***
Горячий душ и тепло душевой кабины немного расслабили Хёкджэ, ведь недаром говорят, что чистота полезна не только для тела, но и для души — парню кажется, что даже его мысли стали немного яснее после того, как Хёк привёл себя в порядок. Конечно, чёрную водолазку брата пришлось закинуть в стирку, так как ходить в ней и выглядеть (и пахнуть) прилично Хёкджэ уже не мог, но тёплый свитер после душа — это то, в чём парень, как оказалось, нуждался уже очень давно. Да и бритвой, всё-таки, удалять нежелательные волосы намного легче и безболезненнее, чем теми ужасными восковыми полосками. Правда, Ынхёк предупреждал брата, что таким образом корни волос остаются под кожей, и потому бриться парню придётся чаще, чем при вырывании волос с луковицами, но Хёкджэ категорически отказался снова пробовать воск на своём теле, а вдаваться в варианты удаления нежелательных волос ему совершенно не хочется, так что выбора у Хёка особо не остаётся. Хорошенько протерев волосы полотенцем, чтобы просушить их, Хёкджэ, убедившись, что никто из ребят не сидит в коридоре «в засаде», тихо возвращается в комнату, рассчитывая немного обсохнуть, а после — заняться стиркой. Но все планы Хёка летят крахом, когда он открывает дверь в комнату Ынхёка и Донхэ: лидер группы стоит рядом с постелью барабанщика и, держа в руке мобильный Ынхёка, недовольно рявкает, явно ответив на новый звонок: — Нет, он не хочет никого видеть сейчас. И не звоните сюда больше. Опешив, Хёкджэ слишком громко хлопает дверью, не придержав её после себя — и, испуганно дёрнувшись, Донхэ резко поворачивает голову к своему соседу, не ожидав, что тот вернётся так скоро. Торопливо завершая звонок, парень неловко поводит мускулами и, чуть ли не съёжившись под растерянным взглядом Хёка, Донхэ протягивает ему мобильный, упорно глядя Хёкджэ под ноги: — Извини, я просто… Ты сказал, что ни с кем пока не хочешь видеться, так что… — «Он лазил в телефон Ынхёка», — у Хёкджэ, несмотря на его только восстановившееся умиротворённое состояние, моментально сдают нервы, точно по щелчку пальцев. — «Он знает пароль Хёка?! Как он смеет трогать чужие вещи?!» — парень шумно выдыхает и резко выхватывает телефон из подрагивающих пальцев Донхэ, старательно игнорируя его умоляющий взгляд. — «А завтра он полезет в фотоальбом? Его желание контролировать всё происходящее переходит все границы!» — Не трогай. Мои. Вещи, — Хёкджэ с трудом сдерживается от желания закричать, потому после каждого слова ему необходимо брать паузу, чтобы не сорваться. Но его сердитый взгляд явно не скрыть, так как Донхэ спешно отступает назад, уставившись на Хёка и виновато сгорбившись, словно желая смотреть на «Ынхёка» снизу вверх, признавая свою ошибку: — Ынхёк, прошу тебя, не горячись. Я просто хотел помочь тебе… — Мне не нужна твоя помощь! Мне ничего от тебя не нужно! — не выдержав, Хёкджэ мотает головой, прижимая мобильный телефон к груди, и кричит, впервые осмелившись повысить голос на этого строгого лидера группы. Хёка фактически трясёт от охватившей его вспышки злости: парень убеждён, что Донхэ не имел права прикасаться к вещам Ынхёка, особенно когда это последнее, что осталось у Хёкджэ от брата в качестве «живых» воспоминаний. Более того, Хёк только сейчас начал понимать, как его выводит из себя сложившаяся ситуация: все эти звонки желающих встретиться с «Ынхёком», чтобы обсудить с ним невесть откуда взявшегося брата-близнеца, всё это внимание окружающих, неуместные и категоричные слова менеджера, неожиданная агрессия Кюхёна в сторону Хёка… Но больше всего Хёкджэ выводит из себя поведение Донхэ: несмотря на всю эту осторожность и заботу, попытку защитить «барабанщика» от всего, что творится снаружи, Хёк не может не думать о том, что лидер группы таким образом лишь пытается приглушить голос собственной совести, после того, что произошло в этой комнате. — «Что с того, что он вертится вокруг меня и пытается помочь, если тем утром Донхэ прямо сказал, что я для него ничего не значу?» — Хёкджэ снова хочется расплакаться, но уже от злости. — «И не только я — Донхэ плевать на Ынхёка, ведь, как он думал, той ночью в комнате был Хёк, а не я…» Если всё дело в сочувствии, которое хочет выказать Донхэ — то это Хёкджэ не нужно. Возможно, все эти необходимые фразы, которые обычно выказывают близкие и сопереживающие, скорбящие способны оценить по достоинству, но явно не в такое время, а намного позже. Слёзы застилают Хёку глаза, он упрямо поджимает свои губы и, задержав дыхание, чтобы не всхлипывать, парень в упор смотрит на Донхэ, замечая, как тот сжимает руки в кулаки и шумно дышит полной грудью. — «Сейчас ударит…» — понимает Хёкджэ, и, приготовившись к любой реакции лидера группы, парень рефлекторно напрягает плечи, желая сжаться в крохотную точку, только бы не видеть столь суровый, рассерженный и разочарованный взгляд этих шоколадных глаз. Хёк зажмуривается, полагая, что сейчас он получит, возможно, заслуженную оплеуху, но вместо этого парень слышит лишь отрывистое рычание, а после дверь с грохотом захлопывается — таким стремительным вихрем Донхэ вылетел из комнаты. — Ничего мне не нужно… Мне здесь не место, — тихо шепчет Хёкджэ себе под нос и, помявшись, он садится на кровать своего брата, забираясь на неё с ногами и наваливаясь спиной на стену. Тупым взглядом рассматривая заблокированный экран телефона, Хёк запоздало вспоминает, что для того, чтобы принять вызов, знать пароль