«Зачеркнуть свою тень по миллиметру, закричать и бежать, навстречу ветру. Я хочу прошептать — а кто услышит. Я хочу закричать как можно тише…» © Тина Кароль — Выше облаков
Взаимоотношения Хёкджэ с Донхэ так и не возвращаются на довольно близкий уровень, что у них возник перед той самой пьянкой, что разделила жизнь парня на «до» и «после», но теперь лидер группы хотя бы не избегает своего соседа, осмеливается сидеть вместе с ним в комнате и даже порой обращается к Хёку, хоть и весьма ненавязчиво. Извиниться перед Донхэ по-прежнему необходимо, ведь Хёкджэ понимает, что его способ наладить общение с помощью смены сим-карты на мобильном телефоне — это не выход. Но никакой подходящей фразы на ум не приходит: сказать банальное «прости» будет нелепо и странно, и, в какой-то мере, даже глупо — если у парня снова произойдёт нервный срыв, Донхэ может больше не поверить в искренние извинения Хёкджэ, и всё станет ещё хуже. Вдобавок в их комнату неожиданно зачастил Кюхён: Хёк бы совершенно не удивился, если бы это делал их старший мембер, Ким Хичоль, если вспомнить, что этот солист, Аска, продолжает думать, что в общежитии живёт его лучший друг, Ынхёк, но от снующего неподалёку макнэ Хёкджэ уже успел отвыкнуть со дня аварии. Хёк не знает, обсуждают ли его ребята между собой, но какой-то разговор явно происходил, раз Кюхён осмелел до такой степени, что снова начал вертеться вокруг аквариума, с плохо скрытой нежностью рассказывая все последние новости немного подросшим рыбкам и подсыпая им корм, тщательно отмеряя при этом размер порций. — Пока ты был в больнице, все заботы о рыбках легли на его плечи, — признался Донхэ поздним вечером, когда их местный «ревизор», внимательно оглядев аквариум и оценив его состояние, ушёл спать в свою комнату, явно удовлетворённый результатом. — Я едва вспоминал об аквариуме, а Хичоль и Чонун… ну, ты сам знаешь, как их внимание легко переключить. И, кажется, Кюхёну это задание даже понравилось: он мне все уши прожужжал о том, когда снова можно будет… ну… заходить сюда. — «Кюхён спрашивал об этом из-за меня», — вместо ответа Хёкджэ лишь кивал, не находя способа развить этот разговор так, чтобы не поднять новую острую тему, с которой они оба не смогут справиться. — «И Донхэ не мог уделять внимание рыбкам, которые ему так понравились, потому что я не справлялся со своими проблемами самостоятельно… Как же это всё сложно…» Пожалуй, больше всего Хёк сейчас ценит позицию Чонуна по отношению ко всему происходящему: тот не отказывается поддерживать общие темы за обеденным столом, но не носится с Хёкджэ, как с хрустальной вазой, не провожает его жалостливыми взглядами, и не пытается затянуть парня в разговор. К тому же, Йесон оказался единственным из участников группы, кто также немногословен, как и сам Хёк — подобное спокойное и тихое поведение хоть немного разбавляет энергию этого места, к которому, не без спасительного контраста невозмутимого Чонуна с остальными, парень понемногу начинает привыкать. Этот молчаливый гитарист, в дополнение к его весьма значительным достоинствам, ещё и весьма искусен в кулинарии: за это время по разнообразию их блюд во время приёма пищи такой знаток, как Хёкджэ, не мог не подметить основные принципы готовки каждого из ребят. Донхэ чаще всего готовил какие-то простые и незатейливые, но весьма сытные и питательные блюда, как приверженец здорового питания, и Йесон явно поддерживал лидера группы в этом решении, разве что немного усложнял рецептуру, отчего сочетание вкусов становилось более сложным и непонятным. А вот с двумя другими, весьма энергичными участниками группы, вечно происходили какие-то проблемы: Хичоль обожал жарить на большом количестве масла до горелых корочек чуть ли не любые продукты, которые попадутся ему на пути, приправляя всё это горящее великолепие горой острых специй. Кюхён же, прикрываясь необходимостью постоянно бдить за рыбками, довольно быстро справлялся с доведением до съедобного состояния полуфабрикатов, которые он закупал в большом количестве вместе со сладостями, которые парень не то припрятывал где-то в комнате, а не то — молниеносно подчищал, так как его «сладкий склад» никому так и не удавалось найти. Хёкджэ уже хотел было поднять с Донхэ вопрос о том, не возникнет ли у Кюхёна кариес от такого рациона, но, чуть подумав, парень отказался от этой идеи: макнэ явно живёт в таком ритме не первый год, вдобавок такие «конфетные и мармеладные зажоры» происходили лишь в те дни, когда была его очередь готовить, так что лидер группы наверняка как-то контролировал эти масштабные события. Хёкджэ лишь думает о том, что скоро можно будет попросить ребят включить и его в общие графики готовки, уборки и чистки аквариума — парень старается не вспоминать о том, что в скором времени от них снова что-то потребуется тому строгому менеджеру, а впоследствии Хёку и вовсе придётся отправляться на репетиции вместе со всеми и выходить на сцену вместо своего брата. — «Но, возможно, я успею морально к этому подготовиться… ради Хёка...» — думает Хёкджэ, нервно покручивая цепочку с кулоном на своей шее, словно это, очень важное для него украшение, всё ещё хранит его связь с Ынхёком. — «Ведь… если бы погиб я… ребята сумели бы поддержать его, и он продолжил бы свою карьеру…» Но громкие голоса в гостиной привлекают внимание Хёкджэ, словно вырвав его острыми когтями из размышлений: парень не очень отчётливо слышит голос Чонсу-хёна, и, понимая, что тот определённо захочет увидеть, как себя чувствует его подопечный, Хёк с тихим вздохом поднимается с кровати, после чего он отправляется в большой зал, ориентируясь по звукам голосов. — О, вот и Ынхёк, — строгий менеджер первым замечает Хёкджэ, когда тот появляется на пороге гостиной, и поворачивается к нему, внимательно оглядев неловко переминающегося с ноги на ногу «барабанщика». — Выглядишь уже получше. Значит, ты сможешь присоединиться к ребятам в тренажёрном зале. Скоро у вас начнутся репетиции, так что вам надо привести себя в форму. — «Снова в зал?» — Хёк неловко вздрагивает, застыв на месте, и, растерянно оглядывая всех присутствующих, натыкается на взволнованный взгляд Хичоля: корейский солист, как и другие мемберы группы, не скрывает своих сомнений в отношении «Ынхёка» и его необходимости посещать тренажёрный зал сейчас, пока парень продолжает носить свой траур, как единственный родственник своего брата-близнеца. — Хён, мы это уже обсуждали, — Донхэ первым подаёт голос, недовольно зыркнув взглядом в сторону строгого менеджера. — Ынхёк успеет привести себя в форму позже. Если так нужно, мы можем поехать в зал без него. — Донхэ, ему в любом случае нужно возвращаться в общество. Он справится, — категорически отрезает Чонсу, уже более внимательно покосившись на Хёкджэ. — Кстати, Ынхёк, а с чего это ты решил номер мобильного поменять? — Хён, Донхэ же всё написал в чате, — к всеобщему удивлению, в разговоре неожиданно принимает участие Кюхён, который до этого лишь активно