Вы:
готово
Ликси: включил————
Живая музыка, роскошный интерьер, обширный бар и много, до не возможности много людей, пытающих свою удачу. Не было столика, у которого бы имелось свободное место, а на автоматах сидели пожилые люди, подсчитывая выигранные монеты. С длинных ламп, свисающих с потолка, падал приглушённый жёлтый свет, а по стенам тянулась тусклая красная подсветка. Джисон медленно шагал каблучками ботинок, руки прятались в карманах тёмных, идеально выглаженных брюк. Оливкового цвета шёлковая рубашка сидела на нём свободно, две верхние расстёгнутые пуговицы слегка приоткрывали обзор на грудь, но большее внимание к ней приковывала именно серебренная цепь. Светлые волосы были уложены слишком просто: отросшая чёлка падала на глаза, но не мешала. Лёгкий макияж для акцента и пара серёг. Это был его первый поход в казино, но он хорошо вливался в атмосферу. Найти группу было довольно просто – они, выряженные с иголочки в смокинги, сразу бросались в глаза. Красный, два чёрных и тёмно-синий. Довольно броско для людей, не желавших привлекать лишнее внимание. – Выглядите потрясно, чуваки, – присвистнул Джисон, подходя ближе к бару. – У меня не нашлось костюмчика, уж простите. – Не страшно. Инвестор уже ждёт нас, пойдёмте на второй этаж. Широкая мраморная лестница вела в зону для элиты. Ставки выше, выигрыш больше, там находилась знать города. Джисон был уверен, что если бы рядом с ним шёл Хёнджин – его обязательно узнали. Он следовал последним, осматриваясь вокруг и наблюдая за игрой на столах. Юн вёл группу к самому отдалённому столику, за которым сидел один мужчина. Первое, что Хан отметил про себя – широкая спина и невысокий рост, а ещё уверенно-расслабленная поза, в которой он ожидал компанию. – Здравствуйте, господин О. Рад нашей встрече, – Юн поприветствовал с довольной улыбкой, протягивая ладонь для рукопожатия. – Как вы поживали? – Отлично, спасибо, – проговорил мужчина, сжимая ладонь в ответ. Прозвучавший голос казался знакомым. – Позвольте представить вам нашего новенького. Теперь он будет работать с нами. Хан обошёл мужчину со спины и с искренней улыбкой встал рядом с Юном, поднимая заинтересованный взгляд, а после застыл на несколько коротких секунд. «Инвестор», должно быть, тоже оказался застигнут врасплох, потому что Джисон заметил на его лице неподдельное удивление и шок, которые тот быстро скрыл за вежливой улыбкой. – Это Хан, – представил его Юн, а после похлопал по спине, намекая протянуть руку. – Приятно познакомиться, Хан. Меня зовут О Чанбин, – старший сжал его ладонь сильнее, чем собирался и смотрел так, словно спрашивал, что он здесь забыл. – Буду рад сотрудничеству. – Взаимно. Весь вечер Джисон чувствовал на себе взгляд Чанбина, но сам старался не смотреть в ответ. Он смутно помнил сообщения, в которых говорилось, что старший поможет отвести какую-то группу от Хёнджина, но не придал этому большого значения. Однако теперь он мог собрать частички информаций воедино, чтобы увидеть картину полностью. Забавно, что их команда, даже не сговариваясь попадала на одни миссии. Чанбин, в свою очередь, внимательно слушал всё, что ему говорили и предлагали, но мысленно думал о Хане, внезапно появившимся в группировке, которую он отводит от остальных. Никто не сообщал, что Джисон будет задействован в этом задании, ведь ему необходимо быть предельно осторожным с вылазками, но он здесь. И кажется, хорошо справляется. Как у следователя, взгляд и слух Чанбина натренированы ловить малейшую перемену в поведении собеседника: еле уловимый скачок голоса, расширенные зрачки, слабая дрожь, запинки и заполнение речи лишними словами, длительными паузами, что позволяют придумать подходящий ответ. Каждое подобное отступление от диалога и шутки, которые должны были разрядить обстановку и сблизить, наоборот вызывали больше подозрений. Возможно, этим ребятам получилось бы провести другого человека – настоящего инвестора, с их хорошими речами, но как же жаль, что попали они не в те руки. – Позвольте узнать, джентльмены, в какие сроки вы собираетесь привести план в действие? – спокойно поинтересовался Чанбин, постукивая указательным пальцем по столу. – Время – деньги. Кто знает, может, пока вы будете тянуть момент, появятся новые лица. Жажда денег бывает опасна. – Не переживайте, господин О, через неделю всё будет готово, – заверил его Юн. – Нам удалось узнать, что в порте состоится передача товара – мы перехватим. – Где гарантия, что у вас получится? Я не хочу, чтобы мои деньги сгорели. – Сан работает на Рэйса. Точнее, он развозит товар дальше, поэтому знает точное время и место. Мы не прогорим. Прозвучавшая информация оказалась новой и именно она заставила Чанбина с Джисоном мимолётно переглянуться. Имелось два возможных развития событий: первое – Сан действительно являлся обычным работником, который по чистой случайности узнал, какой именно товар перевозит, отсюда и захотел подзаработать лишних денег; второе – он мог быть заслан специально. Цель? Не ясна, но вычеркивать этот вариант нельзя. Теперь нужно предельно осторожно говорить и следить за