***
На самом деле, Санс только рад поскорее оказаться на посту. Ему просто необходимо урвать побольше времени, чтобы побыть наедине с собой и своими мыслями. В последние трое суток произошло слишком много событий, а вчера — особенно. И сегодня утром чудеса. Дни невероятных и необъяснимых чудес — вот как это называется. Нет, он ни в коем разе не избегает компании Папируса, он только рад, особенно теперь. Но Сансова душевная организация часто требует одиночества для проведения собственного самоанализа. Особенно когда всё так внезапно меняется. Особенно, когда итоговые изменения, по сути, являются его исполнениями мечтаний всей жизни. Санс такого явно не ожидал и даже не предполагал. Мечты бывают реальными. Нереальные мечты… бывают реальными. Или у Санса джекпот. Санс сошёл с ума из-за голода. Папирус узнал о его вампиризме. Это привело к тому, что они… вместе. Душа Санса начинает неистово стучать как во время признания. Он отчётливо вспоминает всё, что происходило той ночью и всё то, что происходило утром в душе. «Мы занимались любовью. Дважды. Мы хотели друг друга. Это взаимно. И я… я признался ему!.. Я с-сделал это», — он не находит себе места. Он смущён, растерян и напуган, хотя лицом он держит лишь одно выражение — полное напряжение, которое старается подыграть под сосредоточенность на работе, чтобы мимо проходящие гвардейцы не надумали чего-то лишнего (хватает уже того, что Санс вышел в каких-то балахонах, а не в привычной куртке). — «Почему я в это не верю?» — спрашивает себя Санс. — «Как… как это случилось?» Его не пугает сам факт их отношений — он этому рад. Санса пугает, что всё наступило так внезапно, и, на удивление, жизнь ему действительно улыбнулась. В первый ёбаный раз, за много-много лет. Папирус всё это время его хотел? Сансова теория подтверждена? Он теперь ещё ближе с братом… Но почему-то Санс уверен, что местами это может кончиться очень… нехорошо. В какой-то степени, он опасался отношений с братом из-за возможных проблем, которые вследствие могут повлиять на него ещё сильнее. Сейчас проблем нет, пока что. Но Санс уже заранее готовится к любым сценариям, какими бы они не были. Конечно, он хочет, чтобы всё было хорошо. Но зная импульсивность брата и зная некоторую халатность по отношению ко многим вещам Санса, в целом сопоставляя Папируса и себя как отдельных личностей, у Санса вывод один: фраза о том, что противоположности притягиваются — является истиной в последней инстанции. Есть вещи, в которых они схожи, но есть множество вещей, где их мнения расходятся, где поступки разнятся, где всё слишком противоречивое. Их отношения — определение противоречия как явления. Он не хочет подводить Папируса снова, особенно теперь, когда их, по сути, действительно связывает слишком много чего. Санс тоже достиг точки невозврата и, как бы он не привык убегать, теперь ему стоит принимать всё, что будет встречаться на пути. Ему выпал самый дорогой выигрыш с шансом один на квадриллион. Папирус, такой великолепный, ужасный, невероятно прекрасный, до пизды идеальный (для Санса) и потрясный, такой местами покладистый и до жути заботливый, а местами суровый и нестабильный, и вправду мечта всех женщин (кроме последних двух черт, но тем не менее). Он мог быть с кем угодно, он мог выбрать кого угодно, у него, наверняка, был не один шанс перетрахаться с кем-нибудь раз тысячу. Это нечто сполна досталось Сансу — монстру, который заслуживает его по всем законам справедливости и воздания за грехи меньше всего. Санс будто это воспринимает как ответственность — ещё большую, чем раньше. Теперь Папирус буквально для Санса всё. И он сам подписал себя на это и сам, по сути, присвоил Санса в ответ себе. Взаимный договор, подписанный самим Дьяволом. «Это почти как любовь до гроба, буквально», — думает Санс на мгновение и мог бы обрадоваться, но для брата он желает всегда только лучшего. — «Он на полном серьёзе говорил, что Асгора убьёт, если потребуется. И когда он говорит о моей смерти… Он о ней говорить просто не может. Меня это… Т-Трогает? Интересно, если я ему покажу свой файл с кучей его фото и с полной детальнейшей информацией о нём, он сильно пересрётся?» — Санс задумывается глубже. — «Бля, мне ведь теперь даже этот архив не нужен. У меня теперь есть полный к нему доступ». Папирус выбрал его. Никого другого. Несмотря на многочисленные проёбы, на ссоры, крики и скандалы, на постоянные тёрки и конфликты… Могут ли любовные отношения хотя бы частично избавить жизнь скелебратьев от подобного дерьма? Изменит ли это как-то их ещё больше, чем сейчас? Санс, на самом деле, не хотел бы долбить брату мозги, в частности каламбурами. Есть ныне другие способы отвлечения от рутины, пусть их и следует делать только дома, а каламбуры можно вкинуть в любой момент. Санс готов терпеть и ждать. На самом деле, в жизни ему тоже немного не хватает романтики, и брат вполне способен это восполнить, учитывая, что он стал заботиться о нём только больше. «Сука, я его обожаю». Но почему-то, ему всё равно страшно. Боязнь за будущее? Боязнь за себя, за Папируса? Боязнь за ответственность, за то, что они теперь действительно как «одно целое», а каждый из них — половинка? Санс не уверен, почему он нервничает, но знает точно: ему нужно определённое время, чтобы принять это и привыкнуть к тому, что со вчерашнего дня Папирус для него не просто семья и он ему не только брат. Он — его жизнь, и Сансу скрывать этого не нужно. Не нужно Сансу больше ничего, кроме спокойствия, гармонии с братом и его счастья. В любом случае, Санс останется неизменным в своих принципах: он за брата горой, если что-то случится — Папирус может полностью рассчитывать на его поддержку и максимальную помощь, а если Папируса не станет… Санса не станет моментально тоже, как и того, кто избавится от первого. Пока Папирус с ним, Санс может попытаться побороть собственное недоверие и быть к брату ещё ближе? На посту тихо, в прочем, как и всегда. Только Догго, пришедший к нему, подъёбывает о том, что Санс наркоман, рассказывает про красное движущееся небо и про ряд странных вещей, тот посылает в ответ его нахер. Сансу похер. У него только один наркотик, на который он однажды ещё давно подсел, а сейчас десятикратно увеличил дозу, о чём нисколько не жалеет — его до смерти неебически охуенный младший брат.***
