Клюква после вареников.

А ведь есть люди, которые любят перелеты и вообще аэропорты! Сумасшедшие мазохисты, чтоб им. С рейса я выхожу чуть пошатываясь - из Нариты мы вылетели в грозу, я был уверен на сто процентов, что рейс задержат, а я смогу пробежаться по дьютикам. Я ошибался. О боже мой, как я ошибался! На протяжении всего полета создавалось стойкое ощущение, что нас засунули в барабан стиральной машинки и настроили на отжим. Могу поклясться, что за один этот разнесчастный трехчасовой рейс стюардесса перетаскала больше пакетов с блевотиной, чем за год предыдущей работы. То и дело в голове мелькали мысли о том, что это хейтеры виноваты. Только одно непонятно - как они это сделали? Неприятной догадкой возникло еще и "ну это вполне возможно, если бог - твой личный антифанат". Это многое объясняло бы, нет, правда. Но есть множество куда более достойных для божьей ненависти кандидатур. Феминистки с волосатыми подмышками, стилисты СМ, Усама бен Ладен, создатели леопардового принта на мужском белье, да выбор огромен! Но страдал именно я. Когда самолет приземлился на твердую родную землю, мне хотелось кувыркаться через голову, прыгать на месте и, как несчастные после кораблекрушения, сжимать в кулаках эту чудесную темную корейскую почву, пропахшую бензином и дымом. Но все было бы слишком просто, если бы я мог себе позволить делать, что хочется. Выход из потрепанного самолета. Фотографии со стюардессами. Таможенный контроль. Фотографии с таможенниками. Встреча фанатов. Фотографии с фанатами. Щелкающие затворы в радиусе километра. А вот там девчонка в носу ковыряется. Почему ее никто не снимает? Интересно, что было бы, если я начал внезапно ковыряться в носу? Неважно, неважно, все неважно. Сейчас ты раздашь автографы всем, кто помрет без них как диабетик без инсулина, отправишь менеджера за кофе, фантой и твиксами, а сам спрячешься в фургон, плотно облепленный страшными лицами фанаток, и наденешь наушники. Оттуда будет играть музыка, неважно какая, ты закроешь глаза и успокоишься. Через часа полтора ты будешь дома, в полной тишине, словно замурованный в склепе на заброшенном кладбище труп, и мир будет прекрасен. Но пока - автографы. Девицы смотрят на тебя, как им кажется, с обожанием. Какое, к черту, обожание? Это даже не фетиш, это просто открытая, мрачная ненависть. Впрочем, пока они тратят на тебя все свои деньги, пусть делают, что хотят, в рамках разумного, конечно. Никаких кирпичей на голову и кислоты в лицо, уж будьте столь любезны. Сто сорок девять, сто пятьдесят... Отсчет в голове не прекращается. Как только ты вошел в толпу и вдохнул в себя смешанный пугающий аромат множества туалетных вод, шампуней, кремов для лица и тональников, ты начинаешь считать. Как только отсчет достигает трехсот, ты откланиваешься и валишь. Нельзя быть слишком любезным перед фанатами, иногда, перед некоторыми личностями, это даже чревато. Но нельзя и быть слишком отстраненным, ты же не голливудская старлетка все-таки, ты же знаешь, где находишься. Везде мера и баланс, выверенный годами, деланное спокойствие и готовность ко всему, словно ты акробат, исполняющий сложнейший трюк на вертикально выставленной, каждую секунду грозящей свалиться в пропасть с крокодилами, трехметровой палке. А ведь каждый раз, когда ты видишь эту толпу, у тебя начинают подкашиваться коленки, как в первом классе перед выступлением на сцене, пот начинает катиться градом, дыхание становится прерывистым, тебе требуется как минимум минут пятнадцать просто отдышаться, прежде чем вальяжной походкой и с тупой и почти звериной улыбкой выйти к ним. Кто-то дышит на тебя перегаром. Хоть бы зубы почистила, ей богу. Щелчки в голове переваливают за двести пятьдесят. Какая-то остолопша наступает на ногу. Минус десять секунд, тупая корова. Двести семьдесят. В нос ударяет стойкий аромат от какой-то из голов, что-то сложное, словно шанель номер пять смешали с