«В твоём личном месте Я смотрю в пустоту — и никак не могу согреться» © Kerli — Bulletproof
На следующий день в общежитии снова появились неожиданные гости: начальник службы безопасности привёз на своей машине доктора Кан, приятного мужчину средних лет, который, конечно, не отличался мягкостью в своём подходе к пациенту, но который, всё-таки, отнёсся к состоянию Хёкджэ с должным вниманием, чего от менеджера группы парень в своё время так и не дождался. — У пострадавшего переутомление и сильное истощение, — резюмирует врач после тщательного осмотра в условиях комнаты, в которой сейчас ночует «барабанщик». — Честно говоря, я вообще удивлён, откуда у вас силы стоять на ногах, Ли Ынхёк. Я бы порекомендовал снова вернуть вас в больницу, но сейчас эта поездка может стать для вас опасной. — Тогда что вы предлагаете, господин Кан? — Шивон, явно нервничая, подходит ближе, садясь на кровати Донхэ и обеспокоенно рассматривая Хёкджэ. — Мы же не можем оставить Ынхёка в таком состоянии. — Всё, что ему сейчас жизненно необходимо — это хорошо питаться, много спать, и избегать стрессов, — доктор лишь разводит руками, покачав головой. — И обильное питьё, разумеется, чтобы не было обезвоживания. Я не хочу назначать ему сейчас лекарства — если Ли Ынхёк не начнёт набирать вес, организм не сумеет усвоить препараты и придётся ему возвращаться в больницу и опять переходить на парентеральное питание. — Я… я не хотел бы возвращаться в больницу, — Хёкджэ морщится от дискомфорта, надеясь, что врач всё-таки к нему прислушается, как и начальник службы безопасности: ребят пришлось оставить за дверью на время осмотра, чтобы в небольшой комнате можно было развернуться. — Если это возможно, конечно. — Если везти вас в больницу, то только в сопровождении врачей скорой помощи, и это будет самая экстренная мера, — доктор Кан хмурится и покачивает головой. — Я выпишу вам рекомендации о частоте приёмов пищи и о меню, которое будет необходимо соблюдать. Если Ли Ынхёк не начнёт набирать вес и по-прежнему будет с трудом держаться на ногах при повторном осмотре, придётся вернуть его в больницу. Разумеется, ни о каких мероприятиях не должно быть и речи. Пока Ли Ынхёк не начнёт чувствовать себя лучше, я не советую ему даже уличные прогулки. На восстановление после стресса требуется время. — Мы в точности будем следовать вашим рекомендациям, господин Кан, — заверяет врача начальник службы безопасности и подходит ближе, пока доктор выписывает на листке все свои указания, которые необходимо соблюдать. — И мы более основательно подойдём к реабилитации Ынхёка. Но одно дело — сказать, и совсем другое — выполнить. Хёкджэ было очень неловко понимать, что теперь ребята с него глаз не будут сводить, и, возможно, Шивон и вовсе пожелает назначить сиделку в общежитии для Ынхёка. Но после ухода доктора Кан, которого увёз один из охранников, Шивон долго беседовал с ребятами при «Ынхёке», так как они обсуждали, как быть в данной ситуации. В итоге Донхэ сумел убедить Шивона, что они сами присмотрят за «барабанщиком» и будут отчитываться ему лично о том, не станет ли Хёку хуже. О Чонсу как-то никто не распространялся, а, судя по мрачному лицу Шивона, когда Хёкджэ украдкой заикнулся о менеджере, Чонсу-хён сейчас явно не на хорошем счету у начальника службы безопасности и его намеренно держат в стороне, пока ребята не смогут вернуться к своему расписанию. Все пришли к общему мнению, что лучше не оставлять Хёка одного, и вообще, по возможности парням стоит избегать необходимости покидать общежитие надолго. Шивон уже был готов предложить услуги охраны по доставке необходимых продуктов, на что Донхэ лишь отмахнулся — с этим парни вполне готовы справиться самостоятельно. Однако, несмотря на шутливые угрозы Хичоля заталкивать «Ынхёку» еду во все отверстия, если тот не будет есть самостоятельно, никто не заставлял Хёка съедать порцию до конца — его даже не отгородили в меню от остальных, парни ели такую же лёгкую пищу, как и он, видимо, обсудив это уже наедине, после того, как Чхве Шивон уехал из общежития. Несмотря на то, что за столом не возникала гнетущая тишина — ребята всё-таки старались разбавлять неловкое молчание обыденной болтовнёй, — у Хёкджэ начало складываться ощущение, что парни как-то негласно решили умолчать о том, что «барабанщик», конечно, стал есть больше, но ненамного. Хёк догадался, что ребята доверились его собственным ощущениям, ведь если кормить его через силу, положительного результата в восстановлении не будет — количество стресса только возрастёт, и именно за эту уступку в отношении к нему Хёкджэ очень признателен участникам группы, потому и старается есть как можно больше, уже самостоятельно, без подсказки. К тому же, на его тумбочке то и дело стала появляться тарелка с несколькими мармеладками на ней — сложить два и два, чтобы понять, кто это подкладывает, было несложно, хоть Хёкджэ и не поднимал этот вопрос между ребятами. Не нужно быть психологом, чтобы