Поня: Военное дело

Единороги в ранний период эпохи варварства

https://cdn.everypony.ru/storage/00/47/88/2016/02/18/d1d76df0aa.jpg Путь единорогов к роду не отличался от такового пути земнопони. Единорожки так же начали селиться рядом со своими родственницами, так же осознали себя чем-то большим, нежели табун, так же начали третировать жеребцов и изобрели завоевательную войну. В общем, все было так же. Все, да не все. Дело в том, что там, где земнопони, пегас или зебра полагаются на силу своих мускулов, единорог воспользуется силой рога. А это привело к очень значительным отличиям как единорожьего труда (физическая сила применяется лишь при самой грубой и тяжелой работе, а все, хоть сколько-либо требующее умения, это удел телекинеза), так и единорожьих способов боя. Каковые не преминули сказаться на их социальной жизни. Методики боя и арсенал единорогов, их влияние на социум рогатых пони. https://mlpfanatic.files.wordpress.com/2016/08/battle-time.png Давайте обернемся к прошлому, и взглянем на то, как бились единороги в предыдущую эпоху. Сразу бросается в глаза то, что физическая сила и масса бойца не играли существенной роли – бой был преимущественно дистанционным. Но даже если дело и доходило до копытопашной, то оружие рогатые воительницы удерживали телекинезом. Сила же телекинеза никак не зависит от физической силы самого телекинетика. А раз так, то никакого значимого преимущества у жеребцов перед кобылами не было. Но это была эпоха дикости. Возможно, что-то изменилось в новую эпоху? И да, и нет. Да, арсенал пони совершенствовался, меняясь в зависимости от новых требований поля боя и новых достижений ремесла и волшебства (но об этом речь пойдет ниже). Нет, ничего не поменялось: какой смысл единорожке удерживать копье или дротик ртом, если можно делать это телекинезом? При этом, для рогатых воительниц меньшая сила телекинеза, по сравнению с силой мышц, значения не имела, так как, все равно, биомеханика пони такова, что ни движения шеи, ни движения хвоста по маневренности с телекинезом не сравняться. А именно свобода движений критична при метании в противника чего-нибудь острого. Впрочем, при использовании пони копья способность маневрировать оружием также была важнее силы, так как проникающая способность и так достаточна (волки доспехов не носят), а колющие удары отнюдь не из тех, что способствуют полному переходу силы удара в повреждение тканей. То есть, в бою сила жеребцов-единорогов не давала им ощутимого превосходства над соплеменницами-кобылками. При этом, привычное отсутствие лояльности к табуну, по-прежнему, было с сильным полом (и сами кобылицы менять этого тоже не хотели). То есть, у рогатых жеребцов не оказалось возможности найти себя на поле боя – на равнинах единорогов не появилось “вольных хвостов” и наиболее активные представители сильного пола не стали сбиваться в банды наемников, формируя свой, жеребцовый, мир. Основой войска стало всеродовое ополчение, рогатые поня так и остались лишь источником семени для зачатия новых поколений поняшек. Раз всеродовое ополчение стало становых хребтом вооруженных сил, то обычные поняшки-земледелицы в обязательном порядке участвовали в каждом военном столкновении рода. Это, с одной стороны, меняло самовосприятие рогатых кобылок, теперь считавших себя не только основой семьи и рода, но и их единственными защитницами. С другой стороны, это предъявляло вполне конкретные требования к ополченкам: в отличие от безрогих, они не могли отсидеться за крупами “вольных хвостов”, поучаствовав в бою лишь как статисты, от которых мало что зависит. А потому, перед вожачками рода вставал вопрос о повышении качества своих родственниц как воительниц. В качестве решения этого вопроса для варварок стали обычным делом поголовная базовая военная подготовка поселенок, а добровольная и регулярная тренировка тела, духа и воинских умений превратилась для рогатого племени в доблесть и обязательную составляющую понячьей красоты. Кстати, отсюда же, из столь древних времен, начинается разделение единорожьих и земнопонячьих стандартов красоты: если для земных пони красивым считается дородность, выраженное развитие мускулатуры и упитанность (по факту, все еще очень популярный среди земного племени внешний вид успешной поняши-фермера: хорошо питающейся и тяжело работающей), то среди рогатых популярны мускулистые фигуры без грамма лишнего жира и с длинными накачанными ногами – образ воительницы (хотя, следует признать, все-таки, в этот образ куда БОЛЬШИЙ вклад легионеров и боевых магесс Эр, чем полузабытых рогатых варварок). https://cdn.everypony.ru/storage/00/47/88/2016/02/18/05a32916c6.jpg Итак, табуны объединились в рода, их общее войско вырастало до неприличия (до пары сотен хвостов в общеродовом ополчении), пони принимались вести завоевательные войны. Все это не могло не изменить характер военного дела. Завоевательные войны у единорогов, как и у их безрогих родственников, часто сводились к штурму и, соответственно, обороне поселения, а потому оборонительный бой и строительство фортификаций были также повсеместно распространены. Но было одно “НО”, сильно отличавшее осаду и штурм поселения у единорогов и делавшее их, фактически, основным способом ведения завоевательной войны. Дело в том, что еще с дикарских времен дальний бой занимал центральное место на поле боя рогатых пони, и с наступлением новой эпохи он никуда не исчез. А это привело к интересному своеобразию в подходе единорожек к фортификации: если у безрогих укрепления должны были ставить противника в невыгодные для копытопашной условия или, в идеале, не допустить самого факта боя, то предназначение фортификаций единорогов было как можно дольше задержать в зоне обстрела и обеспечить обороняющимся наиболее комфортные условия ведения этого самого обстрела неприятеля. Для решения этой задачи поселение