совершенно необязательно, и от этого на сердце становится ещё тяжелее. Злость моментально улетучивается — такой же неконтролируемой волной, какой она и захлестнула Хёка: жадно слизнув те опоры, которые Хёкджэ старательно расставлял в своей голове, чтобы устоять, эмоции накатили мощным приливом — и также быстро настал отлив, оставляя после себя лишь разруху и тину. Парень продолжает молчать, и тишину нарушает только монотонный гул фильтра для воды в аквариуме, никаким образом не отвлекая Хёка и не пытаясь переключить его внимание на себя — к этому звучанию и Хёкджэ, и Донхэ в своё время привыкли довольно быстро. Хёкджэ не ждёт, что Донхэ после его слов вернётся в комнату так быстро, и в целом не ищет ничьего общества, понимая, что любыми объяснениями он сделает только хуже, и оттого парень изумлённо вздрагивает, когда кто-то негромко стучит в дверь. Сил на то, чтобы откликнуться на стук, совершенно нет, ровно как и нет даже малейшего желания, но его гостю разрешение и не нужно — когда дверь открывается, Хёк видит, что в комнату заходит Хичоль, на которого срываться совершенно не хочется. — Буянишь, дорогой? — Хёкджэ ожидал было, что старший мембер группы начнёт читать ему нотации или воспитывать «своего лучшего друга», но удивительно красивый корейский солист без тени сомнения проходит к кровати Ынхёка, не опасаясь стать новой жертвой его срыва, и садится рядом с Хёком. — Узнаю нашего Ынхёка. Значит, приходишь в себя, наконец-то. — Хичоль… — Хёкджэ тихо вздыхает, приготовившись защищаться от колкого языка Хичоля, но это не требуется: длинноволосый парень, прибрав пряди чёлки за ухо, просто сидит рядом и в его словах нет осуждения. Никакого порицания нет и в проницательном взгляде старшего — Хичоль, как и говорил Ынхёк, просто стремится быть рядом, чтобы помочь пережить эту бурю эмоций, закипающую изнутри. Сдаваясь, Хёкджэ сильнее сжимает телефон в своих дрожащих руках и, жалобно покосившись на корейского солиста, несмело признаётся: — Я так устал, Хичоль… — Знаю, милый, — Хичоль тянет руку к Хёку, и тот понимает, что не успеет убрать мобильный, чтобы это не выглядело подозрительно — но старший всего лишь мягко хлопает его прохладной ладонью по колену, явно стараясь успокоить «Ынхёка». — Но будет хуже — и ты это прекрасно знаешь, как и то, что один ты всё это не выгребешь. — Куда уж хуже… — ворчливо отвечает Хёкджэ, покачав головой и легко постучав ногтями по потухшему экрану мобильного телефона. — Что может быть хуже, чем это? — О, поверь, даже если сейчас ты не можешь это принять, то позднее ты сам с этим согласишься, — Хичоль понимающе смотрит на Хёка и мягко улыбается ему, без привычного задора и энергии, присущей ему и Ынхёку — как будто даже печально и с плохо скрытым сопереживанием. — Знаю, у вас с Донхэ не всё было спокойно, но постарайся не грубить ему, как раньше, ладно? Он беспокоится за тебя. — Донхэ… — повторяет Хёкджэ, неосознанно сильно сжимая мобильный телефон в своей руке, когда образ лидера группы, держащего телефон Ынхёка в своих руках, фактически застыл перед его глазами. — Он брал мои вещи без спроса. — Ынхёк, дорогой, ты не хуже меня знаешь, что Донхэ никогда не возьмёт чужие вещи без спроса просто так, — Хичоль не пытается пристыдить Хёка, но тому всё равно становится стыдно, особенно когда старший мембер, чуть помолчав, тихо добавляет: — Особенно твои. — «А, может, Хичоль прав?» — остатками злости Хёкджэ не хочется об этом думать, но тот виноватый взгляд Донхэ расставляет всё на свои места: теперь Хёку становится ясно, что лидер группы всего лишь хотел прекратить все эти назойливые звонки, на которые у парня уже не оставалось сил. — «Если Донхэ на самом деле хотел лишь уберечь меня… в смысле, «Ынхёка»… Как же всё это непросто…» — Кажется, я схожу с ума… — хрипло стонет Хёкджэ и, выпустив мобильный телефон на свои ноги из дрожащих пальцев, закрывает руками лицо, точно стараясь спрятаться от всех проблем, как в детстве. Способ довольно наивный и глупый, но рука Хичоля на плече Хёка немного отрезвляет мысли, особенно когда старший мембер так легко и свободно шутит, негромко засмеявшись: — А когда мы были в здравом уме и в трезвой памяти в последний раз? Против этих шуток «в стиле Ынхёка» Хёкджэ никогда не мог устоять, потому, наивно потянувшись к этому невероятно похожему по духу на Ынхёка парню, Хёк убирает руки от лица и расслабленно смеётся, поддаваясь под юмор великолепного Ким Хичоля. Этот проницательный парень тут же замечает, как груз тяжёлых мыслей понемногу притупляется в голове его «лучшего друга», потому, мягко сжимая плечо Хёкджэ, Хичоль с ноткой озорства в своём голосе тихо интересуется: — Ну что, не будешь больше букой? — Нет… не буду, — расстраивать Хичоля не хочется, потому Хёк опрометчиво даёт слишком смелое обещание, которое он в итоге старается немного расширить, сделав свои заверения более реалистичными: неизвестно, когда у него снова произойдёт нервный срыв, а обманывать этого доброго парня Хёкджэ не намерен. — По крайней мере, постараюсь… — Вот так бы сразу, котёнок, — Хичоль одобрительно покачивает головой и мягко ерошит влажные волосы Хёкджэ своими пальцами, продолжая понимающе улыбаться. — Донхэ успокоится, но не отталкивай его больше. У них был… довольно непростой разговор с Чонсу, так что теперь за всех нас полностью отвечает Донхэ самолично. Под ответственностью Чонсу-хёна лишь наше расписание и деловые