догадаться, что это Кюхён украдкой пытается его подкормить хоть чем-то, чтобы не пришлось возвращать «Ынхёка» в больницу. Но во всём остальном, помимо еды, ребята продолжают осторожничать с Хёкджэ: в присутствии Хёка разговоры происходят на низких и тихих тонах, «барабанщику» не позволяют заниматься хоть какими-то домашними делами, мягко, но навязчиво отодвигая его в сторону, а когда приходит пора снова мыть аквариум, Кюхён хмуро ставит перед Хёкджэ банку с выловленными рыбками, после чего он вместе с Хичолем бодро утаскивает аквариум в ванную комнату, усвоив прошлый урок, и буркнув напоследок что-то вроде: — Вот, пообщайся пока. Мы скоро. Конечно, Хёкджэ от этого неловко и стыдно — конечно, Хёкджэ хотел бы принимать участие в домашнем распорядке дел вместе со всеми, хотя бы готовить, раз уборку ему не позволяют делать, но парня не подпускают и к плите, отчего Хёку совершенно нечем заняться, а безделье его порядком угнетает. Но зато в этом был и свой плюс — после этого у парня появился стимул скорее поправляться и кушать больше, чтобы набираться сил, и после нескольких дней соблюдаемого режима приёмов пищи у Хёкджэ наконец возник лёгкий румянец на бледном лице, что весьма обрадовало ребят. — Ну хоть теперь на него дышать можно, не боясь сдуть, — прокомментировал эту ситуацию Кюхён, найдя довольно точное выражение для ситуации. И действительно: чувствуя себя лучше, Хёк даже немного осмелел, начиная говорить с ребятами активнее и свободнее, хоть и стараясь корректировать свои фразы под стиль Ынхёка. — А куда Донхэ уехал? — интересуется Хёкджэ, заходя в гостиную и с удивлением осознавая, что лидера группы нет в общежитии уже пару часов. — В магазин поехал? В агентство? Или к родителям? — Чего? — со смешком вопрошает макнэ группы, лениво растянувшись на диване перед телевизором. — А, нет, он на службу поехал. Скоро уже вернётся, наверное. А зачем он тебе? Соскучился? — На службу? — удивлённо переспрашивает «барабанщик», навалившись плечом на стену и помявшись перед тем, как продолжить свои расспросы. — На какую службу? — Только не говори, что ты забыл, какой у нас Донхэ протестант, до мозга костей, — с понимающей улыбкой произносит Хичоль, легко пихнув Кюхёна в бок локтем, явно напоминая тому, чтобы был поосторожнее с «Ынхёком». — За всё это время ему как-то некогда было ездить в церковь, но мы его уже выпнули проветрить мозги, раз ты идёшь на поправку. Сам знаешь, как ему это важно. — «Точно… и как я мог забыть, что Донхэ никогда не скрывал своё отношение к религии…» — с печалью думает Хёкджэ, виновато вздохнув: за всеми этими событиями парень разумеется забыл о интервью лидера группы, в которых тот делился о том, что часто посещает церковные службы, что он близок с приходом, пастором и его супругой, и что вера очень важна для Донхэ. — «Из-за меня он не мог ездить в церковь, хотя наверняка хотел…» — Хёк мнётся у входа в гостиную, не зная, что ему делать: закончить разговор и уйти, присесть к ребятам — или спастись бегством в общество Чонуна, который сейчас что-то готовит на кухне, нарезая на доске свежие овощи и вроде как не прислушиваясь к этой беседе. — Ты-то что в этом понимаешь? — неожиданно раздражённым тоном огрызается Кюхён, пихнув Хичоля локтем в бок в ответ и затем качнув головой в сторону Хёкджэ. — Вас с Ынхёком ни одна религия не примет, только какая-нибудь секта Свидетелей алкопокалипсиса. — О, ещё один христианин проснулся, — хохочет Хичоль, белозубо улыбаясь и запрокидывая голову, чтобы посмотреть на Чонуна, по-прежнему не принимающего участия в беседе. — Щас ещё наш католик с кухни присоединится к разговору, и всё закончится поножовщиной. — Не начинай… — Кюхён, явно нервничая, начинает закипать, точь-в-точь младшая копия Донхэ, и Хёкджэ неожиданно для себя не может остаться в стороне: подаваясь вперёд, парень обходит диван со стороны спины и несмело прикасается к плечу Хичоля. Выиграв немного времени, раз и старший, и младший участники группы притихли и с синхронно возникшим интересом посмотрели на него, Хёк, стараясь не стушеваться, тихо произносит: — Хичоль, не стоит смеяться над этим. Это слишком личное дело. — Ополчились против меня, значит? — Хичоль обиженно дует губы, посмотрев на «лучшего друга», но послушно кивает, молниеносно подстроившись под просьбу Хёкджэ и прислушавшись к его словам, точно так, как Ынхёк и говорил об этом парне. — А ведь кто, как не мудрый дядюшка Хичоль, устроил нашему лидеру этот разгрузочный день от всех тревог и забот, потому что я всё-таки думаю о его чувствах, хоть и не одобряю религию в целом? — Хорошо, убедил, — поддаваясь под очарование Ким Хичоля, Хёк легко смеётся, покачав головой: на этого длинноволосого солиста действительно трудно злиться, даже если он говорит какие-то резкие и специфичные вещи, ведь Хичоль никого не хочет обидеть своими словами, и парни это безусловно понимают, хоть и ворчат ради приличия. — Ты поистине знаток человеческих