Цветок и нож

      К сожалению Хёка, в душ он так и не смог попасть: несмотря на то, что Донхэ отправился в магазин за продуктами вместе с Йесоном и Хичолем, Кюхён, занявший ванную комнату, сперва долго там плескался, а потом шумно бегал от комнаты до зала и обратно, то желая стянуть яблоко из холодильника, а то, возможно, стараясь просто побесить Хёкджэ, не оставляя его в покое ни на минуту, ведь когда перед твоей дверью носится увесистая антилопа, думать о чём-то своём очень трудно. Вот и Хёк, не зная, чем себя занять, решил перебрать вещи Ынхёка и, по возможности, погладить их утюгом, надеясь, что он успеет сделать это до возвращения ребят — и никто его не будет отчитывать за то, что парень снова «напрягает больную руку».       Кюхён комнатой Донхэ и Ынхёка не был заинтересован, так что Хёкджэ воспользовался этой возможностью и отсортировал одежду в шкафу брата, как положено, по порядку, сложив вещи в аккуратные стопочки. Только в ящик для белья Хёк побоялся залезать, но потом он устроил свои пакетики с новым бельём в неприметном месте в шкафу — и решил главную свою проблему. Хотя нет, душ по-прежнему остаётся главной проблемой пекаря: ни до ужина, ни после него он так и не смог решиться проскользнуть в ванную комнату, которую даже невозможно закрыть, как положено, а, учитывая то, на какой скорости Хёкджэ выскакивает из ванной после посещения уборной, пару раз даже напугав так невовремя пробегающего Кюхёна — ему следует срочно что-то придумать. — «Но что же мне делать… идти в общественную сауну?» — мрачно думает Хёк, стараясь не касаться своих волос, корни которых уже кажутся ему безумно жирными от кожного сала. — «Не могу же я выгнать их из квартиры на двадцать минут…»       После ужина, кажется, Донхэ больше не задаёт парню никаких вопросов, однако когда Хёкджэ, смирившись со своей участью, выходит из ванной комнаты, умывшись и почистив зубы (и, чего греха таить, украдкой помыв подмышки в раковине), и хочет лечь в постель, лидер группы, сидя на своей кровати, удивлённо косится на своего соседа, задавая вполне логичный вопрос:       — Ты в душ так и не собираешься?       — Да я… освежился уже, — Хёк убеждает себя, что он не врёт, и, чтобы избежать лишних вопросов от Донхэ, парень торопливо расстилает постель и в одежде устраивается под одеялом. — Сегодня я очень устал. Спокойной ночи.       Чтобы казаться спящим, Хёкджэ отворачивается к стене, накрываясь одеялом с головой, и замирает на месте, надеясь, что лидер группы больше ни о чём его не спросит. — «Ты ведёшь себя глупо», — парень сам осуждает себя и своё поведение, ведь для Ынхёка принятие душа в общежитии не стало бы проблемой, но эту черту Хёк переступить так и не может. Он рассчитывает дождаться, когда все уснут — и тихо проскользнуть в ванную, чтобы наконец принять душ и надеть свежую одежду. И, в целом, его план увенчался успехом: Донхэ практически тут же выключил свет и, судя по всему, разогнав всех участников группы по кроватям, тоже вернулся в комнату и лёг на свою постель, через несколько минут засопев носом.       — «Уснул!» — с облегчением понимает Хёкджэ и, как можно тише садясь на кровати, парень вслушивается в шорохи общежития. Ни единого звука, кроме отдалённого сопения (и похрапывания, ведь здесь проживают Хичоль и Кюхён), а это значит, что Хёк может наконец отправиться в душ. С этой мыслью парень поднимается на ноги и, аккуратно взяв из шкафа полотенце, бельё и чистую одежду, Хёкджэ практически на цыпочках отправляется в ванную комнату, надеясь, что он никого не разбудит своими ночными водными процедурами.       — Как же хорошо… — шепчет Хёк себе под нос спустя пятнадцать минут, стараясь как можно тише вернуться обратно в комнату — и незамеченным лечь в постель. Свою спортивную одежду Хёкджэ бросил в стирку, рассчитывая заняться этим завтра, а вот полотенце он забрал с собой, держа его в руке. Спать в свитере будет жарковато, потому Хёк решил ограничиться одной из длинных маек Ынхёка — и его домашними штанами, которые можно будет снять уже на кровати перед сном. Тёплый душ хорошенько расслабил его, и, наконец-то промыв голову от ощущения жирности, Хёкджэ ощущает себя как заново родившимся. — «Может, и дальше получится так незаметно принимать душ?» — надеется парень, тихонько заходя в комнату и, повернувшись к двери, старается как можно тише её прикрыть, чтобы случайно не разбудить Донхэ, который, по его мнению, должен уже видеть какой-нибудь приятный сон и спать, как говорят, «без задних ног».       — Можешь не красться. Я не сплю, — негромкий, но отчётливый голос лидера группы раздаётся позади Хёка, и тот буквально подпрыгивает от неожиданности, резко разворачиваясь и, прижимая полотенце к своей груди, полуслепо из-за перепада освещения таращится в темноту, туда, где на своей постели сидит Донхэ, скрестив руки на груди и внимательно наблюдая за своим соседом.       — Чего ты так меня пугаешь, — бормочет Хёкджэ, скрывая неловкость и раздумывая, удастся ли ему незаметно продвигаться в сторону кровати, ведь Донхэ не находился последние десять минут в освещённой ванной комнате, и он сейчас видит комнату лучше, чем Хёк. — Я думал, что ты уже спишь, вот и…       — Как видишь, я не сплю, — голос лидера группы как будто становится строже, и недаром: помолчав несколько секунд, парень, сидя в своей домашней майке, что Хёк уже немного видит, привыкая к темноте, видит, легким взмахом руки указывает парню на полотенце в его руках:       — Ты хоть волосы промокни. На одежду же капает.       — А… да, конечно… — Хёкджэ вздрагивает от изменившегося тона в голосе Донхэ и, не зная, что ещё стоит сказать в своё оправдание, он просто решает послушаться этого мускулистого солиста и, переступив с ноги на ногу, парень берет полотенце уже обеими руками, начиная протирать свои влажные волосы, будучи уверенным, что этим нотации и закончатся. Но у Донхэ на этот счёт было совершенно другое мнение.       — Вот уж не думал, что спустя столько лет ты начнёшь нас стесняться и принимать душ по ночам, — голос Донхэ по-прежнему кажется строгим, но в этом тоне Хёкджэ умудряется услышать и плохо скрытое беспокойство, и любопытство, и какое-то странное чувство, незнакомое и непонятное Хёку. — «Это же просто душ…» — хочет сказать Хёкджэ, но это прозвучит неубедительно — из уст того, кто по мнению Донхэ живёт здесь уже шестой год, и только сейчас начал стесняться и ходить в душ ночью, подобные фразы не только не оправдают «Ынхёка», но и породят гору новых вопросов. Да и думает Хёк совсем о другом.        — «Донхэ сейчас нелегко с моими выкрутасами», — понимает Хёкджэ, тихо вздохнув. — «И с Хёком ему тоже нелегко. А тут ещё и ребята, каждый со своим характером и своими особенностями…» Хёкджэ, наконец, начинает понимать, насколько Донхэ тяжело контролировать весь этот зоопарк, чтобы ребята никуда не влипли, не ссорились, не враждовали, и при этом оберегать их от всего, что происходит снаружи их маленького мира — всё это безумно сложно, и потому становится очевидным, что этот парень, который всегда пропагандировал здоровый образ жизни перед фанатами, начал украдкой курить. Хёкджэ бы хотелось всё объяснить, чтобы снять часть тяжести с этих округлых плеч, но он понимает, что это не выход — раскрытием правды о подмене Хёк рискует окончательно рассорить брата с ребятами. Но ему в любом случае надо что-то придумать, потому, решая сказать хоть что-то, Хёкджэ убирает полотенце с головы и негромко произносит:       — Донхэ, я просто…       — Ладно, чего уж тут говорить, — Донхэ сам перебивает Хёкджэ, определённо не желая продолжать тему, но и отвечая ему явно более спокойным тоном. — Ложись давай, поздно уже.       Пристыжённо кивнув, Хёк, уже различая в полумраке, где что находится, добирается до постели Ынхёка без проблем, и садится на неё, снова начиная протирать волосы и делая вид, что он чрезвычайно увлечён этим делом, чтобы Донхэ не задавал лишних вопросов. Но, на самом деле увлекаясь тем, чтобы просушить волосы, Хёкджэ не успевает услышать, что лидер группы поднялся с кровати и подошёл ближе, остановившись совсем рядом и протянув ему какой-то тюбик, в темноте похожий на краску.       — Что это? — Хёкджэ часто моргает, боясь опустить взгляд ниже глаз Донхэ, но, к его счастью, на парне всё-таки оказались штаны: видимо, тот лёг в одежде, чтобы притвориться спящим, как делал «Ынхёк». С этим тюбиком, ещё и в темноте, Хёк начинает понимать, что ситуация становится очень подозрительной и смущающей, и что будет происходить дальше — Хёкджэ даже предположить не может. К счастью, Донхэ не стал медлить с ответом, коротко пожимая плечами:       — Это согревающая мазь — я ей пользовался в прошлом году, когда ногу вывихнул, если помнишь. Сможешь сам намазать?       — Что намазать? — тупым голосом спрашивает Хёкджэ, ощущая себя круглым идиотом. Он должен думать о том, как не выглядеть при ребятах подозрительным и неестественным, а вместо этого он в темноте таращится на Донхэ с тюбиком мази в руках, и неосознанно представляет, куда эту мазь можно применить — смех, да и только. Ещё и о вывихе Донхэ Хёк совершенно ничего не знал — судя по всему, это происходило во время перерыва между расписанием, так как об этой травме фанаты и понятия не имели.       — Твоё запястье, — на удивление терпеливо поясняет Донхэ, наклоняя голову набок и рассматривая Хёка в полумраке. — Тебе бы поберечься. Без барабанщика группа как без рук. Так что, сам намажешь или помочь тебе? Какая рука болит?       — С-спасибо, Донхэ, — Хёкджэ, удивлённый тому, что парень так беспокоится о «растяжении Ынхёка», неловко тушуется, но, раз отступать уже поздно, он продолжает врать, очень неуклюже и неловко. — П-правая.       Кивнув, лидер группы садится на краю кровати, рядом с Хёкджэ, и, открутив крышечку, выдавливает немного мази на свои пальцы на правой руке, после чего, аккуратно отложив тюбик в сторону, Донхэ левой рукой берёт Хёка за «больную» руку, а затем начинает неспешными и осторожными движениями втирать мазь в запястье «барабанщика». Сдерживая желание охнуть, Хёкджэ закусывает губу, наблюдая за тем, как бережно Донхэ наносит небольшое количество мази на его светлую кожу мягкими массирующими движениями. — «Если бы я знал, что он так будет волноваться, я бы на самом деле потянул себе запястье», — думает Хёк, надеясь, что он не поскуливает от удовольствия — настолько прикосновения сильных рук лидера группы приятны и бережны. Ему даже не приходится держать руку на весу — Донхэ сам контролирует ситуацию, свободной рукой поддерживая запястье «Ынхёка».       — Спасибо тебе, — повторяет Хёкджэ, надеясь, что в темноте не видно, как он покраснел, и пытается аккуратно высвободить свою руку, осуждая свои мышцы, которые как будто сопротивляются этому желанию. Вдобавок и Донхэ с подозрительной неловкостью снова тянется за рукой Хёка, словно не желая её отпускать — и от этой мысли Хёкджэ становится даже страшновато. Но всё объясняется, когда, снова придержав руку Хёка за запястье, лидер группы мягко предлагает:       — Погоди, давай я разомну её тебе немного, заодно и мазь быстрее впитается.       