вопросы, так что Донхэ сейчас тоже нелегко. Вдобавок снаружи — полный ажиотаж, и вынести всё на своих плечах без него ты попросту не сможешь. — Хорошо… я тебя понял, — вздыхает Хёк, поддаваясь под эту уверенную ласку и немного опуская голову: ему ещё сложно переменить в себе это отношение к Донхэ, но Хичоль прав — Хёкджэ действительно не справится со всей этой тяжестью в одиночку, а на то, чтобы отталкивать ребят от себя, парень потратит намного больше сил. Ещё и новость о том, что Донхэ всё-таки поговорил с менеджером, как и обещал, и тем самым лишь добавил себе проблем из-за переживаний «Ынхёка», вклинивается в разум Хёкджэ, словно кривой ржавый гвоздь. — «Мне следует быть… более терпимым, как и ребята терпят моё подавленное состояние… И я должен быть благодарен Донхэ за то, что он взвалил на свои плечи ещё больше ответственности, чтобы ограничить мои пересечения с Чонсу-хёном…» — решает Хёк, чуть было не прослушав, как Хичоль осторожно добавляет: — И пожалуйста, для меня — будь с Донхэ помягче, ладно? Он переживает куда больше, чем показывает. — Хорошо, — тихо повторяет Хёкджэ, и, придвинувшись ближе к Хичолю, слишком смело для себя самого кладёт голову на его острое плечо и закрывает глаза, чтобы не было так стыдно смотреть на старшего мембера. — Я… потом извинюсь перед ним. — Серьёзно? — Хичоль не двигается, продолжая мягко гладить Хёка по волосам, но, судя по голосу, он явно удивлён, и после его следующего вопроса Хёкджэ быстро понимает, почему. — Мой малыш умеет извиняться? — Обещаю, — Хёкджэ неосознанно улыбается шире: от старшего мембера обращение «малыш» звучит также привычно, как и от Ынхёка, также по-родному и со сквозящей в этом слове заботой, что парню становится очень уютно и спокойно. — Но… чуть позже, ладно? Мне лучше пока побыть одному — кажется, мне всё-таки нужно личное пространство. — Нет проблем, дорогой, — Хичоль чуть причмокивает губами, явно удовлетворённый этим ответом, и переводит просьбу Хёка в лёгкую шутку без малейших затруднений, что, видимо, для него уже дело привычное. — Поютится в моих объятиях на диване, сколько тебе нужно. — Нет, Хичоль, я имел в виду… — Хёкджэ, понимая, что он снова создаёт ребятам проблемы, мнётся, поднимая голову с плеча Хичоля, и несмело добавляет. — Хотя бы до вечера. Не нужно перестановок. Я… сумею справиться с этим. — Ладно, до вечера, так до вечера, — также легко соглашается Хичоль, ещё раз мягко хлопнув Хёка по колену, после чего этот жеманно красивый корейский солист поднимается на ноги и одобрительно кивает. — Главное, чтобы ты пришёл в себя. Пойду успокою его. Тебя никто не потревожит. — Спасибо тебе, — Хёк поджимает губы, испытывая облегчение и даже неприметную радость от того, что Хичоль так ловко и точно его понимает, даже в тех вещах, которые Хёкджэ не произносит вслух. — Кажется, мне и правда нужна помощь… — Ынхёк, дорогой, я всегда буду на твоей стороне, — так просто и естественно произносит корейский солист, прибирая свои длинные волосы и отбрасывая их через плечо, коротко кивнув Хёку. — И никогда не забывай об этом, ладно? На это Хёкджэ совершенно нечего ответить: Ынхёк сразу сказал, что Хичоль никогда не укусит Хёка, и время и испытания только подтверждают эту безоговорочную преданность старшего мембера «барабанщику». Хёкджэ считает себя недостойным такой верности, ведь он обманывает всех, в том числе и Хичоля, но сказать правду сейчас парень попросту не может, потому, чуть помедлив, он смотрит в тёмные, лукавые глаза Хичоля и тихо отвечает: — Конечно, Хичоль… Я это никогда не забуду. Но исполнить обещание, данное старшему мемберу, тем же вечером Хёкджэ не успевает — до ужина в комнату никто не заходил, за общим столом объясняться перед Донхэ было бы неправильно, а вечером лидер группы пришёл уже после того, как Хёк заснул, не дождавшись его. Мускулистый солист словно специально избегает Хёкджэ после их напряжённого разговора — Донхэ вернулся в комнату поздно ночью, когда Хёк уже спал, и также тихо ускользнул на кухню рано утром, стараясь не разбудить Хёкджэ своими копошениями и практически неслышными шагами. Извиниться перед Донхэ по-прежнему необходимо, но Хёк не представляет, как это сделать, если лидер группы нарочно не остаётся с ним наедине в комнате, не то опасаясь нового нервного срыва «барабанщика» — не то думая, что он сам не выдержит и отреагирует на слова «Ынхёка» резким и опрометчивым образом. А за обеденным столом Хёкджэ не может вымолвить ни слова — несмотря на то, что Хичоль умело и ловко заправляет беседой, стараясь разговорить ребят, Хёк тратит свои силы лишь на то, чтобы есть и уже наконец поправляться после вынужденной диеты в больнице, потому и не может активно участвовать в диалоге. Что же касается Донхэ, то лидер группы так пристально наблюдает за Хёкджэ, ничего не говоря, и столь быстро уводит взгляд в сторону, когда Хёк собирается с силами, чтобы обратиться к нему, что парню становится очевидно — на разговор Донхэ совершенно не настроен. Но, вопреки своей просьбе о личном пространстве, Хёкджэ не может сидеть в тишине комнаты весь день — в идеале, он был бы не против, если бы ребята доверили ему готовку ужина, уборку в квартире или если бы они перенесли аквариум в ванную комнату, чтобы за монотонным делом Хёк хоть немного отвлёкся. Но при этом, не обладая умением сидеть без дела, Хёкджэ понимает, что сейчас ему ничего из этого делать одному просто не позволят, а