душ, Хичоль. — Вот так бы сразу, — довольно отвечает старший мембер, не скрывая, как ему приятна похвала в свой адрес, и, хитро покосившись на Хёкджэ, парень неожиданно предлагает: — Кстати, там Чонун готовит. Хочешь к нему присоединиться? — Что? — снова растерявшись, Хёк даже рот приоткрывает от удивления: он и подумать не мог, что ребята так скоро предложат бывшему пекарю наконец заняться любимым делом, особенно если учесть ярое желание Донхэ соблюдать досконально все рекомендации врача. — Но доктор Кан сказал… Я думал, что… — Да ты на плиту облизываешься последние два дня, — бурчит Кюхён, переставая недовольно коситься в сторону Хичоля и наконец посмотрев на оторопевшего Хёкджэ. — Видимо, хоть в чём-то твоё сотрясение оказалось полезным. Если, конечно, ты не растерял свои сокрытые способности к кулинарии и наша плита уцелеет — то велком . — Не слушай его, — Хичоль поднимается с места и, обходя диван, мягко хлопает Хёка по плечу, переключая его внимание на себя. — Пошли, придумаем что-нибудь вкусненькое. А доктору Кан мы ничего не скажем. Главное, чтобы тебе было лучше, верно? И с этим Хёку было сложно поспорить: привычная возня на кухне немного подняла ему настроение, и, хоть Кюхён всё старался засунуть свой любопытный нос в миски, Хёкджэ вовремя успел занять неугомонного макнэ делом. Поняв, что Чонун хочет приготовить манду, Хёк, спасая это огромное количество начинки, которую нарезал гитарист, поручил Кюхёну и Хичолю смешивать ингредиенты, которые подготавливает Йесон, в разных сочетаниях и пропорциях, а сам занялся тестом. В итоге ребята перепачкались в муке, но, не жалуясь, сносно лепили эти чересчур большие для традиционных манду пельмешки, неуклюже залепляя края теста под чутким руководством Хёкджэ. К тому же, на кухне так кстати оказалась пароварка, в которой можно было приготовить часть слепленных манду «на попробовать», а остальное парни убрали в морозильную камеру, чтобы потом можно было в любой момент сварить готовые пельмени или поджарить их на сковороде-гриль и быстро перекусить. Чтобы обед не вышел слишком тяжёлым, пришлось не забыть и о салате из свежих овощей, что в общежитии стало, наверное, уже каким-то привычным блюдом. И, разумеется, ребята не забыли привести кухню в порядок, а также сменить свою одежду, забросив вещи, испачканные в муке, в стирку. — Надо было отложить те, что с тофу, в отдельный пакет, — бубнит Кюхён, жадно уплетая свою порцию и чуть ли не причмокивая от удовольствия. — Вышло очень удачно. — Чтобы ты их вытаскал и не оставил Донхэ даже попробовать? — подмечает Чонун, подложив макнэ в тарелку ещё немного салата. — Не переживай, в следующий раз сделаем побольше и отсортируем по начинкам. Пока нам и этого хватит. Хёкджэ лишь молча улыбается, наблюдая за происходящим и запивая свой обед горячим чаем. За всеми этими хлопотами на кухне Хёк уже перестал думать о том, что Донхэ долго нет, и в целом терпеливо ожидал его возвращения, чтобы узнать, понравятся ли лидеру группы их домашние манду. — «Может, так они постепенно включат меня в список домашних дел, и мне перестанет быть так… неловко?» — предполагает Хёкджэ, и даже вздрагивает от неожиданности, когда в коридоре раздаётся звук открываемой входной двери. — О, Донхэ вернулся, — Хичоль довольно комментирует происходящее, поднимаясь с места. — Как знали, сварили чуть больше, как раз ему хватит. Эй, лидер, мой руки и садись за стол, обед стынет! Донхэ не подаёт голоса из коридора, видимо, послушавшись старшего мембера и отправляясь в ванную комнату, чтобы вымыть руки перед едой, и Хёкджэ, обхватывая свою кружку обеими руками, нервно косится в сторону коридора, не зная, как ему после услышанного реагировать на поведение Донхэ, и как вообще, собственно, вести себя в такой ситуации, будучи осведомлённым, где лидер группы проводил время. Теперь Хёк вспомнил, что в различных интервью Донхэ и Кюхён часто упоминали своё отношение к религии, но бывший пекарь и подумать не мог, что лидер группы настолько серьёзен в этом вопросе. И теперь, когда Донхэ наконец приходит на кухню, Хёкджэ даже задерживает дыхание, обеспокоенно всматриваясь в выражение лица строгого и ответственного лидера, чтобы понять, как тот себя чувствует. И от Донхэ наконец снова начинает исходить та мощная аура уверенного в себе человека, от которой у Хёка подкашивались ноги в день появления в общежитии — этот парень перед ним кардинально отличается от того испуганного, нервничающего и слишком эмоционально на всё реагирующего участника группы, не знающего, как лучше поступить и какое решение принять, чтобы защитить группу, и Ынхёка в частности. — «Видимо, вера и правда оказывает ему большую моральную поддержку…» — предполагает Хёкджэ, не отводя от парня своего взгляда и с внутренней радостью подмечая, что со лба Донхэ наконец ушла эта хмурая складка, что была главным признаком его накопившейся усталости, и которую лидер группы не мог скрыть от остальных самостоятельно. — Как