Представь нас вместе

Вэй Усянь топчется на месте, невольно принюхиваясь к запаху лечебных трав, глядя как лекарь порхает над ворчащим Цзян Чэном: проверяет меридианы, осматривает и ощупывает горло. Цзян Чэн глухо бурчит что-то о том, что о нём не следует волноваться и упорно выпроваживает лекаря восвояси. Лекарь, в свою очередь, не обращая внимания на жалобы и протесты Цзян Чэна, методично заканчивает осмотр и выгружает на маленький столик целую армию пузырьков с лекарствами, давая наставления как принимать их. Они тихо переговариваются о чём-то, чего Вэй Усяню не следует знать, судя по раздражённым взглядам Цзян Чэна, бросаемым на него, и покорно-раздражённого вздоха лекаря. Затем они обменивается ещё парой препирательств с Цзян Чэном и лекарь уходит. Вэй Усянь нагоняет его за пределами хижины, когда тот готовится встать на меч. — Что с ним? — вопрос разъедающий его несколько дней, срывается с губ. — Он кашляет лепестками, — озадаченно говорит Вэй Усянь, задумчиво нахмурившись. — Никогда такого не видел. — Это очень редкая болезнь, — сухо отзывается лекарь, не встречаясь с Вэй Усянем взглядом. Видно, что он не горит желанием говорить. — И опасная, — подталкивает его Вэй Усянь. — И опасная, — в тон ему отвечает лекарь. — Он мне ничего не говорит. Что я могу сделать, чтобы помочь ему? — с надеждой спрашивает Вэй Усянь, чуть подаваясь вперёд. Словно ответ начертан на коже лекаря. Лекарь — Юй Фэн — недовольно поджимает губы. — Боюсь, что вы вряд ли сможете помочь. О большем говорить я не уполномочен, — сдержанно отвечает он, но проблески явного неудовольствия тенью ложатся на его лицо. — Но ему больно, он страдает, — потерянно говорит Вэй Усянь. Юй Фэн смотрит на него со снисходительным превосходством, словно говоря, что об этом ему известно лучше. — Могу сказать одно, — тихо говорит Юй Фэн, — нет ни одного снадобья чтобы исцелить его. Юй Фэн отводит глаза и взгляд его становиться задумчивым и тоскливый, когда он смотрит на маленькую хижину оставленную позади. — Значит, вы говорите, что надежды нет? — не унимается Вэй Усянь. Его слова звучат как обвинение. Будто случившееся было виной лекаря и если бы не остатки здравого смысла он набросился бы на него прямо сейчас. — Я не верю. Если есть болезнь, должно быть и лечение, — упрямо твердит Вэй Усянь. Юй Фэн издаёт что-то похожее на пренебрежительный смешок, в котором Вэй Усянь отчётливо слышит исступлённое отчаяние. — Господин Вэй, вы знаете природу этой болезни? — Юй Фэн выставляет ладонь в жесте призывающие к молчанию, что означает, что ответ на самом деле ему не требуется. — Нет, вы не можете знать о ней. Эта болезнь передаётся только по линии крови клана Юй. Именно поэтому вы ничего не смогли бы найти о ней даже в библиотеке Облачных глубин. Растения прорастают в лёгких больного. Рвут плоть. Вызывают кровотечение. В этом вы убедились и сами. Это может продолжаться годами. Обычно хватает силы золотого ядра чтобы сжигать достаточно цветов, чтобы человек мог продолжать относительно спокойно жить, но… — Но, — настороженно повторяет Вэй Усянь. Немигающий взгляд его прожигает лекаря насквозь. — Но ядро Главы Цзян с недавних пор не справляется. Тело отторгает его. Юй Фэн нахмуривается, пристально разглядывая Вэй Усяня и взгляд этот словно предназначается для того, чтобы испепелить его. Что-то высокомерное проскользнувшее в чертах лица молодого мужчины до боли напомнило Вэй Усяню выражение лица Цзян Чэна когда тот был