ID работы: 12819485

Own It

Слэш
NC-17
В процессе
651
автор
Размер:
планируется Макси, написана 301 страница, 13 частей
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Разрешено только в виде ссылки
Поделиться:
Награды от читателей:
651 Нравится 295 Отзывы 301 В сборник Скачать

recovery

Настройки текста
Примечания:
      Чан вжимал педаль газа в пол до самого упора, левой рукой крепко удерживая руль, а правой нервно постукивая по нему. Яркие фары освещали горный путь, он ехал слишком быстро, постоянно сверяясь с точкой на навигаторе – оставалось пятьсот метров.              В голове мысли путались, не было ни одной рациональной. Всё, о чём он мог думать – Минхо. Его безопасность, состояние, жив ли вообще, а после шла кровожадность, туманящая разум. Жажда мести брала над ним верх, он хотел убить всех причастных: начиная с ДиКея, отправившего людей, и заканчивая Джисоном, из-за которого о них узнали раньше. Однако всё это могло подождать, но Минхо – нет.              Чанбин направил спасательную бригаду сразу после звонка – несколько вертолётов в скором времени будут освещать местность, оценивая ситуацию и производя поиск с воздуха, а эвакуаторы вытаскивать машину из оврага. Чан молился, чтобы с младшим всё было в порядке. По крайней мере, чтобы дышал, а остальное он стерпит.                     Машина с противным свистом шин остановилась ровно у обрыва. Чан прибавил яркость фар и вылетел из салона, подходя к самому краю – оранжевые очертания виднелись в самом низу, а недалеко от машины лежала помятая дверца. Паника накрывала с головой, внутри всё разгоралось от гнева. Чан не мог мыслить трезво, продолжая себя накручивать и воспроизводить самые худшие сценарии, если Минхо всё же находился где-то там.              Он вытащил телефон из куртки и первым делом включил фонарь, начиная осматривать следы на дороге. Только чёрные полосы от шин и никаких кровавых следов, даже ни единого осколка не нашлось – машина просто вылетела с дороги, перед этим пытаясь затормозить. Зная Минхо, Чан предположил, что младший мог попытаться выпрыгнуть, но скорость, вероятнее всего, была высокая, об этом же говорил отчётливый след, а никаких других зацепок он не нашёл, поэтому в очередной раз позвонил Чанбину.              – Они уже летят, – торопливо говорил Бин. – Бригада тоже подъедет в течении двадцати минут плюс-минус.              – Слишком долго. Я не могу нормально рассмотреть тачку, но с такой высоты не выживают. Если есть хоть какой-то шанс, – Чан стоял у обрыва, смотря в тёмную бездну и пытаясь взять себя в руки, когда непонятно откуда послышался сдавленный стон. – Я перезвоню.                     Обрыв был неровным, с острыми выступами и торчащими ветками. Там же росли и деревья, но намного ниже, ближе к самому подножью – они частично скрывали машину. Чан снова включил фонарь и, освещая край обрыва, пошёл вдоль, осматриваясь.              – Минхо? – с дрожью в голосе произнёс он в глухую тишину, внимательно вслушиваясь. – Малыш, где ты?              – Ещё ближе, – последовал тихий, измождённый ответ, на который Чан почти сорвался.              Он подсвечивал склон в панике, стараясь увидеть младшего, но на глаза попадались только камни, мусор и выступы. Чан ступал осторожно, чтобы ничего не скатилось или не обвалилось туда, где мог быть Минхо.              Он сделал ещё несколько шагов, прежде чем под свет фонаря попала фигура, сидящая на выступе на расстоянии трёх метров вниз от края обрыва. Хо держался правой рукой за выпирающий кусок скалы, а левой закрывал глаза от света. Чан подбежал довольно быстро, ложась на холодную землю и протягивая руку.              – Сможешь подняться? – встревоженно спросил он, крепко удерживаясь за край, чтобы не упасть самому.              – Тут всё полетит, если двинусь, – вяло проговорил Минхо, не делая лишних движений.              – Я сброшу трос, сил удержаться хватит?              – Не уверен, но попробовать можно.              Чан моментально поднялся на ноги и добежал до машины. Достав из багажника трос, он прочно закрепил его за крюк и несколько раз перепроверил надёжность, а после вернулся к краю и осторожно скинул вниз другой конец, за который младший сразу ухватился.              – Малыш, мне нужно, чтобы ты попробовал его перевязать вокруг себя.              – У меня не хватит сил. Давай так.              Чан не был уверен, насколько рискованным окажется поднимать Минхо без должного крепления, но иного выбора не оставалось, поэтому он сильнее ухватился за трос и приготовился тянуть.              Минхо же не мог нормально встать. Всё тело изнывало, запёкшаяся кровь прилипла к одежде и тянула кожу при малейшей попытке сдвига. Он держался за трос крепко, но ноги отказывались слушать и помогать, поэтому вся нагрузка уходила в руки. Превозмогая ноющую и жгучую боль, он правой рукой оттолкнулся от выступа, чтобы привстать, а левой намотал трос на предплечье и натянул, медленно вставая. Под ногами всё начало трещать, маленькие камни постепенно обваливаться, а раны напоминать о себе. Даже перед глазами всё окончательно поплыло.              – Я начинаю, – предупредил Чан, со всех сил принимаясь тянуть на себя, крепко, но осторожно переставляя ладони.              Минхо свободной рукой ухватился за трос и опёрся ногой о скалу, но мучительная боль, больше от падения, отдавалась по всему телу, не позволяя взобраться. Он чувствовал ломящие ощущения везде, не в силах усилить хватку и попытаться сделать хоть один толчок. Чан же тянул медленно, понемногу отходя дальше. С каждым натягом напряжение возрастало, всё, о чём он мог думать – вытащить Минхо.              – Я не могу, – послышался голос младшего снизу, на который он вновь подошёл к краю. – У меня не хватает сил.              – Малыш, постара-              Чан не успел договорить, мгновенно натягивая трос на себя в жутком страхе, а Хо хватаясь за него обеими руками. Выступ, на котором он стоял, обвалился, а сдавленный крик Минхо, пролетевшего вниз ещё на несколько метров, эхом прошёлся по горной местности.              – Блять, – прорычал старший, продолжая отходить назад. Ладони жгло из-за выскользнувшей верёвки. – Малыш, держись.              – Ст… стараюсь, – хрипел Минхо, пытаясь помочь себе ногами. – Не думай, просто тяни.              Чан не мог не думать. Безопасность младшего стояла для него на первом месте. Он не знал, в каком именно состоянии был Минхо, поэтому осторожничал. С каждым шагом отдаляясь от края и перетягивая трос, жгучая боль в ладонях усиливалась, но её он полностью игнорировал, концентрируясь лишь на тихих вздохах младшего.              Минхо еле переставлял руки, стараясь толкать корпус выше. Ногами он отталкивался от скалы, делая небольшие шаги, а в голове в это время гулял глухой звон, раздражая ещё больше. Он тяжело дышал и стискивал зубы, чуть ли не до крови искусывая нижнюю губу, лишь бы не придавать значения боли, что начала расходиться адскими муками. Минхо, мёртвой хваткой цепляясь за трос и со всех сил пытаясь удержаться, взбирался выше, осторожно перебирая ногами.              Вокруг царила абсолютная тишина, даже ветер перестал завывать, словно давая им возможность подняться. Чан тянул трос медленно, чтобы не сделать младшему ещё хуже. Осторожно отступая назад и вытягивая по метру, он вновь подходил ближе, не ослабляя хватки, пока Минхо в это время сдерживал в себе стоны боли. Оставалось совсем немного.              – Постарайся ухватиться за мою руку, – встревоженно выдал Чан, протягивая ладонь. Это было тяжело: одной рукой удерживать трос с весом младшего, а второй – тянуться до него, но он должен был с этим справиться.              – Не могу больше, – прокряхтел Минхо после нескольких попыток поднять корпус так, чтобы суметь хотя бы немного коснуться старшего. – Я ухвачусь за край, вытяни меня так.              – Будь осторожен, пожалуйста.              