Цветок и нож

      Утром, когда Хёкджэ просыпается от яркого света, наполнявшего комнату, парень понимает, что Донхэ уже куда-то ушёл, проснувшись раньше него: постель лидера аккуратно заправлена, так что Хёк уверен в том, что его временный сосед уже проснулся окончательно и больше не ляжет. — «Неужели он снова пошёл курить?» — от этой мысли Хёкджэ почему-то становится грустно и даже немного обидно на сердце. — «Но я думал, что он прислушался к моим словам…»       С другой стороны, парень вовремя напоминает себе, что Донхэ самостоятелен и сам принимает решения: он не обязан слушать ни Ынхёка, роль которого сейчас изображает Хёкджэ, ни, собственно говоря, самого Хёка, неизвестного пекаря, который не разрешает брату говорить открыто о том, что у него есть брат-близнец. — «В любом случае, даже такие решения Донхэ мне следует уважать, ведь он не кичится этим и не рассказывает фанатам и общественности о том, что курит», — думает Хёк, садясь на кровати и потирая затылок. — «А мне уже давно пора вставать. Ребята наверняка скоро проснутся, нужно заняться завтраком…»       Находя взглядом одежду, Хёкджэ дотягивается до неё рукой и быстро надевает свитер через голову, пряча свой кулон под одеждой, а затем влезает в домашние штаны Ынхёка, не забывая после этого заправить кровать брата. Несмотря на то, что Кюхён довольно колко отозвался о свитере Хёка, ему совершенно не хочется носить дома майки, ведь тогда ребята могут заметить разницу в телосложении его и Ынхёка. Утвердившись в этой мысли, Хёкджэ, позёвывая на ходу, отправляется в ванную комнату, чтобы умыться и привести себя в порядок.       Но ванная уже оказывается занятой одним из участников группы — в данный момент в душевой кабине кто-то моется, намурлыкивая незнакомый Хёку мотивчик, и из-за шума воды парень по голосу не может определить, кто это, а из-за горячей воды и образовавшегося пара, осевшего конденсатом на стенках душевой кабины, Хёкджэ ещё сложнее понять, с кем он сейчас делит ванную во время утренних процедур. Решив, что если он включит тонкую струйку воды в раковине, чтобы умыться и почистить зубы, то никому не помешает, Хёк чуть поворачивает кран и, потянувшись к зубной щётке, которую он поставил в общем стакане вместо зубной щетки Ынхёка, парень смачивает щётку водой и чуть было не подпрыгивает в ужасе, когда слышит за спиной возмущённое:       — А ну, вертай воду взад, ты паразит мел… А, Ынхёк, это ты, — высунувшись из душевой кабины, недовольный Хичоль практически тут же сменяет гнев на милость и беззаботно отмахивается, тряхнув мокрыми волосами, с которых капает вода.       — Что-то ты рано сегодня, — добродушно произносит старший мембер. — Я думал, это Кюхён проказничает. Ладно, потерплю. Только предупреди, если смывать будешь, а то я сварюсь тут в кипятке.       — Да… что-то выспался. Нет, я только потом умоюсь и всё, — обещает Хёкджэ, выключив воду на время своей чистки зубов, чтобы не тратить её зря — и такой расклад более, чем устраивает темноволосого Хичоля, так как тот дружелюбно кивает парню, который выглядит точь-в-точь, как его лучший друг, и снова скрывается в душевой кабине, продолжая свои водные процедуры. — «Ну не могу же я валяться в постели до полудня, как Ынхёк, верно?» — Хёкджэ старается успокоить сам себя, пока чистит зубы и задумчиво смотрит на своё отражение в зеркале. — «Нужно будет нанести подводку, и следующей ночью как-то постараться принять душ, чтобы ребята ничего не заметили». С этими мыслями он снова включает воду и, хорошенько прополоскав рот и зубную щетку, быстро умывается, чтобы не мешать Хичолю принимать душ. Уже после этого, как следует промокнув лицо полотенцем, Хёк находит взглядом подводку, принадлежащую Ынхёку, и, пользуясь тем, что никто его не отвлекает, парень медленно и осторожно подводит глаза, надеясь, что у него не выйдет случайных кривых линий, после которых придётся всё хорошенько смывать и начинать заново.       