окружалось глубоким, но относительно узким рвом, который был совершенно непроходим для пони (земнопони и зебры копали широкие и неглубокие рвы, по которым противник мог с некоторым трудом передвигаться, но оказывался в проигрышной позиции по сравнению с обороняющимися). Со стороны поселения край рва усаживался кольями или обсаживался колючим кустарником. Вынутая при копке рва земля шла на строительство насыпи-вала, хотя вместо него могла быть возведена и невысокая (2-2,5 метра) земляная стена с облицовкой из необожженного кирпича или грубого прутяного плетения. Впрочем, незначительное число поселений строило стены из вырубленных блоков песчаника или полигонального природного камня, если пони имели близкий доступ к запасам подобных материалов. К стенам пристраивались помостки для застрельщиц, на которые вели пологие скаты. Ворота образовывались загибающимися вовнутрь стенами, и представляли собой длинный открытый (и замечательно простреливаемый) коридор, перегороженный воротами-волокушами, конструкция и материал которых зависели от доступных табуну ресурсов. Кстати, последние перед боем нередко укреплялся баррикадами из подкопытных материалов. https://cdn.everypony.ru/storage/00/47/88/2016/02/18/211289ee6e.jpg Укрепления это хорошо, но еще ни одна стена не защищала себя сама. Для этого благого дела в те времена на поле боя выходили варварки-ополченки. Которым, правда, для выполнение боевых задач требовалось оружие. Причем, специфическое: такое, чтобы держало врага подальше от стен и обосновавшихся на них воительниц. На что, конечно же, вполне годился дротик, пришедший еще со времен дикости. Но и древний-предревний дротик вполне подлежал дальнейшему улучшению. Копьеметалка (так же известна нам под названиями “атлатль”, “вумера” и прочее) — устройство, призванное увеличить дальность броска дротика, и представлявшее собой плоскую деревянную дощечку с желобком и упором для дротика на одной из своих сторон. Хотя может показаться, что единорогу-телекинетику, в отличии от человека, это устройство без надобности, так как телекинетик может воздействовать на предмет бесконтактно и тем вложить в бросок максимум доступной силы, но это не так. Дело в том, что область эффективного телекинетического манипулирования большинства единорогов невелика (всего несколько метров), а потому ускорять дротик на всем протяжении его полета единорог не может. Копьеметалка же позволяет увеличить время воздействия метательной силы на дротик, так как один из концов копьеметалки область телекинетического воздействия не покидает, передавая усилие телекинетика дротику по принципу рычага. Таким образом, усилие, переданное на метаемый снаряд, оказывается значительно выше, чем если бы его метали просто телекинезом, а потому, он летит примерно в полтора раза дальше. Правда, всерьез увеличивалась только максимальная дальность броска, прицельная же почти не изменилась (так как, уже сама копьеметалка, будучи непрочно соединенным посредником между единорогом и снарядом, вносила свои собственные отклонения в бросок). Столкнувшись с похожей неприятностью еще в эпоху дикости, единороги принялись выпутываться из нее путем прикрепления к дротику длинной веревки, позволявшей вытянуть снаряд к себе после броска и повторять попытку. Но данный способ позволял только экономить боеприпасы, не решая проблему точности. Соответственно, на нем не остановились. В дальнейшем, набираясь эмпирического опыта, дротик стали оснащать жестким оперением, стабилизировавшим полет снаряда, либо прикрепляли к торцу дротика травяную веревку (“крутило”), которую перед броском закручивали вокруг его древка и удерживали в таком состоянии телекинезом - после броска веревка освобождалась и начинала раскручиваться, сообщая оружию вращение вокруг собственной оси, что также стабилизировало его полет. Но на этом единороги не остановились. Недостаточно метко закидывать врага дротиками: нужно еще, чтобы твои броски наносили противнику должный ущерб. А с довольно легкими дикарскими дротиками без наконечника это было проблематично – эквестрийская пони это существо весьма крепкое и крайне живучее. Потому у единорогов этого времени личное метательное оружие претерпело разделение на несколько типов, чье применение было жестко завязано на расстоянии до противника. Из спектра наиболее широко употребляемого метательного вооружения можно выделить следующие типы: “Кроликобой/дротик/шест/летяга” — длинный (до 100-120см) легкий дротик без наконечника, иногда оборудовавшийся “крутилом” или оперением. Фактически, это и есть дротик периода дикости, но чуть “доработанный напильником” — оружие против кроликов, применявшееся на войне лишь из-за того, что оно всегда есть. На поле боя их метали копьеметалкой или простым телекинезом на предельно возможную дистанцию, не слишком много внимания уделяя точному прицелу, более полагаясь на случай и психологический эффект от вида приближающейся стаи дротиков. Ущерб от такого оружия был невелик, как и шанс на попадание, но и стоимость его была смехотворна, а приличный запас такого оружия имелся в любом поселении (спасибо ушастым королям полей и огородов). “Волчий дротик/рогатый дротик/волкобой” — так же длинный (до 100-120см) легкий дротик, но с каменным или, позднее, металлическим наконечником, оборудовавшийся оперением или “крутилом”. Это оружие появилось как средство защиты от хищников, но вскоре перекочевало и на поле боя, где с успехом применялось против пони. В бою его обычно метали копьеметалкой на средние дистанции, тщательно выцеливая противника. Такие дротики наносили уже достаточно приличный ущерб и были способны пробивать шкуры стайных хищников и доспехи пони (об этом ниже). Изготовить такие дротики было затратнее, чем “кроликобои”, так что запас такого вооружения в поселении зависел от окружающей обстановки. Если ситуация с