Представь нас вместе

— Дядя, ты похудел. Ты вообще ешь что-нибудь? — сказал ему А-Лин спустя несколько дней, когда прибыл навестить его в Юньмэн. И тревога плеснувшаяся в глазах племянника заставила Цзян Чэна испытать жгучую вину. Он так любил этого ребёнка. Но так ни разу и не нашёл в себе смелости сказать об этом. Его гордость, его тщеславие не позволяли ему проявить эту слабость. А теперь он вынужден будет оставить этого мальчика. Цзян Чэн утешал себя тем, что у А-Лина останутся его друзья и Вэй Усянь. Его племянник не узнает той горечи опустошающего одиночества, что познал он сам когда-то. Цзян Чэн беззлобно огрызается на него, чтобы не вызывать подозрений, хотя теперь даже это утомляет его. Он надевает всё больше слоёв одежды, и примерно поглощает ставшую безвкусной пищу на глазах племянника. Это сможет обмануть его какой-то время, но это ненадолго. — Тебе нужно развеяться, — говорит А-Лин позже и Цзян Чэн не находит в себе и крупицы силы возразить или отругать его за дерзость. Влекомый каким-то безрассудным желанием отсрочить разговор с Цзинь Лином он соглашается на самоубийственную ночную охоту, на которую А-Лин предлагает ему отправится вместе. Это опасно. В его состоянии он едва ли способен защитить себя. Стоит ли говорить, что ему будет тяжело присматривать ещё и за А-Лином. К счастью, у него есть его верные «пауки» — подарок от клана его матери. Поэтому он решает, что всё пройдёт спокойно. В конце концов он и правда давно не проводил время с племянником. Они встречаются в небольшом городке недалеко от Ланьлиня, чтобы оттуда отправится вместе. И даже то, что первое, что он слышит переступив порог постоялого двора — голос Вэй Усяня, и видит всполохи белых одежд Гусу Лань, не меняет его решения. Хотя присутствие Лань Ванцзи и Вэй Усяня выбивает землю у него из-под ног. Ему невыносимо видеть их. Ещё более удручающе то, что по всей видимости, именно его родной племянник устроил это против него. Но ничего, он выдержит это. Он сможет. Цзян Чэн не смотрит. Не слышит. Не говорит с ними. И когда замечает попытку Вэй Усяня приблизится, с непроницаемым выражением лица отдает короткие распоряжения сопровождающим его адептам. Бросает короткий пустой взгляд на съёжившегося в один миг племянника и молча разворачивается, собираясь продолжить путь. Эта ночная охота станет мучительной. Цзян Чэн подавляет тяжёлый вздох и зажмуривается. — Дядя, — виновато тянет следующий за ним по пятам Цзинь Лин, когда они оказываются достаточно далеко, и боясь подходить слишком близко. Глупый мальчишка. Мальчик ли он — Цзян Чэн — чтобы играть в эти игры?! — Дядя, прости. Ты выглядел так несчастно, когда смотрел на них. И я знаю… — густо покраснев Цзинь Лин отводит взгляд. — Знаю, что на самом деле тебе не всё равно. Я не знаю, что произошло, но подумал, что если вы поговорите всё наладится, — угнетающее молчание Цзян Чэна заставляет Цзинь Лина говорить всё настойчивее и больше. — Ты выглядел таким разбитым в последнее время, и я… Цзян Чэн упрямо идёт вперёд, не подавая ни признака того, что слышит. — Дядя, скажи что-нибудь, — скулит Цзинь Лин, боязливо хватаясь за его ханьфу, и вновь превращаясь в капризного ребёнка, которому так недоставало его внимания когда-то. Цзян Чэн бросает пустой взгляд на племянника. — Это, — слова с трудом выдавливаются из горла, Цзян Чэн почти выплёвывает их, — мы обсудим потом. А сейчас — сосредоточься. Не хватало ещё снова вытаскивать тебя… Присутствие Лань Ванцзи и Вэй Усянь выбивает Цзян Чэна из колеи, но он надеется, что у них получится не взаимодействовать друг с другом. Хотя видеть их по-прежнему невыносимо, Цзян Чэн старается не замечать прожигающих взглядов в свою сторону. Он надеется на их благоразумие. Это будет самая обыкновенная ночная охота на которую он сопровождает Цзинь Лина. Ничто этого не изменит. ------- Охота проходит спокойно. Цзинь Лин в одиночку усмиряет высокоуровневого монстра. И на самом деле Цзян Чэн безмерно гордится им. Его мальчик превращается в настоящего мужчину. Вэй Усянь и Лань Ванцзи всецело заняты своими утятами и друг другом, больше не предпринимают попыток докучать Цзян Чэну. Он лишь несколько раз перехватывает задумчивые взгляды Лань Ванцзи и жалобные — Вэй Усяня. По крайней мере на обратном пути к постоялому двору, где они решили переждать ночь, Цзян Чэн и вовсе теряет их из виду. Цзинь Лин идёт впереди со своими друзьями и спорит о чём-то с тем мальчишкой Лань, что так не подходит своему клану. Второй юноша Лань — Сычжуй — идёт между ними миролюбиво улыбаясь и мерно говорит что-то, охлаждая пыл друзей. Цзян Чэн рад, что у Цзинь Лина есть такой друг. Он напоминает Цзян Чэну Цзэу-цзюня и не видит в мальчике ничего от своих приёмных отцов. Вэй Усянь и Лань Ванцзи не возвращаются вместе с ними, пропадая из виду где-то по пути. Цзян Чэну нет до этого дела. Всё, на что у него хватает сил — это добраться крошечной комнатки на постоялом дворе и забыться в тревожном сне несмотря на разгар дня. ----- Цзян Чэн отлично видит в темноте. Особенно хорошо он видит в ней тогда, когда следит за Лань Ванцзи и Вэй Усянем занимающихся любовью у дерева. Багровое солнце только-только скрывается за горизонтом, когда измученный жаждой и очередным кошмаром Цзян Чэн просыпается и выскальзывает на улицу, глотнуть воздуха в очередном приступе удушья. Углубляясь в лес подбирающийся прямо к строению, он и обнаруживает их. Вэй Усянь крепко обнимает целующего его Лань Ванцзи. А Цзян Чэн дрожа всем телом стоит в тени и не собирается обнаруживать свое присутствие. Сбитое, надрывное дыхание могло бы выдать его, но те, кто заняты друг другом, дышат гораздо громче. И стонут. И издают ещё множество других непотребных звуков. Цзян Чэн мог даже не смотреть на них, чтобы знать, что они делают. Он провел с ними слишком много времени и точно знает: так Вэй Усянь вздыхает тогда, когда касаются его сосков и целуют в шею. Вот этот звук срывается с его губ в момент слишком крепких объятий, когда член прижат к животу. А так выдыхает Ванцзи, когда входит, наконец, в тугую тесноту, что так нуждается в нем. По виску Цзян Чэна торопливо сбегает капля пота. Пальцы до боли стискивают ботт Саньду. Цзян Чэн закрывает глаза. Цзян Чэн не ревнует. Цзян Чэн в бешенстве. Он не желает слушать тихие вздохи и лёгкие стоны. Ещё меньше он хочет чтобы свидетелем этих непотребств стал его племянник. С каждым новым звуком перед глазами темнеет всё сильнее, кровь начинает пульсировать в висках. Грудь теснит. Цзян Чэн тяжело сглатывает вязкий ком горечи, переступает с ноги на ногу, готовясь уже разразиться отборными ругательствами и проклятьями. Но вынужден отшатнуться прочь, когда чувствует, что давление в груди на миг исчезает, а затем стремительно нарастает с новой силой. Заполняет лёгкие, поднимается вверх по горлу, забивая нос и лишает дыхания. Словно внутри него лопается старый бурдюк наполненный водой. Цзян Чэн слепнет, глохнет, лишается дыхания. И чувствует как его рот наполняется кровью, которую невозможно удержать. Он отчаянно пытается проглотить её, но от этого захлёбывается ещё больше. Ему хочется выть, и он кусает губы, чтобы ни звука не сорвалось с них. Стряхивая с себя оцепенение он бросается прочь, моля всех богов, чтобы они оставили его незамеченным. Убравшись так далеко, как это было возможно Цзян Чэн обмирает, пытаясь втянуть носом немного воздуха. Но тот словно густое, липкое болотное месиво не желает проникать дальше в лёгкие. А в следующее миг судорога скручивает тело Цзян Чэна. Лёгкие взрываются вспышкой молниеносной, ослепительной, поражающей боли. Цзян Чэн слишком слаб чтобы удержать её, она проходит сквозь всё его тело и разливается в крови, ослепляя. Он безмолвно и беспомощно переживает это мгновение агонии. А когда сил сдерживаться больше не остаётся, падает на колени и бьётся на земле в приступе убийственного кашля. Кровь толчками принимается выталкиваться из его горла вместе с цветами, глуша хрипы и мешая глотнуть воздуха. Он хрипит, цепляясь непослушными пальцами до всего до чего может дотянуться. Ужас парализует его, когда он слышит над ухом чей-то взволнованный голос. Он не узнаёт его и не может разобрать, что говорят. Единственная мысль бьётся в висках, пока тело отчаянно сопротивляется удушью. Они не должны были увидеть его. Не должны узнать. Никто не должен. — А-Лин, — он судорожно хватается за первое, что попадается под руку — белоснежные одежды оказавшегося вдруг рядом человека, цепляется непослушными пальцами, переживая очередную волну боли и тошноты, — не должен узнать, — сорвано хрипит Цзян Чэн то ли себе, то ли человеку рядом с ним. И слышит судорожный, дрожащий выдох. Воздух с хрипом проталкивается в измученные лёгкие, в ушах шумит, сердце отбивает загнанный ритм. Цзян Чэн поднимает слезящиеся глаза, пытаясь рассмотреть того, кто оказался вдруг рядом, молясь, чтобы этот человек был один и его не услышали ещё больше людей. Паника вспыхивающая в глазах человека, склонившегося над ним, вызывает в Цзян Чэне короткий