Время сумерек

      Папирус возвращается домой, когда небо уже темнеет, и улицу покрывает глубокий вечер, ещё не перешедший в ночь. В доме выключен свет. Телевизор, перед котором спит Санс, освещает комнату. Картина повторяется, как было недавно, но против такой уютной рутины Папс ничего не имеет.       Он тихо включает свет в кухне, достаёт последнюю порцию лазаньи и, не подогревая её, съедает почти за несколько минут сразу из контейнера.       «Не удивлюсь, если он вырубился, как только я ушёл. А ночью что делать будет?» — ворчливо думает Папс, зевая сам, забывая, что его брат в принципе может уснуть при любых обстоятельствах.       Папс не шумит водой, оставляя вилку с контейнером в раковине, а потом подходит к брату, упирая руки в бёдра, отбрасывая тень от света с кухни и телевизора, который мотает какое-то видео по кругу.       — Очень отважно с твоей стороны засыпать без штанов, — довольно громко произносит Папирус, ухмыляясь.— Смело, но глупо. И рискованно. Поэтому Великий и Ужасный Папирус будет стоять на страже твоей костлявой задницы! Чтобы ты мог засыпать спокойно без штанов. Не благодари.       Санс бубнит что-то нечленораздельное. Затем приподнимается, оборачиваясь.       — Чё рискованно-то? — сонно моргая, спрашивает он — он толком не включился. — А, не важно, охраняй мой таз дальше. Янепртв... — и снова падает черепом на накидку, лицом в сторону телевизора. — Надеюсь, тебя искренне радует сие вид, — добавляет он чуть чётче.       — Очень радует, — усмехается Папс, садясь на край дивана, двигая брата в бок и разворачивает его на спину.       Папируса удивительным образом не волнует Андайн и нашествие на её дом, а ещё предстоящий отчёт, и их мизерное количество информации по вампирским делам. Он лишь лезет руками под одежду брата, оглаживая тёплый позвоночник, затем рёбра. Он наклоняется к нему вниз, оставляя на шее коварные поцелуи. Кости контрастно холодные с улицы, и Санс от этого кажется горячей печкой, которую нужно обнять и греться во время сна.       Санс немного просыпается и, когда разворачивается на спину, дрожит от ледяных рук брата. Приятное здесь только одно: Санса трогают руки Папируса, а не чьи-либо другие. Но внезапное ощущение того, что Санс его согревает собственным теплом, кажется весьма уютным и блаженным.       — Ты будешь дальше здесь спать? — интересуется Папс, потому что, на самом деле, сам ещё не решил, чем займет остатки вечера.       — Я тебя ждал, а сон — лишь более простой способ скоротать время, — отвечает он ему, шумно вздыхая от поцелуев в шею и немного подрагивая от его дыхания, попадающего на кости. Рукой он легко обнимает череп брата, без попыток придержать на себе. — А у тебя есть ещё дела на сегодня? — уточняет он, ибо дел у Санса особо тоже нет, кроме того, как наслаждаться концовкой воскресенья.       Папирус думает, как бы правильнее подать то, что главное его дело на данный момент — Санс.       Он приподнимается, упираясь обеими руками по бокам от головы брата, и тот может хорошенько разглядеть довольную улыбку на его лице.       — У тебя нет... желания протестировать шумоизолятор? М? — он вызывающе дёргает бровями.       Лицо Санса становится на тон краснее. Он смотрит на выражение лица брата, которое кажется нечто средним между хитрым и радостным, и на пару секунд теряется, будто удостоверяясь в том, что намёк понял.       — Ты о... демонстрации на практике? — пошло ухмыляется Санс, прищуривая глазницы. — То, ради чего я ставил его изначально? — он ухмыляется чуть шире.       «Он выглядит ещё более властно, когда смотрит на меня так».       — Хочу, — отвечает Санс легко, когда молчанием Папирус подтверждает вопрос. — А ты?       — Если бы не хотел, не спрашивал бы, — Папс наклоняется к нему вновь за более настырным поцелуем, когда Санс, вроде, от его предложения просыпается окончательно.       Папс переводит ладонь на его лицо, осторожно гладит, компенсируя грубость между их ртами и прикрывает глаза, формируя тяжёлый язык и пропихивая его в чужой рот.       Между рёбер будто что-то щекочет, разливаясь приятной волной по всему телу. Он рукой спускается к подбородку, к шее, чуть надавливая на неё, пересчитывая позвонки, чтобы в пальцах ощущалось плотнее. Его руки, кажется, греются от физического контакта.       Становится теплее в костях, магия немного пробуждается, Санс, закрывая глаза и жмурясь, ловя каждое прикосновение брата и принимая все поцелуи, берёт руку Папируса, держащую за его шею. Вторая рука лениво поднимается к его свитеру, затем резко опускает вниз и юркает под неё, касаясь нижних рёбер. Под свитером намного теплее даже для его рук. Санса, будто мечом, холодком пронзает — он сам немного замёрз, неподвижно лежа в одной футболке.       — Хах... — выговаривает Санс сквозь поцелуй. — М-Может, снимешь кожанку? — едва отстранившись, предлагает брату он. — Можешь и свитер сразу, мх...       По костям бегут предвкушающие мурашки. Папирус отстраняется, хмыкая.       — Может мне сразу полностью раздеться? — фыркает он, стягивая куртку и оставляя её на столике. — Или так не интересно? — Папс бросает на брата вызывающий взгляд, снимая свитер через голову, и также оставляет одежду поверх кожанки, настолько аккуратно, насколько это возможно.       — Ну если так хочешь снять с себя лишнее, то я возражать не буду, господин, — хихикает Санс пикантно, наблюдая за тем, как Папирус обнажает верх.       «Какое же у него... красивое тело. Из всех скелетов, что я знаю, именно он, блять, самый красивый. И даже не только телом. Всем. Х-ха...»       Папирус ощущает взгляд брата на своих костях, и это чувство его раззадоривает. Он ухмыляется.       — Так лучше?       При вечернем, сумеречном свете из улицы, когда Папируса и его прочные рёбра освещает только телевизор со стороны, а сзади самую малость кухня, обстановка становится ещё более интимной. Санс резко вспоминает о том, что уже выключал шумоизолятор сегодня, но затем успокаивает себя тем, что включал его, когда с братом телепортировался домой. Он берёт в руку пульт, лежащий на столике и тут же выключает звук, чтобы тот не сбивал атмосферу. Хочется слышать друг друга, и больше ничего.       — Намного лучше, — отвечает довольно Санс, параллельно разглядывая торс брата более детально, и он готов смотреть на него, кажется, вечность. И взгляд у него такой, словно он вообще в первый раз видит оголённые рёбра брата. — Ты... очень красивый, — он смотрит ему в лицо. — Ты знал об этом? — голос становится нетипично тихим и высоковатым, а глазницы распахиваются шире.       Что касается подобных откровений — Папирус смущается. Пусть излишняя самоуверенность и завышенная самооценка кроет в себе нетипичные для него сомнения и тревожность, Папирус был уверен в своем внешнем виде всегда, и уверен сейчас. Но от Санса такое слышать... волнительно, приятно, смущающе. Когда их комплименты вышли на новый уровень, имея какой-то романтический и сексуальный подтекст, это, непременно, начало радовать. Но вместе с прочим они всё ещё непривычны. Папирус на секунду робеет, вспыхивая ещё сильнее, осознавая, что, возможно, брат держал эти мысли в себе очень долго.       Возможно, когда они перестали ебать друг другу мозг и начали ебать друг друга, всё стало намного проще.       Папирус чуть отводит взгляд, почему-то никак это не комментаруя, и тянет руки к брату вновь, опуская ладони на подвздошную кость, чуть оглаживает и пальцами вновь заползает на позвоночник, под одежду, пересчитывает позвонки и поднимается к рёбрам, мягко щупает их изнутри.       Душа его самого бьётся быстрее нормы, а грудная клетка возвышается с каждым неровным вдохом.       Он хочет сказать Сансу, что тот тоже красивый, но на секунду ему становится неловко. Санс может начать отнекивается — сам он не считает, что выглядит привлекательно, и Папируса это немного нервирует и расстраивает. Он мнётся, решая поцеловать брата, прикрыв глаза.       — Если бы ты видел себя моими глазами, тебе бы тоже пришлось дрочить в душе почти каждый раз, — мурлыкает он в поцелуй, немного грубо кусаясь.       «Интересно, какого заниматься этим перед зеркалом?..» — проскальзывает мимолётно мысль, опаляя кости будто изнутри. ⠀⠀       Санс даёт добро своей магии спуститься ниже, когда её становится достаточно, и она начинает завлекать похотью его разум. В футболке, с руками брата внутри грудной клетки, становится действительно жарко. Он небрежно берёт руками Папируса за лицо с двух сторон и вынуждает не отстраняться от его рта, переплетая свой язык с его, глубоко дыша носовой костью. Укусы делают только приятнее, и Санс ещё давно признал то, что он немного мазохист.       Папирус судорожно вдыхает, и обдает чужие кости таким же выдохом. Он упирается на Санса чуть плотнее, наваливаясь, когда голова немного кружится, и магия становится тягучей и разгорячённой, словно лава, стекая вниз к тазовым костям. Лицо у Папса горячее, он это ощущает даже по контрасту, когда брат держал ладони на его скулах. Он чуть хмурится.       — А ты на меня дрочил? — прямо спрашивает Санс, едва высвободив свой рот, после коротко вздохнув и ухмыльнувшись. Он смотрит в глаза брату и улыбка становится шире. — Как это... — он пытается подобрать более подходящее слово, — льстит, при условии, что это взаимно.       — Естественно я, м, на тебя дрочил, — вставляет он между поцелуями, произнося с такой интонацией, будто объясняет брату что-то настолько очевидное, что стыдно не знать. — Я удивлён, что ты не заметил это в прошлые разы, и что тебя это удивляет сейчас. Я пиздецки хочу тебя практически всегда во всех смыслах. Нет ничего сверхъестественного в том, что я на тебя мастурбировал, — Папирус звучит так, будто оправдывается. Его лицо горит от этого разговора жарче, но затыкаться он не хочет — хочет рассказать брату о том, как он его хотел всё то время, когда не мог нормально прикоснуться, и о чём думал, когда касался себя. Будто это поможет наверстать упущенное. ⠀⠀       Признания Папируса прошибают Санса возбуждением в разы сильнее, и тот начинает дышать громче, рисуя всё описываемое у себя в голове, с особым любопытством фантазируя, как Папирус делает себе приятно рукой, обхватывая ей собственный член, и как он представляет его же. Сансу это и вправду очень нравится.       Он убирает руку и тут же касается его рёбер с одной стороны, проводит тремя пальцами резко вниз с глухими звуками. Санс хотел бы повалить брата полностью на себя и нежно поблуждать пальцами по его позвоночнику сзади. Хочется в нём раствориться, но в итоге он поднимает руку к его шее и целует снова, звучно, пока внизу формируется неон.       Папирус выдаёт томный выдох, когда брат водит руками по его рёбрам, а сам оглаживает его грудную клетку, плавно приближаясь к позвонкам обеими руками вновь, спуская их и начиная поднимать ткань футболки, желая раздеть Санса полностью.⠀⠀       Санс поддаётся на раздевание и помогает снять с себя футболку, которую тут же закидывает на спину дивана. С низа на ближние кости падает свет от красного неона, но пока он это игнорирует и даже не смотрит, чей неон именно. Санс больше поглощён грязным разговором с братом о взаимной мастурбации друг на друга. Это его не только воодушевляет и возбуждает, но и... слишком интересует, будоражит и даже побуждает признаться (или подтвердить Папирусу), что происходило один раз в его спальне.              — Можно один вопрос? — спрашивает его Санс чуть более серьёзно, но сам его голос смущённый. Папирус бездумно пялит на голые рёбра брата какое-то время, шумно сглатывает, свободно проводя по ним пальцами, проводит невесомо вверх и вниз большими пальцами, и останавливается, чтобы послушать, что же ему скажет брат. Папирус тут же внимательно смотрит на него. — Когда ты пришёл ночью домой, — Санс отводит взгляд в сторону и думает, как бы не назвать Папируса «модной катастрофой», понимая, что прелюдию это сейчас испоганит. — И... застал меня в своей спальне в последний раз, сидящим по центру кровати... ты, м, реально нихуя не понял что ли? — они встречаются взглядами и Санс глупо улыбается. Он от собственной неловкости даже отворачивает голову, улыбаясь ещё шире, явно растерянно, смотря в спину дивана впритык. — Я просто люблю твою комнату, — на одном дыхании признаётся он, а затем шумно вздыхает, становясь ещё более красным. — Как и тебя... — Санс в упор пытается не смотреть на брата, удивившись с того, что такое признание ему даётся ещё сложнее. — Комната... пронизана тобой. Ей... сложно этому не поддаваться, как и некоторым ф-фантазиям, пока ты сам с собой.       «Он тогда... дрочил на меня? В моей комнате? Боже», — Папирус рискует оторвать ладонь от чужих горячих костей, чтобы скрыть собственный рот и горящее огнем лицо. В какой-то момент ему казалось, что этап смущения они уже прошли (да, Папс делит их отношения на этапы, как и практически всё в своей жизни, но отношения с братом этому практически не поддаются).       — Не удивлюсь если мой образ тогда напрочь убил всё настроение. Я твой хохот аж через стены слышал, — бурчит он. Смущение превращается в какой-то стыд, но от признания душа вновь пускает быстрые удары. Он поднимает ладонь по рёбрам выше, чуть опуская свою голову, чтобы пальцами осторожно дёрнуть брата за подбородок к себе. Только вот Папс не учёл, что ему самому захочется отвести взгляд.       Кажется, Папс находит выход: каждый раз, когда он почувствует себя смущённым, он просто будет целовать Санса с напором. И будет продолжать так до тех пор, пока не придумает, что сказать. Но мыслей у него, на самом деле, масса.       — Убил, но... тем оно и лучше, — Санс медленно поворачивает череп и смотрит Папирусу в глаза, немного уняв смущение. — Я многое не потерял, потому что уже шёл по второму кругу. ⠀⠀       «Он смущён не меньше, даже больше. Интересно, его это пугает или заводит? Хм...» — Санс пытается более внимательно рассмотреть его горящее лицо. — «Думаю, что заводит».       — А в тот раз, когда, — ну, раз уж они решили сдуть пыль со своего календаря дрочки друг на друга, то Папс тоже перелистнёт пару страничек. — Когда ты решил, что я лунатил? Ты ведь тогда не спал, да? Чёрт, это было очевидно.       Санс слышит следующий вопрос и, кажется, Папирус только втягивается в грязную, но очень откровенную беседу. Санс, конечно, любитель подобного, но с Папирусом такие разговоры ощущаются совершенно иначе, более чувственно и глубоко, более искренне и сильнее. И ему это до безумия нравится. Услышав признание Папируса о лунатизме, Санс снова теряется:       — Я...⠀       Санс замер. ⠀⠀       «Я был, сука, прав», — вот это его вводит в самый большой ступор, ибо такого он явно не ожидал. — «Это его так... распирало тогда. Бля, это ещё тупее выглядит, чем я мог себе представить», — но тут же ему становится так тепло и забавно на душе, что он бы засмеялся в голос, но сдерживается. — «Боже, мы оба хороши, ха-ха!»       — Я... Я рассматривал этот вариант, но, блять, не думал, что он правдивый. Ох... Охуеть.       Нервно усмехаясь, Папс отстраняется чуть от брата и спускает руки к рёбрам вновь, оглаживая их по бокам, а сам наклоняется к шее, облизывая и чуть кусая её вновь, чтобы оставить новые метки.       — Я был готов передёрнуть на тебя за твоей же спиной, а ты даже не спал, — кажется, он просто прячет собственное красное лицо, возбуждаясь от всего сразу, и в какой-то момент в штанах становится жарко и тесно, и дышать на чужие кости Папс начинает глубоко и томно. — Как бы ты... отреагировал, если бы я тогда действительно начал дрочить, пока думал, что ты спишь? М? — голос вибрацией отдаётся на шейных позвонках. Папирус отстраняется, чтобы заглянуть в красное лицо. — Продолжал бы делать вид, что спишь? ⠀⠀       Санс явственно ощущает то, как лицо Папируса сгорает в собственной неловкости, но это же, напротив, даёт первому большее спокойствие. Не он один конченный извращенец, который в последние годы сливал свою похоть к брату, стараясь это скрыть от него. Они оба с одной грядки.       — Ну... учитывая обстоятельства, у меня не было бы другого выбора, — оправдывается Санс, не ожидав такого вопроса, но это делает разговор лишь интереснее. ⠀⠀       Действительно, а что бы сделал Санс в таком случае, и стал бы вообще что-то делать? ⠀⠀       «Сел бы на твой хер, как любой нормальный монстр. От стояков избавляться в одиночку не так интересно».       — Откуда я мог вообще знать, что это всё взаимно, ёптыть? — тут же он на мгновение замирает, будто Папирусу ответ не очень понравился, и ему в голову приходит другая мысль. Он вздыхает. — Ну, если бы я допёр, что дрочишь ты на меня, то... — он улыбается чуть шире. — Хм... полагаю... я бы забыл на тот момент, что я голодающий вампир и не оставил бы своего Босса с подобной проблемой. ⠀⠀       Санс тянет свои руки к бляхе ремня, Папирус чуть-чуть пододвигается ближе, чтобы Санс мог руками до него дотянуться, после чего спешно расстёгивает его. Боссу приходится привстать и отстраниться, уже рукой скрывая лицо. ⠀⠀       «Он пиздец какой сексуальный, когда своей рукой скрывает лицо. Ему, на удивление, так идёт смущение, когда он любит больше хорохориться».       — Или самый отчаянный вариант — ты бы сам таки заметил, что я не сплю и что у меня, скорее всего, на тебя встал, — Санс ремень тут же снимает, спихивает его на пол с звуком падения металла о ковёр из-за бляхи: весьма глуховатым, но всё ещё громким. ⠀⠀       Он берёт двумя руками его штаны с двух сторон, подводит одну руку к ширинке и раскрывает, рукой ненамеренно касаясь нижнего белья и чувствуя жар сквозь ткань. Санс, наконец, замечает и свой материализованный орган, но не позволяет себе его трогать раньше времени.       — Босс, — Санс обращает внимание на себя, поднимая взгляд выше. — Посмотри на меня, — он улыбается, будто пьяный.⠀⠀       Папирус смотрит на него. ⠀⠀       «Когда он возбуждённый... Он ещё более сексуальный, бля. Не перестану этому восторгаться».       — А что же бы делал ты, если бы таки увидел, чем я занимаюсь в твоей комнате? М? — Санс даже пытается симулировать ту же лёгкую надменность в голосе.       По всему телу бегут мурашки, а воздух горячий и плотный, и вдохнуть его сложнее с каждым разом. Папс решает стянуть с себя обтягивающие штаны, оставаясь в одном белье, потому что так руки брата на бёдрах будут ощущаться куда приятнее.       Папирус облизывается, смачивая горло, и всматривается в опьянённое лицо. Санс слишком довольный и слишком возбуждённый. Папирус решает перебраться на его бёдра, упираясь коленями в диван и смотрит на брата сверху вниз, всё ещё до ужаса смущённый. Вдвоем на диване довольно тесно, но они всё же оба на нём помещаются.       — Ну, — усмехается он, отводя взгляд и чуть опуская его на возбуждённый член Санса под собой, который кажется слишком близко, чтобы вот так просто его игнорировать. — Учитывая мой внешний вид тогда, даже не представляю.       У него появляется пара мыслей, которые звучат абсолютно нелепо; они оба были тогда в довольно щекотливых ситуациях, и Папирус бы, скорее всего, замер в смущении и в этом нелепом костюме, который он вышвырнул нахуй в окно (Папс надеется, что не встретит однажды бомжа в Сноудине, который решил примерить этот шмот).       — Если бы на мне была обычная одежда и не было бы цели скрыть себя от всего мира в тот момент, то, хм, — он ухмыляется, стараясь игнорировать собственное смущение, а после наклоняется, проводя по его рёбрам челюстями и облизывая горячим языком. — Повалил бы тебя на спину, оседлал, как сейчас, и сделал с тобой всё, о чём ты бы меня попросил, — Папс руками ласкает свои тазовые кости, тихо выдыхая от этого, и переводит пальцы на бёдра Санса, чтобы подняться ими до симфиза, дразняще огладить вокруг и провести ещё выше, плотнее усаживаясь на его таз.       Папс чуть нетерпеливо ёрзает, выпускает на рёбра Санса тихие выдохи, а после поднимает на него глаза.       — Звучит... охуенно. Серьёзно, — отвечает ему Санс, смотря на то, как он специально не касается его члена, а только гладит кости, а затем выдаёт полустон, когда Папирус полноценно садится на его таз и трётся своим. — Хн... с-сука, я всё своим ржачем сломал тогда, во я... уёбок. Хех...       «Интересно, а Папирус хорошо танцует? Думаю, он вышел бы неплохим в стриптизе. С его-то рвением быть грациозным и дохуя великолепным», — невольно ловит пошлые мысли.       Взгляд Санса прикован к Папирусу и его телодвижениям. К его костям, рёбрам и тазу, где была уже видна постепенно и его эрекция тоже. А слух был сосредоточен на словах и вздохах.       — А ты прям хочешь оседлать меня? — хмыкает Санс с выдохом.       — Т-тогда я так сделать не смог, поэтому делаю сейчас, — объясняет Папс, целуя чужие ключицы и прикрывая глаза. — И по той же причине сейчас спрошу: чего бы ты хотел, чтобы я с тобой сделал, брат? — он дотягивается до чужого рта, вновь втягивая Санса в поцелуй, и поднимается руками на нижние рёбра, при этом не отрываясь от его чудесно разгорячённого тела. — Ты... Ты помнишь, о чём я просил тебя в прошлый раз? — спрашивает он тихо и низко, и магия от этого напрягается, кажется, ещё сильнее, а сам он краснеет гуще, но глаз не отводит.       Санс нескрываемо сильно удивляется сначала предпоследнему вопросу, а затем и последнему. Такое не забыть. ⠀⠀       «Он хочет, чтобы я был сверху?» — Санс, по правде говоря, такого почти не ожидал и был ещё в тот раз удивлён, когда Папирус так легко согласился. — «Ого».       — Хочешь, чтобы я пустил в ход не только пальцы, — тут же отвечает ему Санс. — Тебе стоит немного развить в себе выдержки, чтобы продлевать нашу игру, согласен? — он подмигивает брату и резко берёт накидку, которая всё это время была под ним, формирует из неё что-то вроде подушки, чуть отодвигается, на другую часть дивана и подпирает голову, чтобы он смотрел не в потолок. ⠀⠀       «Он хочет, чтобы я его трахнул», — этот факт снова выбивает его из колеи на мгновение. — «Блять. Боже. Я, сука, должен, нет, бля, не так, я обязан сделать всё по высшему разряду», — Санс томно вздыхает. — «Я справлюсь. У меня есть опыт. Я его с ума сведу сегодняшней любовью, он должен быть в восторге», — заверяет он себя, утверждая, что нижняя роль прекрасна, а он иногда фантазировал о брате и в таком ключе. — «Ему вчера очень понравилось пробуждение».       Папирус томно смотрит брату в глаза, продолжая светиться красным на лице. Он кивает на все вопросы и его слова, кажется, уже неспособный говорить.       «Боже блядский, конечно я хочу, Санс, твою мать. Я хочу тебя, хочу твой член, пальцы, язык — всё. Всё, что, блять, угодно, Санс», — он мысленно изнывает от возбуждения и того, какой Санс красивый под ним и всё же уверенный, и взгляд его почти изучающий, жадный, нежный, похотливый.       — Пододвинься ко мне ближе, — велит ему Санс нежно. — На коленях, чтобы твой таз был ближе к моему лицу, — он блаженно улыбается, сглатывая и смотря на его трусы.       «Он даже в ткани выглядит соблазнительно. Хочу снова его взять в рот, пускай и не надолго».       Папс чуть выдыхает, предвкушающе, подползает к брату так, как он просит, смотрит на него сверху, и зрачки будто плывут в красном свечении скул. Он оставляет чуть подрагивающие пальцы сперва на его плечах, а после на макушке, и то, насколько рот Санса близко, делает член ещё более напряжённым. Он почти чувствует, как брат на него дышит. Бёдра дрожат от напряжения и желания.       Санс лишь хитро ухмыляется. Сегодня он тоже выкинет кое-что новое, и не только то, что желает брат.       — Тогда приступим, — сухо, но напористо говорит Санс, но что самое главное — с охотой, дотрагиваясь до массивных бедренных костей обеими руками, которые он затем перенаправляет к тазовым, поглаживая. Сначала доходит до верхушки подвздошных, но смотрит он на выпирающий из-под ткани неон, а затем, взяв руками за резинку трусов, одним синхронным ловким движением спускает их вниз. Санс слышит облегчённый выдох брата. — Постарайся продержаться чуть дольше, лады? — почти что просит его он, на Папируса всё ещё не смотрит, лишь изучает его член, как в первый раз.       «Пиздец...» — он вспыхивает, рассматривая его член, причём, так близко. — «Нет, серьёзно, сколько сантиметров?»       — Поменьше думай об одном оргазме — больше наслаждайся самим процессом. Вся суть занятий любовью — проведение большего времени в приятной компании друг с другом, — добавляет он немного нарочито и ласково, всё тем же низким голосом, а затем, вздыхая, всё же решается спросить. — Сколько сантиметров-то? — на глаз определить действительно сложно. — Я люблю числа, а тебе... действительно есть, чем похвастаться, — улыбается он растерянно. ⠀⠀       Папирус концентрируется на этом «продержаться дольше», потому что с Сансом он действительно хочет быть столько, сколько вообще возможно, и получать от него, или отдавать ему, или вообще всё сразу, и что угодно.       Санс приятно усмехается, после чего легонько облизывает самую верхушку головки, лишь кончиком чуть-чуть задевая уретру, забирая часть эякулята. Папирус вздрагивает. Санс тут же берёт член в руку и, вынуждая Папируса пододвинуться ещё чуть ближе, наклоняет его немного в сторону и, ощущая, как брат подрагивает, с низа упорно проводит языком до верха, засекая уздечку и слизывая ещё немного предэякулята.       Папирус несдержанно мычит, чувствуя горячий язык на своей эрекции, и чёрт, он мог бы привыкнуть к этому ощущению. Почему-то прикосновение на плоти он ощущает всем телом, и колени начинают слабо подрагивать от удовольствия. Папирус чуть гладит брата по макушке, шумно выдыхая, и спускает руки на его плечи вновь, чуть сжимая и фиксируя пальцы.       Санс второй рукой касается его неоновых яичек, осторожно массируя их, затем поочерёдно: сначала одно, затем второе, не переставая трогать наружный неон фалангами пальцев. Затем эта рука переносится на сформированный неон уже сзади, возле крестца и Санс пока решается ввести туда только один палец на пробу.       — М-могу дать линейку, раз так интересно, б-боже... Санс! — стонет несдержанно Папс, когда чувствует пальцы внутри себя и рефлекторно чуть сжимается.       «С-сука, с двух сторон... слишком... приятно...» — он хмурится, шумно вдыхая и выдыхая, желая, как говорил Санс, растянуть это удовольствие.       Удовлетворённый стон со стороны тут же сигнализирует о том, что можно ввести сразу второй. Но Санс пока не намеревается двигать ими, только нежно разминать. Языком своим Санс проводит несколько раз по стволу, затем берёт головку в рот и медленно рукой двигает по стволу. Он пытается взять его немного глубже, и у него это даже получается, но в итоге...⠀       Это и вправду длится ненадолго.       Папирус не сдерживается, с рыком стонет, вздымая грудь от глубоких вдохов. Жаркий мокрый рот приятно обволакивает.       Санс резко выпускает плоть, слюна, соединяющая член и его рот, тут же падает на грудную клетку под собственным весом. Санс тут же вынимает два пальца и, демонстративно обсосав их, тут же говорит:       — Хмпф, — фыркает. — С тебя пока хватит, а то опять сломаюсь под твоим схождением с ума, — он глядит вверх, в глазницы брату, в его пылающее лицо. Санс становится ещё ехиднее. — А теперь, — голос вдруг приобретает какой-то важный оттенок. — Продолжим знакомство с миром секса.⠀⠀       Санс резко съезжает вперёд, ложась вниз. Он снова смотрит в потолок... Точнее, видит он только часть потолка, а прямо перед его глазами во всю длину, со свисающими яичками, располагается член. Санс даже ахает от восторга: настолько это выглядит... прекрасно. Хоть он и не видит лица брата, Санс уверен: он сейчас в недоумении.       — Будет лучше, если ты сейчас повернёшься, — тут же поясняет Санс, стараясь звучать громче. — А затем... сядешь на моё лицо, — он ухмыляется. — Прям своей неоновой стенкой, — он хмыкает звучно. — Как тебе такая идея? ⠀       Санс, на удивление, ощущает себя очень стойко и терпеливо, предвкушая последующее.       Папс чуть сдержанно выдыхает. Плоть обдает контрастно холодный воздух.       «О боже...» — комментирует он в голове, когда брат озвучивает ему свои намерения, и это, почему-то, сильно смущает.       — Охуенная идея. Н-наверное, — чуть сомневается он, сам не зная почему, но всё же разворачивается. Спорить в этом с Сансом он не будет, потому что полностью ему доверяет, и потому что Санс больше него понимает, что делает. И Папирус не против любых его идей. Он выдыхает, понимая, что красный у него практически весь череп, а голову чуть вскруживает от происходящего.       «Бля, я же его не раздавлю нахуй? Пиздец, почему это так... смущает. Боже», — Папс даже не пытается посмотреть вниз на брата, по-прежнему стоя на коленях, потому что знает, что увидит либо свой вставший член, либо рёбра брата. И единственное, что цепляет взгляд сейчас — очень неоднозначно светящийся неон Санса. Папирус сглатывает.       — Э-эм. Я, м, надеюсь, тебя не раздавлю. А то получится... очень... неловко... — выдыхает он тихо, начиная постепенно опускаться, больше имя точку опору на диване в коленями.       — Не нервничай по этому поводу. И вообще не нервничай, всё заебца, — тут же говорит Санс, придавая голосу больше уверенности. — Ты там... опору в ноги лучше переводи. Я дам тебе сигнал, если ты как-то слишком сильно будешь упираться. Но я думаю, ты справишься.       Папс чуть вздрагивает, чувствую под собой твердую кость и... горячее дыхание. И всё такое развратное, грязное и... приятное. Он поддаётся грудиной чуть вперёд, сглатывая. — Так?.. — старается чётко произнести он. Наклонившись, Папс может провести рукой по его рёбрам и тазовым костям, невесомо, наконец, притронуться к чужой плоти, и рассмотреть её ближе. ⠀⠀       На лоб Санса ложится копчик и сейчас он воочию видит крупным планом его возбуждённый неон. Становится очень душно, но вместе с тем, Санс ощущает какой-то едва уловимый аромат. Сложно сравнить с чем-то конкретным, но он идентифицируется для Санса как приятный, манящий даже. Наверное, тут играет роль его помешанность.       — Единственное условие — до себя не дотрагивайся, — говорит ему Санс, чуть громче и, кажется, один его голос отдаётся будто вибрацией по телу брата, но он не обращает на это внимания. — Можешь до меня, — тут же догадывается по касаниям и в ту же секунду дополняет он. — ...Если так хочешь. ⠀ ⠀       «За дело», — Санс вбирает побольше воздуха (который вообще есть сейчас вокруг него) и, весьма крепко схватившись за ветви седалищной кости, как можно более обильно слюной смачивает его неон снаружи одним тяжёлым движением языка. Он чувствует, как Папируса сильно передёргивает с этого, как он стонет. Санс прячет язык, выпускает побольше слюны и повторяет, интенсивно пробуя брата на вкус. — «На пальцах — не то», — подытоживает он. — «Так и вправду лучше», — он сглатывает его магическую влагу. — «Даже несмотря на то, что я вампир, и его сперма, и его предэякулят, и его смазка... Я плохо ощущаю их вкусы, но они довольно таки неплохие». ⠀       Ощущать лицо Санса под своим тазом... Странно и приятно. Странно больше от собственного чувства влажности, но от ласкающего языка становится горячо, плоть твердеет, магия кажется горячей и обжигающей.       «Чувствую себя очень, блять, грязно», — он тихо простанывает, стараясь отвлечься от неловкости на Санса. Не трогать себя — трогать Санса. Неплохое условие. ⠀       Папирус начинает шумно дышать. Санс это слышит и даже чувствует. Вбирая ещё немного влажного воздуха вокруг себя с ароматом, он подстраивает своё лицо чуть ближе к неону, лбом утыкаясь в копчик и сначала целует, проводит челюстями, обмазывая своё лицо в нём, а затем... входит в него языком, а руки резко перемещаются к подвздошным костям.⠀⠀       Он чуть сильнее сцепливает фаланги пальцев на середине таза, прижимая своё лицо к неону. Папирус стонет и дрожит, Санс это слышит и, наконец, параллельно ощущает то, как его неон становится твёрже. ⠀⠀       «Он пиздец влажный. В нём будет очень легко двигаться. Мне придётся приложить некоторые усилия...» — Санс применяет некоторое своё отточенное мастерство владения языком для подобных ласк и начинает им же совершать круговые вращения внутри, чуть-чуть ёрзая туда-сюда.       Папс сглатывает снова, чувствуя, как становится ещё более влажным и твердым, и продолжает водить руками по костям брата, в какой-то момент не замечая, как начинает тереться об его лицо сам, и тут же прекращает, хмурясь.       «Б-блять он меня с ума сводит... Опять», — Папс опускает лицо, шумно выдыхая имя брата, держит его за подвздошную кость, ласкает пальцами внизу, подбираясь к симфизу, и сжимает Санса у основания члена. Он водит рукой, совсем несерьёзно, практически играя с ним и завороженно наблюдая, за своими движениями. Самому от этого почему-то становится приятнее. Второй рукой он гладит его таз изнутри щекочущими движениями.       — М-хаа... Санс!.. С-Санс, блять, ты... Ты очень т-твёрдый здесь... — комментирует он вслух, когда брат начинает активнее двигать языком, из-за чего становится безумно влажно, и он это, блять, прекрасно чувствует, разводя фаланги пальцев на напряжённом неоне. Папс мажет большим пальцем по головке, медленно и приятно, массирует круговым движением и крепче сжимает кулак, размазывает предэякулят по стволу и своей ладони. Он выпускает член из руки совсем и ведёт чуть липкими пальцами по его рёбрам, вновь выпрямляясь, оглаживая кости, водя вверх и вниз. Слышатся характерные глухие и красивые звуки. А ещё собственное бешеное биение души, которое глушат его же стоны и влажные звуки снизу.       «Он так... прижимает мой таз к себе, что я чувствую себя какой-то течной школьницей, б-блябляблябля».       — С-Санхс, ч-чуть... быстрее... Ха-ах!.. Санспожалуйста... — он чувствует желание вновь начать ёрзать, но старается держаться, жмурится из последних сил, неконтролируемо сжимается, когда брату удается проникнуть языком глубже. Всё это безумно томительно, горячо и мокро. Папирус прогибается в спине со звучным низким стоном, всё же создавая трение. Он не замечает, как пальцы крепко цепляются за его ребра. ⠀⠀       Санс хоть и чувствует все касания Папируса, особенно когда тот начинает дразняще играть с его членом, но больше он сосредотачивается на неоне брата. Он может лишь мычать, пока грязно ласкает его увеличенным языком, который время от времени обволакивается неоновыми сокращениями внутри. ⠀⠀       «Господи, он сейчас мне рёбра к херам сломает...» — Санс терпит, не пищит и не кричит, но всё же знак того, что брат в него вцепляется, уже говорит о том, что с оральными ласками постепенно стоит закругляться: Папирус почти готов.⠀       Санс сжимает пальцы на тазу ещё сильнее, немного оттягивает их назад, затем вперёд, ещё раз назад... Папирус это улавливает. Санс как бы позволяет Папирусу подвигать тазом на себе, заприметив, что он хочет больше ощущений внизу. Всё ещё трахая его языком, он одну руку убирает с таза и, протискивая её между своим лицом и тазом с крестцом, вводит фаланги пальцев во внутрь. Играет он с неоном пальцами и языком недолго, в один момент Санс отстраняется и немного выталкивает себя назад, высвобождая череп наружу. Теперь Папирус сидит на его верхней части торса, почти что на шее, но терпимо.       Папс переносит вес тела на диван. Его таз чуть приподнят, чтобы Санс мог свободно из-под него вылезти, но его собственное положение кажется каким-то развратным, хотя факт того, что он буквально только что сидел на лице брата, а тот спокойно ласкал своим языком его неон, уже не должен заставлять его беспокоиться хоть о чём-то.       — Ух бля... — глотает он воздух, очень глубоко, как только может, после чего сглатывает выделения, кряхтит, поправляя свой голос. — Это было... ху-ух... очень интересно. Надеюсь, тебе правда нравится происходящее, — далее он однозначно обращается к Папирусу. — Ну, кстати, когда я говорил про «не трогать себя», я имел в виду про твой член, — Санс загадочно улыбается, даже несмотря на то, что Папирус всё ещё не смотрит на него. — Даже заводит, что тебе нравится даже такое, — последнее слово он выделяет, непонятно, издевается он или хвалит, но нежность в голосе всё-таки говорит о втором.⠀⠀       — Д-да, поэтому я т-трогал тебя... — кивает Папирус тихо, опустив голову и рассматривая бездумно обивку дивана. Какого-то чёрта Папирус чувствует, как внизу все ещё мокро.       «Мне нравится всё, что ты со мной делаешь, ещё не понял?» — он выглядит слегка хмурым и напряжённым от возбуждения. В горле постоянно пересыхает, а магия словно сковывает, позволяя лишь шумно и глубоко дышать.       Санс привстаёт, чтобы оценить обстановку в принципе. Но в итоге забивает на эту идею и смотрит на брата, покорно выжидающего дальнейших действий и указаний.       — Повернись-ка, — говорит ему Санс и, когда братья устанавливают зрительный контакт, Санс снова лицезреет лично это поплывшее красное лицо, а сам ухмыляется.       Папирус осматривает его влажное лицо. От этого становится... Странно. Хочется Санса помыть и вытереть полотенцем.       «Он будто кайф словил от того, что я его испачкал, пиздец...» — Папс чуть опускает взгляд, пылая, ловит небольшое оцепенение. Но, кажется, Сансу это не мешает вообще, да и в целом он выглядит весьма радостным.