хищниками в округе была плохой или табун готовился к войне, то “волкобои” заготавливали в приличных количествах; а если нет, то нет. Тяжелый дротик/”заровный дротик/затынный дротик” — короткое (до 80-90см) метательное копье с каменным или, позже, металлическим наконечником, утяжелявшимся глиной, плотным деревом или, позже, свинцом, и оснащавшееся длинной веревкой для вытягивания обратно к метнувшей. Был исключительно боевым оружием, применявшимся при защите поселения (в котором всегда был их запас), что и дало ему название: из-за своих тяжести и небольшой длинны такие копья летели очень недалеко, и потому, собственно, ров копался с таким расчетом, чтобы можно было закидывать “заровными дротиками” штурмующих. В бою “затынный дротик” кидался простым телекинезом (из-за небольшой длинны такой снаряд, брошенный копьеметалкой, летел очень нестабильно) на очень небольшое расстояние, но мог с легкостью пробить грудную клетку или череп пони. Несмотря на значительные трудности с производством, подобные оборонительные дротики были широко распространены и каждое поселение всегда имело их запас. Это было обусловлено огромными проникающей способностью и убойной силой тяжелого дротика, что позволяло компенсировать численное преимущество нападающих. Каменный (а позже и металлический) метательный нож тоже не сгинул в Лете. Это оружие, изобретенное еще дикарками, продолжало активно использоваться в эпоху варварства, претерпев, правда, некоторые изменения. Во-первых, хотя ножи, по-прежнему, использовались преимущественно против кроликов, но теперь их всегда изготовляли с расчетом и на применение против более крупной цели: волка или пони. То есть, метательный нож варвара по сравнению с ножем дикаря был тяжелее. Во-вторых, ради компенсации возросшего веса оружия к нему прикрепляли короткое деревянное древко или обрезок толстой веревки, стабилизировавший полет. В-третьих, нож более не конкурировал с дротиком на поле боя. Из-за своих малых требований ко времени готовности к броску в сочетании с приличными наносимыми повреждениями (правда проникающая способность оставляла желать лучшего), метательные ножи использовались на небольших дистанциях, где дротики были слишком неповоротливы, то есть, непосредственно перед началом копытопашной (вернее, с целью ее предотвратить – варварки, как и дикарки, не горели желанием вступать в серьезный бой с серьезными последствиями). Варварские метательные ножи мало отличались от “волчьих дротиков” по затратности производства, но, как правило, приличный запас имелся в каждом поселении, так как в мирное время им находилось применение против различных огородных вредителей, отличающихся ценным мехом и тремя-четырьмя килограммами ненужного дневным поням. https://cdn.everypony.ru/storage/00/47/88/2016/02/18/e25e856bc8.jpg Варваркам-завоевательницам тоже как-то надо было добиваться своих целей: согнать хозяев поселения с их земли. Для чего нужно было, хотя бы, вломиться в поселение, защищенное вышеописанными укреплениями и кучкой отчаянных воительниц с целым арсеналом метательного оружия. Можно считать, что именно с этих времен начинает свою историю понячья осадная инженерия. Вы можете спросить: “А как же осада и измор?” А никак. С одной стороны, ополченки не могли надолго оставлять свои селения, так как Дискорд за них пахать не нанимался. С другой стороны, сил для круговой блокады поселения, все равно, не было, а желания ждать пока на подмогу осажденным подойдут их родичи и размажут агрессоров по стенам осаждаемого ими поселения, тем более, не имелось. Первой проблемой осаждающих был богатый метательный арсенал единорогов, который осажденные с большим энтузиазмом пускали в ход. Огневой контакт с защитницами начинался задолго до рва, когда и наступающие, и обороняющиеся метали друг в друга сначала “кроликобои”, а потом и “волчьи дротики”. Но поселянок защищал вал или стена. А что под огнем делать штурмующим? Эта проблема решалась единорожками опять же несколькими способами, об одном из которых речь пойдет сейчас, а о других – чуть позже. Для защиты от вражеских дротиков варварки перед штурмом собирали небольшие осадные щиты из травяной плетенки (ее массовое изготовление для телекинетиков-единорогв, в отличие от прочих пони, большой проблемой не было), которые постепенно передвигали ближе к укреплениям. Подойдя вплотную ко рву, осаждающие под прикрытием щитов начинали его закапывать и закидывать заранее припасенными корзинами с землей, камнями и фашинами, поверх получившейся насыпи настилая все ту же травяную плетенку. Кстати, хотя перед воротами рва, обычно, не бывало, но единорожки к ним даже не совались, так как там всегда были самые крутые насыпи и самые толстые стены. Когда ров был преодолен, наступало время вала или стен. И если на вал, хотя и с трудом, но можно было взобраться, то наглый наскок даже на низенькую стену был бессмысленен (в отличии от людей, строго вертикальное движение для пони затруднительно, а потому мысль о штурмовых лестницах или канатах с крюками четвероногому народу никогда не приходила). Стену надо было сначала сломать. Конечно, стенку из необожженного кирпича можно было бы разломать и копытами, но сколько тогда воительниц вернется домой с “заровными дротиками” в крупе? Нет, конечно, такая тактика применялась, но только если осажденным было уж совсем нечем ответить. В общем, перед штурмующими появлялась новая проблема. Сначала варвары просто огораживали участок стены множеством осадных щитов, а потом начинали работать копытами. Но дело так шло долго – противник успевал и набить немало воительниц метательными копьями, и приготовить немного кипяточку для гостей (что было довольно проблематично до начала обработки металлов), и просто нарастить стену с обратной стороны за счет баррикад. То есть, метод никуда не годился. А потому, довольно рано на свет