еле обхватываю, х-ха…» — проносится у Санса в голове, с завороженным видом наблюдая за его движениями и улавливая каждое прикосновение. — Нравится? — задаёт Папс вопрос, не требуя ответа, и ухмыляется острым оскалом, почти похабным и жадным. Он рассматривает, как в его ладони прячутся головки их членов и неосознанно облизывается, толкаясь в свою же ладонь, создавая дополнительное трение о член брата. — Т-Ты очень твёрдый и… Горячий… И… Я сейчас кончу… — он сжимает пальцы у основания, чуть играет своими фалангами. — Ты тоже твёрдый… — отвечает ему сразу Санс, а когда Папирус едва ли не скулит об оргазме, Санс тут же лизнул его за рёбра, пикантно шепча: — Давай, кончай. «Чёрт, если Санс может столько терпеть, он явно так просто не кончит. Потрясающе», — думает Папирус, без прикрас восхищаясь его выдержкой, и толкается в собственную ладонь последний раз, испуская сперму в сжатый кулак. Она вместе с водой растекается по его пальцу и члену Санса, и Папс наблюдает за этим с замиранием души. Он всё же отвлекается, чтобы поцеловать его, выпускает свою обмякшую магию и концентрируется только на брате. «Чёрт, я определённо его выносливее. Вот это, бля, преимущество. Надеюсь, он не…» — но его мысли прерывает поцелуй и следующий вопрос: — Как ты хочешь? — интересуется Папирус, потому что мыслей у него масса. Но пальцами он продолжает его дразнить, сжимая и разжимая, и это, пожалуй, теперь его любимое занятие. — Пожёстче, — выдыхает Санс, опуская взгляд на свой член и ладонь брата. Санс медленно протягивает руку и берёт Босса за запястье, вынуждая остановиться. — Я с-сейчас тебя направлю. Покажу… — он широко ухмыляется, пошло, но из-за склонённой головы Папирус не может увидеть его лица, — как я на тебя дрочил всё это время, х-хах. Санс начинает тянуть брата за запястье фалангами пальцев, призывая начать скользить по стволу снова. Налив ещё геля на их руки и на его член, Санс слегка вздрагивает, но направлять не прекращает, касание фалангами пальцев он переводит в крепкую хватку и начинает наращивать темп. Санс издаёт протяжный, томный стон. Рука Папируса покорно двигается так, как управляет им Санс. А скулы вмиг вспыхивают, Папирус не позволяет себе оцепенеть от смущения, но в груди его громко ухает. Мысли заполняют голову снова, приятные, трогательные, тёплые и тягучие, подобно воде из горячего душа. «Он… дрочил на меня», — и пусть это абсолютно логично и объяснимо, Папирус тоже мастурбировал на брата, но почему-то ему хочется застыть и скрыть челюсти ладонью от блаженной нежной улыбки. Осознавать, что всё взаимно настолько — слишком невероятно. — Х-х-ха-а-а, д-д-дааа… Т-так и надо… О-ох… — Санс сжимает зубы. — Можешь ещё ускориться… — рот его больше не закрывается и из него вырываются стоны, вздохи, охи, просьбы, имя брата и иногда «Босс». — И с-сожми его посильнее… Бля, да-да-да, вот так, о-о-ох… Х-хорошо… Санс хватается за рёбра брата руками, чтобы прильнуть к его телу, как за опору, на случай падения, после чего он начинает лихорадочно толкаться тазом в надрачивающую руку. Санс раскрывает рот в разорванных вдохах и выдохах, в него попадает вода, и он тут же склоняет голову, прокряхтев. Когда рука Папируса ускоряется, Санс, откинув голову назад, стонет громче. Он приоткрывает глазницы, смотря на крайне сосредоточенного Папируса. Папирус стискивает Санса пальцами так крепко, как может, и скользит по нему быстро и ритмично, и все эти умоляющие и невозможно возбуждающие звуки заставляют Папса стараться сделать брату ещё приятнее. Но на секунду Папс сглатывает, жадно рассматривая всё происходящее — то, как брат, цепко схватившись за него, трахает себя его рукой, и от этого становится безумно приятно. А ещё от осознания того, что он частично