Санс оказывается возле заветных дверей и, как прилежный господин, начинает стучать, делая вид, будто придумывает новые шутки. На самом деле, не совсем ему до этого, и своё умение юморить он довёл до автоматизма.
Настроение всё ещё мутное, но… ему действительно нужно время, чтобы принять такое положение вещей.
Санс выдыхает. Он также надеется, что брату не доложат о его пропаже, ибо знание об этом ему совершенно ни к чему… Хотя, большинство гвардейцев ушли опять все вампирьи рожи в хлам разъёбывать. Кому какое дело до часового на окраине Сноудина, вблизи Руин? Особенно сейчас. Главное, чтобы эта
Леди оказалась за дверью... как и во все предыдущие разы.
«Надеюсь, с ней всё нормально… Вампиры же не проникают в Руины?» — вампиров сегодня было очень много. Вдруг что-то с этой Леди случилось? Санс нервно сглатывает. — «Надеюсь, она не сильно обижается на моё внезапное отсутствие. А… даже если и так — похер. Не совсем до неё, учитывая то, какой тут творится пиздец».
Он стучит около пары минут чуть настойчивее. Рука от стуков устаёт. А потом слышатся два удара в ответ по ту сторону. И раздаётся оттуда голос: немолодой, немного скрипучий, но всё ещё мелодичный и женственный…
— Я бы сказала, что шутки нет дома, но у меня есть одна для тебя, — говорит Леди на вздохе. В её голосе чувствуется улыбка. — Слышала, недавно один скелет зашёл в бар и сказал: «Дайте мне пинту пива и швабру», — она фыркает. — Но я на все сто процентов была уверена, что это не ты, не волнуйся. Ты бы не просил швабру, — следует несколько тихих смешков, а затем она вновь затихает, но ненадолго.
Санс слабо усмехается. Леди действительно хороша в юморе и, пожалуй, лучше неё он ранее никого не находил, кто любил бы анекдоты и каламбуры так же, как и он, причём, практически того же сорта.
— Ты запропастился. Думала, мне больше не с кем делиться плохими шутками, — Леди нейтрально улыбается, но вместе с тем чувствуется явное облегчение в этом.
— Ну, нынче в Подземелье творится полнейшая чехарда, — хмыкает он. — Да и у меня жизнь несколько меняется, — улыбка на его лице становится болезненной. Санс искренне радуется, что Дама не видит его лица, а потому может не сохранять спокойствие внешне: нужно лишь не выдавать себя голосом, ибо он уже знает о том, что эта Леди весьма чуткая. — Слишком много всего навалилось, прости за это, — он немного смущается, как-то даже по-доброму. — В последнее время мне неведомо чувство одино-кости, и я весь в делах
до мозга костей, — почему-то Санс почти не смеётся, как-то ему не до этого. От своего побега во внутрь себя, подальше от остального мира, он всё ещё ощущает себя пустым и безнадёжным. — Тебя тут вампиры не доёбывают? — спрашивает он прямо, нагло съезжая с темы. — Вопрос максимально ебанутый наверное, я знаю, но спрашиваю для галки. И нет, я сейчас не шучу.
Он почему-то уверен, что Леди об этом ничего не знает. Во всяком случае, вероятность довольно высока, если в Руинах нет никого, а она сидит там одна. Ранее Санс мысленно задавался вопросом, чем она вообще питается и почему прячется здесь, но не рискует спрашивать.
Она молчит пару секунд, вслушивается в интонацию голоса.
— Да уж, шутки про вампиров сейчас самые актуальные, — она тягуче посмеивается. Санс обычно начинает с шуток сам, это её не настораживает, но пробуждает какое-то спокойное любопытство. — У меня самой были дела... Знаешь, Руины хоть и кажутся не такими большими, но после того, как монстры стали сходить с ума, а теперь сходят с ума ещё и из-за вампиров... Поддерживать порядок всё сложнее и сложнее, — Дама протягивает слова чуть загадочно. Не просто же так Санс заговорил о вампирах? Её улыбка становится заговорщической и немного коварной. Она напрягает свою
вампирическую магию. И в этот момент всё становится на свои места.
Санс становится напряжённым.
«О вампирах она знает. То есть, в Руинах они тоже есть? Или что? Или ей кто-то что-то доносит? А кто? В Руинах кто-то есть помимо неё?» — он тут же заваливает свой череп ещё большими вопросами, а в душе ёкает. Появляется ощущение, что что-то здесь не так.
— А вот у тебя, судя по всему, с вампирами большие проблемы, не так ли? — Леди хмыкает. — Ходят слухи, ты их ненавидишь.
— Эм... — вопрос напрягает скелета лишь сильнее.
«Даже она знает про этот пиздец? Стоп, а она знает, кто я именно?!» — Санс не называл ей своё имя никогда, как и она никогда не называла своё имя ему. Они знали друг друга по голосам. Кроме шуток и какой-то поверхностной философии их не объединяло ничего. Но таинственность — то, что Санса нередко притягивает, словно магнит. Конечно, этой женщине далеко до хаотичного Папируса, который сам по себе тоже бывает ещё той загадкой, казалось бы, бытовой, но сложнее, чем Гастеровы ребусы. Один раз он сидел несколько суток, склонив нос над таким ребусом и очень пожалел.
— Очень растянутое понятие «ненавижу», — проговаривает скелет, не скрывая своего некоторого удивления. — Скорее, я крайне не одобряю их цели. Точнее, не конкретно вампирские цели, а группы главных вампиров, которые заправляют остальными. Бля, — Санс хлопает себя по лбу, — ты об этом что вообще знаешь?
Дама хочет протянуть тягучее «м-м-м», чуть интригующее, но она этого не делает.
Его мнение она переиначивает по-своему: посредники среди вампиров и даже предводители бывают весьма глупы и бестактны. Но теперь становится интересно узнать, что лично не устраивает монстра по ту сторону стены. Или он один из тех, кто не может мириться с переменами?
На самом деле, лишь из той маленькой части их общения, и того, что они рассказывают друг о друге, — что Санс сам позволяет рассказывать о себе лично — Ториель сделала небольшой вывод: адаптация к новому у Санса происходит весьма болезненно, пусть он и считает порой иначе.