поведением. И если то, как Джисон с причудливой, наивной улыбкой смотрел на Сана, поднимая пальцы вверх, не доказывало их с Чанбином схожесть мыслей – ему нужно будет предупредить младшего. – В таком случае, рассчитываю на вас, – Чанбин поднялся с места и кивая всем на прощание, начал медленно уходить. Хан смотрел ему вслед и только, когда старший уже собирался спускаться, заметил в его руках телефон, который тот держал камерой на них. Усмешку пришлось подавить. – Не будем радоваться раньше времени, но это маленькая победа, – говорил Юн, устало выдыхая. – Было бы плохо, если он отказался. – А как вы на него вышли? – чем больше Джисон строил из себя ничего не понимающего дурака, тем сильнее верил в это. – Он вышел на нас. В клубе Рэйса. – То есть, вы так просто поверили левому чуваку, который сказал, что вам поможет? – Ты появился так же, если не забыл. – Да, только у меня нет столько денег, поэтому я и присоединился. Вам он не кажется странным? Вдруг окажется легавым и сдаст нас всех. – Он перевёл нам огромную сумму для реализации плана. У легавых такие деньги не водятся. Джисон хотел очень истерично засмеяться и закатить глаза, выдать что-то в духе: «вы в курсе о размерах их взяток?», но сдержался. Вместо этого он состроил задумчивое лицо и закивал головой, как болванчик, продолжая нахваливать Юна за сообразительность. – Что теперь? – спросил тот, чьего имени Хан не запомнил – лишний мусор для головы. – Остаёмся здесь или двигаем на базу? – У меня работа, – сказал Сан, смотря на часы. – Мне уже пора, иначе почувствуют неладное. – Хорошо, тогда на сегодня свободны все, – заключил Юн. – Детали обговорим завтра, когда у всех будет время. Группа покинула казино довольно быстро. На первом этаже, двигаясь к выходу, Джисон заметил в дальнем углу Чанбина, наблюдавшего за ним. Тот поднял телефон и потряс им несколько раз, а после отвернулся, словно и не видел никого. Хан, наконец, смог закатить глаза, не попадаясь. Джисон давил на газ, слабо удерживая кожаный руль в руках. Перед тем, как уехать из казино, он проверил телефон и увидел сообщение Чанбина, в котором был указан адрес и короткое «встретимся здесь». У него имелись догадки, по какому поводу старший его позвал, но желание лишний раз пересекаться не было столь велико. Тем не менее, сейчас он двигался на указанную в навигаторе точку, наслаждаясь дорогой. В салоне громко играла музыка, перебивая все мысли, что прокрадывались через уязвимые места. Она отвлекала, успокаивала, дарила ощущение тишины, которую он терпеть не мог, но в этот миг нуждался в ней. Джисон довольно часто впадал в противоречивые чувства из-за прошлого. Он хотел его отпустить, но боялся, что забудет лица и голоса; желал поскорее избавиться от боли, но она стала неотъемлемой частью жизни. Иногда Хану казалось, что если он сможет принять каждый свой недостаток, преодолеет страхи, то от него не останется ничего и он исчезнет, словно пропадёт сама жизнь. Наверное, именно поэтому Джисон не боится ею рисковать, ведь только так он ощущает себя действительно живым человеком. Дорога до нужного места заняла полчаса. Это оказалась парковка теннисного корта в горах. Вокруг было очень ярко из-за светодиодных столбов, расставленных по всему периметру, но в остальном ни единой души. Медленно останавливаясь, Хан заметил Чанбина, ожидавшего его у тачки, и выйдя из салона, подошёл ближе. – Что ты забыл среди них? – не теряя времени, старший перешёл сразу к делу. – Они опасны, ты же понимаешь. Если узнают, с кем ты работаешь – мне придётся собирать тебя по частям. – С чего бы тебе это делать? Чанбин замолчал, смотря обеспокоенным взглядом. Очень похожие черты лица вызывали в нём слабость и желание защитить. Хотя бы его. – Просто… Малой, послушай меня. Будь осторожен и звони мне, если возникнут трудности. Я тебя не оставлю. – Повторюсь: зачем оно тебе? Мы с тобой едва знакомы, а единственный нормальный диалог – допрос, – хмыкнул Хан, доставая сигарету. – Твой коллега… друг, кем вы там приходитесь друг другу, сказал избавиться от группы. – Чан-хён? Зачем? – Если бы я знал. Джисон сделал глубокую затяжку, выдыхая отвратительный дым в небо. Клубок плавно растворялся в воздухе и наблюдая за этим, он хотел, чтобы и все его тревоги испарились подобным образом. – Сколько ты уже находишься с ними? – Не знаю, дней пять, наверное. – Когда они поедут на сделку через неделю, найди себе алиби и не суйся туда. Этот Сан… с ним что-то не чисто. Слишком гладко идёт план для группы, что решилась на грабёж относительно недавно. – Неужели ты ещё не пробил их по базе? – усмехнулся Хан, делая очередной затяг. – Чан, наверное, имеет на них всё, а мне отправил только лица и возраст. Убл… Неважно. – У меня не было цели их устранить – только отвести подальше от наших, но теперь… Думаю, займусь этим, – Чанбин отвлёкся на раздавшийся телефонный звонок, который он сразу сбросил. – В любом случае, старайся не влезать никуда и всегда держи меня в курсе. Будет хорошо поставить трекер на твой телефон, чтобы я оставался спокоен. – Для чего ты это делаешь? – Мой долг. Я же мусор, помнишь, – плохо скрытая боль за улыбкой насторожила Хана. – Будь бдительнее, малой. Я поехал на смену. Джисон продолжал стоять, выкуривая вторую сигарету подряд. Звук трогающейся с места машины, сопровождался громким победным возгласом с корта. Он смотрел на яркий оживлённый город, а внутри всё снова умирало. «Малой» – обращение ненавистное, родное, тёплое, болезненное. Оно неприятно отзывалось в груди и разрезало на части, откидывало назад, показывая сладкую иллюзию, несуществующее лицо. Джисон не думал, что вновь услышит это в свою сторону, но Чанбин уже не раз называл его именно так. – Хён, я скучаю, – тихо прошептал Хан, смотря в небо и выкинув недокуренную сигарету, пошёл к машине.————
