Время сумерек

      В этот раз Папирус купил два геля для душа. Одинаковых. Потому что уж слишком стремительно он заканчивается, когда им пользуются сразу двое.       «Я не могу здесь находиться и не думать о том, как можно охуенно помыться вместе. С такими темпами я буду в ванной закрываться каждые пять минут. Чувствую себя подростком, болеющим холерой…» — он смотрит на свое красное лицо в зеркале какое-то время и ему чертовски жарко. Он не трогал Санса весь день, у него скоро начнётся чёртова ломка. И, чтобы не задумываться об этом ещё больше, он просто оставляет две упаковки на полке, выходя из ванной. Ему нужно приготовить себе ужин, а Санс, насколько он знает, должен проголодаться только завтра.       Папирус проходит в комнату и слышит звонок собственного телефона. Он смотрит на контакт Андайн пару секунд и сглатывает. Он ещё нихрена не придумал.       Надеясь на лучшее, Папс принимает вызов, потому что отклонить его просто не может.       — Привет, — Папирус надеется, что голос его не дрогнул.       — Привет, как дела с братом? — первым делом спрашивает Андайн. — Ты такое, блять, пропустил, охуеешь до такой степени, что у тебя таз поломается! Но сначала ты расскажи.       Папирус нервозно трёт шею, и начинает ходить кругами по комнате.       — Устроил ему допрос с пристрастием. Он… Ебанулся! Сказал, что БП подначил его на какую-то хуйню, и, блять, я сделал всё возможное, чтобы такого больше не повторилось. Ты извини, что так вышло. Нужно было убедиться в том, что он понимает, что иначе я ему башку откушу, — если бы Андайн была перед ним и видела бы его, она бы ни за что не поверила в этот пиздёж. Но голос Папс старается держать суровым и злым, чтобы звучало правдоподобно. Уж злиться-то он умеет лучше всех.       «Охуенно. Просто восхуительно. Она теперь думает, что Санс нарик. Пиздец, Папс, умница блять», — он трёт от безысходности собственное лицо.       — А у тебя что?       — А он что, опять к нему в бар пошёл? — нейтрально спрашивает рыба. — Мне Альфис этого не говорила, — тянет она странно. — Но ладно. Кхм. В любом случае, на Санса это похоже, — подытоживает Андайн его рассказ. — Я, честно говоря, всегда думала, что он под какими-то веществами… не в обиду, конечно, опять же, вспомни мой монолог о том, что у всех учёных своя припиздь есть, а особенно у приближённых Гастера. Ладно-ладно, к теме.       «Чего блять. Ты совсем охуела, мать?! На Санса это похоже??? В смысле, блять, ты всегда так думала? Блять?! Да ты! Ты!..» — Папирус на минуту задыхается в своём возмущении и краснеет от злости. Его зрачки пропадают из глазниц, и лицо выглядит до смешного злым, кажется, ещё чуть-чуть, и он начнет пыхтеть, а из головы повалит пар. — «Ты с кем, пизда, разговариваешь?! Да я тебе, блять, твою рыбью морду набью!!!»       Его мотание по комнате ускоряется, и наступает он с большей яростью. Санс может терпеть слухи за спиной и даже оскорбления в лицо, Папс — нет. И он бы вывалил поток дерьма на Андайн, если бы она дала ему шанс, но она всё никак не затыкается, а у Папса пропадает дар речи от бешенства. Только Папс может за что-то осуждать брата, потому что он его знает. Андайн не знает нихуя, и он сейчас так чертовски зол, что его дрожащая от напряжения рука рискует сбросить вызов.       Но в итоге ему приходится вслушиваться. С недовольством в каждой клеточке своего тела он усаживает свой костяной зад на кресло, и злостно прожигает дыру в стене. Но Андайн слушает.       И та продолжает:       — Короче, помнишь наш вчерашний поход к Маффет? Сегодня мне пришлось подтереть (нет, не жопу после толкана) свою наглую морду к двум другим генералам, которые занимались другим расследованием. Так всё удачно сложилось, что мы, путешествуя по Новому Дому, пришли в государственный музей людей. Там мы встретили мужчину, крайне похожего по описанию Маффет… Я его вырубила, мы его отправили в изолятор, оказалось, что он реально вампир и Маффет кусал. Но! — резко гаркает она. — Мы устроили допрос, — секундное молчание. — Во-первых, он поделился с нами тем, что вампиры могут жрать друг друга, — последнее она выделяет и, кажется, по голосу видно, что Андайн всё ещё в шоке. — Кровь вампиров, обогащённая энергией, сильнее крови обычных монстров. Но он также сказал, что это вариант для отчаянных. А