Представь нас вместе

Вэй Усянь с тревогой наблюдает как Цзян Чэн тихо садится на лотосовый трон. Тихо даёт распоряжения. И тихо дрожит, пытаясь скрыть эту дрожь. Притаившись в тенях бумажным человечком, всё, что ему остаётся просто смотреть. И с каждым мучительным днём он чувствует как его сердце разбивается. Он не понимает, что происходит. Личные покои Цзян Чэна надёжно защищены множеством заклинаний против вторжения и Вэй Усяню нет хода туда. Он не знает, что таится за запечатанными дверями. А техника переноса души имеет ограничение во времени. Он и без этого рискует используя её. Какое бремя его Цзян Чэн вновь несёт в одиночку? Всё, что Вэй Усяню удаётся — это пробраться в тронный зал. И ему совсем не нравится то, что он видит. Цзян Чэн изменился. Он замечает это, конечно, не может не заметить. Его шиди — это всегда молния, это бурный шторм и шквальный ветер. Теперь он совсем другой. Смиренный, отречённый и тихий. Вэй Усянь следит за своим шиди, и не находит себе места. Его силы истощаются от частого применения техники перемещения души, а у него так и нет ни малейшей идеи, что ему делать дальше. Всё его планы вновь сблизиться или хотя бы заговорить с Цзян Чэном потерпели крах. Пристань лотоса, когда-то родная и знакомая, больше не союзник. Она огораживает надёжными стенами, защищает верными стражами, не позволяя приблизится к своему хозяину. Вэй Усянь считает дни, которые он провёл вблизи от Юньмэн чтобы иметь возможность находиться рядом с Цзян Чэном и не может придумать ничего, чтобы пробраться к нему и не рассердить ещё больше. Цзян Чэн не желал видеть ни его, ни Лань Ванцзи. Всё, что было между ними он считает теперь ошибкой. Было ли у него — Вэй Усяня право оспаривать его решение? Снова. Вэй Усянь мучился со своей влюблённостью больше года. После того, что случилось в храме Гуаньинь он не видел Цзян Чэна. Он хотел своему шиди счастья и посчитал, что для этого ему нужно исчезнуть из его жизни. Он сказал ему оставить всё в прошлом. А сам пытался заполнить пустоту внутри долгими путешествиями в сопровождении Лань Чжаня, ночными охотами с детишками и огромным количеством Улыбки императора. И он любил Лань Чжаня. Очень. И даже искренне полагал, что ему достаточно его одного и тепла, что он дарит. Словно его присутствие в его жизни могло затмить боль от зияющей раны в его сердце от потери Цзян Чэна. Впрочем, он солгал бы если бы сказал, что это было не так. В те моменты, что Вэй Ин проводил в постели с Лань Чжанем сплетаясь в любовной горячке. И пока отметины страсти горели на его теле, а лёгкие забивал любимый аромат, Вэй Усянь мог заставить себя не думать о Цзян Чэне. Не вспоминать его запах и поцелуи. Но вот наставало время отхода ко сну. Лань Чжань заключал его в объятия и засыпал. А Вэй Ин прислушивался к мерному дыханию и прежние мысли, мечты и желания возвращались с удвоенной силой. Перед внутренним взором его вставало лицо его шиди — его прекрасного, восхитительного шиди — и жгучее желание разливалось по его телу, молнией проходят вдоль позвоночника. Вэй Ин кусал губы, касаясь себя, стараясь не потревожить мирно спящего рядом Лань Чжаня — и кончал спустя несколько мгновений так, что закладывало уши. И это было неправильно. Неправильно было вот так думать о возможности быть с Цзян Чэном. О желании выдернуть его из того мира, который он так долго строил, в котором ему комфортно, в котором он чувствует себя уверенно. Неправильно после того, что он отнял у него. Неправильно по отношению к Лань Чжаню, который так многим пожертвовал и так от многого отказался ради него. Вэй Усянь никогда не ставил Лань Чжаня перед выбором. Даже не предполагал, что такой выбор вообще существует. И всё же тот сделал его, оставив Цзян Чэна совсем одного. Вэй Усянь узнал обо всём слишком поздно. Лань Чжань рассказал