Чан внимательно следил за каждым движением Хо, не выпуская из рук трос. Он наблюдал, как младший делает шаг назад, а затем рывком толкается вперёд и цепляется за край обрыва. Чан в ту же секунду откинул трос и бросился к нему, начиная медленно тянуть выше, а после упал на спину, поднимая Минхо и укладывая его себе на грудь. Тяжёлый груз облегчения спал с души, чувствуя бешеное сердцебиение и слыша учащённое дыхание Хо.              – Я очень испугался, малыш, – шептал он, осторожно касаясь поясницы младшего и оставляя лёгкие поцелуи на виске. – Ты не представляешь, насколько.              – Прости, любовь. Я не специально, – еле слышно произнёс Минхо, постанывая от боли. Спину жгло неимоверно.              – Главное, что ты жив, малыш. Поехали домой, скоро здесь будет спасательная бригада и Чанбин с группой.              Минхо вложил остатки сил, чтобы подняться и с помощью Чана дойти до машины. Как только оказался в салоне, он первым делом попросил старшего опустить сиденье в полулежащее положение. Путь до дома для него прошёл, как во сне – долго и мучительно.                                          Чан аккуратно придерживал Минхо за талию, помогая ему добраться до гостиной и сесть на диван. Отчётливый синяк по линии челюсти, разбитая губа и потухший взгляд младшего пробуждали в нём злость новой неконтролируемой волной. Слишком устрашающей, тёмной, безжалостной, что способна унести тысячи жизней. Чан был готов именно на это.              – Подожди немного, я наполню ванну, – спокойным голосом проговорил он, прежде чем скрыться из виду, по пути снимая куртку.              Минхо сидел с закрытыми глазами, успокаиваясь тишиной. В голове воспроизводилась картина того, как он выпрыгнул из машины и, отбивая всё тело, сдирая ладони в кровь, полетел с обрыва. Он чудом смог ухватиться за край, чтобы затормозить и облегчить падение, ведь в противном случае – Чану действительно пришлось бы выискивать его среди камней. Ему хотелось закричать, но он глушил в себе абсолютно каждый звук, скрываясь в безлюдной темноте. И если бы люди ДиКея оказались немного умнее, то они бы вышли на проверку, а не проехали дальше. Но именно это помогло ему остаться в живых.                     Чан вернулся в гостиную минут через семь. Он осторожно поднял Минхо, крайне аккуратно снял порванные куртку с кофтой, а после не спеша повёл в сторону ванной. От предложения донести на руках младший отказался, слабо улыбаясь, но был благодарен за помощь при ходьбе. Хо не был тяжело ранен, синяки от побоев пройдут через пару недель, к тому же он смог заблокировать большинство ударов, тем не менее тело изнывало. Хуже всего болела спина, которую задело пулей и на которую он приземлился при падении.              В тёмной, отделанной чёрной и тёмно-серой мраморной плиткой ванной, приглушённо горела одна лампа, слабо освещая просторную комнату. Они не включили дополнительную подсветку, потому что Минхо терпеть не мог излишний свет, раздражающий глаза.              Чан подвёл младшего к ванне, ограждённой стеклом, и помог расстегнуть ремень, осторожно стягивая джинсы вниз. Минхо не чувствовал себя беспомощным, он мог раздеться сам, но в эту секунду ему хотелось заботы, и Чан одаривал ею сполна.              – Футболка? – спросил старший, придерживая за край ткани, намереваясь стянуть.              – Она прилипла к ране.              – Тогда садись пока в ней, – Минхо кивнул, припуская нижнее бельё, что скатилось по ногам и упало на тёплый кафель.              С помощью Чана он осторожно сел в ванну, немного морщась от температуры. Пена красиво покрывала поверхность и разносила приятный аромат по всему помещению, тёплая вода расслабляла напряжённые мышцы, а нежные руки старшего, что массировали в воде, помогали телу размяться. Минхо аккуратно лёг, уходя под воду и оставляя на поверхности только голову, а затем закрыл глаза, растворяясь в усыпляющей, исцеляющей и крайне нежной атмосфере.                     Приятная тишина сопровождалась ровным дыханием Чана, который сидел рядом и гладил ладонь, перебирал пальцы, периодически тихо напевал любимую мелодию Минхо. Такие моменты всегда имели особый шарм, неподвластный для понимания других, но очень хрупкий, наполненный любовью. Намного интимнее, чем секс, и приятнее, чем поцелуи; тоньше и громче любого признания, откровеннее всех ночных разговор. В такие моменты Минхо обнажался перед Чаном не только телом, но и внутренним миром.              Он показывал свои уязвимые стороны, которые старательно скрывал за пределами их воображаемого рая; безмолвно говорил о собственной боли и страхах, что таились в глазах, в душе. Минхо всегда позволял Чану прочитать себя, как открытую книгу, содержание которой разбивало на осколки, резало без прикосновения и сводило с ума. Но Чан никогда не боялся.              Чан сам шёл под лезвие с тёплой улыбкой и любовью в глазах.              – Давай снимем футболку, – мягко проговорил он, помогая младшему подняться.              С тихим стоном Минхо сел в ванной, с болезненным выражением поднимая руки вверх. Спину снова начало ломить и неприятно щипать, тело казалось тяжелее обычного, а голова слабо кружилась из-за усталости. Чан медленно поднимал ткань, стараясь не задеть ушибы и раны, и полностью сняв футболку, откинул её на пол.              На теле Минхо проявлялись фиолетовые синяки, где-то имелись кровоподтёки, поэтому когда он взглянул на спину – сжал кулаки так сильно, что из ран на собственных ладонях начала сочиться кровь. Спина младшего была разодрана, как если бы его тащили по стеклу, на ней имелся слабый продолговатый след от пули, которая, к счастью, не попала в позвоночник, а прошлась рядом. Но Чану хватило и этого, чтобы снова впасть в раздражение.              – Это пустяк, – устало выдал Минхо, словно читая мысли, и вновь лёг, гримасничая от неприятных ощущений. – Всего лишь очередной шрам.              – Шрамы – это круто, – слабо улыбнулся Чан, опираясь руками о бортик и укладывая на них голову. – Это наша история, они показывают, через что мы прошли.              – И напоминают о вещах, которые хочется забыть. Иногда я хочу, чтобы они просто исчезли.              – Но без них ты не будешь собой, малыш. Я любил, люблю и буду вечность любить каждый шрам на твоём прекрасном теле. Даже они не смогут испортить твою идеальность.              – Брось, я далёк от идеала, – усмехнулся Минхо, поднимая взгляд на старшего, пристально смотрящего на него, и дыхание мгновенно перехватило.              Чан смотрел на него не так, как всегда. В его взгляде по-прежнему сохранялась нежность, забота, любовь, но в этот раз оттенки казались намного сильнее, ярче. Нежность переплеталась с уязвимостью, забота с кровожадностью, а любовь… Глаза Чана полыхали неизвестным огнём страсти, в них играло не просто обожание, которым он зачастую одаривал младшего. В этот раз Минхо отчётливо видел тянущуюся печаль, разрывающую сердце; видел в них именно любовь.              Сейчас он наблюдал в них себя.              – Ты – мой идеал, – тихо проговорил Чан с лёгкой хрипотцой в голосе и обессиленно улыбнулся. Его улыбка скрывала вину, боль, и от неё Минхо почувствовал, как горло перетянуло колючей проволокой. Слов в ответ он не нашёл.                     Время в стенах ванной замерло, вода успела остыть, тело полностью расслабиться, как и Минхо, который начал чувствовать себя чуточку живее. Пена давно растворилась, полностью выставляя его на обзор Чану, но тот смотрел только на лицо.              Старший улыбался ласковым взглядом, говорил мягким тоном, массировал голову нежными прикосновениями, от которых Хо буквально таял. Он с упоением впитывал любовь Чана, наслаждался покоем, появлявшимся в подобные моменты, и думал, как ему повезло. Быть рядом с человеком, который готов убить и умереть; быть единственным, кто может пробудить чувства и подарить их в ответ, не получая дежурный ответ с вежливой, притворной улыбкой.              