Против такого предложения очень сложно устоять, да Хёк и не смог бы, потому он сдавленно выдыхает что-то неразборчивое, что Донхэ расценивает, как согласие, а затем Хёкджэ теряется в ощущениях, когда парень принимается мягко массировать его запястье, умело надавливая на кожу и медленно проводя большим пальцем от ладони вниз, пытаясь таким образом растереть и оживить «больную» мышцу. И, несмотря на то, что Хёкджэ соврал в плане того, что у него болит рука, напряжение с затекших мышц запястья пекаря действительно сходит: таская тяжёлые подносы и постоянно замешивая тесто, Хёк то и дело ощущал пережимы в этой области, так что помощь Донхэ оказалась как нельзя кстати.       — Где ты научился массажу? — млеющим голосом произносит Хёкджэ, стараясь оставаться в сознании и не засыпать, пока Донхэ находится так близко. Но ответ лидера группы быстро прогоняет остатки сонливости Хёка, несмотря на то, что его руку Донхэ так и не отпускает, продолжая неспешно массировать запястье «барабанщика»:       — У меня же у родителей спа-салон. Ты что, забыл об этом?       — И вовсе я не забыл, просто… — вспыхнув, Хёкджэ лихорадочно пытается придумать новое оправдание: разумеется, он знал о семье Донхэ, как верный фанат, собирая за все эти годы существования группы информацию о нём (и об Ынхёке, разумеется) практически по крупицам. Но усталость так или иначе сказывается, потому Хёк попросту не сопоставил факты и от того наверняка выглядит ещё большим глупцом в глазах Донхэ, который, на удивление, не высмеивает его оплошность, а как-то естественно и легко продолжает разговор, глядя только на руку Хёкджэ и мягко улыбаясь.       — Ну да, в детстве я постоянно там вертелся и пытался помогать маме, хоть это было очень неуклюже и, наверное, жутко смешно. Хотя ведь так все дети делают — помогают родителям, — рассказывает парень, предаваясь приятным воспоминаниям о своей юности, но неожиданно Донхэ осекается и замолкает, после чего говорит уже тише и осторожнее, точно боясь спугнуть. — Извини. Для тебя, наверное, это тяжёлая тема, раз ты не особо распространяешься о своей семье. Я как-то не подумал…       — Нет, в смысле… — Хёкджэ тут же забормотал, стараясь придумать верный путь ведения диалога: для него разговоры о близких не считаются какой-то запретной темой, но он сам же запретил Ынхёку рассказывать о нём, потому нужно выбрать какой-то уклончивый, но убедительный ответ. — Для меня это не тяжёлая тема, не беспокойся. Просто… это не так легко объяснить.       — Но ты можешь попробовать это сделать, — осторожно предлагает Донхэ, от плохо скрытого волнения массируя запястье Хёка всё легче, не замечая, что он уже не надавливает на кожу, а просто водит по ней подушечками пальцев. — Если тебе нужно чем-то поделиться, то я приму всё, что ты захочешь рассказать.       Хёкджэ так разомлел от массажа, что бездумно уже был готов рассказать парню всю правду, но вовремя остановился и, сдерживая себя, Хёк стал аккуратно выворачивать руку из мягкой хватки Донхэ, стараясь не думать о том, что ему хочется и дальше испытывать эти приятные ощущения, когда этот красивый солист массирует «больное» запястье. В этот раз парень, который сидит рядом, не возражает и не пытается остановить Хёкджэ, но при этом Донхэ тяжело вздыхает, думая, что делает это совсем неслышно — и от этого вздоха Хёку хочется самому крепко схватить лидера группы за руку, чтобы тот не решил, что «Ынхёк» закрывается от него, потому, вцепившись пальцами в ткань домашних штанов Ынхёка, пекарь, чуть подумав, отвечает, поворачивая голову в сторону Донхэ:       — Всё действительно не так просто. Ты же знаешь, что я — ходячая катастрофа, и при этом слишком самостоятелен. Мне нужно самому разобраться в своей жизни, чтобы я мог рассказать хоть что-то.       — Ты не должен передо мной оправдываться, — Донхэ мягко перебивает его и, поднимаясь на ноги, берёт открытый тюбик мази и завинчивает крышечку обратно, больше ничего не говоря. Хёкджэ уже хочет было извиниться за то, что он подобрал неуместные слова, но, подходя к столу Ынхёка, Донхэ кладёт на него тюбик с мазью и косится на Хёка, продолжая говорить:       — На самом деле, я благодарен тебе за этот разговор. Мне даже кажется, что за эти сутки мы узнали о тебе больше, чем за шесть последних лет. Я пойду смою мазь с пальцев, а ты ложись спать. И… побереги себя, ладно?       Не дождавшись ответа, Донхэ быстро выходит из комнаты, направляясь в ванную комнату, а оторопевший Хёкджэ провожает его взглядом, а потом, обращая внимание на свою руку, парень задумчиво нюхает запястье, не понимая, какие волшебные отдушки у этой мази, что Донхэ из-за них разговорился и стал вести себя менее агрессивно. Правда, чрезмерный интерес лидера группы к семье Ынхёка тоже начинает беспокоить Хёка. — «И что это было?» — спрашивает он сам себя, откидывая край одеяла и устраиваясь на постели брата. — «А, самое главное — что мне теперь со всем этим делать?»