растирает свою же сперму по его члену. — Хочу… Гх… Хочу… жёстко оттрахать твою руку, х-хах… Тебе… нравлюсь я на ощупь, д-да? «Трогать чужую магию так грязно. Но так завораживающе». — Мне нравится, как ты звучишь, — одобрительно шепчет Папирус ему в ключицы, облизывает их и целует, пока брат управляет его рукой. Папс делает всё в точности так, как Санс просит, и восторг доставлять ему удовольствие практически наравне с восторгом дразнить его. — И на ощупь ты тоже прекрасный, — мурчит он слишком уж довольно. Ему действительно нравится магия брата — горячая, плотная и безумно, безумно красивая. И ложится в его ладонь так идеально и удобно, что Папирус ахает от восторга. Хочется чуть замедлиться, осязать более чувственно, почти изучающе, но Папирус лишь жёстко и быстро двигает ею — сделать Сансу приятно сейчас важнее, чем пощупать его. К тому же, подобные действия тоже приносят Папирусу удовольствие. — Вот так… Мх… Д-да, Босс… — Санс становится громче. — Я вот-вот буду… На пике!.. Движения Санса становятся ещё быстрее, и кажется, Папирус подлавливает это, двигая по его члену лихорадочно быстро. Санс начинает скулить на весь душ, не отдавая себе отчёта в том, что сейчас темп внизу даже для него действительно впечатляющий. — П-Папирус… Поцелуй меня… — молит его Санс, резко подняв голову. — Нгах! И он его, несомненно, целует, свободной рукой нежно проводит по его широкой твердой челюсти и примыкает приоткрытым ртом к его. Это очень трогательно. Для Папса. И он краснеет сильнее, чем когда Санса ласкал его член своими чертовски умелыми руками. — Кончи для меня, Санс, — шепчет он ему в рот, впиваясь поцелуем тут же, влажно касаясь с ним языками, и Санс нетерпеливо отвечает. Он весь сейчас в его руках. Вновь. И Папирусу нравится это ощущение до одури и потери памяти. Он закрывает глаза, ведя спешно поцелуй и сжимает его напряжённый влажный член у основания, жёстко двигаясь рукой, как Санс и просил. И без того громкий скулёж переходит в стоны и Санс, едва отстранив свой рот от его, вскрикивает, а в его теле будто происходит взрыв. Снова звон в ушных отверстиях, на первых секундах противный, но затем затихающий, снова его передёргивает и на мгновения он становится чрезмерно перенапряжённым, но затем многократно ослабевает, его дыхание снова преобразуется в более прерывистое и немного задыхающееся. Санс еле удерживается на месте, всё ещё держась за брата, чтобы не упасть. Ноги трясутся и кажутся слабыми. — У-у-у-ух… — протягивает он облегчённо, приводя дыхание в порядок, какое-то время он стоит, склонив голову перед братом, чтобы капли воды не попадали на лицо, но в итоге он решается поднять голову снова. — С… С… С-Спасибо… — он удовлетворённо улыбается, благодарно смотря в глаза Папирусу. — Это… охуенное пробуждение, — голос его всё ещё возбуждённый, но постепенно идущий на спад. — Очень охуенное. Когда Санс понимает, что может сам стоять на ногах, обнимает Папируса за позвоночник снова, положив голову на грудную клетку. Всё будто в тумане, и Санса не волнует ничего, но, крамольные мысли о том, что им обоим на работу, быстрее возвращает их в реальность. — Я, кстати, тебе ещё не начистил шею, — вдруг говорит он. — Да и спину тоже. Душевая процедура через пять минут заканчивается. — Кстати, бро. Ты же понимаешь, что нам не стоит распространяться о том, что мы теперь… пара? — спрашивает Санс, натягивая на таз свежие трусы. — Иначе монстры нам промоют все кости. — Санс едко прыскает и смеётся. — Обещаю, единственная на сегодня шутка, я не сдержался! — Санс быстро успокаивается. — А вообще, про отношения я серьёзно, — он возвращает себе более «деловой» вид и даже голос. — Тем более, что сейчас… время такое. Нехорошее. Но я думаю, об этом мы ещё