особенно уязвим. — Почему вы бездействуете? Должен же быть способ уничтожить это! — вспыхивает Вэй Усянь не слыша ничего. Кровь шумит в ушах. — От этой болезни нет лекарства, — беспощадно отрезает Юй Фэн. — Некоторые снадобья могут облегчить симптомы и её течение, но излечить — нет. — Я не верю, — Вэй Усянь отчаянно качает головой. — Не верю, что совсем ничего нет. Я должен увидеть записи, возможно в них есть что-то. Вэй Усянь сходит с ума от собственного бессилия. Но он ни за что не сдастся. Он всегда шёл наперекор судьбе. Он всегда находил выход — сможет и теперь. — Что если просто вырезать это? — воодушевлённо предлагает Вэй Усянь и глаза его загораются почти фанатичным блеском. Юй Фэй смотрит на него с равной степенью возмущения и гнева. — Просто вырезать? Как вы себе это представляете? — смертельно тихо спрашивает он развевая намечающуюся эйфории Вэй Усяня. — Снова без его ведома хотите покопаться внутри него? — холод срывается с его губ вместе со словами. Презрение сочится из каждой поры его кожи и каждая капля этого презрения предназначена Вэй Усяню. Весь его вид, вся его поза сейчас выражает защиту. Глаза Вэй Усяня опасно сужаются. — Я делаю то, чего вы не можете! Я пытаюсь спасти его! — Вам не мешало бы иногда спрашивать мнение спасаемого! — в том ему отвечает лекарь. — Вы не знаете чем обернулась ваша жертва для него! Вы не были рядом с ним когда открылась эта тайна. Вы предпочли сделать вид, что ничего не происходит и уйти. А вернувшись разбередили эту рану снова! Юй Фэн резко выдыхает, беря эмоции под контроль. И с тоской смотрит на одинокую хижину. Вэй Усянь стоит не в силах сдвинуться с места. Он чувствует словно его пронзило молнией. — Сколько у нас времени? — спрашивает Вэй Усянь. Юй Фэн небрежно дёргает плечом. — Кто знает. Прежде не было известно о случаях когда у больного было чужое золотое ядро. Цветы уже укоренились в теле. В любом случае, как я уже говорил: мы ничего не можем сделать, — сурово бросает Юй Фэн и кажется, словно эти слова причиняли ему боль. — Что провоцирует болезнь? — глухо спрашивает Вэй Усянь в один миг теряя весь запал. Юй Фэн ничего не говорит. Окидывает Вэй Усяня взглядом в котором слишком много раздражения. И не прощаясь ступает на меч оставляя Вэй Усяня одного со своими сожалениями и мыслями. Он не может смириться с этим. Никогда не сможет. Он должен что-то предпринять и найти выход. А ещё он непременно должен дать знать об этом Лань Чжаню. Он ненавидит себя за то, что вновь действует за спиной Цзян Чэна. Вопреки его воле. И всё же отправляет послание в Гусу Лань. ---------- В очередной раз Лань Ванцзи просыпается ночью в холодном поту. Его сердце отчаянно колотиться в груди. Он закрывает глаза и делает глубокий вдох, пока его пульс не начинает выравниваться, а голова постепенно не очищается от остатков кошмара. Какой ужасный, ужасный сон. Он бежит к Цзян Ваньиню зовущему его, и каждый раз не успевает. Ему всегда не хватает лишь мгновения и Ваньинь замертво падает до того как Ванцзи удаётся добраться до него. Каждый раз во сне грудь Цзян Ваньиня перед ним кровоточащая зияющая рана. Ванцзи пытается остановить кровь. Его руки касаются холодной плоти, в отчаянии зажимая разодраную грудь Ваньиня, где что-то чавкает, хлюпает, влажно прогибается под обагрёнными кровью пальцами. И вот уже весь он покрыт кровью Цзян Ваньиня. Каждый раз Лань Ванцзи задыхаясь подрывается на постели. После этого ему так и не удаётся уснуть, и