ещё он сказал, что Маффет сама ему позволила выпить своей крови! То есть, он не втихую нападал, он у своих же просил помощи, если можно! Сам мужик был вежливым и спокойным, мне даже показалось, что он нормальный. Кхм. Ещё он поделился тем, что у них есть несколько «главных», которые вампирьим пиздецом и заправляют. У них реально есть какая-то невыдуманная цель перекусать всех и захватить Подземелье! Но подробностей он не знает, он в их секту не вступал, — рыба вздыхает. — Он мне выдал ещё одну ебанутую информацию. Где-то в районе Сноудина вампиры хотят открыть точку, где они понаберут доноров, которые, сука, будут как коровы на ферме – создавать кровь и быть пивными бочками для кровососов, только насильно… Я не знаю, правда это или нет, но звучит, по крайней мере, жутко.       — Они что? Пиздануться, — комментирует Папс. Такого точно никто не ожидал, и Санс, наверное, будет в шоке.       Рыба ещё некоторое время молчит, прежде чем выдаёт басом:       — Ты бы видел, как я весело с ноги, заряженной магией, снесла ему голову, подобно мячу! А потом расхуячила его в мясо, а-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха! Так классно убивать вампиров, — даже по ту сторону трубки понятно, что Андайн очень широко улыбается и горда собой.       А вот конец рассказа Папируса очень напряг. И лицо его вмиг тяжелеет. Он, кажется, зависает на пару секунд, вслушиваясь, как Андайн в красках повествует о том, как прикончила какого-то вежливого вампира, и у Папса в голове невольно появляется такая же картинка, но с Сансом. Он сглатывает.       — В общем, Маффет тоже вампир, — говорит далее Андайн. — Что с этим делать — в душе не ебу. Завтра пойду её тоже сажать на кол, её крохотной волосатой паучьей пиздёнкой, — короткое молчание. — Ты завтра будешь? Я предлагаю её охуевший зад притащить к Асгору.       — Да! — резко возвращается к реальности Папс. — Завтра буду, всё как обычно. Спасибо, что позвонила. Встретимся возле лаборатории после обеда?       — Ага, — соглашается Андайн. — А, ты, типа, к Ал хотел зайти? — интересуется она. — Просто меня в лабе завтра не будет, мне придётся экстренно добираться.       — Санс хотел с ней встретиться, — честно отвечает Папс. — Но мы можем встретиться и возле забегаловки Маффет. Если я не попал в её чёрный список, конечно.       — Этого Альфис мне тоже не говорила… — протягивает Андайн. — А, ну, может, она не знает, ладно. А про чёрный список… — рыба едко усмехается. — Вот завтра и проверим, но ты тогда точно ей пукан подпалил, отвечаю. Тогда возле лаборатории после обеда, — повторяет она. — До завтра, Папс.       Звонок сброшен.       Папирус держит телефон перед лицом ещё несколько секунд. И ему экстренно хочется выбросить его в окно. Это, пожалуй, был самый нервный телефонный разговор с Андайн за всю его жизнь. Он даже в начале своей карьеры так не переживал, как сейчас. Душа чуть не покинула его тело. Он чуть не умер сперва от нервозности, потом от ярости, потом от страха. Слишком… Резкий спектр эмоций.       Папирус вбирает побольше воздуха в грудь, поднимаясь с кресла и выходя из комнаты. Душа всё ещё грохочет внутри, сопровождая каждый шаг. Ему нужно приготовить себе ужин, разобраться с отчётами и залезть в душ. И он не хочет сидеть и прокручивать в голове все возможные сценарии событий того, как Андайн откручивает голову его брату.       «Нам пизда», — думает он с нервной улыбкой, проходя на кухню и понимая, что настрой для готовки испортился. Он не может готовить в таком состоянии, еда должна быть наполнена уверенностью и безупречностью, а не отчаянием и страхом. Поэтому он просто ставит чайник и шуршит бич-пакетом с лапшой. — «Вампиры могут пить кровь друг друга. Пиздец. Им тогда вообще обычные монстры нахуй не нужны. Блять. Что за вампирическая секта? Интересно, они одеваются, как готы?»       Когда чайник закипает, Папс заливает свою лапшу и перемешивает, закрывая крышкой. Вокруг него творится какой-то лютый пиздец, и он не знает, на чём должен фокусироваться, переключаться, как в экстремальных ситуациях: на брате или на вампирах. Но теперь, когда одно совместилось с другим, он понимает, что раньше, вообще-то, было не так уж и плохо. Сейчас в голове мешанина из всего сразу, и это сбивает с толку. Папирус ненавидит растерянность.