Приехав в участок, Чанбин первым делом направился в кабинет Чана. У него не было мыслей, для чего старший отправил Хана на такую миссию; никак не укладывалось в голове, что парня так легко ставят под удар. Он никогда не контактировал с ним напрямую, но слышал очень часто и много; видел фотографии и видео, отчего казалось, что Джисон и для него был родным. Поэтому Чанбин неосознанно хотел его защитить. – Можем поговорить? – Чан взглянул на него сразу, стоило двери закрыться. По выражению лица было видно, что тот уловил серьёзный настрой. – Конечно. Что случилось? – Зачем ты отправил Джисона на такое задание? Мне нужна чёткая причина, хён. Я знаю тебя достаточно долго, чтобы распознать ложь. Чан смотрел пристально, аккуратно откладывая ручку и вставая с кресла. Он обошёл стол, подходя ближе к Чанбину и останавливаясь перед ним со скрещенными на груди руками. – Преподать урок, – честно ответил Чан. – Его выходка дорого обойдётся всем нам, поэтому он должен научиться разгребать то, что сам натворил. – Среди них есть засланный от Рэйса человек. Если о нём прознают, парня убьют и даже глазом не моргнут, – Чанбин старался сохранять самообладание и не выходить за рамки, но внезапно нахлынувшая злость мешала. – Хён, ты читал его досье и знаешь, через что он прошёл, но всё равно ставишь под такой удар? – У всех нас есть тяжёлое прошлое, с которым нужно справиться, Бин. Это сделает его сильнее. – Это напомнит ему о том, чего даже я не хочу вспоминать! Ты думаешь, он выдержит, если на глазах умрёт человек? – Должен, если хочет приблизиться к Минхо. Я не всегда смогу быть рядом для поддержки. – Поэтому решил пойти по головам? Чанбин сжал кулаки и тяжело сглотнул, не позволяя себе сорваться. Он понимал к чему Чан клонит, но выбранный им способ не одобрял. Неделю назад ему удалось узнать от Хёнджина немного о жизни Джисона в Америке: как справлялся, чем занимался, состояние здоровья. Хван не говорил ничего конкретного, но одна фотография развязала ему язык довольно быстро. Чанбин узнал о панических атаках Хана, его кошмарах и галлюцинациях; о том, что он по сей день не может решиться доехать до могил. И это разбило ему сердце. – Хён, при всём моём уважении к тебе, я не побоюсь поднять руку, если его жизнь окажется на грани, – сквозь злость монотонно проговорил Чанбин, не разрывая зрительного контакта. – Ты знал, когда говорил мне о нём, поэтому теперь даже не вздумай делать из него мишень. – Я не делаю из него мишень, Бин. Он должен научиться брать ответственность за свои слова. Не всегда мы сможем решать их проблемы. – Так чего же ты Минхо не оставишь одного? Джисона пустить по кругу ада не страшно, а Минхо оберегаешь? Хён, а не кажется, что ты противоречишь своим же словам? Чан улыбнулся в своей привычной манере: легко, лучезарно и естественно, но было в его взгляде и долгом молчании нечто, вызвавшее в Чанбине дрожь и откинувшее всю злость. Нечто, похожее на горькую отставку. – Нет, – выдохнул Чанбин, бегая глазами по лицу друга. – Ты же не…? Хён, ты обещал ему! Мне. – Людям свойственно нарушать обещания. Он поймёт, – спокойный ответ Чана звучал слишком тяжело. – Он не выдержит, – обессиленно, Чанбин почти перешёл на шёпот. Улыбка на лице старшего заиграла грустная. – Поэтому я подготовлю для него окружение, стоящее доверия. – Хён… Ты… – слова застряли в горле, словно это происходило уже сейчас. – Как скоро? – Как только буду уверен. В последний раз Чанбин плакал семь лет назад. Он захлёбывался слезами, сидя на коленях и прося прощение. Это самое яркое чёрное воспоминание на его памяти, но именно сейчас ему хотелось разрыдаться вновь. Боль будущего била сильнее, чем она ударит в настоящем. – Я не буду отговаривать, если ты твёрдо решил, но, пожалуйста, подумай ещё. Не мне тебя учить, поэтому просто… чёрт! Умеешь ты подгонять сюрпризы. – Прости, Бин, – слабая улыбка Чана резала без ножа. Чанбин знал, что старшему намного тяжелее. – Не передо мной тебе придётся извиняться, хён. Оставь это на потом. Но спасибо, что сказал. У меня будет время настроиться. Они редко обнимались, зачастую останавливаясь на приободряющих хлопках по спине или плечу. Однако в данный момент Чанбин не мог поступить иначе. Одним маленьким шагом он преодолел расстояние и крепко обнял Чана, чувствуя ответное тепло рук на спине. Хотелось расплакаться по-детски, громко, навзрыд, потому что в день икс он