вместо этого он просто часами лежит в постели, глядя в потолок. Медитации немного помогали, но этого недостаточно. Под его кожей кипит беспокойство, которое невозможно извести. С уходом Вэй Ина оно лишь усилилось. Он был тихой гаванью Ванцзи удерживающий от разъедающего чувства тоски. Рядом с ним чувство от потери Цзян Ваньиня не так выламывало его. Теперь же это стало невыносимо. Усугубляет положение и то, что от Вэй Ина тоже не было никаких новостей. Последнее, что он сообщил, это то что остановился в небольшой гостинице в Юньмэн, но увидеться с Цзян Ваньинем ему так и не удалось. Цзян Ваньинь никак не выходит из головы. Лань Ванцзи засыпает, думая о нём, и просыпается точно так же. Ему постоянно вспоминаются его голос, его суровое лицо, холодная улыбка, его волосы и даже походка. Всё как было с Вэй Ином когда-то. Лань Ванцзи смертельно тоскует. Ему невыносимо хочется увидеть Цзян Ваньиня. Это было почти всем, что занимало его мысли в последнее время. Он просыпался с именем Цзян Ваньиня на губах и засыпал, мечтая о том, что когда-нибудь ему удастся искупить свою вину перед этим гордым мужчиной. Раньше, тот факт, что Вэй Ин был рядом позволяли справляться с этим. В первые месяцы после возвращения Вэй Ина, Лань Ванцзи забыл обо всём, одурманенный тем, что мужчина, которого он ждал и любил тринадцать лет, наконец, рядом. Слова никогда не давались ему легко. Одни люди считали, что это идёт от надменности и высокомерия, другие — от чрезмерной праведности и отстранённость от мира. На самом деле он просто не мог подобрать слова, чтобы выразить все свои чувства. Их было слишком много. Порой ему казалось, что он чувствует всё в этом мире. С братом всегда было легко. Сичень понимал его без слов и эмоций. Со временем Вэй Ин тоже начал понимать. Цзян Ваньинь… С Цзян Ваньинем всё и всегда было сложнее и запутаннее. Даже больше, чем с Вэй Ином. Их история с Цзян Ваньинем началась в момент отчаяния и полной потери смысла жизни для Лань Ванцзи. Он потерял Вэй Усяня. Он винил Цзян Ваньиня, что тот был недостаточно силён и решителен, чтобы быть на стороне Вэй Усяня, чтобы спасти его. В те первые дни неутихающего горя Ванцзи сбежал из-под стражи, где должен был ждать вынесения наказания. Нарушив ещё два десятка правил, добрался до Пристани лотоса. Он хотел посмотреть Цзян Ваньиню в глаза. Хотел сделать больно. После той ужасной первой ночи, которую Ванцзи помнил лишь размытыми урывками последовали три года уединения. Находясь в вынужденном заключении, отправляясь от ран наказания, Лань Ванцзи продолжал винить Цзян Ваньиня. Впрочем он презирал весь мир, который оказался так несправедлив к Вэй Ину. Когда его тело восстановилось достаточно он вновь отправился в Пристань лотоса. Потому что находиться в тишине Облачных глубин стало невыносимо. Потому что не знал куда ещё можно пойти, кроме того места, которое так любил дорогой его сердцу человек. Которое считал домом и в котором был счастлив Вэй Ин. Испить вино, что он любил, познать раны, что ему достались. Узнать человека, которого обожал. Ведь это была непреложная истина. Уродливая, правдивая. Цзян Чэн оставался единственным человеком, кроме А-Юаня, которого Вэй Ин любил больше всего в мире. И он же — Цзян Чэн — остался единственными человеком, кроме самого Лань Ванцзи, который оплакивал Вэй Усяня. Лишь вновь и вновь сталкиваясь с Цзян Ваньинем, Ванцзи понял, в каком положении он был на самом деле. Как балансировал на тонкой грани