Наконец, спустя несколько минут, Хёкджэ отходит от зеркала, оставаясь довольным полученным результатом. Хичоль, судя по всему, не торопится выходить из душевой кабины, так что, решая заняться завтраком, пока остальные мемберы группы спят, Хёк направляется на кухню. За всеми этими утренними процедурами он совсем забыл о том, что Донхэ ни в комнате, ни в ванной не было, и оттого для него большим удивлением становится вид того, как лидер группы хлопочет на кухне: Донхэ, стоя спиной к Хёкджэ, пристально наблюдает за овсяной кашей, которая варится на плите в большой кастрюле, и периодически помешивает её, чтобы не пригорела. Лидер снова кажется Хёку таким уютным и одновременно строгим: парень одет в майку, открывающую его мускулы, и в домашние спортивные штаны, и вид Донхэ со спины снова лишает Хёкджэ дара речи — он невольно краснеет, вспоминая, как прошлой ночью парень снимал майку, стоя к Хёку спиной, и насколько завораживающим было это зрелище, представленное Хёкджэ. Ещё бы немного, и парню бы не хватило его выдержки, чтобы не поддаться соблазну и не прикоснуться к этому впечатляющему рельефу мышц, но Донхэ вовремя замечает, что в зале появился кто-то ещё — и поворачивается в сторону Хёкджэ, чуть поджимая губы перед тем, как заговорить первым:       — Привет, Ынхёк. Ты чего в такую рань?       — Доброе утро, Донхэ, — бормочет Хёк, растерянно почёсывая затылок и словно застывая на месте, не решаясь подойти ближе. — А… я в душ хотел, но там занято, и явно надолго.       — Да уж, половина наших счетов за воду — вина Хичоля, — посмеивается Донхэ, принимая эту отмазку Хёкджэ за действительную, и отворачиваясь к плите, снова помешивая кашу. Хёк, наконец, снова чувствует свои ноги, потому парень решается подойти ближе, чтобы посмотреть, не нужна ли Донхэ помощь. Чайник уже греется на плите, с кашей лидер вполне справляется, уверенно помешивая её, а рядом, в кастрюльке поменьше, варятся несколько куриных яиц. Но Хёкджэ не знает, как обычно завтракают ребята, потому, понаблюдав за Донхэ несколько секунд, он осторожно произносит:       — Помочь тебе с чем-нибудь?       — Чего это ты такой добрый? — Донхэ поворачивает голову к Хёкджэ, с подозрением покосившись на стушевавшегося парня, и с легкой усмешкой продолжает поддразнивать Хёка, считая, что перед ним барабанщик DAEKY. — Тебя словно подменили со вчерашнего вечера.       — «Попался!» — Хёкджэ невольно отшатывается назад и испуганно мотает головой. Запаниковав, он даже забывает, что ему нужно вести себя, как Ынхёк — посмеяться, отшутиться или подыграть, сказать что угодно, только бы не вызывать подозрений у Донхэ. Но всё это совершенно вылетает из головы, особенно когда Хёку кажется, что его обман раскрыли. Еле сдерживая желание обхватить себя руками за плечи, Хёкджэ часто дышит, лихорадочно окидывая взглядом кухню и настороженного Донхэ в частности, забормотав:       — Нет, что за глупости, никто меня не подменял!       — Кажется, ты ещё от вчерашней уборки не пришёл в себя, — резюмирует Донхэ, однако, не находя в поведении парня перед собой ничего подозрительного, и, отложив ложку, понимающе улыбается. — Я шучу, не обижайся. Вообще, если хочешь помочь, можешь сделать салат, как вчера. Кажется, ребятам он понравился.       — А… — у Хёка словно камень падает с груди, когда он понимает, что лидер группы не видит в его поведении ничего чрезмерно подозрительного, и, более того — ему разрешают помочь с завтраком, пусть даже в таком простом деле, как овощной салат. — Да, конечно, сейчас сделаю.       