ты? — слишком тихо и несмело спрашивает Кюхён, повернувшись на своём стуле, чтобы обеспокоенно посмотреть на лидера группы, видимо, тоже заметив перемены в его состоянии, но Донхэ лишь мягко улыбается, подойдя ближе, и, потрепав макнэ по волосам, отвечает ему: — Всё хорошо, правда. А вы тут как? Всё спокойно? — Да, мы тут обедали, ведь ты не сказал, когда вернёшься, — поясняет Чонун, пока Хичоль ставит тарелку с манду и кружку чая на стол. — Но ты вовремя — всё ещё горячее. — Неужели сами делали? — с восхищением изумляется Донхэ, проходя к своему месту и усаживаясь на стол, с любопытством оглядывая свою порцию. — Выглядит очень вкусно. А… Ынхёк тоже поел? — Не волнуйся, у Ынхёка сегодня удивительный аппетит, — с гордостью отвечает Хичоль, возвращаясь на своё место и придвигая ближе кружку с чаем. — Придётся нам постигать азы кулинарии — домашнюю еду он начал есть с большим удовольствием. Не то, что раньше, да, дорогой? — Намекаешь на то, что я капризный, Хичоль? — умиротворение Донхэ настолько заразительно, что Хёкджэ не может сдержаться, чтобы не поддеть лучшего друга Ынхёка. За столом парни начинают негромко смеяться, даже Донхэ, который продолжает с интересом наблюдать за Хёком, а Хичоль тут же реагирует в своей коронной манере, даже размахивая руками, чтобы добавить искренности своим словам: — Да если бы! К твоим капризам я как раз привык, а вот к твоим новым стремлениям привить нам здоровый образ жизни и частую уборку мне привыкнуть до сих пор трудно. Донхэ, это ты его покусал однажды ночью, да? — Что? — закашлявшись и подавившись чаем, Хёкджэ ставит кружку на стол и вытирает рот рукой, никак не ожидав, что разговор примет такой оборот, да ещё и при упоминании Донхэ, как будто Хичоль досконально знает, что происходило за ночь до аварии в комнате Донхэ и Ынхёка. В панике бросив короткий взгляд на не торопящегося спасать ситуацию лидера группы, Хёк нервно бубнит себе под нос: — Да нет, просто… — Просто Ынхёк повзрослел — и в этом нет ничего плохого, — Донхэ мягко перебивает Хёка, похлопав его по спине своей тёплой рукой. — Жду не дождусь, когда вы с Кюхёном тоже дорастёте до такого и… Так, стоп. Только не говорите, что вы заставили Ынхёка готовить. У него вон затылок весь в муке. Теперь пришла очередь Кюхёна давиться чаем: под хмурым взглядом лидера группы макнэ громко кашляет, пока старшие мемберы панически переглядываются, не зная, как объяснить Донхэ произошедшее. Конечно, в том, что никто не обратил внимание на испачканный мукой затылок Хёка, не было ничьей вины, но как теперь прояснить ситуацию и не расстроить Донхэ — Чонун и Хичоль явно не знают, а Кюхён и вовсе подавать голос боится, чуть не захлебнувшись чаем. Решив, что пришла пора поднять важный для него вопрос, Хёкджэ тихо отвечает, повернувшись к Донхэ в надежде, что тот прислушается к нему: — Никто меня не заставлял, Донхэ. Но я не могу целыми днями сидеть без дела. Донхэ ничего не отвечает, задумчиво поджав губы и продолжая молча смотреть на Хёка, не зная, перебивать его или нет, возражать, приводя весомые аргументы или просто согласиться с его мнением. Парни тоже не решаются вступить в разговор, потому, собравшись с мыслями, Хёкджэ осторожно продолжает говорить: — Я понимаю, что доктор Кан запретил мне заниматься домашней работой, но я уже набираю вес и чувствую себя лучше, потому могу тоже приносить пользу здесь. Мне так… — Хёкджэ вспоминает, что Донхэ только что вернулся со службы в церкви, после которой тому стало хоть немного легче, учитывая стресс последних дней, свалившийся на них всех, и жалобно добавляет, умоляюще глядя на лидера группы. — Мне так… легче. И, к радости Хёка, это слово «легче» действует на Донхэ магическим образом — помедлив пару секунд, обдумывая услышанное, лидер группы в итоге сдаётся и поднимает руки вверх, на уровень лица, развернув их ладонями к Хёкджэ и покорно демонстрируя, что он уступает в этом разговоре: — Хорошо, как скажешь. Мы включим тебя в общий распорядок, если ты так хочешь. Но побереги себя и свои силы. Я не хочу, чтобы тебе снова стало плохо. Давай не будем вынуждать доктора Кан отправлять тебя в больницу, хорошо? — Да, я буду осторожен, — Хёкджэ согласно покачивает головой, соглашаясь на эту уступку: на месте Донхэ он бы тоже поставил такое условие в подобных обстоятельствах. Да и учитывая недавний обморок «Ынхёка» — неудивительно, что ребята переживают и осторожничают с ним. Но это разрешение от Донхэ многое значит для него, потому, постучав ногтями по своей кружке, Хёк тихо добавляет: — Спасибо. — Совсем забыл, я же в магазин заехал на обратном пути, — вспоминает Донхэ, заминая возникшую неловкость, и поднимается с места, проходя за спиной Хёкджэ, украдкой проводя тёплыми пальцами по его спине, и отправляясь в коридор. — Раз вы уже поели, попьёте чай с пирогом, пока я обедаю. — О, пирог? — оживился сладкоежка-Кюхён, скептически покосившись на свою опустевшую кружку и решительно отправляясь к