появилась такая штука как таран, значительно ускорившая разрушение стен, и, следовательно, резко поднявшая шансы нападавших. Первоначально таран представлял из себя достаточно толстое и очень прочное бревно, которым несколько единорогов били в стену, пытаясь разрушить ее. В последствии на его рабочую поверхность стали одевать деревянную накладку из более твердого дерева, защищавшую бревно от разрушения, или оковывали металлом. Также к тарану стали крепиться телекинетические якоря (тогда еще простые “ручки” без каких-либо особых магических свойств – лишь бы выделялись на общем фоне и давали глазу и магии “зацепиться”), которые позволяли единорогам концентрировать на нем свою магию и не мешать при этом друг другу. Таран при ударе либо держали навесу телекинезом, либо, если было время на такие работы, подвешивали на веревках к специально для этого вкопанным козлам, что очень сильно экономило единорожкам волшебные силы. В целом, таран позволял очень быстро преодолевать земляные стены и давал возможность хоть как-то разрушать редкие каменные укрепления. Правда, возникала проблема завала, который понькам приходилось разбирать прям во время боя. Так как, у эквестрийских пони, в отличие от людей, дружбы с любыми поверхностями, отличающимися от плоской и ровной, никогда не выходило. Но были у тарана и еще парочка очень существенных недостатков. Во-первых, материалы для тарана стоили безумно дорого: торговцы-кочевники за доставку хорошего, крепкого, просушенного бревна могли затребовать как за 15-20 обычных ходок, да и медь на равнинах не дешевка. Так что, небогатый род тарана мог не иметь вовсе, а богатый – трястись за него почище чем кобылка за единственного жеребенка. Во-вторых, применение тарана требовало подойти к стене вплотную. Применение “заровных дротиков” требовало того же. Так что, если атакованные имели хороший запас тяжелых дротиков и достаточно метких застрельщиц, то применение тарана могло обойтись атакующим слишком дорого. Требовалась альтернатива. Каковой для таких случаев стало осадное копье или копье-праща (на Земле его аналог известен как фустибаль или посох-праша), изобретенный единорогами совершенно независимо от других пони. Это своеобразное оружие представляло собой длинное (до полутора метров) копье, к тупому концу которого крепилась длинная же (до половины длинны древка) праща. В отличии от пращи земнопони, копье-праща был боевым оружием, совершенно непригодным для борьбы с сельскохозяйственными вредителями. Но применялось оно не против пони, а против стен. Дело в том, что огромный рычаг силы, создаваемый длинным древком, позволял метать очень увесистые снаряды (глиняные ядра и, если местность располагала, камни), могущие разрушать постройки из необожженного кирпича. Не с одного, конечно, попадания. Но делать это можно было из-за предела досягаемости “волкобоев” и “заровных дротиков”. Соответственно, применялось осадное копье при ожидании чрезмерно сильного обстрела или при отсутствии у рода тарана. В бою копье-пращу обслуживала пара пони, применявшая его одним из двух способов. В первом древко располагалось сбоку от стрелка, праща свешивалась к земле или расстилалась по ней. После того как заряжающая закладывала в пращу ядро и отбегала на безопасное расстояние, древко с пращей совершало резкое движение в вертикальной плоскости, выбрасывая снаряд по баллистической траектории. Во втором древко располагалось над стрелком, праща свешивалась не доставая до земли. После того как заряжающая закладывала в пращу ядро и отбегала на безопасное расстояние, древко с пращей совершало резкое движение в горизонтальной плоскости, отправляя снаряд по настильной траектории. Первый способ обеспечивал большую дальность полета снаряда, а второй – большую настильность. При осаде обычно использовали сразу несколько пращей, что было обусловлено как их скромными стенобитными возможностями, так и отвратительной меткостью необученных единорожек-ополченок. Кстати, медленное разрушение стены понячьим родственником фустибаля давало возможность защищающимся залатывать эту самую стену, что могло вынудить агрессоров снять осаду. Но иногда поселение было окружено стеной из не скрепленного раствором камня. Такую стену можно было разрушить тараном, но тогда вместо стены образовывался завал, который требовалось растащить телекинезом, зубами и копытами, причем под обстрелом. Но даже после этого сражаться с защитницами пришлось бы через узкое горлышко пролома. И если это было нормально при штурме глиняных стен, когда потери при разрушении стены были относительно невелики, то высокие потери на этапе разбора каменного завала делали это предприятие просто безумием. А потому, в таких случаях единорожки возводили штурмовую насыпь (намет), по которой и перескакивали через стену прямо на помостки обороняющихся. Для строительства организовывался своеобразный живой конвейер по переноске корзин с землей, позволявший достроить насыпь до вершины стены за несколько часов. Делалось это прямо под огнем, причем осадные щиты помогали не очень, так как полностью прикрыть ими снующих туда-сюда пони не представлялось возможным, а потому потери ранеными были весьма велики. Зато, когда намет был достроен, атакующие могли идти на штурм всей толпой, во всю используя свое численное преимущество. https://cdn.everypony.ru/storage/00/47/88/2016/02/18/53684b28d9.jpg Все эти ужасы штурма не могли не произвести впечатления на рогатых лошадок. И потому пони призадумались о том, как бы защитить свое маленькое тельце. Самым первым, еще дикарским, решением стало быстро и беспорядочно скакать по полю боя, уворачиваясь от пущенных осажденными дротиков. Но как тогда вести осадные работы? Еще одно решение подоспело тут же и тоже вело свою историю из времен дикости – плетеные щиты. Плетеные из трав и прутьев прямоугольные щиты раньше