По крайней мере, за приготовлением салата Хёкджэ занимает свои мысли и больше не говорит ничего лишнего, да и Донхэ не торопится поднимать разговор о том, что произошло вчера вечером. Хорошенько вымыв овощи под проточной водой, парень тянется за острым ножом, который находится в подставке, аккурат рядом с плитой, и, оказавшись рядом с Донхэ, Хёк рефлекторно принюхивается, с удивлением подмечая, что он не ощущает запаха сигарет лидера — от Донхэ лишь пахнет его терпким парфюмом, очень мужественным и приятным. — «Неужели он прислушался к моим словам?» — Хёку сложно в это поверить, ведь вчера Донхэ казался таким раздражённым и недовольным, что парень и не верил, что в итоге лидер группы попробует ограничить себя в курении. Задумавшись, Хёкджэ восторженно делает новый вдох, желая пропитаться этим ароматом, так подходящим Донхэ, что не сразу замечает, как лидер с удивлением косится на него, отступая в сторону, и тихо спрашивая:       — Ынхёк, ты чего?       — А… нет, ничего, — вздрогнув, Хёкджэ, наконец, вынимает нож из подставки и смущённый отходит к столу, на котором на большой разделочной доске лежат овощи для салата. — Просто хотел сказать, что… ты очень приятно пахнешь сегодня.       Хёк не успевает отвести взгляд в сторону, потому то, что Донхэ запинается от неожиданности практически на ровном месте, едва не опрокинув кастрюлю со сварившимися куриными яйцами на себя, он может лицезреть в полной мере, даже икнув от испуга и рефлекторно потянувшись к парню, чтобы не то предотвратить падение Донхэ, не то — спасти от кипящей воды из кастрюли, которая могла случайно выплеснуться. Но Донхэ сумел устоять на ногах, потому, аккуратно поставив кастрюлю на свободную конфорку, лидер группы, чуть помедлив, осторожно отвечает, покосившись на смущённого Хёкджэ рядом с собой:       — Ну… спасибо, Ынхёк.       Не зная, стоит ли добавить что-то ещё или он уже наговорил много лишнего, Хёк лишь коротко кивает и, быстро повернувшись обратно к столу, начинает торопливо нарезать овощи для салата, надеясь, что Донхэ не таращится на него, как на полоумного. Более того, Хёкджэ не даёт покоя татуировка, которую он наконец-то увидел вживую: на официальных фотографиях и фото от фанатов с мероприятий и концертов Хёк часто видел эту татуировку на руке Донхэ, но, как оказалось, даже если ты знаешь обо всех особенностях внешности твоего кумира, видеть эти особенности вживую, собственными глазами — воистину захватывающе. Когда лидер группы ухватился на ручки кастрюли, чтобы не опрокинуть её на пол, Хёкджэ успел заметить одну из татуировок Донхэ — маленькую, аккуратную ноту, соединённую с линией с резкими углами, напоминающую не то ритм сердечного удара, не то некий импульс, выполненную на боковой части среднего пальца левой руки. Хёк помнит, что лирик и композитор группы не раз говорил в интервью, что решился на эту татуировку в знак того, что его сердце и душа тесно связаны с музыкой, и пекарь всегда считал это объяснение очень романтичным и в какой-то мере даже личным для Донхэ.       При этом Хёкджэ некстати вспоминает, что у лидера DAEKY есть ещё одна татуировка, более крупная и будоражащая мысли и фантазии фанатов, когда её становится видно на сцене из-за соответствующих нарядов, и, думая об этом, Хёк ощущает, как румянец приливает к его щекам, отчего парню становится даже жарковато. К счастью, возникшую неловкость разрешает Ким Хичоль, наконец, вышедший из ванной комнаты и вернувшийся в гостиную.       — Ну, вот я и всё! — восклицает парень, протирая волосы полотенцем, но, едва Хичолю удаётся увидеть, что происходит на кухне, то он совсем забывает о том, что хотел сказать. — Едрить меня бутылкой, это что тут творится?!       — Ничего такого. Завтракать пора, — уже строже отвечает Донхэ, доставая тарелки из шкафа и накладывая ребятам кашу, снова занимаясь делом. — Садись, Хичоль. Ребята уже встали?       — Ага, плетутся вон, — Хичоль коротко машет полотенцем в сторону коридора, после чего перекидывает это полотенце через своё плечо и присаживается за стол, в полном удивлении наблюдая за утренними «поварами». — Это что же такое делается с утра пораньше? Такими темпами я завтра ночью застану вас в обнимку в одной постели?! Вы хоть предупреждайте тогда, чтобы к вам по стуку заходили…       Хёкджэ тем временем перемешивает содержимое салата в большой миске и, услышав слова Хичоля, едва не роняет эту миску на пол, не на шутку перепугавшись предположений красивого солиста. — «В какой это ещё одной постели? Что за шуточки у него такие?» — Хёкджэ старается не показывать, как у него дрожат руки от одной только мысли о том, что когда-нибудь он бы мог оказаться в одной постели с Ли Донхэ, пусть даже теоретически. Но мысли Хёка об этом должны проходить дома, когда парень останется один со своими желаниями, которые должны оставаться исключительно мечтами, а не здесь, при ребятах, краснея и бледнея одновременно. Вдобавок ещё и Донхэ вопросительно косится на Хёкджэ, словно вопрошая: — «И чего я один оправдываюсь?» — благодаря чему пекарь понимает, что ему нужно срочно придумать какой-то ответ.       — Будешь так ворчать, Хичоль, мы врежем замок в свою дверь, — наобум брякает Хёк, надеясь, что то, что он говорит, вполне в стиле Ынхёка, и ставит миску с салатом на стол, намереваясь помочь Донхэ переносить на стол всё остальное. — А то собрался расхаживать тут, любитель ночных приключений.       Кажется, Хёк всё-таки подобрал нужные слова, так как и Донхэ, и Хичоль принимаются негромко смеяться, переглянувшись и явно выбросив из головы разговор, который только что произошёл. Правда, судя по удивлённым и одновременно недоверчивым лицам Кюхёна и Йесона, наконец, добравшихся до кухни, и услышавших последние слова Хёкджэ, разговор ещё не закончен, ведь эти парни явно хотят высказаться.       — Ты — и врезать замок? Не смеши меня, — шумно фыркает Кюхён, садясь на своё место за столом, между местами Чонуна и Донхэ, фактически напротив места Ынхёка, и нетерпеливо тарабаня пальцами по столу. — С тех пор, как ты по пьяне выломал щеколду в ванной, я в это уже не поверю.       — Ага, я помню этот разговор, — Йесон садится рядом с макнэ, потирая ладони друг о друга, и согласно покачивает головой. — «Не смейте закрываться в ванной, вдруг я поссать захочу», — кажется, так ты сказал?       Парни начинают смеяться, передразнивая Ынхёка, и Хёкджэ беспомощно переводит взгляд с одного на другого, не зная, что ему следует ответить. — «Мог ли Ынхёк так сделать, будучи пьяным?» — Хёку хочется думать, что ребята лишь шутят, но, зная гордый и немного задиристый характер Ынхёка, пекарь нехотя признаёт, что сказануть такое, да ещё и спьяну, его брат действительно мог. — «Так это потому парни не ставят щеколду на дверь…» — понимает Хёкджэ, и поджимает губы, отворачиваясь к разделочной доске, чтобы убрать её вместе с ножом в раковину.       — Ну всё, посмеялись и хватит. Пора завтракать, — неожиданно Донхэ строгим голосом прекращает эту травлю, и, повернув голову в сторону лидера, Хёк с удивлением замечает, что этот парень смотрит на него без прежней неприязни и как будто даже с долей сочувствия, мягко указывая «барабанщику» на чайник. — Ынхёк, разлей чай, пожалуйста, и садись за стол, а я пока бутерброды сделаю.       Смех тут же прекращается: только Кюхён продолжает насмешливо хмыкать, но более тихо и осторожно — судя по всему, Донхэ и в этом не шутит, и злить его никому не хотелось. Хёк же, решая послушаться Донхэ, молча отходит в сторону, уступая ему место у разделочной доски, а сам принимается разливать горячий чай по чашкам, и переносить их на обеденный стол, стараясь не смотреть на завтракающих ребят, активно поедающих кашу и чистящих куриные яйца от скорлупы. Хотя, перенося последнюю кружку, Хёкджэ замечает, что кашу едят не все — Кюхёну явно не нравится подобный тип завтрака, потому, немного покривившись, он всё-таки решается попробовать салат, от