Цветок и нож

      Хёкджэ сидит на пассажирском сиденье в машине Ынхёка и неловко ёрзает, хватаясь за пояс тесных джинс: после пытки в виде восковых полосок, которые барабанщик прилепил на подмышки своего близнеца, все остальные места, покрытые нежелательными волосами, они благополучно и безболезненно побрили. Но пекарь рано радовался — оказалось, что после бритвы ноги и зона паха нестерпимо чешутся: Хёкджэ вообще не понимал, зачем ему брить ещё хоть что-то, кроме ног, но его старший брат-близнец был непреклонен.       — Ты как переодеваться в общаге собрался? Если из-за пояса штанов будут торчать волосы, парни сразу заподозрят подмену, — бурчал Ынхёк, отправляя пекаря с новой бритвой в ванную, благо, не присутствуя при процессе сбривания волос в зоне паха, зная, что иначе Хёкджэ со стыда бы сгорел. — Я довольно щепетилен в этом вопросе. И нечего упорствовать, самому же комфортнее станет.       Пока же парень никаких преимуществ в области «комфорта» не замечает: ему было очень странно видеть свои интимные места такими, без густых светлых волос, ведь пекарю и в голову бы не пришло обманывать Ынхёка и сбривать только зону в нижней части живота, даже несмотря на то, что голышом перед кем-то незнакомым парень не собирается показываться ни в коем случае. Но вопрос гигиены так или иначе встал перед братьями, потому в сумке Хёкджэ лежат: та самая бритва, новая зубная щётка и несколько пакетиков с новым бельём той марки, которой обычно пользуется Ынхёк. Все эти меры предосторожности оказались небеспочвенными: в каморку в пекарне парни не вернулись, ведь Хёкджэ рассказывать своему другу об их безбашенной затее не захотел, а пользоваться вещами такого рода, принадлежащими брату, парень бы не смог.       Ынхёк с усмешкой наблюдает за тем, как его брат ёрзает, с непривычки даже позабыв о всех своих страхах и сомнениях, которые наверняка терзали Хёкджэ, такого честного и порядочного парня, который, Ынхёк уверен, даже случайно никого никогда бы не обвесил и не обсчитал в его пекарне. Теперь внешне близнецов, наверное, и мама бы не отличила, будь она жива: одинаково-рыжие, со стильными причёсками, с тонкой чёрной подводкой, подкрашивающей заострённую форму их глаз, и в похожей одежде — одинаковые чёрные узкие джинсы с крупными пряжками ремней и разодранными коленками, белоснежные кеды, тёмные футболки с ярким принтом, поверх которых виднеются цепочки одинаковых кулонов, и похожие кожаные куртки. Единственное, что может сейчас отличить парней, так это серебряное кольцо на руке Ынхёка, да солнцезащитные очки, от которых тот не отказывается даже во время ночных прогулок.       — Так, держи мой сотовый, — произносит барабанщик, протягивая Хёкджэ свой новомодный смартфон. — Думаю, с основными его функциями ты справишься. Нужные номера сохранены в списке контактов, другие же звонки можешь просто не принимать. Для стаффа есть общий чат, но во время перерывов они обычно там не пишут, так что не беспокойся.       — Может, стоило поменяться сим-картами? — робко вопрошает пекарь, аккуратно принимая из рук брата его сотовый, с мягким матовым чехлом с граффитным рисунком, на который наклеен своеобразный круглый держатель, чтобы рука не соскальзывала с телефона. — И какой у тебя пароль на нём?       — Нет, меняться не стоит. Вдруг Хичоль опять по пьяне телефон потеряет и начнёт звонить с моего, — парень пожимает плечами, видимо, надеясь, что Хёкджэ это успокоит. — Нежелательные контакты я поставил в блок, так что вряд ли кто-то сможет тебя побеспокоить, а если тебе позвонит Рёук…       — Скорее всего, он не позвонит, — парень принимает объяснения Ынхёка за убедительные аргументы, потому и сдаётся, убирая сотовый в сумку на своих коленях. — Он знает, как много ты для меня значишь, так что не станет беспокоить меня, даже если пекарня сгорит дотла. Рёук уважает мою личную жизнь. Так что насчёт пароля? Или ты его снял? Думаешь, это безопасно, с таким количеством наших совместных фотографий на нём?       — Твой друг меня удивляет, знаешь ли, — Ынхёк лишь посмеивается, покачивая головой, но не спорит в качестве суждений насчёт Рёука. — А пароль я не убирал, он так и остался — ноль четыре тринадцать. Если не нравится, можем поменять на тот, какой пожелаешь. Только выбирай разные и неочевидные цифры, чтобы Кюхён не догадался. Он давно на мой телефон зарится.       — Ноль-четыре-тринадцать, — задумчиво повторяет Хёкджэ, неосознанно широко улыбнувшись и опустив голову. — «Наша разница в рождении», — пекаря очень радует факт того, что и Ынхёк не забыл об этих важных для них цифрах: всё их детство Ынхёк считал себя более старшим близнецом, потому даже день их рождения начинался в идентично забавном ритуале — сперва в шесть утра мальчик требовал, чтобы с днём рождения поздравляли именно его, а ровно через четыре минуты и тринадцать секунд Ынхёк с таким же рвением поздравлял Хёкджэ с его рождением. Самое забавное в этой традиции было то, что подобному методу раздельного поздравления мальчиков никто не учил — «старший» близнец сразу обособился и начал требовать отдельное внимание лично к себе на эти краткие несколько минут, после чего же весь день он был готов посвятить Хёкджэ как главному имениннику, и этот способ избавил мальчиков от вечной конкуренции, через которую постоянно проходят как близнецы и двойняшки, так и люди, которые родились в день какого-либо важного праздника или в день рождения родственника.       — Нет, мне нравится этот пароль. Давай оставим всё, как есть, — предлагает Хёкджэ, продолжая мягко улыбаться и поднимая голову, чтобы взглянуть на брата. — Всё же будет хорошо, правда, Хёк?       — Конечно, всё будет в порядке, — Ынхёк уверенно качает головой и протягивает руку, мягко сжимая пальцы брата своими практически ледяными костяшками. — И помни, что если вдруг что-то пойдёт не так — ты всегда можешь позвонить мне. Я сразу же приеду и заберу тебя отсюда. Звони в любое время и ни о чём не беспокойся, хорошо? Ну и хорошенько построй парней там, как ты умеешь.       — Хорошо, я обязательно буду тебе писать и звонить, — парень продолжает улыбаться, но глубоко внутри его начинает колотить от предвкушения. — «Донхэ… я увижу так близко Донхэ…» — наконец, понимает Хёкджэ, и оттого принимается нервничать, потому и отвлекает себя расспросами, чтобы не запаниковать в последний миг — и не отказаться от этой затеи. — А почему мы остановились так далеко от твоего общежития?       — Охрана мою машину как облупленные знают, да и то, что я вдруг выйду с пассажирского сиденья, их насторожит, — тут же поясняет Ынхёк, нисколько не удивившись такому вопросу. — На них в принципе можно не обращать никакого внимания, но этим увальням хватит мозгов настучать на меня Чонсу, а вот если его подозрительность включится, то потом у меня начнётся весёлая жизнь. Так что дальше ты пойдёшь пешком. Калитку и дверь, ведущую в общежитие, они тебе сами откроют, а квартира открывается с помощью магнитного ключа. Кажется, нам обещали сделать замок, открывающийся по отпечаткам наших пальцев, но что-то пока никто с этим не торопится, так что сейчас для тебя — самый лучший шанс побывать в общежитии неузнанным. Ну и район ты не знаешь, так что в одиночку далеко не шастай, договорились?       — Хорошо, я понял, — Хёкджэ мелко кивает головой, запоминая информацию. — И… ты можешь немного подождать меня здесь? Если вдруг с порога что-то сразу пойдёт не так и меня узнают, то… ну, ты понимаешь, правда?       — Конечно, напишешь мне, как расположишься, — Ынхёк лениво потягивается, после чего нажимает кнопку разблокирования дверей. — Даже из машины выходить не буду, пока не получу от тебя сообщение. Ну, давай, иди.       Чтобы не струсить окончательно, Хёкджэ негромко прощается с братом, а после, выбравшись из его машины, парень закрывает дверь и, закинув сумку на своё плечо, быстрым шагом идёт вдоль по освещённой улице, туда, где он видит развилку: именно за этим углом, виднеющимся впереди, дорога лежит к большому сектору общежитий агентства, огороженных высоким забором от самого города. Как ему рассказывал Ынхёк, в других общежитиях проживают стажёры, которые усердно трудятся целыми днями, репетируют, проводят часы в репетиционных залах — и всё ради того, чтобы наконец дебютировать, как в своё время было с DAEKY, но артисты не так часто пересекаются с этими юными дарованиями, так что проблем у Хёкджэ быть не должно.       Парень даже рад, что они с братом выбрали поздний вечер для «подмены», так как случайных прохожих сейчас практически нет, так что шанс встретиться с кем-то из фанатов Ынхёка практически минимален, иначе пекарь волновался бы ещё больше. — «Так, помни, ты — Ынхёк», — напоминает себе Хёкджэ, шагая по улице и приближаясь к большим воротам. — «Что бы ни случилось, ничего не бояться. Хёк обещал, что заберёт меня, если что-то пойдёт не так».       Едва Хёкджэ подходит к калитке, как один из мужчин, выглянув из охранного поста, тут же практически пулей мчится к воротам. Запаниковав, Хёк уже приготовился пуститься прочь, без оглядки, пока не доберётся до безопасного места — машины Ынхёка, — но охранник всего лишь открывает калитку для Хёкджэ и практически вытягивается в струнку, ничего не произнося. — «Наверное, тут такие правила…» — пытается убедить себя пекарь, радуясь тому, что ему всё-таки хватило выдержки не сбежать от первой же трудности. — «Но мне стоит что-то сказать?..»       Вдобавок Хёкджэ не должен забывать главное: сейчас он выглядит как Ынхёк, и лучше всего будет, если парень как можно быстрее попадёт на территорию общежития, туда, где за ним не будут следовать по пятам фанаты его брата, которые наверняка примут пекаря за известного барабанщика. — «Если я, конечно, не наделаю глупостей», — подобные мысли Хёкджэ никак не внушают доверия, но он надеется, что справится безо всяких непоправимых происшествий.       — Спасибо, — приветливо произносит парень, проходя на территорию сектора общежитий, и вежливо кивает охраннику, поправляя сумку на своём плече. — Хорошего вам вечера.       На улице не очень холодно даже для Хёкджэ, который обычно одевается намного теплее, чем сейчас, но его удивляет, что высокий охранник как будто вздрагивает от слов «Ынхёка». — «Неужели он замёрз в этой будке?» — обеспокоенно думает пекарь, обернувшись и покосившись на охранника, который, едва парень проходит чуть дальше, ближе к общежитию, запирает калитку и возвращается на свой пост, ничего не говоря.       — «Кажется, я делаю всё правильно…» — Хёкджэ по-прежнему сомневается в правильности своих действий, но подобная заминка помогает ему попасть в нужное общежитие без каких-либо проблем: он практически проносится мимо обширных клумб и невысоких, красиво оформленных кустарников, решая рассмотреть их попозже, как можно увереннее благодарит ещё одного охранника, который отпирает ему дверь подъезда, и быстро поднимается по лестнице, доставая из сумки магнитный ключ. — «Наверное, ребята давно спят, ведь уже довольно поздно…» — парень решает, что нужно зайти в квартиру как можно тише, а уже утром сориентироваться по ситуации и посмотреть, что происходит в общежитии. Но, стоит ему открыть дверь ключом и зайти вовнутрь, как можно тише стараясь поставить сумку на пол, чтобы освободить руки и разуться, как в коридоре резко включается свет.       — Явился, не запылился, — шумно фыркает парень с миндалевидной формой глаз, очевидно, бас-гитарист, Чо Кюхён, одёргивая на ходу свою большую футболку и, насмешливо тряхнув своими тёмными волосами, шагает в сторону зала, совмещённого с кухней. Вздрагивая и щурясь от неожиданности и яркого света, Хёкджэ молча провожает его взглядом, замечая, как этот презрительно хмыкающий парень садится на диван, на котором уже уместились двое: гитарист Ким Чонун с псевдонимом Йесон, который, даже просто располагаясь на диване, выглядит загадочно, с этим проницательным взглядом тёмных глаз, виднеющихся из-за длинной чёрной чёлки слегка взъерошенных волос, и второй солист, Ким Хичоль с псевдонимом Аска, который уже кажется Хёку таким знакомым, так как этот парень с длинными, практически чёрными волосами по плечи, с удивительно светлой кожей, по-кошачьи красивый и жеманный, расслабленно машет ему рукой и радостно улыбается. — «Они же лучшие друзья с Ынхёком», — напоминает себе пекарь и старается улыбнуться ему как можно увереннее, пока не слышит слева от себя тактичное покашливание, и не поворачивается на этот громкий звук, практически оцепенев на месте. — «Донхэ…»       Лидер DAEKY оказался одновременно и таким, каким Хёкджэ его представлял — и в то же время совсем другим, более властным, более строгим, более уверенным… — «И более красивым…» — понимает парень, практически забывая, как дышать, и уставившись на Донхэ, который стоит на пороге своей комнаты, скрестив руки перед собой, и наваливается спиной на дверной косяк, хмуро рассматривая пришедшего.       — «Какой же он красивый…» — Хёк даже не знает, сможет ли он вымолвить хоть слово, так как этот парень вживую оказался ещё привлекательнее, чем пекарь мог только себе представить: его тёмные волосы без укладки кажутся такими мягкими и пушистыми, что в них так и хочется запустить пальцы, внимательный взгляд лидера без макияжа и тонкой подводки кажется таким же строгим и решительным, но немного мягче, чем в сценических образах Донхэ, а благодаря тому, что дома парень ходит в майке, открывающей руки, и просторных штанах, Хёкджэ может как следует рассмотреть то, как перекатываются мышцы на бицепсах главного вокалиста, пока тот практически неподвижно рассматривает парня перед собой.       — «Неужели он понял, что я — не Ынхёк?!» — Хёкджэ изо всех сил старается не паниковать, но от этого проницательного взгляда парню хочется съёжиться у двери, втянуть голову в плечи и сжаться в крохотный комок, только бы не стать причиной недовольства этого безумно красивого и уверенного в себе лидера. Все инструкции брата просто вылетают из головы: Хёк позабыл и то, что ему нельзя мямлить рядом с Донхэ, как и то, что сейчас он — Ынхёк, и всей его выдержки хватает только на то, чтобы тихо дышать, ничего не говоря.       Пауза затянулась: Хёкджэ ощущает это, и, легко пошевелив подрагивающими пальцами, чтобы не выдавать своей нервозности, он шумно набирает побольше воздуха, чтобы сказать что-то небрежное, в стиле Ынхёка, в знак приветствия, но тем временем строгость во взгляде Донхэ немного сглаживается, сменяясь плохо скрытой мягкостью и каким-то еле уловимым облегчением — даже положение его плеч как будто становится менее резким и напряжённым, словно какую-то внутреннюю борьбу сейчас преодолевал не только Хёкджэ.       — Хорошо, что ты наконец вернулся, — очень спокойно и совершенно не враждебно произносит Донхэ: на самом деле, стараясь подавить в себе первичные реакции страха, паники и фанатской эйфории при встрече со своим кумиром, Хёку удаётся расслышать, что этот парень осторожничает в своих словах. — «Надо было расспросить Ынхёка, что же между ними произошло, что они поругались…» — с сожалением напоминает себе Хёкджэ, и, не зная, что на это ответить, лишь мелко кивает, намереваясь наклониться и расшнуровать кеды, пока не обращает внимание на то, что Донхэ стоит в кроссовках. Причина этого становится простой и понятной, стоит пекарю получше приглядеться к полу — тот выглядит очень пыльным и в каких-то местах даже липким: очевидно, ребята не делали уборку несколько дней, потому и ходят по квартире в обуви. Для чистюли-Хёкджэ подобное кажется дикостью и чем-то крайне неприемлемым, но он заставляет себя сдержаться и не высказать ничего по поводу необходимости уборки. Правда, стоит ему приподнять голову и нерешительно покоситься на Донхэ, который продолжает рассматривать его с плохо скрытым беспокойством, как лидер тут же хмурится и сухо кашляет в кулак, мгновенно посерьёзнев.       — И кстати, сегодня твоя очередь готовить, — добавляет Донхэ и, повернувшись, скрывается в комнате, оставляя Хёкджэ одного в коридоре, прикрывая за собой дверь. Негромко вздохнув, парень переминается с ноги на ногу, решая, что ему делать дальше. — «Кажется, пока никто ничего не заподозрил», — убеждает себя Хёк, собираясь с мыслями и, ещё раз покосившись, на грязный пол, решает не разуваться, проходя в просторный зал, в котором уже собрались большая часть группы.       — Не-ет, только не Ынхёк, — обречённо стонет Кюхён, откинувшись назад, на высокую спинку мягкого дивана, и показательно закатывая глаза. — Мы что, опять будем одними пиццами питаться? У меня от них уже изжога…       — Слышь, мелкий, ты сам требовал строгое соблюдение очереди, — ворчит Хичоль, легко пихая младшего участника группы в бок своим острым локтем. — Я посмотрю, что ты будешь готовить в следующий раз.       — Да меня уже тошнит от пицц с лимоном, знаешь ли, — огрызается парень, пихая старшего локтем в бок в ответ. — Да и ты не лучше. Вечно пиво и солёную рыбу таскаешь в свои смены.       Хёкджэ же старается как можно незаметнее проскользнуть мимо ворчащих парней в сторону кухни, чтобы за привычным делом хоть немного успокоиться, а перед этим — оценить масштаб бедствия в холодильнике из имеющихся продуктов. Правда, когда парень открывает холодильник, к его горлу почти моментально подступает дурнота: он видит банки, опустошённые наполовину, с плохо пахнувшим, позеленевшим содержимым, пакеты молока с уже истекшим сроком годности, и в целом практически полное отсутствие еды. Тяжело вздохнув, Хёк с опаской заглядывает в морозилку, в которой ситуация радует его немного больше: парень находит достаточно свежее куриное филе, и идея будущего ужина приходит ему в голову сама собой. Положив упаковку филе в раковину, чтобы оно пока что разморозилось, Хёк как можно решительнее сметает всё протухшее и несвежее содержимое в мусорное ведро, освободив холодильник подчистую.       — «Интересно, почему Донхэ не контролирует то, что происходит в холодильнике…» — задумывается Хёкджэ, завязывая мусорный пакет и доставая его из ведра, чтобы выкинуть в большой бак, когда парень отправится за продуктами. — «И почему он так странно повёл себя, когда я… в смысле, Ынхёк… вернулся. Наверное, он просто волновался, что Хёка нет дома, вот и проглядел такой бардак. Он же лидер, и наверняка беспокоится обо всех ребятах…»       Пекарь думает о том, что, наверное, стоит сказать ребятам, куда он пошёл, но парни наконец затихли и так увлечённо смотрят телевизор, что Хёкджэ совершенно не хочет привлекать к себе лишнего внимания. Стараясь не греметь содержимым мусорного мешка, парень как можно тише проходит в коридор, в котором он ещё не выключил свет, и, подхватив свою сумку и закинув её на плечо, открывает дверь и выходит на лестничную площадку, услышав за своей спиной громкое:       — Куда это он?! — принадлежащее, судя по всему, вечно недовольному Кюхёну. — Сбежал, зараза.       — Наверное, телефон в машине забыл, — раздаётся малознакомый Хёку голос, который, как парень понял, принадлежит Йесону, который до этого не произнёс ни единого слова. — Не бери в голову.       Дальше Хёкджэ ничего не сумел разобрать, так как уже закрыл дверь за собой, и спускается вниз по лестнице, припоминая, где он увидел мусорный бак поблизости. Свободной рукой он достаёт телефон Ынхёка и, быстро набрав пароль, на удивление без труда находит список контактов и звонит по номеру, подписанному как — Мелкий.       — Алло? Ты там как? Всё хорошо? — в трубке тут же раздаётся взволнованный голос Ынхёка. — Тебя никто не обижает?       — А… нет, всё хорошо, — нерешительно произносит Хёк, неуклюже кивая охраннику, который открывает было рот, чтобы что-то спросить у него, но, заметив в руке парня мусорный пакет, тут же сам отпирает «барабанщику» калитку, выпуская Хёкджэ наружу. — Можешь ехать к себе. Думаю, я справлюсь. Только скажи мне одно — где здесь ближайший продуктовый магазин?

***

      Спустя некоторое время Хёкджэ без новых приключений возвращается в общежитие с пакетами, наполненными продуктами из ближайшего круглосуточного магазина. Конечно, парню пришлось воспользоваться плотной маской, прикрыв нижнюю часть лица от случайных посетителей, но, к его удаче, на молодого человека в зоне свежих овощей и фруктов мало кто обращал внимания. Более того, везение не покидало Хёка вплоть до того момента, как ему, после того, как Хёкджэ попал в ванную и отмыл кеды от уличной пыли и грязи, так как ходить в обуви парню было очень непривычно и некомфортно, удалось наконец проскользнуть в комнату Донхэ и Ынхёка, чтобы переодеться в домашнее перед тем, как начать готовить. Вдобавок, посмотреть на место, где живёт лидер DAEKY, пекарю очень хочется.       Хёкджэ старается передвигаться как можно тише, любопытно оглядывая большую комнату, словно поделенную на несколько секторов: практически у входа по разным сторонам расположены одинаковые кровати с аккуратными тумбочками для мелочей различного рода, а вот дальше, на другой половине комнаты, перед большими и просторными окнами, обстановка разделена на две части — с одной стороны уместились два стола, высокий, практически барный, и обычный письменный, на котором Хёк замечает тёмный ноутбук, а с другой стороны уместились несколько шкафов высотой практически до самого потолка, явно предназначенные для одежды артистов. Пекарь уверен, что он безошибочно определяет те части комнаты, которые принадлежат его брату: барный стол определённо пронизан духом и стилем Ынхёка, над одной из кроватей висят картины с Парижем, о котором парень всегда говорил с восхищённым придыханием, а на верхней части дверцы одного из шкафов висит чёрная майка, видимо, не найдя места на сушилке. С усмешкой покачивая головой, Хёкджэ аккуратно убирает сумку в шкаф брата, стараясь не ахать от вида того, как нелепо и неуклюже скомканы в нём все вещи. — «Да, это точно шкаф Ынхёка», — окончательно убеждается парень и, решая заняться уборкой в шкафу немного попозже, ведь от него ждут полноценный ужин, пекарь, прислушиваясь к шорохам, доносившимся из других комнат, аккуратно