Последнее дело сержанта Салливан

      Камилла встала, чуть покачнувшись, и взглянула на часы — 1:23.       «Эти часы стали барахлить после купания в реке! Не может быть сейчас так много времени!»       Девушка оставила на барной стойке оплату за напитки и чаевые (которые бармен с кислой миной не особо заслужил, как она была уверена) и вышла из бара на улицу. Лицо сразу обдало свежим холодным воздухом, и мысли прояснились. Пробыв почти весь день в мире реальных, понятных и совершенно не волшебных людей, ей вдруг стало казаться, что все, что произошло с ней на фабрике и то, свидетельницей чего она стала — может быть, и не реально вовсе? Голова разболелась от такой неожиданной мысли. Сержант поморщилась и снова посмотрела на часы, будто надеялась увидеть там что-то другое. 1:24. Да, другое, и не поспоришь.       Эти часы достались ей в подарок от отца. Отца, которого она уже год как не видела. В расслабленное от виски сознание хлынули воспоминания детства. Дом, улица, детский трехколесный велосипед и папа, который ее катит на нем.       «Я стала слишком чувствительной в последнее время. Это вредно для здоровья, надо прекращать…»       Повернувшись на каблуках, она все-таки направилась в сторону Фабрики. Путь до нее был и не долгий, и не близкий — порядка получаса обычным шагом. Она располагалась на отшибе, а единственная дорога, которая туда вела, Кавендиш-Док-Роуд, проходила мимо пары искусственных водоемов. Насколько поняла Камилла, в одном из них выращивали рыбу. Зачем это нужно, когда рядом целый океан, она не понимала. Впрочем, она ничего не понимала во всей этой области в принципе.       «Не из этого ли пруда на Фабрике рыба, кости которой бросали вслед Солтам?»       Камилла добралась до Фабрики без происшествий. Назвала свое имя и подождала, пока массивные ворота откроются, чтобы впустить ее. Было уже поздно, и все наверняка спали. На главный цех тоже опустилась ночь, и вокруг, как и в прошлую ее ночную прогулку, то тут, то там дергались пугающие тени. Меньше всего на свете Камилле сейчас хотелось встретить тут Вонку. Она пока не знала, как себя с ним вести. В последнее время ее профессионализм начал стремительно разбиваться о куски собственных мыслей о своем сумасшествии. Но она понимала одно — нужно всеми способами не показывать Вонке, что она прочитала досье на него. Делу это точно не сможет помочь. И вряд ли он придет в восторг от этого.       Вдруг в левом кармане завибрировал телефон. Удивившись, сержант достала его из пальто — тут же нет связи!       КРИС ТАКЕР       Камилла застыла, глядя на экран устройства, который своим светом портил весь местный антураж.       «Что ему нужно? Он же понимает… должен понимать, что эти звонки причиняют боль нам обоим…»       Она зажала кнопку выключения звука — звонок продолжил поступать, но устройство больше не вибрировало. Спрятав его обратно, Камилла поспешила в свои апартаменты. Ей вдруг очень захотелось поговорить с кем-то. Вся эта история точно оставила брешь в ее спокойствии и стойкости. Вот расстроилась всего из-за одно звонка.       Да и с кем тут поговоришь? Из гостей остались два 11-летних мальчика, заучка мистер Тиви и дедушка Джо. Ну и сам Вонка с толпой умпа-лумпов, разумеется.       Выйдя на тропинку к гостевым апартаментам, сержант сразу же заметила, что на террасе кто-то движется. Профессиональная деформация заставила ее сбавить шаг и подойти максимально незаметно. К ее большому удивлению, это был дедушка Джо. Мироздание будто услышало ее мольбы об общении и перенесло бедного старика из кровати на террасу.       — Доброй ночи, — поздоровалась Камилла.       Он вздрогнул от неожиданности — видимо, совсем не слышал, как она подошла.       — А, это вы, мисс Салливан. Не спится?       — Были дела в полицейском участке, — почти не соврала она. — А вы…?       «Господи! От меня виски несет, наверное, за версту!»       — В молодости мы остро нуждаемся в долгом здоровом сне, и это так мешает нам веселиться, кутить, да и вообще делать все, что хочется. В старости же, когда у тебя и так дни тянутся как растопленный ирис, спать хочется все меньше.       — Интересно, почему…       — Наверное, чтобы каждый мог успеть сделать все, на что не было времени раньше, — дедушка улыбнулся.       На террасе горела лишь одна тусклая лампочка над входной дверью, и его лица почти не было видно. Камилла не ответила.       — Вас что-то тревожит? — спросил пожилой мужчина участливо.       — Почему вы так решили? — тут же ушла в защиту Камилла.       — Вы очень рассеяны, будто все мысли далеко. Вы, молодые, не так часто пропадаете в своих мыслях, у вас вместо этого есть бесконечность возможностей вокруг.       — Я часто пропадаю. Но обычно в мыслях о работе… — она остановилась, задумавшись снова. — И да, меня очень беспокоит то, как проходит вся эта экскурсия.       Она старалась говорить спокойно, хотя в мыслях было: «Например, меня беспокоит то, что на моих глазах девочка превратилась в чертову чернику!»       К слову сказать, Камилла так и не решилась спросить у медика при полицейском участке хотя бы что-то. Не придумала, как сделать это, не вызывая подозрений. Но зато она заказала в местный книжный магазин целую книгу о редких тропических заболеваниях. Если кто спросит — ну мало ли, какие у нее увлечения? Каждый имеет право на досуг. Вышивать крестиком или читать про то, как страдают люди от всяких заморских хворей.       Старик улыбнулся снова, на этот раз так снисходительно, что Камилла почувствовала себя маленькой девочкой. Это чувство ей не понравилось.       — Камилла… — начал он, затем споткнулся на полуслове и уточнил. — Я же могу вас так называть?       — Да, конечно, — тут же отозвалась Камилла, спеша довести разговор до интересной ей части.       — Хорошо… Конечно, то, что происходило тут, было в некоторой степени сказочно, даже волшебно… Но ведь самое главное, что все в итоге остались целы и невредимы, в том числе благодаря вам.       — Сказочно — это немного неудачное слово для того, что мы видели! — все то, что накопилось в ней за последние пару дней, так и норовило вырваться наружу, но она взяла себя в руки и уже более спокойно добавила. — На наших глазах ребенок превратился в чернику… Я сама видела, как потом из нее сок выкачивали, как это… Как такое может быть возможным?       — А как вообще понять, что возможно, а что нет? Я прожил длинную жизнь, и, когда я был ребенком, например, врачи совершенно уверенно рекомендовали пить радиоактивную воду, считая, что это полезно, да что там говорить — они всерьез думали, что это чуть ли не лекарство от всех болезней… До сих пор помню эти объявления на улицах города… — он на мгновения задумался, посмотрев в сторону шоколадной реки. — А лоботомия? В 1949 году Мониш получил Нобелевскую премию по медицине за то, что фактически делал людей слабоумными. Представьте себе, насколько ниже был уровень медицины, что люди всерьез воспринимали такие «операции».       — Да, но как это связано с тем, что… — попыталась возразить Камилла.       — Самым прямым образом. Покажи тем врачам достижения текущих лет, так они же не поверят и скажут, что это невозможно, прямо как вы сейчас говорите о том, что видели. Но пройдет еще полвека, и люди будущего будут с ужасом вспоминать наш текущий прогресс!       Камилла задумалась. Но упрямство взяло верх.       — Но то, что случилось с девочкой, противоречит правилам элементарной биологии. Она не могла выжить после такого.       — А кто сказал, что эти правила — истина в последней инстанции? Вспомните Мониша и его ковыряние спицами в мозгах у людей. Он тоже опирался на правила. Правила в науке — всего лишь соглашения, к которым ученые пришли на текущий момент. Все постоянно меняется… — он снова задумчиво замолчал, а затем внезапно добавил. — Разве что математика не подвергается сомнениям.       — Это еще почему? — тут же возмущенно вскинулась Камилла. Математика была ее наименее любимой дисциплиной.       — Потому что это фактически наука о том, как наиболее точно и емко описать отношения между абстрактными объектами, — сказал дедушка и захихикал.       — Мне так не показалось, — мрачно заметила сержант. — Спасибо за этот разговор, я подумаю над вашими словами…       — Это вам спасибо! Я уверен, этот разговор был куда важнее для меня, чем для вас… Вы поймете со временем. Спокойной вам ночи.       — И вам…       Она неспеша направилась к себе. Она не соврала — слова мистера Бакета действительно не остались без ее внимания. И тут было о чем подумать. А что, если она действительно огородилась от всего слишком уж определенными и точными границами? Все в мире относительно, все постоянно меняется, и, когда видишь что-то необъяснимое, наверное, стоит не бежать от этого как от огня, а дать этому новому хоть какой-то шанс на существование в своем мире?