поедал грушу за обеденным столом, старательно делая вид, что происходящее его совершенно не интересует. — Ынхёк пока не хочет ни с кем разговаривать. И он правильно сделал, что номер сменил, а то его бывшие уже каждые тридцать секунд звонили. — Кюхён, я умею читать, — раздражённо отвечает строгий менеджер, нервно дёрнув плечом. — Но я хочу услышать это от Ынхёка, чтобы убедиться в правдивости высказанной вами версии. Донхэ возмущённо давится воздухом и решительно двигается вперёд, оторвавшись от стены, о которую он опирался спиной, чтобы что-то ответить Чонсу вместо «Ынхёка», но Хёкджэ, чуть подумав, опережает лидера группы, успокаивающе качнув ему головой, догадываясь, что Донхэ сейчас глаз с него не сводит, как, в принципе, и все остальные присутствующие в гостиной. — «Не стоит доводить всё до нового конфликта», — удручённо рассуждает парень, негромко вздыхая и пытаясь приготовиться к ответу. — «Чонсу прав в своём беспокойстве, ведь он отвечает за нас…» — Я… решил взять себе номер брата, — тихо отвечает Хёкджэ, заставляя себя смотреть прямо на недоверчиво рассматривающего его менеджера, чтобы не растерять остатки своей уверенности. — В последние дни на… мой номер… поступало очень много звонков, а выключить телефон я не решился, чтобы оставаться для всех вас на связи, так что… — Так, понятно, — Чонсу совершенно не выглядит удивлённым: более того, он как будто равнодушно достаёт свой мобильный телефон из кармана и что-то начинает набирать на клавиатуре в адресной строке. — А теперь у меня к вам всем несколько вопросов. Первый — кто подкинул Ынхёку эту чудную идейку? И второй — на кого оформлена та сим-карта, Ынхёк? Ты не задумывался, что если сим-карта оформлена на паспорт твоего брата, то теперь, после его смерти, пользоваться ею на полноправной основе ты не можешь? А если этот номер был привязан к каким-то услугам? Тогда он будет считаться наследством твоего брата, в которое ты пока не можешь вступить. Почему ты сперва не спросил меня об этом? — Я… как-то даже не подумал об этом… — честно признаётся Хёкджэ, избегая взгляда Донхэ, направленного на него: парень понимает, что если его голос хоть немного дрогнет, то лидер группы тут же не выдержит и решительно возьмёт всю ответственность за это решение на себя, рискуя навлечь на свою голову недовольство менеджера. — Нет… Хёкджэ точно не оформлял на этот номер никакие услуги. Он… ни с кем не общался, кроме своего друга, Рёука, потому я и решил, что я могу воспользоваться этим номером. То есть… мне проще купить новую сим-карту? — После того, как Донхэ опубликовал этот номер в рабочем чате? — насмешливо хмыкает Чонсу-хён, покачивая головой и старательно листая страницы какого-то сайта, точно пытаясь найти информацию. — Ладно, пока вся общественность в курсе, что я официально твой представитель, попробую перезаписать номер на тебя. Если окажется, что к номеру всё-таки привязаны услуги, то ничего не выйдет ещё минимум полгода. Тогда мы заведём тебе новую сим-карту, а в наследство вступишь как положено. — Ох… я буду тебе очень признателен, Чонсу-хён, если получится, — Хёкджэ с надеждой смотрит на менеджера, начиная думать о том, что этот человек, возможно, гораздо более человечный и сопереживающий, чем кажется. — «Наверное, всё дело в том, что ему нужно сохранять деловое лицо, ведь от него многое зависит…» — Хёку хочется посмеяться над самим собой, когда парень ловит себя на мысли, что теперь он оправдывает Чонсу-хёна: всё-таки менеджер сейчас упоминает довольно скользкие вещи, ведь если кто прознает, что «Ынхёк» пользуется чужим номером, могут поползти нехорошие слухи. — «Опять я поторопился с решением…» — Хёкджэ до сих пор сложно смириться с мыслью, что теперь от каждого его шага будет зависеть репутация группы, а, если произойдёт что-то глобальное, то и репутация агентства. — Заеду в салон сотовой связи со свидетельством о смерти твоего брата сегодня же, — Чонсу лишь кивает, даже не поднимая головы от своего мобильного. — Как решу вопрос, свяжусь с тобой через Донхэ. До этого времени не отсвечивай с сим-карты твоего брата. И вообще, собирайтесь в тренажёрный зал, вам пора. — Чонсу, с решением вопроса о сим-карте брата Ынхёка ты, конечно, хорошо придумал, — Йесон, сидевший на диване, поднимается с места и подходит ближе к говорившим, отчего Кюхён, что сидел за столом, тоже отрывается от своего перекуса и на каком-то рефлекторном, практически телепатическом уровне поняв поведение старшего, встаёт из-за стола, поспешив к остальным. — Но давай в зал мы поедем без Ынхёка. Ему ещё нужно время, чтобы вернуться к привычному распорядку. Если там будет много посетителей, всё внимание будет приковано к Ынхёку. — Не говори глупостей. Меньше всего вас сейчас будут ждать в подобном месте, потому всё пройдёт хорошо, — Чонсу наконец убирает мобильный телефон в карман и переводит взгляд на Хёкджэ, явно намереваясь вывести его наружу любой ценой. — Ынхёк поедет вместе со всеми. Собирайтесь, у вас десять минут. — «Почему ему так важно вывезти Ынхёка… в смысле, меня… наружу вместе со всеми?» — Хёкджэ недоумённо смотрит на строгого менеджера, а после — переводит взгляд на ошарашенных ребят, явно не знающих, что предпринять. — «Его беспокоил вопрос того, не вскроется ли то, что знаменитый Ынхёк пользуется не своей сим-картой, но Чонсу совершенно игнорирует факт того, как все они беспокоятся и пытаются его отговорить…» — Чонсу-хён, — пока Донхэ не вспылил снова, Хёк решается подать голос и в этом вопросе, надеясь, что, возможно, менеджер снова прислушается к нему. — Я не хочу спорить с тобой, но ребята правы — я не уверен, что сумею справиться с посторонним вниманием прямо сейчас. Может, они съездят без меня? — Ынхёк, я тут собираюсь решать последствия твоих взбрыков с сим-картами, — сухо напоминает Чонсу, совершенно игнорируя взбешённый взгляд Донхэ, стоявшего неподалёку, и направляясь к Хёкджэ, ненарочно застывшему в дверном проёме. — Так что не надо спорить со мной. Собирайтесь, буду ждать вас в фургоне. Испуганно дёрнувшись в сторону, парень освобождает менеджеру проход и, когда Хёк замечает на себе взволнованные взгляды ребят, то снова неосознанно начинает злиться. — «Ему что, зарплату не выплатят за месяц, если я останусь здесь?» — одна мысль о том, что сейчас придётся выходить наружу, туда, где могут подстерегать журналисты с фотокамерами, где любой случайный прохожий может начать снимать его на камеру мобильного телефона, чтобы выложить подробности состояния «Ынхёка» в социальные сети, приводит его в с трудом скрываемый ужас. Более того, Хёк не уверен, что он сумеет спокойно воспринять непривычную для себя обстановку — сейчас ему хочется побыть в общежитии, попроситься в общие графики распорядка дня мемберов группы, и привыкнуть хотя бы к этой части его нового мира, не говоря уже о той работе, которая ему предстоит. — «Но, если Чонсу хочет довести ситуацию до конфликта…» — устало думает Хёк, признавая собственное поражение в попытках