поговорим, когда ты пойдёшь завтракать. «Надеюсь, на это время у тебя ещё есть». Папирус время от времени поглядывает на чистые голые кости Санса, сидя уже в чёрной рубашке, заправленной в такие же чёрные штаны, и откровенно им любуется с блаженной расслабленной улыбкой. В какой-то момент он совсем теряет счёт времени. «Какой же он замечательный», — у Папируса в голове с недавних (на самом деле, с очень даже давних) пор образовался фан-клуб Санса, состоящий из него одного, потому что кроме Папса больше никто не смеет видеть Санса таким, каким видит он, подмечая его неловкие движения, расслабленную походку, взгляд, слова и вообще все вещи, которые для обычных монстров показались бы странными, но для Папса они кажутся… Особенными и очаровательными. Он практически готов мурчать, как большой сытый кот, которому после вкусного обеда полагается лежать своим пушистым боком к тёплому золотому солнцу. Папс всё же концентрируется на глазницах Санса, когда тон его становится серьезным. И он бы точно оценил его каламбур, если бы любил каламбуры. Папс поднимается на ноги. Лицо становится более нейтральным, но настроение у него такое же отличное. — Я постараюсь, — он ставит кулаки в бедра, перенося вес тела на ногу. — Но если кто-то вздумает к тебе лезть, терпеть это я даже не вздумаю. «Он мой», — Папс неосознанно злобно скалится. — Ебать, меня наоборот все за десять метров избегают по возможности, кому я нужен-то, кроме тебя? — Санс почти что издевательски усмехается. — Я не про это, — Санс выпрямляется в полный рост. — Я про то, что это в принципе уже пойдёт во вред нам обоим. Тем более, если я собираюсь работать «на два фронта». На меня тогда даже смотреть не будут, а сразу слать ко всем чертям. Санс подходит к Папирусу. Сейчас он в лице выглядит… Совершенно как обычно: с виду серьёзный, холодный и слегка странный. Будто они не дрочили друг другу в душе и не обменивались грязными любезностями минутами ранее. Да, Санс всё ещё полуобнажённый, стоит в одном нижнем белье, но это ненадолго. Он направится в свою комнату за новой одеждой сразу же, как покинет ванную вместе с братом. Ну, или хотя бы последнему напомнит о том, что время не ждёт, а долг зовёт. Ого, давно с Сансом такое? — Ты же помнишь, о чём мы вчера беседовали, не так ли? — спрашивает нарочито он. — Подумай об этом, я пока… пойду оденусь. «Мх. Впадлу идти на пост, а потом к Альфис. Но надо», — Санс оборачивается и почти что выходит из ванны, но возле порога останавливается и, посмотрев на брата, ехидно подмигивает ему. Далее он покидает ванную, с мыслями о том, что надо ему что-то напялить. Папирус, несомненно, понимает, о чём брат говорит. Для всех будет безумно странно, если их отношение друг к другу резко поменяется, особенно с патологической тягой Папса выливать эмоции мощнейшим водопадом почти на всех подряд. Но он, чёрт возьми, королевский стражник! У него есть выдержка! Он справится ради их же безопасности. Потому что другого выбора у него особо и нет. Он выходит из ванной вслед за братом. Его одежда и кости пахнут их грязным секретиком. «Нужно поесть, пока есть время», — отвлекает он себя от мыслей о брате, потому что теперь их в десятки раз больше. И по его светящемуся счастьем лицу, точно новой лампочкой, сложно не определить, что что-то случилось. — «Андайн будет задавать вопросы», — мысленно готовит он себя, поглядывая на настенные часы и подмечая ещё двадцать минут в запасе. Папирус открывает холодильник и с отчаянием вспоминает, что не готовил себе на ужин ничего, что могло бы остаться и на завтрак. Что ж, не страшно. Он, как истинный чемпион, готовит себе овсяную кашу, помешивая её в кастрюле чуть-чуть тоскливо. «Сансу понравится моя новая экипировка», — думает он восторженно, меняя лицо на довольное. — «Не терпится её увидеть. И шарф. Нужно скрыть шею».***
