Клюква после вареников.

То, что моя нынешняя работа в Корее не задастся, я понимаю еще в начале, когда после принудительного выключения мозга и наступившего после этого просветления перед моими глазами материализуется картинка чьей-то задницы, плавно летящей мимо меня в фургоне с открытой дверью. Нет, я догадывалась, что с момента моего возвращения на родину количество лав-отелей снова выросло, а понаехавшие иностранки, капающие слюной на любого несчастного с двойным веком, будь то бурят или казах, развратили последние жалкие остатки приличной молодежи. Но черт подери! Что это за задница в центре дня в общественном месте в самой псевдоприличной из стран?! По пути в новую квартиру я старательно смотрю в окно. Лошади не пожирают друг друга, солнце светит по-июльски жгуче, парочки целомудренно ходят за ручки, все так же сосутся на виду у общественности только иностранцы, обвешанные зеркалками и хрустящими пакетами. Корея все такая же, все хорошо, та задница в цветных труселях - не более, чем фантазия твоего растревоженного после полета разума. Успокойся и выдохни. Вторым сигналом тревоги на почти успокоившуюся меня сваливается соседка в моей новой квартире, и дело вовсе не в ее жгучей индивидуальности. Она здесь, она живет здесь и она не собирается съезжать - вот что зажгло мигающую оранжевую лампочку в моей голове. В прошлый раз я жила одна, в маленькой квартирке, уютной и темной, как небольшой гробик с синими стенами. Моя провожатая с дежурной непонимающей улыбкой, за которую я иногда люто ненавижу азиатов, кивает и молчит на все мои вопросы. Знала б ты, радость моя, как сильно ты похожа на Равшана из нашей раши! Я видела ровно одну серию ровно один раз, но образ улыбающегося на все претензии азиата никак не выходит у меня из головы, ни в Японии, ни здесь: "за что ругаисся, насяльника?" Впрочем, мой пыл начинает немного утихать благодаря треклятому здравому смыслу. Нет резона орать на нее, она ничего не решает, она всего лишь мелкая сошка, которой сказали тебя сюда доставить, разбираться надо не здесь и не сейчас. Сегодня воскресенье, звонить начальству неприлично хотя бы из опаски, что она тоже будет тебе тогда звонить в выходные, так что я переночую здесь, а завтра все решу. После множественных поклонов и пожеланий здравствовать провожатая исчезает в дверном проеме. Я оборачиваюсь на соседку. Она улыбается мне так, словно я вот-вот вручу ей пистолет и лицензию на убийство. Кисло кривлюсь в ответ, но мой оскал ее почему-то совершенно не смущает. - Давайте я вам квартиру покажу! - чеканит Санни (дурацкое имя, но ей подходит) весело и, невзирая на мои слабые попытки сопротивления, тащит меня по квартире. Откровенно говоря, если бы этой пигалицы здесь не было, мне бы даже понравилось. Типичный корейский интерьер, состоящий попеременно из традиционных восточных деталей и дешевой европеизированной икеи, чистенько, скромненько, простенько и без изысков. В таких квартирах страшно в грозу и лениво убираться чаще раза в месяц, но зато спится всегда прекрасно, да и дышится тоже, и ничего не давит своей пафосностью и статусом. Дальнейший обзор дал почувствовать, насколько квартира неоднозначна. Холл - место, в котором мы расстались с провожатой и единственное место, в котором я была - обычный корейский. Низкий стол, куча диванов, телевизор, стенка с книгами. Ничего особенного, в общем. Дальше интереснее. Гардеробная огромная, но освещение жалкое и тусклое, отчего шмотки выглядят, словно их подобрали на мусорке. Туалет и ванная совмещенные, но все равно маленькие и с невыветривающимся запахом плесени, впрочем, таким ароматом грешит много квартир в этом географическом поясе. Стирально-бытовая узкая и без окна. Кухня вообще неудобная, плита рядом с раковиной, кто вообще дал им разрешение на такую компоновку?! Впрочем, где я и где готовка. Переживем. Перед дверью с цветочком Санни останавливается, корчит хитрую рожу, которая, как я поняла, должна обозначать предвкушение восторга (такое же выражение лица было у нее, когда она показывала мне гардеробную - свою самую любимую комнату) и просит меня закрыть глаза. - Окей, - повинуюсь я. Меня проталкивают в новую комнату, из которой остро пахнет приторными, сладкими духами и апельсинами. Щелкает выключатель, шорохи и хлопание дверей, видимо, шкафа или тумбочки, легкое топотение вокруг. - Можно уже, смотри! - бодро командует Санни. Я открываю глаза. Оранжевая лампочка лопается в моем мозгу, сирена верещит, как при авианалете, истошно и оглушающе. Я умерла и попала в ад. На меня смотрит GD. Много-много GD, все они смотрят на меня пристально, внимательно и многоглазо, как трехсотглавая гидра. Мерзкое ощущение. - Вообще, конечно, клеить на скотч плакаты нельзя, но кнопки никто не запрещает, так что я вот каждую неделю вешаю что-то новое. Мне с ними лучше спится. Как тебе? Я мычу что-то неопределенное, оглядываясь по сторонам, чтобы Санни не видела мое искаженное лицо.Сирена в моей голове подвывает тихонько и жалобно, как избитый садистами-школярами щенок в подворотне. Я боюсь фанатов, я боялась их всю жизнь, я избегала их, как умела, я старалась не пересекаться с ними и вообще вычленить их из нашей общей реальности, словно их никогда не существовало. GD издевательски улыбается мне с потолка. Я боялась фанатов с детства после репортажей о терактах и бабушек в церквях. Я отшучивалась, грубила, злилась, делала все, чтобы они не интересовались мной и исчезали, чтобы мы не сталкивались друг с другом даже по касательным. GD косится на меня с подушки на кровати. Я успешно избегала этой напасти всю жизнь, и вот она нашла меня сама. Я уеду отсюда завтра же. Я не буду здесь жить. - Ты можешь полюбоваться на него потом, а сейчас давай кушать, я тут наготовила, - продолжает тараторить Санни, поправляя загнутые уголки плакатов. - Я вообще неплохо готовлю, все хвалят, но тут вечный затык с продуктами, так что приходится извращаться. Я тихо, чтобы не выдать свое раздражение (полюбоваться? простите?), закрываю за собой дверь с цветочком, мы исследуем мою комнату, пожираем какое-то безумное количество еды, которое наготовила Санни к моему приезду, пьем пиво, смеемся, я делаю вид, что ее слушаю, но спиной чувствую глаза Джи, сверлящие меня насквозь, и им не мешают ни стены, ни множество слоев моей одежды.