не позволит ни единой слезе упасть. Сдерживать порыв Чанбин не стал, плечо Чана довольно быстро стало мокрым. Чем ближе подходил день сделки, тем больше Джисон узнавал нового. Он смог узнать все детали плана, источники, товар. Воровать у наркобарона – дело рисковое и слова Чанбина теперь имели смысл. Хан пытался придумать вескую причину своего отсутствия, но в его голове всё звучало нелепыми отговорками. Юн постоянно включал его в исполнение, а Сан подливал масло в огонь, усложняя уровень его задач. За прошедшую неделю, он заметил в поведении Сана много подозрительного. К примеру, тот часто смотрел на него, внимательно изучая; пытался разговорить и несколько раз звал вместе выпить. Не редко покидал базу в одно с Ханом время и следил за ним на дороге, но ему всегда удавалось оторваться. Джисон продолжал играть роль простака, жаждущего денег, но бдительность не снижал. Было легко водить группу за нос ложной информацией, а свою осведомлённость подтверждать приукрашенной версией слов Хёнджина с Феликсом. Самое главное, что Юн в нём не сомневался, а от Сана можно будет избавиться позже. – Эй, я могу немного изменить план? – Хан подошёл к Юну, когда вокруг больше не было никого. – Как именно? – Я знаю, что поверить мне сразу ты не сможешь, но хотя бы выслушай, – Юн кивнул после недолгой задержки. – Уверен, что сделка сегодня – ловушка. Когда мы окажемся там, попроси открыть контейнер и отвлеки всё внимание. Показываться на глаза со всеми я не буду. Проникну в контейнер и проверю содержимое. – С чего ты так решил? – Сан следил за мной каждый день по дороге домой. Я думаю, он кинет всех нас. Возможно, доложил Рэйсу и тот пообещал ему кругленькую сумму за наше устранение. – У тебя есть доказательства? – Хан отрицательно покачал головой, но уверенный взгляд заставлял верить. – Хорошо. Но если ты мне врёшь – я убью, не моргнув глазом. – Никаких проблем. До сделки оставалось два часа. Джисон не был уверен, готов ли. К такому никогда не подготовишься, но вот он здесь – ехал в порт Инчхона, максимально выдавливая газ. Внутри бушевала тревога, особенно нагнетала сама локация. Он не думал, что первая поездка в родной город, где его следов не было шесть лет, окажется именно такой. Юн с остальными ехали впереди – они первые достигнут места, а Хан затаится в тени. Он никогда в жизни не участвовал в таких ситуациях, настолько открыто не стоял перед лицом смерти, но именно это его разжигало. Адреналин ударил в голову, Джисон не чувствовал ничего, кроме бешеного стука сердца, готового в любой момент выскочить из груди. Впервые он ехал в тишине. Порт был ярко освещён. Всюду стояли контейнеры, пустовали погрузчики, а ледяной ветер тянулся с моря, пробираясь до самых костей, но все терпели. Хану пришлось оставить тачку намного дальше от места сделки, чтобы его не заметили. Он тихо подкрадывался ближе, постоянно прячась и выглядывая из-за угла. Дыхание сбилось, не желая восстанавливаться. Страх никогда не был настолько захватывающим. – Позвольте увидеть сумму, – говорил высокий мужчина, закуривая сигарету. – Как только вы откроете контейнер и мы увидим товар, – уверенно ответил Юн, боковым зрением ловя удивлённый взгляд Сана. Этого в их плане не было, как и дипломатов в руках. – Мы так не договаривались. – Должен же я убедиться, что всё в сохранности. Мужчина оглядел каждого, а после махнул рукой двум подручным, которые молча кивнули и пошли открывать контейнер. Джисон чувствовал, что ещё немного и он перестанет дышать окончательно. Скоро настанет его выход. Из первой коробки, что ближе всех находилась к началу, достали один мешок, полностью наполненный кокаином. Именно его передали в руки Юна, который сделав небольшой надрез, мизинцем провел по содержимому и слизнул. Улыбка его говорила, что это именно оно. – Хорошо, пройдёмте к багажнику. Там несколько сумок. Хан до последнего выжидал идеальный момент, чтобы подобраться ближе. Он внимательно следил за тем, что творилось у машины, но и по сторонам смотреть не забывал – засаду исключать никогда не стоит. Бесшумно, но быстро добегая до контейнера, пока все были заняты подсчётом денег, Джисон осторожно забрался внутрь и прошёл в самый конец. Коробок оказалось много, по высоте они были равны с его ростом. Достав из кармана куртки складной нож, он сделал надрез одной из них и выглянул наружу, следя за машиной – никто не заметил его и не услышал звука. Шустро разрезая коробку за коробкой, Хан просовывал руку в каждую, но внутри нащупывал не мешки, а кирпичи. Как он и думал. – Думаю, мы готовы всё подписать? – послышалось снаружи, на что Джисон осторожно выглянул и заметил, как трое двигаются к контейнеру. – Блять, – прошипел он, прячась за коробками и доставая телефон. Хан трясущимися руками набирал сообщение Юну, что внутри нет товара, и быстро нажав кнопку отправки, скатился по стене. Дрожь стремительно охватывала всё тело, особенно, когда с улицы донёсся звук оповещения. – Извиняюсь, – Юн спокойно достал телефон, несколько секунд всматривался в экран и убрав его обратно, улыбнулся. – Конечно, мы можем подписать