Вампиров в системе «Легиона» делят на несколько классов: первые — те, кто считают это проклятием и ненавидят свою сущность; вторые — игнорирующие и растерянные: они не сразу осознают, что теперь их горизонт возможностей стал шире. А третьи — те, к чему «Легион» пытается всех приучить. Это вампиры, что пользуются своим шансом и ловят на лету, они делают всё, что от них требуется. Они видят возможности и используют их. Случаются и смешанные категории, и Санс, кажется, ютится между первой и второй.
— Боюсь, в Руинах вампиры начали действовать ещё тогда, когда во всём Подземелье об этом ничего не было известно. Так что я знаю об этом достаточно, — её голос становится серьёзным, но он по-прежнему спокоен и вкрадчив. — Теперь мне хочется узнать, что об этом знаешь
ты.
Санс отвечает не сразу, раздумывая над словами, и если бы у него были волосы — они бы вмиг поседели.
«Они есть, сука, в Руинах. Они, блять, в Руинах!!! Блять. А ведь...» — Санс тут же складывает два плюс два, вспоминая начало сегодняшнего дня. — «Мэттью и Матильда говорили о четырёх базах. Одна в Хотлэнде, вторая в Сноудине где-то, непонятно где... А теперь ещё, кажется, и в Руинах. Блять, да это же, ебать, логично. И в этих блядских Руинах до вампиров хуй кто доберётся — КГ туда не заходит вообще, это считается мёртвой территорией. Блять!» — и факт того, что вампиры изначально пришли из Руин, напрягает ещё больше. — «Как, сука, колбочка из лаборатории Гастера, которая находится в другой части Подземелья, перекочевала в Руины? Кто-то заходит в Руины, серьёзно? Его эта Леди пустила или что? Что происходит вообще?» — Санса тут же появляется теория. Он напрягает вампирью магию и...
—
Ты вампир, — произносит он злобно, игнорируя фразы, сказанные до этого.
«Что за ёбаные игры начались?»
— И ты поняла, что я тоже вампир, — констатирует он тут же факт. И нахрена она тогда начала задавать эти тупые вопросы? На что она намекает?
«Почему у неё магия такая... странная?» — Санс щурится. Слишком подозрительно. Его шестое чувство говорит, что тут очень нечисто. Леди для него была загадочной в меру, но если этого слишком много, то это начинает здорово напрягать. Он это знает лично на собственном примере, когда его же брат не может понять, что Санс из себя представляет.
— Кто ты? — спрашивает он чётко.
Леди одаряет его мягким мелодичным смехом, практически тёплым и добрым, но на этом её намерения не заканчиваются.
— А мне нравилось наше беззаботное общение до, без имён и без обязательств, — хмыкает Дама, опираясь головой о твёрдую поверхность двери. — Но, наверное, когда один из нас знает чуточку больше, это уже не честно, верно,
Санс? — она выделяет чётко его имя. — Знаешь, я даже ждала, когда ты появишься. Думала, ты либо забыл, либо сдох, а потом оказалось, что вампиризм кость-нулся и тебя, ха-ха! — смешки вылетают с её уст несдержанно и даже малость истерично, а потом их становится больше. Они такие же тихие и короткие, но постоянные. — Такая удача, правда? Теперь-то у меня есть... возможности схватить
быка за рога. Или козла, в данном случае, буквально и фигурально! — она повышает тон, и голос её на секунду становится нервным.
Когда-то она считала, что Асгор свихнулся из-за смерти детей, но одинокие годы в Руинах сделали её практически такой же. Кажется, для безумства не нужно похожих причин, а ведь она тогда потеряла своих детей тоже.
Санса сильно раздражает, что Ториэль до шуток. Он знает, чувствует и слышит, что это издёвка. А ещё больше он напрягается с того, что она его имя таки назвала. Она знает, кажется, очень много.
«Да ты совсем охуела? А сама-то ты, блять, кто???» — день и так выходит крайне сомнительным, и даже после утренней нарезки глупых вампиров Сансу хочется проломить крепкой костью дверь и посмотреть в лицо этой неизвестной. Но закипает лишь он внутри, стараясь охладеть внешне, ибо даже через дверь можно понять, что чувствует он на самом деле.
— Мне искренне хотелось сделать всё не так. Ведь я знаю, что Асгор травит своё же Королевство изнутри, и я даже думала, что могу не принимать никакого участия, ведь в конечном итоге он убьёт себя сам! Но так совсем не интересно, Санс. Ведь тогда он ничего не поймет. Не осознает, какого это: смотреть, как все они... умирают. Когда люди проходили через эти двери, я искренне надеялась, что они убьют Асгора. Но теперь я поняла. Проще сделать это самой. И тогда он почувствует, как лишается всего: своих подданных, своей власти, как лишился меня однажды и как мы все лишились нормальной жизни, — голос в какой-то момент срывается, а на лице остаётся улыбка, но она не сулит ничего хорошего. — Он не заслуживает ничего из того, что имеет. И я хочу, чтобы он страдал так, как страдает каждый.⠀
И только после этих слов Санс замирает ещё больше, немеет всем телом. Теперь всё понятно. И то, что он только что осознал, делает ситуацию в тысячу раз хуже, чем казалось до. Он готов умереть на месте, как сегодня с утра, в изобилии собственных чувств. Мир переворачивается с ног на голову.
Она является главным предводителем вампиров.
Она хочет смерти Асгору.
Она убивает чужими руками сотню невинных.
Она причастна ко всему дерьму. Дама за дверью, весёлая и забавная женщина. Загадочная. Приветливая.
Теперь Сансу так не кажется, это похоже на одну угрозу. На спрессованный ком угрозы, который в один момент взорвётся от давления.
И этой Королевой «Легиона», главной зачинщицей сумасбродного геноцида, является именно Ториэль Дримурр — бывшая Королева Подземелья. Санса хватает тремор.
Её никто не подозревает в содеянном? Никто не знает, что она главная? Санс ловит себя на мысли, что многие монстры сетуют на то, что она вообще мертва. Санс, кажется, сам думал, что Ториэль уже на том свете. Нет. Как бы не так. Все заблудились.