ему. Разумеется. Его прекрасный, честный Лань Чжань просто не мог скрыть от него, что нашёл утешение и любовь в объятиях его Цзян Чэна. И чувство беспомощной вины с тех пор не покидало Вэй Усяня. Если бы он знал раньше о том, какие отношения связывали его шиди и Лань Чжаня всё то время пока он был мёртв, он никогда не посмел бы встать между ними. Не посмел бы отнять у Цзян Чэна ещё и это. Но прошлого не вернуть. Но разве правильно было и дальше так мучиться? Долгое время Вэй Ин пытался убедить себя, что Цзян Чэну лучше без него, что он ему не нужен, что он ненавидит его. Напрасно. Всё было напрасно. А потом Вэй Ин просто взял и решился. Устал от всей этой круговерти в мыслях, от бесплодных попыток отвлечься и забыться. И признался Лань Чжаню в своих чувствах, рассказал о мыслях, что так долго точили его. Отчего-то внутри горела уверенность, что Лань Чжань не осудит его. Не осудил. Он тоже думал о Цзян Чэне. Испытывал вину перед ним. Вспоминал. Скучал. Любил. Вдохновлённый признанием Лань Чжаня и заручившись его поддержкой, Вэй Усянь загорелся идеей вернуть Цзян Чэна. Или вернуться в его жизнь самим. И для этого ему нужно было увидеть Цзян Чэна. Сказать ему… Сказать ему всё. А может быть и больше. Объятый порывом Вэй Усянь отправился на Пристань лотоса, обдумывая, что предпримет, если Цзян Чэн откажет ему в аудиенции. Не отказал. Его шиди словно ждал его всё это время. Вдохновлённый этой надеждой Вэй Усянь решил действовать и задержался на Пристани лотоса до тех пор пока тоска по Лань Чжаню не вынудила его вернуться к нему. Лань Чжань же пока не решался вернуться в обитель бывшего любовника, которого так жестоко оставил. Вэй Усянь видел в глазах Лань Чжаня тоску, когда рассказывал о том как дела у Цзян Чэна. — Он не простит меня, — глухо сказал ему Лань Чжань однажды, и горечь плеснувшаяся в его взгляде заставила Вэй Ина почувствовать боль в сердце. Он знал, что Лань Чжань корил себя за то как поступил с Цзян Чэном. Обвинил его во всех несчастьях, что случились с Вэй Ином, отвернулся, оставил. — А-Чэн смог простить меня, — сказал Вэй Ин, заглядывая в глаза Лань Чжаня. — А я совершил гораздо больше ошибок. Нужно подождать. Он поймёт. И однажды Цзян Чэн попросил его остаться с ним. Так тихо, что Вэй Усянь усомнился — не показалось ли ему? Они лежали на кровати. Оба обнаженные, потные, и приходили в себя. Вэй Ин лежал подмяв под себя подушку, думая что не прочь повторить всё то, что они только что делали. И возможно, на этот раз он будет сверху. Цзян Чэн позволял ему это. Мысли его зашли так далеко, что он не сразу понял, что Цзян Чэн сказал ему. А когда понял едва не задохнулся от восторга. Цзян Чэн хотел его. Хотел чтобы он остался. Дело осталось за малым. Дождаться когда Цзян Чэн признает, что они с Лань Чжанем оба нужны ему. Оба. И попросит об этом. И они ни за что не откажут ему. Будущее казалось безоблачным и неомрачённым горестями прошлого. Как же он ошибался. И теперь после того, что он приобрёл, чего успел добиться, он снова всё потерял. Но на этот раз Вэй Усянь не знал в чём была его вина. Что он снова сделал не так? Чем оскорбил, чем разгневал Цзян Чэна, что тот не желал даже видеть его? И если бы это касалось только его, но… Цзинь Лин тоже был в отчаянии. Не так давно Цзян Чэн дал распоряжение не пускать его в резиденцию, и теперь мальчик неустанно винил себя в том, что согласился помочь Вэй Усяню и Лань Ванцзи увидеться с Цзян Чэном в ту злополучную ночную охоту. Он явился в Гусу без предупреждения, едва не свалившись с меча к ногам прогуливающихся Лань Ванцзи и Вэй Усяня, не предприняв попытки как следует поприветствовать ни одного из них. — Дядя ненавидит меня! — воскликнул он не успев сойти с меча. Измученный и уставший. Юное лицо его было зло и встревожено. Глаза блестели, голос дрожал. В руке было