Минхо всегда смотрел на Чана через пелену. Даже зная, каким жестоким может быть старший, не раз становясь свидетелем убийственной ярости, он продолжал видеть в нём тихое море, освещённое ярчайшим солнцем, на котором играли множество оттенков тёмного. Он любил их все.              В первую очередь Минхо полюбил Чана за искренность.                     Когда вода совсем остыла, Чан спустил её, открыл душ и помог младшему занять сидячее положение. Хо запрокинул голову назад, пока старший осторожно мыл его волосы. Тёплые струи воды приятно приходились по спине, а родное, до сумасшествия любимое лицо перед глазами вызывало улыбку. Заметив на себе внимательный взгляд, Чан посмотрел на Минхо и оставил невесомый поцелуй на лбу, после снова возвращаясь к делу.              Закончив с волосами, он повесил душ на держатель, чтобы младший мог смыть с себя остатки пены и геля, а сам вышел за халатом. За пределами ванной квартира казалась тёмной и холодной, как никогда раньше, но она была их – дом, который неизменно останется местом для двоих и никого больше. Сейчас Чан уже и не вспомнит, ступала ли чья-то нога в эти стены, ведь подняться на лифте не сможет никто. Хотя Чанбин несколько раз бывал, а позже рассказывал, как пытался доказать охране, что он являлся другом семьи. Минхо тогда смеялся звонко и радостно, соглашаясь. Они – семья, а Сынмин с Чонином – их приёмыши. Так он говорил. Теперь количество приёмных детей увеличилось и, наверное, только одного человека Чан не признаёт полностью. Не может.              Он вернулся в ванную, когда Минхо уже отключил воду и стоял к нему спиной, опираясь руками об стену. Чан бесшумно подошёл ближе, проводя тёплыми пальцами по ранению, а затем подался вперёд и поцеловал, пуская по телу младшего неожиданную волну мурашек. Горячей ладонью он держал его за талию, оставляя лёгкие поцелуи по всей длине раны, и чувствовал, как Минхо в его руках вздрагивал каждый раз.              – Волшебный поцелуй? – отшутился младший, поворачиваясь. Он стоял совершенно голый, не торопясь прикрыться протянутым полотенцем, позволяя Чану осмотреть себя с ног до головы без какого-либо стеснения.              – Если тебе станет легче, – ответил старший, касаясь обжигающими губами старый шрам на торсе. – Я буду целовать каждый из них, потому что они прекрасны.              Минхо светился. В его улыбке можно было раствориться, а во взгляде утонуть, но для Чана это было самым лучшим способом потери себя. Только благодаря младшему он чувствовал себя живым, а не человеком не способным на эмоции и радость. Только ради него одного Чан готов перевернуть весь мир, лишь бы до конца дней видеть счастье в глазах и слышать радостный смех.                                                        Три дня подряд Чан находился рядом с Минхо, обрабатывая раны и не позволяя ничего делать самому. Младший смеялся, говоря, что он цел и может сам приготовить, но Чан всё равно делал по-своему, и за этим Хо наблюдал с трепетом в сердце.              За всё это время старший ни разу не притронулся к работе, оправдываясь тем, что взял отпуск, который, Минхо знал точно, тот уже использовал. Но задавать лишних вопросов не стал, ведь Чан был рядом – его бескрайний простор, тихая гавань. Его неизменный покой.              Все эти дни они спали до головной боли, смотрели фильмы, пока не засыпали прямо в гостиной, крепко обнимая друг друга; вместе готовили, дурачились, сидели в тишине. Минхо готов был сутками напролёт слушать успокаивающий голос Чана, который неторопливо читал для него книгу, давно заученную наизусть.              По вечерам и до самого рассвета всегда горел камин, создавая незабываемый комфорт, уют, придавая их тёмному логову романтики. Минхо пил чай, который ему заваривал старший, а тот в свою очередь с довольным лицом поглощал горячий шоколад.              – Тебе он так нравится? – поинтересовался как-то Хо, смотря завороженным взглядом. Чан был до невозможности мил.              – Конечно. Его же приготовил ты, а я люблю всё, что было сделано тобой.              Минхо улыбался настолько ярко, что огонь камина блёк на его фоне; глаза сияли красочнее всех звёзд, прямиком попадая по трепещущему сердцу Чана, смотрящего на младшего с восхищением, лаской, обожанием. Это был взгляд гордости за человека, который не сдался и смог отточить внутренний стержень до тончайшего острия; который смог утихомирить бушующие волны злости, агрессии, и превратить их из бесконтрольного стихийного бедствия в силу, способную нести пользу.              Минхо смог изменить Чана до неузнаваемости. Включая его сердце.                                   Сегодняшний вечер, плавно перетёкший в ночь, они проводили, как и все предыдущие: на экране телевизора играл фильм, на журнальном столе перед диваном лежала коробка с пиццей и три бокса куриных ножек разной остроты, снеки. Минхо допивал четвёртую бутылку пива, а Чан, предпочитая оставаться в трезвом уме, пил колу. Без сахара, потому что младший настоял.              – У меня живот готов лопнуть, – вздохнул Хо, лениво откидываясь на диван и отставляя пустую бутылку. – Ты заказал еды, как в последний раз.              – Мне казалось, ты хотел расслабиться, – рассмеялся Чан, складывая пустые тарелки друг на друга. – И еды никогда много не бывает.              – Такими темпами я буду есть без остановок и начну набирать вес, а потом ты перестанешь меня любить.              Чан взглянул на Минхо, чей взгляд неотрывно был направлен на экран. Глаза блестели от света, губы собраны в тонкую линию, лицо не выражало никакого интереса и ладони покоились на животе, слегка похлопывая по нему пальцами. Чан смотрел на привычное спокойствие, чувствуя внутри щемящую боль угрызения, словно младший говорил это не в шутку, как случалось зачастую, а со всей серьёзностью.              – Или ты этого и добиваешься? Ты устал от меня? – покосился Минхо, слабо поворачивая голову в сторону Чана, который заметно напрягся и устало опустил взгляд. – Шутка. Один-один. Чтобы ты и от меня. Никогда, я помню.              Чан продолжал молчать, убирая со стола. Он в одну руку взял мусор, а во вторую – тарелки и, бесшумно поднимаясь, ушёл на кухню.              В голову закрадывались не самые приятные мысли, где-то глубоко в душе просыпалось давно заснувшее сожаление, которое в прошлом не давало ему спокойно спать с Минхо. Оно издавало тихий плач, скребло по сердцу, заставляя его изнывать от чувства вины; возвращало в мучительно долгие ночи, наполненные истериками. Раскаяние, горечь, вина – чувства смешивались в запутанный клубок, пока Минхо спал у него под боком после тяжёлого разрыва.              Тогда Чан проклинал себя, что не мог ответить на чувства взаимностью. Сейчас лучше не стало.                     Помыв посуду и прихватив из холодильника банку колы, он вернулся в гостиную, где Минхо уже лежал на диване. Чан не мог смотреть на младшего, не выдавая терзаний в глазах, поэтому собирался присесть на пол, но тонкие пальцы обхватили его запястье, притягивая ближе.              – На твоих коленях удобней, – констатировал Хо, приподнимаясь на локтях, чтобы старший занял место.              Чан даже не понимал, что происходит на экране. Кадры сменялись, но ни один не запоминался. Всё кружило вокруг Минхо, который привычно водил пальцами по его колену, иногда постукивая, и со всей концентрацией следил за фильмом. Каждая крошечная мысль росла, порождая новые тревоги, неуверенность. Они поглощали, окуная в прошлое, где младший целовал неумело, робко, смотря на него глазами, полными нежности. Чан всё ещё помнил ту самую секунду, за которую яркий луч надежды в глазах Минхо затянуло тёмной грозой.              А после между ними ударила молния, навсегда определившая отношения.              – О чём думаешь? – тихо поинтересовался Хо, не отрываясь от экрана. – Не смотришь фильм.              – Вам надо будет освободить гараж и временно засесть на складе. Ди, скорее всего, думает, что тебя уже нет.              – Хорошо, но если «вам», где будешь ты?              – Перед носом Ди, – спокойно проговорил Чан, чувствуя, как младший оборачивается на него. Он по-прежнему блуждал глазами по телевизору. – Даже если он захочет избавиться от меня следующим, я должен попытаться узнать больше.              – Ты не из-за этого едешь к нему, Чан. Я тебя знаю, – Минхо смотрел пристально, считывая малейший намёк на расслабленном лице. – Если попытаешься убить первый… Нет, подожди. Ты не можешь заявиться к нему и сказать: «Ди, брат, помоги мне разыскать убийц».              Старший медленно опустил взгляд на глаза младшего, выражавшие обеспокоенность, прикрытую невозмутимостью, и слегка приподнял уголки губ в успокаивающей улыбке, что не возымела должного эффекта. Минхо нахмурился сильнее.              – С ума сошёл окончательно?              – Если хотим начать действовать, то необходимо узнать об их козырях, если таковы имеются.              – Конечно, но не таким способом. Ёнбок может сделать это дистанционно, а Чонин раздобыть информацию из клуба. Есть Хёнджин, который привлечёт нужное внимание, Сынмин…              – Долго, Минхо, – оборвал Чан младшего, чей тон с каждым словом становился выше, нетерпеливее, агрессивнее. – Мы потеряем время впустую и не факт, что они найдут именно то, что нужно нам.              – Ди направит на тебя пистолет, как только ты переступишь порог.              – Я заставлю его поверить мне снова. У него не останется выбора.              – Какой у тебя план? – с нажимом спросил Минхо, но Чан молчал. Глаза в глаза, но смотрели они с совершенно разными эмоциями. Один – с лёгкой злобой, а второй – обречённостью. – Неужели я никак не могу повлиять на твоё решение? Когда ты собираешься?              – Завтра.              – Как долго?              – Не знаю.               Тишину в гостиной развивал только телевизор, про который оба забыли. Минхо пытался, он действительно хотел понять Чана, но с каждой секундой намерения старшего, казалось, лишь отдалялись от него. Отдалялся сам Чан – его безопасная крепость, за которой можно ничего не бояться; его дом, где необходимость притворства спадала. Минхо чувствовал, как в груди селился тяжёлый груз, не позволяющий свободно дышать, а из рук ускользало тепло ладони, всегда державшей его.              Нерушимая крепость дала первую трещину.              – Будь осторожен, пожалуйста. Не хочу, чтобы ты пострадал, – тихо пробормотал Минхо, снова поворачиваясь к телевизору. Пальцы Чана нежно прошлись по волосам.              – Конечно, малыш.                                                 Спальня сегодня, впервые за длительный период времени, впускала через открытые шторы ночное освещение города. На стенах запечатлелась тень соседних зданий, а на шёлковой тёмной постели красиво отражался лунный свет, от которого Минхо прятался за Чаном, нежно приобнимавшим его за талию.              Он лежал, считая удары сердца старшего, вслушиваясь в его дыхание, а за закрытыми глазами видел беззаботное время, когда они просто наслаждались жизнью. Не было в этих прекрасных воспоминаниях слёз, ссор, крови, недосказанности, были только Минхо и Чан, которые смеялись заливисто и искренне, гуляли до самого рассвета, уезжая дальше к морю, чтобы никто не смог их найти; улыбались широко, затмевая солнце, дурачились долго, пока от смеха не начинал болеть живот, а скулы сводить; они жили в моменте. Та самая роскошь, которую Минхо не может себе позволить.              В то время были свои проблемы, от которых порой хотелось кричать так, чтобы слышал весь мир, потому что нести всё на себе сил не находилось. Однако теперь, пройдя бок о бок долгий путь, пережив множество моментов взлётов и падений, которые они делили на двоих; в которых Минхо буквально тонул, не видя никакого просвета впереди, получив бесценный опыт, пусть и печальный, он мог сказать, что тогда всё было не так уж и страшно.              Страшно сейчас, именно в эту секунду, ведь сон подбирался всё ближе, веки тяжелели, а соответственно, момент, когда Чан покинет тёплую постель, уже дышал в затылок. Минхо знал старшего слишком хорошо, чтобы надеяться на совместный завтрак, поэтому он старался, как минимум, продлить это мгновение, пока трещина не стала глубже.              Время на цифровых часах показывало 3:25.                            Чан передвигался тихо. Он убрал весь мусор из гостиной, положил в холодильник остатки еды и собрал пустые бутылки, выставив пакет у лифта. Шторы по всей квартире были плотно задёрнуты, жалюзи отпущены, в камине слабо догорали остатки брёвен, а за окном небо постепенно обретало окрас. Тёмно-фиолетовый оттенок, который теперь всегда напоминал ему о Минхо.              Чан никогда не любил фиолетовый, как и любой другой цвет, за исключением чёрного. Он хорошо помнил, как в средней школе одноклассницы спрашивали о любимых цветах, и тогда Чан ответил категорично. Отношение поменялось намного позже, когда младший на третьем курсе перекрасился.              Минхо действительно фиолетовый был к лицу. Чан никогда не видел человека, которому бы так подходил столь необычный цвет, что красиво вымывался в светлый, нежный. Наверное, он понял, что изменился сам, когда прозвучал идентичный вопрос из прошлого.              – Ого, Чан, от тебя не ожидал, – удивился тогда знакомый, смотря на листок с ответом для анкеты клуба университета. – Любишь фиолетовый?              – Нет, – довольно быстро выдал Чан, с улыбкой наблюдая за бегущей в его сторону фигуры, что ярко светила, смотря на него в ответ. – Я люблю фиолетовый.              – Я это и сказал.              – Мой фиолетовый отличается от обычного. Такого нет ни у кого.              И, возможно, Чана посчитали странным, но это не имело абсолютно никакого значения. Никогда слова и мнение других не имели вес. Вся сила была у Минхо.                            Дверь в спальню открылась тихо, и также бесшумно Чан прошёл к кровати, присаживаясь с краю. Минхо спал умиротворённо, иногда шевеля губами в неразборчивом наборе слов. Эта ночная привычка всегда умиляла, особенно, когда младший начинал внезапно говорить про еду. На утро, конечно же, ничего из сказанного Хо не помнил, но Чан не упускал возможности дружелюбно напомнить, а после они вместе смеялись.              Чан аккуратно провёл ладонью по волосам младшего, заправляя за ухо отросшую чёлку, неудобно спадавшую на глаза. Он вновь и вновь запоминал каждую деталь на лице, пересчитывал длинные ресницы и любовался неземной красотой, что сражала наповал.              Минхо был больше, чем просто сногсшибательная оболочка, которой его видели другие.              – Наверное, в другой временной эпохе всё могло быть иначе, – тихо говорил Чан, осторожно вбирая холодную ладонь младшего в свою. – Прости, Минхо, что никогда не мог в полной мере дать тебе то, что ты заслуживаешь.              С уст Хо слетел недовольный вздох, после которого он перевернулся, ложась к старшему лицом. Нижняя губа легла на верхнюю, совсем как у ребёнка.              – В моём сердце ты всегда будешь занимать особое место, малыш. Только ты и никто другой. Никогда.              Плавно наклоняясь ниже, Чан оставил на лбу невесомый поцелуй и замер, слушая ровное дыхание своего покоя. Своей первой и последней слабости.              – Чанни? – хрипло прошептал Минхо, ворочаясь.              – Спи, малыш, ещё рано.              – М-м.              Дождавшись момента, когда младший снова провалится в глубокий сон, Чан тихо встал с кровати, подошёл к окну и задёрнул шторы, погружая спальню в привычную для неё темноту, а после, собрав необходимые вещи, покинул квартиру.                            Когда Минхо проснулся ближе к вечеру, на кухонном столе лежала записка, а оператор на линии произнёс самые ненавистные слова: телефон абонента выключен или находится вне зоны действия сети.                                                 