пытаясь сохранить то, что осталось от его Пристани лотоса, вынужденный принимать чужие правила, чтобы получить возможность воспитывать маленького племянника и не быть втянутым в конфликты. Как не имел возможности даже открыто горевать по Вэй Ину. Сколько нёс на своих плечах. Лань Ванцзи осознал каким удивительным человеком был Цзян Ваньинь на самом деле. Каким преданным, благородным и щедрым. Как любил своих людей и племянника. Никогда не прося большего, не на что не надеясь и не претендуя. Он стал мягким светом и теплом согревающим раненое сердце. Вэй Ин был слепящим солнцем и шквальным ветром, бурей, тайфуном сносящим преграды и затмевающим собой всё. Как можно было не заметить его сияния? Как не полюбить? Ваньинь всегда был в его тени. Горящий мерно и ровно. Но когда Вэй Ина не стало, именно этот мягкий свет не дал Ванцзи заблудиться в кромешной тьме, во что превратилась его жизнь. Лань Ванцзи не заметил как полюбил его. Это пришло так же естественно и легко как дыхание. Любить Цзян Ваньиня оказалось на удивление легко. Сложнее было признаться самому себе в этой любви. Лань Ванцзи казалось, что он предаёт свои чувства к Вэй Ину. Он был убеждён, что Лани любят единожды в жизни. Были ли тогда его чувства к Вэй Усяню ложными? Сомнения бредили его сердце, мешая спать по ночам… Но затем Вэй Ин вернулся. Пришёл из той темноты откуда не возвращаются. С новым лицом и старыми улыбками. И Ванцзи потерял голову, вновь погружаясь в водоворот сокрушительной любви. Мелодия услышанная вновь, вырванная из самого сердца, долго лелеемая и хранимая — помутила его разум. Вэй Ин был рядом. Живой и невредимый. Лань Ванцзи окончательно запутался. И тогда гонимый пьянящим чувством, затмевающим разум, он забрал его. Это его жадность и ограниченность в познании собственных чувств заставили его повернуться к Цзян Чэну спиной. Забрать Вэй Ина и уйти. Он думал, что поступает правильно. Это был первый раз когда он отвернулся от Цзян Ваньиня. А позже была раскрыта тайна золотого ядра Вэй Ина. И Лань Ванцзи был так ошеломлён, так потрясён, что не мог мыслить ясно. Всё, что имело значение в тот момент — это Вэй Ин и жертва, которую он принёс. Позже, осознав, что именно он совершил, как поступил с Цзян Чэном, который и сам ничего не знал об этом, Лань Ванцзи понял, какую непростительную ошибку он совершил. Но на тот момент он продолжал блуждать в сомнениях. И продолжал совершать одну ошибку за другой, не замечая этого, полностью погрязнув в счастье от обретения им Вэй Ина. Он не надеялся, что сможет наладить с Цзян Ваньинем то, что у них было когда-то. Да и что было между ними на самом деле? Мимолётные встречи? Сражения на простынях и в жизни? Язвительные слова и взгляды, которыми они ранили друг друга? К тому же он не был уверен в том, что Ваньинь испытывает к нему. Он никогда ни словом, ни действием не показывал того, что то, что есть между ними что-то большее, чем тоска по одному человеку, которую они заглушали друг другом. Со временем, отношения Вэй Усяня и Ваньиня стали налаживаться. Вэй Ин посещал Пристань лотоса и возвращался оттуда счастливым. Его глаза сияли, а смех заставлял сердце Ванцзи сжиматься. По началу Ванцзи хватало и этого. Он довольствовался счастьем Вэй Ина. Он был рад, что их с Ваньинем отношения налаживаются. С Вэй Ином они стали так же близки как и когда-то давно, но на самого Лань Ванцзи, в моменты их встреч, Цзян Ваньинь отказывался даже смотреть. И хотя всегда с