⠀⠀       Санс думает его поцеловать, но решает не делать этого из-за того, что он весь в грязи, почему-то ловя себя на мысли, что Папирус это не одобрит. «Что естественно — то не безобразно» в отношении к Папсу точно не работает.       — Есть какие-то пожелания в позе, Босс? — Санс берёт его за руку и направляет к своему рту. Не касаясь лица, облизывает её с внутренней стороны ладоней, а затем опускает вниз, к своей плоти, и брат её сжимает, Санс судорожно вздыхает, постепенно теряя рассудок от любви и похоти сам. — Скажи мне... — голос становится тише и более пронизывающим. Санс подбирается к брату чуть ближе, почти что встаёт впритык к его грудине, но чуть полубоком, чтобы не мешать его руке ласкать плоть. — Как ты хочешь, чтобы я тебя трахнул?       Папс поднимается пальцами к головке, специально задевая уретру, чтобы после опуститься вниз, делая член чуть более влажным и чувствуя его твёрдость под собой. Почему-то чувствовать Санса в... своих руках приятно.       «Этот член сейчас будет во мне», — с какими-то замиранием выдыхает он томно, наблюдая за своими медленными движениями фаланг и сглатывает в предвкушении. Он совсем не думает, отвечая:       — Хочу, чтобы ты видел моё лицо, — он чуть кусает собственный язык. Когда Санс был на его члене, наблюдать выражения его лица было почти увлекательно и приятно.       «Хочу, чтобы он наблюдал», — от осознания этой мысли становится жарко внутри, и он поднимает на брата плывущий в дымке возбуждения взгляд. ⠀⠀       Стыдливое выражение лица, в котором превалирует полное довольство с происходящего, забавит Санса. Всё как в лучших реалиях хентай-жанров, на которое его в одно время подсадили. Постепенно Санс обостряет свои чувства. ⠀⠀       «Разница в росте, конечно, мешает, но...» — Санс ухмыляется. — «Всё поправимо. Тем более, твоё желание — закон», — у него уже есть пара вариантов в черепе касательно возможных поз, но, раз Папирус хочет, чтобы первый наслаждался сексуальной физиономией лица, то самым лучшим вариантом для Санса кажется...       — Ложись на спину, — Санс легонько тыкает его в грудину, и Папирус опускается ниже, неспешно ложась. Санс подползает ближе и устраивается между ног. Одну ногу Папирус таки ставит на пол. — Блядский диван, —ворчит Санс, смотря на ногу брата вне дивана и... в последний момент он опускает взгляд ещё ниже, немного в сторону и, не спрашивая ничего, тут же нагибается, подбирая ранее брошенный ремень. Санс ехидно улыбается, смотря на брата. — Руки, — говорит он радостно. — Так будет интереснее, согласись, — Санс связывает запястья, как только Папирус подводит их, перед этим, уже будто проводя ритуал перед самим актом, целует, правда на этот раз обходится одним языком. После чего он одним мановением руки заводит их выше головы. Тут, к сожалению, магическую кость на время не призовёшь. ⠀⠀       Папирус никогда не думал, что ему понравится подчиняться брату. Нет, вообще-то, думал, и не раз, но не ожидал, что будет чувствовать себя... так. Санс всё делает приятно и чертовски хорошо, и весь сценарий их бесконечных противоречий, где нужно упираться и давить на свою позицию чисто из принципа, рушится.       «Ему нравится меня обездвиживать. Не хочет, чтобы я себя трогал? Мх, блять, Санс, да мне и тебя хватает с головой», — руки зафиксированы прочно, но не больно, и из-за этого Папс почему-то чувствует себя ещё более открыто.       Он внимательно рассматривает лицо брата, томно и шумно вдыхая в ожидании.       «Бля, я всё же ёбаный садист тоже. Я бы сейчас его извёл до сумасшествия, но ладно... Моё терпение также на исходе», — Санс смотрит вниз, то на свой член, то на член Папируса. Затем решает прильнуть своим к его, ствол к стволу. Санс нагибается и одной рукой опирается о спину дивана, другой — о его край.       — Говори, когда нужно побыстрее или когда мне следует замедлиться, — он наклоняется к ключице и говорит это, после чего приподнимается и, смотря сверху вниз, добавляет:       — Я... вхожу, — низким и тихим голосом говорит Санс, а взгляд у него строгий и томный. — Сперва может быть н-непривычно, — и он, тут же убрав свой член с его, одной рукой направляет свой несколько ниже. Головка в предэякуляте соприкасается с мокрым неоном, после чего... входит. Санс обрывисто выдыхает. — Ч-ч-чёрт... Х-ха... — он входит только головкой, но, кажется, даже этого достаточно, чтобы у него отключилось осознание реальности.       — Санс!.. — резко выдыхает Папирус шипящим звуком, когда его прошибает волна удовольствия. Магия давно напряжённая, чувствительная, и всё ощущается будто в три раза лучше. Может это и оттого, что Папс не трогал себя, но о причинах сейчас задумываться нет даже мысли. Грудь в момент вздымается, а глазницы расширяются, он выпускает выдох с голосом через рот.       Вошёл Санс в брата чертовски легко, но... он даже и не думал, что Папирус уже настолько горячий внутри. И настолько до безумия приятный. Когда Санс трахал его языком, ему казалось, что там тепло в меру. Но, бля, боже, это горячее чувство охуительно и приятно обжигающе! Неспеша, Санс чуть углубляется, снова шумно выдыхая, вскидывая голову.       — Б-б-бля... — затем чуть съезжает назад, почти что выходит. ⠀⠀       Следует очередное шумное дыхание от Папируса, и это больше похоже на то, что Санс его немного дразнит, медленно входя и выходя одной головкой, но Папс, пока не меняя ничего, покорно и с наслаждением принимает, давая больше освоиться брату, чем себе.       «В-волшебно... Н-неописуемо...» — Санс зажмуривается, глотает воздух, снова погружается, опуская голову. Он входит ещё чуть глубже. Снова выдох. Волны мурашек по костям одолевают его, так ещё и Папирус заметно его сжимает, в медленный такт его освоения.       — В тебе уже та-ак охуенно, — говорит он брату, когда открывает глазницы. — С-сука, — рычит, совершая ещё один толчок, и, кажется, это было с злобой, но нет. — Да мне ни в одной тёлке за всю мою блядскую жизнь, сука, так приятно не было даже во время оргазма, — решает он открыто признаться, — как в тебе сейчас! — он снова смотрит на брата. — Бро-о, мх, ты прям мой рассудок в ноль убиваешь своей охуенностью, — улыбается он, ещё раз толкаясь. — Ух, бля... — Санс смотрит на его лицо, и, будь у него губы, он бы их поджал зубами. — Твоё выражение уже божественно!       — С-Санс, г-гхлубже... — просит Папс сипло, прикрывая глаза, и щедро стонет, когда его просьбу выполняют, скользя чуть больше. Магия сжимается от удовольствия, по костям бегут мурашки.       Папирус вслушивается в приятные рычащие звуки, что издаёт брат, в его слова, но не совсем разбирает их смысла. На секунду он ловит себя на мысли, что хочет прижать Санс к себе, но связанные руки не позволяют.       «Эта ограниченность почему-то... Возбуждает сильнее, б-блять», — он громко стонет, когда брат толкается в него снова. Глаза практически закатываются за потолок. Он вжимается в обивку дивана, удобнее подставляя таз и неосознанно разводя бёдра шире, желая то ли задержать его член в себе, то ли толкнуться глубже, но тогда их темп будет совсем хаотичный, если каждый будет действовать сам по себе.       Тогда Папс вспоминает, что он умеет говорить:       — Са-анс... б-быстрее!.. С-сильнее, п-пжалста... блять!.. Санс!!! Пожалуйста-ах!.. Мха-анг... бы... быстрее... — он чуть сжимает зубы, хмурясь, и с удовлетворением подмечает, что брат действительно начинает скользить в нем быстрее, проходя членом глубже. Папирус чуть хрипло стонет сквозь зубы.       «К-какой... большой и... г-горячий, внутри меня, боже, боже, боже, хорошо, очень хорошо», — он чувствует, как чужая напряжённая магия в нём почти пульсирует, и от этого становится ещё приятнее. Санс начинает задавать темп, первое время попадая чуть под разными углами, заставляя сжиматься сильнее, и Папирус хочет закрыть глаза, лишь открыв рот и выстанывая имя.       — Сансещё, ещё... быстрее, п-прошуха!.. Санс... Санс!.. — он всё же начинает пытаться двигать бедрами сам, пусть это довольно сложно. Хочется, чтобы он вошёл полностью, хочется сжать его внутри, ощутить своей магией и быть настолько близко, насколько это возможно. Его член чуть покалывает от напряжения и перезарядки, но от этого становится будто приятнее ощущать магию внизу. Он хочет, чтобы Санс к нему прикоснулся с обоих сторон, чтобы трахал его и надрачивал одновременно, но так же интересно узнать, сколько он продержится.       «Бля, я... Да... Да... Да м-меня надолго не хватит... Он... Он, сука, слишком... Да ёбаный мой рот его неоновой дыркой, ну какой, сука, импотент вообще тут выдержит, когда тут такая феерия?!» — Санс не привык так просто сдаваться, но здесь перед ним встаёт настоящее испытание.       Папирус, полностью покорный и подвластный брату, со связанными руками, с его членом внутри, просящий быть быстрее... Санс до последнего не верит в происходящее. ⠀⠀       «Я трахаю своего младшего брата. Боже мой. Блять», — эта осознанная мысль даёт только больше возбуждения. — «Я точно умер и попал в какую-то ёбаную страну грёз», — Санс практически всё время смотрит на выражение лица Папируса, как тот и просил. Лишь иногда на мгновение опускает глаза и наблюдает, как его отвердевший плотный член насыщенно облегает бурый неон.       — Ха... Бля!.. Сука... Ха!.. Ха... Ах!.. Ха-а-а-а.... Бля-я-я... — в лице Санс напрягается больше, становясь лишь ещё более сосредоточенным на фрикциях и на том, как Папирус смотрит на него и стонами направляет.