использовались для того, чтобы маскировать маневры дротика и отбивать брошенные противником снаряды. Маскировать дротики было уже без надобности, а вот защититься от дротиков самой – насущная необходимость. Причем дротики стали как качественнее, так и возросла плотность обстрела. А потому, дабы избежать ранения, щиты стали делать из 2-3-х слоев плетенки и носить с собой сразу по нескольку штук, меняя по мере прихода снаряжения в негодность. Понятное дело, что на этом понячья военная мысль не остановилась: рано или поздно то тут-то там находилась умная поняшка, которая предлагала делать щиты побольше, чтобы за ними могла спрятаться целая компания. Так появились осадные щиты, о которых было сказано выше. Но у щита под обстрелом есть один, но очень существенный минус. Он защищает только с одной стороны. Причем, с той, с которой воительница ожидает атаки. А, ведь, опасность может прийти откуда угодно. И хромать к лагерю с дротиком в крупе, прилетевшем не-пойми-с-какой-стороны, отнюдь не приятнее, чем плестись туда же с передней ногой порезанной ножом, который ты не смогла отбить. В общем, проблема. Которая бала решена единорогами так же, как сходную проблему решили в своих жарких краях зебры. Единороги стали изготовлять доспехи. Доспех единорога представлял из себя попону из все той же грубой плетенки в 1-2 слоя, защищавшую спину, бока и круп ополченки (шею и голову она могла прикрыть щитом, а по ногам, просто, тогда никто не целил), крепившуюся на теле несколькими тесемками. Конечно, это не блистающие латы из очередного романа, но дешево для рода и защищало свою владелицу вполне исправно: такой доспех мог отбить скользящий удар дротика (здоровущий синяк и боль на ближайшие пару дней прилагаются) или очень сильно ограничить глубину раны при прямом попадании. https://files.everypony.ru/poniez_archive/2012/06/23/OAeIG.jpg И вот стена пробита, немногочисленные крупные ее обломки отброшены в сторону, варварское воинство готово вломиться в поселение. Как и что происходило на этом этапе штурма? Ну, перво-наперво, вставала проблема “бутылочного горлышка” пролома: сразу много пони в него не влезут, а потому козырь численного преимущества не разыграешь. Да и дальний бой тут бессилен — слишком близко и тесно (и не у одних только штурмующих есть щиты). Как правило, решалась эта проблема при помощи заранее оставленного резерва из лучших воительниц рода, которых (свеженьких и не израненных) и отправляли штурмовать пролом. И уж тут решалось, кто выйдет победителем. Если штурмовому отряу удавалось захватить пролом и закрепиться, то они запускал в поселение своих сестер, и, нередко, на этом штурм можно было считать законченным: численное преимущество это козырь из тех, что очень сложно побить. Если же защитницам удавалось вытолкать штурмовую партию взашей, то у соседок-бандиток могло и не найтись еще сил для повторного штурма – тогда, волей-неволей, нападающим приходилось убираться восвояси. И вот тут-то стоит поговорить об изменениях в способах ведения ближнего боя и вооружения для него. Ну, перво-наперво, копытопашная стала частью единорожьего воинского искусства. Да, единорожки не хотели копытопашной, да, они ее страшились и избегали всеми возможными способами, но на этапе штурма поселения она становилась неизбежна. Так что, рогатым поняшкам, не смотря на все их нежелание, пришлось ближний бой вести и к нему приспосабливаться. Первейшим приспособлением стало появление оружия ближнего боя как такового. Да, еще дикие пони знали и использовали каменные ножи и копья. Но! Тогда они не воспринимались как оружие против другого пони. Даже наоборот: любое упоминание в древнейшем фольклоре ранения сородича оружием в ближнем бою содержит в себе мощнейший посыл о неправильности этого. Теперь же, в силу неизбежной необходимости копытопашной, пони пришлось свыкнуться с допустимостью и, даже, нужностью применять копья и ножи против другого пони – возникло их восприятие именно как боевого оружия, а не как хозяйственного инструмента или средства самозащиты от хищников. Между ножом и копьем, в силу присущих им свойств, сразу же не было никакой конкуренции. Нож воспринимался, все-таки, больше как хозяйственный инструмент, и, уже потом, как оружие последнего шанса. У единорожек он всегда был на третьих ролях, а потому, особой роли на поле боя не играл. В отличие от копья, которое прочно заняло место основного (а, по факту, единственного) оружия ближнего боя рогатых варварок. При этом, само копье практически не изменилось со времен дикости (только что приобрело металлический наконечник, когда единороги начали обрабатывать металлы), но вот способы его применения поменялись очень сильно, что было продиктовано как раз стесненными условиями боя в поселениях. Во-первых, что в проломе, что на стенах, что на улицах деревень, было тесно. А потому, старая методика копейного боя с ударами сбоку, выработанная еще против волков, в городском бою против других пони была, попросту, неосуществима. Пони приходилось бить друг друга в лобовой проекции, где у маленьких лошадок не так уж и много уязвимых мест: глаза и шея. Предугадать эти атаки было довольно просто, но вот уклоняться от них в стесненных условиях штурма уже было не столь легкой задачей. Во-вторых, все та же стесненность обесценивала плетеные щиты, которыми единорожки прикрывали себя от дротиков: полноценное копье для ближнего боя тканевой щит не держал совершенно, а маневрировать им, будучи стиснутой с боков товарками, было сложно. Так что, перед переходом к копытопашной варварки отбрасывали тканевые щиты, и шли в бой уже без них. Вместо этого они пытались блокировать удары противника собственными копьями. Конечно, успехи необученных землепашиц были далеки от великолепных, но начало копейному фехтованию (и единорожьему фехтованию вообще) было положено. Впрочем, произошло это