которого парень вчера отказался и, считая его более приемлемым, чем полезная, но не очень вкусная по мнению макнэ каша, бас-гитарист как можно незаметнее складывает свою часть каши в тарелку к Йесону, чтобы освободить себе место на тарелке для салата. Сам Чонун как будто не замечает эту маленькую хитрость Кюхёна, или же наоборот — слишком часто её замечал прежде, потому и привык, продолжая монотонно поглощать завтрак, словно ничего не произошло. Хёкджэ неодобрительно покачивает головой, но ничего не говорит — после того, как вскрылись новые выходки Ынхёка, пекарю лучше не заниматься пустыми нравоучениями, которые этот своенравный макнэ точно проигнорирует, так что парень просто садится за стол и сам начинает завтракать вместе со всеми, стараясь не оборачиваться в сторону Донхэ, который продолжает нарезать бутерброды и складывать их в большую тарелку. В отличие от того же голодного Кюхёна, Хёк бутербродами не заинтересован — ему вполне хватит и каши с отварным куриным яйцом впридачу, вдобавок и Хичоль, как оказалось, уже почистил одно для Хёкджэ, с поистине материнской заботой положив очищенное яйцо ему в тарелку.       — Спасибо, Хичоль, — немного уныло произносит Хёкджэ, понимая, что ему хочется находиться тут всё меньше: чтобы занять себя, он берёт последнее, неочищенное яйцо и принимается снимать с него скорлупу в развернутую салфетку, не сразу замечая то, что ребята даже есть перестали, пристально наблюдая за ним. Осекаясь, Хёк быстро кладет очищенное яйцо в тарелку к Донхэ и, не глядя ни на кого, продолжает есть, в глубине души надеясь, что ребята не будут комментировать то, что увидели.       — Итак, парни, сегодня мы все идём в тренажёрный зал, — произносит лидер группы, возвращаясь к столу и убирая тарелку с бутербродами в центр стола перед тем, как сесть на своё место. — Так что советую вам отменить свои планы — нам нужно привести себя в форму перед концертом.       — Донхэ, ну обязательно сегодня? — Кюхён не выдерживает и начинает канючить первым, но, невзирая на недовольный взгляд лидера, Хичоль тоже не остаётся в стороне, подхватывая волну возмущений и желая высказаться:       — Мы же можем позаниматься и позже. До концерта ещё много времени, да и Чонсу ещё не объявлялся…       — Я подумал, что пока нам лучше отдохнуть от плотного графика, так что в эти несколько дней Чонсу не будет нас контролировать, — замялся Донхэ, тут же немного повысив тон своего голоса, чтобы заглушить чересчур радостные вопли самых неугомонных участников группы. — Но мне пришлось пообещать, что всё будет в порядке, так что мы должны все вместе съездить туда хотя бы раз. Это было основным условием, с выполнением которого хён согласился оставить нас без контроля.       — Чонсу не будет? — подозрительно спокойно переспрашивает Йесон, как будто разговаривая сам с собой и хоть ненадолго отрываясь от тарелки с кашей, никак не показывая, что ему пришлось съесть двойную порцию. — С его стремлением контролировать каждый наш шаг — даже удивительно.       — Ну… хотя бы так, — Хичоль, не скрывая, что новые подробности немного омрачают его радость, накладывает себе салат на освободившуюся от каши часть тарелки. — Хоть немного отдохнём от его нравоучений. На таких условиях и в зал можно сгонять. Ынхёк, а ты чего притих?       