Донхэ уж точно не поддержит стремление своего соседа потихоньку возвращаться к привычному распорядку, так что, немного понаблюдав за слегка подросшими рыбками, Хёк решается выбраться хотя бы на кухню, чтобы выпить кружку чая. Сжимая в руке молчавший мобильный телефон Ынхёка — Хёкджэ до сих пор не может понять, скольким знакомым его брата Донхэ отвечал так категорично, что уведомления и звонки на этот номер временно прекратились, — парень тихо выходит из комнаты, неслышно прикрывая дверь за собой, и осторожно ступает по коридору по направлению к гостиной, надеясь никого не потревожить своими перемещениями. Но, услышав, что в этой части квартиры находится Донхэ, вместе с обитающим там Хичолем, Хёк нерешительно останавливается и, обернувшись через плечо и убедившись, что нигде поблизости нет ни Кюхёна, ни Чонуна, совсем тихо придвигается к проёму, отделяющему гостиную от коридора, прислонившись спиной к стене и прислушавшись. — Хичоль, я так больше не могу… — устало произносит Донхэ, и Хёкджэ нервно сглатывает: парень понимает, что подслушивать — нехорошо, но на фоне его ужасной лжи обо всём произошедшем это кажется меньшим из зол. — Я и не думал, что у Ынхёка столько бывших. Они всё звонили и звонили… Как убедить его сменить номер, когда он так на меня кричит? — «Он до сих пор обижен… ведь я так и не извинился перед Донхэ», — понимает Хёк, совсем тихо выдыхая: парень, конечно, догадался проверить журнал звонков, но он ещё не разобрался во всех функциях навороченного мобильного телефона брата, потому и не смог утолить своё любопытство. Но сейчас, когда Донхэ говорит Хичолю о том, как много звонков поступало на этот телефон, пока «Ынхёк» был в душе, Хёкджэ становится понятно одно — он поймал лидера группы «с поличным» далеко не на первом звонке от случайных знакомых и пассий своего брата. — Никак, — Хёкджэ вздрагивает от неожиданности, когда слышит голос Хичоля: спокойный, уверенный и, как будто, даже в чём-то безжалостный. — Это же Ынхёк. Он и во время спам-атаки фанатов не менял номер, помнишь? — «Спам-атака?» — Хёк растерянно трясёт головой, пытаясь упорядочить свои мысли: Ынхёк не говорил ему, что с этой сим-картой у близнеца были какие-то проблемы. — «Хотя, может, это было ещё до того, как мы снова встретились?» — в этом предположении Хёкджэ так и сквозит тщетная надежда — ему бы не хотелось внезапно узнать, что у Ынхёка были от него какие-то секреты, пусть даже они связаны с нелёгкой жизнью знаменитости. — Помню, — Донхэ тихо вздыхает, судя по всему, прекрасно понимая, о каком событии идёт речь. — Мы-то думали, что ему это нравится… ну, это внимание. А, видимо, дело было в его брате… — Какая разница, в чём была причина? — вот теперь в голосе Хичоля отчётливо проступает некое раздражение, словно эти двое ведут подобные разговоры не первый день — и не в первый раз. — Это его решение, и тебе придётся это решение уважать. Твои же решения он уважает, хоть и не говорит это прямо. — Я уважаю его решение, просто… — Донхэ замялся, взяв паузу, перед тем, как продолжить, и Хёкджэ пришлось даже задержать дыхание: ему показалось, что парни могут услышать, как бьётся его сердце в тишине коридора. — Как ты думаешь, он говорил это всерьёз? Ну, что я ему не… — Вот уж не знаю — с этим вы сами разбирайтесь, — ворчит Хичоль, не давая обомлевшему Хёкджэ ни единой подсказки о том, про что спрашивает лидер группы. — Но Кюхёну ты в своё время скидку на грубость всё-таки делал. Чем Ынхёк хуже? Ты сам напоминал Чонсу, что Ынхёк сейчас носит траур. Донхэ не сразу находится с ответом: Хёк почти уверен, что сейчас лидер группы смотрит на старшего мембера, своим глубоким взглядом тёмных глаз, возможно, крайне обессиленно и устало, если судить по тону его голоса — но Хёкджэ пока не может выглянуть и убедиться в правдивости своей теории, ведь тогда его определённо заметят. — «Что Донхэ имеет в виду?» — парень растерянно пытается рассуждать, повернув голову и задумчиво посмотрев на большое зеркало в коридоре, которое ребята до сих пор держат занавешенным, из-за него. — «Он о каком-то разговоре с Ынхёком? О той ссоре, о которой я так и не сумел ничего узнать?» — Тем, что он бьёт гораздо больнее, чем Кюхён, — неожиданно отвечает Донхэ, чем путает Хёка ещё больше. В этот раз слов не находится у Хичоля, а Хёкджэ, чувствуя, что у него подкашиваются ноги, практически вжимается спиной в стену, чтобы не осесть на пол. — «Я… в смысле, Ынхёк… бьёт больнее?» — Хёк не понимает, к чему клонит лидер группы, но, почему-то, он испытывает новое, пронзительное и острое чувство вины. — «Или же он обо мне и о тех вчерашних словах? Но. я же просто сорвался из-за всего этого напряжения… Почему он воспринял те слова так близко к сердцу?» — Хичоль… — добавляет Донхэ, своим мягким голосом возвращая Хёкджэ в реальность, о чём тот быстро начинает жалеть, когда, чуть помолчав, лидер группы всё-таки озвучивает свой вопрос полностью. — Как ты думаешь, какой я у него был по счёту? — «Что?..» — этот вопрос Хёк ну никак не мог ожидать от Донхэ, особенно в такое время и после таких слов, которые Хёкджэ так порывисто выпалил ему прямо в лицо. — «Почему… почему его это так волнует? Тем утром же он сказал…» О том, что сам Ынхёк не водил отношений с мемберами группы, Хёкджэ знал наверняка — даже после того постановочного поцелуя на сцене с Хичолем барабанщик со смехом заверял своего брата, что он не собирается