не везде и не везде же прижилось: очаги развития единорожьего фехтования на текущий момент времени прекрасно известны, как и то, что было их не так уж и много. В-третьих, все те же стесненные условия заставляли понек забыть о подвижности, и биться бок о бок, невольно формируя тесный строй. Это не только лишило ополченок индивидуальной маневренности, но и резко повысило плотность копейных ударов. Противостоять строю отдельные воительницы не могли в принципе. Так что, бой против строя вел только другой строй, и именно разрушение построения одной из сторон решало то, удлся или провалился штурм. В-четвертых, пони лишились маневренности, а плотность ударов в строю возросла не только по врагу, но и по своим. А жить-то хоцца! Причем, не просто жить, а жить с целой шеей и обоими глазами. И тут как нельзя кстати пришлось обесценивание в копытопашной плетеного щита, так как телекинез единорожек освободился для чего-нибудь пополезнее. А именно, для малого (нередко, круглого) щита. Малый щит представлял собой, хм, круглый (не всегда) щит диаметром 35-40см, собиравшийся из толстых досок хорошей древесины (что обходилось табуну недешево). Щит не имел никаких особых приспособлений для удержания, ибо единорогам-телекинетикам они пока были без надобности (позже, конечно, все поменялось, и щиты приобрели телекинетические якоря, но… это были уже совсем другие времена). Воительницы особо богатых родов могли нести дополнительно щит из нескольких сортов древесины, доски которого набивались под разным углом друг к другу. Это способствовало застреванию копий в щите, который после этого отбрасывался в сторону, заменяясь на более традиционный. Кроме блокирования вражьих ударов, щитами так же наносили удары противницам, стараясь ошеломить их, лишить равновесия или выбить копье из телекинетического захвата. Так началось победоносное шествие копья по страницам понячьей военной истории. На поле боя выходит магия https://i.imgur.com/8oAlKU9.jpg Мы мельком взглянули на то, как средства и методы боя единорожек не позволили их жеребцам изменить свой образ жизни, как то сделали безрогие товарищи по полу в других частях Эквестрии. Так что, воинства магического племени еще с ранних варварских времен стали сугубо женскими, будучи немного разбавлены сильным полом в куда более поздние и цивилизованные времена Эр. Теперь же следует поговорить о том, как социальные преобразования ввели в обиход другую узнаваемую черту рогатого воинства. Итак, все пони — существа магические. Их жизнедеятельность тесно связана с низкоорганизованными формами магии. Но только единороги способны сознательно манипулировать этой частью своего мира, не полагаясь на ограничения рефлексов и капризы принципа подобия. А потому, с незапамятных времен в табунах появлялись единорожки, чье призвание было тесно связанно с заклинаниями: кто-то умел искать воду, кто-то мог отогнать хищников волшебной искрой, кто-то магией врачевал своих близких. Эти особые способности на всю жизнь впечатывались кьютимарками на крупах своих обладателей и обладательниц — каждая пони могла с одного взгляда выделить в табуне талантливую в чародействе единорожку. Но длительное время дальше врожденных способностей дело не шло — уж слишком незначительны были ресурсы дикарей-кочевников, чтобы тратить их на познание, не связанное с повседневным выживанием. Впрочем, рано или поздно, но кочевники начинали возделывать землю и оседали. Табуны принимались расти, в них начинала намечаться специализация пони в делах, требующих особых знаний или таланта. Знания в этих областях постепенно накапливались, передаваясь из поколения в поколение. Время шло: на смену дикости пришло варварство. И ко времени начала выстраивания родового строя табуны уже имели кое-какие познания в магии, которым старшие чародейки обучали младших. Но дело в том, что магические знания отдельных табунов были, в общем то, невелики, бессистемны и совершенно различны. А это очень сильно мешало общеродовым предприятиям – сложно полагаться на магию, если ты даже не уверен, что маг из соседнего табуна тебя поймет, или, что магия у него, вообще, есть – рассказы о чародействах могли оказаться беспочвенными слухами, результатом непонимания темных и впечатлительных варварок обычного ремесленного умения или намеренно пущенной в глаза пылью. Неудивительно, что с развитием родов маги разных родственных табунов табунов стали обмениваться своими знаниями друг с другом, как это делали травницы полосатых. Вот только была в магии одна загвоздка, которой не было в ремесле травознатиц – врожденные заклинания жестко связаны с призванием единорожки, а знаний для конструирования стоящих чего-то чародейств иного типа, созданных искусственно и доступных любой колдунье, было пока накоплено мало. А потому, передача магических премудростей в те времена была делом крайне сложным, требующим много времени, самоотдачи и старания. Так что, для облегчения обучения юных чародеек и сохранения колдовских знаний магессы стали собираться на постоянной основе и жить там, куда их отправят нужды рода.