***
Только с лёгкими разговорами Папируса, Санс кое-как перетерпел физическую перегрузку в виде хождения до дома. Когда они заходят в дом, и Папирус плотно закрывает дверь, Санс тут же расслабляется снова. Дома так тихо, уютно, приятно. И Папирус, кажется, сегодня не разочарован братом. Санс ловит себя на очень блаженные мысли, особенно на те, что сегодня он, наконец-то, блять, поспит. — Бля, боже, я уже стар для этого дерьма, — он грохается на диван тазом. Похер, уснёт он на нём или нет, но хотелось пару минут посидеть. Кости будто затекают. Он тут же ногами пытается снять с себя обувь. Глаза слипаются сильнее. Брат подходит к нему, и Санс еле оборачивается, после чего тянет свою руку к его. Санс берёт его совсем слабо, еле тянет на себя. Он берётся за руку в латексной перчатке второй рукой, едва держит. Ему кажется, что сил много, но на самом деле, это Папирус статически сдерживает её. Санс несколько раз водит зубами по резине, пытаясь ощутить желанные кости под ней. Снять перчатку он не додумывается. — Я скуча-ал, бля, — мурчит он и как-то сам того не ведая, лбом прислоняется к предплечью. Рука брата сжимается крепче, не отпуская. Санс и не против. Он тяжело поднимает голову. — Что… будешь делать? Дома намного теплее, чем на улице. От мантии становится жарко, но Сансу лень снимать даже её. Папирус становится розовее от всех этих нежностей. Санс приятный, как ласковый кот, и его хочется гладить, гладить, чтобы услышать мурлыканье, и он уснул на его коленях, свернувшись рогаликом. Главное, чтобы после не исцарапал ему всё лицо и руки. Папс наклоняется к его лицу, мягко водя челюстями по его, обнимая. — Помоюсь и лягу с тобой, — протягивает расслаблено он, осыпая брата прикосновениями. Он поднимается с дивана и поднимает Санса вновь, заставляя того держаться за его шею, и то слабо. — Знаешь, я мог бы к этому привыкнуть, — усмехается он куда-то Сансу в плечо, и шагает с ним по лестнице на второй этаж, в комнату. Оставлять брата на диване он не собирается. «Чёрт, он буквально плывет от усталости и недосыпа, но он такой… нежный сейчас», — Папирус усаживает его на кровать, помогая снять мантию, снова целует, гладит по лицу, и этого кажется ему слишком мало. — Спи, — говорит Папирус в лёгкий поцелуй и радуется, что Санс, наконец, почувствует себя лучше. Санс собирает остатки своих сил, чтобы направить обе руки на челюсти Папируса, после чего сильно прижимает к себе, даже материализует язык и облизывает: нежно и даже страстно. В это он вкладывает последнюю энергию. Ему это было попросту необходимо, ибо чем дольше Санс находится без него, даже если это пост, тем сильнее он желает провести время с ним в дальнейшем. Он всё ещё принимает то, что они теперь встречаются. Уже не совсем теперь, а где-то около недели. Он точно не считает, времени нет. Санс активно пытается привить себе это. На многие вещи ему и вправду нужно время для осознания реальности и принятия. Но сейчас, всё, что он хочет перед сном — «пососаться», как он выразился ещё на посту. И он это делает, зная, что брат тут точно не откажет, даже если удивит, что Санс так резко подорвался. На Папируса чуть-чуть энергии найдётся всегда. Хочется, конечно, повалить брата за собой и, если бы Санс был хоть немного более заряжен, то порезвиться. Ибо, о боже, целые сутки у них этого не было, но об этом он думал до того, как воплощал желание страстно поцеловаться в реальности. Санс отпускает его, думая, что прошло тридцать минут (на самом деле секунд) и, улыбаясь и полузакрытыми глазницами глядя на его красное лицо, говорит: — Поесть не забудь, бро, — он тут же грохается на кровать и стягивает с себя джинсы, которые забрасывает на изножье, а затем и футболку, полностью оголяя себя. В общем-то, ему похер, как на это среагирует брат и даже если захочет поприставать — что ж, Санс уверен, что в ближайшие часы его разбудить будет затруднительно. Да он и не будет против. В любом случае, он уже привык к тому, что брат обнимается с ним во сне и даже меняет