«Надо тоже обновить гардероб», — задумывается Санс, когда входит в свою вечно прохладную комнату из-за настежь открытого окна, и залезает в шкаф с вещами. Он без задней мысли берёт первую попавшуюся футболку, она чёрного цвета и на ней нарисованы… рёбра. Сзади тоже они, но с позвоночником и лопатками. А на рукавах нарисованы плечевые кости. Санс даже не помнит, где её ухватил и когда. Вместо шорт он натягивает какие-то завалявшиеся чёрные джинсы, а дальше стандартно: старые кроссовки и его любимая куртка, от которой… отвратительно несёт чем-то, что напоминает горчицу. Но это не горчица и не его куртка, запах-то он помнит. — «Пиздец. Точно не могу пить горчицу», — Санс брезгует её надевать. — «Ладно». Он её откидывает в угол комнаты, намереваясь сунуть в стиралку позже. В гардеробе он находит какую-то чёрную длинную накидку, почти что ему не по размеру, но внутри она в чёрном меху. Лучшего варианта он не найдёт. «Ладно, похуй. В принципе, я кровосос, должен быть дохуя готичным и модным». Санс намеревается далее пойти на кухню, что он и делает, после чего садится напротив Папируса и какое-то время наблюдает за тем, как он ест, перед этим пожелав «приятного аппетита». «Пиздец… Мы с ним пара», — задумывается Санс. — «Я, бля, поверил бы в то, что Асгор принял закон о разрешении педофилии, но не в это. До сих пор думаю, что я ебанулся» Санс собирается с мыслями и, вздохнув, начинает свою речь: — За пределами дома мы — не пара, — чеканит Санс, кажется, он считает себя обязанным это вправить Папирусу сразу же, потому что должен вправить это, в первую очередь, себе. И если в себе он уверен, обладая достаточно хорошим контролем, то его брат — совершенно другая история. — Мы за пределами дома — два долбаёба. Один тянет в дерьмо, второй тянет в добро. Один несёт хуйню, второй даёт ему по еблу. Сечёшь, да? — Санс почти что угрожающе смотрит на Папируса. — Я правда волнуюсь по этому поводу, надеюсь, ты не меньше меня действительно осознаёшь всю серьёзность ситуации. Я тебе как завсегдатай (уже нет, я вампир, даже бухло будет дерьмом, о, возрадуйся) баров отвечаю, общественность интересует больше всего три темы: первое — это, безусловно, политика; второе — домашние сопли, бытовуха и всякая прочая хуета; и, третье — личная жизнь других монстров, — короткое молчание. — Особенно небезызвестных монстров, — ещё одно короткое молчание, такое же, Санс смотрит на Папируса напряжённее. — А особенно каких-нибудь очень важных шишек, вроде тебя. Новость о том, что «Великий и Ужасный Папирус, один из генералов Королевской Гвардии, личная правая рука Андайн, ебётся со своим наркоманом-братом» взорвёт всех к ебеням. Сука, это будет адовый пиздец, на тебя даже Асгор будет косо смотреть, бля буду, — Санс водит рукой по воздуху, придавая своим словам будто больше смысла, хотя отчасти так оно и есть. — По тебе это ударит намного сильнее, чем по мне. «Да и я переживу, мне насрать. Но я молчать буду… просто потому что я не хочу, чтобы кто-либо знал о том, что у меня есть кто-то в отношениях. Даже если это не Папирус. Я в целом это… Не люблю». — Прости, я должен чётко был это обозначить. Я подозреваю, что ты и так в курсе. Но, просто, чтоб ты услышал мою позицию и, в идеале, ей придерживался. Папирус раздавливает свою кашу долгим тяжёлым взглядом, и та на вкус становится такой же тяжёлой и паршивой. Он кивает, не смотря брату в глаза, а потом, поднимая на него голову, кивает ещё раз, уже более убедительно. — Тогда дома тебе придется отдуваться за все те часы, когда мы не пара, — он проглатывает кашу и вдумчиво перемешивает её в тарелке. — Ну, это на первое время. Потом я привыкну. Папс