⠀⠀       Санс не может дразнить Папируса — последний слишком умоляюще просит учащать темп и лишь постепенно его наращивает. Из его уст вылетают быстрый ряд вдохов и выдохов, приправленные сбивчивыми «бля» и «сука». А затем всё же начинает стонать его имя в ответ, по мере того, как с костей начинают скатываться капли пота:       — Папирус... Па... пи... рус-с-с.... Бля-я-я-я-я!.. А-а-ахах-х! — Санс становится всё быстрее. Несмотря на то, что кажется, будто он может начать задыхаться, на самом деле, для него это было не впервой. Хоть его физическая подготовка на низком уровне, в частности выносливость, которая здесь почти необходима, это не мешает ему толкаться. Пока что. Санс ловит лавину наслаждений и просто утопает во всём, растворяясь в собственных ощущениях и в громких вскриках брата, заряженных ещё большей жаждой страсти.⠀⠀       Когда толчки становятся невыносимо быстрыми, Санса уже начинает не хватать и требуется краткая передышка хотя бы на секунд десять, а то и двадцать, он, не теряясь, тут же хлопает брата по бедренным костям, на одном дыхании судорожно говорит:       — П-поднимись с-сейчас, — с этими словами он резко выходит из брата и быстро грохается на диван, прислоняясь к спинке, когда Папирус вытаскивает одну ногу из-под него. Во рту, на удивление, суховато, видимо, от частого дыхания ртом. — Иди сюда... — проговаривает Санс с заметной истомой, едва восстановив дыхание и потянув руку к брату. — З-залезай, — он оценивающе смотрит на Папируса. — Бля, руки сзади не зацепишь... Тогда за мою шею забрось их, давай.       Папирус на секунду оказывается чуть растерян и почти хмурится, но после охотно принимает другую позу. Он быстро ставит колени на диван, и Санс ощущает, как они соприкасаются грудными клетками, как две руки брата, по сути, держатся за его ключицы. И, кажется, Папс невербально согласен, что эта поза будет удобнее им обоим. Во всяком случае, Санс так подозревает.       — Не устал ещё? — он соблазнительно смотрит на брата, который тут же отрицательно мотает головой. — Прекрасно. Теперь насаживайся сам, — хмыкает он. — А я пока... — он смотрит на его член, удивляясь тому, как брат долго терпит, — займусь другой частью твоей магии. ⠀       «Так я могу трахать себя его членом сам. Как это всё... неебически охуенно», — шумно вбирая в себя воздух, Папирус старается насадиться на член самостоятельно, без рук, что оказывается на одно мгновение сложнее, чем кажется. ⠀       Санс выдыхает, когда брат уже сам направляет его в себя и входит. Сейчас взгляд прикован к тому, как член прорывается через неон. Для Санса это слишком завораживающее зрелище. Он не может отвести взгляда, протяжно вздыхая, пока брат не начинает ускоряться.       — С-сука, — судорожно матерится Папс на выдохе и громко простанывает, когда медленно усаживается на брата, вбирая его магию полностью, тут же сжимая. — Бля-я-ях... — голос звучит сипло и высоко. — Д-да, хор-рошо, так...— бубнит он шепотом под нос, чуть ёрзая, оценивая то, как член горячо ощущается внутри, и не скрывает собственного наслаждения. Он чувствует, как смазка стекает вниз, и это, пожалуй, лучшее, что он ощущал когда-либо. — Т-ты... очень... п-приятный... Санс! — шепчет он, совсем не смотря на брата, стараясь усидеть на нем удобнее, так, чтобы в итоге начать двигать бедрами.       «Блять, блять, блять, блять, он во мне, во мне, всё ещё во мне», — в мыслях какие-то свободные порывы эмоций и слов, лицо искажается удовольствием, и Папирус начинает двигать бёдрами самостоятельно, чувствуя, как стенки магии хорошо разработаны, и благодаря члену создаётся приятное трение. Какое-то время он практически выпускает член, но оставляет головку внутри, чтобы после насадиться полностью. А потом его толчки становятся быстрыми и короткими: он то не доходит даже до середины, то движение больше похоже на судорожное ёрзанье. Он сжимает и разжимает его магию внутри, иногда жмурясь и не стесняясь стонать, прогибая спину.       — Твоя магия уже встречает мою как родную, Папс, разве не прекрасно? — говорит томно Санс, пытаясь восстановить дыхание. Он кладёт свою руку на его таз. — Давай, х-ха, б-бро, ты можешь чуть ускоритьсх-х-х... Бляс-с, х-хорошо... ⠀⠀       Наконец, он поднимает голову.       — Хочешь, я начну тебе, наконец, дрочить? — спрашивает Санс вкрадчиво, специально надавливая на голос, пытаясь чётче выговорить. — Или можешь ещё потерпеть? — уточняет он, но ответа не дожидается. — Попроси меня, — тут же добавляет снова, и улыбается шире, прищурившись. — Ты же хочешь, чтобы я трогал тебя, а? — Санс ощущает, что скоро будет на пределе сам. — Я хочу слышать, как тебе это нравится, — добавляет он, легонько касаясь фалангами пальцев его члена, слегка придерживая и явно дразня. Ему тоже нравятся такие игры. И теперь он хочет услышать, как брат будет его просить.       Напряжённая магия будто дёргается от этого. Папирус налаживает с братом зрительный контакт, а взгляд его безумный и возбуждённый.       «Это... Это... почти плагиат, брат... Хах, блять, а что, если я ему скажу, что хочу кончить без рук?» — лицо становится ещё более умоляющим. Он издаёт громкий стон перед тем как перестать двигаться и насадиться на член до конца снова. Папирус поднимает на брата взгляд, мутный и будто совсем поплывший, как в прошлый раз, но он точно уме и каждой клеточкой своего тела ощущает все волны эйфории, напряжения и возбуждения в своем теле, будто кто-то колет его иглой, тонкой и совсем слабо.       Он шумно дышит, опуская взгляд на свой член и на руку брата возле него.       — Х-хочу, Са-анс, — тихий голос срывается на протяжный стон. Папирус хочет прижаться к брату сильнее. — Я... о-оч-чень хочу твои р-руки и... мха-ах, пальцы, они... очень... приятные, — его речь превращается в какое-то признание, но Санс сам хотел слышать, как ему это нравится. Папирус тихо хнычет, толкаясь бёдрами, и простанывает его имя снова, чуть запрокинув голову. — Коснись меня, Санскоснисьменя, — это звучит почти как приказ. Как очень отчаянный, судорожный, умоляющий приказ. Он начинает дёргаться на его члене вновь. — Пожалуйста... Пож... Санс... Ах-х-х-ха... Блять!.. Санс, кончи в меня, С-Санс! — он старается сдержаться, чтобы снова не начать широко двигаться и излиться раньше времени. Член истекает смазкой, и ему кажется, что как только брат к нему прикоснётся, он сразу же взорвется. Стоны мешаются со вздохами и просьбами. И, чуть подуспокоив себя, он шепчет на выдохе тихое:       — Пожалуйста.       «Боже мой, я хочу, чтобы это было вечно...»       — Не ты один любишь наслаждаться красивыми рёбрами, горящими неонами друг друга и слушать такие мощные стоны, — говорит Санс внезапно, не взирая на отсутствие нужды и логики в этом, ибо он успел догадаться, что Папирус такого явно не ожидал.       Ему слишком хорошо, чтобы задумываться над этим глубже.⠀⠀       Папирус слишком красиво стонет, для Санса даже мило. Папирус ранее говорил, что Санс хорошо просит, но теперь он в корне с этим не согласен. Папирус великолепен даже в таком и, кажется, уже догадывается, как именно Сансу нравится больше.⠀       Он хочет раствориться в нём ещё больше.       — С-сильнее и б-быстрее насаживайся, если хочешь, чтоб я кончил, — направляет его Санс без каких-либо стеснений. — Тебе ж это самому нравится до ебенения... нх, так п-продолжай. Мой хер... мх, в полном твоём распоряжении... — Санс отстраняет руку от таза и ведёт её туда же, где первая трогала неон.       Как только Санс отдаёт ему четкий план действий, Папирус с рычащими стонами начинает быстрее двигаться, почти так, как раньше, широко и сильно, выстанывая имя брата будто бы агрессивно, и лицо у него словно злое.       — Ты потрясающий... — восторженно протягивает Санс, а затем резко меняет тембр и говорит более низким голосом, чем обычно. — И пиздец какой развратный, — слышится ухмылка. — Удивляешь, — Санс тут же сплёвывает слюну и размазывает её вместе с предэякулятом, ощутимее трогая член. — Тебе посильнее, д-да? — он лижет его нижнюю часть грудины, а затем переходит на рёбра. И всё же, несмотря на то, что он позволил брату распоряжаться его членом со своей дыркой как вздумается, он таки чуть-чуть проталкивается внутрь, подёргивая тазом, насколько это возможно.⠀⠀       Санс активно надрачивает ему двумя руками, массируя сначала только ствол, уже чувствуя, как он напрягается. Порой ему кажется, что даже двух рук тут мало, чтобы полноценно ублажить его, но вспоминая интимную сцену в ванной, всё встаёт на свои места.       — Блятьда, д-да... Да-да-да-да!.. — отвечает Папс на слова брата в спешке, совсем не понимая их значения. Он чуть опирается руками на его плечи, с немым стоном его рот приоткрывается, когда тёплые пальцы касаются перезаряженной магии. Из злого лицо становится жалостливым вновь, и он стонет тихим сдавленным мычанием, жмурясь, и всё это перетекает в имя Санса. И так на повторе.       — Когда кончишь — н-не останавливайся... — почти требовательно говорит ему Санс. — Я за тобой. П-почти... — одной рукой он поднимается к головке и начинает усиленно массировать её, стимулируя уздечку и уретру. — К-кончай, Папс... Не сдерживайся.       «С-сука, с одной стороны его ч-член, с другой р-руки, я готов умереть», — Папирус насаживается лишь сильнее, затихая и распахивая глазницы.       