встречаться ни с кем из агентства, и уж тем более из группы. — «Потом в случае разрыва работать вместе невозможно будет», — удивительно серьёзно говорил Ынхёк, и у Хёка нет повода, чтобы сомневаться в правдивости этих слов. — «Но… это значит, что Донхэ имеет в виду… ту ночь со мной… вернее, с пьяным Ынхёком, как он думает?» Хёкджэ, к собственному удивлению, даже не обратил внимание на то, что Хичоль в курсе о произошедшей пьяной ночи, что была перед аварией — Донхэ явно нужно было с кем-то поделиться, а старший мембер группы уже не в первый раз показывает Хёку, что тайны своего лучшего друга он обязательно сохранит, так что в том, что два гитариста не осведомлены о произошедшем событии — парень уверен. Конечно, это расходится со словами лидера группы о том, что никто не должен знать о их ночи, но, если вспомнить, в каком паршивом состоянии был и остаётся Хёкджэ, и как Донхэ переживал из-за всего этого — в целом, это нарушение собственного правила ему можно простить. — Уверен, что ты действительно хочешь это знать, Донхэ? — в этот раз Хичоль почему-то отвечает очень тихо, не то обдумав этот вопрос, не то — не зная, как сказать Донхэ правду о количестве случайных связей Ынхёка. — Я не осведомлён о каждой пассии Ынхёка, но… даже исходя из того, что я знаю — ответ тебе не понравится. Но ведь это ты и сам понимаешь, верно? — Понимаю, — согласно отвечает Донхэ, снова шумно вздыхая, словно ему уже не хватает сил на его привычную честность и откровенность, которую от лидера группы всегда ждут его «подопечные». — Но… от этих звонков я всё больше об этом думаю, и это… очень тяжело. Хёкджэ становится очень стыдно, что он подслушивает такие вещи, потому, чтобы выйти из положения, парень тихо прокрадывается обратно к двери, отделяющей комнату Ынхёка и Донхэ от коридора, и негромко хлопает ею, после чего, не скрываясь, несмело шагает в сторону кухни, чтобы прервать этот разговор, который он не должен был слышать. Стоит Хёку только показаться на пороге гостиной, как, от звука его шагов, Донхэ, сидя за обеденным столом, резко подскакивает с места, чуть было не опрокинув свой стул, а Хичоль с любопытством поворачивает голову в сторону проёма и приветливо улыбается, махнув Хёкджэ рукой: — О, выбралась принцесса из башни. Проголодался, дорогой? — Да нет… я пить захотел, — Хёк надеется, что он не покраснел, так как смотреть на Донхэ сейчас ему невероятно стыдно: уши словно обжигает прильнувшей к ним кровью, парень неловко уводит взгляд в сторону и, решив обойти обеденный стол по большой дуге, Хёкджэ направляется было к кухонным шкафчикам, но старший мембер его опережает, поднимаясь с места и с улыбкой преграждая ему путь: — Ну тогда садись, я тебе чай налью. Как раз чайник ещё горячий. — А… хорошо, спасибо, — Хёк не планировал сидеть за столом с Донхэ, особенно после услышанного, но, благодарно качнув головой, заложник обстоятельств аккуратно и тихо усаживается на место Ынхёка, продолжая сжимать в руке мобильный телефон брата. Следом за ним за стол садится и Донхэ, по-прежнему ничего не говоря при «барабанщике», словно не зная, как тот отреагирует на него, не сорвётся ли снова. Но при этом самому лидеру группы тоже безумно неловко — Донхэ стыдливо отводит взгляд в сторону, как будто догадавшись, что Хёк слышал этот разговор, а сам Хёкджэ так же избегает смотреть на Донхэ, сидевшего напротив, не зная, как ему теперь завязать разговор, чтобы попросить прощения. — «Мне нужно как-то расположить Донхэ к себе после моих порывистых слов…» — думает Хёкджэ, дожидаясь, пока Хичоль нальёт чай в кружку и, может, хоть как-то разбавит эту неловкую тишину кухни. — «Но как? Он переживал о том, что Ынхёк… в смысле, я… не меняет номер мобильного. Но тогда это значит, что…» Внезапно Хёку в голову приходит довольно неплохая, как он думает, идея. — «Я же могу поменять сим-карты и пользоваться своим номером. Тогда все эти контакты не будут надоедать ни мне, ни Донхэ лишними звонками…» — Хёкджэ не особо задумывается о том, что он будет делать, если эти знакомые Ынхёка и его пассии начнут вылавливать его за кулисами или на улице, но это всё можно будет решить и позже: обычно, если человек меняет номер мобильного и не оповещает о новом номере сим-карты окружающих, то люди достаточно быстро понимают, что с ними говорить не желают. — «Возможно, это лишь временная мера… но благодаря этому я уйму часть своих переживаний — и, может, с Донхэ удастся помириться», — предполагает Хёк, потому, опустив голову, он уже привычным жестом вводит пароль для того, чтобы разблокировать экран, и долго и неловко копается в меню сообщений в Какао-аккаунте Ынхёка. Не без труда найдя вкладку «Разослать всем контактам», Хёкджэ, боясь передумать, быстро набирает сообщение: — «Этот номер больше недействителен. Пожалуйста, не звоните сюда больше», — после чего парень, чуть помешкав, нажимает на кнопку «Отправить» и, спешно выйдя из приложения, Хёк с облегчением выдыхает, пытаясь морально приготовиться к куче вопросов от ребят. От звука уведомления пришедшего на мобильный телефон Донхэ сообщения вздрагивают все присутствующие: Хичоль, чуть было не расплескав чай, осторожно ставит кружку перед «Ынхёком», мягко взъерошив его волосы, и любопытно смотрит на лидера группы, видимо, думая, что это какое-то сообщение от менеджера. Судя по всему, Донхэ думает о том же, так как, посерьёзнев, парень достаёт мобильный телефон из кармана домашних