Цветок и нож

      — Чонун, это точно съедобно? — опасливо вопрошает Кюхён спустя час, когда ужин уже был готов, а ребята устроились за большим столом, оглядывая получившийся результат. Хёкджэ лишь поджимает губы, отворачиваясь от парней и разливая горячий чай по чашкам, чтобы не показывать свою обиду. Хёку одновременно хочется возмутиться из-за того, что в его навыках готовки продолжают сомневаться — и обидеться за Ынхёка, которого мемберы группы считают каким-то беспомощным ребёнком: во время готовки Хичоль очень пристально следил за тем, чтобы «Ынхёк» ненароком не отрезал вместо кусочка филе собственный палец, а Йесон стал надсмотрщиком Хёкджэ во время томления получившегося рагу на плите в большой кастрюле. Хёку удалось отвлечь их обоих, когда нужно было порезать овощи и капусту на салат, но всё равно и Хичоль, и Чонун так или иначе контролировали процесс готовки и часто пробовали недоваренное рагу на наличие специй, как бы Хёкджэ ни убеждал их, что ничего не переварит и не спалит на плите.       Сейчас же, сидя за столом, Йесон ничего не отвечает макнэ, по крайней мере вслух, и Хёкджэ отставляет чайник обратно на плиту, собираясь с силами перед тем, как перенести чашки с чаем на стол. — «Ынхёк был прав — этот мальчишка действительно невыносим», — парень даже немного помрачнел, понимая, что, как оказалось, даже его терпению может прийти конец, если Кюхён будет продолжать в таком же духе. Хёкджэ помнит, что этот парень — самый младший в группе, ведь бас-гитаристу исполнилось всего лишь двадцать четыре года, но даже понимание того, что в любом коллективе макнэ обычно позволяется немного больше, раз такого человека обычно все опекают и балуют, не очень помогает пекарю успокоиться. — «Я не хочу грубить ему, но теперь я не удивлён тому, что Хёк так устаёт эмоционально, когда живёт здесь…» — думает Хёкджэ, понимая, насколько он уже устал слушать этого ребенка-переростка. — «Честное слово, я больше никогда не буду ворчать на Рёука. На фоне Кюхёна он — ангел».       — А по мне, пахнет очень вкусно, — голос Донхэ раздаётся совсем рядом, не за столом, а как будто за плечом Хёкджэ, отчего пекарь испуганно вздрагивает, тут же оборачиваясь и растерянно уставившись на лидера группы, который внимательно смотрит на него несколько секунд, а после парень мягко покачивает головой и спокойно добавляет:       — Бери кружки и садись за стол, я помогу с остальными.       У Хёкджэ чуть ли не подгибаются ноги от вида того, насколько близко к нему сейчас этот мускулистый парень, и против столь ровного и как будто приободряющего, но такого властного голоса Хёк никак не может возразить: послушно кивнув, рыжий «барабанщик» аккуратно берёт две кружки, принадлежащие Ынхёку и Хичолю, который уже устроился на своём стуле рядом с местом брата Хёкджэ, и осторожно переносит их на обеденный стол, молчаливо усаживаясь на стул. Наблюдая за тем, как довольно ёрзает на стуле вроде как старший в их компании — Хичолю в этом году исполнится двадцать восемь лет, но своими задором и энергичностью этот парень заткнёт за пояс любого подростка, Хёкджэ аккуратно придвигает к себе тарелку с порцией рагу, краем глаза пытаясь уловить, как умело и с осторожностью Донхэ переносит три оставшиеся кружки, чтобы не разлить кипяток ни на себя, ни на ребят, и тоже садится за стол, первым начиная есть и таким образом подавая всем пример. Глядя на лидера, и Йесон, и Кюхён осторожно пробуют горячее рагу и, убедившись, что их не пытаются отравить, парни начинают жадно есть, чуть ли не причмокивая от того, какая вкусная еда в их тарелках. Что касается Хичоля, так он проглотил свою порцию практически моментально, не дожидаясь ни Донхэ, ни Хёкджэ в облике Ынхёка, уничтожив и где-то четверть овощного салата, пользуясь тем, что этим блюдом макнэ группы никак не заинтересовался и охотно пожертвовал свою долю для второго солиста.       — Дорогой, я понятия не имею, как ты умудрялся скрывать от нас свои успехи в кулинарии, но если за это время ты и яичницу жарить научился, то ты должен дать мне телефон того мальчика, что обучил тебя этому, — самый старший участник группы чуть ли не подпрыгивает на стуле, легко хлопая Хёкджэ по спине и с плохо скрытой гордостью глядя на парня, который в данный момент притворяется его лучшим другом. — Хоть кто-то из твоих любовников оказался полезным….       