Это, чёрт возьми, даже логично. Ториэль больше всех озлоблена на Асгора, и она больше всех критиковала его. Асгор сходит с ума из-за неё. Ториэль сходит с ума уже из-за него, но вдали, торча в Руинах. Никто не находил её трупа, никто не констатировал её смерть, она считается без вести пропавшей после развода. Санс, кажется, даже не дышит. Он все эти годы общался с ёбаной бывшей Асгора.
— И поэтому ты действуешь теми же методами, что и он, опускаясь до его уровня? — спрашивает нарочито скелет, выдавая одну мысль из миллиона возможных. — Тебе не кажется, что ты сама в себе запуталась,
Ториэль? — имя произносит он гневно и низко. — Не мне читать морали, но скажу одно: ты убьёшь расу монстров окончательно, я тебе это гарантирую, — Санс не даёт ей ответить и тут же переводит тему:
— Говори, что тебе нужно именно от меня, и нахера меня приписали в эти ряды? — спрашивает он раздражённо, но прямо и уверенно, у него даже вспыхивает глазница. Этого он не контролирует и теперь он точно не может сдерживать своего негодования. — На что ты надеешься?
— Ты так озлоблен, — констатирует Ториэль факт. — Но, поверь, моя злость в триллионы раз сильнее твоей.
«Оно и заметно, что ты ещё злее. Тебе вообще на всех насрать. Стерва ты конченная», — отвечает он мысленно на её слова.
— Разве ты не мстителен? — продолжает она. — Разве ты не хочешь убить того, кто это сделал с тобой? — на самом деле, это эвфемизм. Изначально она хотела сформулировать иначе, но тогда бы Санс отреагировал вспыльчиво. Ториэль не считает, что часть фразы «...это сделал с тобой» была корректной. «Кто дал тебе безграничную силу» — да, уже точнее.
Сансу становится будто физически хуже. От этого явного лицемерия крутит там, где живот.
«Я и так до неё доберусь», — подмечает Санс слова об «Охотнице», но потом тут же вспоминает о дне, когда его укусили. — «А ей... насрать, что я её собираюсь убить? Это же очевидно? Или ей настолько насрать?»
А Ториэль всё продолжает:
— Разве, если бы, скажем, твой брат пострадал, ты бы не хотел отомстить обидчикам справедливо? Ты же судья, Санс, пусть и в отставке. Ты должен понимать, о чём я говорю. Думаю, у тебя даже есть план отмщения виновникам всех твоих вампирских проблем с помощью вампиризма же, — она чуть хмыкает. Речь перестает быть сбивчивой и кажется, будто она абсолютно в себе и говорит рассудительно.
Когда Ториэль упоминает брата, Санса на месте передёргивает.
«Определённо насрать», — отвечает он сам себе на вопрос. — «А манипулировать братом — низко. Тем более, что он не еблан и так просто не позволит, чтобы его кто-либо кусал... кроме меня, когда я голоден».
Ториэль может понять обвинения Санса, ведь тот никогда не переживал подобного. Она на него не в обиде. Но опускаться до уровня Асгора? Нет. Она с этим не согласна. Это всего лишь зеркалка того, как поступал он, решает Тори, фыркая.
— Я надеюсь на победу, Санс, — уверенно заявляет она. — Этим миром не может править Асгор. Монстры меняются вместе со своим правителем. Иногда они слишком слабы, чтобы противостоять — отличный пример дурного влияния. А то, что касается тебя, — пауза, — то можешь не возвышать сильно себе цену. Кусать должны были того, кто захочет сотрудничать, но, полагаю, брат не оставил тебе выбора. Что ж, это поправимо, — тон её становится каким-то снисходительным и задумчивым. Рассказы Санса о Папирусе всегда бросались от крайности в крайность: тот говорил, как не позволит, чтобы с ним что-то случилось, и как он задолбал его одним своим существом. Санс сам по себе кажется очень противоречивым, но Ториэль придерживается мнения, что правда всегда где-то посередине, и что обращать или просвещать брата в свои дела он бы никогда не стал.
Санс удивляется только сильнее:
«В смысле "брат не оставил мне выбора"? Как, блять, он относится к тому, что меня укусила какая-то пизда?» — Санс вздыхает. В голове уже неразбираемый шторм из кучи мыслей. — «Ещё не вечер, а я уже, сука, в ахуе с этого дня», — но не перебивает, будто теряя возможность говорить на время.
— Понимаешь ли, это ещё некая возможность, такое испытание на доверие. Тебя либо не принимают и пытаются убить, либо принимают, и вы становитесь одинаковыми. Таково правило среди вампиров: если близкий монстр тебя не оттолкнул, значит он готов стать одним из нас. Так что, я полагаю, твой брат никогда не будет готов к этому. Но ты можешь попытаться освободить весь народ из безумных рук Асгора. Деймон оказался не особо эффективен в переговорах с тобой, но это, наверное, из-за твоей упрямости. Я знаю, как ты можешь быть предан идеям, Санс. Поэтому я решила обратиться к тебе лично.
Санс, видимо, должен чувствовать какую-то особенность этого жеста с её стороны. Ториэль пытается пробиться, показав доверие.
А Санс пытается вникнуть в суть, но для него всё кажется нелогичным и странным. Фраза о том, что «близкий монстр не отталкивает — он готов стать одним из нас» его даже позабавила.
«Ну мне же делать больше нехер, кроме как обращать брата в вампира», — Санс еле сдерживает громкий смех. — «Тупая ты сука, ничего ты не знаешь о нас с братом, пососи», — в этом действительно есть мощное преимущество, никому не ведомое.
Монстры и вправду считают, что Санс не способен сотрудничать с братом: их идеологии и взгляды слишком разные. Санс злорадостно ухмыляется, ведь скоро, возможно, он покажет, на что способен брат, и он сам. Это будет фееричное шоу.