Новая одежда добавляет уверенности. Почему-то на Папса это хорошо работает, и примеряя костюм, он будто примеряет новую сторону себя. На этот раз она привычная, но до дрожи приятная и комфортная. Он не сомневается в сегодняшнем дне так же, как и не сомневается в себе в этот момент. И сейчас, чего бы он ни делал, он делает всё правильно. Он в этом уверен. Каблук скрипит по снегу резко и жёстко, как скрипел много раз до этого. Лицом не страшно принимать порывы снежного ветра, и оно как обычно хмурое, но из-за улыбки становится коварным. В голове всё мелькает обрывками и вспышками чувств, не собираясь в полную картину, и Папирус впервые не требует большего. Папирус счастлив. И он хочет, чтобы такое длилось всегда. Он знает, что брат его единственная причина — ответ ко всем вопросам; он заковыристый, витиеватый ключик к счастью, который хранился в сейфе на двадцати пяти замках, ответы на которые он смог найти. Потому что ответ — Санс. То, что брат заковал сам себя ото всех, в том числе и от себя, и от Папса — очевидно. Кроме того, что они так долго не могли достичь своей точки невозврата. Ему хочется в этом разобраться, но времени слишком мало. Причины в один момент перестают играть роль, и остаются лишь неоспоримые твёрдые факты, с которыми каждый сам решает, что делать. Мир не остановится только из-за того, что кто-то не успевает его понять. Добро пожаловать в чудесный мир вопросов без ответов! Без которых Санс обычно сходит с ума, убегает от фактов, выясняя причину. Не потому, что ему интересно, а потому что не может иначе. Иной раз Папирусу кажется, что брат столько времени убегал от чего-то, что забыл о возможности стремиться навстречу чему-то. Благо, для марафонов Папирус в отличной форме, и от него Санс далеко не убежит, даже если сильно-сильно постарается. Но больше ему греет душу то, что брат доверился ему, пусть для этого и пришлось сперва его вырубить, потом связать на стуле, а потом проткнуть себе шею… Очень символично. Открываться кому-то, как истекать кровью: теряешь себя по чуть-чуть, отдавая другому, не зная, сделают ли тоже самое для тебя, чтобы не умереть от кровопотери. Будто если ты будешь самим собой, то будешь наказан. Папирус надеется, что хоть иногда Санс будет концентрироваться на фактах, а не скитаться бесконечно в диапазоне между вопросами и причинами. Но если они ему так нужны… У Папса много причин любить брата, и тот будет их транслировать, если им обоим это понадобится. И сейчас он хочет наслаждаться затишьем, даже если бурю видно откуда-то из-за горизонта. Управлять стихиями он не умеет, а от смерча прятаться некуда. Уж лучше он проживёт свое счастье без переживаний, сколько ему отведено, пока какие-то высшие силы не передумали его отнимать. Это самое счастье сидит на посту напряжённо, практически внимательно, но Папс знает, что головой Санс где-то совсем не здесь. Будучи часовым, Санс имеет возможность легально накручивать себя и задумываться о каждой мелочи этого мира стабильно и в обязательном порядке по восемь часов в сутки с перерывами на обед и выходные. Папирус, кажется, существует в его жизни, чтобы Санс не съел себя заживо изнутри. Потому что когда они рядом, внимание их взаимно и без остатка поглощено друг другом. — Как дела с ничегонеделанием и как тебе мой прикид? — Папирус скрипит каблуками к посту брата ближе, щурясь от удовольствия. Санс всё это время сидит на месте и будто пялится в одну точку. Внезапно он оборачивается и удивлённо присвистывает. — Охуеть, — на лице Санса шок. — Я бы спизданул пару шуток про твой предыдущий наряд в плаще, от которого я всё ещё ору как последняя сука, — улыбка становится слегка издевательской и широкой. — Но я в слишком философском настрое, мне до пизды. Выглядишь потрясно, — говорит он об этом честно. — Сразу видно, монстр, с которым лучше плохих дел не иметь, — издёвка исчезает и улыбка становится весьма мягкой, Санс подпирает рукой челюсть, не сводя глаз с брата и детально изучая его экипировку. Весь пафос на секунду исчезает, и Папирус лишь с подозрением щурится. — Да, Санс, монстр, с которым лучше не иметь плохих дел, а значит уметь вовремя забыть то, о чём ты точно сможешь пожалеть, — размеренно и угрожающе предупреждает он, скрещивая руки. — Если узнаешь, с какой стороны тебя лучше уебнуть, чтобы эти воспоминания из твоей головы вылетели нахуй, сообщи, пожалуйста, — учтиво просит он. «Философское настроение. Ага. Сидит, накручивает себя по-любому. Философ», — думает Папирус, но Санс вмиг становится расслабленным, и на его спокойную улыбку приятно смотреть. Так, что Папс невольно перенимает её на себя же. — Да ну-у-у, я ж любя, Босс, — улыбка становится хитрее. — А вообще, можешь пиздануть по роже и повалить меня, чтобы я попытался это забыть… Ты тогда выглядел сногсшибательно, — Санс еле подавляет желание заржать. Прищур Папируса сужается сильнее, и смотрит он на Санса с бо́льшим подозрением. Из всего услышанного он услышал только «можешь меня повалить», но он очень старается об этом не думать. Получается хуёво. А Папирус мало, в чём не преуспевал. «Та-а-ак, держи себя в руках», — подбадривает себя мысленно он, ища причины не забить на правило, только утром обозначенное. Санс, к счастью, меняет тему: — Интересно, сколько стоит эта красота?.. — Санс с нескрываемым интересом изучает его экипировку: она и вправду выглядит даже лучше, чем предыдущая, и в ней Папирус выглядит ещё замечательнее и властнее. — Почти тринадцать штук золотых, — признаётся Папс, но не выглядит разочарованным. — Поверь, эта одежда стоит своих денег. Я такого невъебенного качества, кажется, никогда не носил! — делится он впечатлением. У них есть время до конца перерыва, чтобы поболтать или даже вернуться домой, или Папс просто может порассматривать Санса всё это время с таким красивым лицом… Смотреть же на него не запрещено! — Тринадцать штук… — Санс аж осип голосом на мгновение. — Есть хоть на что жрать вообще нам? «Не, ну в принципе, деньги есть у меня. Тем более, что я их теперь не трачу почти». — До ЗП, кажется, ещё полмесяца, если не ошибаюсь. Ладно, — вверяет он тут же, решив не портить лучезарный настрой брата, — главное, что ты доволен, и всё выполнено по «высоким стандартам». «Высокие стандарты… Папирус говорил, что у него высокие стандарты… А как я им соответствовать-то стал???» — Есть пойдёшь? — спрашивает Санс. — Есть пойду, — отвечает Папирус односложно, а потом тоскливо вспоминает, что еды дома всё ещё нет. Ну, он может снова заварить себе лапшу или пожарить глазунью. Это в любом случае лучше, чем помои в «Гриллбиз». Папирус в какой-то степени рад, что брат больше там не ест. И не пьёт. — Составить компанию? — подмигивает Санс. — Составить, — Папирус ухмыляется, кивает. На самом деле, дома он действительно хочет просто поесть, возможно, немного больше касаясь брата, чем на улице, но ничего такого. Просто овсянка на завтрак это слишком уж грустно. — Короткий путь? Не хочу терять много времени, — Санс упирается руками на заснеженные доски, поглядывая брату в глаза. — Короткий путь, — соглашается Папс первый, подражая его ответам. Санс резко встаёт из-за поста, тут же взяв Папируса за запястье и крепко сжав его. Мгновение — и братья оказываются в гостиной. — Выглядишь пиздец как сексуально, — говорит Санс резко, внезапно даже для себя сменив тон на более сладостный. Он более энергично осматривает внешний вид брата сверху вниз, будто он голодный, но нет, ему до жути интересно. — Я разное думал, конечно, но не думал, что это будет настолько ши-кост-но. Папирус покрывается румянцем, будто за эти короткие часы совсем забыв, что они делали не так уж давно. — Ох… — Папс как-то глуповато