закончить разговор миром. — «То можно дать ему повод выкинуть «Ынхёка» с группы, как он и хотел. Возможно, без меня он будет меньше срываться на ребят, и… прости, Ынхёк, но, кажется, я совсем с этим не справляюсь. Что бы я не решил, я делаю только хуже… и для тебя, и для твоих друзей…» — Нет, — тихо, но уверенно отвечает Хёкджэ, выпрямившись и повернув голову в сторону остановившегося менеджера. — Я не могу поехать, Чонсу-хён. Я останусь здесь. — Ынхёк, если ты снова собрался выводить меня из себя… — в голосе менеджера отчётливо сквозят металлические нотки, когда он медленно поворачивается к «барабанщику», одним лишь своим суровым взглядом заставляя остальных участников группы словно оцепенеть на месте — и Хёк понимает, что уж кто-то, а Донхэ точно за словом в карман не полезет, не говоря и о явно нервничающем Хичоле, который уже давненько хочет высказаться, но предусмотрительно помалкивает. — «Я должен позволить этой злости охватить меня — чтобы я мог высказать ему всё», — уверен Хёкджэ, потому, думая о том, что этот менеджер ни во что не ставит мнение «Ынхёка», парень начинает злиться на Чонсу и, вскинув голову, Хёк резко выпаливает: — Это я собрался выводить тебя из себя, Чонсу-хён? А как насчёт тебя? Ты что, не видишь, в каком я состоянии? — Ты вполне в бодром состоянии, так что тренажёрный зал тебе не повредит, — менеджер не собирается уступать, так как он равнодушно оглядывает Хёкджэ перед собой, который понимает, что его недовольство выходит из-под контроля. — «То есть, если бы выжил Ынхёк, менеджер также давил бы на него? Не дал бы Хёку время на то, чтобы справиться с потерей? У него совсем никакого сочувствия нет?» — Думаешь, всё так просто, Чонсу-хён? Ты правда полагаешь, что так легко взять — и вернуться в привычный график, забить голову работой и делать вид, что ничего не произошло? — в носу начинает щипать, и Хёкджэ приходится часто моргать, чтобы не расплакаться прямо здесь, перед всеми. — Ты не задумывался о том, что я ношу траур, и мне сложно? Я согласился на ту пресс-конференцию только ради того, чтобы потом меня оставили в покое и чтобы я сумел наконец оплакать своего брата, которого я больше никогда не увижу! Это так сложно понять?! — Он что, на самом деле был настолько привязан к брату? — тихо шепчет Кюхён, видимо, пытаясь задать вопрос кому-то из мемберов, и Хёкджэ неосознанно вздрагивает от этих слов, чувствуя, как ему становится тяжело дышать: в груди пылает жаром, он часто хватает ртом воздух и из последних сил сдерживается, чтобы не зарыдать. На Чонсу, видимо, это не производит никакого эффекта, так как, даже бровью не шевельнув, менеджер спокойно добавляет: — Я уважаю твой траур, Ынхёк, и именно из-за него все подготовки к концерту сдвинуты. От одного посещения тренажёрного зала с тобой ничего не случится. — Да я даже есть нормально не могу! Какой от меня будет там прок?! — Хёкджэ срывается на крик, недовольно мотнув головой и сжимая руки в кулаки, чтобы никто не увидел, как дрожат его пальцы. — Я гантелю поднять сейчас не смогу! Менеджер не двигается, но от слов о том, что у «Ынхёка» проблемы с питанием, Чонсу рефлекторно бросает многозначительный взгляд в сторону притихшего Донхэ, и этот взгляд злит Хёка ещё больше. — «Он решит, что Донхэ виноват в том, что не следит за тем, как я ем…» — понимает Хёкджэ, и, когда ему удаётся набрать в грудь побольше воздуха, он старается продолжить говорить как можно спокойнее: — Чонсу-хён, я правда стараюсь справиться со всем этим как можно быстрее, но это не получится так быстро, как ты хочешь. Я никого из вас не прошу носиться со мной и сдувать с меня пылинки. И лучше бы я оставался на квартире, один, чтобы справиться с этим самостоятельно и никого не обременять. Но я же вернулся, ведь я знаю, что будут волноваться ребята, и что тебе необходимо знать, где я нахожусь. И парни, в отличие от тебя, это понимают. Может, тебе стоит к ним прислушаться, хотя бы раз? — Ынхёк… — в стороне раздаётся тихий шёпот Донхэ: удивлённый, неверящий, и в какой-то мере даже жалобный, ведь лидер группы явно догадался, к чему пытается подвести разговор «Ынхёк» и на кого переключить недовольство Чонсу. — Ынхёк, не надо, прошу тебя… — Я не идеален, — спокойно продолжает свой монолог Хёкджэ, тяжёлым взглядом посмотрев в сторону Донхэ, чтобы тот не перебивал его и дал, наконец, высказаться. — Но для тебя, кажется, никто не идеален. Хоть кого-то из парней ты хвалил? Хотя бы один раз?! Ответом ему служит лишь абсолютная тишина: ребята слишком поражены тем, что «барабанщика» прорвало на откровения, а Чонсу, видимо, решил дать «Ынхёку» закончить свою мысль. Хёкджэ понимает, что он попал в десятку: даже несмотря на то, что парень не присутствовал при каждом диалоге менеджера с участниками группы, Хёк оказался прав — Чонсу-хён ни разу не хвалил никого из них, по каким-то своим причинам. — «Всегда одни лишь требования… неудивительно, что Хёк так уставал…» — Донхэ для тебя всегда будет недостаточно ответственным, а остальные — недостаточно послушными и трудолюбивыми, — Хёкджэ говорит всё медленнее и тише, подготавливая себя самого к самой тяжёлой части собственных мыслей. — Если тебя не устраивает, что я не справляюсь со своим горем так, как нужно тебе, то у тебя есть прекрасная возможность выгнать меня из группы прямо сейчас. Давай. — Нет… Чонсу, он не в себе! — рявкает Донхэ, пытаясь дёрнуться вперёд, но, покосившись в его сторону, Хёкджэ замечает, как Йесон и Кюхён изо всех сил вцепились ему в плечи, заставляя лидера группы оставаться на месте, а Хичоль, обеспокоенно посмотрев на Хёка, дожидается его едва заметного кивка головой, и мягким толчком немного оттесняет Донхэ назад, негромко ответив ему: — Лучше помолчи, а то только хуже сделаешь… — Ты же говорил, что в случае чего легко найдёшь нового барабанщика, — устало напоминает Хёкджэ, шмыгая носом и уже не сдерживая своих слёз, так как его силы уже на исходе. — Вот он я, Чонсу-хён, тебе не составит труда отправить меня подальше и выбрать нового барабанщика. Свяжешь это с моим стрессом, скажешь, что я не справился — и что я не смогу вернуться на сцену. Давай, сделай это прямо сейчас — и покончим с этим. Чонсу по-прежнему молчит, не обращая внимание на копошение других мемберов группы — он смотрит только на Хёкджэ, ничего не говоря, и только шумно выдыхая, так как слова Хёка явно задели его за живое. Не выдержав, Хёкджэ нервно сглатывает и, вытирая слёзы на своих щеках одной рукой, порывисто выпаливает: — Ну, что молчишь, хён? Неужели ты не можешь этого сделать? Так не угрожай больше, а делай, если у тебя есть такая возможность. Хватит уже этих пустых слов. И если тебе действительно нужно пояснять, почему в такой ситуации я сменил номер мобильного и почему мне трудно и я не готов ещё выйти в свет, назревает один вопрос — а так ли хорошо ты справляешься со своими обязанностями? Хёкджэ не мог знать, что похожий разговор был у менеджера с Донхэ в больнице, ровно как и не