позы обнимашек во время сна, они для него приятны. В следующий миг, Санс, бурча «спокойной ночи», тут же падает, как труп какого-нибудь оголтелого вампира, поражённым им или братом, попадает на одну из подушек, не важно на какую, раскинувшись по центру кровати. Санс проваливается в глубокий сон практически моментально. Всё. Официально он умер на несколько часов. Папирус оставляет брата наедине со своей кроватью. Кажется, если бы Санс ему не напомнил про еду, он бы сам и не вспомнил. Есть ему не хочется, но он всё же спускается по лестнице вниз, параллельно думая о другом. «Надо будет завтра покормить Санса. И обсудить с ним всю хуйню. Блять», — Папс вяло удерживается за перила. — «Я будто десять смен отработал за день». Он проходит в кухню, ловя взглядом толстую папку, но сейчас он о ней даже не задумывается. Воздух словно затрудняет движение. Он истощён морально и физически. Будто его тело совсем не было готово к подобным нагрузкам, а оно, вообще-то, готово. Папирус лениво достает из холодильника яблоко, кусает его и мажет тост джемом, не заботясь сейчас ни о чём. Он ловит себя на мысли, что нахуй душ, нахуй недоеденный бутерброд и надкусанное яблоко. Он прямо сейчас пойдет к Сансу, скинув с себя одежду, и прижмёт его как можно теснее, закрыв глаза. Но он продолжает монотонно жевать яблоко, всё ещё в полной экипировке. Ему даже не стрёмно сидеть на кухне в уличной одежде — Папирус всегда ворчал, когда Санс в куртке сидел за столом. «Что, если Андайн в итоге всё расскажет Меттатон, если она его собралась дёргать?..» Мысли путаются с окружением. На секунду Папсу мерещится, что в кухне мигает свет. Или он просто моргнул? «А, чёрт, нужно будет поговорить об этом с Сансом. И, может, вместе сходить с ним завтра в бар, хотя он и без меня справится охуенно. Блять. Ещё с этим пидорасом Лукасом базарить. Мы хоть и одного звания, но относится он ко мне как к дерьму, хотя сам нихрена не делает». Мысль в какой-то момент теряется. Папс выкидывает огрызок яблока, набирает себе стакан воды и залпом вливает в себя. Он расстёгивает по дороге ремни, стягивая перчатки и плащ, на этот раз вешает его в прихожей. Папирус поднимается в комнату, чтобы оставить там броню и одежду. Взгляд вяло скользит по брату, раскинувшемуся посередине. Он глубоко спит, и Папирус этому улыбается. Он подходит, чтобы накрыть его одеялом, сложить его одежду и оставить на кресле аккуратно, а после снять с себя свою. Порядок должен быть во всём — уверен Папс, даже когда на его поддержание совсем нет времени. Он уходит из комнаты в душ, вставая под горячую воду. На секунду он закрывает глаза и ему кажется, что он сейчас вырубится, поэтому тут же их открывает, без особого энтузиазма намыливая свои кости. Тишина в черепной коробке его преследует. Шум душа, кажется, остаётся, даже когда он давно выключил кран и вышел из ванной. Кости тёплые и влажные от горячей воды. Папс вешает полотенце на дверцу шкафа, на желая больше выходить из комнаты, и, нацепив серые спортивки, он осторожно залезает на кровать, пробирается к стене и скрывает себя под одеялом. Руки тянутся к брату как-то на автомате. «Ну наконец-то», — проносится с облегчением, когда он тёплыми после душа ладонями обхватывает его кости, закидывая свою ногу на ноги Санса, и устраивается удобнее, водя мягко челюстями по его костям, время от времени слабо покусывая и вылизывая. Санс всё ещё очень приятный и желанный, и Папирус тоже по нему безумно соскучился. — Люблю тебя, — тихо он шепчет в его ключицы, поглядывая на часы. Близится к девяти вечера. Папирус закрывает глаза, обнимая брата под одеялом удобнее. — Спокойной ночи, — шепчет он, засыпая.***