***

      Следующим утром, после завтрака, Хёкджэ решает отправиться на прогулку — и заодно пересечься где-нибудь с Ынхёком, чтобы рассказать ему о своих достижениях. Брат должен вот-вот подъехать в оговоренное место, и туда Хёк и направляется, раздумывая обо всём, что произошло в последнее время. Чтобы поддерживать стиль брата-близнеца, Хёкджэ пришлось надеть чёрную однотонную футболку и единственные не дырявые чёрные джинсы, правда, настолько узкие, что Хёк на ходу боялся расслабить мышцы бёдер, думая, что штаны пойдут по швам от его слишком смелого вздоха. Чтобы хоть как-то выкрутиться из положения и чувствовать себя поувереннее, Хёкджэ нашёл клетчатую бело-красную рубашку брата и, припоминая, как тот повязывает её на бёдрах, делает то же самое, чтобы иметь возможность хотя бы выйти из общежития без страха и неловкости. Но зато, учитывая, что он вместо подводки решил закрыть глаза от лишних взглядов стильными солнцезащитными очками Ынхёка, парень остался доволен результатом созданного образа: также Хёкджэ надел чёрную кожанку брата и, осмелев, даже легко пшикнулся его терпким парфюмом, смущённо хихикая и рассматривая себя в зеркале перед выходом.       На самом деле, приподнятое настроение пекаря можно объяснить несколькими причинами: во-первых, он снова увидит Ынхёка, по которому парень успел соскучиться, во-вторых, ночной разговор и удивительная забота от Донхэ стали для Хёкджэ приятными воспоминаниями, а, в заключение, одно утреннее происшествие особенно заставило Хёка задуматься о том, что вообще происходит в общежитии, и почему Ынхёк и Донхэ враждовали в последнее время.       Утром Хёк проснулся не от тёплых солнечных лучей, попадающих в комнату, а от звучания голосов в коридоре: Донхэ в комнате уже не было и по ту сторону двери раздавались какие-то странные звуки, потому Хёкджэ поднялся на ноги, тихо простонав от странного ощущения ноющих мышц ног и пресса в частности, и, стараясь не напрягать эти мышцы резкими движениями, торопливо оделся в домашнюю одежду Ынхёка, с любопытством принюхиваясь к своему запястью, которое ему вчера намазали согревающей мазью при довольно странных обстоятельствах. Лечебное средство полностью впиталось в кожу, и лишь лёгкий шлейф напоминал Хёкджэ о том, что прошлой ночью Донхэ действительно бережно и осторожно массировал его запястье, завязав очень непростой разговор.       Тем временем звуки голосов становились громче, и Хёк, съедаемый любопытством, подошёл к двери и открыл её осторожным движением, наблюдая за картиной, которую ему было бы трудно прокомментировать: Хичоль стоял в проеме между коридором и кухней, Йесон и Кюхён молча таращились на происходящее со стороны своей комнаты, а если быть точным, на Донхэ, который стоял на коленях на полу и, распахнув дверь ванной комнаты, старательно и умело ввинчивал во внутреннюю сторону двери щеколду.       — Может, всё-таки стоило позвать кого-то из стаффа? — с сомнением вопрошал Хичоль, покосившись на Хёкджэ и ободряюще улыбнувшись ему. — Привет, Ынхёк. Мы тебя разбудили?       — Доброе утро. Нет, я выспался, — Хёк позёвывал, начиная чесать свой затылок, чтобы унять неловкость от того, что на него таращились практически все присутствующие: только Донхэ мельком посмотрел на него, а после вернулся к своему занятию, одной рукой придерживая корпус щеколды за свободный край, а другой вворачивая маленький шуруп в отверстие в корпусе при помощи отвёртки. — А… что здесь происходит?       — Как видишь, стараниями Донхэ ванная комната снова будет запираться, — Йесон комментировал ситуацию, продолжая оставаться невозмутимым, как, собственно, и всегда. — Интересно, надолго ли в этот раз.       — А ведь точно, хён, — Кюхён пренебрежительно хохотнул, хлопая Чонуна по плечу и задиристо усмехаясь. — Донхэ же сам говорил, что тот, кто выбил щеколду, тот пусть и привинчивает новую. Разве не так было, Донхэ?       Макнэ и его сосед по комнате засмеялись, предаваясь забавным, по их мнению, воспоминаниям, Хичоль, явно не замечая подвоха в этих словах, тоже негромко засмеялся, беззлобно покосившись на Хёка, но сам Хёкджэ изрядно покраснел, когда начал понимать, что происходит: парни высмеивали тот случай, когда Ынхёк довольно безрассудно выломал прошлую щеколду, и Хёкджэ стало очень стыдно, не только за поведение брата, но и за то, каким он в образе Ынхёка выглядел в глазах ребят. — «Они ждут, что я, как и Хёк, тоже выломаю щеколду или… Стоп, сейчас же для них я — Хёк, так?» — Хёкджэ окончательно запутался и, более того, он понимал, что Донхэ решил ввинтить щеколду во многом из-за того, что лидер группы вчера увидел, как их «барабанщик» крался в ванную комнату, чтобы принять душ, пока все остальные спят. — «Не получается из меня Хёк…» — с удивительной печалью подумал Хёкджэ, и, чтобы не ляпнуть что-то сгоряча, он решил вернуться в комнату, не желая больше выслушивать эти насмешки в адрес брата. Но, когда парень молча ушёл в комнату Донхэ и Ынхёка, он услышал, как за его спиной Донхэ негромко, но твёрдо одёрнул шутников, коротко отвечая:       — Прекратите. Мне несложно.       Хорошенько обдумав происходящее, Хёкджэ понял, что он очень хочет отблагодарить Донхэ за помощь: лидер группы больше не стал отчитывать парня за то, что тот постеснялся принимать душ при ребятах, по своим причинам, которые, как наверняка думает Донхэ, «барабанщик» просто не стал озвучивать, ведь Ынхёк, судя по всему, был не очень разговорчив среди ребят. Но даже этот взбрык, как это наверное выглядит со стороны, мускулистый солист принял вполне спокойно, удивительно по-взрослому отчитав Хёка, но не выдав его секрета касаемо посещения ванной комнаты остальным парням. — «Но что я могу для него сделать?» — размышлял Хёкджэ, сидя на кровати брата и задумчиво глядя в угол комнаты, где стоит кровать Донхэ. — «Не могу же я просто сказать «спасибо» или снова что-то испечь… Но что я, в образе Ынхёка, смогу сделать?»       Внезапно парень вспомнил об одной главной особенности и, наверное, даже страсти, присущей Донхэ — в интервью лидер группы часто говорил о том, что он с детства любит наблюдать за аквариумными рыбками и часто посещает океанариумы, так как заводить свой аквариум дома не вполне разумно, ведь ребята навещают своих родителей не так регулярно, как хотелось бы, а вешать заботу о рыбках на плечи матери и отца Донхэ бы не позволили воспитание и совесть. — «Ну, вот и план сложился сам собой», — после этой мысли Хёк и принял решение встретиться с Ынхёком где-то подальше от общежития, чтобы поговорить, ну и попросить помощи.       — И обязательно было делать такие дорогие подарки? — ворчит Ынхёк, крепко держа тяжёлый аквариум за одну сторону, и потихоньку шагая с ним к воротам сектора общежития. — А главное, как ты собрался тащить всё это от ворот в одиночку? Нет, чтобы побольше времени с братом провести…       — Хёк, вообще-то это я должен обижаться, что ты впутал меня в эту историю, — пыхтит Хёкджэ, сдувая чёлку с глаз и устало семеня следом, придерживая другую сторону аквариума в надежде, что они ни в кого не врежутся по дороге, и стараясь не ныть от того, как мышцы пресса практически гудят после вчерашней тренировки. — Живёте в бардаке, готовить ты не умеешь. А что это за история с щеколдой была, а? Я как, по-твоему, там мыться должен?       — Ну будет тебе, разворчался, — брат-близнец лишь посмеивается, щурясь от солнца и таким образом пытаясь без рук подтянуть спадающие солнцезащитные очки: сейчас парни снова выглядят удивительно похожими, благодаря тому, что у Ынхёка и на его квартире имеются его куртки, футболки и джинсы с кедами; парень даже снова подкрасил свои волосы рыжей краской, чтобы после ни у кого не было вопросов, когда придёт пора меняться обратно. — Я не сомневался, что ты их всех приучишь к своему режиму. А вот мне теперь учиться готовить рагу, да ещё и теперь я, оказывается, умею печь кексы с начинкой. На месте Хичоля я бы тоже обалдел.       — И вообще, тебе жалко денег, что ли? — Хёк вспоминает, что Ынхёк упоминал дороговизну приобретения аквариума и всего, что к нему необходимо, и продолжает беззлобно возмущаться касаемо реакции брата. — Я как вернусь в пекарню, тебе обязательно всё верну, просто пока у меня нет с собой столько наличных…       — Да нет, это я так просто сказал, — парень оборачивается через плечо и, подав знак Хёкджэ, начинает медленно опускать аквариум на асфальт, следя, чтобы брат успел делать то же самое. — Ничего не нужно возвращать, выдумщик ты мой. Вообще, я так и не понял — у вас там всё хорошо?        — Ну да, всё… неплохо, — задумчиво отвечает Хёк, опуская свою сторону аквариума на асфальт, после чего легким движением руки вытирает пот со лба: учитывая, какие тяжелые противни с выпечкой он носит в пекарне, для него тяжести — привычное дело, но всё равно аквариум оказался довольно увесистый. — По крайней мере, ко мне… в смысле, к тебе… практически не относятся враждебно. Да и Донхэ очень… внимательный.       — Понятно, — Ынхёк поправляет солнцезащитные очки и снисходительно наблюдает за своим братом, получше расправляя лямку сумки на своём плече: Хёкджэ, конечно, хотел тащить всё это в одиночку, но барабанщик на то и «старший», хоть и чисто формально, чтобы по возможности ограничивать самоотверженность своего братца. — Ну, раз и Чонсу не достаёт никого, то я тогда отдохну ещё несколько дней, ладно? В зал вас Донхэ точно больше не погонит, с рукой ты всё-таки хорошо придумал, так и репетиций не будет практически до дня концерта. Плюс, раз ты говоришь, что он даже щеколду врезал, тебе точно будет там комфортно.       — И не являйся больше в комнату с перегаром, — напоминает Хёкджэ, покачав головой и погрозив брату пальцем. — Мне пришлось извиняться за тебя. Неудивительно, что ребята злились: то щеколду вырвешь, то придёшь в комнату с запахом сигарет. Почему ты такой вредный, Ынхёк?       — Должен же кто-то держать их в тонусе, чтобы не расслаблялись, — посмеивается Ынхёк, но от укоризненного взгляда Хёкджэ, приспустившего солнцезащитные очки, лишь пожимает плечами. — Да ладно тебе. Понял, не дурак. Буду поаккуратнее. Ладно, ты придумал, как мы это мимо охраны пронесём? Или курьера вызовем?       — А у тебя ничьих телефонов у охраны нет? — удивляется Хёк, поправляя очки на переносице и доставая мобильный телефон брата из кармана кожанки, так как в кармане джинс телефон не поместился бы, учитывая разницу в телосложении братьев. — Я думал позвонить кому-нибудь и попросить помочь…       — Чтобы я — и звонил кому-то? — барабанщик усмехается, но, задумавшись, почёсывает затылок, словно пытаясь припомнить, кто есть в его телефонной книге, а потом уверенно кивает своему брату, призывно махнув ему рукой. — Давай телефон. Позвоним Ёнуну.       Не возражая, Хёкджэ аккуратно обходит аквариум, и, отдавая сотовый Ынхёку, забирает у него сумку, аккуратно опуская её рядом с собой на асфальт и, расстегнув молнию, бережно вынимает оттуда пакет, наполненный водой, в котором плавают пять крошечных золотых рыбок. Хёк запомнил из слов продавца, что долго в пакете рыбки не протянут, так как им тоже нужен кислород, как и наземным созданиям. Также пекарь записал для себя и такие детали, как наполнение аквариума разными штуками, помимо воды и камушков, подведение освещения, кислорода, и, помимо этого, основы кормления рыбок и правила своевременной уборки и чистки фильтров в аквариуме. — «Ну и придумал я, конечно, ребятам задачку… Но если им всем не понравится — я вполне могу забрать аквариум и рыбок в пекарню», — убеждает себя Хёкджэ, осторожно держа пакет обеими руками и рассматривая в нём крохотных рыбок.       — Вы уж потерпите немного, хорошо? — Хёк знает, что рыбки его не поймут, но всё равно решает немного поговорить с ними, чтобы эти маленькие создания не паниковали от уменьшения кислорода. — Сейчас мы принесём вас в новый дом, и вы обустроитесь. Надеюсь, ваши хозяева будут хорошо с вами обращаться. И главное, что, наверное, вы понравитесь Донхэ…       Понимая, что он болтает слишком громко и откровенно, Хёкджэ одёргивает себя и возвращает рыбок обратно в сумку, прислушиваясь к словам Ынхёка, который наконец дозвонился до охранника, который часто находится рядом с ребятами — Ёнуна, и сейчас разговаривает с ним в довольно привычной для себя, но совершенно в неприемлемой для Хёкджэ манере.       — Ёнун, ты в общаге сейчас? Да, есть дело. Возьми с собой ещё кого-нибудь покрепче и выйдите за ворота, — уверенно произносит Ынхёк, не сомневаясь, что тот его послушается. — В смысле «зачем»? Я тут снаружи стою. Мне помощь нужна. Сюрприз в общагу несу. Ёнун, мать твою, какая разница? Мёртвую проститутку в ковре, кого же ещё?       Хёкджэ тихо ахает, застегнув сумку и с укоризной посмотрев на Ынхёка поверх его солнцезащитных очков на своей переносице, но тот лишь нетерпеливо вздыхает, приглаживая свои торчащие рыжие волосы и поясняя свои слова охраннику и без подсказки Хёка.       — Да шучу я, Ёнун. Курьер просто не захотел проезжать на территорию. Давай, дуйте сюда. Я здесь, за углом. — после чего Ынхёк заканчивает вызов и, возвращаясь к брату, отдаёт ему мобильный телефон, довольно улыбаясь. — Ну вот, я решил вопрос. Теперь я пойду, а то объяснить этим увальням, почему нас два, мы так просто не сможем. Давай, малыш, до встречи. И звони, если что.       — Ты мог бы быть и повежливее с ним, Ынхёк, — Хёкджэ вздыхает, пытаясь отчитать брата, но тот лишь насмешливо фыркает, с подозрительно знакомым Хёку тоном, после чего рыжий барабанщик мягко обнимает своего близнеца за плечи и, подмигнув ему, скрывается в одном из переулков, там, где они оставили его машину. Ынхёк оказался более предусмотрительным и продуманным, чем Хёкджэ, но это совершенно не задевает пекаря, особенно сейчас, когда он уже слышит, как за углом открываются ворота и к нему приближаются двое молодых мужчин, которые о чём-то удивлённо переговариваются. — «Опять мне извиняться за выходки Хёка», — понимает Хёкджэ и, решая, что он точно испечёт что-нибудь посложнее в ближайшие дни, чтобы помучать братца новым уроком, парень осторожно вешает сумку на своё плечо, чтобы не кантовать и без того стрессующих рыбок, и готовится встречать Ёнуна и ещё одного охранника, спешно придумывая то, как он объяснит им появление аквариума и необходимость занести его в общежитие. — «Главное — оставаться невозмутимым», — решает Хёкджэ и напускает на себя самый уверенный вид, надеясь, что таким же спокойным он будет и в общежитии, при возвращении ребят. По крайней мере, на это он искренне надеется.       — Это… что такое? — ошалело интересуется Кюхён через час, когда парни вернулись в общежитие: посреди гостиной их встречает широкий прямоугольный аквариум, пока что пустой, который стоит на полу, рядом с ним — расстёгнутая сумка Ынхёка, в которой виднеются всякие специальные предметы типа фильтра для воды, системы подачи воздуха и прочие непонятные на первый взгляд приспособления, и в центре всего, как довершение образа — «Ынхёк», который держит в руках банку с водой, в которую он предусмотрительно перелил рыбок из пакета, и, стоя в серых домашних штанах и в очередном домашнем свитере приятного лимонно-желтого оттенка, негромко отвечает:       — Это сюрприз для всех вас… Донхэ, что скажешь? Тебе… нравится?       Но у Донхэ совершенно не находится слов: даже выронив сумку с плеча на пол, парень в полном шоке рассматривает и аквариум — и банку с крохотными рыбками, которые бодро плавают в маленькой для них банке, кажется, смирившись со своим нелёгким положением. Зато слова нашлись у Ким Хичоля, в котором никто не сомневался касаемо этого: Хёкджэ знал, что парень неглуп, но зачастую он говорит быстрее, чем думает, вот как сейчас.       — Ынхёк, ты что, притащил сюда эту бандуру со своим больным запястьем? Ты совсем с ума сошел, дурачина?! — в этот раз корейский вокалист точно не шутит, так как он нахмурился и невольно повысил тон голоса, явно желая не просто отчитать «барабанщика», а, возможно, даже и выпороть. Понимая, что если он протянет с ответом ещё несколько секунд, то спасти Хёкджэ от порки не сможет даже Донхэ, парень поспешил озвучить ребятам ту же версию, которую Ынхёк сообщил охранникам по мобильному телефону:       — Ты что?! Нет же, я ведь обещал поберечь свою руку. Курьеры довезли аквариум до ворот, а там мне Ёнун с охраной помогли всё занести прямо сюда. Только место я пока не выбрал, потому не стал наливать воду и запускать рыбок — решил вас дождаться.       — Ёнун помог? То есть, Чонсу уже в курсе? — с интересом вопрошает Йесон, опираясь плечом на стену и внимательно осматривая банку с рыбками в руках Хёкджэ, даже немного наклонившись, чтобы разглядеть маленьких будущих питомцев. — Кстати, а почему пять рыбок? Не маловато для такого большого аквариума?       — Чонсу? Нет… не думаю, что он в курсе. Только если Ёнун ему сообщил, — задумывается Хёк, вспоминая строгого менеджера, и из-за этого теряя часть своей уверенности, но продолжая крепко держать банку в своих руках, даже немного приподняв её, чтобы ребята получше рассмотрели крохотных рыбок. — Но я не думаю, что это будет проблемой. А рыбки ещё подрастут, они пока маленькие. И их пять, как и ва… нас. Они очаровательные, правда?       — Так ты собрался рыбный суп из них варить, что ли? — Кюхён, пропустив мимо ушей оговорку Хёкджэ, не то не понимает происходящее, не то — попросту издевается над парнем, белозубо оскалившись и презрительно покосившись на банку с маленькими красно-чёрными золотыми рыбками, которые суетливо плавают в своём временном жилище. — Нафига тогда аквариум брал? Донхэ, ну хоть ты скажи ему… Донхэ?       