***

      Солнце садится. Санс с выдохом закрывает ноутбук, закончив работу. После того, как он скуривает одну сигарету у себя в комнате перед окном, он идёт в душ, где с радостью обнаруживает, что Папирус купил отдельный гель для него, точной такой же, как и у него.       «Как мило с его стороны. Заботится о том, чтобы я каждый раз дрочил с этим гелем, когда представляю его», — пошлые мысли — не единственные мысли. Мыслей у Санса сейчас много… обо всём. И о том, что сделала Альфис, о том, что показала Альфис, и о брате, и о вампиризме, и о той неизвестной «Охотнице», и о будущем. Череп трескается вновь, но это более терпимо, чем днём ранее, и он искренне пытается со всем разобраться и всё уложить. — «Гастер — создатель вируса?» — он задумывается, вспоминая свои переводы. — «А нахуя он это сделал? Стоп, откуда Альфис вообще эти заметки вытащила? Из какой пизды, блять? Что в этом гадюшнике из монстров вообще, сука, происходит?»       Санс знает одно — нужно поболтать об этом с Папирусом, тем более, что ему будет не менее интересно. В душ он заскакивает ненадолго.       Облачившись в чёрную с красными краями майку и короткие спальные шорты Санс решает обговорить некоторые моменты прямо сейчас. Дверь в комнату Босса закрыта, но Санс уверен, что он там и навряд ли спит. Санс, стоя напротив, осторожно стучится.       — Открыто. — слышит он и входит.       — Сильно занят? — короткое молчание, брат не успевает ответить. — Когда пойдёшь спать?       Из-за того, что братья спят вместе, приходится синхронизировать свой режим с его. Они чертовски разные.       Папс складывает стопку листов вместе, запечатывает их все в один файл, а тот в толстенную папку с такими же файлами и отвлекается на брата.       — Уже не занят, — оповещает он, вставая с кресла. — Спать сразу после душа, — Папс подходит к шкафу, берет в руки пижамную футболку и спортивки, и направляется к выходу. — Можешь без меня ложиться, скоро приду, — обещает Папс почти ласково, а потом резко становится раздражительным, будто без причины. — Кстати, поздравляю, Андайн теперь официально считает, что ты колешься или нюхаешь, или ещё чёрт знает что делаешь, что она «всегда так думала», блять, — Папирус задерживается у двери, чтобы повозмущаться. — Я хочу ей уебать, Санс, но так я останусь без работы. Она блять… Как она смеет! Говорить мне! Такое! Я же… Я же не говорю ей, какая Альфис сука. А если скажу, она меня отпиздит. Она не имеет права такого говорить, — он рассматривает свою одежду озадаченно, в каком-то суровом замешательстве, и чувствует, как лицо вновь горит от злости.       — Как же мне не насрать на мнение тупой краснопёздой хуйлуши, я сейчас расплачусь в сопли, ёбана в рот, повешусь на дверной ручке твоей комнаты нахуй от того, что меня назвали нарколыгой, — очень язвительно проговаривает Санс, бесяще улыбаясь. — Я ж говорил, — он возвращает себе нормальное выражение лица, — что все и так в курсе, что я ёбнутый, поэтому забей хер, а? Вроде ей этот факт не мешал меня успокаивать и с доброй лыбой говорить о том, какой я «интересный собеседник», когда я Дерека отхуячил у неё, по сути, на глазах, — под конец у Санса на лице игрет дьявольская ухмылка, а зрачки будто на секунду пропадают.       Он всё ещё этим странновато гордится.       — Ладно, я… Я понимаю, что тебе похуй. Но не понимаю, как ты позволяешь другим ублюдкам так о себе говорить, — Папирус чуть вздыхает, опуская плечи.       — Да легко, блять, — Санс ухмыляется. — Я просто обрёл полную независимость от мнения остальных и предпочту думать, что тем, кому я небезразличен, не обращают внимания на подобное и знают чуть больше, чем эти бесконечные сплетни. Это как с банкой пиваса: обёртка одна, а содержимое, то есть, само пиво, может оказаться другим, либо на вкус как ссаньё Фроггитов, либо хорошим пойлом, — и тут он вдруг осознаёт:       — Пиздец, я ж теперь, получается, даже горчицу пить не смогу… — эта мысль, кажется, сбивает его с толку и он почти что не знает, что с ней делать, но в итоге быстро переводит тему на более актуальную, — А так забей, я об Андайн тоже не лучшего мнения, если ты не заметил вдруг. Посмотрю на её кривое ебало, когда она узнает, что её мясо для ебли тоже клыкастое и требует не «сквиртов», а крови. Думаю, когда у Анди идут месячные, Альфис самая безумно счастливая женщина. – Санс начинает громко ржать. – О, я уже знаю, как подъёбывать их буду!       