— Деймон, кажется, хотел меня позвать на днях. Это я узнал от других вампиров, — говорит Санс размеренно. — Мы уже один раз общались, и... я всё ещё думаю над вашим предложением. Видишь ли в чём дело... Я гвардеец, хоть и обычный часовой, и, сука, я вынужден скрывать свою истинную натуру от своего долбаёба по соседству. Да, он нихуя не знает до сих пор, хоть у него и есть подозрения, и, думаю, что сегодняшний день с рейдом этому посодействует, потому что некоторые ваши крыски называли вслух меня предателем! — Санс начинает возмущаться, нападать. — Если уж вы так хотите переманить меня на свою сторону, то нахуя вы меня же подставляете? — цедит он. — Если всё вскроется — я либо буду трупом возле брата, что очень вероятно, либо я скроюсь... А скрываться мне есть где, — второе Санс больше подразумевает как самоубийство. Если вскроется, что он вампир и ещё узнается, что Папирус его покрывал — тогда это гарантированно билет в один конец для двоих сразу. Утренняя истерика смешивается с шоком сейчас. — У меня нет другого выбора, если хочу выживать. И... нет, мне убежище нахуй никакое не надо. Я привык жить там, где живу я, если ты вдруг хочешь мне это предложить, — Санс цокает, после чего шумно вздыхает. — Не пойми меня неправильно, Асгор реально хуйло и я тоже считаю, что он со своей деменцией или какие у него там болячки, всё только усложняет, особенно с никому нахуй не всравшейся войной с людьми. Но, ответь мне на следующий вопрос: что случится, когда мы убьём Асгора? Ты станешь Королевой? Вампиры это поддерживают? Они вообще в курсе о том, какая есть альтернатива?
«Это будет ещё хуже», — тут же подмечает себе Санс в голове. Лично для себя он уже поставил точку, на чьей стороне он, без колоссального влияния брата.
Ториэль издает озабоченный смешок.
— А у тебя, я правильно понимаю, есть кандидаты получше? — фраза звучит почти вызывающе, так, будто Санс уже сказал ей прямо, что план её — хуйня, да и королева из неё такая же.
— Нет кандидатов «получше» или «похуже», просто мне интересно, как к этому относятся остальные, потому что мне было очень интересно узнать со слов Деймона, кого они там в кандидата себе избрали без лишней демократии. Смена власти, Ториэль, это не менять себе трусы после того, как жидко насрал, — вставляет Санс тут же, когда коза задаёт вопрос. — Думаю, ты это понимаешь...
«Блять. Нихуя ты не понимаешь в этом, пизда треснутая».
— Не тебя меня учить, Санс, что такое смена власти, — холодно произносит Ториэль вдруг. Возможно, она бы выразилась более грубо, если бы не пыталась наладить контакт. — Из нас двоих ты никогда не сидел за троном и не правил монстрами. И из нас двоих только я могу судить, какова смена власти. Она должна была произойти ещё очень давно. Но тогда я выбрала неверный путь, — она досадливо поджимает пасть, не желая признаваться, что струсила много лет назад. Или что тогда рассуждала адекватно, а сейчас сошла с ума. И то и другое звучит отвратительно. Её голос понижается, и она долго выдыхает, издавая какое-то нервное мычание. — Во всяком случае, тебе больше не стоит об этом беспокоиться, — меняет она мгновенно тон вместе с темой. — И о тех вампирах, что пытались «подставить» тебя. Знаешь ли, многие мои монстры очень... близко к сердцу принимают отказы. Всё же они учатся жить заново, они борются за свою свободу, им сложно осознать, что ты убиваешь их союзников из-за личных целей. Это я понимаю, что ты вынужден так поступать, а для них всё проще. Всё же «Легион» практически как семья, многие дорожат этими связями. От смерти близких монстров никто не радуется. Думаю, ты понимаешь, о чём я. Они слишком преданы своему делу и не углубляются в суть. Но, поверь, если ты поговоришь с Деймоном сегодня, это полностью определит отношение вампиров к тебе. Мне будет приятно иметь в доверенных лицах монстра с хорошим чувством юмора, — она тихо посмеивается. Королевский шут ей не нужен, и она тут же осекается, понимая, как это может звучать со стороны. — Но дело не только в шутках. Надеюсь, ты понимаешь, о чём я. И... обо всех этих слухах. Можешь не волноваться. Мои вампиры будут молчать. Ни твой брат, ни другой гвардеец больше ни о чём не заподозрит.
Балладу о том, что «Легион» — семья, Санс почти что пропускает мимо ушных отверстий, в это он уже никогда не поверит. Он снова вздыхает.
— Я сегодня как раз думал ночью к нему зайти на вторые переговоры. Он будет там же, в «Кайфе»? — уточняет скелет.
— Да, он будет там же. Давно тебя ждёт. Обычно он долго надоедает в мессенджерах, но ты, видимо, особая персона, — Ториэль фыркает. — Но это не плохо.
— Ого, ты шаришь за мессенджеры? А мне коза-лось, что это для тебя прошлый век, — он хмыкает почти с издёвкой. — Ну, тогда я зайду к Деймону. И да, в мессенджерах я больше игнорирую.
«Сегодня не сплю».
А сам вытаскивает телефон и пишет Папирусу короткую СМС:
— я всё же сегодня посещу "Кайф".
— я решил.
Ториэль словно игнорирует издёвку. Фыркая, она смеётся над шуткой.
— Я действительно далека от этого. Просто знаю его привычки. Деймон, как никак, один из ближайших лиц. Хотя иногда становится той ещё
костью в горле, — хмыкает она. Хочется на мгновение заикнуться и про Маффет, сравнив её с Деймоном, но она решает, что ещё слишком рано. — Он на собственной шкуре прочувствовал все прелести королевских стражников и их лицемерие.
— Засим откланиваюсь. Или мне стоит тебя называть «Ваше Величество»? — прыскает он.
— Ко мне, прошу, обращайся по имени без этих ненужных формальностей. Я собираюсь строить новую империю, а не продолжать Асгорову тиранию. Обойдусь и без «Вашего Величества».
— Спасибо, я тоже не сторонник фетиша на титулы, — повторяет свою шутку он. — Значит, ещё увидимся. Думаю, даже завтра к тебе ещё заскочу.
Санс приберёг вопросы о Маффет на потом.
Он тут же щёлкает пальцами и покидает двери Руин. Телепортируется на пост обратно и, выдохнув, присаживается. Становится как-то тяжеловато. Санс отдаёт себе отчёт в том, что он сильно устал. Он не голоден, но ощущает вялость. Ещё бы. С утра перенервничать, затем подраться, демонстрируя свою силу, затем поистерить. А это едва ли половина дня.
«Блядство».