Такой образ жизни, понятное дело, разрывал связь чародейки с ее родным табуном. Но, что важно, не нарушал связь с родом и, даже, укреплял связи между самими колдуньями (что еще сыграет свою роль в истории рогатого племени). Теперь немного о самой магии. Все заклинания единорогов можно разделить на заклинания-по-призванию, которые единорог каким-то образом получает во времена, когда он ищет свою кьютимарку, и способен использовать не осознавая ни структуру, ни механизм чародейства – сугубо инстинктивно, и на ординарные заклинания, для сотворения которых чародей обязан понимать то, что он делает, как столяр понимает конструкцию табуретки, которую он пытается собрать. Увы, варварки тех времен накопили еще очень мало знаний для эффективного использования заклинаний второго типа – их чародейства были грубы, расточительны в плане затрат сил чародея, а их ассортимент был откровенно небогат. Процесс сбора колдовских знаний был в самом разгаре. Что же касается заклинаний-по-призванию, то на призвание пони эквестрийцы не умеют (да и не хотят) влиять до сих пор. Но был и другой путь, по которому единорожки и пошли: если наша магия расточительна и требует непомерно много волшебных сил, то… мы их ей дадим! Волшебный потенциал единорогов, как и волшебный потенциал других понитипов (более того, как волшебный потенциал любых других жителей Эквестрии), имеет биологическую основу, а, значит, на него можно повлиять. Для этого достаточно того, чтобы и отец, и мать жеребенка сами обладали изрядным магическим потенциалом – остальное гены сделают сами. Конечно, желанную кьютимарку вместе с призванием чародея это не обеспечит, но вот магический потенциал будет сформирован в полном согласии с записанной в генах инструкцией. И, да, магический потенциал – штука универсальная: его первейшим маркером для единорогов была (да и до сих пор является) сила телекинеза - “сильный телекинетик” = “сильный чародей”. Лишь изредка эта проверенная схема дает сбои. А потому, вожачки табунов отряжали в обучения к магам всех сколько-либо сильных телекинетиков-кобылок, а не только тех, кто нес на крупах кьютимарку, связанную с магией. Ну, а нужное количество магически сильных отцов обеспечивалось полным бесправием рогатых жеребцов – те были согласны на все, что угодно, лишь бы их не прогнали из табуна. В итоге, число более-менее сильных телекинетиков в табунах непрерывно росло, а доступный им спектр простых заклинаний постепенно, по мере накопления пони чародейских знаний, увеличивался. И, да, волшебное племя, не смотря на все исторические перипетии прочих понитипов, из всех пони изменилось больше всего: любая современная единорожка, умеющая лишь заколдовывать входную дверь или пирокинетически зажигать конфорку на плите, в варварские времена сошла бы за великую чародейку. И дел, отнюдь, не в ее знаниях, почерпнутых из копытоводств по бытовому колдовству, а в том, что сам ее рог проводить через себя такой поток магии, с которым могли бы справиться только самые выдающиеся из варварок. Такой, в итоге, результат дали тысячелетия евгенических измывательств рогатых пони над самими собой. https://cdn.everypony.ru/storage/00/47/88/2016/02/18/47cb19b932.jpg В общем, магия вошла в жизнь единорогов и прочно там обосновалась. Так что, ее появление на поле боя было лишь вопросом времени. И, да, опять же, не все так просто. Ведь, есть магия-по-призванию, и есть пока неэффективные, громоздкие и изматывающие, но доступное всем искусственные заклинания. Вторая группа, само собой, встречалась на полях сражений куда как чаще, начав формировать привычную по более поздним временам группу простых боевых заклинаний (но тогда они были вовсе не просты! заклинания были забиты чародейским мусором и религиозными формальностями, а потому отнимали много времени и сил). В целом, простые боевые заклинания в то время были достаточно разнообразны, но каждый род обладал своим собственным, уникальным их набором – ни о какой унификации боевой магии, даже такой условной, какая была до воцарения Империи Эр, речи не шло. Но, все же, из всего многообразия боевых шаманев варварок можно выделить два, которые были, действительно, повсеместны и увиверсальны (хоть, пони разных родов и приходили к ним самостоятельно). 1) Магический щит — боевое заклинание, формирующее перед заклинателем небольшую область магического барьера, непреодолимого как с внешней, так и с внутренней стороны. Последнее выделяет первые чародейские щиты по сравнению с их потомками, у которых сторона со стороны колдуньи была очень даже проницаема, и использовалась для пуляния в неприятеля всяким нехорошим. Достоинством данных примитивных щитов было то, что не требовалось поддерживать их асимметричность, а потому чародейский барьер был весьма прочен (по современным расчетам, варварский барьер мог продержаться перед тем, как погаснуть, 6-7 прямых попаданий метательного копья). Это было критично, так как средняя чаресса тех времен по своим магическим силам не дотягивала до средней единорожки современности, не говоря уже о настоящих современных магах с гербовой бумажкой и королевской печатью на ней. С другой стороны, двусторонняя непроницаемость барьера была и значительным минусом: если в перестрелки она была приемлема, то в ближнем бою щит оказывался слишком громоздким и больше мешал, чем помогал. Таким образом, магический барьер использовался, в основном, для прикрытия “саперов”, работавших под стенами с тараном или штурмовой насыпью. Но при избытке магов мог применяться и как более подвижная версия осадного щита. 2) Магическая люминесценция — простое заклинание, создающее на роге заклинателя светоизлучающий сгусток магии. Заклинание просто до безобразия и сейчас известно любой рогатой пони, в современной Эквестрии считаясь чем-то наравне с телекинезом – если некто обладает рогом, то и этим заклинанием он владеть обязан. В древние же времена все было несколько сложнее. Во-первых, заклинание еще не было оптимизированно и доведено до современного предельно простого и экономичного состояния. Отлично показывает разницу между современным и древним заклинанием люминесценции опыт, проведенный грифоньей радиопередачей “Разрушители мифов”, чьи ведущие воспользовались помощью имперских магов для воспроизведения ритуального заклинания одного из солнечных культов Закатной Республики (конечно, та секта Селестии была гораздо моложе, но заклинание, как раз, было унаследовано от еще более архаичного культа солнечного божества, как раз, восходящего ко временам варварства). По впечатлениям магов, участвовавших в опыте, древнее заклинание по сложности и магозатратности оказалось