инисфришным тональником и японоориентриванным шампунем с ароматом мыла, причем каждого наименования извели как минимум по литру. С той улыбкой, которую твой менеджер называет "prince charming", а ты, мысленно - "сдохните все, ненавижу вас", оборачиваюсь на источник запаха. Ах, вот оно что. Иностранка. Это многое объясняет. Рожу ее как будто долго и старательно переезжали гусеничным трактором, но при этом она совершенно ненакрашенная, только тоналка. Деточка, в чем-то я тебя даже понимаю, с такими данными никакая косметика не поможет. Двести восемьдесят. Совсем немного осталось, улыбайся. Менеджер с тупым бараньим упорством уже начинает чистить перед тобой пространство, и по миллиметру, то и дело натыкаясь на чьи-то "оппа" и "саранео", ты движешься за ним. Кто-то хватает тебя за задницу. Твои б руки да под паровоз бы! И ведь если ты обернешься, даже не стоит сомневаться, наткнешься на что-то мелкое, дышащее в пупок, страшное, зубы в три ряда, прыщи созвездиями, сисек нет, индивидуальности - никогда не было, на нее даже орать было бы противно. Триста. Гоу-гоу-гоу! Словно пытаясь выбраться без посторонней помощи из зыбучих песков, ты по сантиметру движешься вперед. Каждое движение дается с трудом, ты кожей чувствуешь горячие и потные (кто там говорил, что азиаты не потеют?) тела, угловатые коленки и острые локти. Именно так ты представляешь себе нападение пигмеев, даром что кому-кому, а вот пигмеям действительно плевать на твою божественную внешность. Левая нога застревает где-то между двумя фанатками, они пищат, и если в обычной жизни они бы друг другу глаза повыцарапывали, тут они сплотились и держат тебя синхронно и слаженно. Тупые уродины! Отпустите, кому сказал! Я дергаю ногу со всей силы, отчего какая-то из двух уродин теряет равновесие (мва-ха-ха, так тебе и надо), хватается за мою задницу (как, снова?), потом ее длинные когти цепляются за мои дорогущие джинсы, доставшиеся от кого-то из спонсоров (да здравствуют спонсоры!), я пытаюсь вырваться, но она держит какой-то маниакальной хваткой (сасен, зуб даю, сасен), я дергаюсь еще раз. Дальше все происходит одновременно - фанатки расступаются перед охраной аэропорта (почему они только сейчас появились, хотелось бы знать?), сасен где-то там, с тыла, отпускает меня со странным рваным звуком (надеюсь, это ее сумка долларов за восемьсот рвется), я уверенно шагаю вперед, и, как пес, забывший о цепи, рывком падаю на колени. Что за ерунда? Уши закладывает визг и в разы увеличившийся треск затворов, что-то надо мной орет менеджер, я пытаюсь встать, но какой-то непонятной кашей мои ноги цепляются друг за друга, и я балансирую на месте, то и дело накреняясь в стороны. От собственного бессилия и непонятности ситуации я почему-то наклоняю голову вниз, как кот, собирающийся вылизаться подмышкой и... вижу собственные труселя с губкой бобом. Желтое пятно с тупой рожей улыбается мне прямо в лицо. Стопушечки. Если я все еще в адеквате, у меня нет галлюцинаций, зрительных иллюзий и прочего, если я действительно вижу свои трусы, то... Меня подхватывают чьи-то руки, ставят в более-менее вертикальное положение, какой-то мужик в черной куртке старательно дотягивает мои штаны где-то до коленей, пока до него не доходит, что они порваны от шва до шва, тогда он снимает с себя куртку и накидывает куда-то на улыбающуюся рожицу губки боба. Меня тащат к выходу, закрывая мне лицо и то и дело разлетающиеся в стороны полы куртки, зашвыривают в фургон так, что только чудом я не ломаю рефлекторно выставленные вперед руки, где-то справа материализуется причитающий менеджер, и мы стартуем с места с открытой дверью, что я вполне четко ощущаю по ветру, гуляющему между надписью "кто живет на дне океана?" и моей гладковыбритой задницей. Через секунд десять дверь захлопывается на ходу, становится тихо-тихо, я слышу только всхлипы менеджера и глухую вибрацию телефона где-то в салоне. Твою ж мать.