Ториэль — Королева... вампиров. Деймон точно об этом в курсе. Маффет, получается, тоже. А Меттатон и Альфис об этом в курсе?
«По-моему, Альфис вообще не при делах. Хотя, она бы тогда не скрывала факт попытки создания вакцины. Интересно, как она?»
Теперь, когда он знает ещё больше, он действительно теряется.
Санс пытается думать поверхностно и не углубляться. Это в итоге утомляет ещё больше, и он едва ли не клюёт носом от скуки и желания разбить себе череп, чтобы все мысли без остатка вытекли.
«Я пиздец как хочу выпить...» — такой большой массив информации для восприятия Санса опасный. — «Или отвлечься?.. Надеюсь, брат не начнёт мне наседать на мозги», — он, хмурясь, думает. — «В пизду, завтра эту тему подниму с этой Королевой. Сегодня пусть он сам переварит происходящее сегодня. Слишком много хуйни творится».
Санс размеренно вздыхает, пытаясь прийти в себя, но уже подозревает, что это произойдёт, когда Папирус зайдёт за ним в обед.
«Надеюсь, с ним всё в порядке», — Санс снова вытаскивает телефон и смотрит на часы. Сидеть ещё полчаса. Экран засыпан уведомлениями и не видно на первых, ответил ли брат или нет. Почему-то Санс не горит желанием это проверять и лишь убирает девайс обратно в карман. Он вытаскивает пачку сигарет.
***
Папс аж с поста брата уходит напряжённым. Даже несмотря на то, что все подозрения были развеяны. Он надеется.
Телефон глухо вибрирует в кармане штанов, и Папирус вытирает перчатку от крови, читая уведомление на экране блокировки из рабочего чата.
«Они, значит, решили уйти вглубь лесов», — размышляет он. Шаг ускоряется, но не переходит в бег, чтобы не израсходовать все силы окончательно. Сообщение гласит, что в стороне севера наткнулись на ещё одну вампирью толпу. Кажется, два небольших отряда упырей объединились, и требуются все возможные силы.
Папирус пробегает меж деревьев, концентрирует собственную магию вновь. Кости начинают уже устало ныть, но он не обращает внимания.
«Андайн должна быть здесь. Нужно с ней поговорить насчёт парочки, которая сегодня ворвалась к нам… Нет, нужно сперва обсудить это с братом».
Папирус уворачивается от вампира, который летит мимо него, проколотый копьём.
— Вы очень кстати, генерал! — радуется всё тот же Догго, вставая рядом с Папсом и блокирует магические удары вампира двумя своими клинками.
Андайн пока не видит Папируса, но зато он видит её красные волосы в самом центре битвы. Вампиров тут больше двадцати точно, но Папс особо и не считает. Он обнажает меч вновь, и думает раздобыть себе парные серебряные клинки.
Папирус готовится к атаке.
— Куда вы без меня денетесь, — хмыкает он, вставая с Догго спиной к спине, когда их окружают пятеро вампиров, постепенно сужая круг.
Гвардейцы напряжённо осматривают нападающих, выжидающих момент.
— Не двигайся, — шепчет пёс, поднимая широкую синюю атаку вокруг них, а затем ещё одну, и они кольцами расширяются из самого центра к вампирам, нанося урон, а затем Папирус пускает острые кости по кругу, накалывая обездвиженных вампиров на магию, и те сжимаются, словно канапе.
Папс широким взмахом меча пускает кровь сразу троим, а Догго кинжалами синхронно прокалывает две головы.
— И чего это они тут расплодились, — бурчит пёс недовольно и малость вдумчиво, прорубая себе дорогу вглубь битвы. Он перебирается ближе к остальным гвардейцам, на которых налепилось большинство, и которых сдерживает Андайн, уничтожая вампиров, накалывая на свои копья.
Папирус решает экономить магию, чтобы совсем не выбиться из сил. Эта группа вампиров более вялая, чем прошлая. Они почти такие же дохляки, как и утром, но их больше.
Один козлоподобный вампир летит то ли прямо на него, то ли старается сбежать из самого пекла — уже не разобрать. Папирус его просто обездвиживает, пихая в землю и протыкая мечом.
Но тут же на спину накидывается какой-то многоглазый фиолетовый вампир, стискивая его шею сильно, пытаясь вонзить свои клыки ему в плечо, и тут Папирус благословит плотную ткань своего плаща и твердый доспех под ним.
— Сукин ты сын, — шипит он и валится вместе с вампиром на снежные сугробы.
Многоглазый монстр какое-то время возится с чужой одеждой. Он лежит на его спине, придавив своим тяжёлым телом, и у Папируса выпадает меч из ладоней.
— Ого, это же брат самого предателя! — с шипящим звуком выдыхает вампир. Какого-то чёрта Папируса будто парализует, конечности становятся слишком тяжёлыми и неповоротливыми. Он догадывается, что так действуют вампирские способности, и чуть ждёт, когда монстр высунет голову из-за его плеча. — Интересно, насколько Деймон будет мне признателен, когда я скажу, что обратил второго брата-скелета, — он мерзко хихикает, всё же чуть высовывая голову, чтобы заглянуть в лицо Папируса, и именно в этот момент Папс концентрирует остатки магии, заставляя внезапно выросшую из-под снега кость размозжить чужой череп.
— Только в твоих снах, мудила, — Папирус рычит, рывком поднимаясь на ноги и хватается за меч, на который наступил насекомоподобный монстр. Но его вес оказался слишком мал, и Папс с лёгкостью рассекает его ногу, поднимаясь остриём лезвия всё выше и выше.
На секунду его одолевает мысль, что всё это — лишь уловка, отвлекающий маневр, игра, чтобы беспалевно взаимодействовать с какой-то базой, которую вампиры организовали в Сноудине по словам тех двух монстров.
Это не даёт ему покоя.
А потом он ловит взглядом пригинающихся гвардейцев, которые жестом заставляют его лечь тоже.
Папирус хочет крикнуть, какого хера, но после видит, как Андайн с эпицентра бойни отправляет две электризованные стрелы, что по спирали выходят из круга, раздваиваются и вонзаются в окруживших их вампиров. Последние со стонами боли валятся в снег, пачкая его кровью и чуть подрагивая он напряжения.