сдвигает бесформенную кучу футболок и маек Ынхёка глубже вовнутрь шкафа, а затем достаёт из своей сумки пару любимых свитеров, которые пекарь забрал из квартиры Ынхёка, и складывает их на полку. Туда же отправляются и футболка с джинсами, а сам Хёкджэ как можно быстрее надевает домашние штаны брата, с кряхтением развязывая шнурок на талии — барабанщик оказался гораздо худее, чем Хёк, но, решив прикрыть разницу в телосложении бесформенным свитером, парень надеется, что таким образом он не вызовет у ребят никаких подозрений. Вдобавок в свитерах Хёк ощущает себя намного уютнее, практически как дома, так что знакомый элемент одежды только добавляет ему уверенности. — «Ты справишься», — напоминает себе Хёкджэ, закрывая шкаф и с трудом подавляя в себе желание открыть шкаф Донхэ и хорошенько изучить его вещи. — «Мне не стоит поступать так подло по отношению к Донхэ. Да и филе уже наверняка разморозилось…»       Хёкджэ уверен, что он верно угадал «места дислокации» Ынхёка, так как оставшиеся зоны слишком очевидно выдают то, что они принадлежат Донхэ: над другой кроватью висит огромная картина, изображающая карту мира, выполненную в приятных песочных тонах, у тумбочки стоит акустическая гитара, а у того самого письменного стола, на котором нет ничего лишнего, с двух сторон пристроились невысокие колонки — судя по всему, здесь лидер группы и главный лирик и композитор Ли Донхэ сочиняет новые песни с глубокими текстами и чувственными мелодиями. Хёк ловит себя на мысли, что ему действительно нравится то, как ребята обставили комнату, наполнив её какими-то присущими им вещами, отчего всё выглядит довольно органично. Но, вспомнив про ужин, за который он сегодня ответственен в лице Ынхёка, пекарь одёргивает низ свитера, чтобы убедиться в том, что он выглядит вполне прилично: в целом, Хёк продолжает быть копией своего брата внешне, разве что парню очень неуютно ходить по дому в кедах, но вставать босиком на липкий и грязный пол Хёкджэ хочется ещё меньше, потому он старается не обращать на этот нюанс внимания — и отправляется на кухню, прихватив по дороге пакеты, которые по-прежнему стоят в коридоре и дожидаются своего часа.       Набрав в грудь побольше воздуха, Хёкджэ шествует через всю гостиную с самым невозмутимым выражением лица, на которое только он способен в данной ситуации — крепко сжимая ручки плотных пакетов, не позволяя себе опустить голову или обернуться на тихие перешёптывания ребят, и принимаясь неторопливо выгружать продукты из пакетов, оставляя на столе лишь самое необходимое, то, что пригодится для приготовления ужина, а остальное убирая в холодильник и в нижние шкафчики на просторной кухне.       Оформление гостиной, совмещённой с кухней, Хёку тоже вполне понравилось: рядом с дверным проёмом расположилась зона отдыха, состоящая из большого телевизора, невысокого столика и длинного дивана с креслом, выполненным в том же стиле, на стенах помимо модульных картин с геометрическими рисунками висят полки с редкими, но всё-таки имеющимися книгами, а дальше огромный зал разделён на ещё две зоны — столовая, состоящая из большого обеденного стола, окруженного несколькими стульями, плотно придвинутыми к его ножкам, и, в углу, сама кухня, которая обустроена не только такими жизненно необходимыми вещами, как холодильник, плита с духовкой в нижней части и раковиной в углу, но и вытяжкой над плитой, а также микроволновой печью и большим количеством шкафчиков для посуды и прочей утвари. Задумавшись над тем, как всё хорошо сочетается в этой квартире со стильным интерьером, Хёкджэ тщательно моет руки и чуть было не подпрыгивает от неожиданности, когда замечает за своим плечом Йесона, так некстати подобравшегося к оставленным на столе продуктам.       — Картофель… морковь… помидоры… капуста… лук… болгарский перец… — вполголоса перечисляет гитарист, перебирая продукты и возвращая их на место, после чего Йесон приподнимает голову и вопросительно косится на Хёкджэ, застывшего у раковины. — Ты же в курсе, что для ужина это всё нужно будет… ну, хотя бы помыть, а в идеале ещё и почистить?       — «Да за кого он меня принимает?!» — Хёку неосознанно хочется проворчать что-то в адрес Чонуна, но он вовремя прикусывает кончик языка, пока не сотворил непоправимого. — «Так, я — Ынхёк», — снова напоминает он себе, стараясь не воспринимать всерьёз этот взволнованный взгляд Йесона, направленный на него. — «Он не особо любит готовить, так что я не должен удивляться таким вопросам. Хорошо ещё, что я выбрал самые простые и сытные блюда. Будет меньше подозрений».       — Да, Йесон, я всё это прекрасно знаю, — спокойно отвечает Хёкджэ, стараясь как можно небрежнее дёрнуть плечом, чтобы выглядеть самоуверенно и гордо, как обычно делает Ынхёк. — Если ты хочешь мне помочь, то можешь пока помыть всё это. А я бы пока разделал филе, оно как раз оттаяло.       — Чьё филе он там собрался разделывать? — со стороны дивана раздаётся удивлённый голос Кюхёна: парень явно намеревался снова ляпнуть какую-нибудь колкость, и Хёк уже приготовился было выслушать что-то не очень приятное в адрес Ынхёка, но короткий, безболезненный, но очень звонкий шлепок ладони Хичоля по затылку макнэ группы возвращает пекаря в здравое состояние рассудка.       — Если не хочешь, чтобы на ужин нам досталось твоё филе, то иди в комнату, нечего тут штаны протирать, — ворчит старший участник группы, умело перетягивая внимание присутствующих на себя и поднимаясь на ноги, после чего Хичоль изящно поправляет свою густую чёлку и уверенно направляется на кухню, не скрывая сомнения и беспокойства в своём взгляде, когда он смотрит то на лоток с куриным филе в руках Хёкджэ, то на самого Хёка, продолжая считать его Ынхёком, своим лучшим другом. Когда Кюхён шумно фыркает, наконец уходя из гостиной, Хичоль подходит совсем близко к Хёкджэ и очень тихо интересуется:       — Ынхёк, ты уверен, что знаешь, как всё это приготовить? Может, закажем доставку, пока не слишком поздно?       — А когда я бываю хоть в чём-то не уверен? — Хёкджэ рефлекторно брякает первое, что приходит ему на ум, считая, что подобная реплика вполне в духе Ынхёка, и так оно и происходит: напряжение тут же исчезает из позы Йесона, стоявшего с идеально выпрямленной спиной во время этого диалога, а Хичоль и вовсе беззлобно усмехается, беспомощно покачивая головой, пока Хёк развивает и дальше свой успех, продолжая говорить:       — Ладно, раз вы оба собрались контролировать мои действия, то Хичолю задание — найти самую большую и самую чистую кастрюлю. Нужно успеть поужинать хотя бы до рассвета, верно?       — Кастрюлю? Дорогой, ты меня пугаешь, — посмеивается Хичоль, снимая с руки тонкую резинку и заделывая свои длинные волосы в высокий хвост. Однако, нисколько не возражая против такого расклада дел, старший мембер на удивление кротко принимается шариться в шкафчиках с посудой, пока Хёкджэ на всякий случай отбирает из рук Чонуна довольно крупный кабачок, на который этот странный гитарист как-то подозрительно уставился, как будто ловя ведомые только ему флешбеки:       — Если ты сейчас скажешь, что и с плитой обращаться умеешь — я буду звонить в скорую.       И после этих слов Хёк, невзирая на назревающую панику и беспокойство по части того, что его обман могут раскрыть, понимает, что работы ему предстоит здесь ещё очень и очень много.