Он изливается со сдавленным рыком, утыкаясь лицом куда-то брату в шею, склоняясь над ним и содрогаясь от оргазма, тихо шепча его имя. ⠀       Выстрел семени целенаправленно попадает на рёбра и грудину Санса.       Как тот и просил, Папс не останавливается, и послеоргазменная эйфория заставляет магию стать слишком чувствительной, отчего он продолжает тихо и почти жалобно постанывать, прикрывая слезящиеся глазницы.       — Ух... Х-хорошо, — одна рука Санса направляется на грудь, затем, сумев подобрать пальцами немного спермы, он тут же направляет её в рот, слизывает, пока второй рукой вынуждает выпустить ещё немножко, но уже вялыми каплями во внутрь своего таза.       Санс тут же руками ухватывается за таз брата и начинает помогать ему наращивать темп. Тело Папируса заметно обмякло, но Сансу это особо не мешает. Кажется, ему хватает того, что он в принципе сношает его, а неон всё ещё сдерживает его член и сокращается под его толчки.       — Гх... — Санс срывается на стоны. — Бля... Бля-я-я-я-я... —мычит он. — Б-бо-о-о-оже... Х-ха-а-а-а... Папирус... Папс-с-с... Папирус-с-с... Х-х-ха-ха-а... Бля-я-яхаха... Боже... Д-давай... Я хочу... Я... Я... Я-я!.. — Санс громко вскрикивает. Его прошибает вспышка и секундная буря в костях и неоне. Внезапно становится легче, его прошибает невозможная вялость. — Бля-я-я-я-ять... — громко рычит он, откидывая голову. — Хн-н-н... ⠀⠀       «Это... мой лучший оргазм».       Папирус сильно сжимается, жмуря глазницы и скулит чуть громче, вздрагивая всем телом. Он чувствует горячий всплеск внутри себя и то, как его магия смешивается с магией брата. Становится ещё приятнее. Папирус поджимает пальцы на ногах, продолжая шумно втягивать разгорячённый воздух.       Череп Санса склоняется в сторону. Он моментально чуть не вырубается на месте.       — Н-не хочу из тебя в-выходить, — выдаёт он хриплым и дрожащим голосом, стоит ему приоткрыть глазницы. Сейчас он выглядит почти как пьяный. — Б-боже... Т-ты всё ещё с-сжим-маешь меня... Хех... Надеюсь, т-ты доволен...       Папс чуть ёрзает, продолжая чувствовать мурашки и приятные судороги. Он рвано дышит через рот, особо и не собираясь выпускать брата из себя — кости его в миг начинают весить тонну. Он придавливает брата под всем свои весом, что-то бессвязно тому шепчет в шею, оставляя там вялые укусы и растворяясь в истоме. Под ними очень мокро и грязно, Папс чувствует, как сперма, переполнив его, начинает вытекать вместе со смазкой, особенно когда он ёрзает.       Грудь тяжело вздымается. Папс сидит с закрытыми глазами, прижавшись к брату ногами и грудной клеткой, пока дыхание не восстановится и магия не растворится в теле. Он чувствует себя практически приклеенным к брату, и тому, возможно, тяжело под его весом, но Папса сейчас это как-то не особо волнует. Он отстраняется, прочищая горло и вяло заглядывая брату в глаза.       — Р-руки... — тихо показывает он ему свои зафиксированные запястья. Голос ни к чёрту, совсем сорванный и сиплый, и Папирус лишь надеется, что к утру он восстановится, что не факт.       — А... Да... Д-давай... — Санс через силу развязывает брата и отбрасывает ремень в сторону. — Знаешь... Ты тоже своего рода вампир, — он снова откидывается на спинку дивана, глубоко вздохнув. — Энергетический, — и на этом слабо улыбается.       Когда запястья оказываются освобождены, Папс, чуть растирая их, обнимает Санса поперек ребер, наклоняясь, чтобы с зубами поцеловать его в ключицу. Он что-то мычит.       — Сходим в душ и я тебя поцелую, — сообщает он сорванным голосом, пока не собираясь никуда вставать. Казалось, они оба готовы вырубиться в таком положении.       — Что, я настолько, что ли, грязный? — усмехается Санс. — Я ж весь в тебе по сути, — он почти что хищно улыбается. — Это ты так протекаешь... Хе-хе, одна из прелестей скеле-неонового организма.       Папирус не смотрит брату в лицо. Ни на его грязную (буквально) улыбку, ни в его хитрые глаза. Он выдыхает особо блаженно ему в шею.       — Это было даже лучше, чем вчера, — сравнивает Папс тихо, поднимаясь к шее и начиная покусывать там позвонки.       Санс томно выдыхает когда Папирус устраивает шторм из коротких укусов.       «У него прям на всё энергии хватает», — руки Санса ложатся на бедренные кости Папируса, начиная их поглаживать.       — Ты оч-чень хорошо держался, — хвалит его Санс. — И, бля, боже... Видел бы ты себя со стороны... — он широко ухмыляется, но чертовки довольно протягивает эту фразу.       Дыхание восстанавливается и тело понемногу остывает. Папс на похвалу реагирует тихим хмыком, кусая брата в последний раз, сильнее, и немного зализывая место укуса.       «Рад, что тебе понравилось смотреть на меня со стороны», — ухмыляется он, всё же разлепляя их тела, между которыми сразу появляется прохладный воздух.       Папс пытается слезть с чужих бёдер. Голова по-прежнему чуть кружится, а по костям разливается приятная утомлённость. Тело помнит все прикосновения и стимуляции, приносящие удовольствие, и двигаться от этого становится затруднительно.       «Блять у меня таз будто онемел... С-сука», — он привстаёт, выдыхая, думая, встать сразу на пол или рухнуться рядом. Риски последнего — не встать больше никогда. Так что он на затёкших костях поднимается. Бёдра дрожат от напряжения, и Папирус сравнивает это с чувством после интенсивных тренировок. Только... приятнее. Намного.       — Пойдем в душ вместе? — спрашивает он вяло, чуть морщась от ощущений, и поднимает руку брата, тянет её без особых усилий. — Ты уснёшь, пока я буду мыться.       Санс постепенно приходит в себя тоже. Теперь его жутко клонит спать, сильнее, чем тогда, когда Папирус покинул дом, а Санс остался с телевизором наедине. Но предложение пойти в душ вместе немного... отрезвляет и возвращает в реальность. Ночь вот-вот наступит.       — Однозначно так и будет, поэтому п-пойдём, — Санс пытается встать следом, смотря на то, как Папирус пытается удержаться на ногах. У него самого ноги немного ватные, но он хотя бы может на них полноценно стоять. — Дойдём? — уточняет он. — Может, я попробую коротким путём воспользоваться?       Папирус моргает секунду в раздумьях. Очень заманчивое предложение, как кажется на первый взгляд. Но использовать телепортацию для нескольких метров и... лестницы.       «Блять», — Папирус смиряет ступени взглядом, и от одного вида ему становится неприятно. Несмотря на то, что он не одобряет подобного рода... лентяйство, он всё же возвращает взгляд на брата, кивая. — «Попробует, это значит, я его настолько вымотал?» — хмыкает он. Ладони сжимаются чуть крепче, а второй рукой Папс придерживается за чужое плечо, чтобы не пошатнуться при перемещении. Короткие пути брата иногда выбивают его из равновесия.       Они оказываются в ванной, и Папс отпускает тёплое тело, чтобы настроить им воду. Состояние у него какое-то молчаливое и удовлетворённое. Он не хочет говорить, чтобы лишний раз не напрягать сорванный голос, и чтобы не портить приятное ощущение забвения — в голове тихо, и мыслей почти нет.       Шум воды приятно наполняет комнату. Тёплая вода омывает руку, а затем Папс встаёт под воду полностью, утягивая за собой и брата. Они стоят лицом к лицу, и Папс рассматривает чужую довольную и спокойную улыбку. Подставляет лицо брата под воду, смывая с того собственные же выделения, и выливает в руки немного шампуня, вспенивая его на собственных костях без должного сосредоточения.       «Хочу его поцеловать», — возникает снова мысль, которой Папс не перечит. Он опускает ладони на лицо брата, чуть гладит его, выводя из потока воды и легко касается челюстями, тепло переводя пальцы с пеной по его рукам вниз. На щеках остаётся еле заметная магия, которая не покидает его аж с гостиной. На лице остаётся мягкая улыбка.       — Очень охуенное тестирование шумоизоляции, — протяжно шепчет он, примыкая к чужому лицу вновь.       — И не говори, — соглашается Санс, легко поддаваясь на поцелуй. ⠀⠀       «Пиздец. Я его трахнул. Я лишил его, сука, девственности. С обеих сторон. Да сгорю же я нахуй в аду», — но мысли звучат больше гордо, чем настороженно, и Санс разрешает этому транслироваться у себя в черепе дальше.       Их поцелуй становится более глубоким, Санс обнимает его, даже не тиская позвонки. Но, вспоминая их прошлый раз и лично для себя сравнивая с этим, он резко отстраняется. Он ещё тогда хотел кое-что спросить.       — Как думаешь, нам стоит как-нибудь сходить в интимный шоп? — спрашивает его Санс, искренне улыбаясь, а глазницы аж интригой загораются: последними силами, прежде чем пойти спать. — Я думаю, мы бы много чего там присмотрели для нас двоих, — с ещё большим восхищением добавляет он, видимо, уже представив эту прогулку.       «Секс-шоп?» — повторяет Папс в голове, проводя мыльными пальцами по собственным рёбрам.       — Ага, купить, наконец, наручники, хотя у меня есть и настоящие, — тихо рассуждает Папирус, по-прежнему сипло. Собственный голос начинает раздражать.       «Я действительно так сильно кричал, чёрт возьми?!» — ворчливо думает Папс, слабо хмурясь.       Но потом Санс вмиг задумывается и смотрит куда-то в сторону.       — Хотя нет, вместе мы не можем, точно... Дасукаблять, — почти злобно бурчит он, а потом немного дёргается, кажется, от пришедшей в череп идеи. — Хотя, — снова смотрит на брата и улыбается чуть более зловеще. — Можно совсем легко прикрыться тем, что я тебя «просвещаю» как младшего брата и раздаю какие-то рекомендации, хе-хе-хе... Это же вполне сходит за отмазку? Как думаешь? — повторяет он вопрос.⠀⠀       Санс нейтрально берёт другую упаковку с гелем, вскрывает её и, намыливая руку, тут же направляет её внутрь таза брата. Себя мыть, кажется, он не думает.       Папирус почти не реагирует, только дёргается, чуть хмурясь с реакции своего же тела.       — Успокойся, — фыркает он. — Просто там сейчас пиздец грязно. Ты был такой мокрый и так кричал, х-хех... Ты определённо сводишь меня с ума.       Но, в любом случае, Папс физически отказывается концентрировать магию хоть где-то, кроме лёгкого свечения на лице от комментариев брата, который отстраняется довольно быстро.       — Да и себя промыть тоже надо... — вдруг вспоминает он, тут же брызгая струёй себе на таз гелем, стараясь попасть больше на симфиз. Хоть вода и смыла с его лица грязь, пока одной рукой скелет намыливает себе внизу, другой полноценно умывается, довольно спешно.       Затем вбирает в руки воды и ополаскивает.       — Ага, проведешь мне консультацию, а потом покажешь, как всё применяется на практике. Тоже часть учебного процесса, — тянет младший, опуская руки на чужие рёбра и вымывая их изнутри. — Первый раз можем сходить вместе. После, если, эм, — забегает он наперед чуть смущаясь из-за этого, — ну, если ещё что-нибудь... понадобится... можно и по одному.       «У него уже есть какие-то конкретные идеи того, что он хочет опробовать? Скорее всего да. Это же Санс... у него тысяча и один вариант событий в голове, и наши интимные приключения, кажется, не исключение», — он фыркает, смывая с себя мыло, и ждёт, пока брат закончит приводить себя в порядок.       — Наверное, если мы станем постоянными клиентами, получится немного подозрительно? — озвучивает он мысль.       «М-да, я там ещё ни разу не был, а уже думаю о систематическом закупе игрушек. Супер».       Санс хихикает в ответ, широко улыбаясь.       «Он одобрил идею о секс-шопе, заебца. Осталось зарплаты дождаться», — думает он. — «Вперёд забегает, планы у него тоже далеко идущие, хе-хе...»       — Ну, навряд ли они подумают, что именно мы трахаемся, только если ты не начнёшь бухтеть о своих влажных фантазиях обо мне же в страстных порывах выбора вещей. Просто все будут думать, что я тебя в конец развращаю своими познаниями, — Санс хихикает. — Представь ебала наших родителей, которые потом меня четвертуют на том свете за всё то, что я с тобой тут вытворяю, — он улыбается широко. — Но в любом случае, оно того стоит, хе-хе-хе! Не, ну, а что? — он ловит чужое недоумение. — Они всегда говорили, что я на тебя очень дурно влияю.       — Ты и правда на меня очень дурно влияешь, — проговаривает он без капли сожаления, удовлетворенно наблюдая за тем, как брат тщательно омывает своё тело. Папс мог бы смотреть на это вечно. — И меня всё устраивает, продолжай в том же духе, — довольно улыбается, прикрывая глаза и скрещивает руки, упираясь плечом о холодную плитку стены.       Папирус не так хорошо помнит родителей, чтобы беспокоиться по этому поводу. Да и Санс не особо беспокоится — этого достаточно. На секунду Папс думает, что, возможно, если бы родители были живы, отношения с братом могли сложиться иначе. Или им было бы в разы сложнее скрывать их. Папирус не хочет думать об альтернативных вариантах, когда реальность его больше, чем устраивает.       А потом он вдруг предлагает:       — Что-то можно будет заказать в Интернете, если вдруг. Беспроигрышный вариант, и не спалишься, сто процентов, — Папс пожимает плечами. ⠀⠀       — Интернет магазины — хуета галимая, — почти что твёрдо отвечает старший. — Поверь мне, тут лучше вживую консультироваться с продавцами и лично осматривать подобные предметы перед покупкой, особенно, если ты сам недалёк от подобного. В первый раз, безусловно, ты будешь ржать с надувных кукол и смущаться с конских дилдаков, но потом это должно войти в привычку. ⠀⠀       «Войти в привычку ржать с надувных кукол и смущаться с конских дилдаков?» — тормозит мозг, и Папс выдаёт что-то похожее на мычащую усмешку.       Санс наливает ещё геля в руку и начинает промывать тело брата, особенно изнутри клетки. Также он не забывает о руках, боках, позвоночнике и шее. Хочет дотянуться до лица и умыть его тоже, просто коснуться его челюстей и скул, но не дотягивается, пока тот не наклонится. Немного посмеивается с его сиплого голоса, довольствуясь результатом сегодняшней игры. Да и в целом Папирус выглядит сейчас не собой, будто парит в облаках.       — Хорошо, мы придём лично, пощупаем всё и проконсультируемся, ты будешь делать вид что развращаешь меня и просвещаешь в этот грязный взрослый мир, хотя так и есть, и я очень постараюсь держать свои влажные фантазии о тебе в голове, чтобы после воплотить всё в реальность, — Папирус утвердительны кивает. — Планы по захвату должны долго вынашиваться и продумываться. Не волнуйся. Не озвучу их даже тебе, вплоть до события Х, — он лукаво щурится. ⠀⠀       Санс смеётся в грудь брату, обнимая его снова, когда тот заканчивает мыться.       Смех его на ребрах отдается тянучим, как мёд, теплом, обволакивая всё тело.       — Интригуешь, фантазёр, — гыгыкает он. — Небось уже придумал шибари какое-нибудь для меня. Но почему-то я больше уверен в том, что кто-то из нас скорее психанёт, если мы будем практиковать это, — Санс не знает, в курсе ли Папирус вообще о такой практике.       Папирус представляет красивые узлы на костях, и несколько минут любуется фантазией. Выглядит это больше красиво, чем возбуждающе.       А Санс быстро приходит к выводу о том, что попробовать однажды это стоит. Причём не важно, будет ли Папирус связан или он сам. Он, как уже и сообщал ранее, любит сам процесс, а не его кульминацию. А на роли ему откровенно поебать, его оба варианта устроят. ⠀⠀       Санс прижимается к его грудине и поднимает голову, немного потеревшись лицом о рёбра с двух сторон.       — Ты уже всё? — уточняет он, видя, что Папирус особо больше и не моется и получает в ответ кивок. — Можно... ещё раз поцелую? — выдыхает он, прикрывая глазницы от попадающей воды. Он тоже не до конца принял то, что мечты, оказывается, сбываются. Даже запретные и самые нереальные.       Папирус опускает руку на плечо брата, поднимаясь к его шее и нежно оглаживая позвонки. Он добирается и до челюстей, гладит скулы, наконец наклоняется, подставляя брату довольное спокойное лицо.       «Конечно можно. После всего нельзя говорить "нельзя", Санс, думай головой», — ласково возмущается он, чуть сводя брови, но когда Санс целует его, лицо разглаживается.       Папирус переводит обе руки на его лицо, сам от чего-то немного краснея. От удовольствия, скорее всего. Трогать брата по-прежнему его любимое занятие, и он чуть поглаживает фалангами пальцев скулы, закрывая глаза. Вода приятно капает по рукам, и Папирус вновь чуть отводит их головы, чтобы поцелуй не смешался с водой. Хотя Санса это, вроде, не особо волнует. ⠀⠀       Санс некоторое время упивается поцелуем с братом, начиная замечать, насколько он расслаблен. Он действительно выглядит почти как пьяный, будто полдня пил размеренно, но упорно. Братья в один момент вместе друг от друга отстраняются, Санс выдыхает, и, хоть лица находятся не так близко, он всё ещё держится за его рёбра.       — Пойдём спать? — предлагает ему старший, блаженно улыбаясь. Одну руку он таки убирает и выключает душ.       Папирус, открывая глаза, чуть выпрямляется.       «Великолепный выходной», — мурчит он в мыслях, когда вода уже выключается.       — Пойдем, — он кивает, уже почти не обращая внимания на свой сорванный голос.       Они выходят из душа, вытираясь, и потихоньку доползают до комнаты Папса. У того бёдра всё ещё подрагивают, и единственное, что он осознаёт — завтра будет хуже. С тренировками так всегда: кажется, что всё нормально, а после собственное тело желает тебе смерти. Он старается не думать об этом, натягивая на себя только низ пижамных штанов и плюхается убитым грузом в кровать. Перекатывается к стене и чувствует, как кости утопают в матраце. Буквально. Он рассматривает Санс всё тем же взглядом, что и до.       — У меня такое ощущение, будто я четыре часа ебашил силовые на всё тело без перерывов... — делится он впечатлениями, понимая, что не может пошевелиться, как только лёг. Даже укрыться нет сил. Бессонная ночь даёт о себе знать. Это делает сон ещё более желанным. — Оно того стоило, — после недолгой паузы делает вывод Папс, широко зевая. ⠀⠀       На часах только около десяти вечера — это последнее, на чём сосредотачивает взгляд в даль Санс перед сном.       — Мог бы штаны и не одевать, что я там у тебя не видел, лол, — фыркает Санс, ложась на кровать тоже, после чего шумно вздыхает, поворачиваясь на бок, чтобы видеть его. — Я рад, что сделал всё по высшему разряду, — улыбается Санс тепло, но его глаза насильно начинают закрываться. Он, не забираясь под одеяло, подбирается к брату ближе и черепом ложится на его плечо — раскрытая рука позволяет это сделать. Он прижимается к рёбрам сборку своим торсом, а руки опускает на его позвоночник и сцепливает. — Спокойной... ночи... Я... люблю тебя... п-пиздец как...       Папирус засыпает с чувством полного спокойствия и безопасности.