улыбается, отводят взгляд в сторону. Это… Не просто какой-то комплимент о том, что он выглядит круто от какого-то монстра. Это похвала от брата. Сансу нравится. — Спасибо, — Папирус слегка растерянно накрывает второй ладонью пальцы брата, которыми тот сжимает его запястье до сих пор, и нежно поглаживает его фаланги. — А ты пиздец как сексуально схватил меня за запястье, эм… — он становится ещё более красным. Душа грохочет внутри. Он обязательно к этому привыкнет. Однажды. Привыкнет к тому, что брат его любит и хочет, и у них всё взаимно. — Вслух это звучит не очень, — замечает Папс, но ладони с пальцев Санса не убирает. Перчатка сейчас совсем не к месту, решает он. — Такие охуенные руки нельзя не брать сексуально, — продолжает флирт Санс, сглаживая некоторую нелов-кость, его голос будто обжигающий. А затем он тянет обе руки Папируса к своему лицу, нежно целует тыльную сторону через латекс той руки, что взялась за его руку. — Я прям ощущаю некоторую силу в тебе. Думаю, за это, вполне можно расплатиться возможностью смотреть на открытый позвоночник. — Санс… — Папирус становится красным помидором. Полностью. Это смущает сильнее, чем то, что они делали в душе и ночью в постели вместе взятое. Он будто и не признавался брату, и они не спали, и сейчас Санс без всяких оснований начинает к нему подкатывать. Это… Приятно. То, как Санс целует его большие и грубые руки выглядит немного нестандартно, но Папирусу нравится. — Насмотришься на мой позвоночник вечером, — обещает Папс, чуть ухмыльнувшись, но лицо не перестаёт гореть огнем. Он притягивает Санса вплотную, освобождая одну руку, чтобы мягко провести ею вдоль его челюсти, а вторую оставляет в его ладонях. «Он очень красивый», — Папирус целует его легко, по факту, лишь соприкасаясь челюстями, поглаживая чужой подбородок. — Готов простоять так весь перерыв, — признаётся он вслух, не боясь покраснеть ещё сильнее, потому что дальше уже некуда. И взгляд его становится томно-влюблённым. Он прислоняется к зубам брата вновь, чувствуя, как душа бьётся очень громко и быстро. Санс легко принимает поцелуй, как в первый раз восторгаясь и радуясь, а над сказанной фразой, он задумывается: «Вечером?» — уточняет он. — «Хм, любопытно. Я был бы не против. Чëрт возьми, мы друг друга заводим до жути… Нам определённо будет сложно в какой-то серьёзной обстановке. Интересно, он на меня мастурбировал? Хоть раз? Почему я вспоминаю тот случай, когда он…» — Санс мгновенно замер, осознав: «Он не лунатил. Ëпта…» — но сейчас об этом расспрашивать он не планирует, но скрыть волны дрожащего смущения не может. — «Не-не-не… Я… Он… Блять, когда-нибудь я его обязательно спрошу». Санс всё ещё не верит в происходящее. Он всё ещё не верит, что его мечта оказалась реальной. Он хочет высунуть неоновый язык и облизать более страстно, утянуть снова в любовь, как утром, но в итоге осторожно отстраняется от брата, не слишком охотно. — Вечером простоишь столько, сколько захочешь, — говорит он, переходя в намеренный соблазнительный шёпот. — Может и не только простоишь, хе-хе. Сидя или лёжа явно будет удобнее даже тебе, — Санс тихо усмехается, практически зловеще. — Сейчас пообедай. «У него уже на меня планы. Прелестно. У меня на него тоже планы есть», — удовлетворённо замечает Папирус, предвкушая вечер и надеясь, что не придёт домой до одури уставшим. Хотя, к чёрту усталость! Вчера он тоже был не менее уставшим. Он так думал. На Санса силы есть всегда. И время. — Я могу пообедать в любой момент, а трогать тебя — нет, — говорит Папс твёрдо, не отходя. Санс задумывается о том, что, кажется, теперь о своём частом недотрахе может позабыть, ему скоро и рука нужна не будет, есть более удобные и, чëрт возьми, крепкие братские руки. Магия снова даёт о себе знать, будто до этого утром и прошлой ночью никакой близости не было. Санс её сознательно игнорирует, позволив лишь душе трепетно побиться в лёгком вожделении. Хочется наверстать упущенное, понимание того, что всё было взаимно всё это время, что они могли не голодать друг по другу, сильнее будоражит, и странно раздражает, и огорчает. Но хотя бы сейчас, чем ещё позднее, эта тайна известна им двоим. — Всё так поменялось… Резко, — Санс немного нервно улыбается. — Очень непривычно. «Мне даже… страшно», — с неохотой к принятию новизны признаётся он мысленно. Папс не убирает от него своих рук. Кажется, если он от него отойдёт, всё вмиг исчезнет, и он вернётся в какое-то не самое лучшее время на несколько лет назад. А потом он замечает, как взгляд брата стал другим, и улыбка немного дрогнула. — Мне… Тоже немного не по себе, — неловко продолжает Папс, опуская ту ладонь, что гладила лицо Санса, к их нерасцеплённым рукам вновь. Он чуть опускает голову, чтобы посмотреть на них, и, может, чтобы не смотреть брату в глаза. — Но я ни о чём не жалею. Нисколько, — голос тихий, но решительный и нетерпящий компромиссов. Он никогда не захочет вернуться назад и отменить всё, что случилось. Это слишком много даже для одной жизни. Он не привык к любви, но он жил с нею все эти годы, и не знал сперва как она называется, а потом — как её выразить. — Я люблю тебя, — трепетно доносит он до Санса, сжимая его пальцы чуть сильнее. — Мы обязательно к этому привыкнем, — и он улыбается с опущенной головой больше их ладоням, но предназначено это определённо Сансу. Между ними образуется какое-то безумно приятное тепло, что даже немного жарко. «Становись вампиром, будем есть друг друга, думаю, тогда мы станем вместе угрозой похлеще всех остальных вампиров вместе взятых. Будем одновременно жрать и обниматься», — Санс на миг задумывается. — «Блять, я, возможно, только что придумал очень мощную стратегию», — он тут же фиксирует это в своём черепе, решив в итоге выдать Альфис. Папирус сдерживает его, явно намекая на то, что, кажется, собирается обжиматься с ним дома весь обед. «Ладно, я не могу ему противиться. Раньше я только мечтать мог о том, чтобы он меня брал… Вот так», — Санс вдыхает. — Ещё бы ты жалел, бля, — буркает Санс. — Ты мог отказаться вполне, если бы сейчас тебя что-то категорически не устраивало. «Подозреваю, что я тоже, если бы лично не пошёл в наступление. Но я тогда будто родился заново… И не вечно же одному ему идти вперёд, верно? Мы… Мы оба к этому пришли. Хотя руку протянул первый всё же он…» — Санс смотрит на их руки с переплетёнными пальцами. — «Как сейчас», — слова Папируса успокаивают его массивную внутреннюю тревогу. Да, они привыкнут к этому, и всё будет хорошо. Санс на это… Тоже надеется, по крайней мере, мужественно игнорируя конфликты впереди, которые могут быть на их пути. Правда, какие именно и из-за чего, он не знает. Он просто не хочет, чтобы однажды всё это сломалось. — «Я к нему сейчас привяжусь до такой степени, что даже из-за ссор буду пиздострадать, бля. Сука, сложно быть гиперэмоциональным. До этого каждый раз дерьмом себя ощущал, даже если вина не моя, а теперь…» — Я тебя тоже, — полушёпотом отвечает Санс с опозданием. — Но серьёзно, поешь. Хуй же