чайнику за добавкой чая. Хёкджэ облегчённо вздыхает и, услышав, что Йесон негромко беседует с Хичолем, с неприкрытым любопытством прислушивается, как гитарист удивлённо резюмирует: — А он и правда выглядит лучше. Я уже начал беспокоиться. — «Это он обо мне?» — Хёк неловко дёргает плечом и хочет было отвернуться, раз эта беседа о нём, и сделать вид, что он ничего не слышит, но Хичоль покачивает головой и уже громче добавляет, убедившись, что Донхэ ушёл в комнату и не слышит их разговор: — Как я и говорил, ему будет полезно хотя бы один часик не тянуть всё на себе и просто отвлечься. Да и Ынхёк за готовкой оживился, а при Донхэ не удалось бы подпустить его к плите, так что всё к лучшему. Верно я говорю, Ынхёк? — А? Что? — Хёкджэ нервно икает, пока Кюхён с полной кружкой чая садится обратно за стол, и, почесав затылок и оглядев ребят, парень несмело произносит: — Ну… всё действительно сложилось, как надо. Для атеиста ты слишком хорошо понимаешь, что нужно верующему, Хичоль. — Просто я верю в вас, Ынхёк, — мягко поясняет Хичоль, пригладив рыжие волосы Хёкджэ с отрастающими светлыми корнями. — Ну, и в себя самого, разумеется. Все мы и есть моя религия — и мне этого достаточно.***
К радости Хёкджэ, тот самый строгий менеджер не появлялся в общежитии в течении этих нескольких дней, не отправлял в рабочий чат никаких сообщений, и не присутствовал при втором осмотре Хёка вместе с доктором Каном. Шивон, который часто созванивался с ребятами, конечно, ничего не говорил о Чонсу-хёне при Хёкджэ, но, судя по всему, менеджера сочли тем самым поводом для стресса «барабанщика», и это объясняет, почему этот неразговорчивый мужчина больше не приходит и лишь дожидается, когда группа снова сможет приступить к расписанию. — Вот, уже намного лучше, — доктор Кан удовлетворённо цокает языком, заканчивая осмотр Хёкджэ под внимательным взглядом начальника службы безопасности и под пристальными взорами ребят, высовывающих свои головы в щель между дверью и косяком, так как сдержаться от любопытства и волнения не мог никто. — И вес приходит в норму, и здоровый цвет лица вернулся. Пульс тоже вполне приемлемый, так что угроза госпитализации миновала. Я бы отложил всё расписание ещё на недельку, а так постепенно можно возвращаться в привычный режим. Ну и на улицу уже начинайте выбираться, Ли Ынхёк. Сейчас свежий воздух вам необходим. И моих рекомендаций по питанию пока продолжайте придерживаться, хотя бы в течение месяца: никакого алкоголя и поосторожнее с кофе и крепкими чаями. Ничего вредного — на что-то излишне жирное или сухое ваш желудок может отреагировать непредсказуемо. Поберегите себя — и никаких перекусов на бегу. И теперь я могу выписать вам витамины. Будете принимать курсом по одной таблетке в день ближайшие три недели. — Хорошо, доктор Кан. Спасибо вам, — с благодарностью произносит Хёкджэ, разглаживая на себе тёплый свитер и с интересом наблюдая за тем, как врач выписывает ему рецепт витаминов на бумажке, указывая не только название, но и какие-то цифры. — «Наверное, дозировка, ведь сейчас лекарства выпускают в разных формах», — догадывается Хёк, знакомый с рецептами не понаслышке: ему часто приходилось выкупать лекарства в аптеках для матери, так что общаться с аптекарями простой пекарь уже как-то привык. — И помните: если во время своего расписания вы почувствуете слабость, дурноту или что-то подобное — сразу сообщите стаффу и вызовите меня, — строго добавляет доктор, отдавая Хёкджэ рецепт и погрозив парню пальцем. — В такой ситуации ни к чему геройствовать и утаивать ухудшение своего состояния, иначе мы вернёмся к тому, с чего начали — к необходимости госпитализации. Берегите себя, Ли Ынхёк. — Конечно, я буду следить за своим состоянием и оповещать стафф в случае чего, — нехотя обещает Хёк, в глубине души понимая, что суровый врач прав: если Хёкджэ будет молчать, как и прежде, о том, что ему нехорошо, то всё расписание снова придётся сдвигать, менеджер начнёт обвинять Донхэ в том, что лидер группы не может уследить за «барабанщиком», и история станет крайне неприятной. Лучше уж последить за собой и не доводить собственное здоровье до таких ситуаций, чтобы никого не волновать лишний раз. — Ну что, всё в порядке? — как только Шивон, коротко сообщив ребятам результаты осмотра, покинул общежитие, увозя доктора на машине обратно в частную клинику, парни тут же окружили Хёкджэ, заполнив собой комнату, и Хичоль уселся рядом с Хёком, погладив его по руке. — Ты сам-то как себя чувствуешь? Есть улучшения, или это только доктор Кан нас успокаивает? — Нет, мне и правда лучше. Спасибо вам всем, — мягко отвечает Хёкджэ, оглядывая ребят и виновато улыбаясь. — И, раз уже мне можно выходить на улицу, я, пожалуй, прогуляюсь до аптеки. Может, нужно что-то ещё купить заодно? Парни ничего не отвечают, с сомнением переглянувшись между собой. Чонун и Кюхён, застывшие у аквариума, продолжают молчать, покосившись на Донхэ не то с отчаянием, не то — с