штанов, а после, недоверчиво нахмурившись, Донхэ внимательно вчитывается в текст пришедшего ему сообщения. Возникает неловкая пауза, так как лидер группы ничего не говорит, но после, приподняв голову, Донхэ легко покачивает рукой с мобильным телефоном в сторону Хёкджэ и осторожно задаёт самый главный вопрос: — «Этот номер больше недействителен»? Ынхёк, что это значит? — Чего? Ынхёк? — Хичоль удивлённо икает, покосившись на парня рядом с собой, но Хёкджэ на них обоих уже не смотрит: находя в списке контактов свой номер, подписанный как Мелкий, Хёк открывает этот номер на тоновом наборе и, положив мобильный телефон Ынхёка на столе, нерешительно подталкивает его ближе к Донхэ, тихо отвечая: — Это будет мой новый номер. Отправь его Чонсу-хёну и Шивону, пожалуйста. — Новый номер? — удивлённо переспрашивает лидер группы, но послушно, как зачарованный, он касается пальцами телефона Ынхёка, придвигая его ближе к себе, но пока даже не глядя на экран смартфона: Донхэ словно не может отвести взгляд от Хёка, с опаской уточняя: — Ты хочешь, чтобы это сделал именно я? — Боюсь, Чонсу-хён не поверит мне, если об этом ему сообщу я, — Хёкджэ пытается пошутить, надеясь, что он говорит как Ынхёк. — И будет много лишних вопросов. А я бы хотел избежать этого, как и любого лишнего внимания, так что, наверное, я должен ограничить список своих контактов. Хёк понимает, что этот способ не подействует в полной мере — ему всё равно нужно извиниться перед Донхэ за свои грубые слова, но сейчас парень пока не решается сказать об этом вслух, потому и продолжает наблюдать за реакцией лидера группы, сам, сознательно протянув ему ту свою личную вещь, из-за которой он и сорвался на Донхэ. Хичоль продолжает молчать, даже не двигаясь с места: нависая над Хёкджэ, как горгулья, этот красивый корейский солист держится своими длинными пальцами за спинку стула Ынхёка — и молчит, тоже дожидаясь хоть какой-то реакции от Донхэ. Мускулистый лидер группы лишь нервно стучит пальцами по столу, явно не зная, как ему вести себя в такой ситуации: словно загнанный в ловушку зверь, Донхэ косится на Хичоля, неприкрыто прося у него поддержку и помощь в виде хоть какой-то подсказки, но старший мембер лишь коротко пожимает плечами. Если бы Хёк не слышал разговор этих двоих, он бы не принял это во внимание, но сейчас Хёкджэ практически проецирует в своей голове, как таким образом Хичоль отвечает Донхэ: — «Ну, ты же сам этого хотел, верно? Тебе и разгребать последствия». — То есть, это будет твой номер мобильного? — чуть подумав, лидер группы задаёт новый вопрос, чуть ли не говоря с Хёкджэ, как с ребёнком, ввиду сложившейся, довольно неловкой, ситуации: очень неспешно, плавно и осторожно. — Я тоже могу… сохранить его себе? — Да, конечно, — Хёк обхватывает подрагивающими пальцами тёплую кружку и нервно выдыхает. — Вы все можете его сохранить. Только нужно будет отправить его и нашему стаффу, и… пожалуйста, не делитесь им ни с кем. Пока я… хочу оставить связь только с рабочими контактами. — Хорошо, я тебя понял, — Донхэ согласно покачивает головой и успевает нажать пальцем на экран мобильного телефона Ынхёка до того, как экран бы заблокировался из-за долгого ожидания. — Тогда я сейчас сохраню его и отправлю в рабочий чат. Попрошу Чонсу, чтобы он проследил за конфиденциальностью твоего номера. — О большем я и не прошу. Спасибо, — осторожно отвечает Хёкджэ и, решая как-то занять себя, чтобы не таращиться на то, как нервно Донхэ набирает «новый» номер парня на своём мобильном, сохраняя его, и пишет необходимое деловое уведомление в общий чат, Хёк понемногу отпивает остывающий чай, наконец, успокаиваясь. — «Я это сделал. Теперь будет легче, и Донхэ снова со мной разговаривает…» — Ынхёк, а как же Сузука? — любопытно интересуется Хичоль, усаживаясь между Донхэ и Хёкджэ, и с интересом смотрит на экран мобильного телефона Ынхёка, словно запоминая новый для него номер. — Да и девочки тоже. Им ты скажешь о своём новом номере? Они тоже беспокоятся о тебе. — Сузука… — вздрогнув от неожиданности, Хёк со стуком ставит кружку на стол и неловко потирает ладонь о ладонь, натягивая рукава свитера по пальцы. — «Ты ведёшь себя глупо», — Хёкджэ уверен, что ему нельзя так резко реагировать на неожиданные вопросы, ведь тогда парень легко выдаст себя, и в этом он прав: и Донхэ, и Хичоль тут же переглянулись, и замолчали, дожидаясь, когда «Ынхёк» им ответит. Решив продолжать дальше теорию о том, что Ынхёк о чём-то поругался с японскими певицами, Хёкджэ, шумно выдохнув, отвечает как можно увереннее: — Возможно, я сам свяжусь с ними позже. Но пока… я бы хотел остаться в некой изоляции, даже от них, хотя бы на время траура. Чем меньше людей будут знать этот номер — тем лучше. — Тогда надо в первую очередь предупредить Кюхёна об этом, — Донхэ поднимается с места и, заметив, с какой опаской на него смотрит Хёк, уже более спокойным тоном поясняет, как будто чувствуя, что «Ынхёк» ждёт от него ответа. — Я пойду, поговорю с ребятами. Всё-таки Кюхён чаще нас общался с Сузукой, пока ты был в больнице. Ну и Чонсу позвоню, пока он сам сюда на разборки не примчался. Не беспокойся об этом, Ынхёк. — Спасибо… — Хёкджэ снова искренне благодарит лидера группы, и тот явно медлит, нерешительно кивая Хёку перед тем, как уйти из кухни, после чего Донхэ, то и дело оборачиваясь, направляется в комнату Кюхёна и Йесона, где уже раздаются недоумённые нечленораздельные