сопоставил изумлённое ахание ребят, поражённых его словами, с тем, что нечто подобное Чонсу-хёну уже говорили. Но это определённо сработало — Чонсу что-то коротко и невразумительно рычит себе под нос, и, не добавив никаких новых инструкций, быстро уходит из квартиры, громко хлопнув дверью за собой. Только после этого Хёк позволил себе болезненно сморщиться и, закрыв лицо дрожащими руками, окончательно разрыдаться, уже не стесняясь того, что ребята видят его назревшую усталую истерику. — «Я так больше не могу… Не могу…» — Ынхёк, милый… — Хичоль первым решается подойти к Хёку и крепко обнимает парня за плечи, прижимая того к себе очень мягким и осторожным движением, принимаясь успокаивающе гладить Хёкджэ по волосам. — Это было довольно опрометчиво, ты и сам знаешь. Но… это было так сильно. Я горжусь тобой, мой мальчик. — Ты очень сильный… — хрипло добавляет Донхэ, когда два участника группы наконец отпускают его, и лидер тут же подбегает ближе, суетясь вокруг, словно не зная, как теперь подойти к «Ынхёку» и как помочь ему прийти в себя. — Ты не только сумел отстоять себя, но и заступился за всех нас… Я всегда поражался тому, какой ты смелый, Ынхёк… — Кажется, я… слегка перенервничал, — признаёт Хёкджэ, убирая руки от лица и благодарно пожав пальцы Хичоля, так как от его объятий действительно становится немного легче. — Может, вам последовать за ним и поехать в тренажёрный зал?.. Он так разозлился… — Я сейчас позвоню Шивону, чтобы он поднял вопрос о компетенции Чонсу, — решительно отвечает Донхэ, мягко прикоснувшись тёплыми пальцами к локтю Хёка через ткань его свитера. — Он зашёл слишком далеко, так надавив на тебя. Никуда мы не поедем и останемся здесь, с тобой. Может, хочешь чай? — Да… да, спасибо, — неловко кивнув, Хёкджэ отступает на шаг назад, и, когда Донхэ, чуть помедлив, отправляется на кухню, чтобы поставить чайник, Хёк тяжело вздыхает, покосившись на Хичоля, что продолжает держаться рядом с ним. — Что же теперь будет, Хичоль? — Всё будет в порядке, — мягко произносит старший мембер, потрепав Хёкджэ по волосам. — Донхэ же сказал, что обсудит это с Шивоном, а он всё-таки не последний человек в агентстве. Идём, попьём чаю, а остальное пусть идёт своим чередом. — Хорошо… — Хёк решает не спорить и нервно улыбается Хичолю, позволяя тому наконец отойти от него и отправиться на кухню следом за Донхэ, потянув за собой многозначительно переглядывающихся Чонуна и Кюхёна, чтобы Хёкджэ мог как следует отдышаться после такого эмоционального всплеска. Но, к удивлению Хёка, ему не становится легче: стоит Хёкджэ хоть немного расслабиться, так, совсем даже наоборот, парень не может устоять на ногах и, покачнувшись, он сгибается пополам, опираясь ладонями о свои колени. Дрожь, как оказалось, вовсе никуда не уходила — она лишь притаилась глубоко внутри, дожидаясь своего часа, и сейчас, осмелев, рванулась на свободу, захватывая своими силами чуть ли не каждую мышцу в теле Хёкджэ. Не сумев вымолвить ни слова, Хёк лишь приоткрывает рот и хрипло пытается вдохнуть, сквозь охватившую его дрожь не понимая, почему всё перед глазами начинает размываться. — Парни, с ним что-то не так… — словно из тумана раздаётся настороженный голос Кюхёна, Хёкджэ замечает лишь тень подошедшего макнэ, так как тот оказался ближе всех к Хёку, а после мир вертится вокруг Хёкджэ с бешеной скоростью, когда силы окончательно покидают парня и он, неуклюже соскользнув рукой со своего колена, валится на пол, больно ударившись локтем о чистый паркет. — Ынхёк! — гул встревоженных голосов становится слабее, словно Хёк удаляется от этого шума, сквозь его тихий и жалобный стон слышится глухой стук, а после кто-то бережно касается тёплыми пальцами его плеч и головы, пытаясь приподнять парня с пола и привести в чувство. — Кюхён, звони Чонсу, пусть срочно вызовет доктора! Ынхёк, ты меня слышишь? Ынхёк? — «Это голос Донхэ…» — понимает Хёкджэ, а после его окутывает темнота.***
Когда Хёкджэ снова открывает глаза, он не сразу понимает, где оказался. Вместо большой и просторной гостиной и холодного и твёрдого ламината, на котором, казалось, только что лежал Хёк, парень чувствует под собой что-то мягкое, что оказывается уже знакомой ему кроватью Ынхёка. — «Я в комнате Донхэ и Хёка… вернее, в своей комнате», — убеждается Хёкджэ, продолжая обдумывать произошедшее. — «И я… потерял сознание?» Хёк плохо помнит, что произошло, вернее, что стало причиной его внезапной слабости: парень уверен, что это произошло после тяжёлого разговора с Чонсу-хёном, менеджером группы, но почему из-за этого разговора Хёкджэ больше не смог контролировать себя и упал на пол без сознания — он не может понять. Вдобавок, под его ноги парни напихали не то какие-то подушки, не то — одежду, и Хёк слабо понимает, зачем. — «Кажется, это чтобы кровь прилила к голове? А, может, я ещё сплю…» — Хёкджэ пока не решается шевелиться, стараясь рассуждать логически, несмотря на ноющую головную боль, возникающую глубоко внутри разума, и часто моргает, пытаясь привыкнуть к этой темной обстановке: за окном уже вечереет, и комната освещена только слабой, искусственной подсветкой аквариума. Стараясь дышать глубоко и спокойно, парень медленно поворачивает голову в сторону и даже вздрагивает от неожиданности: рядом с ним, сидя на полу и уложив голову и руки на край постели, устало дремлет Донхэ, ещё не почувствовав по копошению Хёка на кровати, что тот уже пришёл в себя. Во рту пересохло: парень неуклюже пытается облизнуться, но высохшим языком это сделать довольно трудно, так как он лишь скрипит на зубах, не принося никакого облегчения. — «Надо сходить за водой…» — думает Хёкджэ, медленно поворачиваясь набок, чтобы подняться с постели, и с удивлением лицезреет довольно забавную картину: Йесон и Хичоль спят на кровати Донхэ в полусидячем положении, причём старший мембер группы внаглую обнимает гитариста за плечи, видимо, считая, что так удобнее. Возможно, не ощущай себя Хёкджэ таким слабым, то он бы даже беззлобно посмеялся над этими двумя, но сейчас, кажется, у Хёка не найдётся сил даже на смех, не говоря о том, чтобы встать на ноги. — Парни, он очнулся, — в стороне раздаётся громкий голос Кюхёна, и Хёкджэ с усилием приподнимает голову, туманным взглядом рассматривая макнэ группы, застывшего рядом с аквариумом и уставившегося на Хёка с плохо скрытым недоверием и сомнением. — Кажется. Глазами вертит, по крайней мере. — Ынхёк? — сонно отзывается Донхэ, но, тут же торопливо встряхнувшись, лидер группы почти мгновенно просыпается и, взволнованно таращась на Хёкджэ, опирается руками о постель, чтобы приподняться и усесться на её краю. — Как ты себя чувствуешь? — Ынхёк?! — вздрогнув от неожиданности, Хичоль тут же просыпается, отпрянув от сонно зевающего Чонуна, и поднимается с места, подходя к постели Ынхёка. — Ты нас так напугал, дорогой. Ты как, отключиться больше не тянет? — Отключиться? — растерянно повторяет Хёкджэ и медленно касается ладонью своего виска, потирая ноющую