надеждой, но лидер группы, продолжая сидеть на своей постели, тоже молчит, внимательно наблюдая за Хёком. Не выдержав, Хичоль первый решается подать голос, выказав разом сомнения всех присутствующих: — Дорогой, может, мы с тобой пойдём? Ну чего тебе одному ходить? Это пока не очень безопасно — а если на журналистов наткнёшься? Хёкджэ хочется возразить, ведь он должен справиться с простой прогулкой до аптеки и без сопровождения, да и большое количество народа определённо привлечёт внимание репортёров, но и отказаться от предложения Хичоля он не может — Хёк тоже не отпустил бы Ынхёка одного на улицу после всей этой истории. — Тебе лучше пока не выходить на улицу одному, — осторожно, но уверенно произносит Донхэ, привлекая внимание всех присутствующих к себе. — И нас подстерегают на улицах у ближайших магазинов, потому лучше отъехать куда-то подальше. Давай я тебя отвезу. Так всем будет спокойнее. Если хочешь поехать сейчас, то собирайся. И этот вариант явно устраивал всех, так как парни как-то незаметно улизнули из комнаты, оставляя Донхэ и «Ынхёка» наедине и позволяя этим двоим самим разобраться и, собственно, снарядиться для вылазки наружу. Донхэ тоже хотел было уйти, чтобы дать Хёку переодеться в одиночестве, но, когда Хёкджэ с тихим вздохом достаёт из шкафа чёрную водолазку Ынхёка, неосознанно желая снова прикоснуться к этой памятной вещи, лидер группы не выдержал и вернулся обратно. — Ынхёк, подожди… — парень мягко останавливает Хёка, прикоснувшись тёплыми пальцами к его запястью, и жестом просит Хёкджэ опустить руку. Помедлив, Хёк замирает на месте, наблюдая за копошениями Донхэ в его собственном шкафу, и с удивлением смотрит на тёплую толстовку, которую лидер группы протягивает ему, явно старательно подбирая слова для своего предложения: — Надень лучше вот это. Сегодня прохладно. — Твою толстовку? — осторожно уточняет Хёк, не совсем понимая, что Донхэ пытается таким образом сделать, но этот уверенный в себе парень неожиданно краснеет, тихо добавляя: — Да, если ты не против… Я бы хотел, чтобы ты чувствовал себя в безопасности, вот я и… — Так вот оно что, — Хёкджэ наконец понимает, чем вызвано такое решение лидера группы: от такого внимательного и проницательного человека, как Донхэ, не могло укрыться, как Хёк мёртвой хваткой вцепился в водолазку брата после похорон. Парни не задавали ему по этому поводу ни одного вопроса, но Донхэ определённо заметил, что Хёкджэ ощущает себя уютно лишь в этой водолазке, да в своих больших свитерах, непригодных для выхода наружу. Лидер группы продолжает заботиться о «Ынхёке», продолжает делать всё, чтобы окружить парня безопасной и надёжной обстановкой, и за это Хёкджэ ему очень признателен. — «Будь здесь Ынхёк — парни бы сумели помочь ему пережить потерю… меня», — с ноющей печалью думает Хёк, поджимая губы и негромко вздыхая. — «Но мне всё ещё так неловко принимать эту поддержку… ведь я столько им лгу. Но без них, и, в особенности, без Донхэ… я бы со всем этим не справился». — Да, я понимаю, — вслух отвечает Хёкджэ, покачав головой и осторожно приняв из рук Донхэ его толстовку, которая даже после стирки немного пахнет приятным парфюмом лидера группы. — Думаю, я буду чувствовать себя в безопасности. Спасибо тебе. И в целом, больше никаких проблем не возникло: охранники без проблем пропустили Донхэ и Хёкджэ к парковке, и Хёк вовремя догадался пойти следом за лидером группы, а не рядом с ним, так как со всеми этими событиями парень совершенно позабыл о том, какая именно у Донхэ машина. И, когда Донхэ остановился перед огромным чёрным внедорожником и обеспокоенно покосился на «барабанщика», Хёк еле сдержал желание изумлённо ахнуть: после спортивной машины Ынхёка обтекаемой формы этот гигант выглядит весьма внушительно. — Ты сядешь спереди? — осторожно уточняет Донхэ, нервно почесав затылок. — Или… тебе будет комфортнее на заднем сиденье? — Я… — Хёкджэ замялся, не зная, что ему ответить: Шивон, конечно, предлагал для него заднее сиденье своей машины, и на тот момент это было самое подходящее решение, но Хёк прекрасно понимает, что так долго продолжаться его боязнь не может — рано или поздно парню придётся учиться жить дальше, в то числе и разъезжать на машинах заново. Правда, Хёкджэ придётся объяснять всем, почему он не хочет больше садиться за руль, но, если парень здесь не задержится, то, возможно, и объяснять ничего не придётся. — Знаешь, давай я всё-таки сяду спереди, — решает Хёк, несмело покосившись на притихшего лидера группы. — Только… можно, мы поедем не очень быстро? Мне ещё нужно привыкнуть ко всему этому… — Конечно, без проблем, — Донхэ тут же выдыхает с явным облегчением, согласно качнув головой: нетрудно догадаться, что попытки «Ынхёка» вернуться к привычным вещам радуют лидера группы. — Не беспокойся — я буду осторожен за рулём. Садись. И на протяжении всего пути проблем действительно не возникло — Донхэ и вправду оказался опытным водителем, так как поездка