возгласы макнэ, получившего сообщение из рассылки. А вот Хичоль, продолжая любопытно смотреть на экран мобильного телефона, мягко вопрошает: — Это был номер твоего брата, дорогой? Не припомню, чтобы у тебя были запасные активные сим-карты. — Да, — вздыхает Хёкджэ, снова взяв кружку с чаем в свои руки и нервно сделав пару глотков. — Мой… брат… мало с кем обменивался контактами, так что, наверное, его номер мобильного мне сейчас вполне подойдёт. Я пока… не готов выходить в свет. — Верное решение, — Хичоль легко касается пальцами запястья Хёкджэ, одобряя этот поступок, и явно отчасти из-за недавнего разговора с Донхэ, в чём никто не собирается признаваться. — А со старым номером что будешь делать? Через полгода бездействия его заблокируют. — Но… я бы не хотел, чтобы его блокировали, — Хёк поднимает голову и с надеждой смотрит на старшего мембера, надеясь, что тот сумеет предложить ему какой-нибудь вариант, чтобы не потерять номер Ынхёка. — Может, ты знаешь какой-нибудь способ? — Ну… если хочешь, я могу поддерживать активность твоего номера в своём мобильном, — чуть подумав, предлагает Хичоль, неожиданно оживившись. — Как раз один слот для сим-карты пустует. Поотшиваю твоих бывших, разгоню все нежелательные контакты. Хочешь? — «Это не выход», — Хёкджэ понимает, что постоянные звонки рано или поздно доведут и такого терпеливого человека, как Хичоль — и взваливать на него этот груз парню не хочется. — «Наверное, полугода мне хватит, чтобы попрощаться с Ынхёком — и отпустить его…» — несмело предполагает Хёк, неосознанно погрустнев при мысли о том, что ему однажды придётся смириться с фактом того, что Ынхёка больше нет — и отпустить его, оставив себе о брате лишь светлую память, прибитую к его разуму острыми гвоздями раскалывающего чувства вины. Впутывать в свою тоску по брату Хичоля ему совсем не хочется, потому, немного помолчав, Хёкджэ лишь покачивает головой, смирившись с обстоятельствами: — Нет, не бери в голову. Заблокируется как заблокируется.Первые звонки.
29 декабря 2022 г. в 22:20
Хёкджэ не сразу решается снова включить мобильный телефон Ынхёка: ему казалось, что если включить сотовый брата, то на него тут же начнут звонить друзья и бывшие пассии барабанщика, с которыми парень не сумеет объясниться, особенно после пресс-конференции, на которой для многих явно стал открытием факт того, что у артиста был брат-близнец. Но Хёку хочется смотреть на совместные фотографии с братом не только в фотоальбоме, но и на экране мобильного, потому, немного успокоившись спустя пару дней после прошедшего мероприятия, Хёкджэ, сидя на краю кровати Ынхёка, которую теперь Хёк, наверное, должен считать своей, нерешительно берёт модный смартфон брата и включает его.
— Ох… — Хёкджэ закусывает губу, нервно дёрнувшись от обилия уведомлений и сообщений, что тут же посыпались на несчастный телефон, отчего этот девайс негромко пиликает и вибрирует, практически не переставая. Более того, помимо сообщений, некоторые незнакомые Хёку контакты начинают непрестанно звонить на этот номер, явно желая не то получить от «Ынхёка» подробности, не то — в самом деле его утешить и поддержать. Хёкджэ явно не готов ни к первому, ни к второму, но он всё равно, не желая беспокоить чужих ему людей, начинает принимать все эти звонки, по большей части молча в трубку и отвечая на понятные ему вопросы односложно и тихо.
За одним из таких «разговоров» его застаёт Донхэ, неожиданно заходя в комнату за каким-то своим делом. Практически застыв на пороге, этот рассудительный лидер группы в полном молчании наблюдает за Хёком, вяло ведущим беседу с кем-то из собеседников, и, казалось, даже вслушивается в негромкие ответы «барабанщика»:
— Да… Да, я благодарен тебе за твоё сочувствие… Я? Нет… кажется, я в порядке… Мне просто нужно время, чтобы одному пережить всё это… Выпить? Нет, пока я не могу… да, я после лекарств, так что у меня строгая диета. Да, наверное, попозже… Конечно, до скорого.
— Что, достают теперь? — несмело спрашивает Донхэ, дёрнув плечами, когда Хёк завершает вызов и кладёт мобильный телефон рядом с собой. — И ты… наверное, хочешь с кем-то встретиться?
— Я… нет, не хочу, — Хёкджэ не в восторге от мысли, что, рано или поздно, ему придётся отправляться на встречи со знакомыми Ынхёка и, более того, парню придётся выкручиваться от каких-то естественных вопросов, на которые у него может не найтись ответов. Да и при этом тон голоса Донхэ такой обеспокоенный и нервный, что Хёк понимает — сейчас ему лучше не покидать общежитие, ведь ребята наверняка будут переживать за «Ынхёка», когда он в таком состоянии, потому, чуть подумав, парень несмело добавляет:
— На самом деле… я даже рад, что пока все репетиции сдвинуты. Наверное, мне лучше повременить с возвращением в общество. Пока я хочу остаться здесь, чтобы и вы, и Чонсу-хён знали, где я. Новые проблемы нам ни к чему.
— Разумное решение, — Донхэ резко выдыхает, неосознанно ослабив напряжение своих плеч, словно парня безумно беспокоила перспектива выпускать «Ынхёка» в таком состоянии на улицу одного. — Хотя бы до первых репетиций… тебе было бы лучше оставаться здесь, Ынхёк. А если мы можем чем-то помочь тебе, то просто скажи об этом, ладно? Мы все беспокоимся о тебе.
— Да, я это понимаю, — Хёкджэ медленно покачивает головой, непонятно почему надеясь, что его ответы успокаивают лидера группы. — И я благодарен вам за это, правда. Просто… мне пока сложно.