голову. — Нет… вроде нет. А что произошло? Сколько я был без сознания? Пару часов? — Ты выступил против Чонсу, а потом неожиданно упал в обморок, — тихо поясняет Донхэ, еле дыша, словно боясь, что от его глубокого дыхания что-то может произойти с Ынхёком. — Ты… не просыпался почти два дня. — Два дня? — испуганно переспрашивает Хёк, даже сжавшись на постели от неожиданности. — И я всё это время был без сознания? — Не совсем, — Чонун наконец решает прервать своё молчание, тоже приблизившись к кровати Ынхёка и обеспокоенно оглядывая Хёкджэ, но, видимо, продолжая сохранять здравое состояние рассудка, в отличие от остальных. — Как только ты отключился, Чонсу тут же привёз доктора Кан сюда. Мы перенесли тебя сюда, и через несколько минут ты пришёл в сознание, но явно ничего не соображал. Доктор Кан сказал напоить тебя сладким чаем и дать выспаться — твой организм не выдержал такое количество стресса, да и ты так истощён. — Ага, ты бы видел, как Шивон наорал на Чонсу, — Кюхён, в отличие от ребят, не подходит к Хёку, продолжая оставаться в стороне, у аквариума, но не вмешаться в разговор макнэ не мог, дополняя рассказ эмоциональными подробностями. — Явно хотел ему рожу начистить, тот аж весь побледнел. — Что?.. — изумлённо выдохнув, парень пытается неуклюже приподняться на постели, стараясь не суетиться, чтобы мемберы не начали хлопотать вокруг него. — Шивон кричал на Чонсу-хёна? Но… почему? — Шивон не знал об этой идее с тренажёрным залом, — на этих словах Донхэ сморщился, словно ему неприятно говорить о том, что ребята узнали, пока Хёкджэ не просыпался. — Точнее, в агентстве даже не подозревали, насколько ты истощён… да и мы, признаться, тоже. Мы все думали, что ты, ну… справляешься с происходящим, но доктор Кан сказал, что твоё состояние намного хуже. — И… что теперь будет с Чонсу-хёном? — тихо спрашивает Хёкджэ, продолжая потирать ноющую голову и чувствуя, что его снова начинает клонить в сон. — И… мне придётся вернуться в больницу? — Доктор Кан сказал, что в этом пока нет необходимости, — поясняет Хичоль, мягко погладив Хёка по волосам. — Сейчас самое главное, что ты пришёл в себя, и, по его словам, ты просто очень устал и хороший отдых пойдёт тебе на пользу. Никакое расписание нам в ближайшие дни больше не навяжут — доктор Кан настоял, чтобы ты оставался в общежитии, а нам он и вовсе запретил оставлять тебя одного. Перевозить тебя в больницу было бы довольно опасно в твоём состоянии, да и фанаты сразу шумиху подняли бы… — А что касается Чонсу… — Донхэ нервно поводит плечом, предполагая, что «Ынхёку» не понравятся его дальнейшие слова. — В итоге мы с Шивоном приняли решение… дать ему ещё один шанс. Всё-таки в плане работы он весьма неплох, да и заниматься сменой менеджера, когда ты в таком состоянии, не очень разумно… Но Шивон заверил меня, что они серьёзно поговорят и впредь Чонсу будет более… деликатен. — Шивон был в ужасе, когда понял, о скольких наших конфликтах с Чонсу-хёном он и не подозревал, — Чонун покачивает головой, наблюдая за взволнованным «барабанщиком». — Но в данной ситуации и правда лучше оставить всё, как есть. — Кстати, они сегодня вдвоём порешали вопрос с твоей сим-картой, — Кюхён снова встревает в разговор, закончив засыпать рыбкам в аквариум специальный корм. — Точнее, с сим-картой твоего брата. Договор перезаключили на твоё имя, так что теперь с ней не должно быть проблем. Не удивлюсь, если помогло удостоверение Шивона — кому хочется связываться со службой безопасности? — Вот как… — вздыхает Хёкджэ, решив, что всё сложилось более, чем неплохо, учитывая обстоятельства. — Это хорошие новости… Только у меня так голова болит… — Неудивительно, — Донхэ с беспокойством смотрит на Хёка, нерешительно похлопав его по руке, лежащей поверх одеяла. — Ты всё не просыпался и больше суток ничего не ел. Хочешь пить? — Да… — Хёкджэ уже не удивляется тому, что по его неуклюжим попыткам облизнуться Донхэ распознал очевидный признак жажды: этот парень столько времени провёл с Хёком в больнице, что, наверное, какие-то особенности его поведения Донхэ уже слишком хорошо знает. — Да, я очень хочу пить. — Вот, держи, — Донхэ тут же протягивает Хёку кружку, что стояла на полу всё это время, невидимая для Хёкджэ, раз тот с постели так и не вставал. — Чай, конечно, уже остыл, и мы сейчас приготовим тебе новый… но раз у тебя такая сильная жажда… — Не переживай, мне вполне подойдёт. Спасибо, — Хёкджэ осторожно покачивает головой и берёт кружку обеими руками, жадно сделав несколько глотков холодного, но крепкого чая, и чуть было не простонав от приятного ощущения того, как рот наполняется влагой и наконец смачивает его сухой язык. Хочется довольно зажмуриться, а ещё больше хочется — уснуть ещё ненадолго, чтобы эта давящая головная боль наконец отступила. — Ладно. Раз Ынхёк пришёл в себя, надо бы подумать об ужине, — Йесон, кивнув Хёку, идёт к макнэ группы, оставшемуся рядом с аквариумом, и хлопает его по плечу, потянув парня за собой. — Пошли со мной в магазин. — А если он тут окочурится, пока нас не будет, хён? — Кюхён даже поёжился, с сомнением покосившись на Хёкджэ, пьющего чай. Чуть было не подавившись, Хёк убирает кружку от губ, задумавшись над словами младшего. — «Это он так беспокоится за Ынхёка? И что значит это слово?» — Хёкджэ не может знать наверняка, что означает слово «окочурится», явно относящееся к какому-то современному лексикону, но, судя по взволнованной интонации макнэ группы, в этом странном слове может быть заложен смысл повторного обморока «Ынхёка» или ухудшение его физического состояния. — «В таком ключе Кюхён волнуется за Хёка куда более открыто и честно, чем Чонсу-хён… пусть и немного грубовато», — думая об этом, Хёкджэ неожиданно вздыхает даже свободнее и, со слабой улыбкой, мягко отвечает, стараясь выговорить незнакомое ему слово без ошибок: — Не «окочурюсь», Кюхён. Обещаю. Против таких слов макнэ явно было нечем крыть необходимость выходить на улицу, так как он лишь буркнул что-то невразумительное себе под нос, покорно отправляясь следом за Йесоном в их комнату, чтобы переодеться для вылазки до ближайшего продуктового магазина. Когда за ними закрывается дверь, Хичоль осторожно берёт кружку из рук Хёка, догадавшись, что тому пока хватит холодного чая, чтобы утолить основную жажду, и мягко добавляет: — Ты учти, дорогой, что это было очень важное обещание. Особенно для Кюхёна, как ты помнишь. — «Кюхён так чувствителен к обещаниям?» — Хёкджэ сложно понять, к чему клонит Аска, корейский солист, но он не возражает — нарушать своё обещание Хёк не планирует, а без всего этого пристального внимания всех окружающих он сможет поспать ещё немного, если ребята ему разрешат. Согласно кивнув в ответ на слова Хичоля, Хёкджэ вытирает губы тыльной стороной руки и несмело отвечает: — И я сдержу своё обещание… но, наверное, мне нужно ещё немного поспать. Голова так болит… — Да, конечно… отдыхай, — вздыхает Донхэ, поднимаясь на ноги и с сомнением покосившись на