знает, сколько ты там у Асгора этого торчать будешь, — Санс делает шаг вперёд. — Я с тобой посижу и никуда не уйду, — хитро улыбается он. Папирус тихо кивает, плавно отстраняется и целует брата куда-то в макушку. Всегда хотел так сделать. И делает. А после проходит в кухню, к холодильнику, чтобы достать оттуда два яйца и молоко. Папирус отстёгивает ремни, чтобы стянуть перчатки, и завязывает фартук поверх брони. Тратить время на переодевания не хочется. А в голове Санса вспыхивает интересный план: — Завтра суббота, кстати, — Санс пытается съехать с одной темы, но в итоге предлагает нечто ещё более будоражащее. Как они… проведут эти выходные? Они вообще с постели встанут? «Выходные. Точно. Пиздец, последние несколько дней длились как один огромный день», — и правда, отдых от всего организм требовал. Требовал выспаться, хорошо поесть, глянуть хорошее кинцо, почитать журналы и глянуть те видео, которые Папс уже устал добавлять в альбом «посмотреть позже», трахнуться с братом… Папирус глубоко задумывается. Яйца с молоком взбиваются, а сковорода накаляется на плите. — У тебя есть какие-то идеи? — любопытствует Папс, не то, чтобы намекая на что-то. Но ему почему-то кажется, что наоборот. Папирус усмехается. Завтра он приготовит лазанью по новому рецепту из журнала. Его время обязательно придёт. «Идей, что делать с Сансом — масса. Но с такими темпами мы станем ненормальными сексоголиками, хотя мне, в принципе, похуй, я терпел слишком долго». Санс садится рядом, на стул, мужественно терпя не очень приятный запах куриных яиц. И, тем не менее, он весьма расслаблен. — Я уже не то что подозреваю, а даже знаю, без каких-либо спойлеров, что за суббота у нас будет на этот раз, но… — Санс усмехается. — Одну идею вкину, без пошлятины: надо купить шторы в гостиную, — секундное молчание. — Немедленно, — добавляет он, успев в голове за такое же время вообразить минимум три места на первом этаже, где они могли бы заниматься любовью без стеснений. Чёрт, всё-таки пошлятина в голову пришла. — А ещё… Эм… Я бы подумал над тем, как можно улучшить дома шумоизоляцию, — он хоть и задумывается, но вновь ухмыляется. — Ибо дальнейшие эксперименты требуют определённого пересмотра плана строения нашего дома, особенно реализацию строения. В принципе, я как-то месяц назад в интернет-магазине техники натыкался на программируемую хреновину, которую можно настроить по площади дома и, типа, она создавать будет магический барьер по стенам, с помощью которого можно либо шум с улицы закрыть к хуям, либо заблокировать любые шумы из дома. Либо и там, и там, — Санс задумывается глубже. — Надо будет найти план дома и посмотреть его схему, а также площадь. Ещё попытаться выяснить толщину стен, высоту… — Санс, как-то внезапно для себя, сам ушёл в размышления вслух о том, как ему измерить дом, кажется, мысленно он уже приобрёл этот датчик. — Бля, я ёбнусь измерять это дерьмо вручную, сука, — Санс резко посмотрит на Папируса, вдруг вернувшись в реальность. — В общем, ты меня понял. Потому что пока мы об этом не подумаем и не сделаем, я не собираюсь ебаться в гостиной, да и на кухне бы не стал, — чего не отнять у Санса — так это его извечной паранойи и весьма точных прогнозов на завтрашний день. — Хуй знает, кто может пройти мимо и случайно нас лицезреть, — Санс скрещивает руки на груди, лицо становится совсем серьёзным. — А нам это не нужно, помнишь? — Помню, — Папирус закрывает свой омлет крышкой. Санс, кажется, собрался снести их дом и построить новый, чтобы просто потрахаться на первом этаже. Тогда уже проще съехать. Или заниматься подобным на втором этаже. — Интересно узнать, что там за планы, требующие неминуемой и обязательной реконструкции всего нашего дома? — он немного усмехается, дёргая головой и опираясь бедром о столешницу сзади. Санс и усложнять — две постоянно пересекающиеся. Одно целое. Потому что Санс сам по себе довольно сложный. Хотя Папс и про себя обратного сказать не может. — Купим шторы, — кивает он. — Или мне начать искать новое жильё? — он шутит, а потом оборачивается, проверяя свой омлет и, радостный, выкладывает половину себе в тарелку. Санс смотрит на то, как Папирус садится напротив него, и они снова встречаются взглядами. «Броня на нём выглядит ебейше…» — продолжает он фиксировать взглядом Папируса под каждым углом в новой броне. — «Ему не жарко? А он ещё в фартуке», — Санс переводит взгляд на лежащие перчатки. — «Ух…» — Не, ну если ты так хочешь, сними отдельную квартиру в Новом Доме. Там и будем встречаться и ебаться как чокнутые, там, как раз, говорят, шумоизоляция потрясная, все вампиры рекомендуют, жертвы не кричат, — Санс снова хихикает. — Тебе недостаточно моей комнаты и ванны? — Э… Я просто уверен, что это даже тебе надоест, — хмыкает Санс. — Я тоже, в какой-то степени, предпочитаю иногда разнообразие. — Ну, можем у тебя, если ты приберёшься. «Ого. Убраться… У себя?» — Бля, мотивация, кстати, — Санс не перестаёт хихикать, щёлкнув пальцами. — Тем более, что эту комнату можно считать заброшенной или каким-то, сука, вторым чердаком, только на этаж ниже… — он задумывается. — Складом, поправляет себя Санс. — Но насчёт звукоизоляции, это, конечно, мысль… — Папирус задумчиво осматривает яичницу, чуть протягивая слова и отправляя еду в рот. — Ты очень громкий, — он слащаво скалится, вспоминая. Санс тут же смущается. — Тебя это прям пугает каждый раз? — хмыкает он. — Могу постараться быть потише. «Эти полугрязные разговоры… Сука», — Санс опускает взгляд и становится более кислым. — «У меня не получается съехать. Но вообще да, ведь и со второго этажа может доноситься, и во время процесса я в принципе обо всём забываю…» — А вообще, ты сам хотел слушать мои стоны. Наслаждайся, братик, — последнее звучит несколько саркастично. «Я точно сейчас уплыву». Улыбка Папируса становится какой-то блаженной и слишком уж самодовольной. — А я и наслаждаюсь, — протягивает он почти ласково, прикрывая глаза и уничтожая еду в своей тарелке чуть-чуть быстрее. «Он прекрасно звучит, просто прекрасно», — Папирус сглатывает почти напряжённо, но атмосфера вокруг них такая непринуждённо-томительная, тягучая. И Папс слишком сильно чувствует это сексуальное напряжение между ними. Интересно, долго оно продлится?.. И долго они будут возбуждаться друг от друга при каждом слове??? — У тебя приятный голос, — сообщает Папс, жмурясь. Ему правда очень нравится его слушать. — У тебя тоже, — отвечает Санс томно. — Особенно когда начинаешь порыкивать, особенно когда мне в ухо, так ласкает слух. И стоны моего имени вчера и сегодня… — Санс на миг задумывается, явно пытаясь подобрать более правильное слово, — …Бесподобные. «Придётся экстренно это закончить. Времени не так много, а ещё раз коротко не хочу», — Санс резко встаёт со стола. — «И ему ещё пиздовать к этому козлопиздному». — Сиги возьму, — он возвращает строгий голос, едва выдыхая. — И… я с утра флэшку не проверил с переводом. Мне ж к этой мрази идти ещё, — хмыкает он, намекая на Альфис. — Иначе