— И никто не будет тебя торопить, — торопливо добавляет Донхэ, неожиданно порывисто двинувшись вперёд, ближе к Хёку, останавливаясь где-то на середине дороги между порогом и кроватью Ынхёка. — Шивон обещал, что больше никаких мероприятий перед репетициями не предвидится, так что никто больше нас не побеспокоит в ближайшие дни. А ты… ты не думал сходить в душ? Тебе, наверное, не до этого, но…
— В душ? — Хёкджэ часто моргает от неожиданности и осматривает себя, понимая, что Донхэ прав: несмотря на тот сухой шампунь, которым покрыли корни его волос, Хёк уже выглядит весьма неопрятным, да и водолазка Ынхёка уже больше хранит запах пота Хёкджэ, чем парфюм Ынхёка, и эту вещь уже давно необходимо постирать. А если вспомнить, сколько времени Хёк провёл в больнице, без возможности как следует промыть голову и принять нормальный душ, то неудивительно, что даже Кюхён косится на него со странным выражением лица — парню действительно давно пора принять душ и постирать свои вещи.
Удивительным достижением, по мнению Хёкджэ, уже считается то, что ребята не забывают про аквариум: парни своевременно чистят его, кормят рыбок и приводят сам аквариум в порядок, словно временно вычеркнув «Ынхёка» из своего расписания, ровно как и из графика уборки и готовки, и от понимания этого Хёку становится не по себе.
Конечно, Хёкджэ слышал, как ребята обсуждали то, что после происшествия у «барабанщика» были долгое время забинтованы израненные запястья и руки, из которых врачи практически ювелирно извлекали стеклянную пыль от лобового стекла, разбитого на мелкие и крошечные осколки, но даже ужас пережитого не позволяет ему пользоваться этой собственной беспомощностью. К тому же, Хёк чувствует себя намного лучше, по сравнению с первыми мучительными днями в больнице, которые своей жестокой правдой фактически рвали его душу на части, так что Хёкджэ уверен, что ему следует вливаться в распорядок общежития, даже если парни будут против такого решения. — «Значит, пришла пора и мне привести себя в порядок и вновь учиться быть частью этого маленького мира…» — понимает Хёкджэ, потому, задумчиво кивнув, парень поднимается на ноги, спокойно посмотрев на растерянного Донхэ, и согласно отвечает:
— Да… пожалуй, ты прав. Мне давно следовало принять душ. Ванная ведь свободна?
— Насколько мне известно — свободна, — Донхэ пытается пошутить, нервно улыбнувшись и пожав плечами. — Если её опять не занял Хичоль, конечно. Но он вроде грозился, так что советую поспешить.
— Спасибо за совет, — Хёкджэ печально улыбается и, пройдя к шкафу Ынхёка, осторожно открывает его, ухватившись за дверцу, чтобы не покачнуться от нахлынувших чувств и эмоций. В шкафу находится столько вещей его брата, которые теперь будут считаться его вещами, что Хёку снова становится тяжело на сердце — в груди болезненно сжимает и с силой давит вниз, отчего дыхание перехватывает и становится трудно дышать. Дрожащей рукой Хёк хватается за первую попавшуюся вещь, что оказалась одним из его свитеров — Хёкджэ даже не помнит, когда он снова успел разложить свои вещи в шкафу, но его голову некстати посещает мысль, что этим вполне могли заняться Хичоль или даже Донхэ, пока парень был в больнице.
— Ынхёк? Ты… в порядке? — тихо спрашивает Донхэ, подойдя немного ближе и продолжая оставаться за спиной Хёка, не решаясь ни подойти совсем вплотную — ни остаться на безопасном расстоянии. — Пока ты был в больнице, нам отдали вещи, что были в машине… Мы не знали, что из этого твоё, потому мы…
— Это… всё моё, — с печалью резюмирует Хёкджэ, оглядывая и уже бесполезный фиксатор, и аккуратно сложенные свитера на одной из полок высокого шкафа. — А я уже и забыл об этих вещах… Спасибо вам.
Такая невероятно осторожная забота от Донхэ и ребят одновременно и греет Хёку сердце — и почему-то приносит даже больше терзаний и боли. Хотя, о причинах последнего факта Хёкджэ догадывается довольно быстро, ведь с этой мыслью парень засыпает и просыпается, остаётся наедине со своими мыслями — и сидит среди ребят за обеденным столом, улыбается и грустит. — «Здесь должен быть Ынхёк, а не я… Всё это так нечестно…»
Но сейчас Хёку нельзя об этом думать — ему нужно принять душ, как следует отмыть свои жирные корни волос, и, наверное, привести себя в порядок. — «Кажется, я ужасно зарос… Ынхёк бы не одобрил», — с сожалением понимает Хёкджэ: он не видит никакой нужды в удалении лишних волос, пусть даже щадящим способом, с помощью бритвы, но если близнец принял решение оставаться для всех Ынхёком, чтобы не разрушить всё то, чего достиг его брат, то этот вопрос всё равно всплывёт, особенно когда Хёку придётся выходить на сцену.
— «Сцена…» — мысль об этом пугает Хёкджэ ещё больше, но вернуться в пекарню и обо всём забыть после появления «Ынхёка» на публике уже не получится — его раскрытая ложь только создаст проблемы и ребятам, и агентству в целом. И только эта мысль заставляет Хёка двигаться вперёд, принимать пищу, даже если ему не очень хочется, слушать ребят во время их бесед, кротко улыбаться и терпеливо сносить этот непривычный для него интерес и внимание к «Ынхёку». К «двигаться вперёд» входит и поддержание чистоты, не только в комнате, но и своей собственной, так что, прислушавшись к словам Донхэ, Хёк отправляется в ванную комнату, уже не думая о том, что ещё недавно он боялся даже справить нужду, пока ребята в квартире — всё-таки щеколда, которую привинтил лидер группы на внутреннюю сторону двери, оказалась для Хёкджэ настоящим спасением.