В одного бежавшего прямо на него вампира врезается стрела, которая до этого уже пронзила насквозь ещё нескольких. Окровавленное тело сбивает Папируса с ног, и тот предполагает, что снова вернётся к брату покрытый вампирьей кровью с ног до головы.
Серебряный кинжал в ту же секунду вонзается в чужую голову, а остальные гвардейцы добивают лежачих и тяжело раненых вампиров серебром.
Папирус спихивает с себя безжизненное тело, протекающее кровью и кишками, и выползает из-под этого кровавого массива, осторожно поднимаясь и добивая тех, кто пытается сбежать или просто подаёт признаки жизни на окровавленных сугробах.
Вскоре лес оказывается очищен от вампиров, но деревья, снег и гвардейцы — полностью покрыты их внутренностями.
«Наверное, я пахну как кровавое навозное дерьмо. Нужно будет помыться в перерыве», — Папирус старается стряхнуть с себя вампирские ошмётки, но это не имеет смысла. Ситуацию лучше сделает только душ и очередная чистка брони. Проскальзывает ненавязчивая и наивна мысль, что он сможет принять душ с братом, но это он будет обсуждать и делать потом.
А пока, осматривая, поле боя и видя, как псы разбираются с последними кровососами, Папс не находит больше ни одного живого вампира и постепенно начинает приближаться к Андайн.
— Шоу получилось на высшем уровне, — ухмыляется он довольно, стряхивая руки и скрещивая их на груди. Его лицо немного плывет в кровавых разводах, и он старается вытереть лоб тыльной стороной ладони, но, кажется, делает только хуже. — Признаюсь, утром вёл себя как пидорас. Благо, старые-добрые (или не очень) бойни приводят меня в норму. Хоть что-то в этой жизни не меняется.
— Ага, — отвечает Андайн. — Рада, что успокоился, — она подходит к нему. — У меня есть сегодня дела с генералами Хотлэнда и Нового Дома, поэтому на сегодня я здесь всё. Ты не нуждаешься, тем более, что тебя с Сансом все хвалят, — она добротно улыбается. — В общем, обходы и вся эта залупа. Посмотри, чтоб некоторые охуевшие прогульщики (кроме тех, кто ранен или мёртв, списки уже в чате) были на местах, — рыба проходит мимо него, немного кряхтя. — Тут я вынуждена тебя покинуть. Успехов, панк.
— Ага, бывай, — поднимает скелет одну руку в качестве прощания с начальницей, параллельно включая телефон, чтобы заглянуть в рабочий чат. На экране Папс ловит взглядом уведомление брата, и тут же отвлекается на него.
Цель глянуть списки жертв и пострадавших меняется на цель ответить брату.
— Ок
А потом смотрит на свои окровавленные пальцы с застывшей на морозе кровью и чуть хмурится, вспоминая слова брата несколько часов назад, ещё когда они разошлись. Пугать Санса снова совсем не хочется, но экстренно пойти в душ, когда до конца смены осталось меньше получаса, он не может тоже. Вариант выкинуть себя в реку, чтобы кровь хоть немного отмылась — тоже хуйня. Папирус вздыхает, берет горсть чистого снега, как брал сегодня утром Санс, и им старается оттереть хотя бы лицо от тёмной крови. С экрана телефона он видит собственное отражение и решает, что это большее, на что способен снег.
— Буду в крови, не пугайся
— Кровь не моя
— Я в порядке
— Ебало почистил
И теперь с более удовлетворённым чувством выключает смартфон, чтобы потом вспомнить, что списки так и не посмотрел.
«Блять», — матерится он неловко, признавая, что слегка проебался.
Папирус открывает рабочий чат, начиная шагать по привычному маршруту патруля. Гвардейцы тоже постепенно начинают расходиться на свои посты (Папирус надеется), ведь высокая бдительность сейчас нужна как никогда раньше, какие-то безумные вампиры по одиночке могли оторваться от общей стаи, и будет совсем неуместно, если все сейчас внезапно дружно потопают праздновать победу в бар. Поэтому, изучив информацию, Папс блокирует телефон уже окончательно. Во время службы у них пользование гаджетами запрещено, если не по работе. А раз уж Санс его коллега, значит все законно, кивает себе он, чуть ухмыляясь.
***
После обхода, скрипя снегом, Папирус выдвигается к брату, как и обещал. Но почему-то с каждым шагом становится всё тревожнее и тревожнее. Будто утренний конфликт остался открытым (хотя так и есть, просто он об этом не знает), и сейчас начнется по новой. Папирус борется с желанием увидеть брата, пересекаясь с ним как можно чаще и с желанием избежать напряжения. В какой-то степени это эгоистично: Папирусу не нравится, что брат другого мнения. Но менять брата он не собирается. Это кажется неправильным, Папирус старается принимать в нём всё, но это сложнее, чем принимать его в общем. И способность Санса перенимать всё на свой счёт, брать ответственность за то, что от него уже не зависит, винить себя самого во всех смертных грехах — это сложно переживать со стороны, Папирус не всегда знает, как с этим помочь и не особо умеет. Он не хочет, чтобы брат испытывал вину из-за его чувств, ведь тогда собственная любовь к нему становится болезненной. Будто Папирус делает хуже от того, что просто любит, пусть и нездорово, но Санс это делает ещё более нездоровым, будто кто-то из них в теории уже умер. Но если Сансу станет легче, если Папс перестанет так рьяно выражать свои чувства, то он может?.. Нет, это не так просто.
Папирус почти отчаянно выдыхает.
Если он порвёт с ним, то сделает ещё хуже, причем им обоим, и Санс так просто слова не забывает. Но с его невероятным умением сомневаться во всём и переиначивать всё так, что это приводит его в безумие, и вовсе может решить, что Папирус всё это время над ним издевался. Беспощадно и жестоко, почти чудовищно.
Папирусу становится дурно от этих мыслей. Настолько, что даже страшно. Нет. Он никогда так не поступит.
Наконец, Папирус видит покоцанный жизнью пост брата и его самого, тоже покоцанного жизнью. Он слабо улыбается. Сейчас единственное, что хочется, это продолжить утренний прерванный поцелуй и помыться. К тому же, у него есть для брата предложение, чем им заняться после перерыва.