крепко зажато письмо в котором ровным почерком Цзян Чэна написан приказ Цзинь Лину не является в Юньмэн до особого распоряжения. — Он не желает больше видеть меня! Запретил приезжать! — Цзинь Лин вцепился в одежды Вэй Усяня, крича ему в лицо и беспрестанно дрожа, сдерживая слёзы. И Вэй Усянь не находил слов чтобы утешить и успокоить его. Вэй Усянь знал Цзян Чэна. Знал, какое большое и любящее у его шиди сердце, как тот обожал Цзинь Лина. Цзян Чэн не был так мелочен, чтобы запретить Цзинь Лину посещать Пристань лотоса только из-за мимолётной обиды. Что-то происходило с Цзян Чэном. Что-то, что он непременно должен был узнать. Каждую ночь Вэй Усяня мучали кошмары в которых каждый раз, разными способами, но всегда неизменно, он терял Цзян Чэна не успев добраться до него вовремя. Он ворочался с боку на бок не находя в себе сил ни спать, ни бодрствовать. Все его желания, стремления и цели сосредоточились на Цзян Чэне. Он не мог больше выносить этого. Он покинул Облачные глубины в одиночку, убедив встревоженного Лань Чжаня, что одному ему будет проще пробраться к Цзян Чэну. Он видел внутреннюю борьбу в глазах своего мужа, но в конце концов тот снова доверился Вэй Усяню, как делал это всегда. Сердце Вэй Усяня щемило от нежности, когда он расставался с ним, но был убеждён, что поступает правильно. Юньмэн ожидаемо встретил его надёжными засовами и бдительной охраной. Всё, что оставалось Вэй Усяню остановиться в ближайшей гостинице и тайно пробираться в резиденцию с помощью бумажной метаморфозы, беспомощно наблюдая как Цзян Чэн становится всё тише и отстранённее, и ждать. ------------ Всю ночь Цзян Чэн провёл на берегу озера вблизь крошечной хижины в которой он обосновался. Он сидел на холодной земле, и вода лизала его пальцы ног, не решаясь продвинуться выше. Цзян Чэн смотрел как солнце медленно восходит начиная новый день и вспоминал как вот так много лет назад, в другой жизни, они сидели с Вэй Усянем на пирсе, после ночных купаний, куда они сбегали в тайне от матери. Ничего не заболело у Цзян Чэна. Он давно перемолол все страдания в пыль, а тягостные воспоминания сжёг в огне яростных потерь и пепел пустил по ветру. Прошлое осталось в прошлом. Оно приходило иногда с тенями, но вынуждено было уходить, ничего не получив. Цзян Чэн же все эти годы огромными шагами шёл в будущее. У него не было времени сожалеть. До недавних пор. Теперь же… Это всё, что у него было. К счастью смирившийся со своей участью, Цзян Чэн тоже не чувствовал боли от этих воспоминаний. Вид спокойной глади воды успокаивал мысли. Это его пятый день здесь. И третий в полном одиночестве. Первые дни его сопровождал Юй Фэн. Но Цзян Чэн велел лекарю возвращаться обратно в Юньмэн. И обещал дать ему знать если его состояние ухудшился. Разумеется, Цзян Чэн не собирался делать этого. В Юньмэн лекарь нужен больше, а ему он всё равно не в силах был помочь. Юй Фэн уходил неохотно, оставив Цзян Чэну огромное количество снадобий и пилюль, от которых тот решил воздержаться. В конце концов лекарства не помогали, а только оттягивали неминуемое. Дни в ожидании стали тянуться мучительно долго. Цзян Чэн ловил себя на мысли словно ждёт не только своего неминуемого конца. Ожидание того, что что-то произойдёт бередило душу. Возможно что-то случится с его кланом. Или Цзинь Лином. Или… Цзян Чэн прикрыл глаза. Он не желал вспоминать о Лань Ванцзи или Вэй Усяне. Но мысли о них так или иначе пробивали брешь в его тщательно выстроенном коконе смиренного ожидания. Он не хотел их видеть, ещё больше не хотел чтобы они видели его. Но тем не менее глупое несчастное сердце жаждало их. Жаждало даже тогда, когда эта жажда заставляла цветы всё глубже проникать в него. Сожаления сковывали его сердце. Ему было жаль, что он не нашёл в себе мужества попрощаться с ними как следует. Возможно, он