стала для Хёкджэ довольно комфортной: они ехали неторопливо, но в рамках допустимой для городских дорог скорости, так что Хёк практически не беспокоился. Говорить им тоже было не о чем — и в этой ситуации, наверное, отсутствие тем для разговора было им обоим на руку: Хёкджэ не особо представлял, как вести с Донхэ обыденные беседы после всего, что между ними было, а Донхэ, по своим причинам, не особо горел желанием первым завести разговор. — Где мы? — Хёк не выдерживает и первым задаёт вопрос, когда понимает, что лидер группы припарковался на свободном участке перед воротами, ведущими в огороженный высоким забором парк. Нервно обернувшись, парень не замечает неподалёку никаких магазинов, где можно было бы найти аптеку, потому Хёкджэ, отстёгивая ремень безопасности, беспокойно косится на Донхэ, но тот торопится его успокоить, поясняя ситуацию: — Я просто подумал, что если ты пройдёшься по любимому парку, то… тебе станет получше. — «По любимому парку»? — Хёк был бы и рад переспросить, что Донхэ имеет в виду, но парень вовремя осекается: если это место парни считали любимым парком Ынхёка, то любые вопросы только вызовут новые подозрения, а это Хёкджэ ни к чему. Собравшись с мыслями, Хёкджэ поправляет на себе очки Ынхёка и, потянувшись к тёмной маске, что лежит в его кармане, неуверенно отвечает: — Не думал, что ты вспомнишь об этом. Это вышел довольно… неожиданный сюрприз. — Я подумал, что тебе захочется немного пройтись, — признаётся Донхэ, тоже доставая из бардачка свои солнцезащитные очки и надевая их. — Нет, если ты считаешь это плохой идеей, то я отвезу тебя к любой аптеке, куда только захочешь, и… — Нет, не переживай, — вздохнув, Хёк пресекает этот поток переживаний от лидера группы и надевает на нижнюю часть лица чёрную маску, решив не упорствовать в желании Донхэ провести его по любимому парку брата. — Наверное, ты прав и мне действительно стоит пройтись. Ты пойдёшь со мной? — Если ты этого хочешь, — лидер группы тут же поправляет маску на своём лице и глушит двигатель машины лёгким движением руки путём нажатия какой-то кнопки. — Идём, пока народу не очень много. Меньше внимания к себе привлечём. И с этим Хёкджэ тоже не захотел спорить: им и правда стоит поторопиться, чтобы успеть и по парку пройтись, и в аптеку за витаминами зайти. Правда, Хёк запоздало понял, что в его собственном кошельке уже почти не осталось средств, а пароли от карточек и счетов Ынхёка он не знает. — «Да и… могу ли я пользоваться его счетами? Это же нечестно…» — рассуждает Хёкджэ, молча шагая следом за Донхэ по парку и совершенно не глядя по сторонам, хотя, наверное, парк очень красивый, и даже ойкает от неожиданности, когда врезается в широкую спину лидера группы и останавливается. — Ты в порядке? — участливо вопрошает Донхэ, беспокойно покосившись на парня и качнув головой в сторону закутка, более засаженного кустами и деревьями, чем на других, открытых участках, и уточняет. — Это же твоя любимая скамейка. Хочешь присесть или сперва сделаем пару кругов по парку? — А?.. — растерявшись, Хёкджэ спешно заминает ситуацию, нервно закивав и заторопившись к скамейке, чтобы наконец сесть и унять дрожь в ногах. — Лучше присесть, я думаю. Я же давно не был на улице, вдруг опять силы закончатся. На себе меня, что ли, потащишь? Слова бывшего пекаря планировались стать неловкой шуткой, так как Хёк даже коротко хихикает, надеясь таким образом развеселить Донхэ и отвлечь, но, кажется, тот не поверил своему подопечному, так как, покачав головой, лидер группы идёт следом за ним и тихо добавляет: — Если потребуется, то потащу, конечно. Но ты прав: сидя на скамейке, тоже можно дышать свежим воздухом. От столь неожиданного признания Донхэ Хёк неуклюже запинается, но вовремя выравнивается, до того, как парень взволнованно дёрнулся ближе к нему. Шумно выдохнув, Хёкджэ лишь мотает головой, показывая, что он в порядке, а затем рыженький «барабанщик» садится на холодную скамейку, сразу двигаясь в сторону, так как Донхэ садится рядом. Понимать, что они вдвоём просто сидят в парке на одной скамейке, довольно неловко, и Хёку непросто сейчас разделять свои нахлынувшие мысли и чувства на то, что он испытывает от новости о том, что у Ынхёка были какие-то секреты от него — и на то, что сидеть здесь с Донхэ, очень смущает. — Знаешь… наверное, лучше после парка сразу поехать домой, — тихо предлагает Хёкджэ, лихорадочно пытаясь найти способ, как выйти из сложившейся ситуации с витаминами, которые ему надо купить, и не выглядеть подозрительным для Донхэ. — Кажется, мне пока ещё рано ходить по магазинам. — Но тебе нужны витамины по рецепту доктора Кан, — взволнованно напоминает Донхэ, повернувшись к Хёку и оглядев его. — Если тебе до сих пор тяжело, то ты можешь подождать в машине, а я схожу в аптеку за ними. Ну, или можем кого-нибудь из охраны попросить, если тебе так хочется обратно в общежитие. Мы постараемся решить этот вопрос, Ынхёк, только скажи, какой вариант тебя