Санс ёжится, когда видит Папируса в крови, но хотя бы не кричит. Те сообщения он прочёл и был в курсе.
— Прив, Босс, — настроение чуть улучшается, когда Санс наблюдает Папируса в поле зрения. — На телепорт у меня может не хватить магии, — тут же предупреждает его, потому что последний рывок он угрохал на телепорт к Руинам и обратно. — Но обо всём основном лучше перетереть дома, — он звучит не разочарованно, либо пытается так разговаривать.
Санс будто забыл о том, что было утром между ними и в последние полчаса был сосредоточен только на разговоре с Ториэль. Точнее, одну проблему он смог отогнать, а вторую — нет. Он сейчас не хочет думать ни о чём.
Папирус лишь кивает на слова про телепорт, хотя сам мысленно разочаровывается, потому что на короткий путь он всё же рассчитывал. Переться с конца лесов до самого дома, облитый кровью, уставший и вымотанный... перспектива не очень.
Но брата напрягать он не собирается.
Санс поднимается с места и идёт с Папирусом размеренным шагом по большаку. Они выдвигаются в сторону дома.
— Андайн сегодня на меня малость похуй, так что у меня есть для нас одно специальное задание. Чтобы было по-крутому, можно назвать «миссия», — Папирус самодовольно ухмыляется, выдавая свой фирменный смех.
«Раз уж не ебёт красная пизда мозги — может, ну его нахуй, вторую часть работы?» — думает Санс лениво. Он бы поспал.
Папирус тем временем продолжает:
— А ты сам... в порядке? Помимо магии? — интересуется он осторожно, заведомо не зная, к чему клонит. Он знает, что если Санс скажет «да» это будет обозначать «нет», но даже если Санс скажет прямо, легче не станет. На душе вновь становится тяжело. — Или лучше дома поговорим?.. Или... — он чуть молчит, рассматривая снег под ногами, а затем глядит на брата. — Или лучше вообще не поговорим? — он нейтрально хмыкает. Если по-честному, то Папирус сам не готов к этому разговору. Он не хочет его продолжать, но и игнорировать не хочет. Тогда он тихо выдыхает. — Я, если честно, сам не особо готов к этому всему. Так что... В физическом плане, ты в порядке? Возле поста вампиры не бегали? — переиначивает свои слова он.⠀⠀
Санс не успевает сгенерировать ответ в голове, когда Папирус, кажется, намекает на продолжение утреннего разговора. Санс на мгновение даже думает, что он достаточно сейчас спокоен, чтобы попытаться более правильно выразить свою точку зрения. Но это ему кажется, как на самом деле будет — он не знает. И тут же понимает, что не видит смысла мусолить это дальше. В следующую секунду думаний уже видит, замечает, как брата с этого дёргает, и сам он, всё же, больше не хочет говорить. Сейчас оно к лучшему.
— Успокойся, я в норме, — говорит он, а сам едва ли не болезненно усмехается с уточнения Папируса о состоянии физическом. — Кофе ёбну и будет заебца, кости после драки затекают, — короткое молчание. — Вроде есть не хочу, — ещё одно короткое молчание. — Возле поста... да нет вроде. Кроме жмура одного за деревьями не видел ничего.
«А даже если и да — то навряд ли бы я их убил. Или не заметил бы вовсе... Мне как-то было до пизды».
— А у тебя там чё как? Не, ну, конечно, по броне вижу, что ты там оторвался на полную катушку, но тем не менее... никто не куснул?
«Кусать могу только я, сука», — Санс не стесняется осматривать его и замечает, что он тоже уставший.
Папирус чуть расслабляется, когда их разговор приобретает более повседневный и непринуждённый тон.
— Не куснул, — качает он головой. — Правда, в этот раз вампиры были сильнее, — небольшая пауза. — Намного сильнее, вообще-то... Мы их, конечно, всех раскидали на тот свет, но раненных больше, — говорит он. Голос становится чуть серьёзнее и тяжелее. — Помнишь новобранца пса, который в баре до меня доёбывался? Его занесли в списки жертв. Вампиры, кажется, уже даже рядовых не щадят. Всё становится пиздецки серьёзно. Не хочу, чтобы следующий их рейд был жёстче. Вообще не хочу, чтобы они дожили до следующего рейда, — лицо у Папса немного сложное, но он особо грустным не выглядит. Хочет возмутиться, что новичкам на таких побоях делать нечего, но гвардейцев экстренно не хватало. Всё же к своим монстрам, которые патрулируют с ним один город, Папирус не безразличен, пусть и совсем чуть-чуть.
— Я тоже заметил, что они сильнее стали. Напрягает, — Санс соглашается. — Тот медведь и ворон, которых мы ёбнули... Они были более серьёзными противниками. «Главными» или типа того.
«Если повезёт, я уже завтра буду знать ещё больше, чем сегодня».
— Но ладно, главное, что рейд отбили — уже заебись. А на того хуесоса похуй. Естественный отбор сработал, — прыскает он. — А чё за задание? — вспоминает Санс о «миссии» от Папируса. — Если генеральная уборка — я пас, у меня уборочная кость не в состоянии работать больше, чем сегодня я себе наметил в целях, — он хмыкает, сам толком не поняв, что он за «уборочную кость» подразумевает.
— Твоя уборочная кость изначально отсутствовала. Можно сказать, дефект с самого рождения. Ты не можешь намечать ей работу в принципе, — усмехается Папирус, весело щурясь. — Но это не то. У тебя остался адрес
той-самой-суки?
Санс посмеивается, прежде чем вздрагивает от последнего вопроса брата. Он тут же хищно улыбается, глядя на него распахнутыми глазницами, внутри которых сверкают дребезжащие огоньки от интереса. Санс вытаскивая бумажку из кармана с написанным адресом.
— Остался, хех, — кажется, миссия ему уже нравится. — Что ты планируешь, Босс? — он протягивает ему листочек.
— Великолепно, — Папирус расплывается в зловещей ухмылке, забирая помятую бумажку и прожигая взглядом сперва адрес, а затем смотря точно брату в глаза. — Планирую наведаться к ней и напомнить, что она мразь. А я не оставляю это безнаказанным, если такое касается моего брата, — почти злобно шипит он, и возвращает брату листочек, чтобы случайно не разорвать его к хуям. — Отыграешься с ней по полной. Или просто быстро разберемся, — пожимает плечами он.