оставил их с чувством мучительного непонимания или гнева. Как и Вэй Ин когда-то. Но Цзян Чэн давно уже научился жить с сожалениями и принимать, что всё чего он желал и любил будет ускользать от него. Что сердце его никогда не будет удовлетворено. И что он всегда будет оказываться на шаг позади. У него вырывается прерывистый вздох, глаза горят. Это не должно так влиять на него, но всё же влияет. Он так и не научился противостоять этому. Это всегда было его слабостью, чем-то, на что люди будут давить. Глаза начинают гореть от сдерживаемых слёз. Он хотел бы злиться на себя, хочет чтобы привычный, знакомый гнев затопил его, вытеснил всё прочие эмоции. Потому что злость и гнев знакомы и понятны, он может справится с ними. С надеждой, сожалениями и презрением к себе — нет. Но злости больше нет. Он стремится к гневу, но его нет, как будто он никогда не испытывал его. Теперь в нём лишь усталость, боль, печаль и сожаление и все переплетено с горечью любви. Цзян Чэн не может с ними справиться, они подавляют его, затягивают. Спустя время Цзян Чэн медленно поднимается, и идёт обратно в хижину. Он чувствует себя опустошённым, хрупким и разбитым. И он устал. Вернувшись в хижину, он ложится в постель, натягивает одеяло на голову и засыпает. ---------- Беспокойство подкралось на рассвете. Лизнуло кожу шершавым языком, огладило плечи и осело за сердцем. Вэй Усянь беспокойно перевернулся на бок в жёсткой постели и зажмурился, чувствуя, как теснит грудь. Он скучал по Лань Чжаню. И детишкам. И безумно тосковал по Цзян Чэну. А видеть его и не иметь возможности даже коснуться, скручивали внутренности в тугой узел. Больной от собственных снов и тревог, Вэй Усянь поднимается и вновь собирается отправиться наблюдать за Цзян Чэном. Техника переноса души плохо влияет на него, отнимает силы. Но у него нет другого выбора, кроме использования её. Это всё же лучше, чем совсем ничего. Что-то не даёт ему покоя, болезненно колет в груди и мешает дышать. Предчувствие дурного не позволяет спать по ночам. Он несколько дней не был в резиденции Цзян, слишком слабый для использования техники переноса души и теперь не находит себе места. Злое предчувствие не отпускает его на протяжении всего пути. А добравшись Вэй Усянь не находит и следа пребывания Цзян Чэна в резиденции. Нет его ни в тронном зале, ни на тренировочной площадке. Вэй Усяню требуется почти весь запас собственных сил и терпения, чтобы раздобыть хоть какую-то информацию. Не так то легко это сделать, когда нет возможности прямо расспросить обо всём. Он пристально наблюдает за людьми которых чаще всего видел возле Цзян Чэна в последнее время. То, что Вэй Усянь успевает узнать из их разговоров заставляет его сердце биться ещё сильнее. Цзян Чэн покинул Пристань лотоса. ----------- Когда Цзян Чэн просыпается, он не один. Юй Фэн тихо перемещается по хижине проверяя запасы снадобий, которые он оставлял с прошлого своего посещения. Цзян Чэн старался принимать их только в крайнем случае. Его тело болит. Он измотан и слаб. Кажется, что он истощен до последней капли. Это больше чем физическое истощение. Кажется, что не только его тело, но и душа и разум опустошены. После того как он покинул Пристань лотоса всё стало очень стремительно ухудшаться. Прошло меньше двух недель, как он был здесь, а он уже был практически прикован к постели. Тяжелый вздох срывается с губ Цзян Чэна, когда он переворачивается на бок. Чем привлекает внимание лекаря и его настороженный взгляд. — Ты не использовал лекарства, — без приветствий и почти осуждающе говорит Юй Фэн, хмурится и отворачивается. — Как твоё самочувствие? Цзян Чэн утомлённо прикрывает глаза и ничего не говорит. Горло пульсирует, в груди болит. Последний приступ случился несколько часов назад, и теперь кажется новые цветы распирают его. По крайней