договор. От услышанного, Хан снова выглянул. В голове царил хаос из недоумения, паники и страха. – Как только вы привезёте мне настоящий товар, а не камни, – пистолет Юна был направлен на мужчину перед ним, в то время как на него нацелили сразу два. Сан и тот, чьего имени Джисон не запомнил до сих пор. Но и это уже было неважно. – Так вас здесь двое предателей. Как интересно. – С нами ехал четвёртый, но его не было видно с момента, как мы въехали сюда, – говорил Сан, игнорируя слова Юна. – Проверьте контейнер, – бросил мужчина, неторопливо доставая сигарету. Джисон слышал всё: речь, шаги, и мог только обречённо вздыхать. Его найдут в любом случае, скрываться дальше не было смысла, поэтому он сделал глубокий выдох, и поднявшись на ноги, первым вышел из укрытия с глупой улыбкой. – Приветики, – помахал рукой Хан, выходя на свет под прицелом пистолета. – Блин, чуваки, давайте без этого. Я и так сейчас трясусь, что готов упасть в обморок. – Он? – спросил мужчина, получая кивок Сана. – Так вот как выглядит юнец, что сорвал аукцион. За твою голову назначили хорошую сумму. – Да бросьте, она не стоит никаких денег, – отшутился Джисон, спрыгивая вниз. – Знаете, отсутствие мозгов не имеет ценность. – А ты смешной. – Ой, благодарю. Настолько, что вы пощадите меня? – И действительно тупой. Прикончите его. Если до этого Хан чувствовал страх, то сейчас он напрочь его откинул, даже зрение стало чётким настолько, что он мог видеть, как вжимается курок. Рассчитав примерные силы на одного, Джисон довольно быстро и резко пнул парня со всей силы. В этот же момент Юн оттолкнул Сана и обернувшись, прострелил ногу второму. Мужчина в стороне не стоял. Он вытащил свой пистолет и зашагал к Хану, который пытался увернуться от удара в челюсть. Вокруг стояли звуки оглушающих выстрелов, но даже сквозь них Джисон смог расслышать крик Юна. – Хан, осторожнее! А затем три громких выстрела подряд. Он слышал застывший в ушах звон, видел, как Юн падает и кровь. Она текла из-под замертво упавшего тела. Мужчина перед ним так же упал на холодный асфальт, начиная истекать. Всё, что Хан чувствовал – острая тошнота подступающая к горлу, но времени думать об этом не было. Парень, с которым он дрался, снова твёрдо стоял на ногах, в очередной раз целясь в него, а издалека набежало ещё десяток новых лиц с автоматами. Джисону не оставалось ничего, кроме как бежать без оглядки. Со всех сторон разом послышался грохот контейнеров, быстрый бег толпы, а над головой звучали пролетающие вертолёты. Везде стояли крики, звучали выстрелы, появилось тройное освещение с неба. – Полиция Сеульского округа, отдел по борьбе с наркоторговлей, старший инспектор Бан Кристофер Чан! Вы окружены! Никому не двигаться! Джисон не слышал ничего, перед глазами плыло абсолютно всё. Застыла одна лишь несчастная картина окровавленного тела Юна, который смог его защитить. Джисон не чувствовал боли, отчего не знал, задели ли его, но в голове вновь появились образы семьи, которых он потерял. Отвратительные воспоминания всплывали в голове один за другим. Как он пришёл домой после прогулки с друзьями, а родители горько оплакивали смерть старшего сына; как сидел перед его поминальной фотографией и не мог остановить поток слёз. Как ещё через год за Джисоном в школу приехал отец Хёнджина с соболезнованиями – самолёт родителей потерпел крушение и он снова оказался на коленях перед их фотографиями, не в силах даже встать. Все эти отрывки прокручивались самой мерзкой плёнкой, которую он не мог разорвать, сжечь, продолжая бежать вперёд. – Хан Джисон, остановись! – послышался крик за спиной, но Хан не реагировал, уносясь всё дальше. – Малой, стой! Знакомое слово повергло в шок. Он резко застыл, быстро оборачиваясь. По щекам стекали слёзы, вид расплывался. Джисон не видел человека перед собой, но верил, что это его родной. Он зацепился за тёплое «малой», которое любил в глубине души, поэтому бросился в смутный силуэт, обессилено падая. – Хён! Хён! Ты вернулся! Я скучал по тебе, хён. Пожалуйста, прости меня за всё, – как в бреду шептал Джисон, хватаясь за удерживающие его руки. Чанбин смотрел на него с болью и сожалением, но обнимал крепко, не позволяя упасть. – Прости, малой. Я не Ёнхён, – но Хан его уже не слышал, полностью отключаясь.————
Давящую тишину огромных апартаментов разряжал только отдалённо слышимый, но очень тихий голос Чана, говорящий по телефону. Минхо лежал в своей кровати, на этой просторной постели, что казалась до невозможности большой для него одного; смотрел в окно на ночное небо сквозь узкую щель между штор и ловил каждый перепад тона в голосе старшего. Хо должен был спать. Чан думает, что Минхо давно уже спит, но он вышел из дрёмы почти мгновенно, стоило теплу рядом с ним пропасть. Он хотел протянуть руку, ухватиться за чужую ладонь, переплести их пальцы и потянуть обратно, как делал обычно, но не стал. Минхо надеялся, что сможет снова окунуться в сон, но попытка оказалась заранее провальной. Минхо с детства не может спать в темноте. Не так. Он может, но не любит. Чья-то безобидная, на первый взгляд, шутка во втором