Папирус неосознанно ускоряет свой шаг. Хочется быстрее дойти до дома, чтобы вести себя нормально и нормально прикасаться к Сансу. И, наконец, смыть с себя кровь, от которой зудят кости. Скоро они должны дойти до города.
— Заодно, если застанем двух пидоров, которые с ней возятся, я смогу отыметь их сперва морально, а потом этим же займётся Асгор, только с особой жестокостью и без стоп-слова. Они должны были знать, на что идут, — Папс хмыкает. — В любом случае, надеюсь, ты не думал, что я оставлю такую хуйню безнаказанной. К тому же, не могу отказать тебе в удовольствии уничтожить тех, кого ты так сильно ненавидишь, — произносит Папирус почти ласково.
«Ебать как... мило. С твоей стороны».
— Ебать ты заботливый, — хмыкает Санс, но совершенно беззлобно, выдавая всем видом, что идея ему по душе, и он очень не против отправиться на такую миссию. — Нет уж, — опешивает он. — давай тоже принимай участие. Ты её тоже хочешь отыметь, и я великодушно это принимаю... — его тут же передёргивает на месте, сам он морщится. — Эу-у-у... Не в том плане, в котором ты подумал, конечно.
«Иметь будешь меня», — взглядом он будто дополняет фразу.
Папирус громко смеётся. А ведь он совсем так не думал!
— А ты случайно не знаешь расписание Фрэнка и Гэвина? — тут же сворачивает Санс с темы. — Мне казалось, что они до вечера патрулируют и на хате их быть не должно.
— Могу глянуть их расписание. Они не прикреплены к Сноудину, так что я их не мониторю. Оно должно быть где-то в чате. Но они простые патрульные, у них такое же расписание, как и у тебя, грубо говоря. После обеда они должны делать обходы. Да и хер знает, они это или нет.
Даже приятно, что они идут и так радостно, обсуждают дальнейшие планы. До тех пор, пока не доходят до города, общаясь дальше на тему вампиров (скорее, больше для показухи), там они случайно натыкаются на Гриллби, но Санс громко заявляет, что закодировался, отчего у элементаля в буквальном смысле чуть не выпала челюсть, а затем они доходят до веранды. Видя разбитое окно, появляются утренние воспоминания...
— Может, сейчас Апексахе позвоню? — спрашивает Санс. — Чтоб с окном быстро вопрос решил, — дополняет он, ожидая, когда Папирус откроет дверь и впустит их в дом.
Папирус на автомате включает звукоизоляцию и ждёт, когда брат пройдет внутрь и закроет дверь. Папс рассматривает окно уже изнутри комнаты, и лицо его становится сложным. Зелёные занавески треплются вместе с порывами ветра.
«Надеюсь, нас не обокрали».
— Звони сейчас. Я пока в душ схожу, — кивает брату он, собираясь уже уходить.
Санс вытаскивает телефон, намереваясь позвонить, но тут Папирус вспоминает о важном. Он снимает окровавленные перчатки, подходит ближе и кладет теплую руку брату на скулу. От прикосновения бегут приятные мурашки. Санс будто затвердевает в движениях, завороженно смотря на него.
«Боже как охуенно».
— Когда ты собираешься идти в «Кайф»? — Папирус чуть поддается к брату, стараясь не касаться его грязной одеждой.
— Как и договаривались изначально: этой ночью, — Санс отводит взгляд. — Поэтому дома не жди, — короткое молчание. — Я лучше тебе завтра всё расскажу, потому что мне... нужно это переварить самому, — он косит взгляд ещё сильнее. — Есть кое-какая информация.
«Обосрёшься нахуй», — но это он не произносит.
— Но я должен получить больше уточнений, попробую во всяком случае.
— Хорошо, — отвечает Папс на слова про информацию. В любом случае ему сейчас есть, о чём думать и беспокоиться.
Санс касается его руки своей, вспоминая о своих неоднократных мимолётных желаниях поцеловаться с братом и, раз уж они дома, то сейчас, тотально забив на все лишние грязи на его экипировке, не смеет это игнорировать.
Санс взглядом просит Папируса чуть нагнуться, ощущая, что душа чуть-чуть чаще бьётся.
Папирус расслабляется, немного наклоняясь, позволяя брату поцеловать его. Второй рукой он обхватывает его лицо тоже, тянет на себя плотнее, будто вжимая в собственный череп, и с наслаждением закрывает глаза, приоткрывая челюсти и высвобождая красную сформированную магию. Папс языком проводит по ряду зубов, заставляя открыть их, и начинает вести поцелуй сам, влажно и приятно ощущая горячий язык под своим.
Хочется крепко обнять брата, прижаться рёбрами к рёбрам и чувствовать ускоренные биение душ друг друга.
«Опять спать одному. Блять. Ещё и Санс будет сонный весь следующий день ходить», — Папс хмурится. Поцелуй становится чуть более грубым, и руки всё же прижимают его тело к собственному. Кровь на броне засохла и не должна испачкать, решает Папс, под накидкой обнимая брата за лопатки.
Санс ухватывается за его плечи, почти что за шею. Он совершенно не против того, что поцелуй становится более напористым. Дыхание становится ещё более учащённым и горячим.
«Одежда мешает пиздец. Бля, не думай об этом», — страсть затягивается на минуту, прежде чем они отстраняются друг от друга. Санс пару раз глотает воздух ртом, становясь на пару тонов краснее. Сидя им было бы удобнее. Или лёжа.
— Л-ладно... Мойся. Удачного заплыва, — говорит ему Санс, улыбаясь, — Я выпью кофе... И этому... позвоню, — он снова вытаскивает телефон, и Папирус отправляется на второй этаж. Санс набирает номер. — Привет, починишь окно?
***
Окно починено, друг Санса живёт тоже в Сноудине. После чего Папирус ест, и скелебратья в основном болтают на нейтральные темы: Папирус делится впечатлениями от драк, материт Догами, который посмел засомневаться в Сансе и обвинить его в вампиризме, а Санс насмехается над медведем, которого грохнул, отгоняя мысли о Ториэль на следующий день.