мере, это не так мучительно как было раньше. Сейчас он чувствует онемение и легкое покалывание вместо сжигающего огня. Со вздохом он снова переворачивается на спину, чувствуя приступ тошноты. Его тело тяжёлое, внутренности болят, и он просто хочет забыться до тех пор пока всё просто не закончится. Кажется он проспал слишком долго. Снаружи в комнату падает яркий солнечный свет, и он бездумно считает деревянные доски на потолке. Он слышит далёкие звуки воды и шорохи листвы на деревьях. Его мысли начинают медленно дрейфовать. Он думает о Вэй Усяне. И Лань Ванцзи. Цзян Чен вспоминает о его ночах проведенных с Лань Ванцзи. Вспоминает как очерчивал пальцами его шрамы и как они обмениваясь поцелуями, каждый из которых оставался в сердце ожогом. Он злился на то, как легко Лань Ванцзи бросил его после возвращения Вэй Усяня. Как не поверил. Как вновь обвинил во всём. Но разве он не должен был? Что было между ними все эти годы? Украденные ночи, в которых Лань Ванцзи видел вовсе не его. Цзян Чэн всегда знал, что Лань Ванцзи никогда не полюбит его. Что в его сердце он никогда не займёт и части того, что значил для него Вэй Усянь. Между ними не было нежности. Не было молчаливого понимания. Если хорошо подумать, то за все эти годы они так и не узнали друг друга по-настоящему. Мог ли Цзян Чэн винить его? Теперь Цзян Чэн с отчётливой ясностью понимал, что нет. Он и сам бы отдал всё, что имел, чтобы быть с Вэй Усянем. Мысли о них начинают всплывать на поверхность одна за одной, цепляясь за него, выкапывая воспоминания. Это всё, что ему осталось. Воспоминания. …Он садится на пирс, опуская ноги в прохладную воду. Вэй Усянь рядом. Обнимает за плечи, щекотно дышит в шею и раздаёт обещания, которые не собирается исполнять… …Он прячет злые слёзы следя как Вэй Усянь особенно усердно флиртует с хорошенькой девушкой на рынке. И грубо сбрасывает руку Вэй Усяня когда тот приблизившись, пытается приобнять его. И велит ему вновь отправляться туда откуда пришёл. Вэй Усянь заливается счастливым хохотом, говоря как он рад, что Цзян Чэн ревнует его. И в тот момент когда Цзян Чэн готов затащить его под воду и держать там пока Вэй Усянь не перестанет смеяться, тот хватает его за руку, утаскивая в темноту переулка. Рывком притягивает к себе и прижимается горячими губами к губам. Цзян Чэн как всегда прощает ему всё… …Он стоит в тёмном переулке, глядя на патруль Вэнь рыскающих вокруг и видит, как они приближаются к его беспечному шисюну. Ужас переполняет его, а за ужасом следует обречённая уверенность и знание, что он должен сделать. И тогда он выскакивает на улицу прямо перед стражниками и они замечают его. Конечно замечают. Как они могут не заметить?!.. …Он не чувствует ничего, когда Ванцзи смотрит на него помутневшими от выпитого алкоголя глазами. И в глазах этих плещется лишь неомрачённая злоба и непонимание. Он обвиняет его в предательстве. Он говорит, что это он виноват в смерти Вэй Ина. Но разве могут слова причинить больше боли, чем та, через которую он проходил и проходит? Внутри него разливается огромное, чернеющее ничто… …Он безучастно рассматривает потолок, когда Лань Ванцзи называет его Вэй Ином. Лань Ванцзи закрывает глаза и вгрызается в его шею, сжимая до хруста костей, оставляя свои метки на его коже. Сердце Цзян Чэн заходится от боли. Немного трудно дышать. Он хочет выть и ударить Лань Ванцзи. Вместо этого он обнимает его за плечи и прячет свою тоску глубоко внутри, и грубо приказывает Ванцзи пошевелиться… …Он наклоняется, чтобы поцеловать Лань Ванцзи не ожидая взаимности. Но он пьян и это отличный повод чтобы списать своё бесстыдство на это. Лунный свет очерчивает черты лица Лань Ванцзи, высветляет кожу, чернит глаза. Он кажется неприступным и недосягаемый. Сердце Цзян Чэна заходится в трепетном восторге, смешивающиеся со страхом. Они