Хёк даже подавился от неожиданности и принялся хрипло кашлять, стуча кулаком по своей груди. Он прекрасно знал, что у Ынхёка довольно богатый список партнёров «без обязательств и принципов», но говорить о подобном за столом, по мнению Хёкджэ, крайне неуместно. Вдобавок и Донхэ, сидящий напротив, ощутимо мрачнеет и как-то чрезмерно шумно выдыхает, продолжая есть, отчего Хёку становится очень стыдно за всё, что происходит за этим столом. — «Если я поддержу версию про любовника, то Ынхёку потом придётся придумывать себе какого-то парня, который неплохо готовит…» — понимает пекарь, пытаясь найти хотя бы одну разумную причину, чтобы не соглашаться с Хичолем, так как парню всем естеством не хочется делать вид, будто у него, хоть сейчас он — «Ынхёк», есть какой-то любовник. — «Ещё и Донхэ кажется недовольным… Не стоит говорить о подобном во время ужина».       — Никто меня ничему не учил, — просипел Хёкджэ, наконец, откашлявшись и запивая еду горячим чаем перед тем, как ответить, так как, судя по всему, никто ему не собирался помогать в этом вопросе. — Просто… не хотел постоянно стоять у плиты — вот и вся разгадка.       Парень уверен, что, несмотря на неловкость момента, он нашёл верный ответ: Хичоль явно принимает слова «друга» за приемлемые, Йесон же продолжает молчать, накладывая в свою опустевшую тарелку часть салата из большой миски, а Донхэ, сидевший в напряжённой позе, как будто становится немного спокойнее. — «Что это с ним такое?» — недоумевает Хёкджэ, тут же опуская взгляд в тарелку, когда замечает, как внимательно смотрит на него лидер DAEKY. — «Ему настолько неприятна эта неуместная тема для разговора, или же мне только так кажется?»       — Кстати о любовнике, — бесцеремонно напоминает Кюхён, допивая чай и опуская пустую кружку на стол перед собой, с усмешкой рассматривая то, во что одет «Ынхёк». — А что это за свитер такой на тебе? Вытянутый какой-то, явно старый. Тебе твой мальчик не мог купить новый?       — А? — не успевший отойти от неожиданных вопросов Хичоля, Хёкджэ даже вздрагивает и чуть было не проливает остывающий чай себе на колени. — «Мой свитер?» — пекарь не понимает, что в его домашней одежде так привлекло внимание Кюхёна: конечно, Хёку стоило надеть что-то из одежды Ынхёка, но для него в общежитии довольно холодно, потому смело расхаживать в тонких майках парень бы не решился, да и подобные мягкие вещи обычно придают Хёкджэ уверенность и некое внутреннее чувство уюта — по крайней мере, Хёк считал так раньше, пока этот мальчишка не высмеял такой важный аспект в его жизни.       — Кюхён, это невежливо, — ровным, но не осуждающим тоном произносит Чонун, переставая хрустеть кусочками капусты из овощного салата. — Вон, лучше яблочек поешь. Тебе не помешает.       — Да не хочу я эти яблоки, — ворчит макнэ, хлопая себя рукой по колену и как будто даже взъерошившись, словно ёж, который хочет выпустить наружу свои колючки. — А что я такого сказал? Выглядит этот свитер по-дурацки. И вообще, с чего бы Ынхёку так стараться для ужина? Может, он тут невинность строит, чтобы к Донхэ подмазаться после их ссоры? Довольно умно с его стороны, я даже удивлён…       — «Неужели он заметил подмену?» — Хёкджэ замер на месте, не зная, на кого из ребят ему сейчас будет безопаснее всего смотреть: парень уже готов пулей метнуться в комнату и, схватив сотовый, выбежать с территории общежития, пока его не припёрли к стенке, ведь ситуация становится всё более напряжённой. — «А ведь я совершенно не задумался о том, как отреагируют ребята на этот вынужденный обман…»       — Ты доел? — низкий и строгий голос Донхэ прорезает поток словомыслия Кюхёна, словно острый нож: лидер до этого, казалось, был увлечен поеданием своей порции ужина, но сейчас, даже не поднимая головы, парень просто переводит взгляд с тарелки на макнэ группы, глядя на него исподлобья, и с каждым его словом в зале становится всё тише. — Или бери яблоко и освободи место — или иди мыть посуду.       