Хёка, явно не желая оставлять его одного. — Мы разбудим тебя перед ужином, хорошо? Тебе всё-таки нужно съесть хоть что-то… И с этим Хёкджэ действительно было сложно поспорить: после того, как Хёк проболтался перед ребятами, что ему было трудно есть, как следует, парень практически уверен в том, что теперь за каждым его приёмом пищи будут тщательно следить. — «И уезжать на квартиру от этого внимания я теперь не смогу… так что придётся приходить в норму как можно скорее…» — понимает Хёкджэ, снова ложась в постель и закрывая глаза, в надежде, что его снова затянет в спасительный сон, подальше от всей этой ужасной реальности, где Ынхёка больше нет — и где приходится притворяться им, из-за всего этого обмана, который затеяли близнецы. — Кажется, он уснул, — тихо комментирует Хичоль спустя пару минут, судя по издаваемым шорохам, усевшись на кровати Донхэ, и явно продолжая наблюдать за «Ынхёком», который не решается пошевелиться, чтобы не выдать двум своим «сиделкам», что он не спит. — Хорошо, что он наконец пришёл в себя, а то я уже хотел снова доктору Кан звонить. — Я уже тоже хотел ему позвонить… — вздыхает Донхэ, и его голос, в отличие от голоса Хичоля, кажется Хёку гораздо громче, что означает только одно — лидер группы не решается отойти от постели «Ынхёка». — Я думал, что после больницы и похорон самое страшное позади, но… когда он сбил спесь с Чонсу своими словами, а потом упал в обморок… я так испугался за него. — Ну, это же Ынхёк, — Хёкджэ ещё плохо знает ребят и их поведение, но даже с закрытыми глазами он уверен, что Хичоль сейчас пожимает плечами, также жеманно, как и всегда. — Он всегда знает, что сказать. Да и то, что он скрыл от нас своё состояние, меня тоже напугало, но не удивило — это было вполне в его стиле. А вот ты у нас слишком правильный во всём, и не смей этого отрицать. Вон, даже за Чонсу заступился, хотя после этой истории его можно было пинком вышвырнуть с агентства. — Не отрицаю — я слишком правильный, — голос Донхэ становится менее уверенным, словно ему непросто признаваться в таких вещах, как собственные устои. — Но иначе я не могу. Да и Чонсу… любой новый менеджер будет стрессом для всех нас, в том числе и для Ынхёка. Лучше по возможности оставить всё, как есть, если не будет другого выхода, как сменить менеджера. — Не переживай, Чонсу я просто привёл для примера, — Хичоль явно старается подвести Донхэ к какой-то мысли, или вывести на определённый ход разговора, но пока ни лидер группы, ни Хёкджэ не могут понять, к чему клонит старший мембер. — Мы все приняли это решение, да и Ынхёк вроде не против. Да и тебя понять можно — беспокойство это твоя судьба. Тебя уважают в агентстве, тебе больше доверяют, чем нам, ты можешь быть строгим с нами и контролировать этот балаган, но пойми — правильность работает не всегда, особенно с Ынхёком. — Ынхёк… — повторяет Донхэ, отчего Хёкджэ стоило больших трудов не открыть глаза, так как у него возникло стойкое ощущение, что лидер группы сейчас даже за его дыханием наблюдает. — С ним всегда было непросто. Тебе кажется, что он слушает, а потом он просто швыряет тебя с огромной высоты на острые скалы. И из-за этой непредсказуемости я совсем не могу с ним справиться. — У тебя и не получится справиться, — Хичоль говорит, пожалуй, самые очевидные вещи, в очередной раз доказывая Хёку, что он действительно был лучшим другом Ынхёка и хорошо знал особенности его характера. — Он не только не поддаётся воспитанию, но и всячески ему сопротивляется, ты же знаешь. Его сложно контролировать, и тебе придётся с этим смириться. — Знаю, но иногда так кажется, что он слушает… — вяло возражает Донхэ, явно не желая спорить с Хичолем, но тот не позволяет лидеру группы закончить свою мысль, уверенно перебивая его: — А он и слушает. Только выводы его не всегда выходят наружу. Просто у него всегда на всё будет своё мнение, особенно сейчас. Ты сам видел, как его «прорвало», когда Чонсу попытался надавить на него — и Ынхёк явно знал, что говорил. Старику просто некем его заменить — и Ынхёк это тоже знал. — Но почему ты был так спокоен? — тихо спрашивает Донхэ, судя по всему, отчаянно стараясь понять «Ынхёка», которым уже столько времени притворяется его выживший близнец, и не замечая, что этот парень снова испытывает чувство вины из-за того, что он подслушивает то, как ребята обсуждают его поведение. — Ты знал, к чему Ынхёк выведет этот разговор с Чонсу? — Нет, не знал, — признаётся Хичоль, немного помолчав перед ответом. — Но я привык доверять Ынхёку — зачастую он знает, что делает. Ну и он явно хотел говорить с Чонсу лишь от своего имени: может, он не знал, как тот отреагирует, потому и не дал тебе вмешаться, а мне — поддержать его. Ынхёк всегда будет делать то, что хочет, а я — буду просто ждать. И тебе придётся сделать то же самое. Мы все хотим ему помочь, но мы не сможем сделать больше, чем он нам позволит, ведь наш Ынхёк совершенно не выносит давления. Тебе с ним не справиться твоими правильными методами. После этого в комнате становится очень тихо, и Хёкджэ уже было надеется, что ребята сейчас уйдут на кухню — ему хочется открыть глаза и, несмотря на усталость, таращиться в потолок, чтобы хорошенько обдумать своё поведение, из-за которого мемберы группы совершенно не знают, как подступиться к такому «Ынхёку». Но, немного помолчав, Донхэ всё-таки решает продолжить разговор, тихо промолвив: — Как-то непривычно обсуждать его с тобой. Да и вообще хоть с кем-то. Мне в последнее время приходилось говорить о нём с Чонсу и Шивоном, с нашими родителями и с докторами… Это… довольно непросто. — Ещё бы ты к этому привык, — даже по голосу слышно, что Хичоль беззлобно усмехается, охотно поддерживая такую тему для разговора. — Для тебя всегда было слишком неправильно обсуждать людей за их спинами. Но теперь ты изменился — и тебе явно пошло это на пользу. — Это всё потому, что изменился Ынхёк — и изменилось всё вокруг, — с какой-то удивительной мягкостью и плохо скрытой горечью произносит Донхэ, даже еле слышно вздохнув перед тем, как продолжить говорить. — А я… я всё ещё должен перед ним извиниться, но я всё боюсь и жду, когда ему станет легче. А Ынхёк то довольно бодро ест свой завтрак и улыбается, то кричит, плачет и падает в обмороки. Он то подпускает меня ближе, то толкает в пропасть. Я так больше не могу… — «Но… за что Донхэ собрался извиняться?» — Хёкджэ слабо понимает, что происходит, ведь извиняться должен лишь сам Хёк, за то, что сорвался на лидера группы не так давно. — «Может, он решил, что в том моём срыве виноват именно он? Мне явно стоит как можно скорее уже извиниться перед ним за те свои грубые слова… Его так это мучает…» — Ох, Донхэ, — теперь в голосе Хичоля так и сквозит нескрываемое сочувствие по отношению к лидеру группы. — Не думаю, что тебе понравятся мои слова, но никто не говорил, что с Ынхёком будет легко. Ты ещё неплохо справляешься, честно говоря. — Ну, зато тебе с ним легко… — произносит Донхэ, после чего его