Меттатон не шипит, когда Андайн берёт его за металлическое горло и сжимает. Её сил более чем хватает на воздействие жестянки компрессией руки, а глаз у неё злющий, едва ли не налитый кровью сполна. — Ты же в курсе, что ты не можешь меня задушить? — хмыкает робот издевательски. — Заткнись нахуй, с-сука! Андайн другой рукой прописывает ему очень неслабую пощёчину, даже для его металлической башки. Её рука защищена бронёй, поэтому бить робота ей просто и не дискомфортно. Её снаряжение более высококлассное в плане сплавов, из которого оно выполнено, достаточно твёрдое и прочное. Может, с большей силой и магией, Андайн сможет пробивать стены рукой… — Боли я не чувствую, — добавляет Меттатон. Ему… едва ли не смешно с этой жалкой картины в лице разгневанной Андайн. Может, Андайн относится к этому чересчур серьёзно, и женский цикл тому вина? Либо же Меттатон в очередной раз накидывает бравады, думая, что всё это — всего лишь игра? — Но это не мешает мне тебя разорвать на куски, кусок ссаных микросхем, — шипит Андайн яростнее. — Мх-х, — он снова хмыкает и получает вторую пощёчину. Робот внезапно понимает, что внутри что-то из него выпадает. Андайн бьёт… ощутимо, с силой, хоть вместо боли он чувствует другое. А Андайн чуть ли не любуется появившейся небольшой вмятиной на его лице. Она знает, что Меттатон печётся о своей внешности, и эта вмятина уж очень некстати. — Я ведь реально тебя, сука, убью нахуй, — грозится Флюгерболь. — Неужто тебе плевать на чувства Ал? — раскрывает робот чуть глаза. — Одумайся, она ж ведь так старалась, создавая такое миловидное личико… — А ты, сука, не дави на меня чувствами Ал, — перебивает она, цедя сквозь зубы. — Она смирится, ничего страшного. «Да, похуй критически, прикинь, тупая сука!» Она сжимает горло его сильнее, мечтая, чтобы робот начал задыхаться. Но шея у него предназначена не более чем для поворотов головой и, может, наличия пищевода, а модуль с голосом у него, вроде как, должен быть в голове. — Я тебя реально сейчас убью, если ты сейчас же не объяснишь, какого хера здесь творится! А Меттатону… всё ещё не страшно, хоть он больше и не улыбается. Андайн… действительно бывает недальновидной. И когда Альфис ей говорила, что есть Меттатон или нет — разница невелика, она, в общем-то, была права. — Давай, Андайн, — робот демонстрирует бесстрашие. — Устрой шоу, ибо я с тобой согласен абсолютно — слишком неинтересно, мои фанаты жаждут зрелищ! — Каких зрелищ? — не понимает она, бесясь ещё больше, что даже тут Меттатон думает, что на него направлены камеры и будто весь монстронарод будет смотреть на допрос самого маршала. — Твоей смерти??? — улыбка становится дьявольской. — Ну, сука, будь по-твоему! В миг, она вонзает в робота два копья по верхушкам плеч по щелчку пальцев, впечатывая того в стену ещё сильнее, чем было до. Ещё парочка копий влетает в центры голеней. Шею его не отпускает. В этот момент, МТТ уж хотел активировать боевой режим и дать отпор Андайн, но жалеет теперь, что позволил ей подойти так близко, так просто и нагло отдать ей контроль над собой. Жаль, даже камер нет, и шоу не идёт — тогда в такой игре был бы хоть какой-то смысл. — Продолжим? — Андайн почти что мурчит, наконец-то увидев хотя бы замешательство в лице робота. — Или ты прекратишь изъёбываться и спустишься с небес на землю, пока я тебя не превратила в кучку металлолома на переработку? — П-подумай сама: ты подкралась со спины и напала на меня, когда я должен идти на репетицию новой песни, — Меттатон всё ещё беззлобен, но, кажется, пыл его чуть накаляется. — Я ведь даже не понимаю, чего ты требуешь, — он чуть хмурится. — А ещё, я из-за тебя теперь не пойду на репетицию, — добавляет напыщенно, отворачивая голову. — Если б ты знал, — Андайн берёт второй рукой его за подбородок и просто не даёт куда-то отвести взгляд. — Как же мне похуй на эту жалобу. Если будешь и дальше подкладывать дров в пожар — то тебе точно пиздец. Меттатон вздыхает, но, больше не от страха, а артистичности ради. Нет, он продолжает выпендриваться. — Ну? — надменно вскидывает он накладную бровь, которая, на удивление, хорошо дополняет его лицо. — Я тебя слушаю, давай, — поднимает бровь ещё ввысь, очень скептически глядя на рыбу. — Какого хуя ты во всё втравил Альфис, мудак?!?! — гаркает рыба с новой силой. — Во что? Но в ответ Меттатон получает ещё