Кюхён, который до этого сидел в столь вызывающей и самоуверенной позе, насмехаясь над «барабанщиком», чуть ли не икает от неожиданности: столь строгому тону лидера группы парень не решается перечить, и даже начинает невольно съёживаться под пристальным взглядом Донхэ, явно желая испариться из его поля зрения как можно скорее. Судя по всему, из двух вариантов темноволосый бас-гитарист выбрал «свобода и яблоко в зубах», потому что парень быстро хватает сочное зеленое яблоко из тарелки с фруктами и чуть ли не молниеносно улетучивается из гостиной, разве что не оставив после себя пыльный шлейф, как обычно бывает в мультфильмах, которые Хёкджэ и Ынхёк смотрели в детстве.       — Это всех касается, — также мрачно и с нотками властности произносит Донхэ, даже не глядя на старших мемберов, и снова продолжает неторопливо пить чай из своей кружки, как будто вновь потеряв интерес к окружающим. Хёкджэ скрещивает ноги под столом, надеясь, что это поможет ему собраться с мыслями и силами, чтобы не убежать из зала, повторяя поспешное отступление Кюхёна — Донхэ лучше всего не бесить, особенно когда он в таком непонятном настроении, и, видимо, так же считают и остальные.       — Ынхёк, спасибо за ужин, — Чонун поднимается с места и собирает со стола посуду, свою и Кюхёна, с тихим стуком складывая всё в раковину, а затем берёт из тарелки с фруктами своё яблоко, неторопливо уходя из зала, очевидно, вслед за младшим участником группы, а следом за ним и Хичоль встаёт из-за стола, цепко хватая своими длинными пальцами яблоко и вгрызаясь в него, держа зубами сочный фрукт и складывая остатки посуды в раковину.       — Эй, дорогой, не обращай на мелкого внимания. Ему же никогда не угодишь, сам знаешь. А вышло вкусно, — старший явно старается приободрить «Ынхёка», так как, освободив руки, он наконец откусывает большой кусок от яблока и быстро жует, держа фрукт одной рукой, а пальцами свободной руки легко потрепав Хёкджэ по волосам. — Слушай, а раз ты сегодня за хозяюшку, то, может, и посуду сам вымоешь?       — Конечно, не беспокойся, — приподняв голову, парень неуклюже, но в то же время искренне улыбается, наконец, позволяя себе хоть немного расслабиться: несмотря на то, что он на самом деле не Ынхёк, своеобразная поддержка от Хичоля действительно помогает, особенно после такой напряжённой ситуации. Старший вокалист хочет добавить что-то ещё, но, едва взглянув на Донхэ, который продолжает молчать, Хичоль решает не развивать разговор и отправляется обратно на диван, к телевизору, который пришлось выключить на время ужина.       — Чтож, — когда длинноволосый солист довольно плюхается на диване и, включив телевизор, с чрезмерным интересом всматривается в происходящее на экране, Донхэ снова подаёт голос, с всё тем же строгим и тяжёлым тоном. — Если этот ужин действительно считается за попытку примириться, то…       — Что? — Хёкджэ не может сдержать удивлённого возгласа: за всеми этими переживаниями и назревающей паникой парень даже не обратил внимания на то, что Кюхён упоминал какую-то серьёзную ссору между Ынхёком и этим уверенным в себе лириком и композитором. — «Надо было побольше расспросить Хёка об этом…»       — Ну… — Донхэ по-прежнему холоден и немногословен, но от вида растерянного парня перед ним лидер группы как будто сам даже немного тушуется, потеряв часть своего пугающе могущественного образа, из-за которого Хёкджэ едва удавалось дышать, находясь рядом с этим мускулистым солистом. — В общем, принимается. Я рад, что ты дома.       Хёк сам не замечает, как улыбается шире прежнего от таких успокаивающих слов, которые произнёс Донхэ. Но тревожность всё равно не покидает пекаря, и он быстро понимает, почему. — «Сейчас Донхэ смотрит так мягко, как будто не он только что одёрнул Кюхёна… а ведь его голос и вид были действительно пугающе властными», — думает Хёкджэ, прикасаясь пальцами к своим вискам, а затем, нерешительно кивнув лидеру группы, так как он не может даже представить, с чем была связана ссора Донхэ и Ынхёка, парень берёт свою кружку и, поднявшись с места, он подходит к раковине, аккуратно закатывая рукава свитера, чтобы не намочить их во время мытья посуды.       — Постой, вот ещё, — Донхэ, тоже поднявшись с места, подходит совсем близко, складывая и свою посуду в раковину: парень совсем не касается Хёкджэ, но почему-то пекарю кажется, что он каждой клеточкой тела ощущает тепло, исходящее от лидера группы, стоявшего рядом. — «И почему меня ноги практически не держат, когда он так близко?..» — Хёк бы очень хотел задать этот вопрос хоть кому-то, но он и сам прекрасно знает ответ, потому лишь кивает и как можно незаметнее отодвигается в сторону, чтобы не мешать Донхэ. — «Видимо, всему виной его особенная энергия… он не только красив и умён, но также от него исходит такая мощная аура, что чувствуется даже на расстоянии…» — Хёкджэ изо всех сил старается не таращиться на мускулы парня, и, задумавшись, чуть было не пропускает мимо ушей то, что лидер группы говорит ему дальше:       — А свитер… он какой-то уютный, что ли. Тебе идёт.       Но на это Хёкджэ совершенно ничего не успевает ответить: Донхэ коротко кивает ему, после чего берёт яблоко из тарелки на столе и, с плохо скрытой неловкостью начиная крутить свежий фрукт в руках, уходит из гостиной в свою комнату, оставляя за Хёкджэ право промолчать в ответ на столь удивительный и по-светлому приятный комплимент, который пекарь никак не ожидал услышать от этого строгого лидера, особенно при таких обстоятельствах.

***

      После того, как Хёкджэ вымыл всю посуду, он совершенно не знает, чем заняться: идти в комнату к Донхэ после разговора о любовниках и свитерах парню было страшновато, а бесцельно смотреть телевизор пекарю не хотелось. К Хичолю на диване присоединились и Йесон, и Кюхён, и сидеть рядом с ними было бы очень неловко и странно, потому Хёкджэ продолжает сидеть за столом, доедая своё яблоко и раздумывая над тем, что ему делать дальше. Но ответ находится быстро, стоит Хёку опустить взгляд и присмотреться к полу, покрытому грязными и липкими разводами, как остатки здравого смысла покидают рассудок пекаря — ему хочется вымыть этот пол, и как можно скорее, потому, не выдержав, парень поднимается на ноги и наугад отправляется в ванную комнату, совмещенную с туалетом, так как чутьё подсказывало ему, что средства для уборки он найдёт и там. И, в целом, так и вышло: Хёкджэ спонтанно заглядывает в один из шкафчиков и находит в нём чистящее средство, а швабру и метёлку Хёк находит за тем же самым шкафчиком, и все эти находки весьма радуют парня. — «Наконец-то я смогу снять эти кеды и обуть тапочки…» — с радостным предвкушением думает пекарь, пытаясь найти какое-нибудь подходящее ведро, правда, безрезультатно. В итоге ему приходится хорошенько смочить швабру и, полив её чистящим средством, как следует отжать, чтобы с тряпки не капало на и без того липкий пол.       Парень совершенно не продумал план того, как он будет мыть пол во всём огромном зале без ведра с водой, включая не только кухню, но и гостиную, в которой сейчас сидят трое музыкантов, и Хёкджэ понял это слишком поздно, когда мемберы DAEKY в гробовой тишине проводили его взглядом, пристально наблюдая за тем, как «их барабанщик», который на их памяти, наверное, никогда не озадачивался вопросом чистоты и порядка, сейчас старательно передвигает стулья с места на место, выметая с кухни большую часть мусора и пыли, всё то, что ещё не прилипло к грязному полу.       — Ынхёк… с тобой точно всё хорошо? — осторожно вопрошает Хичоль, приподнимаясь на диване и даже выключая телевизор, чтобы не отвлекаться от наблюдений за «барабанщиком». — Ты чего удумал?       — А что такого? — Хёкджэ останавливается и приподнимает голову, недоумённо встречая взглядом три пары любопытных глаз и чуть пожимая плечами. — Тут грязно, и давно нужно было сделать уборку.       — С каких это пор тебя волнует грязь в квартире? — задумчиво произносит Йесон, подпирая голову рукой и сосредоточенно наблюдая за тем, как рыжий парень перед ними, опустив голову, продолжает торопливо подметать пол, постепенно придвигаясь к выходу из зала. Пол гостиной оказался более чистым, по сравнению с кухней, и это приятно удивляет пекаря. — «Судя по всему, Донхэ следит за тем, чтобы ребята ели только за столом на кухне», — подмечает Хёкджэ, так задумавшись, что отвечает Чонуну первое, что приходит ему в голову:       — Мне… некомфортно.       — Нет, вы это слышали? Нашему принцу некомфортно, — Кюхён, в отличие от старших мемберов, откровенно насмехается над происходящим, чуть ли не закидывая ноги на невысокий столик перед диваном. — А, может, ты и в нашей с хёном в комнате пол помоешь? У нас тоже грязно и тебе будет некомфортно.       Хёкджэ заканчивает собирать сор метёлкой в совок и, поднимаясь, отставляет метлу в сторону: парень понимает, что ему действительно не сложно перемыть пол даже во всей квартире, но этим наверняка не решить проблему, ведь Кюхён ведёт себя как один посетитель, который как-то зашёл в их с Рёуком пекарню и начал хамить другим покупателям и самому Хёку лично. — «Мне нужно как-то его осадить, в стиле Ынхёка, но при этом не рассорить Кюхёна с Хёком ещё больше…»       — Кюхён, если ты предпочитаешь жить в хлеву, то это твоё дело, — Хёкджэ старается придать своему голосу строгость и решительность, чтобы ещё больше походить на Ынхёка, и, как ему кажется, это работает: ребята на диване как будто разом подбираются, а Кюхён быстро убирает ноги со столика и садится ровно. — Но неужели тебе самому приятно находиться в такой грязи?       — А ведь он прав, — неожиданно твёрдый и решительный голос Донхэ раздаётся за спиной Хёка, отчего тот чуть было не роняет совок из своих рук от неожиданности того, что лидер группы захочет выйти из комнаты в такой момент. Оборачиваясь через плечо, Хёкджэ отступает немного в сторону, чтобы не загораживать собой парня, стоявшего в проходе. Скрестив руки на груди, Донхэ внимательно оглядывает всех присутствующих и, пока Хёк, то и дело оборачиваясь на парня, идёт к мусорному ведру, чтобы высыпать весь мелкий сор из совка, темноволосый солист строго добавляет:       — Мы действительно давно не делали уборку. Ребята, принимаемся за работу.       — Ну Донхэ… — обречённо тянет Хичоль, пока Йесон молча поднимается с места и, поравнявшись с Хёкджэ, безо всяких возражений забирает у парня метёлку и совок, когда «барабанщик» отступает от мусорного ведра, и отправляется куда-то в коридор, видимо, по направлению к своей комнате, под ворчание самого старшего участника группы. — Поздно уже для уборки, да у меня и нога болит…       — Хичоль, без возражений, — отрывисто произносит Донхэ, нахмурившись и оглядев огромный зал, явно пытаясь что-то найти, и всем становится быстро понятно, что именно лидер группы искал своим взглядом. — Ынхёк, ты что, забыл про ведро?       — А он швабру в раковине полоскать собрался, — Кюхён слишком громко хихикнул, но звонкий подзатыльник от Хичоля прерывает поток насмешек младшего. Неловко переминаясь с ноги на ногу, Хёкджэ крепко сжимает швабру в руках и коротко откашливается, чтобы прочистить горло, а затем тихо отвечает:       — Нет, я просто… забыл, где оно.       — Можно подумать, ты знал, где оно стояло все эти годы, — на удивление, голос Донхэ даже немного смягчается: уголки рта лидера группы слегка приподнимаются, и от этого лицо темноволосого солиста как будто начинает излучать мягкое, по-особенному уютное тепло. — «Так вот какой он, многогранный и удивительный Ли Донхэ», — думает Хёкджэ, наблюдая за переменами в выражении лица лидера DAEKY как завороженный. — «Потому ребята не только слушаются его, но также уважают и любят со всей искренностью…»       — Ну да ничего. Сейчас наберу воды и принесу тебе, — мягко предлагает Донхэ, задумчиво окидывая взглядом «барабанщика» перед собой и швабру в его руках. — Кюхён, пошли. Где-то была ещё метёлка.       Потеряв дар речи, Хёк несмело кивает в знак благодарности и, чтобы замять своё смущение, парень отворачивается к кухонной зоне, начиная старательно мыть пол, решая отмывать по небольшим участкам, чтобы убедиться, что не остаётся никаких разводов или липких пятен на гладкой поверхности светлого ламината. — «Донхэ особенно красивый, когда улыбается…» — мечтательно думает Хёкджэ, пристально рассматривая влажные участки пола вокруг себя. — «Или же когда он такой строгий… Нет, особенно он красив, когда внимательно смотрит, словно видит твою душу насквозь…» Хёк так задумался над тем, насколько многогранен оказался Донхэ за один только сегодняшний вечер, что не сразу понял, что Хичоль уже подошёл к нему, пока Донхэ и Кюхён направились, судя по всему, в ванную комнату.       — Лапушка, ты что, решил за меня помыть? — любопытно вопрошает старший, указывая Хёкджэ на то, что тот уже перешёл видимую границу кухонной зоны и, задумавшись, моет часть пола, относящегося к гостиной. — Не замечал в тебе такой любви к чистоте.       Пекарь растерянно оглядывается, но, заметив, как Хичоль переминается с ноги на ногу, парень вовремя вспоминает, что у этого женственно прекрасного и мужественно стойкого духом вокалиста больное колено — Ынхёк рассказывал брату, что три года назад его лучший друг попал в аварию и получил травму, после которой этот парень больше не выносит длительные перелёты, потому в туры по Америке группа DAEKY отправляются без него уже несколько лет и лишь во время их пятого, юбилейного тура, Аска выступил в США вместе с ребятами, но Хичоль не возражает против такого расклада: на корейских концертах этот солист старается вовсю, демонстрируя всем и вся свою удивительную силу духа. — «Наверное, ему будет больно мыть пол, с его-то ногой…» — полагает Хёкджэ, потому, стараясь не выглядеть слишком сочувствующим, парень смотрит по сторонам, чтобы придумать, чем занять старшего, чтобы тот не казался самому себе беспомощным и ненужным на фоне всеобщей занятости.       — Да знаешь… я подумал, что дело пойдёт быстрее, если ты вытрешь везде пыль и хорошенько протрёшь зеркала, — быстро отвечает пекарь, коротко дёргая плечами, как будто он не предлагает ничего особенного. — Тебе всяко будет веселее, чем натирать скучный грязный пол. Да и на себя полюбуешься, верно?       — От голова, — Хичоль цокает языком, с гордостью посмотрев на парня перед собой и даже легко хлопнув его рукой по плечу. — Точно, мне это подходит. Наконец-то ты снова начал думать о ком-то, кроме себя самого. Даже непривычно как-то.       Хёкджэ понимает, что ему срочно нужно отшутиться: пекарь старается выглядеть уверенным и гордым, на ходу придумывая какой-нибудь подходящий ответ для лучшего друга его брата. — «А что бы на это сказал Ынхёк?» — парень лихорадочно обдумывает ситуацию, стараясь подобрать какой-то остроумный ответ, который подчеркнёт тесную дружбу между красивым солистом и барабанщиком, и, приосанившись, Хёк напускает на себя самый беззаботный вид, на который он только способен, и легкомысленно произносит, широко улыбнувшись:       — Просто я люблю тебя, дорогой.       В следующий миг тишину, наполнившую комнату, прерывает глухой стук и громкий всплеск воды. Испуганно вздрогнув, Хёкджэ оборачивается и, закусив губу, молча наблюдает за тем, как Донхэ, застыв на месте, молча смотрит на него и Хичоля, сжимая руки в кулаки и фактически стискивая зубы от неведомой Хёку злости. Перед ногами главного солиста стоит ведро, полное воды, которая ещё немного плещется после того, как Донхэ, судя по всему, и выпустил ведро из своих рук, расплескав воду на полу. Хёкджэ часто моргает, не понимая, что именно так разозлило лидера группы: по словам Ынхёка, его дружба с Хичолем не была секретом ни для кого, оттого реакция Донхэ кажется странной и даже пугающей. Приоткрыв рот, Хёк делает мелкий шажок вперёд, желая выяснить, что так разозлило Донхэ, и, по возможности, исправить ситуацию и объясниться, но вокалист успевает отреагировать первым: что-то нечленораздельно рыкнув, парень резко поворачивается и уходит из зала, некстати наткнувшись на Кюхёна, который нашёл вторую метёлку и размахивал ею в коридоре, изображая из себя не то воина, не то какого-то джедая — Хёкджэ даже не помнит, откуда знает это слово.       — Что… — озадаченно произносит макнэ, невовремя попавшись под горячую руку: Донхэ с силой вырывает из его рук метёлку и, скрывшись в своей комнате, парень громко хлопает дверью, отчего и Кюхён, и Хичоль с Хёкджэ испуганно вздрагивают. В воцарившейся тишине первым отмирает макнэ группы: его удивлённое выражение лица тут же сменяется неприкрытой злобой, направленной на Хёкджэ, но парень ничего не говорит, лишь презрительно фыркнув и уходя в комнату.       — Ынхёк, я тебя, конечно, тоже люблю, — негромко произносит Хичоль, поворачиваясь к рыжему парнишке рядом с собой и с каким-то печальным пониманием, лучащемся в его кошачьих глазах, добавляет. — Но тебе стоит быть поосторожнее с такими словами при Донхэ.       