голос становится тише — парень явно отходит ближе к Хичолю, точно боится, что эту часть их разговора случайно услышит «Ынхёк». — Ты знаешь, как его утешить и как поддержать, а я… — Донхэ, я просто не пытаюсь контролировать каждый его шаг, — Хичоль в очередной раз поражает смущённого Хёка глубиной своих слов: по большей части по поведению старшего мембера Хёкджэ было сложил о нём впечатление, как о довольно безалаберном человеке, но сейчас этого длинноволосого красавца как будто подменили. — «Подменили, да… забавно», — Хёк бы грустно усмехнулся, если бы он не был уверен, что ребята уже не смотрят на него, потому ему приходится сдерживать себя, лёжа на спине и ровно дыша, пока Хичоль продолжает свой ход мысли: — Но ведь и мне с Ынхёком непросто сейчас. Он такой тихий и пришибленный, и смотрит так непривычно жалобно, что я действую вслепую, не заботясь о последствиях. Ему сейчас очень нужна наша помощь, пусть он не умеет говорить об этом вслух. — Это верно, — с явной неохотой признаёт Донхэ, немного помолчав перед тем, как задать волнующий его вопрос. — Как ты думаешь, Ынхёк… говорил серьёзно? Что… лучше заменить его каким-то стажёром и оставить его в покое? — Донхэ, ты серьёзно сейчас? — Хичоль чуть было не повысил тон голоса: настолько он был поражён услышанным, что парень даже заёрзал на кровати, не в силах посидеть спокойно и пары минут. — Я понимаю, что тебя это волнует — мне тоже не по себе от этой мысли, но Ынхёк после этих слов сознание потерял. Ты правда думаешь, что он рассуждал здраво? Донхэ не отвечает сразу, и Хёкджэ старается не шевелиться, так как если он начнёт ворочаться на постели, ребята точно поймут, что парень не спит и слушает их разговор. — «Может, мне стоит сделать вид, что я проснулся?» — предполагает Хёк, еле сдержавшись, чтобы не поджать губы в привычном жесте. — «Донхэ явно непросто говорить об этом, так что…» — Донхэ, он плакал, — тихо добавляет Хичоль, не скрывая своё волнение. — Я всё не могу поверить, что мой малыш знает, что такое слёзы. Ему до сих пор так больно, и если он правда захочет всё бросить, решив, что ему это поможет оправиться от пережитого — я не осужу его. И что бы он ни вытворил — я буду на его стороне, и никогда не пойду против Ынхёка. А что насчёт тебя? — «Донхэ, прошу тебя, не отвечай», — Хёкджэ уверен, что если он услышит ответ Донхэ на этот вопрос, то точно расплачется: парень с трудом успевает привыкнуть к этой безоговорочной преданности Хичоля, о которой Хёк читал только в книжках, и никогда не думал, что его брату повезёт встретить такого замечательного друга, и к ответу лидера группы парень сейчас совершенно не готов. — «Что бы ты ни ответил — я не смогу сейчас остаться равнодушным к твоим словам», — Хёкджэ практически взмолился, наивно надеясь, что Донхэ услышит его мысли — и оставит этот вопрос без ответа. — «Пожалуйста, не отвечай…» — Ну, я пойду чайник поставлю, а то скоро ребята вернутся, — предлагает Хичоль, судя по тихим шорохам, поднимаясь с места и самостоятельно прерывая этот непростой разговор. — Посиди пока с ним, ладно? Вдруг снова проснётся. Донхэ не отвечает ничего, но Хёкджэ понимает, что лидер группы по-прежнему остаётся в комнате, согласившись с доводами старшего мембера. Конечно, для Хёка было бы лучше, если бы оба участника группы вышли из комнаты, чтобы Хёкджэ мог остаться наедине со своими мыслями, но зато парень не услышит ответа Донхэ на заданный Хичолем вопрос — хоть какой-то плюс в этой ситуации. Когда за Хичолем закрывается дверь, Донхэ явно выжидает какое-то время: Хёкджэ слышит, что лидер группы неподвижен и лишь тихо дышит, как будто желая убедиться, что старший мембер действительно ушёл на кухню. И только после того, как Хичоль принимается греметь на кухне чайником, чтобы набрать в него воду из-под крана, лидер группы снова подходит к кровати Ынхёка и практически шёпотом задаёт свой вопрос, спрашивая вполне уверенным, хоть и осторожным тоном: — Ынхёк… ты же не спишь, правда? — «Но… как он понял?» — Хёкджэ даже вздрагивает от неожиданности, ведь он надеялся, что Донхэ не догадается о его обмане. Но деваться некуда: Хёка раскрыли, так что парень с тихим вздохом открывает глаза, виновато уставившись на лидера группы, стоявшего рядом с постелью, и несмело отвечает: — Как ты догадался? — Я же сидел с тобой в больнице, — напоминает Донхэ, почему-то украдкой улыбнувшись и осторожно усаживаясь на краю кровати, продолжая смотреть на Хёка. — Не хочу хвастаться, но, наверное, я по одному твоему вздоху научился понимать за последнее время, спишь ты или нет. — Да… делать вид, что я сплю, было очень некрасиво, — признаёт Хёкджэ, поджимая свои губы и не зная, как Донхэ отреагирует на его слова. — Прости. Я не люблю подслушивать, и я правда думал, что я сумею уснуть, но… — Не извиняйся. Я даже рад, что ты это услышал — я не люблю держать секреты от вас… ну, ты знаешь, — отвечает лидер группы, как будто специально стараясь выглядеть бодрее, чем он есть на самом деле, и чуть мотает головой, тряхнув своей тёмной, немного отросшей чёлкой. — Да и вряд ли Хичоль бы сильно расстроился, узнай он, что ты не спал. У него же что на уме — то и на языке. — Это верно, — с явным облегчением признаёт Хёкджэ, но взгляда от Донхэ не отводит: парню несложно понять, что лидер группы очень хочет спросить его о тех словах про «замену барабанщика», но, после вразумительной речи от Ким Хичоля, определённо побаивается говорить об этом напрямую. — «Нам всё равно нужно многое обсудить», — решает Хёк, потому, надеясь, что им обоим хватит смелости на этот разговор, парень тихо произносит: — Почему ты… не задаёшь мне свой вопрос? Тебя же волнует мой разговор с Чонсу, верно? — Ты не подумай, я правда хотел об этом спросить, — замялся Донхэ, неосознанно протягивая руку и укладывая ладонь на живот Хёкджэ, поверх тонкого одеяла. — Хичоль редко бывает правым, но сейчас я с ним согласен — тебе нужен отдых. И время. А там… будь что будет. — Хочешь сказать… что если я решусь на это, то ты позволишь мне оставить группу? — Хёкджэ не верит тому, что слышит: в его представлении Донхэ должен был прочитать ему лекцию на тему «Мы семья, Ынхёк, и мы тебя не отпустим», ведь именно это лидер группы наверняка и собирался сделать, пока не поговорил с Хичолем. Но и его слова действуют на Донхэ ошеломляюще: замолчав, парень несколько секунд смотрит на Хёка поражённым взглядом, как будто своим вопросом Хёкджэ кольнул его в самое сердце, а после осторожно добавляет: — Не скажу, что это будет просто… Я не хочу об этом думать, но я и не хочу принуждать тебя остаться, если ты захочешь уйти. Просто… могу я попросить тебя не спешить с решением? Хотя бы на время твоего траура пусть всё останется как есть, а после у тебя будет возможность хорошенько всё обдумать и принять взвешенное решение. Я обещаю, что никто не будет давить на тебя в этом вопросе, и что когда ты твёрдо решишь, как поступить дальше, я, как и Хичоль, поддержу твоё решение, каким бы