————

      

      

      

      Гараж привычно гудел. Сынмин рассказывал об их с Хёнджином похождениях, приукрашивая историю деталями, которые никогда не происходили.              – И вы представьте, этот извращенец раздевал меня на глазах у сотни людей, – драматизировал он, делая ошеломлённое лицо. – Кто бы мог подумать, что ты любитель публичных откровений.              – Не забудь упомянуть, что я просто помог тебе снять пальто, – вставил Хван, качая головой и слабо улыбаясь.              – Это, мой хороший, незначительный факт.              – Whatever you say.                     Чонин в дальнем углу собирал запчасти и пересчитывал запасы патрон в маленьком сейфе, спрятанном в шкафу. Он закатывал глаза каждый раз, когда Сынмин пытался выдать историю в свою пользу, ведь прекрасно знал, что друг, с вероятностью в тысячу процентов, выдавал пустой трёп. Но это всегда разряжало обстановку и забавляло, поэтому Чонин следил за происходящим с радостью.              Феликс неизменно сидел на диване, однако сегодня он не взламывал Рэйса, а переносил данные с накопителя Чанбина, который старший привёз для защиты информации. Он в пол-уха слушал остальных, одалживая Джисону острое плечо для головы.              Случай Минхо не обговаривался. Чанбин поверхностно рассказал младшим о произошедшем, но в подробности не вдавался. То, что Чан попросил его инсценировать обнаруженный труп, всё ещё оставалось для всех тайной. Он и сам плохо понимал, каков будет следующий шаг друга, но во избежание дополнительных проблем, последовал сказанному. В конце концов, Чан никогда не делал вещей, в которых не был уверен.                     – Потому что ты всегда перечишь их словам, – выкрикнул Чонин, когда Сынмин начал ворчать о Минхо и дикой несправедливости в его сторону.              – Я всего лишь говорю правду. Их возраст – моя вина, что ли? Нужно было родиться на года четыре позже, всего-то.              – Почему ты такой неугомонный? – вздохнул Хёнджин, отходя к Чонину, чтобы помочь.              – Чтобы ты больше обо мне думал, конечно же. Любовь должна быть взаимной.              – Не слушай его, Хёнджин. Голова будет легче, – Чанбин, проходя мимо Сынмина, не сильно отвесил ему подзатыльник и сел в кресло. – А тебе стоит повзрослеть.              – Чтобы стать ворчливым стариком, как ты? – усмехнулся тот, на автомате уклоняясь от пинка. – Возраст – всего лишь цифры, которые не говорят о моём богатом жизненном опыте и мировоззрении.              – Запомни сво-              – Но к вашему пожилому трио это не относится, – перебил Сынмин, начиная истерично смеяться на ходу, убегая от злого Чанбина. – Убивают, помогите. Рукоприкладство в семье! Я накатаю на тебя заяву в полицию.              – Да что ты? Попробуй, – едкая и победная ухмылка на лице старшего заставила его застыть в шоке, чем Чанбин и воспользовался.              – Чёрт, я забыл, что ты коп.              Истошные крики Сынмина веселили всех. Ребята качали головами, пока тот валялся на полу, защищаясь от нападений старшего, который беспощадно щекотал. Подобная атмосфера стала до невозможности родной и уютной, и если в стенах гаража кто-то не заливался смехом, то хмурились абсолютно все.                                          Время пролетало. Джисон не помнил, в какой момент он отключился прямо на плече Феликса, но теперь шею неприятно тянуло. Он растёр глаза и осмотрелся по сторонам: Чонин всё ещё копался в запчастях, Хёнджин сидел на кресле по левую сторону, а другое занял Чанбин, которому Сынмин делал массаж плеч. Из переносной колонки не очень громко играла музыка, на фоне звучали чьи-то голоса, но Хан соображал плохо. Голова казалась тяжёлой.              Последние несколько дней он спал мало, потому что выезжал на трассу, ведущую до Инчхона, но разворачивался на половине пути. Ночами Джисон нарезал круги по городу, а днём пропадал либо в гараже, либо у друзей, и так в зацикленном круге.              Было странно не видеть Минхо. Он пытался выведать у Чанбина полную версию, но тот наотрез отказывался что-либо говорить, и Хан сделал вывод, что на старшего не просто вышли люди ДиКея. Он чувствовал вину именно перед Минхо, ведь ставить его под удар в планы Джисона не входило.              – Хочу есть, – безразлично выдал он, поднимаясь с плеча Ликса и потягиваясь.              – Уже заказали, скоро будет, – ответил Чанбин. – Хёнджин сказал, что ты не ешь острое, поэтому я взял обычный стейк.              – Спасибо, хён.              – Хён? Хён? Вы вышли на новый уровень отношений? – снова драматизировал Сынмин, в этот раз действительно удивляясь. – Ханджи, что случилось с твоим пафосом и непризнанием уважительных суффиксов? Или ты только Чана с Минхо не признаёшь?              – От тебя заражаюсь.              – Тебя я ещё не кусал.              – Сынмин-хён, пожалуйста, прекрати говорить так, будто ты настоящая собака, – взвыл Чонин, вставая с места, когда с улицы послышался подъезжающий скутер. – Я встречу доставку.              – Нини, почему «будто»? Он и есть псина, – ухмыльнулся Чанбин и сразу же ударил Сынмина по руке, когда тот сжал плечи сильнее.              – Ха-ха-ха, смешно, сейчас лопну.                     Чонин вернулся в помещение с пятью большими пакетами и Хёнджин тут же подорвался с места, чтобы ему помочь, пока Феликс с Джисоном пошли за складными стульями. Чанбин присоединился к младшим, начиная распределять заказы, а Сынмин разливал напитки.              Первые минут десять после того, как все расселись по местам, гараж непривычно затих. Каждый был поглощён едой, не желая прерываться, однако тишина быстро надоела и снова воцарился хаос, спровоцированный Сынмином.              – У вас были постыдные моменты? Можете поделиться, я выслушаю всех.              – Зачем нам тебе говорить о них? – возник Хёнджин, отпивая латте. – На то они и постыдные, чтобы унести с собой.              – Да брось, мучной мальчик, весело же. Вот Бинни-хён, например, один раз так нажрался, что полез целоваться со столбом.              – Я тебе язык укорочу, – пригрозил Чанбин пластиковым ножом, на что Сынмин высунул язык, подразнивая.              – Так бы и сказал, что тебе нужен компромат на Хёнджина. У меня его много, – подмигнул Феликс, закидывая фри в рот.              – Я весь во внимании.              – Это было в выпускном классе старшей, он состоял в баскетбольной сборной.              – Боже, начинается, – прикрыл лицо ладонью Хван и прикусил губу. – Ликс, пожалуйста, shut up.              – А! Когда он хотел покрасоваться перед своей толпой фанаток? – подхватил Джисон, сразу начиная смеяться. Заинтересованы были все, кроме главного героя истории, который почти сполз под стол. – Этот индюк собирался сделать слэм-данк и вёл мячом со стороны противников. Мы с Ликси тоже кричали с трибун, потому что он действительно выглядел круто.              – Но потом случилось нечто настолько глупое, что до сих пор не верится, – посмеивался Феликс, выдерживая интригующую паузу. Хёнджин за это время успел мысленно выкопать яму. – Он почти уже был у кольца, ему оставалось только подпрыгнуть и забросить мяч в кольцо. Но он, видимо, не рассчитал длину своего последнего шага и когда прыгал, запнулся о вторую ногу и полетел вниз.              – Самое смешное, что мяч он всё же кинул, но тот отскочил от борта и влетел ему прямо по голове, – истерично заржал Джисон и в приступе начал хлопать по плечу Чанбина, сидящего рядом. Заразительную волну смеха подхватили все. – Я даже покажу, как он падал.              Хан встал из-за стола и начал подробно описывать момент позора друга. Он старательно повторял крутое выражение лица и движения рук, а затем зацепился одной ногой о вторую и совсем не красиво упал. Хёнджин залился краской, накрывая голову курткой, пока Сынмин воодушевлённо гоготал и снимал на видео. Феликс не остался сидеть в стороне и присоединился довольно скоро, инсценируя мини-сценку. Чанбин улыбался, весело наблюдая, и только Чонин хлопал Хвана по плечу приободряя.                     Дверь гаража открылась, когда Хан с Ликсом собирали аплодисменты за превосходную актёрскую игру. Чанбин сразу напрягся, замечая с каким лицом Чан вошёл внутрь и целенаправленно зашагал к Джисону. Команда затихла, как по указке дирижёра.              – Приятно видеть, что вы веселитесь, – спокойно проговорил он, подходя ближе. – Но удивительно, что кому-то кусок ещё в горло лезет.              – Хён…              – Помолчи, Бин. Как дела, Хан Джисон?              Хан повернулся всем телом, смотря на Чана расслабленно, до невозможности спокойно и необременённо. Он не разрывал зрительного контакта до последнего, пока старший не подошёл слишком близко, смиряя его пренебрежительным взглядом, от которого хотелось закатить глаза.              – Потрясающе, спасибо за интерес, – непринуждённо ответил Джисон, улыбаясь. – Стоит ли мне задать встречный вопрос? Или перейдёшь сразу к делу.              – На Минхо напали, подстрелили и ему пришлось выпрыгнуть из машины, которая слетела с обрыва. Из-за тебя.              Все подняли на Чана не верящие взгляды, наполненные испугом. Воздух в гараже становился невыносимее, плотнее, напряжённее. Хан не терял лица, но внутри начинал переживать. Этого он точно не ожидал.              – И чего же ты молчишь? Смелость испарилась? – спокойно напирал Чан, чья энергия подавляла всех сидящих. – Больше не смешно, не так ли? Поверь, мне тоже было не до смеха, когда я вытаскивал его из обрыва, где он еле держался на чёртовом крошечном выступе, который мог в любую секунду обвалиться.              – Хён, Минхо же остался жив, – пытался заступиться Чанбин, но один косой взгляд друга, пропитанный ядом, быстро осадил его.              – Язык проглотил?              – Минхо ты тоже прочитал лекцию? – наконец ответил Джисон уверенным тоном, приподнимая бровь.              – Повтори?              – Говорю, что Минхо стоял там не для красоты, а наравне наслаждался ситуацией и лично дал добро. На него ты уже наезжал или я первый удостоился чести?              Злость в глазах Чана становилась отчётливее. Она воспламенялась и могла испепелить всех, кто столкнулся бы с ним взглядом. Улыбка плавно перетекала в дикий оскал, пока старший, в итоге, не рассмеялся, показательно хлопая в ладони.              – Ты, должно быть, не понимаешь. Давай объясню, – Чанбин встал с места, как только рука Чана легла на плечо младшего, начиная сжимать. – «Маленькая, совсем крохотная глупость» – цитирую твои слова. Без деталей. Ты, не думая ни о ком из присутствующих здесь, решил потешить эго и поиграть, а после прохлаждался, пока остальные прикрывали твой зад.              – Я делал то, что говорили вы.              – А на другое ты не годишься, только быть на побегушках. Было страшно, когда в порту стреляли? Запомни этот страх, Хан, если за время моего отсутствия с кого-нибудь из них упадёт хоть один волос – я отправлю тебя прямиком к семье.              Феликс расширил глаза в неверии, посматривая на не менее шокированного Хёнджина. Сынмин тихо присвистнул, а Чонин наблюдал за Джисоном, крепко сжимающим кулаки. Он стоял непоколебимо, пока грудь разрывало смесью чувств – злоба, ненависть, обида, но старшему Хан показывал только насмешливость, ярко выраженную на улыбающемся лице.              Когда Чан развернулся и начал уходить в сторону выхода, Чанбин облегчённо выдохнул. Ровно на несколько секунд, после которых по тихому гаражу раздался самодовольный и едкий тон.              – Насколько же тебя бесит факт, что Минхо проявляет ко мне интерес?              Хёнджин с Феликсом быстро подлетели к Джисону, закрывая его собой, а Чанбин выставил руки вперёд, удерживая Чана, когда тот резко обернулся, выхватывая пистолет из кобуры под курткой. Он не позволял другу направить ствол на младшего.              – Хён, не глупи…              – Тебе жить надоело? – Чан отмахнулся от рук друга, напрочь игнорируя слова. – Ты, появившийся на горизонте недавно, думаешь сыграть достойную замену мне? Научись сначала контролировать гормоны, пацан.              – Новое всегда захватывает больше старого. Смирись с этим, – Джисон не переставал улыбаться, чувствуя, как друзья похлопывают его по спине, прося угомониться. – Если Минхо захочет, то даже ты не сможешь его остановить.              Сынмин осторожно обошёл весь стол и встал позади Чана, готовый помочь Чанбину сдержать, если старший всё же потеряет самообладание. Они знали лучше других, что слова о Минхо сносили крышу и били сильнее любого физического удара.              – Если Минхо захочет – я буду первым, кто согреет его ночью, а тебя выкинет из страны, – ухмыльнулся Чан, убирая пистолет обратно в кобуру. – Молись, Хан, просто молись.              Похлопав по плечу стоявшего за спиной Сынмина, Чан быстрым шагом направился к выходу и с громким хлопком захлопнул за собой дверь. Все молчали, отходя от произошедшего, и могли лишь переглядываться между собой, устало смотря в пол.              К еде больше никто не притронулся.                                          