Хёк боязливо переводит взгляд на лидера группы — только он до сих пор ничего не произнёс, и именно его реакции Хёкджэ опасается больше всего. — «Понравится ли ему… или же я должен был сперва спросить его и менеджера, посоветоваться хоть с кем-то, а не просто просить Ынхёка помочь мне с покупкой…» — Хёк начинает корить себя за порывистость и необдуманный поступок, который может вызвать новые сложности, и уже готов заверить ребят, что он перепродаст и аквариум, и рыбок, ведь он не может сказать, что отвезёт всё это в пекарню, но Донхэ неожиданно срывается с места: темноволосый лидер DAEKY фактически подбегает к нему и, с явной осторожностью, чтобы не смахнуть банку из рук «барабанщика», крепко обнимает его за плечи, шумно вздохнув, явно сдерживая таким способом эмоции, которые рвутся из груди Донхэ.       — Донхэ? — Хёкджэ решает не двигаться, с полным изумлением таращась на ребят, которые не менее удивлённо уставились на него и Донхэ: Хёк начинает понимать, что, судя по отвисшей челюсти Кюхёна, лидер группы, скорее всего, никогда не выражал свои эмоции подобным способом, ну или ни за чем подобным его и Ынхёка ни разу не заставали.       — Спасибо, — с непривычной мягкостью и плохо скрытой радостью в голосе произносит Донхэ, негромко, но отчётливо, да так, что в тишине коридора его явно услышали все присутствующие. — Спасибо тебе, Ынхёк.       — Он что, подкатывает к нашему лидеру? — почему-то практически шёпотом спрашивает Кюхён, но ему подозрительно быстро зажимает рот Йесон, а Хичоль чрезмерно бодрым тоном сообщает, что им всем надо срочно помыть руки после улицы, и быстро запихивает упирающегося макнэ и не успевшего возразить Чонуна в ванную комнату, прикрыв за собой дверь, но весь этот перформанс был абсолютно лишним — ни Донхэ, ни Хёкджэ не обратили на это никакого внимания: первый только крепче стискивает «Ынхёка» в своих объятиях, а второй заставляет себя держать банку с рыбками, чтобы не забыться в этих приятных ощущениях и случайно не выронить её из своих рук на пол. — «Неужели ему и правда настолько понравился сюрприз?..»       В итоге, после непродолжительного спора, аквариум решили поставить в комнате Донхэ и Ынхёка, на так кстати пустующем столе барабанщика, за которым тот всё равно практически не сидит. На удивление деловито ребята изучили инструкцию, практически дружно подсоединили все необходимые приспособления и наконец торжественно запустили рыбок в аквариум, полный воды и декора в виде мелких камней и зелёных растений. После того, как крохотные питомцы перебрались в свой новый дом, парни практически облепили аквариум со всех сторон, вполголоса переговариваясь и обсуждая рыбок: как Хёкджэ и предполагал, музыканты выделили для себя любимчиков, и даже определили, как отличать своих «подопечных» — по форме тёмных пятнышек на золотисто-красной чешуе, так как оказалось, что у каждой рыбки свои уникальные пятна.       Больше всего при обустраивании аквариума суетился Донхэ, и Хёк не мог не подметить этого: было даже по-своему приятно наблюдать за тем, как этот мускулистый парень, спешно натянув на себя какую-то растянутую кофту вместо привычных маек, сосредоточенно читал инструкции к оборудованию, надев свои очки с круглой оправой, а теперь — с каким детским восторгом и обожанием строгий лидер группы смотрит на аквариум, даже не вслушиваясь в то, о чём разговаривают ребята.       — Интересно, а среди них есть самочки? — любопытно интересуется Кюхён, наблюдая за рыбкой, которую он выбрал для себя: его «подопечный» был единственным, у кого задняя часть тельца была практически полностью прозрачно-белой, ровно как и пушистый хвостик, покрытый лишь мелкими пятнышками, словно у далматинцев. Хёкджэ же лишь давит в себе широкую улыбку, понимая, что если макнэ группы заметит, что «барабанщик» обращает на него внимание, то, возможно, снова начнёт говорить какие-то глупости и ругаться на аквариум и рыбок в частности, потому, уводя взгляд обратно к аквариуму, Хёк как можно небрежнее пожимает плечами перед ответом:       — Честно — я не знаю. Я в этом не особо разбираюсь…       — Да и сейчас это сложно сказать. Они же ещё маленькие, — резюмирует Йесон, наблюдая за своей рыбкой: его питомец, судя по всему, родился одиночкой, рыбкой с яркой чешуей и чёрными пятнышками, и этот «подопечный» самодостаточно плавает в одиночестве, с интересом переворачивая мелкие камушки на дне и исследуя свой новый дом. — Попозже можно будет сказать точнее.       — Ну и ладно, — Кюхён, не получив ответа, по-детски надулся, но быстро сменил гнев на милость, наблюдая за рыбкой и делая поспешные выводы. — В любом случае, мой — точно самец.       — И мой тоже, — тут же поддакивает Хичоль, уже позабыв про свои намерения выпороть «Ынхёка» и с любопытством водя пальцем по стеклу, надеясь, что его рыбка, самая крупная и с наиболее пышным хвостиком, уже запомнила его и будет обращать на своего хозяина внимание. — Гляди, какой крупный. Точно самец.       — Твой-то? — макнэ группы лишь посмеивается, покосившись на крупную рыбку, и на всякий случай отходит чуть подальше от старшего мембера. — Да это вылитая самочка, смотри, как хвост распушила.       — Я сейчас сам тебе хвост распушу за такие слова, — ворчит Хичоль, готовясь протянуть руку, чтобы схватить наглеца и сказать ему что-то посерьёзнее уже глаза в глаза, но Донхэ, словно очнувшись, вовремя замечает перепалку и аккуратно распихивает этих гордецов подальше друг от друга:        — Ступайте-ка к себе. Завтра на них посмотрите, у рыбок стресс. И никаких перепалок касаемо их пола, все уяснили?       