мы оба отсюда не выйдем, а потом пиздец. «Мне повезло больше, ха-ха, но вот не надо, чтоб он сам себя подставлял через меня же». — Приятного аппетита, — бросает Санс следом, прежде чем отворачивается и покидает комнату. Папирус кивает: — Спасибо. В какой-то момент он облегчённо выдыхает, заканчивая со своим омлетом и смотря в пустую тарелку несколько секунд. Санс пропадает из его поля зрения. «Разговаривать с ним на такие темы так… Странно. Но так приятно», — он прижимает ладонь к челюсти, смущаясь. Они только что буквально обсуждали то, чем занимались ночью и утром, и что им обоим это нравится, и что Санс готов к чёрту перестроить их дом ради этого… И… И!.. — «Как-то слишком долго этот сон не заканчивается», — странно усмехаясь решает он, прекрасно осознавая то, что не спит. Тепло разливается по костям. Уютное и тягучее. Папирус поднимается, моет тарелку и стягивает с себя фартук. Он чуть упирается ладонями в раковину, ожидая, когда реакция пройдёт, и он перестанет выглядеть таким безумно смущённым, но тело никак не поддается. — Ладно, — бормочет он, решая просто это игнорировать. Половина омлета в сковородке отправляется в контейнер, а тот в холодильник, и Папирусу нужно сделать тоже самое со своими чувствами, прежде чем выйти на улицу. Но это сложно. Потому что он хочет поцеловать Санса вновь. «И почему я… Так резко на него реагирую? Во всём?» — это действительно касается не только любовного влечения и братского переживания. Папирус, помимо свой безусловной эмоциональности, становится ещё более взвинченным рядом с Сансом. Это касается и радости, и грусти, и смущения, и похоти, и ярости. Будто бы всё, что он чувствует, множится на трое раз больше. Он всё же берёт себя в руки. Потому что если не возьмёт, то потом это может чревато отразиться на них обоих. Он вздыхает. «На работе отвлекусь», — наивно думает он, и такое, по правде, у него в привычке. Папс надевает перчатки и затягивая ремни вновь. Он дожидается брата в кухне, немного погрузившись в себя, более менее остывший. Санса долго ждать не приходится. Он вскоре спускается по лестнице вниз. — Короткий путь? — спрашивает Санс, затем смотрит на часы. — Хотя, время пройтись есть. Папирус выбирает первое, Санс лишь пожимает плечами. — Вставай тогда. Когда Папирус подрывается со стула, Санс тут же притягивает его к себе за пояс и, поднявшись на носочки, с жаром целует, лизнув языком челюсть. Через мгновение их языки вновь переплетаются, и Санс чувствует, как на его макушку ложится рука брата, а его вторая оказывается на лопатках. Язык встречается с языком. Поцелуй становится дольше и глубже. Санс с выдохом отстраняется, отцепившись от брата. — Соберись, — проговаривает он. — Тебе у Короля ещё торчать, — Санс берёт его за руку и они… Пропадают из гостиной. Санс тут же расцепляет их руки, когда они оказываются в Хотлэнде возле лаборатории. «Надеюсь, он даёт себе отчёт в том, что тут у Альфис везде камеры». — Нихуя, вы рано, — говорит Андайн удивлённо. Санс дёргается, услышав её голос. Андайн и Альфис ждали их. — Нихуя, вы нас встречаете? — спрашивает он тоже удивлённо. — Нихуя, у вас у обоих прикиды конечно, — продолжает Андайн, она тут же подходит к Папирусу и отдаёт ему честь. — Красава, броня чёткая. Сразу видно, дело мастеров, — она тут же переводит взгляд на Санса. — А ты, полагаю, решил последовать его примеру тоже сменить внешний вид в кой-то веки? — А тебя так ебёт, чё я там решил? — спрашивает Санс, чуть с наездом. — Вообще отъебись от меня, женщина, я не к тебе пришёл, — он тут же смотрит на Альфис. — Ну здорова, ёпта. Постепенно компания делится на двое, но никто так просто не планирует уходить. Время от времени Андайн странно поглядывает на Альфис с Сансом, в частности на последнего. Альфис скептически усмехается на Санса. Хотелось бы думать, что она из-за тактичности не интересуется о том, как Сансу после «отходняка», но на самом деле ей просто похуй. А ещё ей нравится считать, что Санс в чём-то упал в её глазах. Однако тот не выглядит особо озабоченным этим. — Н-надеюсь, ты в с-состоянии работать, — хмыкает она без особого энтузиазма, оценивая нетипичный для Санса прикид. — Если б ты знала, в каком я состоянии сейчас, ты бы охуела, — говорит Санс басом, но, кажется, он больше доволен. — И нет, я ничем не шнырялся, и не под пивасом, я, ебать, трезвый, жирный и добрый. Настрой… Располагающий. Андайн подходит к Папирусу. — Ебать вы оба конечно… да. Как ты? — тише спрашивает она. Папирус слышит их диалог и старается особо не вникать, потому что понимает, что обязательно взбесится. Он концентрируется на Андайн и её вопросе, от которого конкретно отвлёкся. — Прекрасно, — ухмыляется Папирус, упирая руки в бёдра и довольно щурится. — Считаю, что эта экипировка почти настолько же шикарна, как и я, так что твои рекомендации были очень кстати. Как ты? — встречно задаёт он её же вопрос. — Рада, что ты ими воспользовался! — Андайн показывает большой палец вверх перед собой. — Выглядишь прям заебись, сразу видно, генерал! — а потом она осекается. — А… Как я? — Андайн косит взгляд больше на Санса и, кажется, она не может унять взгляда с него. — А, — она смотрит на Папируса. — Да нормально. Надеюсь, что сегодня твой брат не натворит какой-то хуйни. Короче… — она снова присмотрелась к Сансу. — Не, не короче. Погоди, — рыба резко подходит к Сансу и Альфис, обсуждающих, кажется, план работы. — Гражданин, — она касается его плеча, и тот вздрагивает, резко поворачиваясь. — Можно поинтересоваться? — голос её опять стальной, и будто роли их меняются: теперь наезжает она. — Я боюсь спрашивать Папируса, поэтому напрямую. Санс скептически смотрит на неё: — Что? — Что, сука, с твоей шеей? — прищурившись, спрашивает она. Санс резко замирает, но скорее от того, что он вообще не понял, о чём идёт речь. — А что с моей шеей? — Она у тебя искусанная!!! — гаркает громко Андайн на всю улицу, обернувшись к Папирусу, который тоже осел от такого заявления. — Ис… Искусанная? — Санс удивляется ещё больше. «Э-э, что? Меня вампир покусал?» — потом он резко вспоминает, почему шея искусана. Утренние процедуры с Папирусом сделали своё дело и, кажется, метки зажили не до конца. Воцаряется очень неловкое молчание, которое Санс бессовестно нарушает, начиная от этой ебанутой комедии громко ржать в полный голос. Тут любой будет ржать как псих. — Не поняла, я что-то смешное сказала только что, сука??! — громко рявкает Андайн. — Н-нет, я ещё могу проглотить твои отвратительные и неуместные оскорбления, потому что я тебя тоже не люблю, но… — Да ебать, ах-ха-ха, блять, сука, заткнись нахуй, — говорит Санс сбивчиво и быстро, кажется, вытирая слезу. — Если ты к тому, искусал ли меня вампир, то я, пх, тебя очень сильно разочарую: нет. — А ты прям уверен в этом?! — рыба становится грознее. — Да, — тут же отвечает Санс, голос такой же твёрдый. — Из меня кровь никто не пил. — А что это за хуйня?! Андайн не унимается. Санс злобно цокает — вот об этом сценарии он вообще не подумал