————

      

      

      

      Минхо сидел в тёмном складу один, пока остальные были заняты заданиями. Переезд с гаража дался легко и быстро. Склад, в котором они временно засели, предназначен для хранения коллекционных тачек, о которых своевременно позаботился Чонин. Помещение находилось в центре города, среди других таких же, поэтому они не привлекали никакого внимания.              В день, когда Чан уехал, Минхо проснулся ближе к вечеру и сразу поехал в гараж, где команда сидела на иголках. Чанбин не говорил ничего, однако извинения Джисона дали понять, что Чан был здесь перед отъездом.              Чана он не видел уже порядка пяти дней, и это самый длинный срок их разлуки. Старший не выходил на связь – номер был отключён, поэтому Феликс не мог отследить его местонахождение. Попытки узнать от Чанбина хоть что-то, не приводили ни к чему – тот качал головой, говоря, что и сам не в курсе. Мысли постоянно возвращались к Чану, отчего его личные дела не двигались с мёртвой точки. Всё, что он мог – сидеть и ждать. Звонка, сообщения, визита, да чего угодно, лишь бы узнать, что со страшим всё в порядке.              Минхо успел несколько раз пожалеть, что так быстро сдался и не попытался отговорить, оттянуть время, убедить на рассмотрение другого плана действий. Где-то на подкорке сознания ненавистный голос нашёптывал: «его убьют, и это будет твоя вина», «без Чана ты не проживёшь и дня», – и, возможно, он бы вышел из себя, уехал к морю или посетил гонки, чтобы остыть. Вот только голос говорил неоспоримую истину.              Без Чана он не сможет, так же, как и Чан без него. Они слишком долго были вместе, чтобы бесследно отпустить общее время и спрятать все воспоминания.                                   Минхо выпустил обречённый выдох, касаясь рукой до разбитой губы, где в уголке образовалась запёкшаяся кровяная рана. Боль давно притупилась, но всплески отрывков не давали спокойно спать. Каждую ночь, лежа на просторной кровати один, он не переставал думать о самом худшем исходе, и так до момента, пока сон не захватывал его на несколько часов. А если бы Чан не успел? Если Хо не позвонил? Сколько бы он просидел на выступе без помощи и дождался ли бы её вообще?              Сомнений в Чане не было никаких, однако Минхо сомневался в собственных силах. Ответственность за чужие жизни ощущалась неподъёмно на плечах, заставляя двигаться медленно, расчётливо, взвешивая каждый последующий шаг. Он не мог бездумно отправлять остальных на задания, в которых не предусмотрел всё до мельчайших деталей, не придумал дополнительные планы на случай срыва; не мог рисковать людьми, что доверили ему самое бесценное. Минхо всегда предпочитал держать несколько козырей в рукаве, но сейчас у него не было ни одного. В нынешнем состоянии он не смог бы защитить даже себя.                     Уходя глубоко в мысли, Минхо пропустил момент, когда снаружи подъехала машина, паркуясь перед дверью. Сквозь грязное и пыльное стекло в глаза внезапно ударил яркий свет, падавший ровно на него. На мгновение Минхо затаил дыхание – возможно, это Чан. И от подобной мысли всё внутри перевернулось вверх дном.              Он резко подорвался с дивана и быстрым шагом пошёл к выходу. Волнение одолевало с неконтролируемой силой, разгоняя сердце в бешеном ритме, огонёк надежды разгорался вновь, согревая. Минхо предвкушал, ожидал увидеть именно его – родного, целого, возможно, немного побитого, но живого. С каждым шагом подходя ближе, он чувствовал, как ком в горле, мешавшийся все эти невыносимо долгие дни, начал спадать.              Вспотевшая ладонь потянулась к двери, опуская ручку вниз, и Минхо нетерпеливо вылетел на улицу, почти сразу сталкиваясь с фигурой, которую сложно было описать Чаном. Недостаток сна и отсутствие аппетита сказывались на его состоянии, поэтому даже от небольшого столкновения он готов был потерять равновесие.              – Осторожнее, – раздался взволнованный голос, а затем сильные руки обхватили талию, плавно переходя к спине, и потянули ближе. – Хэй, ты в порядке?              Образовавшаяся перед глазами минутная пелена быстро спадала, позволяя Минхо увидеть обеспокоенный взгляд Джисона.              Не Чан. Это не Чан.              – Знаю, ты ждал не меня, но я писал, а ответа не получил, поэтому…              Минхо словно попал в петлю. Он видел только Джисона перед собой и ничего больше, даже оживлённый шум города перестал существовать. Только он, его громко бьющееся сердце и Хан, плотно прижимающий его к себе.              Ощущение чужого горячего тела Хо чувствовал сквозь плотный слой одежды, и вместе с ним температура его собственного тела поднималась до отметки критичности.              Слишком близко. Непозволительно. Неправильно.              Но так мучительно приятно, что хотелось закричать. Или же наоборот – прикусить язык, подавить всё внутри, чтобы ни одна живая душа не узнала, какую фатальную мысль он допустил.              – Прости, я ушёл в себя и не слышал сообщения, – прочистив горло ответил Минхо, отстраняясь.              Наглая ложь, – думал он, чувствуя, как кончики ушей начинало заливать алым. Минхо прекрасно слышал все звонки и сообщения, намеренно их игнорировал, ведь это были не те оповещения, которые он ждал. Ему нужен Чан, а на него стоят отдельные звуки. Но Джисону это знать было необязательно.              – Ты не ответил на вопрос, – Хан сделал несколько шагов назад и сел на капот машины, располагая руки по бокам своих бёдер. – Ты в порядке?              – С чего бы мне не быть? – недоумевающе спросил Минхо, часто хлопая ресницами, отлично понимая суть вопроса.              – Действительно, ты же Ли Минхо, самый непробиваемый человек на свете.              – Успел изучить?              – Можно сказать и так.              – Тогда спешу огорчить, – Минхо слабо ухмыльнулся, поворачиваясь к двери. – Ты провалился.                     Вновь оказываясь в тёмном помещении, он целенаправленно двинулся к дивану и лениво развалился на нём, закрывая глаза. Отдалённо Хо слышал, как заглушается двигатель, хлопает дверца машины и шаги, тихо подходящие ближе к нему.              Даже с закрытыми глазами он мог ощущать присутствие Джисона. Его энергетика была настолько же сильной, как и аромат одеколона, что ярко бил в нос. Или, может, это Минхо неосознанно делал на нём акцент.              – Если тебе интересно, то Ликс уже отследил местонахождение их базы, – голос Хана звучал на несколько тонов ниже, чем обычно, с лёгкой хрипотцой, что могла свести с ума. Как и всё его существование, которое не доведёт до добра. – Я хотел порадовать тебя этим, но, как и сказал ранее, ты не ответил.       – Вы молодцы, – тихо ответил Минхо, запрокидывая руку за голову. – Я рад, что вы решили присоединиться. Рад, что ты согласился, несмотря на проблемы, с которыми мы столкнулись.              – Ох, пожалуйста…              – Я же тебя не обвиняю. Мне стоило быть внимательнее.              Джисон неотрывно смотрел на старшего, не в силах скрыть улыбку. Он улыбался слишком нежно для человека, который не получит ответ, но ему хватало и таких моментов.              – В любом случае, разве я мог поступить иначе?              Спокойно брошенная фраза заставила Минхо открыть глаза и повернуть голову вправо, только для того, чтобы увидеть, как Джисон сидит на холодном полу прямо у дивана и смотрит на него.              Волна мурашек пробежалась от головы до пят, заставляя каждую частичку тела содрогнуться. Он чувствовал себя уязвимым, открытым, пойманным. Минхо хотел списать непонятное состояние на недосып, но даже для него это казалось полнейшим абсурдом. Он просто застрял в ловушке карамельных глаз, на которые через высокое окно красиво падал свет фонарного столба.              Без лишних слов и оправданий.                     – Мог. Выбор есть всегда: хороший или плохой – не важно, а вот делать его или нет, зависит уже от тебя, – проговорил Минхо, вновь устремляя взгляд в потолок.              – В таком случае, я сделал правильный выбор, – Джисон улыбнулся, Хо понял это по смешку, и пусть не видел, но чётко мог представить перед собой миловидное лицо. – С вами интересно, навевает воспоминания, о которых я начал забывать.              – Если это тебя утешит, то могу сказать, что я не помню практически ничего из своей жизни. Даже то, что было года 2-3 назад.              – У тебя в голове стоит установка, обновляющая память каждые несколько лет?              – А зачем мне помнить о том, что уже прошло? Это не приведёт ни к чему хорошему.              