Хёкджэ вздрагивает, растерянно оглядывая ребят: Йесон снова возвращается своим вниманием к остаткам каши в тарелке, Хичоль любопытно косится на того, кто выглядит, как его лучший друг, а Донхэ, пока Кюхён пытается стянуть с тарелки очередной бутерброд, многозначительно покашливает, привлекая внимание макнэ к себе. — «Если я попаду с ними в тренажёрный зал, то всё вскроется…» — понимает Хёк, лихорадочно пытаясь что-то придумать. — «Мне нужно отделиться от них и поменяться с Ынхёком обратно….» Он помнит, что Чонсу — это тот строгий менеджер, который очень исполнителен касаемо обязанностей ребят, и знать то, что Хёкджэ с ним не столкнётся, даже приятно. Но в любом случае визит в тренажёрный зал вызывает у Хёка беспокойство, и недаром: помимо каких-то упражнений, которые парень попросту не сможет выполнить, ведь он не занимается спортом так, как Ынхёк, Хёкджэ также придётся переодеваться и мыться в общей душевой. — «Я не могу принять душ в этой квартире, а там на меня будут пялиться сразу столько людей…» — со страхом понимает Хёк, стараясь срочно найти выход из ситуации. Но, к сожалению, никакой подходящей отмазки Хёкджэ не может придумать, потому решает действовать наобум, коротко брякнув:       — А… у меня дела.       — Ынхёк, не увиливай, — Донхэ устало вздыхает, даже не глядя на Хёкджэ и хмуро покосившись на Кюхёна, который от взгляда лидера перехотел брать ещё один бутерброд с общей тарелки и снова переключился на салат. — Нам всем это необходимо, чтобы быть в форме. Давай хотя бы один раз наше и без того свободное расписание пройдёт спокойно, а? Ты поедешь вместе со всеми.       Хёкджэ прикусывает кончик языка, замолчав. — «Донхэ так обеспокоен тем, что ребята должны выполнить данное менеджеру обещание, и подставить его, просто сбежав, я не могу», — понимает Хёк, опуская голову и долго глядя на свою опустевшую тарелку, как будто он сумеет найти ответ на её поверхности. Хёкджэ не любит врать, но, раз уж он пообещал Ынхёку, что справится с его ролью и помирит брата с ребятами, приходится лгать и дальше. — «Чтож, если у меня нет другого выхода, то…» — наконец, Хёк решается и осторожно произносит:       — Я просто… запястье на днях потянул. Какой от меня будет прок в тренажёрном зале?       В воцарившейся тишине Хёкджэ начинает думать, что зря он выбрал именно такую отмазку: ребята даже перестают жевать, практически синхронно посмотрев на него с плохо скрытым беспокойством и, возможно, даже недоверием. — «И о чём я только думал?» — Хёк старается расправить плечи, чтобы выглядеть более легкомысленным и беспечным, таким, каким часто казался Ынхёк, и медленно берёт кружку с чаем, начиная из неё пить, как будто ничего особенного не произошло. Но у парней, сидевших с ним за одним столом, было совсем другое мнение, от которого нельзя просто так отмахнуться.       — Ты на концерте-то играть сможешь? Может, тебе врачу показаться? — Йесон первый решается задать самый главный вопрос, о котором наверняка подумали все мемберы группы — и Хёкджэ ставит кружку обратно на стол, решая продолжать свою ложь до конца, раз отступать уже поздно, и как можно увереннее отвечает:       — Думаю, к концерту всё пройдёт окончательно. Не нужно врача. Мне уже лучше, правда.       — Ладно, тогда Ынхёк только на беговой дорожке и упражнения на пресс, — резюмирует Донхэ, взяв свою кружку обеими руками и, выдержав паузу, негромко добавляет. — Только будь осторожен и побереги руку. Все остальные — по стандартному комплексу.       На это Хёкджэ было нечего возразить: такой, щадящий план для упражнений в зале парню подходит больше, и ему не придётся придумывать какую-либо новую отмазку, чтобы улизнуть. — «Тогда я могу не вспотеть, и приму душ вечером, здесь», — решает Хёк и, немного повеселев, продолжает пить чай, пока Хичоль не решается первым подняться из-за стола.       — Так, дорогие, все было очень вкусно, но я безумно хочу курить. Донхэ, идёшь со мной? — интересуется старший мембер, складывая посуду в раковину и оборачиваясь через плечо, вопросительно глянув на лидера, который, ко всеобщему удивлению, не поднимается с места, чтобы последовать за Хичолем на перекур. Помедлив несколько секунд, Донхэ убирает руку в карман и, нащупав там пачку сигарет, парень молча отдаёт её Хичолю и, когда красивый вокалист с длинными волосами с удивлением берёт сигареты в свои руки, Донхэ залпом допивает свой чай.       — А ты чего, не идёшь со мной? — удивлённо вопрошает Хичоль, поджимая губы в гримасе недоумения, пока Хёкджэ неосознанно любуется им: в развлекательной индустрии все чарты и все критики признавали несравненную красоту этого парня, уникальную и двойственную в своём роде, но чтобы убеждаться в этом сейчас, за завтраком, когда Ким Хичоль без макияжа и со влажными волосами продолжает оставаться женственно красивым и мужественно крепким и стойким — всё это по-прежнему удивительно для Хёка, потому, засмотревшись, парень не сразу понимает, что Донхэ не отправляется на тот самый перекур.       — Нет, я… — в этот раз в голосе лидера слышится неуверенность: парень всё-таки живой человек, и он тоже полон сомнений, Хёкджэ даже может почувствовать, как от Донхэ словно волнами исходит беспомощность и какой-то робкий страх, который тот старательно подавляет. — Я не хочу.       — Серьёзно? С чего бы? — молчавший до этого момента Чонун вопросительно приподнимает одну бровь усилием мышц, внимательно посмотрев на Донхэ, и Хёкджэ даже поёжился, ощущая волны сомнений и нерешительности, исходящие от лидера группы. — «Почему это так их удивляет?» — не может понять пекарь, и он даже не знает, как помочь Донхэ и нужна ли ему помощь от него, потому парень нервно ёрзает на стуле, раздумывая, как будет лучше всего пресечь пустые и раздражающие Донхэ расспросы, но лидер DAEKY берёт ситуацию под свой контроль, поднимаясь с места и несильно ударяя кулаком по столу.       — Не хочу и всё. Не важно, — строго произносит парень и, складывая посуду в раковину, торопливо уходит из зала, уже более привычным, размеренным тоном добавляя перед тем, как скрыться с глаз всех присутствующих. — Доедайте, и идите собираться. Отправляемся через сорок минут.       — С чего бы это он? — тихо вопрошает Кюхён, дождавшись, когда Донхэ хлопнет дверью своей комнаты, и растерянно смотрит на старших мемберов. — Донхэ же с самой их ссоры курил, как паровоз.       Хичоль задумчиво щурится, явно стараясь выглядеть крайне подозрительным — и косится на Хёкджэ, который, к его сожалению, не воспользовался шансом улизнуть из зала вместе с Донхэ, потому, как Хёк и хотел, ему приходится срочно придумывать какие-то оправдания, так как этот красивый солист определённо что-то заподозрил, и говорить, что пекарь не приложил к «здоровому образу жизни» их лидера руку — это врать ещё больше. Потому, неловко пожимая плечами, Хёкджэ поднимается с места и, собирая посуду со стола, отвечает ровным и уверенным голосом, чтобы не выдавать, как он нервничает:       — Ну… мы вроде как помирились вчера.       — А…. — Кюхён открывает было рот, чтобы прокомментировать ситуацию, но Йесон, поднимаясь из-за стола, ловким движением руки запихивает бас-гитаристу в рот последний бутерброд, явно пожертвовав свою долю, чтобы заставить макнэ замолчать — и заодно освободить тарелку. Хичоль прыскает со смеху, перенося пару кружек в раковину, а сам Чонун забирает тарелки из рук Хёкджэ, коротко мотнув головой:       — Вот и молодцы. Всё, идите собираться. Кюхён моет посуду.       — Пфо-фчему пфья? — бубнит парень, яростно дожёвывая бутерброд и возмущённо покосившись на Йесона, но Хичоль, поравнявшись с Кюхёном, коротко хлопает его рукой по плечу, весело отвечая:       — Потому что ты — наш макнэ. Тебе давно надо было смириться с этим, малыш.       — Ладно, Кюхён, я помою, — вздыхает Хёкджэ, покачивая головой и готовясь было отправиться мыть посуду, чтобы не тратить время зря и не создавать новый конфликт, но Кюхён, прожевав, недоверчиво косится на него и шумно фыркает, пренебрежительно дёргая плечом и направляясь к раковине:       — Вот уж как-нибудь обойдусь без помощника с травмой руки. Сам справлюсь. Иди собирайся.