сравнимо с боевой магией позднеэрских стражниц, что подтвердили и приборы, ведшие учет расхода магии. Вот только между обычной пони и целенаправленного выведенными и всю жизнь тренировавшимися боевыми чародейками позднего Эр разница не меньшая, чем между этой самой обычной пони и древними варварками. Во-вторых, до времен Эр было еще очень далеко, а потому магию от религии пока еще никто даже не думал отделять: любое чародейство обязательно сопровождалось обращением к потусторонним силам. Заклинание люминесценции исключением не было. И, понятное дело, что если магию, в обычных условиях требующую миллисекунд на сотворение, каждый раз сопровождать молитвами, прыжкам по часовой стрелке и плевкам через левую прядку хвоста, то из само собой разумеющегося, даже рефлекторного действия она превращается в ДЕЙСТВО, требующее много сил как магических, так и душевных. Так что, древние варвары на мелочи размениваться не стали, и приперли магическую люминесценцию на поле боя: как известно любой современной рогатой поняшке, при чрезмерно быстрой накачке сотворенный магический сгусток не выдерживает, и высвобождает всю свою магию в одной очень яркой вспышке. Что применялось для ослепления застрельщиц противника и, иногда, в копытопашном бою. Ну, и, само собой, внезапная вспышка неизвестной природы (а магия все еще была экзотикой для большинства рогатых пони) ощутима била по нервишкам впечатлительных лошадок, пугая и дезориентируя. Что могло сыграть злую шутку уже с самими колдуньями: если они не озаботились предупредить родственниц о готовящемся чародействе, то оно могло больше напугать союзниц, чем противника. Что же касается заклинаний-по-призванию, то, по здравому размышлению, о них и не стоил о бы говорить: чародеев-по-призванию относительно немного, таланты их крайне разнообразны и категорически не подлежат стандартизации. Но! Было (и есть) одно заклинание, которое, несмотря на свою редкость, в корне меняло расклады не только на поле боя, но и в межродовой политике вообще. И это заклинание телепортации. Телепортация — сложное заклинание, требующее на свое сотворение значительных затрат магии и позволяющее творящему менять место существования объектов в пределах мира магии. На данный момент вершиной его развития являются межмировые порталы прямолинейного типа, но в разработке находятся криволинейные и “перескакивающие” порталы (и, да, ничего общего с телепортацией материи телепортация магии не имеет – вероятности там не задействованы). Но это в магически развитом обществе. Варварки же не могли себе представить даже философских построений, лежащих в основе тех научных дисциплин, что позволили заложить фундамент в основу теории телепортации. Так что, заклинание телепортации было им доступно только вместе с чародейкой, чьим призванием оно было. Соответственно, возможности этого колдовства очень сильно “гуляли” в зависимости от пони, что его сотворяла: в одних случаях это была индивидуальная телепортация, в других – массовая, с несколькими товарками, в третьих – создание более-менее устойчивого портала. Объединяло все эти случаи одно: перемещаться пони могла лишь в то место, которое непосредственно видела, так как телепортация по расчетным координатам не только еще не была разработана, но и сама по себе слабо совместима с магией-по-призванию, сотворяющейся бессознательно. Таким образом, как раз в бою-то телепортацию могла увидеть только очень везучая/невезучая единорожка. И не только из-за редкости способных к ней чародеек, но и из-за того, что такими чародейками никто не собирался рисковать. Но, тем не менее, иногда приходилось, проворачивая “чудеса” и тем одерживая победы там, где, по мнению современниц, было предрешено поражение. Помимо этого, стоит упомянуть такой любопытный обычай, приписываемый чародейкам, владевшим заклинанием телепортации, как привычку брать с собой на операции моток веревки: как говорят нам придания, при первых признаках появления полярного зверя и, одновременно, категорической невозможности сбежать, волшебницы ложились на землю, клали рядом с собой веревку и позволяли подошедшим противницам себя связать. И, что забавно, их с превеликим удовольствием вязали, так как такие ценные заложницы были серьезным козырем во взаимной политической жизни враждующих единорожьих родов. В общем, как мы можем увидеть, хотя магия уже и пришла на поле боя, но в войнах единорогов-варваров заклинания пока еще играли очень небольшую роль, лишь иногда позволяя всерьез влиять на ход и итоги конфликта. Итак, пора подводить итоги этой части третьей главы. Каковы, в целом, были значимые изменения в военном деле единорогов? Во-первых, дротик и копье не допустили жеребцов на поле боя, а потому социальный слой “вольных хвостов” среди рогатых пони не сформировался. Основой армии стало всеродовое ополчение, что не позволило развиваться военному делу по профессиональному пути. Во-вторых, отсутствие слоя профессиональных бойцов, берущих на себя основную часть военной работы, привело к очень глубокой вовлеченности поселенок в военное дело и к появлению у них обязательной базовой военной подготовки. В-третьих, ближний бой стал хоть и нежеланной, но обязательной частью военного искусства единорогов. В-четвертых, стесненные условия боя в поселении вынудили единорожек выработать концепцию боевого строя. В-пятых, ставка рогатых лошадок на дальний бой обусловила применение ими в фортификации концепции непроходимости укреплений. Что, в свою очередь, привело к появлению осадной инженерии как контрмеры. В-шестых, в войнах начала применяться магия. Хотя, ее роль пока была невелика. В общем, можно сказать, что именно особый путь развития военного дела единорогов, обусловленный их способностью к телекинезу, направил в этот период истории рогатое общество совсем по другому пути, нежели избранный земнопони и зебрами.