и, блять, не думал, что укусы Папируса так хорошо будут видны! Санс не смотрел на себя в зеркало дома со вчера. — А тебя так ебёт, что это?! — срывается он. — Ебёт, конечно!!! — категорично орёт Андайн. — У нас, блять, тут упыри шныряются, а ты!.. Санс более злобно рыкает и выдаёт внезапно: — Короче, девушка меня искусала, — цедит Санс злобно, но всё ещё смущаясь. — Довольна ответом? Он пытался придумать что угодно, но не это. Но он понял, что другие разумные отмазки тут не подойдут. Его покусала собака? Бред. Из телевизора вылез лев и покусал его? Тоже нет. У соседа сбежала клыкастая свинья, Санс из добрых побуждений попытался её остановить, но получил пизды? Да тоже не то. Проститутка? Санс в последнее время не был ни в одном клубе, да уже после встречи с «Охотницей» он в клубы ни ногой, даже если там они работают по трудовому договору. Становится снова неловко и тихо. Кажется, с этой новости осели все находящиеся монстры. — У тебя… Д-Девушка? — Андайн удивляется, приподняв бровь. Кажется, в это она не верит сразу. «Что? У н-него?» — Страстно ебёмся днями и ночами, — громко хмыкает Санс. — А ты что думала? Только кровососы кусаться умеют? Да хуй на! «Да простит меня Папирус за такой пиздец. Но придётся пойти таким путём». — Нихуя, а давно у тебя тёлка есть? — рыба сбита с толку. — Кто эта… смелая? — Великолепнейшая дамочка, расчудеснейшая. Андайн смотрит на Папируса обескураженным и почти мёртвым взглядом. — Папс, покажи мне эту ебанутую. Мне очень интересно на это посмотреть, прости меня господи. Санса одновременно разрывает от хохота и злобы. «Ты, сука драная, на неё сейчас прям смотришь! И говоришь ей это в лицо!!!» — Не покажет, — резко говорит Санс, внезапно став хмурым. — Иначе я его фото в чёрном тряпье разошлю в Интернет и не прощу ему такой измены, я и так не хотел ему рассказывать про эту даму. Андайн удивляется ещё больше, кажется, она была готова уронить рот на землю. — В каком тряпье?.. — Не знаю, это ты ему явно такой кость-юм придумала охуенный, — пожимает Санс плечами. — Я от него обоссался считай, когда увидел. Фантазии у тебя гора. «Вот за это он меня реально пизданёт». — А, погоди-погоди! — рыбу вдруг осеняет. — Так ты про мусорных кочевников, что ли?! — Да, про них, — Санс не знает даже названия этого костюма и тем более не был уверен, должно ли быть оно или нет, но был уверен, что всему виной Андайн и точка! — Да похуй, я тоже солью, — хмыкает рыба, махнув рукой. — Я… — Нет, пошла нахуй, — резко отвечает Санс. — Хватит тебе того невероятного факта, что у Санса есть баба, которую он жёстко ебёт, а та его, в свою очередь, в порывах страсти кусает! Завидуй молча!!! — гаркает он ещё громче. «Я сейчас умру с этого разговора», — в мыслях всё куда скуднее. Альфис и Папирус синхронно держат молчание, смотря на то, как две псины грызутся друг с другом вербально. Папирус честно и доблестно старается держать лицо, наблюдая за этим пиздецом. У него не получается. Он безмолвно скрывает лицо ладонью. С одной стороны, это скрывает его самую малость загоревшиеся щёки, а с другой — он ведёт себя так, как ведёт обычно. Почти. «Санс и в прошлый раз назвал меня дамой. Пиздец боже мой, что за абсурд», — ему хочется рассмеяться и ударить их обоих. Альфис скрещивает свои не особо длинные руки на груди, вскидывая бровь и рассматривает Санса и Андайн через линзы очков. — Да, да, С-Санс, мы в-все уже поняли, что т-ты потрахался с к-какой-то шлюхой, — ящерица чувствует какой-то подвох. Санс никогда не говорит прямо о личном, если это правда — она решает, что он врёт, но тут на неё опускается слегка грозный взгляд Папса, который она, в прочем, принимает довольно просто. Папирус тяжело на неё молчит, а потом смотрит на брата таким же взглядом и лишь немного щурится. — Альфис, ну дай мальчику-холостяку повыёбываться, у него наркотрип был день назад, а шишка чесалась! Пойми и прости бедного-несчастного! — лечепет издевательски Андайн, разводит руками и тут же обхватывает ящерку одной рукой к крайнему плечу, крепко прижав её бок к своему. — Ну вот я тоже выёбываюсь, когда устраиваю секс-марафоны! — У тебя есть… Фотографии? — шипит он поражённо, обращаясь к Сансу. — Где я в том костюме? — Папирус не знает, выдуманный это компромат или нет, но его наличие Папса озадачивает. И, вообще-то, сильно бесит. — Я, блять, даже спрашивать не буду, когда ты успел, и не буду спрашивать откуда они блять у тебя, Андайн, — он отчитывает и её, тыкая в них обоих пальцами. Взгляд у него как у взбешённой няньки, отчитывающей двух детей. — Но клянусь, Санс, если ты их сию же секундно не уничтожишь, я в следующий раз тебя и твою «даму», — он произносит это слово с нажимом, морщась, — просто нахуй вышвырну из нашего дома в какой бы позе и в каком бы месте вы не сидели. Ты меня услышал? — стальным и холодным тоном приказывает он, выглядя вполне натурально злым (и вообще натурально). На секунду между ними образовывается напряжённое молчание, и потом он поворачивается к Андайн. Смотрит на неё с подозрением. — Тебе мне пока нечем угрожать, — с досадой замечает он. «Чёрт дери этих начальников. Я надеюсь, хотя бы у Альфис нет моих фото. Что за херня, откуда они вообще… Взялись?!» — Папирус выглядит напряжённым. А ведь Санс сейчас буквально рассказывает о том, как они с Папсом трахались, и он его кусал. И теперь то, что Санс занят, очевидно. Альфис оценивает братьев, потом свою девушку, и решает промолчать. Если ей станет очень интересно, она спросит Санса напрямую. Если он не ответит честно, то это повод начать подозревать его в чём-то. Она решает, что Санс всё же нашел себе где-то еду, и что он… Выглядит сытым. И энергии в нем достаточно. Это даже озадачивает. — Не переживай, Босс, я их никому не покажу, честно-честно! — Санс широко улыбается с явной издёвкой. — Костью клянусь! «Я напиздел, не переживай. Я тогда не мог сфоткать тебя, потому что… М, не важно», — он пытается будто связаться с ним телепатией, но телепатия для него закрыта. — «Бля, только не сломай всю малину… Ты же понимаешь, что я хуйню несу, да?» — И не спрашивай, как они у меня оказались, — буркает Санс. — Я ржал, как сука, ты меня слышал, ха-ха! А когда Папирус переходит в наступление, Санс, едва не улыбаясь на полную и из последних сил держа серьёзный и даже напуганный вид, себе пообещал: «Я на нём женюсь», — это звучит очень уверенно и блаженно. — «Когда-нибудь», — но на деле он озвучивает совершенно другую мысль, причём очень натурально. Он принимает чрезвычайно возмущённое и злое лицо и: — Ты… Ты что, нас слышал что ли?! — громко гаркает Санс, почти что разъярённо, и в мыслях он умирает со смеху. — Брат, Ты… Ты совсем охуел?! «Сука, нас надо в актёры брать». — Вот именно поэтому она к нам и не хочет приходить!!! — Санс резко вытаскивает пачку сигарет и, вытащив одну, подпаливает и скуривает, очень агрессивно бурча: — Сука, пиздец, никакой личной, сука, жизни, блять! Уёбки! Пидорасы! — А нахуя ты тогда про бабу свою рассказал? — нейтрально спрашивает