классе младшей школы, оказалась для него фатальной. Но, наверное, так было не весь промежуток его жизни. Ночь для него всегда была приятнее дня. То самое идеальное, спокойное и настоящее время суток, когда мысли приходили в невероятный баланс, позволяя копнуть глубже и узнать, что его поистине беспокоит. Ночь помогает расставить по полкам все тревоги и страхи, проанализировать своё состояние, найти в себе силы, чтобы примерно составить необходимый для дальнейшего пути план. Может, он будет с некими пробелами, где-то за пределами его возможностей или и вовсе крайне мечтательным, но главное – что он ставит перед собой цель, к которой начнёт двигаться. Но есть у ночи и обратная сторона. Та, которую Минхо ненавидит по сей день. Он вспоминает все ошибки прошлого, снова и снова сжигая себя до тла. Как ударил соседского мальчика, что насмехался над ним перед небольшой группой друзей; как сбежал из дома, потому что посчитал, что его не понимают, не ценят, не любят, а лучшим выходом на тот момент казался именно побег из реальности, что причиняла неимоверную боль. Как он с головой окунулся в новые ощущения и эмоции под названием «любовь», отдал всего себя без остатка, а потом искал малейшие крупицы когда-то имевшейся личности, чтобы хоть немного походить на живого человека. Ночью Минхо занимался саморазрушением. Как будто бы от него осталось ещё что-то целое, до чего не добралась жизнь с её вечными тестами на прочность и уроками. И именно этого он боится. Боится оказаться один в пустой постели, поглощённый разрушительным круговоротом мыслей; боится закрыть глаза и увидеть лица, которые давно выпали из его жизни, но продолжают преследовать вместе с призраками прошлого, которые буквально везде: в похожих прохожих, шутках, голосах, в отражении. Он до тошноты и дрожи в теле боится остаться наедине с собой и слышать уничтожающий голос собственного разума, который без устали твердит о его слабости, никчёмности и уязвимости. Каждое утро он открывает глаза и первым делом тяжело вздыхает, потому что вновь придётся надеть на лицо маску всемогущего, беззаботного, ничем не обременённого взрослого, который смог добиться всего, о чём только может мечтать ничего не смыслящий в жизни подросток. Он вспоминает список встреч на день и заранее продумывает, с кем и как ему предстоит говорить, какое впечатление он хочет сложить о себе. Заранее знает, как много сил ему придётся вложить в идеальную игру идеального человека, который на самом деле является пылинкой, гонимой ветром в пустом пространстве. От очередного приступа удручающих мыслей, Минхо чувствовал, как тяжёлый ком подступал к горлу, а глаза начинало щипать от скапливающихся внутри слёз, которые он старательно сдерживал. Хо ненавидел плакать, особенно в одиночестве. Это напоминало ему, на сколько он несчастен и слаб сам по себе, когда вся показушность оставалась за порогом квартиры. Медленно встав с постели, он накинул на себя кофту Чана, что лежала на стуле у окна, и вышел из комнаты, двигаясь к отдалённому источнику света в гостиной. Исходящий от кофты, почти сошедший на нет аромат одеколона, к которому Минхо привык за долгие годы, моментально начал действовать лучше любого антидепрессанта, что покоятся в ящике прикроватной тумбы. Он впитывал его своей кожей, хотел навеки запечатать на себе, чтобы присутствие Чана рядом было бесконечным. Его вечный покой, его тихая гавань, которая неизменно остаётся открытой для него одного. Тихо перебирая ногами, Минхо выглянул из-за угла, сразу встречаясь взглядом с парой удивлённых глаз. – Малыш? Я думал, ты спишь, – Чан быстро захлопнул экран ноутбука и положил его на пол, сразу же раскрывая руки в приглашающем жесте. Минхо без лишних слов подошёл ближе, по привычному сел к нему на колени и прильнул к груди, обвивая шею руками. Запах одеколона на самом Чане был в разы сильнее и приятнее, чем тот, что на кофте, и Хо с радостью вдохнул его максимально глубоко. Чан пришёл домой только вечером. Поверхностно рассказал о поимке людей Рэйса и сорванной сделке, о Джисоне, который смог целым выбраться из опасного эпицентра. Старший не утаил ничего, выкладывая от начала до конца, почему отправил именно Хана на это. В какой-то момент Минхо показалось, что отсутствует часть пояснений. Внутренний голос подсказывал – это не вся правда, но расспрашивать не стал. Вытягивать ответы никогда не было их фишкой. Не из друг друга. – Приснился кошмар? – спросил Чан, аккуратно водя руками по спине. – Нет. Я проснулся сразу, как ты встал. – Надо было сказать мне. – Я не хотел мешать. – Ты никогда не мешаешь. Минхо, как самый настоящий ребёнок, коим он себя ощущал рядом с Чаном, начал хвататься ещё сильнее, вжимая себя в крепкое тело. Размеренное дыхание и стабильно спокойный ритм сердца Чана, заставляли его подстраиваться под него, находить личный темп и покой, которые исчезали под покровом ночи в пустой квартире. Он одновременно любил и ненавидел эти противоречивые чувства от нахождения в собственном доме. – Ты снова занимался саморазрушением все эти два часа? Голос Чана всегда был похож на