***

      Хёкджэ был даже рад, что из-за образовавшейся заминки он вернулся в комнату Донхэ и Ынхёка, когда лидер группы уже практически закончил свои сборы: стоя у своего шкафа и переодевшись на свои стильные обтягивающие джинсы светло-синего оттенка с белесыми разводами, Донхэ натягивает через голову белоснежную футболку без какого-либо рисунка, разглаживая ткань по телу и, замечая взгляд Хёка на себе, мускулистый вокалист поворачивает голову в его сторону и вопросительно смотрит на Хёкджэ, приподняв одну бровь усилием мышц:       — Что-то не так?       — А… нет, всё в порядке, — замешкав, парень принимается оглядывать комнату и задумчиво почёсывать затылок: он видит, что на кровати Донхэ лежит его спортивная сумка, в которую лидер явно уже сложил все вещи, необходимые для занятий в тренажёрном зале, и именно эта сумка становится неплохим поводом для разговора, ведь Хёкджэ и понятия не имеет, где Ынхёк хранит такие сумки. — Слушай, а ты не знаешь, где может быть… моя сумка?       — Что, уже последние воспоминания пропил? — насмешливо фыркает Донхэ, закрывая свой шкаф, и опирается на дверцу плечом, скрестив руки на груди. Хёкджэ хочет было извиниться, понимая опрометчивость своего вопроса — с чего бы Донхэ следить за вещами своего соседа, но парень смотрит на Хёка без тени враждебности, и, немного помолчав, милостиво отвечает:       — Скорее всего, ты запнул её под кровать, как и всегда. Поищи там.       Растерявшись, пекарь решает послушаться совета Донхэ и, коротко кивнув и смущённо пробормотав слова благодарности, подходит к кровати Ынхёка и нагибается, чтобы заглянуть под неё, надеясь, что парень больше не наблюдает за ним, а занимается своими делами. К счастью для Хёкджэ, именно там сумка и оказалась, но, к его удивлению, когда парень достаёт сумку, опасаясь того, что придётся отстирывать её от кучи пыли, выглядит сумка вполне приемлемой по меркам Хёка и чистой, разве что немного помятой. На всякий случай, парень отряхивает дно сумки и ставит её на постель Ынхёка, после чего, избегая взгляда Донхэ, Хёк подходит к шкафу брата и открывает его, задумчиво оглядывая этот хаотичный бардак и определяя, в чём он может пойти в тренажёрный зал и что стоит взять с собой. — «Допустим, я возьму ещё одни его кеды», — рассуждает Хёкджэ, выуживая из недр шкафа одну из футболок, чёрную, со странными узорами в виде линий тёмно-алого цвета. — «Но переодеваться в раздевалке я совсем не хочу… что же мне делать?»       Решение приходит в голову Хёка само собой: он поедет в тренажёрный зал сразу же в спортивной одежде, и всего лишь переобуется уже в раздевалке. — «Тогда мне и душ там принимать не придётся, ведь я не буду выполнять изнурительные физические упражнения», — будучи довольным таким способом решения проблемы, Хёкджэ лишь широко улыбается и, аккуратно повесив футболку на дверцу шкафа, чтобы она не мешалась, принимается искать спортивные штаны Ынхёка, вполне быстро доставая из шкафа нечто светло-серое, с резинкой на талии и с забавными белыми шнурками. — «Подойдёт», — решает Хёк и уже готовится было стянуть с себя свитер, пока не вспоминает, что Донхэ до сих пор в комнате. Испуганно замерев на месте, парень опасливо косится в сторону лидера группы, и к своему смущению понимает, что тот так и стоит у своего шкафа и продолжает упорно его рассматривать. Но, замечая на себе взгляд Хёкджэ, Донхэ сухо кашляет в кулак и отходит от шкафа к своей кровати, как будто понимая, что «барабанщику» очень неловко.       — Ладно, — неуверенно произносит парень, подхватывая с постели свой мобильный телефон и наушники, убирает это всё в карманы джинс и затем берёт свою спортивную сумку, повесив её на своё плечо. Хёк полагает, что Донхэ скажет напоследок что-то ещё, и тот, ещё раз покосившись на пекаря, практически молча направляется к выходу из комнаты, чуть обернувшись на Хёкджэ перед тем, как выйти в коридор и прикрыть за собой дверь:        — Потороплю ребят. Собирайся, Ынхёк.