Андайн, не понимая возмущений. — Да потому что заебали всякие пидорасы из раза в раз спрашивать! «Санс, у тебя тёлка есть?» — начинает он тараторить фальшивым и противным голосом. — «Санс, так и сдохнешь холостяком?», «Санс-Санс-Санс, а вот та баба на тебя запа-а-а-ала!» — он плюёт под себя. — В пизду блять, одну я, бля, мадам люблю, теперь вы, сука, всё знаете! — он кряхтит, вдохнув и выдохнув, фальшиво успокаиваясь. — Очень полезная информация, спасибо, боюсь теперь представить, кто это, — не унимается Андайн. — Не представляй, у тебя чешуя к хуям отсохнет, — язвительно отвечает Санс. — Бомбезная и ебейшая. — Да уж, блять, бомбезная, нахуй, — растерянно прыскает Андайн, затем она смотрит на Папируса. — Ты забыл, что ли, как мы фотались «на память»? — это она про его претензии к фото. — Мы пару сэлфи делали в том баре… Э, кажется, ты был весьма пьян. — Покажешь? — спрашивает Санс резко. — Мне интересно. Санс будто нутром чует, что Папирус здорово напрягается. Но Санс мгновенно смотрит на него и… хитро подмигивает, он это успевает сделать, пока Андайн смотрит в экран смартфона. — Показать? — удивляется она. — Я тебе покажу свои, если покажешь мои. Рыба сомнительно улыбается. Иногда они с Сансом неплохо веселятся вместе, но бывает это не часто. Иногда интересно наблюдать за тем, как братья друг с другом собачатся. — Э… Ладно, — она показывает ему экран смартфона, а сама улыбается явно недовольному Папирусу. — Ничего личного — бизнес. Обещаю, возмещу двойной зарплатой. «А вот за буллинг ты, сука, сейчас и поплатишься», — думает Санс очень едко и хитро. — Дай-ка телефон, — Санс берёт телефон Андайн и… Начинает двигать пальцами. Его мановения достаточно быстрые. — Что ты делаешь? — резко не понимает Андайн. — Эй!!! Санс отвечает лишь через пару секунд: — Удаляю лишний компромат. — Ч-Что?! — Чтоб он был только у меня, такой эксклюзив, — но Санс широко раскрытыми глазами смотрит на Папируса. «А это, чтоб ты точно был уверен, что я ёбнутый. Но я это сфотографировал своей головой». — Т-Ты пидорас!!! — гаркает Андайн. — Верни!!! — она резко набрасывается на него, но Санс тут же телепортируется и… Пихает телефон Альфис. Санс мерзко гогочет. — Сука!!! — Андайн резко топнула ногой, гаркнув так, что слюна вылетает из её рта: — Пошёл нахуй! Санс начинает смеяться лишь громче, разрываясь гомерическим хохотом. — Хуесос!!! Санс начинает задыхаться со смеху. Рыба от злобы раскраснелась и, выхватив свой телефон из растерянных рук ящерицы, тут же идёт прочь. Кажется, Санса хочет уже даже Альфис останавливать, но ему слишком весело. Папирусу приходит несколько сообщений: — А потом ты удивляешься почему я его недолюбливаю — Пиздец блять я эти фотки хранила как лобковые волосы которые я храню до сих пор с той недели РАДИ НЕГО ЖЕ — Короче подойди, когда распрощаешься с этими двумя — А то я ему въебу блять в его смазливую ахуевшую рожу и вывалю штраф в тройном размере за порчу имущества Под прекращающийся смех Папирус не замечает как Санс вытаскивает телефон и тоже что-то пишет. Тут же валятся и сообщения от Санса, что оказывается большим сюрпризом: — мне было не до фото. если ты думаешь что они у меня есть. — ладно харош. пойду работать. — а то ща обоссусь с этого цирка имени Анdick. — ily ❤ Папирус блокирует телефон, вновь скрывая лицо. Чуть более покрасневшее, чем было до. К чёрту. У него есть причина краснеть. Даже те тупые фотки. «О-о-о, значит в переписках мы тоже пара», — язвительно думает он, в отместку за неуместное смущение, которое вызвал Санс. Но сообщениями он, определенно, будет пользоваться. Папирус не отвечает ни одному из этих идиотов, потому что они не достойны ответа Великого и Ужасного Папируса, особенно, когда он смущён. Особенно, когда он хочет их прибить. Спасибо хоть Альфис в это говно не суётся, и он может спокойно смущаться в тишине без всяких язвительных комментариев. — Т-ты же свою к-комнату закрываешь н-на ключ? А, нет, кажется, язвительные комментарии пошли. От Альфис. Если и она в приколы пойдёт, Папирус сойдёт с ума. Один Санс и его бесконечные рофлы — это много. Три Санса — это самоубийство Папируса. Он убирает ладонь с лица и дёргает на неё вопросительно головой. Та щурится. — Н-ни за что в-в жизни н-не поверю, что они е-ебутся в его комнате, — она делает паузу, чтобы оценить лицо Папса и ухмыльнуться. — П-проще уж на с-свалке В-Ватерфолла трахаться, ч-чем в его к-комнате. Т-так что ты с-смотри внимательнее, к-куда садишься. — Не-не, на диване шпёхаемся, — отвечает Санс, на Папируса он больше не смотрит. — Она слишком чистоплотная, чтоб делать это у меня. Не переживай, она полотенца приносит, прежде чем мы начинаем, а-ха-ха! После этих слов Санс с Альфис сразу же уползают в лабораторию, скрываясь за дверьми. — Сразу отвечаю на все твои вопросы, — начинает Санс, когда они оказываются наедине в одном кабинете. — Про голод свой говорил, да, я впал в безумие, но мне повезло. Брат нихуя не знает. Сначала пожрал собаку, потом нашёл какого-то полудохлого бомжа. Далее, я через некоторые связи нашёл себе донора за определённую плату, поэтому я буду в порядке, — он садится напротив неё. — Но могла бы, бля, помочь, с учётом того, что у тебя есть полный доступ к моргу. Или хули ты ожидала? Альфис оценивает его своим фирменным изучающим взглядом, таким, будто перед ней объект исследования. — Ну-ну, и п-пропустить всё веселье? Считай, Т-ты прошел естественный о-отбор. «Тебе Папирус уже заказал могилу, сладкая». — Нихуя не весело, — цедит Санс сухо. «Я бы помог, если бы ролями махнулись», — Санс вытаскивает флэшку с суровым выражением лица. — Здесь все переводы и некоторые пояснения, — он кладёт её перед ящерицей. — А сам я хочу поболтать с МТТ, если можно, — короткое молчание, Санс решает дополнить ответ: — Да, я хочу посмотреть твои архивы, пока ты изучишь то, что я наебенил вчера. Альфис тут же берёт флэшку в когтистые пальцы, и в замен даёт скелету ключ-карту от архива. — Порезвись, — желает она, сверкая очками. — А н-наш дорогой р-робот, боюсь, сегодня с-сильно занят. Ты знаешь, ш-шоу-бизнес он т-такой, — а сама мысленно предполагает, о чём Санс хочет с ним поболтать. Альфис вставляет флэшку в компьютер, разворачивается на кресле к Сансу лицом. — Я н-не знаю, когда он с-соизволит освободить свой м-механический зад, но ты можешь с-скоротать время в-в архивах. И м-может, я с-смогу дать т-тебе ту информацию, что т-тебе нужно от него? Санс становится совсем деловым: — Я хочу найти ту пизду, что куснула меня, — резко говорит он, вставая с кресла. Его взгляд мрачный. — Я её без возмездия во имя Подземелья не оставлю. Эта блядь меня целенаправленно сделала вампиром и… я ей этого так не оставлю, — не найдя более лучшего окончания предложения, он повторяет предыдущее, более раздражённо и чуть иной формулировкой. Санс смотрит Альфис в глаза. — Меттатон, думаю, будет знать о ней больше… или хотя бы даст больше наводок, где искать, он же светило в тёмных мутках, боже бля, — Санс отворачивается. — Да