всполох неожиданного облегчения. Это не Цзинь Лин. И не Вэй Усянь. Эти двое точно не оставили бы его в покое. — Глава Цзян, — потрясённо шепчет Лань Сычжуй. Внутренняя борьба читается на его юном лице. Глаза широко распахнуты. — Я приведу помощь, — решительно говорит он мгновение спустя. Цзян Чэна закрывает глаза, чувствуя вязкую черноту утягивающую его, и тошноту от самого себя. Он не может просить этого юношу о том, о чём он просит его. Не смеет. Но у него нет другого выхода. Усилием воли он подавляет уродливое чувство пробуждающееся в его груди, сжимая чужую руку сильнее и смотрит на бледное лицо мальчика, твёрдо повторяя: — Никто не должен узнать. Он смотрит на свои руки покрытые кровью, на белоснежное ханьфу мальчика запачканное ей же и отдёргивает руку. Он не вправе требовать молчания от этого юноши. И всё же он надеется на семейное благородство Лань. — Это ничего, — убеждает он так страстно, что и сам готов поверить в свои слова. — Ничего. Уходи и забудь о том, что видел. Уходи! Сычжуй оцепенело кивает, скорее от потрясения, чем от понимания на что он соглашается. Словно в трансе юноша поднимается на ноги. Немного поколебавшись всё же нехотя отступает, не отводя взгляда от Цзян Чэна, словно от зверя готового кинуться, стоит лишь повернуться к нему спиной. Как только Сычжуй скрывается из виду, Цзян Чэн прикрывает глаза, откидывая на спину и жадно глотает воздух, не в силах насытится им. Он лежит на холодной земле ещё какое-то время, а затем собрав остатки сил и поправив одежду, возвращается обратно. Ничего не сказав даже Цзинь Лину, он спешно собирается и в сопровождении двух самых преданных подчинённых возвращается в Юньмэн. У него меньше времени, чем он думал. ----- Его болезнь ухудшается. Цзян Чэн всё же надеется, что у него есть ещё немного времени, чтобы успеть завершить все свои дела, но надежда стремительно тает с каждым посещением лекаря. Юй Фэн молод, но он сын лекаря помогавшего его матери и сестре с этой болезнью. Он много знает о ней, но кажется теперь, даже его знаний становится недостаточно. Юй Фэн назначает ему всё больше и больше снадобий и лекарств. Каждое его посещение теперь заканчивается сурово поджатыми губами и нахмуренными бровями. Он ищет варианты лечения и не находит ни одного кроме самого очевидного, но он больше не предлагает этого. А Цзян Чэн больше не надеется. Его постоянно мучает жажда. Цзян Чэн думает, что это цветы в его теле требуют влаги для своего роста. Чем больше он пьёт, тем быстрее цветут и распускаются цветы. Это больно. Он чувствует как они медленно растут в его лёгких, забивают лепестками горло, семенами растекаются по венам вместе с кровью. Если бы он не был заклинателем, его мучения кончились намного раньше. Постоянное ощущение холода преследует его, и не может полностью искоренить ни заклинания, ни тёплые одежды. Он начинает носить тяжёлые зимние мантии в начале осени, и постоянно прикладывается к снадобью, облегчающему дыхание и лекарству помогающему остановить рост цветов. Дни начинают сливаться воедино, и с каждым днём он все больше устает. Он засыпает на публике, а ночью лежит без сна и становится все более равнодушным. Нет больше искрящейся злобы и привычного раздражения. Он выполняет свои обязанности на пределах собственных сил и двигаясь на чистом упрямстве. Даже когда его руки начинают дрожать, он все равно выполняет свои обязанности. Он учит своего заместителя Цзян Чжоу тому, как быть главой клана. Есть что-то успокаивающее в том, чтобы знать, что он не оставит своих людей на произвол судьбы. Бывают дни, когда он вообще не разговаривает, даже со своими заместителем. Он больше не видел Вэй Усяня и Лань Ванцзи после той охоты, но Цзинь Лин упоминает их в своих письмах или когда приезжает навестить его. Больше он не утруждает себя пытливыми взглядами. Не добивается ответов на вопросы, которые Цзян Чэн не в состоянии дать ему. Цзинь Лин — умный ребёнок, он знает, что что-то не так. Он приходит с противоречивым выражением лица и уходит с абсолютно опустошённым. Когда Цзян Чэн понимает, что больше нет смысла притворяться, он запрещает Цзинь Лину посещать Юньмэн. Это жестоко. Но у него нет другого выхода. Он не желает, чтобы племянник видел его жалкий конец. К концу осени он покидает Юньмэн, чтобы провести отведённое ему время в тишине уединённой хижины, спрятанной в лесу. Для всех это преподносится как добровольное уединение на пару лет. Цзян Чэн же покидает Пристань лотоса, чтобы никогда не вернуться снова.