Наверное, это самая гнусная ложь, которую Минхо говорил. Она была отчасти правдива, ведь он не запоминал вещей, которые являлись для него песчинкой, однако всё самое болезненное и важное Хо мог повторить с точностью до интонации.              – Но мне эти воспоминания дороги, я бы не хотел однажды проснуться и обнаружить, что их больше нет в моей голове, – Джисон немного сдвинулся, поворачиваясь к дивану спиной, а затем откинул голову назад, удобно устраиваясь. – Люди, которые были в моей жизни, заслуживают того, чтобы их помнили. Они обучили меня всему, что я сейчас умею. Зародили любовь к тачкам, научили гонять и ценить момент.              – В таком случае, и меня ты будешь помнить всю жизнь? – максимально спокойно и непринуждённо отшутился Минхо, в то время как все его эмоции крутились вокруг этого нелепого ощущения чужой головы у своей. Совсем близко.              – Хочу.              Очередная волна эмоционального цунами накрыла его с головой, не оставляя ни малейшего шанса на побег. На спасение. Всё было сконцентрировано только на чёртовом Хан Джисоне. На его дыхании.              В образовавшейся тишине Минхо мог лишь догадываться, о чём думал Джисон на данный момент, ведь его мысли целиком и полностью были забитыми им. Он вслушивался в каждый шорох, пытался уловить еле слышимые вздохи, хотел представить выражение чужого лица.              Минхо медленно терял голову и самого себя. Так легко вестись на человека – никогда не было его фишкой.                     – Дело в том, что твоё окружение тоже тебя характеризует. И порой оно говорит намного больше тебя самого, – неторопливо начал Минхо, желая развеять хаос в голове. – Посмотрев на тебя, можно сказать, каким человеком является Хёнджин и наоборот.              – В таком случае, это работает в сторону тебя и Чана, – уверенно, звонко и чётко, словно специально, Джисон ответил громко, а в голосе его проскользнула едкая нотка смешанная с недовольством.              – Нет, это не про нас. Мы с Чаном слишком разные, чтобы можно было охарактеризовать одного другим. Чан заботливый, внимательный, сострадательный, чего не скажешь обо мне.              Пока Минхо говорил, вспоминая все моменты из жизни, где фигурировал Чан, а это почти большая часть, Джисон слушал его предельно внимательно. И старший даже не догадывался, какое огромное значение он придавал словам.              Мы. Нас.              – Но я могу сказать, что вы оба не умеете принимать комплименты, – довольным голосом сказал Джисон, немного разминая шею.              – Я умею. В принципе, как и он. Это, наверное, больше дело привычки и образа – отнекиваться от того, что говорят о тебе. Но он очень самоуверенный. Даже побольше твоего.              Ощущение соприкосновения пропало внезапно – Хан быстро выпрямился, вновь поворачиваясь к старшему лицом. Не сдерживая интереса, Минхо посмотрел в ответ и засмеялся от неожиданной реакции.              Вечно уверенный Джисон, никогда не сдерживающий порыв и не умеющий фильтровать слова, сейчас был похож на обиженного ребёнка, у которого отобрали леденец. По-детскому наивная обида легко читалась по глазам.              – Я даже не знаю, хочу ли возразить тому, что кто-то самоувереннее или обидеться, что ты меня таковым считаешь.              – Скажешь, как определишься.                     За всё время их разговора, Минхо напрочь забыл, что его вообще тревожило. Он не забыл про Чана – нет, но отпустил панику и позволил себе насладиться компанией, которая оказалась действительно приятной. Пусть и со своими качелями, которые Хо на дух не переносил.              Диалоги с Ханом непринуждённые, лёгкие, можно было сказать – воздушные. Их хотелось продолжать, развивать, а ещё безостановочно слушать поистине успокаивающий тембр голоса. Такой эффект имел только Чан, и очередная перемена снова пугала.              Минхо мог придумать тысячу причин, чтобы закончить разговор и отправить Джисона домой. При острой необходимости уехал бы сам под предлогом сна или встречи, но почему-то сейчас всё казалось правильным.              Ему нравилось проводить время с забавным Ханом. И на этой мысли он ловил себя не первый раз. И, к сожалению, даже не десятый.                     – Я сегодня ничего не ел и мой желудок начинает об этом напоминать, – Минхо медленно встал с дивана, смотря на младшего сверху вниз. Парнишка выглядел ещё меньше, ещё милее. – Составишь компанию?              – Пригласить меня на свидание можно было прямым текстом, – засиял Джисон, также поднимаясь и отряхивая пыль с одежды.              – Не бери на себя много. Я всего лишь хочу отблагодарить за проделанную работу.              – Только меня, конечно.              – Остальным перепадёт при встрече. Или я могу позвонить Хёнджину и они с Фелик-              – Поехали.              Джисон быстрым шагом направился к выходу, пока Минхо с умилением наблюдал за ним. Он подхватил со стола свой шлем и также проследовал к двери. Закрыв склад, старший несколько раз перепроверил все замки, и только после этого двинулся к байку.              – Не хочешь прокатиться? – спросил Хо, кивая на сиденье мотоцикла. – Я помню, в первый раз тебе понравилось.              Хан не ответил. Вместо этого он молча подошёл к байку, достал запасной шлем из прикреплённой сбоку сумки и по-хозяйски уселся на заднее место. Минхо на такое поведение неоднозначно улыбнулся, а после, сел на своё сиденье, надевая на голову шлем. Джисон сделал тоже самое.              – Не свидание, а как же, – раздалось позади, как раз в тот момент, когда Минхо завёл байк. – Лжец из тебя так себе.              – Советую держаться крепче вместо лишних слов. Боюсь, ты слетишь из-за своего длинного языка.              – Не с тобой.              Две руки обвили талию Минхо, крепко хватаясь за куртку, а по спине сразу же пробежалось тепло, стоило Джисону прильнуть ближе. Глупая улыбка коснулась его губ, и вместе с ней он захлопнул визор шлема, а после тронулся с места, гулким рёвом скрываясь в ночной улице.                                          Ночной город – это нечто особенное. Звуки, запахи, окружающая обстановка, всё не такое, каким оно казалось днём. Не было бессмысленной суеты и враждебности холодных взглядов, занятых лишь собственными проблемами, но при этом направленные на остальных так, словно на злодея из комиксов. Людей на улицах тоже не было почти или вовсе – многие предпочитали отсиживаться дома перед телевизором, а некоторые давно уже видели десятый сон.              Поток машин на автострадах значительно редел, а на каких-то дорогах от него оставался призрачный след, что не могло не радовать. Исчезала вся грязь и пыль, что виднелись при свете дня и не позволяли нормально вздохнуть. Порой казалось, что вместе с заходом солнца, таилось и время. Сбавило ход и просто наблюдало.              Бесконечные огни заполняли всю темноту, отражаясь в каждом окне многочисленных зеркальных высоток Сеула. Горящие неоновым светом названия различных магазинов и кафе, пестрящие витрины бутиков, за которыми хорошо было видно собирающийся домой персонал. Свет от фар автомобилей и автобусов, гирлянды на деревьях и зданиях, украшенные к праздникам – всё окунало в настоящее волшебство, создавало неповторимую магию, неподвластную дню. Город радовал глаз, затягивал и успокаивал, но не так, как ладони на его животе.                     Минхо ехал быстро, не останавливаясь на светофорах. Он внимательно следил за дорогой, но иногда концентрация пошатывалась, стоило Джисону двинуться. Младший без стеснения просунул руки под куртку, крепко хватаясь за толстовку, и довольно улыбался, смотря как огни города буквально растворялись перед ним.              Минхо ощущал жар от объятья со спины и готов был поклясться, что до него доходило сердцебиение Хана. Оно было таким бешеным, в такт его, но именно это грело душу. Сейчас они равны – почти едины, разделяли одни эмоции, видели идентичную картину и наслаждались поездкой, рассекая ветер. Именно то, что не доставало Минхо.              Разрядка. Смена обстановки.                     – Это, блять, невероятно! – крикнул Хан, на что старший коротко кивнул и расплылся в широкой улыбке, точно зная, что его никто не поймает.              Два сердца в унисон, они проносились по всему городу, не реагируя на внешний мир. Ледяной ветер больше не казался таким уж холодным, из головы вылетели все дурные мысли, а глаза горели ярче любых звёзд, что рассыпались по всему небосводу. Парящее чувство внутри было схоже с опьянением, иначе Минхо не мог обозначить своё состояние. Ему нравилось ощущать тепло на спине, крепкую хватку на животе и талии, краем уха ловить восторженные возгласы; понравилось чувствовать подбородок на плече и мелодичный смех.              