приятную мелодию, которая вселяла веру в светлое. Она застревала в голове, крутилась на повторе до тех пор, пока не начинаешь сам напевать её, словно зависимый. Иногда, когда Минхо гоняет по городу на байке и плюёт на любую безопасность включая шлем на голове, превышает скорость на столько, что если откажут тормоза, от него останется одна лишь россыпь костей – в голове начинает звучать голос Чана, а его образ всплывает перед глазами. С какой интонацией тот отчитывает, какие говорит слова, как смотрит – всё это Минхо чётко воспроизводит в сознании. Довольно часто Хо ловил себя на мысли, что имеет нездоровую зависимость к Чану, но бороться с ней не будет. Не хочет. – Возможно, – тихо прошептал он, прячась в изгибе чужой шеи, и услышал такой же тихий вздох. – Не злись на меня. – Я в принципе не могу на тебя злиться, малыш. Только если ты ставишь себя под неоправданный риск. Тебе ли не знать об этом? – И всё же. – Без «всё же». Когда я говорил, что никогда не позволю расстроить тебя – я имел в виду именно это. Даже себе. – Ты слишком жертвуешь собой. – Только для тебя и никого больше. Тянувшийся до этого холод в груди, окончательно сменился теплом. Не таким, от которого бросало в жар и хотелось встать под ледяные струи душа, чтобы остудиться – далеко не он. Минхо горел. Он сгорал из-за набирающего обороты пожара внутри, что адским пламенем сжигал все его тревоги, неуверенность. Мощные языки пламени вбирали в себя всю его боль, оставляя после них лишь жалкий пепел, оседающий на дне сознания, куда не мог дотянуться никто. Это пламя поглощало всё на своём пути, но не трогало Минхо. Он несколько раз намеренно пытался коснуться его сам, но стоило руке потянуться навстречу – огонь отдалялся, не давая ему обжечься. Он лишь позволял Минхо согреваться, пока сам испепелял остатки тёмных миазм. И так всегда, когда он оставался с Чаном наедине. Они сидели в этой кромешной темноте, наслаждаясь идеальной тишиной, пока руки были обвиты вокруг тел друг друга. Чан несколько раз касался его шеи губами, вызывая слабую дрожь, а потом выдыхал на место поцелуя струю прохладного дыхания, будто отрезвляя. Остужая. Минхо до безумия нравился контраст горячего с холодным. – Пошли спать, малыш, уже поздно, – тихо произнёс Чан, скользя руками к бёдрам младшего и замирая на них. – Не хочу, – вяло выдал Минхо, качая головой. Чан улыбнулся. – Давай я тебя понесу. – Возможно, не настолько и не хочу. Осторожно встав с колен старшего не без его помощи, он взял его за руку и потянул в сторону комнаты. Весь путь он чувствовал большую ладонь, что нежно удерживала его – маленькую, хрупкую, холодную. Минхо зашёл в комнату, утягивая за собой Чана, который сразу же закрыл дверь, отделяя их от остальной части апартаментов, что таила в себе совершенно иную атмосферу. Снимая с себя кофту и скидывая её на пол, он наблюдал, как Чан приподнимает одеяло и ложиться в кровать, сразу же открывая место для него. Холодная постель заставила его немного поёжиться, но это ощущение быстро пропало, стоило старшему притянуть его к себе и обнять. Минхо зарылся носом в накаченную грудь, чей рельеф он знал лучше собственного тела. Одна его рука легла на талию Чана, переходя к спине, и юркая ладонь сразу же скользнула под футболку, касаясь горячего тела. – Малыш, – от внезапного прикосновения ледяного, Чан дёрнулся, опуская взгляд на скрытое лицо Минхо. – Я не специально. Прости. – Это не стоит твоих извинений. – А что тогда стоит? Вопрос погрузил их в очередную тишину. Она была громкой, имела чёрно-белый оттенок, как два разных холста, и приятный запах моря. В этой тишине, на чёрном холсте он мог слышать горечь и слёзы, раздающиеся внутри его разума; видеть знакомые силуэты, смотрящие на него с осуждением в глазах и дикими оскалами на губах, а ещё самого себя, сидящего в углу, в попытках закрыться от надоедливых взглядов. А на белом – морской прибой, освежающий приятный бриз, окутывающий его и пробивающий на улыбку, ясное небо. Там Чан, медленно ведущий его по побережью, пока волны постоянно омывали их ноги и оставляли на джинсах мокрые полосы. Эти волны смывали их следы, словно забирая с собой прошлое безвозвратно. Прошлое, которое Минхо хранит в своей памяти; из-за которого терзает себя каждую ночь. – Ты, – через какое-то время ответил Чан, целуя Минхо в лоб. – Ты стоишь своих извинений, потому что никто не виноват перед тобой настолько, насколько ты перед собой. – И ты, – словно боязливо, будто провинившийся ребёнок, Хо тихонечко прошептал и поднял голову вверх, смотря на старшего глазами полными сожалений. – Нет, малыш, даже я не стою твоих извинений. Самой яркой улыбки – бесспорно, но никак не этого, – Чан лёг на спину, позволяя Минхо уложить голову себе на грудь, и начал медленно играть с его волосами. – Ты всегда скрываешься за «не знаю» и «не помню», оставляя весь негатив себе. Предпочитаешь отмалчиваться, когда ситуация требует твоего громкого голоса, и в большинстве случаев, позволяешь другим делать себя крайним. – Не помню такого. – Помнишь, причём очень хорошо. Твоя память феноменальна, и хранит она