Спорить с Донхэ никто не решился, потому Йесон практически тут же потащил Кюхёна на кухню, напоминая, что сегодня очередь Чонуна готовить ужин, и ему потребуется помощь, а Хичоль, как и всегда, снова смылся в душ, пользуясь тем, что теперь можно закрыться в ванной комнате и никто его оттуда не выгонит. Снисходительно покачивая головой, Хёкджэ рассматривает двух рыбок, которые, по сравнению с остальными, очень похожи друг на друга, разве что одна рыбка немного крупнее второй в размере, да пятнышки на их чешуе расположены по-разному: более крупную рыбку выбрал Донхэ, а вторую, похожую, он как-то слишком быстро назначил Ынхёку, коротко поинтересовавшись, не против ли «барабанщик» касаемо этого выбора, а Хёк, разумеется, не был против — парню, наоборот, даже немного льстило то, что Донхэ выбрал для них практически одинаковых рыбок.       — «Не стоит расслабляться», — внезапно напоминает себе Хёкджэ, чуть поджав свои губы и отходя от аквариума, чтобы сесть на кровати Ынхёка и задумчиво посмотреть в сторону стола его брата, где теперь будет стоять этот маленький подводный мир. — «Он выбрал рыбок для себя и для Ынхёка. Не для меня. Он не знает, кто я, и не должен узнать». И, несмотря на то, что Хёк говорит самому себе чистую правду, ему становится очень тяжело на сердце: не так легко, поддавшись порыву и преподнося сюрприз для своего кумира, вдруг осознать, что благодарит за это Донхэ не его, а настоящего барабанщика и мембера группы, Ли Ынхёка, коим он считает своего соседа.       — Ынхёк? — лидер группы негромко зовёт парня, как будто замечая, что Хёк практически остекленело таращится в его сторону, и, пару раз моргнув, Хёкджэ с тихим фырканьем мотает головой, возвращаясь в реальность, а затем, осознав, что Донхэ звал его, осторожно отвечает:       — Да, Донхэ?       — Спасибо тебе, правда, — мускулистый солист медленно проводит рукой по крышке аквариума, как будто он до сих пор не в силах поверить в то, что этот сюрприз — не шутка, и он действительно реален. — Я и не думал, что, пока живу здесь, смогу позволить себе что-то подобное. Мы же постоянно в турах, и кому-то нужно будет за ними смотреть…       — Да, я тоже подумал об этом, — Хёкджэ понимающе качает головой: ему понятны опасения Донхэ, как и понятно его желание, его стремление посещать океанариумы, чтобы хоть немного, но понаблюдать за этим удивительным подводным миром. — Но ведь есть Хичоль. Теперь ему не будет так скучно здесь во время туров. Да и раз он выбрал себе любимца, значит, он присмотрит за рыбками. Только нам всем стоит научиться с ними обращаться, но это не займёт много времени. Кажется, рыбки понравились всем.       — А ведь ты прав. Раз Хичоль больше не может переносить длительные перелёты, он остаётся в Сеуле, и сможет присмотреть за рыбками, — удивлённо произносит Донхэ, озадаченно почёсывая свою шею и немного смущённо признаваясь в собственной недогадливости. — Честно говоря, я и не подумал об этом. Как тебе вообще это в голову пришло?       — Ой, ну… даже не знаю, — Хёкджэ было бы очень стыдно сознаваться в том, что он захотел порадовать Донхэ за помощь с щеколдой в ванной комнате, ведь тогда смущение захватит пекаря с головой и он наговорит какие-нибудь глупости, потому приходится увести разговор в другую сторону. — Ты же постоянно говорил в интервью, что любишь рыбок и ходишь в океанариумы, вот я и…       — Ты… помнишь, что я говорил на интервью? — почему-то очень тихо переспрашивает Донхэ, даже повернувшись к Хёку всем корпусом, и снимает очки с переносицы, аккуратно складывая дужки в своих руках. — Ты вроде никогда меня не слушал.       — «Да что в этом такого сложного — просто слушать лидера группы?» — в свою очередь удивляется Хёкджэ, даже не сразу находясь с ответом. — «Я бы ещё понял, если бы этот вопрос задали Кюхён или Йесон, раз Хёк с ними не очень ладит… Но чтобы Донхэ… что его смущает в моих словах?» Парень не может понять, что так поразило Донхэ, потому он уверенно отвечает солисту, не отводя от него своего взгляда:       — Ты же лидер. Как можно тебя не слушать? Да и… зачастую ты знаешь, что и когда сказать. В этом плане нам всем есть, чему поучиться у тебя.       — Спасибо, конечно, но сейчас у меня совершенно не находится слов, — негромко признаётся Донхэ, уводя взгляд в сторону и возвращаясь к своей кровати, чтобы убрать очки в тумбочку и, видимо, занять себя хоть каким-то делом во время разговора. — Я попросту растерян и приятно ошарашен. Знаешь, это как будто свозить ребёнка в Диснейленд, о котором он мечтал всё своё детство — вот такое у меня сейчас ощущение. Сбылась ещё одна моя мечта, и… это для меня очень важно.       — Только придётся следить, чтобы ребята их не перекормили, — с улыбкой добавляет Хёкджэ, чтобы не покраснеть от того, как Донхэ делится своими эмоциями и чувствами с ним, обычным пекарем, считая его своим соседом, Ынхёком. — Сомневаюсь, что по первости все будут следовать инструкциям. Да и Чонсу бы сказать об этом… Всё-таки сперва стоило предупредить его.       — Это уж точно — нужно будет учиться соблюдать режим кормления рыбок. А по поводу реакции Чонсу не волнуйся, — Донхэ лишь отмахивается, усаживаясь на свою кровать и устало потягиваясь. — Завтра я сообщу ему об этом и, если потребуется, возьму ответственность на себя. Не думаю, что он будет против. А все остальные заботы можно будет решить позже.