Папирус решает не отвлекаться, он хочет рассказать брату ещё кое-что более важное:       — А ещё она сказала, что вампиры могут питаться другими вампирами. Я охуел. Но об этом, наверное, поговорим, когда я вернусь, потому что там информации — обосрёшься, — он красноречиво жестикулирует и раскрывает широко глазницы для пущего эффекта. Разговор обещает быть насыщенным.       Санс проходит мимо, садится на кровать и вытаскивает телефон.       — Тогда поскорее мойся, — Санс смотрит брату в глазницы. — Я тоже с тобой хочу кое о чём подискутировать по поводу вампиров, — Санс невербально соглашается с тем, что разговор предстоит очень интересный.       Папс, лишь кивнув, скрывается в ванной.       «Ладно. Если Сансу похуй… То… Наверное, ладно. Зато я знаю, что случилось на самом деле. Его это, вроде, устраивает».       Он стаскивает с себя одежду с задумчивым лицом и включает душ. В ванной немного пахнет его гелем, и то, что они теперь пользуются одинаковыми средствами для душа, будоражит. Но дрочить под водой у Папса нет в планах, пусть и звучит слишком уж заманчиво, поэтому он настраивает воду на более холодную, приводя себя в чувства и намыливая кости. С момента, как всё произошло, прошла будто бы вечность. И с этой вечностью он не может смириться.       Он думает о том, что Санс из раза в раз всё же соглашается с ним спать, даже несмотря на его конченный режим и то, как Папс несколько ночей подряд его практически лапал в кровати.       «Он думал, что я лунатил. Ну конечно. Мне бы тоже хотелось так думать, чёрт. Спать вместе проблематично ещё потому, что я не могу нормально подрочить на него ночью, когда он лежит рядом со мной. Это… Это слишком смущает. И возбуждает. И я… Снова хочу его коснуться».       Он не знает, как завязать разговор, когда они лягут спать. Почему-то просить Санса об этих тактильных услугах становится всё сложнее и сложнее с каждым разом. Папс боится, что однажды перейдет черту, сделает то, что брат посчитает мерзким и непозволительным, и тогда он лишится и того, что имеет сейчас. Эта крохотная частица тактильности в конце дня кажется ему целым океаном, по сравнению с прожитой по отдельности жизнью. И лишиться он её не хочет. Но аккуратность и терпеливость совсем не его конёк.       «У него тоже есть для меня какая-то информация».       Вода в душе выключается. Папирус вытирает кости, натягивает одежду и шагает в комнату, в кровать, к брату, и от одной этой мысли ему становится безумно хорошо.       «Когда я знаю чуть больше, чем обычно, даже дело идёт живее и продуктивнее. Да информацию в принципе удобнее искать вдвоём», — он просто рад, что преодолел какой-то барьер, перешёл на новый уровень головоломки под именем Санс, и не теряет надежду решать её дальше.       Папс осторожно открывает свою дверь, босиком подходя к кровати.       — С лёгким паром. Я поставлю у тебя телефон на зарядку, лады? — Санс сидит уже не на кровати, а за его рабочим столом, а телефон, держащий в руках, подключён к розетке сбоку. Санс, кажется, не замечает, что есть розетка возле кровати. В самой комнате включена только стоящая на этом столе лампа. Выглядит… атмосферно, по-своему по-домашнему, что ли? — А так… Ну, раз уж распёздывать начал ты, то давай дальше. Что там ты говорил про то, что вампиры могут жрать вампиров? — Санс приподнимает бровь. — Это она всерьёз тебе так сказала? — он откладывает телефон.       Папирус активно кивает, умещаясь на кровати и садясь по-турецки.       — Да! Если кровь другого вампира обогащена магией и энергией монстров, то она делает вампира сильнее и работает, лучше, чем обычная кровь, — он рассматривает брата в этом тёплом мягком полусвете, который кажется каким-то янтарным бархатом на его костях, и Папирус думает, что если он коснется его, то почувствует что-то очень приятное. — А ещё Маффет — вампир, — отвлекается он от своих мыслей, но рассматривать этот уют на брате не перестаёт — слишком приятно. — Она кормила какого-то другого вампира, а потом его же и сдала. Андайн сказала, что он был вежливый, и даже, вроде как, рассказал им всё, что знает. У вампиров есть какие-то главари, они всем и заправляют. Остальные, видимо, простые подчинённые. Я думал о том, что эти главные вампиры могут гипнотизировать других на атаки и бойни типа тех, что была недавно в Сноудине. Да и планы у них какие-то дебильные: если они перекусают всех монстров, им не от кого будет питаться, когда все вампиры оголодают и истощатся, — Папирус немного хмурится, вспоминая. — Была ещё информация, что где-то у нас хотят захуярить что-то вроде фермы, блять, для донорства с монстрами. Это… Это звучит пиздецки дико. И я думаю, пока есть клубы и вампирские бары, куда ходят обычные монстры, да и пока существуют доноры, этой хуйни не будет. Я надеюсь на это.       «Мне, почему-то, жаль того вампира. Вроде нормальный был мужик, даже обычных монстров не кусал, пиздец», — Папс вздыхает, опуская взгляд в пол с бархатного света, что падает брату на лицо. Он хочет к нему прикоснуться. Безумно хочет.       — Ебать, — реагирует Санс на всё сказанное Папирусом, он медленно поворачивается на кресле и смотрит на брата.       «При ночном свете из окна он так прекрасен. И давно мы так мило не общались, когда он не пытается выискать во мне какую-то дикую хрень, а я не смотрю на него, как на параноика. Вот это идиллия, пиздец, надо было сразу признаться, что я вампир, а то у нас и так нихуя спокойного не бывает».       — Маффет — вампирша, пиздец. Мужик какой-то, жертва обстоятельств небось, тоже ужас, — Санс прикладывает фаланги пальцев ко лбу. — Ферма для донорства… Главари… Очень интересно, обязательно это включу в свой новый дневник исследований, — Санс медленно встаёт со стула. — У меня тоже есть для тебя новости. Не гарантирую, что сто процентов так оно и есть, потому что… — Санс задумывается, замерев на миг, он внезапно понял, что не знает, как это объяснить понятнее и более казисто.       Он медленно встаёт с кресла, не совсем этого осознавая и садится рядом с братом на кровать. Видимо, чтобы воспринималось сказанное лучше.       — В общем, Альфис прислала мне кое-какие заметки на языке Вингдингс. Весь день я занимался их переводом. Есть очень любопытная теория того, что мой дорогой бывший коллега Гастер… является создателем этого блядского вируса, — Санс смотрит в глаза брату. Тот очень удивлён, и это мягко сказано. Да даже сам Санс не скрывает своего шока по этому поводу. — Она мне отослала скан двух каких-то листов, где он вёл записи о том, что… Бля, вот тут, честно, очень дословно, потому что записи говно, я там половину тупо не разобрал, там сами листы смятые и записи выцветшие. Короче, есть какая-то связь с тем, что Гастер хотел проверить, может ли монстр стать каннибалом. Он для этого создал этот вирус с целью проверить, можно ли свести с ума монстров посредством биологического оружия и может ли это стать последующей угрозой от людей, когда мы вернёмся на Поверхность… — Санс ненадолго замолкает, собираясь с мыслями вновь, он больше не смотрит на Папируса, он смотрит на свои колени. — Написано в конце второго листа, что вирус хуйня, он не такой, оставил экземпляр в какой-то пробирке. И теперь у меня есть теория, что какой-то ебанутый наглухо идиот добрался до этой пробирки и… хуякс, — Санс разводит руками. — Но меня смущает ещё одно: Гастер сдох давно, на вирус он явно хер тоже забил. Вирусы, как и любые формы жизни, имеют свои, эм, грубо говоря, потребности, — Санс старается объяснять более просто, чтобы брат точно его понял, не вдаваясь в особую этимологию. — Если у вируса не будет благоприятных условий для жизни, он, очевидно, сдохнет. Просто так он находиться в пробирке и себе жить да поживать припеваючи и с пивком в руках, ждать, когда у него представится возможность попасть в чей-либо организм, конечно, не может. И вот это меня пиздец как смущает, — Санс прикрывает глаза, томно добавив:       — Я, думаю, завтра с этой блядью поговорю о вирусе.       Папирус шокировано ведёт с лица брата куда в сторону и тихо сглатывает.       — Ну и пиздец. Не знал, что Гастер занимался вирусами…       «Да я вообще нихуя почти о нём не знаю. Но кто такой ебанутый пидорас, расколотивший пробирку? И кто бля хранит вирусы в легкодоступных местах???» — Папирус задумывается.       — Гастер и не такой хуйнёй маялся, вообще он интереснейшим был мужиком, но… Слегка помешанным,— слегка, Санс имел в виду, то есть в край помешанным, хлеще, чем помешанность Санса на Папирусе.       — Если отсутствие благоприятной среды для вируса, это отсутствие энергии монстра. То почему монстры мрут вместе с вирусом тоже? Как он трансформирует магию монстров?..— он не знает, просто ли рассуждает вслух или задаёт вопрос брату. Тот всё равно умный, если бы знал, точно бы ответил. — Обосраться просто. Реально апокалипсис какой-то, — вспоминает он голодный бред брата. — Голова от этой херни кипит, — признаётся он и падает спиной поперёк кровати, занимая сразу два места. — Я тоже, может, узнаю что нового завтра от Андайн. Кстати! Можем… После обеда дойти до лаборатории вместе. Встречусь там с Андайн, а ты по своим делам вампирским пойдёшь, — он немного нервничает, но его лицо направлено в потолок. — Андайн хочет вести Маф к Асгору. Ненавижу это говно, он меня напрягает. Ещё и после того раза, когда ты мне позвонил при нём… — Папс скрывает лицо ладонями. — Я думал, что сдохну на месте. Этот момент мне снится в кошмарах… — бубнит он сквозь фаланги пальцев.       Санс любит смотреть на Папируса, когда тот не смотрит на него. Немного огорчает, что на брате футболка, ибо Санс знает, что скоро поглядывать на его позвоночник и открытые руки (хоть они сейчас открыты) больше не сможет – он сменит экипировку.       «Ради его же безопасности», — напоминает себе Санс. — «Тут есть доля правды. Безопасность его сексуальных костей важнее их же демонстрации».       На предложение пойти с ним к Альфис Санс тут же соглашается. А об Асгоре проговаривает следующее:       — Альфис сейчас изучает взаимодействие вируса с магией, как раз. Когда я обращался в вампира. В тот день, когда я тебе позвонил, а ты был у Асгора. Тогда было моё преображение и из-за этого мне было херово, — Санс прыскает. — Я не умею отслеживать твоё местоположение, уж извини. Да и тогда мне было бы совершенно не до этого.       Дальше происходит молчание, кажется, каждый задумывается о чём-то своём. И когда Санс провернул сразу ряд мыслительных нитей, сам он вдруг напрягается.       — Зря мы, кстати, ту собаку выбросили, — говорит он чуть натужно. — Я снова голоден, — короткое молчание. — Я не сойду с ума, не беспокойся об этом. Голод слабый. Скорее, желание перекуса.       «На самом деле я удивлён. Почему я снова ощущаю жажду? Из-за того, что я был всё это время на стрессе и не приучил себя к рациону? Из-за того, что меня покормили левой псиной и животная кровь не приносит столько сил? Блять, как это работает?»       — Кажется, я прожорлив. Но… Думаю, мне просто стоит приручить себя к рациону.       «Всё ещё не верю, что я теперь должен выпивать кровь, а не есть стряпню Папируса».       — Так, где ты псину достанешь? — спрашивает он у Папируса, хотя на самом деле, он почему-то уверен, что Папирус предложит что-то другое. От этого он немного волнуется.       Папс чуть приподнимается на локтях, а потом и весь торс переводит в вертикальное положение.       — О, — он как-то неловко вытаскивает ноги из-под себя и ставит их на пол, садясь нормально. — Завтра утром у меня вряд ли будет время, чтобы тебя покормить. Да и, наверное, не лучшее решение идти на работу сразу после кормёжки. Я не знаю, как отреагирует моё тело и сколько мне нужно будет на восстановление времени, — он нейтрально хмыкает. — Хорошо, что ты сейчас сказал, — Папс стягивает с себя футболку, оставляя её болтаться в руках меж расставленных ног, и смотрит на Санса выжидающе. — Лучше покормить тебя сейчас, чем потом. Я, эм. Готов, наверно.       Папс не сводит с брата глаз и чуть-чуть волнуется, но это больше похоже на предвкушение. Он в какой-то степени хочет этого. Хочет, чтобы брат его коснулся. Как угодно. А если Санс заодно и будет сытым, то Папирус только рад.