прохладной вежливостью принимал в стенах своего дома, всё же в редкие моменты вынужденных разговоров, он цедил слова словно они причиняли ему боль. Как мог Лань Ванцзи причинивший боль этому человеку надеяться на что-то? За годы проведённые рядом он узнал, каким был Цзян Ваньинь на самом деле: самоотверженным, смелым, отчаянным. Но он узнал и другую его сторону: ранимость, неуверенность в собственных силах, убеждённость в собственной несостоятельности несмотря на всё чего он достиг. И тем не менее зная всё это, он отвернулся от Цзян Ваньиня. Он так боялся совершить новые ошибки по отношению к вновь обретённому Вэй Ину, что не заметил, как жестоко и бессердечно поступал по отношению к Цзян Ваньиню. Ванцзи знал о их связи. Знал. Потому что и сам отчаянно желал того же. Вэй Ин нёс жар объятий Цзян Ваньиня через свои прикосновения. Запах Ваньиня оседал на его коже, а поцелуи приносили знакомый вкус губ. Это были грязные, отвратительные мысли. Лань Ванцзи не имел на это права. И тщетно гнал прочь образы из воспоминаний о днях проведённых с Цзян Ваньинем. И когда Цзян Ваньинь, наконец, спросил его как он это терпит, как позволяет Вэй Усяню это. У него не нашлось ответа. Никакому другому мужчине он не позволил бы коснуться Вэй Ина. Кроме Ваньиня. Тогда он сказал, что так хочет Вэй Ин. Сказал, что главное, что Вэй Ин счастлив, не подумав, что для такого человека как Цзян Ваньинь это значило то, что он не важен, что он лишь развлечение с благородного согласия Ванцзи допущенное до его величайшего сокровища. А после Ваньинь попрощался с ними и решил оборвать всё, что ещё связывало их. Вэй Ин был в отчаянии. Они предпринимали попытки встретиться с ним. Даже прибегли к помощи Цзинь Лина. Но всё оказалось бесполезным. Ванцзи с горечью осознавал, что сам всё разрушил. Ему некого было винить. --------- Лань Сичэнь приглашает Лань Ванцзи на вечерний чай. Ванцзи думает, что уход Вэй Ина связан с неожиданным уединением Цзяня Ваньиня и его отстранением от дел, но не решается вмешаться или спросить. Теперь у него нет права на это. Больше нет. Он сделал свой выбор и теперь должен расплатится за него. Когда Вэй Ин вернулся к жизни, Ванцзи забыл обо всём в мире. Забыл, что годы без Вэй Ина он любил Цзян Ваньиня тоже. Но теперь было поздно сожалеть. Возможно когда-нибудь им удастся наладить хоть часть того, что он разрушил собственными руками. Поэтому в этот редкий вечер, когда брат сам пожелал его компании, Лань Ванцзи решает на время отпустить тяготящие его мысли. Сичэнь старается выглядеть таким же сердечным как и прежде, но пелена беспокойства и тревоги мутят его взгляд. — В последние дни, — мягко, но без лишних предисловий, начинает Лань Сичэнь, и Ванцзи вскидывает на него невозмутимый взгляд, — Сычжуй проявляет оживлённый интерес к врачеванию. Ванцзи чувствует смятение. Он предполагал, что есть несколько тем, которые его брат захотел бы обсудить сейчас, но он не ожидал, что речь пойдёт про Сычжуя. Да и что в этом необычного? Мальчик урождённый Вэнь, его родные были из ветви лекарей. Быть может в нём проснулся талант присущий его крови. В этом не было ничего странного, хотя Ванцзи колет то, что он знает об этом меньше, чем его брат находящийся в уединении. В последнее время мысли Ванцзи метались между Вэй Усянем и Цзян Ваньинем и тем, что произошло между ними. Возможно он был не самым лучшим отцом раз упустил из виду увлечения сына. — Так же он расспрашивал лекарей о природе