Минхо нравился сам Хан. Лёгкий на подъём и в общении, простой, весёлый и проницательный. Минхо нравился Хан, поэтому легче было считать себя пьяным.                     Джисон немного отстранился, чем вызвал у старшего испуг, а потом, поднимая обе руки вверх, закричал во всю мощь.              – Я обожаю этот город!              Громкий голос разнёсся по всей улице, приковывая внимание оставшихся прохожих, которые даже понять не успели откуда прокричали, ведь чёрный байк был уже далеко. До Минхо крик донёсся не так звонко из-за шлема и заглушающего мотора, но он его слышал. Сейчас он вряд ли пропустил бы слова, слетающие с уст Хана.                     Они медленно подъезжали к окраине города, где машин не было от слова совсем. Вдалеке, на высоком столбе ярко горел знак любимой всеми точки фаст-фуда.              – Мак? – удивился Хан, разминая спину. – Очень романтично. 100 баллов из 10.              – А я тебе и не обещал ужин при свечах в ресторане, – ухмыльнулся Минхо, снимая шлем. – Что будешь?              – Стандартное комбо с сырным соусом.              Старший кивнул и скрылся за дверью полностью стеклянного помещения. Джисон наблюдал, как тот сделал заказ, достал из куртки портмоне, протянул кассиру карту и вежливо поклонился, отходя немного в сторону для ожидания. Спустя несколько минут он вышел на улицу держа в руках крафтовый пакет.              – Если потеряешь по дороге, домой отправишься на своих двух, – Джисон кивнул, а Минхо вновь натянул на голову шлем и сев на сиденье, завёл мотор, молниеносно вылетая на дорогу.                     Весь путь в нос бил манящий запах еды. Минхо не терпелось скорее добраться до места, в которое он любил ездить сам, когда голову одолевали мысли, а душа требовала покой. Обычно такие моменты происходили, если рядом не было Чана, способного отвлечь от всего, вот только именно в эту секунду Минхо не думал ни о чём. Ему просто хотелось там быть.                     На окраине Сеула уже не было высоких зданий, вместо них там скопилось множество одноэтажных домиков, тянувшихся по всему холму, на который старший въехал, прибавляя скорость. При подъёме рука Хана ухватилась за толстовку Хо ещё крепче, чем раньше. Это было по-своему мило.              Когда они выехали на самый пик – вид города оказался открытым, как на ладони. Местность была похожа на своеобразный сквер с несколькими скамейками и десятком деревьев с кустарниками, вокруг которой образовался тихий простор, чистый и прохладный ветер. Протянутые по столбам кабели с круглыми шарами тускло-жёлтого цвета, придавали этому месту атмосферность, таинственность. Любимое укрытие Минхо, о котором знал только Чан.              А теперь и Джисон.              – Дай угадаю, это твоё тайное место для побега? – съязвил младший, слезая с байка и уходя к скамье.       – У всех должно быть своё место, о котором никто не знает, – ответил Минхо, проходя следом и занимая место на лавочке.              – Знаю я.              – Можешь этим гордиться.       Хан даже не пытался скрыть самодовольную улыбку, что украсила его лицо. Усаживаясь рядом, он сразу достал из пакета тщательно закрытые напитки, а затем и комбо. Минхо без слов принял протянутый соус, даже не смотря на маленькую упаковку, и открыв его, первым делом окунул одну картофелину. Младший был занят тем же.       – Ой, а это не твой кисло-сладкий соус? – спросил он, внимательно читая надпись на сорванной крышке.       – Насколько нужно быть невнимательным, чтобы перепутать соуса?       – Так я же не виноват, что у нас заказы одинаковые, – Минхо покачал головой со слабой улыбкой, но ответ принял.                     Минут на двадцать между ними воцарилась тишина, нарушаемая лишь периодическими глотками и шуршанием бумаги.       Минхо смотрел на город и ловил себя на мысли, что в его голове сейчас поселился идеальный покой. Нестандартное для него поведение, если учесть, что Чана не было рядом. Но находился Джисон, который, почему-то, вселял в него похожие ощущения комфорта.       С Чаном – это давно изведанное, безопасное, прочное и нерушимое, а с Джисоном – новое, трепетное, до невозможности тонкое и нежное, наполненное постоянными попытками стать ближе. Они не говорили, просто делили ночной перекус, но не было натянутого молчания и неловкости. Перестала существовать шаткая грань между знакомыми и старыми друзьями.       С Джисоном всё смешивалось воедино. И на секунду Минхо позволил себе подумать, что от такого он отказываться не хочет.                     – Знаешь, ты странный, – спустя какое-то время выдал Хан, вытирая руки и губы влажными салфетками, вытянутыми из пакета. – Наверное, люди, с которыми ты знаком, часто говорят тебе об этом.              – Не вижу в этом ничего плохого, – пожал плечами Минхо, начиная собирать весь мусор.       – А я и не говорю, что это плохо, просто необычно. Ты необычный. А вот я простой, максимально обычный. У меня, что в уме, то и на языке без притворства.       Минхо плавно повернул голову в сторону младшего, затаив дыхание. Неосознанно он прикусил язык зубами и плотно сжал губы, стараясь не дать словам выскочить, но смотря на Джисона, такого красивого, с переливающимися огнями города в глазах, Хо вновь чувствовал неприятное ощущение в груди.              Хан был красив, и эта красота таила в себе сокрушительную силу, заставляющую его тонуть.              – Мне нравится всё обычное, простое, лёгкое, – еле слышно прошептал Минхо, ожидая бурной реакции, но её не последовало.       Джисон его не расслышал, и это позволило ему выдохнуть с облегчением. Импульсивные слова никогда не приводили ни к чему хорошему – его так точно, поэтому сейчас он мог снова расслабиться и просто наслаждаться видом.                            Время шло, Минхо знал точно, но не имел ни малейшего понятия, сколько уже прошло. Возможно, скоро будет светать, а может, ему просто казалось, что оно неумолимо пролетало. Ведь зачастую, когда наслаждаешься моментом, уследить за временем невозможно, потому что счастливые часы не наблюдают.              Но был ли Минхо счастлив без Чана?       – Знаешь, ты был прав в двух вещах, – Джисон повернулся к нему лицом и посмотрел таким взглядом, который Минхо никак не мог прочитать. – Первое – погода здесь и правда любит тестировать на прочность.              – И что же второе?              – Я очень уверен в себе, а ты до невозможности красивый.              Минхо не успел опомниться, как Хан оказался в непозволительной близости, а затем подался вперёд и припал губами к его ране – той, что в уголке губ.              На несколько длительных секунд мозг Минхо перестал функционировать, и он полностью отключился, когда Хан коснулся его подбородка указательным пальцем и медленно повернул к себе, мгновенно накрывая губы.              Это не было похоже на поцелуй, простое прикосновение, но уже от него у Минхо сводило живот и немели конечности. Губы Джисона были тёплые, отдавали немного спиртом из-за использованных салфеток, и Минхо хотел бы винить именно их в своём одурманенном состоянии, но знал, что не мог. Потому что такой эффект был на всего Хана. Каждый раз, стоило им остаться наедине.              – А ещё ты не умеешь принимать комплименты, – прошептал Джисон, отстраняясь от губ, но не отдаляя расстояние. – Прямо как я и говорил.              – Умею, – Минхо потребовалось собрать остатки всех своих сил, чтобы выдавить одно несчастное слово в привычном спокойном тоне. Голова не соображала совсем.              – Ага, скажи это своим красным ушам.              – Это холод.              – Конечно.              Внизу перед глазами сиял город, наверху – звёзды, позади – ряд лампочек, но ярче всего светился Хан Джисон, сидящий рядом и не скрывающей довольной улыбки. Минхо наблюдал за ним с противоречивыми чувствами, пока на губах играло призрачное тепло, действительно обжигающее, но привычное.              Минхо горел каждый раз, когда терял себя. Он горел, когда чувствовал слабость; когда отдавал сердце кому-то ещё, помимо Чана. В ушах застыл противный скрежет, резко вернувший его в сознание.                            Нерушимая крепость дала вторую трещину.                                          

Примечания:
Отношение автора к критике
Не приветствую критику, не стоит писать о недостатках моей работы.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.