никогда не целовали друг друга до этого. Всё, что их связывало это взаимная тоска по человеку, который оставил их обоих и борьба на простынях словно они мстили друг другу. Цзян Чэн не ждёт взаимности, но тем не менее Ванцзи не отстраняется. Он подается вперёд навстречу и яростно отвечает на предложенное. Цзян Чэн чувствует вкус вина на его губах и думает, что возможно сейчас Лань Ванцзи видит перед собой вовсе не его, но это не останавливает его. Его сердце дрожит и он старается не думать, что возможно сам толкнул себя в бездну… …Он сдерживает болезненный стон и зажимает ладонью глубокую рану на своём боку. Тварь, ранившая его ещё жива, полна сил и нацелена завершить начатое. Цзян Чэн собирает остатки сил намереваясь дать отпор и — или? — погибнуть, когда появляется Лань Ванцзи. Встаёт несокрушимой стеной между Цзян Чэном и монстром и атакует. И если бы Цзян Чэн не был так серьёзно ранен он почти позавидовал бы тому с какой легкостью Лань Ванцзи разделался с тварью. Но вот когда, Ванцзи стремительно приближается и склоняется над ним, и заглядывает в лицо, Цзян Чэн забывает обо всём видя проблеск страха в его глазах. Впервые за те годы, что они делили свою скорбь и одиночество друг с другом Цзян Чэн думает, что возможно что-то значит для Лань Ванцзи. Тот в свою очередь осматривает его, соизмеряя ущерб, прижимает ладонь к ране, посылая исцеляющую ци и выдыхает. И когда Цзян Чэн собирается сказать что-нибудь саркастичное, Лань Ванцзи целует его… Эти воспоминания всплывают как бы Цзян Чэн не боролся с ними. Он выныривает из своих мыслей в тот момент когда чувствует прикосновение к своему запястью. — Ты почти ничего не использовал, — строго повторяет Юй Фэн и хмурится. Цзян Чэн чувствует течение чужой ци по своим меридианам и это почти больно. — Зачем ты пришёл? — сварливо спрашивает Цзян Чэн, отворачиваясь и вырывая руку из чужой хватки. — Разве тебе нечем заняться? В Юньмэн закончились больные? — Ты должен принимать лекарства, — не слыша ворчания Цзян Чэна, говорит Юй Фэн убеждённо, как говорил это множество раз до этого. — Почему ты противишься? В небольшой комнате пропитанной запахами крови, пыли и лекарств повисает молчание, нарушаемое лишь прерывистым дыханием Цзян Чэна. — Почему даже не пытаешься? — вновь спрашивает лекарь и негодование чернотой вспыхивает в его взгляде. — Потому что это бесполезно, — едва слышно отбивает Цзян Чэн, замечая как замирает дыхание Юй Фэна. — А теперь уходи. Там ты будешь полезнее. Цзян Чэн отрешённо слушает ворчания лекаря и не знает когда его вновь утаскивает в дремоту. Во сне он вновь видит Вэй Усяня и Лань Ванцзи. Тех кого он так любил и кого вынужден будет оставить. ---------- В голове шумело, кровь пульсировала в висках, в глазах темнело, руки дрожали. Надо было уходить, но ноги не слушались, да и сердце все шептало горячо, призывая постучать в дверь и добиваться своего. Вэй Усянь шумно втянул носом воздух и сделал шаг вперёд. Тело было вялое и тяжёлое: слишком быстро он примчался сюда, как только смог узнать где находится теперь его возлюбленный шиди. Вэй Усянь вновь сделал глубокий вдох. Далёкая тоска подняла голову, вгрызаясь в сердце при воспоминании о том, чего он лишился. Он видел Цзян Чэна. Небеса, как счастлив он был смотреть на его лицо спустя столько времени полного неведения и поиска. Он следил за всеми кто покидал Пристань лотоса, но удача улыбнулась ему лишь спустя несколько дней с начала поисков. Цзян Чэн казался измождённым, и Вэй Усянь хотел бы списать это на усталость. Но что-то кололо за сердцем, болью отдаваясь в теле. Он хотел просто проверить, всё ли у Цзян Чэна хорошо, а затем дождался бы вечера и… Вэй Усянь горько усмехнулся, переступая с ноги на ногу, а затем решительно двинулся вперёд. Сейчас нет времени на сомнения. Он должен увидеть Цзян Чэна.