одну пощёчину, а затем чуть придавливает висок к стене, он на неё снова пытается не смотреть. Андайн определённо не боится что-то повредить своими ударами внутри него. — Я серьёзно не понимаю, о чём ты, дура ёбаная, — добавляет он едко, не глядя на Андайн. — Конкретизируй, если требуешь, дорогуша. «Сначала дура, теперь дорогуша», — нейтрально ловит он себя на мысли. — «С этой мадам очень сложно налаживать контакт…» — Я про вампиров, долбаёб, — Андайн слышит странный металлический и короткий хруст, когда рука рефлекторно сжимается ещё сильней. — Я не вампир, — поясняет он, отвечая уже даже как-то тускло. — Я простой робот. Как я могу быть вампиром? — задаёт он вопрос в ответ. — Ты связан с вампирами. «Я его реально сейчас убью», — проносится сухая мысль. — Я им не особо помогаю. Просто есть ряд знакомых, и я, ради личных целей, эм, совершенно не связанных с грядущей революцией против Асгора, кое-как пробиваюсь. Рыба замирает на секунду, анализируя сказанное. — Какой, сука, революцией против Асгора? — рычит она. Меттатон через силу поворачивает голову обратно, Андайн чуть-чуть разжимает пальцы, чтобы они встретились взглядами ещё раз. Когда робот видит полное недоумение с пеленой ярости, он ещё более издевательски улыбается: — Ты что, не знаешь? Вампиры хотят убить Асгора и занять его место. Андайн немеет. — Что, блять?.. Эта новость ввергает рыбу в удивление. Нет, конечно, словам робота верить на сто процентов нельзя, да и Меттатон горазд блефовать и легко добавлять или убирать те или иные детали, но… что-то рыбе подсказывало, что это сейчас был не блеф. К этому всё идёт с точки зрения логики. — Боже, — он прыскает, наблюдая за тем, как лицо Андайн видоизменяется от её же мыслей. — Даже этого ты не знала? С-серьёзно? — он готов насмехаться над этим всю жизнь. — У нас только теории были об этом, — шипит она. Лицо мрачнеет за секунды, голос становится тише. — Что ты ещё об этом знаешь? — Ты, кажется, не за этим меня пришибла к сте… Колено рыбы грубо впивается со всей дури в пах, пускай и не ради того, чтобы совершить подлый удар, ибо он робот. Слышится лязг и робот на секунду тормозит. Самые важные части для его функционирования находятся в паху, в верхней части торса и в голове. Альфис определённо мастер изобретательской и конструкторской мысли. — Сейчас диктую вопросы я, — в приказном тоне шипит Андайн. — Если ты не расскажешь, что за хуйня происходит… — вздох. — Я вынуждена буду тебя убить за сокрытие государственно важной информации про вампиров. Мне похер, что подумает об этом Альфис. Я лишь выполняю свою работу. — Угу-у-у, — тянет робот уже как-то совсем недобро. — А до этого, зная, что я «связан» с вампирами, ты особо не горячилась… Андайн наносит ещё один удар. — Последнее предупреждение, — голос её вновь дрожит от ярости. — И я тебя уничтожу, — вдруг она замирает и немного размышляет. — Хотя… Нет, последним предупреждением будут не слова. Она резко берёт одно копьё, что держало руку, вынимает и, одним грациозным взмахом, отсекает её от остального тела. Рука робота падает на пол, несколько секунд искрившись электричеством, а затем гаснет. Брызгает что-то похожее на масло, но Андайн знает, что для Меттатона это не фатально. Не даром же он боевой. — Сильно, — комментирует Меттатон, но, по голосу уже заметно, что он напрягся по-настоящему — надменное выражение лица держать действительно сложно, тем более, когда над ним проводят такую расправу. «С-сучья блядь», — цедит он. — «С-совсем с-страх потеряла». — Мне вторую руку отпилить? — предлагает Флюгерболь, мерзко лыбясь. — Или, может, ногу? Меттатон мысленно вдруг хмыкает, размышляя: «Если я ей скажу, что Ал тоже вампир — она убьёт меня сразу? Или предоставит это Альфис? Или убьёт Альфис?» — Задавай уже вопросы, дорогуша, — бурчит он. А сам проклинает себя, что так легко позволил Андайн расправиться с ним. Он бы вступил с ней в бой здесь, в лаборатории, в этом гребаном никому не нужном коридоре, но он, опять же, не сумел вовремя активировать