и мне интересно попасть в «секретные» места и поболтать с «себе подобными». Ты можешь торчать в лабораториях и жрать трупов сколько тебе влезет. «Я предпочту самостоятельные действия». — За доступ в архив спасибо, я буду там. Когда закончишь изучать перевод, подойди. Пообсуждаем. Альфис поправляет свои очки, отворачиваясь от Санса вновь. — Б-будешь мстить за с-собственный же п-проёб? Д-думаешь, если она т-тебя с-специально обратила, у н-н-неё есть на тебя к-какие-то планы? М? — она бесцветно усмехается, находя нужные файлы в компьютере, и тут же их копируя себе. — В т-твоём стиле. Что ж! Тут я т-тебе не помогу, т-ты прав, предпочитаю н-н-не связываться с с-сомнительными личностями. Н-но если МТТ освободится р-раньше, я тебе сообщу. — Мне насрать, есть у неё планы или нет. Она воспользовалась мной и она об этом очень сильно пожалеет. — следует вздох. — И, наверняка, я не единственный, кто стал им. А вообще, у меня… «У Папируса». — поправляет он себя. — …есть теория, что у вампиров есть свой план. «Пока выдам за свой, надеюсь, Босс не будет в обиде». — Исходя из некоторой информации, которую Босс в открытую мне рассказывает, они явно действуют сообща… Большинство, по крайней мере, — почему-то Санс заранее уверен в том, что Альфис до пизды на подобный кипиш и участия в нём не принимает. — Об этом я бы тоже потолковал с МТТ, если… Повезёт, — короткое молчание. — А ты не интересовалась тем, что вообще у других вампов происходит? Может, из общих знакомых у нас есть кто-то ещё, кто в такой же ситуации? Ты ж, вроде, лечить всех собираешься, как я понял. А это значит, что не я один такой, однозначно, — он пожимает плечами, взгляд у него вопросительный. Санс снова поворачивается. Всё же поболтать с Альфис нужно. Та откладывает изучение нового материала со вдохом. От Санса хотелось скорее отвязаться, но информацию он, вроде, давал полезную. А такое ящерица ценит. — К-конечно у них есть свой план, — кивает она. — П-Папирус должен б-был т-тебе рассказать, р-раз уж у в-вас с ним такие д-доверительные отношения, — язвит она, поворачиваясь к нему лицом и закидывая ногу на ногу. — Х-ходят слухи, ч-что с помощью в-вируса они х-хотят захватить П-подземелье. Может, к-кто-то решил т-так отомстить Асгору, с-собрав единомышленников. В-врагов у него ж-жопой жуй, и противников его политики, вроде тебя, — она хмыкает. — Пиздец, они для этого вообще всех решили втравить? — Санс удивлённо вскидывает бровь. — Даже тех монстров-отшельников, кому поебать абсолютно и он просто живёт и срёт, никому не мешает? — Санс скисает в лице. — Блять, я конечно понимаю, что Асгору бы в рот насрала любая собака без раздумий, но, по-моему, обрекание народа монстров на каннибализм ради хаоса — это хреновое средство, даже очень хреновое. — П-помнишь зайца Злороженщика? Скитался в п-последнее время по в-всему Подземелью. Его тоже обратили. С-слышала от МТТ. Н-но больше он н-не появлялся. Камеры его н-не фиксировали. Если в-встретишь его, м-может, узнаешь н-нового. — Пиздец, если достучусь, то поболтаю с ним, — говорит Санс, пока сам он анализирует остальное. Сказанное Альфис его не радует. — А т-так, — ученая разводит руками. — Я з-знаю т-только то, что з-знает Андайн. В политической сфере. Д-думала, у тебя с братом т-так же. Санс мог бы сказать что-то вроде «ага, я теперь за отсосы могу у него гостайны выведывать», но молчит, понимая, что так он ни в коем случае делать не собирается. Да и тайны ему мало интересны. — Нет, если я начну интересоваться больше обычного политикой — брат сто процентов начнёт что-то подозревать. Он если узнает обо мне, с меня остеоциты все сдерёт нахуй до крови, потом сбросит в канаву, нальёт бензина и бросит спичку. Мне… Пока не так сильно хочется сдохнуть, — он фыркает. — Он как и Андайн — желает перерезать всех кровососов до единого, чем бы они не были. Альфис молчит какое-то время, слушая, как Санс в деталях и красках рассказывает о способе его же убийства. — В п-последнее время они только атакуют, з-заметил? — рассуждает учёная. — Д-думаю, у н-них уже достаточно обращённых м-монстров. Они, вероятно, теперь к-концентрируются в з-задачах захвата. И р-раньше они обращали и к-кусали всех п-подряд. Сперва из-за н-незнания и страха, п-потом из-за г-голода. П-поэтому мне к-кажется, у них п-появился р-руководитель, грубо говоря. Они т-теперь н-не обращают, кого попало. И д-делают это более скрытно. — Я не так слежу за тем, что они делают. Вот ещё одна из причин, почему хочу хотя бы цепануть парочку таких, — Санс снова отворачивается. — М-может, у них и при к-короле есть с-свои крысы, хуй з-знает эту политику, она построена н-на взятках. — Это сейчас самое гениальное и правильное, что я в последнее время вообще услышал, — комментирует Санс фразу о политике. — Хоть ты и сама, по сути, работаешь на Асгора. «Тогда я готов копить на взятку для Асгора, чтоб Папирус мог легально меня содержать? Стоп, а нахуя ему взятки? Бля, а кому платить? Это Андайн самая принципиальная, Папирус после неё. И то, он остальных вампов всё ещё готов переебать, я уверен» — Ты, кстати, не рассматривала тот вариант, если Андайн о тебе узнает? Что будешь делать? Альфис лишь тихо вздыхает, чуть поджимая губы. Ей такая перспектива, конечно, не нравится вовсе. Но также она понимает, что ничто не вечно. — Расскажу в-всё, как есть, — пожимает ящерка плечами, пряча руки в карманах халата. — Т-тогда смысла в-врать уже не б-будет. Н-нет, она, естественно, в-взбесится, но она к с-счастью не т-такая конченная, к-как твой брат и с-смерти мне не ж-желает, так что, я п-просто буду скрывать это д-до последнего. Она м-маршал при Короле. Ей не нужны л-лишние проблемы. И М-мне тоже, — под конец фразы она опускает взгляд, возвращаясь за свой компьютер. Санс задумывается, и фраза о том, что «Андайн не такая конченная, как Папирус» его жестоко забавляет, а логику Альфис, в общем-то, он немного улавливает. Скелет ведь тоже до последнего скрывал от брата свою новую сущность. Он не может обвинять её в страхе. «И всё же, она уверена, что Андайн лишь взбесится, а это ещё не самое худшее». — Короче, — тянет Санс, отворачиваясь и намереваясь уйти. — Я в архив. Удачи в изучениях… — он снова останавливается. — Меня без МТТ туда пропустят? Где этот архив-то? Или есть что-то вроде электронного доступа, хуй знает? Альфис улыбается. — Электронный д-доступ есть, н-но ты не спрашивал, а я р-решила тебя н-не поправлять. Д-да и, если ч-честно, у меня б-было много дел в п-последнее время, и п-пересылать тебе все м-мне было некогда. Н-но, — она встаёт, чтобы что-то достать из своих ящиков. Раскладывает там папки и достает свою флешку в чехле с какой-то анимешной розоволосой кошко-девочкой, вероятно, из какого-то хентая, но никто это не уточняет. — Р-раз уж у т-тебя носитель с собой, я п-перекину тебе файлы. А архив в ш-шестьдесят п-первом кабинете. Я тебе дала к-ключ-карту. Воспользуйся ей, а н-не Меттатоном. — Спасибо, Ал. На этом разговор окончен, и Санс покидает кабинет.