странной болезни, которая им оказалась не известной. Не кажется ли тебе это необычным, Ванцзи? — мягко спрашивает Сичэнь, разливая чай. Не было тайной, что даже находясь в уединении Лань Сичэнь продолжал наблюдать за делами клана. Прошлые ошибки многому научили его. — Что за болезнь? — настороженность поднимает свою голову и Ванцзи пристально смотрит на брата, читая малейшие следы эмоций на его лице. — Лекари утверждают, — мерно продолжает Сичэнь, — что Сычжуй называл такой необычный симптом как: сильный кашель, сопровождаемый… откашливанием цветов. Лань Сичень озадаченно хмурится. Его озадаченность отражается во взгляде Лань Ванцзи. Он ощущает тревогу внезапно поселившуюся в груди. — Не волнуйся, Ванцзи, я убеждён, что Сычжуй в порядке, — отвечает Лань Сичэнь на неназванный вопрос. — Но наши лекари никогда не сталкивались с таким. — Может это проклятье? — предполагает Ванцзи, сам не зная почему беспокойное чувство начинает душить его. — Я думаю, тебе стоит поговорить с Сычжуем, — предлагает Лань Сичэнь, — он просил разрешения на посещения закрытой секции в библиотеке и, насколько мне известно, в последние дни проводит так всё свободное время. — Благодарю тебя, брат, — тихо отзывается Ванцзи, спеша откланяться. Если во взгляде брошенном на него Сичэнем он видит намёк на упрёк, но смиряется с этим. Он заслужил. ---------- Лань Ванцзи всегда гордился Сычжуем. Даже в детстве мальчик был умным и очень послушным, вежливым и почтительным. Он был гордость как самого Лань Ванцзи, так и его брата и дяди. Но теперь благородный и стойкий характер Лань Сычжуя играл с ним дурную шутку. Когда Ванцзи находит юношу погрязшего в ворохе свитков и трактатов по медицине, его сердце тревожно сжимается. — Сычжуй, — мягко кликает он сына и тот почти в паническом выражении вскидывает на него воспалённые глаза. — Отец, — выдыхает он и дрожащая улыбка скользит по его губам. Мальчик кажется совершенно измотанным. Сколько же времени он провёл здесь? А Лань Ванцзи ничего не заметил, погрязнув в самобичевании. Но взгляд сына тем временем выражает непоколебимую твёрдость. Ванцзи узнаёт этот взгляд. Если Сычжуй не счёл нужным рассказать ему обо всё, он не сделает этого и сейчас. Лань Ванцзи окидывает юношу внимательным взглядом, переводит его на записи. Он никогда не был хорош в ведении бесед. Это долго и безрезультативно. Мальчик не раскроет ему что за дела, привели его в закрытую секцию библиотеки. Лань Сычжуй, кажется тоже понимает всё без лишних вопросов и лишь смиренно говорит, что не может открыться, так как тайна принадлежит не ему и он дал слово молчать. Поэтому всё, что остаётся Лань Ванцзи отступить, чтобы искать другие пути. По крайней мере, теперь он убеждён, что с самим Сычжуем и правда всё в порядке. Послание от Вэй Ина приходит вскоре, после его разговора с Лань Сычжуем. В письме не упоминается ничего конкретного, кроме того, что Вэй Ин нашёл Ваньиня и тот болен. Отчаяние и мольба скользящие между строк, прося Ванцзи как можно скорее прибыть в Юньмэн, ввергают его в ужас. Картина медленно складывается у него в голове. Внезапный уход Цзян Ваньиня в уединение и отлучение Цзинь Лина от себя, болезнь, о которой написал Вэй Ин и странное поведение Сычжуя, ищущего информацию о неизвестной болезни. Перед взором Лань Ванцзи вновь встаёт красивое лицо, полное хмурого недоверия к миру, с глазами, в которых бушует буря. Все детали развернувшейся прямо перед ним трагедии встают на свои места.