издает странный звук, похожий на фырканье и выдох одновременно. — Ты так говоришь, как будто я буду против, — Санс одобрительно улыбается. — Уже всё придумал, да? — он хмыкает хитро. «Фантазёр, етить». — Но только дома, — добавляет Санс, снова напоминая. — И, желательно, не в гостиной, а на втором этаже, в одной из комнат, — Санс на секунду задумывается о покупке штор или жалюзи, ибо на первом этаже в гостиной даже через веранду можно проследить за происходящим через стёкла. — Ну, или надо будет купить плотные шторы, — решается Санс озвучить мысль. «Это, в принципе, не сложно… Он всё ещё такой же идиот. Просто теперь я могу с ним делать всё, что захочу…» — Папирус спокойно улыбается этой мысли. — Я нас не подведу, — уверенно обещает Папирус брату в серьёзные глаза. Санс становится спокойнее, когда Папирус принимает его мысль. — Я рассчитываю на тебя. Спасибо. «Если это важно для Санса, для меня важно тоже», — Папирус немного думает, опустошая свою тарелку с кашей, и выдыхает в предвкушении, чего — и сам не знает. — Встретимся во время обеда? — предлагает он. — Оценишь мою новую экипировку, ньехе-хе! — он возвращается в несдержанно радостный тон. Санс лыбится шире, беззвучно усмехаясь. — Обязательно оценю. Судя по тому, как ты о ней воодушевлённо рассказываешь, в ней ты будешь выглядеть как божество войны… — под конец мечтательно протягивает он. Санс в голове прикидывает, как может выглядеть Папирус в новом плаще, в полностью закрытой экипировке. В любом наряде, что он его представлял, он выглядит опасно, великолепно и чертовски возбуждающе. Санс в черепе помечает себе пунктик: заставить брата в броне трахнуть его. Когда-нибудь. «Пиздец, мы только что дрочили. Мне даже этого мало?» Санс заинтересованно начинает спрашивать: — Ты вроде должен был с Андайн встретиться, а я сегодня, как я по-оня-ял, — подчеркивает он, — должен отработать лишь полдня? А потом засесть с Ал и обсудить все детали о вампирах, так? Кхм, а чё за экипировка-то хоть? Плащ, о котором ты заводил разговор? — интересуется Санс. — Я могу на твой позвоночник пялить, как раньше? — наконец, озвучивает он основную мысль. Папирус сперва активно кивает, а потом, резко остановившись, дергано мотает головой. — Не-е-ет, — тянет он с прищуром, чуть краснея, но не теряя прежнего настроя. — Очень пиздатый плащ, Санс, — поправляет он его, — и новый доспех! А с Андайн я должен встретиться только после обеда. А ты, — он указывает на него пальцем, — если с Альфис закончишь раньше, то вернёшься на свой пост. Никаких поблажек за стенами дома. Условия ставил не я, — оправдывается шутливо он. — Я не знаю, сколько я буду с Ал торчать, — проговаривает Санс. — Постараюсь… мгм… Постараюсь как можно быстрее отцепиться от неё и составить компанию тебе, — он снова тепло улыбается. «Теперь это должно быть тоже на постоянной основе. Не верю». Папирус рассматривает красивую меховую накидку на плечах брата, почти величественную и пафосную и… Нелепую футболку с рёбрами. «Сочетание высший класс, Санс, в твоём стиле», — Папирус невпечатлённо ведёт бровью. Но это даже кажется ему милым. — Милая футболка, — хмыкает он, поднимаясь, и ополаскивая тарелку водой. Убирая посуду, он разворачивается к брату. — Я даже не помню, где я её взял… просто первое, что попалось под руку. И тут Санс придумывает ещё одну странную идею, которую, возможно, он попробует привести в реализацию: просмотр с Папирусом чего-нибудь порнографического. «Это точно на выходной», — тут же вбивает себе в череп Санс. — «И когда приобретём шторы. Возможно, ему понравится что-нибудь из жанра BDSM?.. Если он так быстро принял доминирующую позицию…» — Пока мы дома, я могу тебя поцеловать? Типа на прощание. Чтобы если что прийти на твой