Дверная ручка приятно щелкнула и повернулась. Камилла хотела вздохнуть облегченно — она, наконец, оказалась дома. Однако после последних событий, радость от возвращения совсем затерялась в глубине ее сознания.
В гостиной были заметны последствия ее скорых сборов — на спинке дивана лежала рубашка, на кресле — джинсы. На кухонной стойке виднелась пара грязных кружек и остатки рассыпанного кофе. Камилле стало неудобно — обычно в ее квартире сияла идеальная чистота. Вонка тем временем по-хозяйски прошел в центр комнаты и без разрешения поддел тростью рубашку.
— Я не говорила, что вы можете трогать мои вещи, — буркнула сержант, выдернула свой предмет одежды, резко дернулась к двери в спальню и зашла внутрь, чтобы спрятать свою добычу.
Но выйдя из комнаты, Камилла тут же потеряла всю свою решимость. Она посмотрела на кондитера, такого возвышенного, такого особенного, стоящего посреди ее гостиной. Вдруг своя собственная квартира показалась ей отвратительно посредственной, что ей стало стыдно, что ей вообще пришло в голову пригласить в такое место Вонку. Она была так сильно увлечена мыслью о собственной глупости что совсем не заметила, что весь надменный вид мужчины — не более чем картина, которую ее разум нарисовал по умолчанию. По привычке.
На самом же деле Вилли Вонка очень нервничал. Нет, не потому что гостиная показалась слишком простой для его персоны. Об этом он думал меньше всего. А точнее вообще не думал. Он думал о том, как он здесь оказался. Разумеется, он знал, что приехал сюда на автомобиле. Но он не понимал, зачем он согласился сюда ехать. Он нервно сжимал одну руку другой. Он ругал себя за то, что нервничает и не может этого скрыть и, конечно же, он не мог видеть, что Камилла также нервничает.
Их было двое. Но каждый из них в этот момент был настолько погружен в проблемы, которые существуют только в их головах, что они оба не могли увидеть, что решение находится прямо перед ними.
Наконец, Камилла, не переставая нервничать, села в свое кресло. Ей нравилось это кресло. Все-таки это было ее любимое кресло в ее любимой гостиной. Но сейчас… Сейчас даже слияние с любимым предметом мебели не принесло ей удовлетворения. Более того, она совсем забыла про манеры и приличия и даже не предложила мужчине сесть. Он тоже забыл про всякое приличие и потому не попросил разрешения, когда садился на диван напротив.
— Как вы себя чувствуете? — осторожно спросил мужчина таким тоном будто боялся, что Камилла в ответ набросится на него как дикий зверь.
И она действительно набросилась. Она посмотрела на кондитера и уже хотела было ответить стандартное «все хорошо», но вдруг на нее накатила волна раздражения. Она подумала, что он спрашивает это не всерьез, а чтобы поиграть в очередную игру. Чтобы снова поиздеваться над ней.
— О. Я чувствую себя просто прекрасно, — ядовито ответила она, глядя прямо на кондитера.
Он замешкался, совсем сбитый с толку.
— О да, — повторила она. — Я чувствую себя прекрасно. Это же вы виноваты в том, что произошло.
Она не знала, зачем она это сказала. Ей вдруг так захотелось, чтобы кто-то другой чувствовал вину. Будто от этого ее вина станет меньше. Будто количество вины в мире одинаково и всего лишь путешествуют от человека к человеку. В глубине души она понимала, что потом от этих слов ей станет только хуже, но сейчас это было неважно. Она посмотрела на руки мужчины, с головой выдававшие его нервозность. И вдруг почувствовала, что она выигрывает. И это только больше распалило ее — она вдохнула полную грудь воздуха и повторила еще раз:
— Из-за вашей глупой игры я с ним даже не попрощалась, — промолвила она, смакуя каждое слово. — Давайте, скажите что-нибудь такое эдакое. Ну, как вы любите. Ничего другого от вас ждать не приходится.
— Вы злитесь на себя, а не на меня. Почему?
— Что? — ее сердце ухнуло вниз. В один момент от ощущения победы не осталось ничего.
— Если я веду себя… Эксцентрично, это совсем не значит, что я не понимаю, что происходит вокруг меня. И это уж точно не дает вам права считать меня глупцом, — на одном дыхании ответил он.
— Я не…
— Нет. Вы хотели рассказа, и я его вам предоставлю. Сейчас и полностью, — резко перебил он.
Камилла поняла вдруг, что ее скованность перед ним совершенно не была связана с тем, на чьей территории они находятся. Мужчина тем временем продолжил.