оно ни было. — «Он такой внимательный… и такой хороший», — понимает Хёкджэ, заставляя себя часто моргать, чтобы не расплакаться снова. — «Как бы я ни старался справиться со всем этим… Донхэ всё равно видит, как мне тяжело. И он готов отпустить меня, если быть здесь станет совсем невыносимо…» При мысли об этом Хёку хочется разрыдаться, как маленькому мальчику: будь здесь Ынхёк, он был бы окружён такими вниманием и заботой, которые даже представить сложно. Но здесь не Ынхёк, а Хёкджэ, который от такой заботы испытывает огромную неловкость и болезненное чувство вины — здесь должен был быть совсем не он. — «Если всё так, как говорит Донхэ», — задумывается Хёк, полагая, что после таких заявлений от лидера группы у него снова появилось очень важное право: выбирать, как жить дальше. — «То после того, как закончится мой траур… я могу уйти из этого маленького и тесного мира, чтобы не чувствовать себя здесь ненужным и чужим…» Обо всём этом думать становится всё тяжелее, и Донхэ явно это замечает, так как его тёплая рука неосознанно поглаживает Хёкджэ по животу через одеяло, пытаясь поддержать парня и успокоить. — «А ведь я так и не извинился перед ним…» — вспоминает Хёк, и, чтобы разобраться в этой неловкости между ними, решает сам поднять эту тему: — Донхэ… я хочу извиниться перед тобой. — За что? — лидер группы явно не ожидал такого развития событий, так как парень чуть было с кровати не падает от неожиданности: изумлённо рассматривая Хёка, Донхэ изрядно нервничает, не то не догадываясь, к чему клонит «Ынхёк», не то — зная слишком многое, за что перед ним следует извиниться. В любом случае Хёкджэ нужно быть смелым, чтобы примириться с Донхэ в своих собственных ошибках, так что, набрав в грудь побольше воздуха, он добавляет: — За то, что я нагрубил тебе тогда… в этой комнате. Я не должен был так поступать, и я не контролировал себя. Прости меня. — А… ты про ту историю с твоим телефоном? — в глазах Донхэ промелькает осознание, отчего напряжение в его плечах тут же спадает, когда ему становится понятно, о чём говорит «Ынхёк». — На самом деле, это я был неправ. Я не должен был трогать твои вещи без разрешения, даже если я хотел помочь тебе, так что в какой-то мере я заслужил такую твою реакцию. — Но… ты хотел помочь, — Хёк испытывает неловкость, когда признаётся в собственных ошибках, но он понимает, что это необходимо. — Да и… на моём месте ты бы не сорвался на меня, пожелай я помочь тебе таким образом. — Ну, кто знает. Может, я отреагировал бы ещё хуже, — Донхэ нервно поводит плечом, к удивлению Хёкджэ, тоже испытывая неловкость в этом разговоре. — Всё-таки ты всегда был гораздо сильнее, чем я. — Но ты такой сильный и рассудительный, — Хёк, взволновавшись, выпаливает первое, что приходит ему в голову, не успевая всё как следует обдумать. — Неужели ты… не уверен в себе? — «Что я несу?!» — Хёкджэ тут же понимает, что он сказал что-то не то, и уже приготовился было снова извиниться перед Донхэ, особенно когда тот с таким удивлением смотрит на него, но лидер группы неожиданно смягчается и тихо смеётся, покачав головой и ничуть не обидевшись на слова «Ынхёка»: — Вот уж не думал, что ты заметишь. Честно говоря — да, я не уверен в себе, как бы жалко это не звучало. — Но… ты же всегда такой уверенный: и дома, и на сцене, и… — Хёкджэ бездумно начинает перечислять все ситуации, где, по его мнению, лидер группы отлично демонстрировал свои уверенность, стойкость и ум, но Донхэ мягко пресекает попытки оправдать его слабости, легко похлопав Хёка по руке, чтобы тот успокоился. — Но в реальности я вовсе не такой. Я тоже многого боюсь, меня тоже можно расстроить. Я тоже злюсь и действую необдуманно, — после этих слов лидер группы как-то подозрительно поёжился, виновато покосившись на Хёка перед тем, как продолжить. — Ну… ты видел. Я тоже принимаю неправильные решения, так что это я должен просить у тебя прощения. Прости меня, Ынхёк. Я больше не трону твои вещи без разрешения. — Тебе не за что извиняться, — Хёк уверен, что он говорит искренне, так как за последние дни он убедил себя самого в том, что Донхэ ни в чём не виноват, от сцены с мобильным телефоном, и до той пьяной ночи, после которой всё пошло вверх дном. — В любом случае, ты ещё и лидер в группе, и проходишь через всё это безумие вместе со мной. Спасибо тебе, Донхэ. Один бы я точно не справился. — Никто не выживет один, Ынхёк, — Донхэ взволнованно дышит, продолжая смотреть на Хёкджэ и даже неосознанно чуть сжимая тёплые пальцы на его руке, словно пытаясь ухватиться за руку «Ынхёка» — или удержать. — Я уважаю твою независимость… и всегда уважал. Но всё-таки я ещё раз хочу попросить тебя: не принимай порывистые решения сейчас, хорошо? И… прошу, позволь нам поддержать тебя. Мы все о тебе беспокоимся. — «Донхэ прав: сейчас я не могу уйти, ведь иначе ребята будут нервничать, и придётся рассказать им всю правду», — решает Хёкджэ, прикрыв глаза на несколько секунд, чтобы обдумать просьбу лидера группы. — «Как ни крути, но до конца траура мне придётся остаться здесь. Чем меньше я буду создавать проблем, тем меньше шансов, что мой уход фанаты воспримут негативно. Они наверняка поддержат ребят и решат, что «Ынхёк» просто не справился со всем этим стрессом…» — Хорошо. Но у меня одна просьба в ответ, — отвечает Хёк, стараясь, чтобы его голос не дрожал после всех этих путающих сознание мыслей. — Ты простишь меня? — Конечно, — Донхэ внимательно смотрит на Хёкджэ и уверенно кивает, продолжая тепло касаться пальцами его руки. — Я правда не злюсь на тебя. Сделаем вид, что той ситуации не было, ладно? Я больше не повторю эту ошибку и не трону твои вещи. И… это и была твоя просьба? — Да, — тихо произносит Хёк, немного помедлив перед тем, как продолжить говорить. — И… я выполню твою просьбу. Донхэ не отвечает сразу, но его удивлённый взгляд говорит Хёкджэ, что лидер группы не понимает, к чему сейчас ведёт «барабанщик», без слов. Решив пояснить более конкретно, парень, закусив край нижней губы, выжидает несколько секунд, чтобы набраться сил перед этим ответом, и после Хёк практически выдыхает робкое: — Пожалуйста, Донхэ, позаботься обо мне*. Донхэ по-прежнему не находит подходящего ответа, но, по его практически заблестевшим от плохо скрытой радости глазам, Хёкджэ понимает, что сейчас у него фактически появился ангел-хранитель. Даже не так — все ребята, и в особенности Хичоль и Донхэ, очень поддерживали парня в больнице и при менеджере, но отныне, после «официальной просьбы о помощи» лидер группы защитит Хёка от любой напасти, ровно до того момента, пока Хёкджэ не откроет им всем, кто он на самом деле. — «Если я в итоге уйду и оставлю их… они должны будут узнать правду от меня лично», — думает парень, считая это единственно правильным решением. — «Я не смогу обманывать их всю жизнь, ведь они так добры ко мне… Прости, Ынхёк, но мне придётся рассказать им обо всём, что мы затеяли. И даже если они меня никогда не простят — другого выхода я не вижу».