Осекаясь, Хёкджэ прикусывает кончик языка, втягивая голову в плечи и крепче сжимая в руках швабру. — «Почему же Донхэ так отреагировал…» — парень по-прежнему не понимает, что тут только что произошло, и, безусловно, полезный совет старшего мембера группы всё равно остался странным и непонятным для пекаря, который совершенно не знает этих людей, и вообще не должен быть здесь. — «Возможно, он ревнует?» — догадка осеняет Хёкджэ, и, мотнув головой, он идёт к ведру, чтобы промыть швабру и продолжить мыть пол, помогая себе таким образом сосредоточиться на собственных мыслях. — «У Донхэ же фансервис с Хичолем на сцене, так, может, дело в этом?»       Хёкджэ запоздало вспоминает корейский фестиваль, на котором выступали DAEKY перед своим отъездом в Америку с концертным туром. Хёк тогда смотрел прямую трансляцию в своей пекарне, и даже всё из рук выронил, когда увидел, как во время исполнения одной из песен Хичоль подошёл к играющему барабанщику и, притянув его к себе за подбородок, страстно поцеловал в губы. Шалость, которую задумали эти двое, вполне удалась, ведь фанаты захлебывались криками восторга, наблюдая за этой сценой, а у Донхэ, так невовремя обернувшегося назад, чтобы увидеть, что происходит, даже выпал микрофон из рук — настолько лидер группы был изумлён тому, что предстало перед его глазами.       Хёк помнит, как Ынхёк после со смехом клялся и божился в разговоре со своим братом, что эта сцена была заранее оговорена им с Хичолем и парни провернули всё это ради веселья, но, судя по тому, что взаимоотношения между Ынхёком и Донхэ сейчас накалены до предела, Хёкджэ сейчас делает только хуже, раздражая лидера группы по странным мелочам. — «Хёк говорил, что всё пояснил Донхэ, но почему тот до сих пор так злится…» — парень продолжает рассуждать, пока старательно моет пол в огромном зале, постепенно придвигаясь к выходу и не сразу замечая, что ему не приходится менять воду в ведре, так как та продолжает оставаться чистой. Наконец, решив, что он свихнулся окончательно, Хёк отставляет швабру в сторону и смотрит на то, как Кюхён в полном молчании тащит ведро с чистой водой в зал: бас-гитарист ужасно хмурый и недовольный, но он почему-то приносит новую воду для Хёкджэ даже без напоминания, а спросить Хичоля о происходящем не получится — тот занялся пылью и сейчас старательно трет столешницу какой-то тряпкой, так что Хёк лишь еле слышно вздыхает и промывает швабру в чистой воде, радуясь, что этот огромный зал больше не грязный и не липкий.       — Я закончил с нашей комнатой. Ынхёк, я уже могу забрать швабру? — интересуется Чонун, возвращаясь в гостиную и отставляя метёлку в сторону. — Кюхён, помоги мне перенести ведро, пожалуйста.       По выражению лица Кюхёна было понятно, что тот очень хочет отказаться или сказать что-то едкое, но, судя по всему, с Йесоном спорить у него не было никакого желания, потому парень лишь кивает и нервно пожимает плечами, дожидаясь, когда рыжий «барабанщик» перед ним отожмёт швабру и отдаст её гитаристу.       — О, вот и метла! — Хичоль с неожиданной прытью оказывается около метёлки и, схватив её, с каким-то странным воодушевлением отправляется в коридор, включая там свет и начиная энергично подметать. Провожая его ошалелым взглядом, макнэ группы тихо хихикает:       — Отлично, значит, я тащу ведро и я свободен?       — Не совсем, Кюхён. Осталась ещё одна комната, — спокойно напоминает Чонун, забирая у Хёкджэ швабру и легко постучав по ней ногтями. — Ванная.       — Мы все ею пользуемся, так почему её мыть должен именно я?! — Кюхён обречённо застонал, поёжившись, но, не находя никаких причин для отказа, а, судя по его лихорадочно мечущемуся взгляду, он старался, парень с поникшей головой отправляется в коридор, прихватив с собой тяжёлое ведро и продолжая ворчать. — Почему же самая грязная работа всегда достаётся именно мне?       — Потому что ты младший. Смирись, малыш, — Хичоль подаёт голос из коридора, не сумев остаться в стороне и в этом вопросе. — Ну, и потому что раньше надо было себе локацию выбирать, а ты у нас — самый тормознутый.       — Да заткнись ты! — бурчит бас-гитарист, скрываясь из поля видимости Хёкджэ. С улыбкой покачав головой, парень поворачивается и натыкается взглядом на Чонуна, который продолжает стоять рядом и любопытно коситься на него. Замявшись, Хёк вспоминает про тряпку, которую Хичоль оставил на столе, и решает воспользоваться ею как темой для разговора.       — Ну, я пойду пыль вытирать, — Хёкджэ продолжает говорить уверенно, стараясь не забывать, что среди ребят он должен выглядеть как Ынхёк, говорить как Ынхёк, и фактически быть Ынхёком. — Спасибо, что попросил Кюхёна носить мне воду, иначе я бы тут и за час не управился.       — Знаешь, Ынхёк, думаю, Хичоль прекрасно протрёт здесь пыль сам, — задумчиво отвечает Чонун, опираясь руками о швабру на манер трости, и слишком проницательно глядя на парня перед собой. — А за воду не меня благодари. Донхэ его запряг, чтобы под ногами не мешался. Если ты закончил здесь, то сходи лучше в комнату и помоги Донхэ. А мы тут сами справимся.       — Вот как, — для Хёка кажется удивительным то, что даже в состоянии своей необъяснимой для Хёкджэ злости лидер группы всё-таки позаботился о том, чтобы «их барабанщик» не тратил время зря на смену воды — и попросил Кюхёна помочь ему в этом. — «Но, возможно, мы сможем с ним поговорить наедине, и тогда Донхэ объяснит мне, что его так разозлило…» — в совете Йесона есть толк, и Хёкджэ считает, что послушаться сейчас будет лучше всего, так что он лишь согласно кивает и, одёрнув свой длинный свитер, парень отправляется в комнату Ынхёка и Донхэ, всем сердцем надеясь, что этот мускулистый солист не запустит в него со злости своей гитарой или ещё чем-то тяжёлым.       Вернувшись в комнату, Хёкджэ смущённо наблюдает за тем, как Донхэ, уже подняв все лишние стулья, которые сейчас будут только мешать, на столы, перевернув их сиденьями вниз, подметает пол, не глядя ни на что, кроме грязного ламината под ногами. Хотя, в отличие от остальной части квартиры, для чистюли-пекаря здесь более уютно и приемлемо — судя по всему, Донхэ сам часто здесь делает уборку, для собственного комфорта и порядка. Понимание этого немного успокаивает Хёка. — «Возможно, он и Ынхёка заставлял часто убираться в комнате, потому моё предложение об уборке не удивило его…» — надеется парень и, сделав небольшой шаг вперёд, он тихо прокашливается, привлекая к себе внимание, и негромко произносит:       — Помочь тебе?       — Сам справлюсь, — Донхэ неестественно вздрагивает от голоса Хёкджэ, и он непривычно раздражён, что настораживает пекаря. — «Что же с ним происходит?» — никак не может понять Хёк, потому он в смятении закусывает край нижней губы и переминается с ноги на ногу, не зная, как предложить свою помощь так, чтобы не взбесить этого недовольного лидера ещё больше. Найдя выход, он аккуратно отвечает:       — Я мог бы вытереть пыль… Обувь я уже вымыл, не беспокойся…       — Я же сказал, что справлюсь сам, — хрипло и отрывисто произносит темноволосый парень, мотнув головой и как будто даже не обращая внимания на Хёкджэ, пока он подметает. — Иди вон лучше к Хичолю.       — Да, но… — Хёкджэ хочет было возразить, так как ему хочется наконец выяснить, что происходит, но Донхэ, приподняв голову, дарит Хёку настолько тяжёлый взгляд своих тёмных глаз, что парень решает не возражать и лишь тихо вздыхает, согласно покачав головой. — Хорошо, как скажешь. Пойду тогда плиту помою, и потом чайник поставлю. Как закончишь, приходи с нами чай пить, хорошо?       — Не хочу, — также резко отвечает Донхэ, но, немного задумчиво посмотрев на съежившегося у двери Хёкджэ, лидер делает какой-то вывод для себя — и, вздохнув, чуть смягчается, переставая хмуриться. — Правда не хочу. Пейте без меня, ладно?       — Ладно… — практически шёпотом отвечает Хёкджэ, опасливо попятившись назад, к двери, и, нащупав ручку, быстро открывает дверь и уходит, надеясь, что Донхэ не заметил, как он расстроился от этих слов. — «Почему он сейчас так груб со мной?» — думает Хёк, проходя в гостиную мимо удивлённого Хичоля и, рассеянно кивнув ему, подходит к кухонной плите, вооружившись губкой и чистящим средством, чтобы занять себя хоть каким-то полезным делом. — «Во время ужина он казался таким мягким и заботливым… Я не понимаю, что происходит».