пост и дать пиздов, если будешь отлынивать. Компенсация! Санс снова вспыхивает. На его относительно серьёзном лице это выглядит по-своему очаровательно. Да и Санса мило забавляет фраза брата о «компенсации». — Повторяю, — вздыхает Санс. — Если ты не понял: пока мы дома, мы — пара. Выходим из дома — мы не пара, мы — биба и боба, два бабоёба. Или долбаёба. Похуй, не суть. Суть — вне дома мы не пара. А дома — пара, — Санс встаёт со стула и подходит к нему. — Поэтому, как ты думаешь, можешь ли ты меня поцеловать сейчас? — он приподнимает голову к брату, открывая ему своё лицо и, кажется, вопрос риторический, ибо сам напрашивается для ответа. Санс блаженно прикрывает глазницы. — А вообще, Босс, как думаешь, мне подошла бы одежда для вампиров? — внезапно возвращается к теме одежды он. — Или, ну, в целом что-то такое… строгое и готическое? Хуй знает, я в этом не так силён, но если судить даже по тому сериалу, который мы вместе пытались посмотреть… Папирус, довольно улыбаясь, наклоняется к Сансу, и негромко мурлыкает прежде: — Тебе пойдет и строгое и готическое. Если ты захочешь, — он осторожно гладит его вдоль скулы, рассматривая с какими-то неудержимым обожанием. — Могу подобрать тебе прикид… На тебе бы неплохо смотрелись обтягивающие водолазки… — тянет он заговорщически, закрывая глаза и притягивая лицо брата к себе двумя руками, нежно поглаживает его и легко целует с языком, неторопливо ведя и явно наслаждаясь процессом. «Целуется он прекрасно» — Санс поддаётся поцелую и, приоткрыв рот, позволяет своему языку появиться. — Ялюлютея, — бурчит он сквозь поцелуй. «М. Водолазки, значит», — Санс кисло задумывается. — «Не, ну если он так хочет… Тем более, что… Бля, ладно, водолазок я не носил и, может, это не так плохо». Спустя время Папирус плавно отстраняется, целуя его куда-то в уголок рта, а после довольно рассматривает проделанную собой работу. «Пиздец он такой милый. Интересно, какого трахаться на столе… Наверное, не очень удобно», — Папирус задумывается, держа горячее лицо брата в руках всё ещё, чувствуя и на собственных скулах румянец. — Думаю, я в состоянии сам что-то себе выбрать, — говорит Санс. — Ничего личного, просто, боюсь, мы в мнениях не сойдёмся. Твои вкусы для меня высоки, а мои — специфичны и исключительно на любителя. Папс фыркает. — Не волнуйся, в растянутых прокуренных футболках ты тоже очарователен, — заверяет он. — О, ну спасибо. Тогда можно и попробовать, — хмыкает Санс. Он смотрит на изучающий взгляд Папируса, малость гладясь о его руки, что не отпускают. Санс уверен, что брат тоже думает о чём-то пошлом. Похоже, это на очень долго. — Ладно, Папс, остынь, — вкрадчиво произносит Санс, не унимая улыбки. — Я не против и третьего раза, и пятого, и десятого, но… Нас ждут дела. — Санс вытаскивает из кармана джинсов телефон и мельком глядит на время, тут же убирает его обратно. — Ты, кстати, сейчас сразу к Андайн пойдёшь? Папирус таки отпускает его улыбчивое лицо, улыбаясь сам. «Бля, мы вот-вот опаздывать начнём. Пиздец, ещё и я напоминаю, а не он. Будто сбежать от него пытаюсь», — думает Санс, разворачиваясь к брату спиной. — Сейчас я иду за бронёй, — говорит Папс, почти подходя к выходу. — Что-то ещё? — Нет, ничего. «Теперь я даже не против, чтобы он везде со мной ходил. Но нет, это точно будет странно. Нахуй». — На обеде мы сразу встречаемся у лаборатории или где-то отдельно? Могу, кстати, короткий путь применить в обиход, — Санс уже не смотрит на него. — На обеде за тобой зайду, — обещает Папс. При обходе всё равно придётся навестить брата. — А дальше посмотрим, — он заматывает на шее шарф, накидывает черную джинсовую куртку и вышагивает на улицу, направляясь в сторону мастерской, где его должна ждать новая экипировка.