— Начну с конца. Да, в той конфете, что я вам дал, было легкое успокоительное. Оно не было в стадии разработки, оно было протестировано неоднократно. На десятках, сотнях людей, даже тысячах людей. И никогда, — его голос стал громче. — Слышите? Никогда не было побочных реакций. Я всего лишь хотел, чтобы вы не мешали мне закончить экскурсию. А еще, — он остановился, думая, стоит говорить это или нет. — А еще я не хотел, чтобы вы себе навредили, — все-таки добавил он нехотя. — Эти дети не стоили вашего времени и сил. Вы и сами это понимаете. Они пострадали не потому, что вы плохо работали. Они пострадали из-за своих пороков. А точнее, как вы верно заметили, из-за своих родителей. Я подумал над вашими словами тогда…
Камилла удивилась — ей было так странно, что он не только запомнил то, что она сказала, а даже потратил свое время, чтобы подумать об этом. Она была уверена, что она для него раздражающей элемент и не более.
Я знал, что экскурсия будет проходить именно так. Я сразу знал, что это за дети, и на чем их можно подловить. Все было подстроено. С самого начала. Но я ни разу не подумал о том, почему эти дети такие. Самого себя я никогда не рассматривал в контексте… своего отца. Я считал, что я, и только я решаю, каким мне быть. Я всегда так считал… — он замолчал, глядя в окно. — Тем не менее, конфета вызвала у вас очень неожиданную реакцию. Наверное, это произошло из-за того, что для вас было слишком… слишком противоестественно и тяжело вести себя спокойно в тот момент, когда вы должны делать свою работу. Я виноват, что не предусмотрел этого. Может, все, на ком мы тестировали это средство, были безответственными? — он задумался. — Тогда, кажется, я знаю, как исправить рецепт, — его глаза страстно вспыхнули. Было видно, что он вдруг на момент переместился в самое любимое свое состояние. Но мужчина тут же осекся, поняв, что заговорился. — Я проследил за тем, чтобы с вами все было в порядке. Я не мог знать, что с вашим отцом что-то случится за дни вашей поправки.
Он замолчал, и впервые Камилла поняла, что ей нечего сказать. Было странно слушать от этого человека честный и… адекватный рассказ. И было странно, что он согласился проделать такой путь, чтобы рассказать ей это все. Она поймала себя на мысли, что слишком много думает о том, как он к ней относится на самом деле.
— Я злилась, потому что совсем не чувствую горечи утраты, — тихо ответила она. И тут же испугалась этого откровения, потому поспешила сменить тему. — А почему… почему утром Фабрика не работала?
— Потому что у меня нет настроения, — просто ответил кондитер.
— И… это все?
— Да. Разве этого недостаточно? — он удивленно поднял брови и вдруг снова стал самим собой.
— Вы совсем не общаетесь со своим отцом? — спросила Камилла.
Камилла решила, что может спросить, раз кондитер сам упомянул отца в беседе. Но она тут же поняла, что ошиблась. Вонка резко встал.
— Уже поздно. Мне следует поехать в ближайший отель. А завтра утром я тут же вернусь на Фабрику, — зачем-то пояснил он и направился к двери.
Камилла тоже резко встала.
— Подождите! Вы не рассказали еще кое-что…
— Я правда очень спешу, — ответил он.
Ей вдруг захотелось спросить, увидятся ли они снова, но она не решилась. Мужчина спешно вышел в ночь. Дождь почти прекратился, оставив после себя лужи то тут, то там. Хлопнула дверь автомобиля, и тут же послышался ровный звук двигателя.
***
Лондон. Скотленд-Ярд. 11 февраля. 9:02.
— Могу я посмотреть на свой последний рапорт, сэр?
Камилла стояла в кабинете Айронса, на этот раз в штатной форме и с самым бюрократическим выражением лица. Айронс, усатый и полный мужчина лет 50, восседал в свое кресле, мирно болтая ногами.
— Конечно! Он меня очень обрадовал, наконец-то вы прислушались к моим просьбам, и сделали хотя бы что-то со своим неровным почерком! Вы можете пройти в архив с Грегори, он найдет для вас ваш отчет… Николсон!
Грег тут же поспешил услужить шефу и мигом влетел в кабинет, чуть не споткнувшись о край ковра. Айронс добродушно хохотнул и объяснил парню, что от него требуется.
— Кстати, как ваш отпуск, сержант? Вы отвыкли отдыхать, потому решили так скоро вернуться к работе?
— О да, сэр, — улыбнулась она неискренне. — В моем возрасте уже не так хочется отдыхать, как в 20.
Айронс начал самыми стандартными фразами убеждать ее в том, что она еще молода и здорова, но Камилла решительно и вежливо от него отвязалась. Спустя пару минут они уже стояли в пыльном кабинете с несметным количеством шкафчиков. Грегори уверенно прошел в один из рядов и почти сразу же обнаружил отчет в верхнем ящике. Победно протянув его сержанту, он елейно спросил:
— Что-то еще?
— Нет, можете идти, Николсон, — скучно отозвалась Камилла, сжала в руках свой, а правильнее сказать — умпа-лумповый, документ и поспешила в свой личный кабинет. Благо, что такой имелся. И даже имел внутри себя кофе-машину — ее отдельную гордость.
«Посмотрим, что он тут понаписал…» — пробормотала она, извлекая бумагу из папки.