режим битвы. — Какая нахуй революция против Асгора? — рычит Андайн, да так, что пара капель слюны вылетает из её рта и попадает на грудь Меттатона. Благо, хоть не на лицо. Испортит макияж ещё — чтоб уж наверняка была полнота всей картины. — Вампиры хотят сместить его, — отвечает МТТ. — У них даже, вроде, есть какой-то претендент на его замену, его они хотят возглавить. — Чего??? — басом рявкнула рыба. — Кого??? — Тут я без понятия, — Меттатон прикрывает глаза. — Об этом знают единицы, как говорят в вампирьем обществе, — короткое молчание, он смотрит на Андайн. Она ему не верит. — Спроси любого вампира на допросе. Вероятность, что он тебе ответит точно так же, как я сейчас, равна девяносто девяти целым и девяносто девяти сотым процентов. Никто не знает про него, но он всем заправляет. — И… И… И что? Всем, типа, насрать, кто этот претендент? — Обещают, что нам понравится, — вздох. — В общем-то, мне похер, — улыбается он вдруг ярко. — Потому что мне главное, чтобы мои государственные шоу финансировались! Андайн смотрит на Меттатона так, будто он охуел. Да тут не будто — а точно охуел. — Иди нахуй. — Мы все скоро там будем, не переживай. Очередная пощёчина достаётся ему. Но уже с другой стороны. — Нахуя ты втравил в это Альфис? — спрашивает она всё так же грозно. — Вампир, с которым я в тот день беседовал и который узнал про… Альфис… — он проводит круг глазами. — Ну, Ал, наверное, тебе рассказала про её «проект», да?.. — Ну, и? — Тот вампир мог читать мысли. Андайн вздрагивает. «Вот они — самые мерзкие. Мысли, сука, читают… против таких сложно бороться». — А я, кхм, как ни странно, в тот момент вспомнил о вакцине, которую она делает… — Меттатон делает вздох, выдерживая небольшое молчание, которое никто не прерывает, и только тогда он продолжает рассказ: — Повезло, что я смог уломать того вампира, чтобы он молчал. И то, пришлось, действительно, «втравить» в это Альфис, — короткое молчание. — Я не хотел её в это втягивать, честно, — он пытается выдавить из себя сожаление, но на такое у Андайн нюх. — У неё и так работы по горло в последнее время, — улыбается он как-то невинно. «Что-то он будто не договаривает», — думает Флюгерболь. — «Он пиздит мне». — Кто этот вампир, кто узнал о вакцине? — но Андайн пока не решает давить снова, тем более, когда МТТ хоть как-то начал нормально с ней беседовать. — Тебе зачем знать? — Убью его, — сипло отвечает рыба. — Если найдёшь, — фыркает он. — Он, в основном, либо по базам вампиров шныряет, либо в «Кайфе» обитает. — «По базам»? — не понимает рыба. Меттатон более недовольно фыркает. Удивительно, откуда у него вообще это довольство есть, когда ему отсекли руку и остальные его конечности продырявлены копьями. — Бо-оже, — вскидывает он голову, пытаясь сдержать ещё более мерзкий смех. — Вы, блин, в-вообще что ли ничего не знаете? — Всё, — начинает она выговаривать гневно каждое слово. — Сука, — и лицо её приближается. — На, — и ещё. — Уровне, — она касается своим лбом его. — Теорий. — М-да, — лицо становится у робота нейтрально-презрительным. — Хорошо работаете, — и снова кривится. Андайн чуть отстраняется. От робота, точнее, от его пластин отвратительно пахнет застоявшейся смесью парфюмов, которыми, вообще-то, злоупотреблять не обязательно. — А ты бы что сделал, если бы у тебя был приказ убивать каждого вампира и каждого к нему причастного??? Второй закон, на счастье твоё, игнорируется, но… — Я бы не стал следовать даже первому, — громко отвечает Меттатон, вынужденно перебивая маршала. — Андайн, уж извини, дорогуша, но Асгору пора в мир иной, — он говорит прямо, не боясь ничего. Стелиться под Андайн ему уже более чем достаточно. — Ты сама видишь прекрасно, как он сходит с ума. Под его правлением ваша Королевская Гвардия сгинет в самом ядре адских преисподней! — ярко заявляет он. — Либо играй по своим правилам, покуда у тебя есть ресурсы, силы, полномочия и авторитет, либо сдыхай! Выбирай, Анда-а-а-айн! — кричит он, будто на сцене. И, да, Меттатон опять