в себе много вещей. – Я даже не вспомню, что ел вчера утром. – А вот я помню, – слабо просмеялся старший, чувствуя лёгкий удар кулаком по груди. – А ещё помню, как в университете ты пропустил пару по истории, чтобы встретить меня в аэропорту. – Это была мировая литература. Она стоила пропуска, если я был первым, кто увидел тебя в Сеуле. Чан не громко начал смеяться, на что Минхо сразу повернул к нему голову. Он упёрся подбородком в чужую грудь, чтобы лицезреть с какой заботой на него смотрит Чан. И от осознания, что его наглым образом провели, внутри кольнуло от лёгкой обиды. Такой наивной, совсем детской. Такой же, как и выражение его лица сейчас: нижняя губа легла на верхнюю, а глаза выражали негодование. – Что и требовалось доказать, – улыбнулся Чан, касаясь указательным пальцем пухлых губ младшего. – Я знаю, ты не забудешь, потому что такие следы не сотрёшь, но я бы хотел, чтобы ты их, как минимум, отпустил. Признать поражение перед своими страхами и ошибками – само по себе победа. Это не значит, что ты трусливо поджал хвост, наоборот – ты смог встретиться с ними лицом к лицу и стойко выстоять. Взять контроль в свои руки и дать отпор – вот это настоящий показатель силы. Минхо молча слушал Чана, всматривался в его давно изученные черты лица, ощущал тёплые прикосновения пальцев на губах и слабел. Глаза снова начало щипать от переизбытка слёз, что просили выход, а слова застряли в горле, преграждаемые большим валуном. Поэтому он скатился с Чана и лёг на свою половину, сразу же отворачиваясь. Чужая ладонь коснулась его спины, начиная медленно похлопывать, а в глухой тишине, отстранённой от всего мира, раздалось тихое пение, разбившее все оковы, что сдерживали его. Минхо начал тихонечко всхлипывать, пока слёзы скатывались вниз и просачивались в простынь. Он пытался подавить в себе звуки, рвущиеся наружу, хотел скрыть очевидный факт своей слабости, но тело подрагивало, а ноги давно уже были прижаты к груди. Он свернулся калачиком, чувствовал себя ещё меньше, чем он привык быть рядом с Чаном, но остановиться не мог. С каждой слезинкой Минхо отпускал частичку одной из обид, что сжирала его годами. С каждым тихим всхлипом он позволял себе простить. – Ты молодец, малыш, – проговорил Чан, разворачивая Хо к себе лицом. – Я горжусь тобой. Минхо теперь лежал на спине, он хотел закрыть своё заплаканное лицо, но не успел. Чан перехватил его руки и опустил их вниз, а сам, нависая над сильным, но хрупким одновременно телом, потянулся выше и начал целовать. Чан сцеловывал каждую слезинку, скатывающуюся по прекрасному лицу. Он касался практически невесомо, но для Минхо эти касания были горячее любого пламени. Они дарили ему чувство необходимости, защищённости, важности. С каждым тихо сказанным словом, он сильнее и громче начинал плакать, пока пожар внутри окончательно сжигал все тревоги, а пепел продолжал скапливаться. – Не оставляй меня, – шептал Минхо, цепляясь за плечи Чана, как за спасательный круг. – Пожалуйста, не оставляй. – И не подумаю. Минхо притянул его ближе за шею, замирая в миллиметрах от чужих губ. Он слегка приоткрыл глаза, соединил их лбы, и начал медленно тереться носом. Чан всегда так близко и так далеко одновременно. Он горячий, но холодный. Ласковый, но агрессивный. Минхо знает каждую его сторону, все изъяны и шрамы, но всё равно любит. Он любит его так, как никого больше не сможет, не захочет. Он будет постоянно садиться на его колени и вдыхать любимый аромат с шеи, засыпать на крепкой груди, убаюкиваемый спокойным сердцебиением. Он будет единственным человеком, которого Чан любит в ответ. Его полыхающий огонь и морской прибой. – Холодно, – шептал Хо в губы, опуская руки к краю чужой футболки. Чан сразу же отстранился, усаживаясь, позволяя Минхо встать и стянуть с него футболку. Она полетела куда-то вниз, а через пару мгновений рядом пролетела ещё одна. Минхо уложил Чана на спину, а сам сел на него сверху, медленно наклоняясь к ключицам. Он сильно прикусывал и почти сразу же целовал, проводил носом и гладил ладонями. Чан свои руки держал на поверхности шёлковой простыни, не смея касаться тела младшего, который поистине наслаждался моментом. Он позволял Минхо делать всё, что ему взбредёт в голову. Касалось это не только его тела, но и всего остального. – Можно я? – взгляд блестящих от слёз глаз опустился к губам, а вопрос прозвучавший слишком низко и томно, исчез в очередном коротком прикосновении с шеей. – Я не буду тебя останавливать, если ты действительно хочешь, – спокойный ответ и такое же спокойное касание к голой спине. Оно сводило с ума. – Минхо. Словно увидев зелёный свет, Хо сразу же подался вперёд, одной рукой хватаясь за изголовье кровати, а второй обнимая Чана за шею. Он опустился ниже, еле касаясь губами чужих. Всего лишь лёгкое миллисекундное соприкосновение, крайне мимолётное и не ощутимое. Словно прикосновение ветра в жаркий день. Ветер, что снёс весь пепел, скопившийся на дне и растворил его в воздухе, избавляя от многих тревог. Но одна оставалась всё ещё при нём. Чан не пообещал остаться рядом, как делал это всегда.