заигрывается и в своей голове представляет, как отчитывает Андайн за то, что она хреново заправляет Гвардией. Но это и не её вина. Однако, пьеса, безусловно, интересная. — Воздух или духота, жизнь или смерть, амброзия или пакет минижелльских фекалий! Выбирай, Андайн! Мы, между прочим, очень даже можем повлиять на... Следующий удар от Флюгерболь приходится уже с кулаком в механическую челюсть. — Я поняла, петух пиздливый, — цедит тихо и гнусно рыба. — Нас Асгор всё равно с Папирусом отстранил от вампирьего дела. Смысла пока нет, мы, по сути, на подсосе и сами по себе. — Тем оно и лучше, — воодушевлённо говорит робот. — Пока Асгор на вас не смотрит, ты с замечательной дорогушей в лице Папируса можешь либо помочь Альфис с вакциной, либо раздобыть куда больше информации… — Скорее уж и то, и то. И, если серьёзно, я больше поддерживаю её идею о возможности излечения вампиров. Могла бы она и раньше сказать про вакцину, блять! — сплёвывает она в сторону. — У неё были свои причины для этого, дорогуша, — чуть высокомерно тянет Меттатон. — В конце-концов, ты сама себя выставляешь ярой поклонницей Асгора, готовой ради него перерезать половину населения Подземелья, — короткое молчание. Меттатон снова чуть припускает голову, улыбаясь как-то злобно, будто он в чём-то выиграл у Андайн. — Теперь ты понимаешь, насколько это тупо? — Заткнись нахуй. — Андайн, боже, у тебя минимум семеро гвардейцев, покрывающих вампиров! — Чё?.. «Блефует?» — Ну-у… Я насчитал семь, имён не помню, — фыркает он, ещё шире улыбаясь. — Считай, подсказка, что у тебя есть такие сумасшедшие! Двое из них даже генералы. «Двое генерала?! Кто?!» — кричит Андайн в мыслях, а потом тут же себя успокаивает. — «Так. Спокойно. Он может пиздеть. Он мне пиздит. Ни один генерал не посмеет сокрыть такую информацию…» А Меттатон, наблюдая за тем, как её гримаса меняется за секунды, снова усмехается. — Подозреваю, что генерал может быть не в курсе того, что он вампира прикрывает. А, — резко он замирает. — Ну генералы, да-а… разница невелика. Это скоро станет очень частой практикой… «Он точно пиздит, он меня… провоцирует?» — думает рыба. — «Я не брошу просто так на это ресурсы, тупой мудак». — Это как с Гэвином, Фрэнком и их несчастной историей того, как моя личная швея сшила им чудесные занавески по заказу, а их взяли и украли. Ах, сразу видно, фанаты! — восхищается он. Андайн передёргивает от омерзения. Теперь ей нихуя не смешно. Точнее, ей и до этого было не смешно, а теперь так ещё хуже. «Да начнётся, сука, шоу», — Меттатон дьявольски улыбается, стараясь сдержать смех из последних сил. Андайн отстраняется от него на пару шагов, развеивая свои магические копья. Лицо у неё становится совсем нечитаемым. — Если ты где-то напиздел — я тебя убью, — грозится она. Меттатон, логично, стоять на ногах не может. Он съезжает на пол и хмуро смотрит на рыбу. — Это не так просто, — всё-таки, он — робот. Призрак, точнее. В любой момент он горазд покинуть своё тело и исчезнуть. А то, что Андайн добавила работы для Альфис — удручает даже его. Меттатон ненавидит ждать, когда произойдёт обновка. Некоторое время, на удивление, Андайн и Меттатон друг с другом ещё переговариваются о мелочах, прежде чем прощаются, и та не отпускает его под предлогом, чтобы Альфис не знала об разговоре. Даже когда Меттатон, вроде, пообещал завалить ебучку, у рыбы всё равно остаётся очень много сомнений. Хотя, нет. Не совсем мелочи. Андайн успевает задать пару вопросов о Маффет и Христодуле. — Маффет… пропала с определённых пор, — тянет робот. — Она сильно повздорила с вампирами. Кажется, её убили за предательство. Даже мне её самую малость жаль… — отводит он взгляд. «Да нихуя тебе не жаль». — А Христодул… — он смотрит на рыбу снова. — Деймон который? — он видит от Андайн кивок. — Ну, я с ним давно не общаюсь. Он, кажется, со мной тоже не желает разговаривать. Слава богу, что это взаимно. Я… тоже не лучшего мнения о нём, давай так. Андайн планирует устроить собрание всех генералов. Сегодня же.