больше устроит и… — Нет-нет, не в этом дело, — Хёкджэ испуганно мотает головой, неосознанно вытягивая рукава толстовки, чтобы спрятать свои дрожащие пальцы: о таком варианте развития событий, что Донхэ захочет тут же решить возникшую «проблему» он совершенно не подумал, и снова загнал себя в ловушку. — Я просто… кажется, кошелёк забыл дома. Я потом куплю, не переживай… — Так давай я их куплю, — Донхэ смотрит на Хёка, как на идиота, но прямо обвинить его в недостатке ума так и не решается: видимо, лидер группы продолжает делать скидки на выходки «Ынхёка», раз до сих пор относится к нему так терпеливо. — Или тебя беспокоит что-то ещё? Есть какие-то проблемы, о которых мы с ребятами не знаем? Ты точно в порядке? — «Попался…» — Хёкджэ понимает, что его раскрыли, как мальчишку, потому он перестаёт выдумывать нелепые отговорки: опустив голову и упорно рассматривая асфальт под своими ногами, Хек морщится от необходимости говорить эту уклончивую правду, и нехотя отвечает: — На самом деле… Кажется, что-то продолжает происходить с моей памятью. Я по-прежнему ничего не помню о ваших родителях. Я не помню ни номера своих счетов, ни пароли, ни кодовые слова для доступа к ним, потому сейчас я практически без денег в кармане, и я не хочу просить у вас взаймы — вы и так столько всего для меня делаете. И… я даже не уверен, что помню сейчас все… наши песни. Так что, отвечая на твой вопрос… я не в порядке, Донхэ, и я не знаю, что мне с этим делать. Донхэ не отвечает сразу: между ними воцарилась тишина, нарушаемая лишь шагами случайных прохожих, да шумом ветра и тихим пением парковых птиц где-то вдалеке. — «К этой проблеме он точно не был готов», — понимает Хёкджэ, тихо вздыхая и отворачивая голову в сторону. Парень уверен: на лидера группы не стоило вываливать всё именно таким образом, особенно когда Донхэ только вернулся со службы в церкви, но сделанного уже не воротить, а извиняться и заминать тему будет очень глупо. — Ну… не скажу, что я удивился, но я благодарен тебе за честность, — задумчиво отвечает Донхэ, продолжая сидеть неподвижно, и, как Хёк замечает краем глаза, рассматривает рыженького парня перед собой, явно ощущая себя морально намного лучше, чем Хёкджэ. — Знаешь, это всё можно решить совместными силами. С нашими родителями ты не был так уж близок, разве что с госпожой Ким, но об этом тебе лучше Хичоля расспросить — уж он точно расскажет тебе всё в мельчайших подробностях. А касаемо твоих счетов… насколько я помню, у тебя был личный дневник. — Личный дневник? — Хёкджэ от удивления теряет самообладание, изумлённо уставившись на Донхэ и даже икая от неожиданности — в такую новость о собственном брате Хёку поверить даже сложнее, чем в то, что у Ынхёка был любимый парк с особенной скамейкой. — У меня?! — Ага, — лидер группы многозначительно хмыкает, беззлобно усмехнувшись от нахлынувших на него воспоминаний. — Вот только я не знаю, куда ты его запрятал — Кюхён всё порывался его отыскать, но так и безрезультатно. Может, где-то в общежитии, или у себя на квартире. В вещах, которые отдавали нам из твоей машины, его точно не было. Попробуй найти на его страницах то, что ты не можешь вспомнить. Возможно, все пароли и кодовые слова ты записал туда. В крайнем случае можно восстановить твой доступ к счетам при обращении в банк со всеми необходимыми документами. Если нужно, мы подключим Шивона и Чонсу, так что не беспокойся об этом. А сегодня я вполне могу купить тебе эти витамины и всё, что тебе потребуется в дальнейшем. — Но Донхэ, я… — Хёкджэ вяло пытается возражать, уже пожалев о том, что он упомянул денежный вопрос, но Донхэ коротко мотает головой, не позволяя парню высказать даже один аргумент «против»: — И не вздумай отказываться, Ынхёк. Если тебя так волнует денежный вопрос — я сохраню все чеки и потом, когда ты восстановишь доступ к счетам, ты мне всё вернёшь, хотя я предпочёл бы обойтись и без этих формальностей. И если тебя это так тревожит, ребятам мы ничего не скажем: просто говори, что тебе нужно — и я это куплю. Мне следовало раньше обратить внимание на то, что тебя что-то беспокоит. — Чтож… тогда я попробую поискать этот дневник, чтобы скорее вспомнить пароли от банковских карт и не обременять тебя этим. Спасибо тебе, — Хёк согласно качает головой и снова отворачивается, чтобы Донхэ не начал свои нотации на тему: «Ты меня не обременяешь, Ынхёк» — парню было неловко брать деньги у собственного брата, и он не знает, разумно ли пользоваться счетами Ынхёка в этой ситуации, а тут ещё и Донхэ со своими щедрыми предложениями, от которых парню становится только тяжелее находиться среди мемберов группы. Тихо вздыхая, Хёкджэ бессмысленным взглядом таращится на практически чистое голубое небо, по которому слишком быстро проносились небольшие облака, и несмело добавляет: — Но что касается песен, я… — Не забивай себе голову всем сразу, — советует Донхэ, мягко похлопав теплой рукой по колену парня, но не задерживая на его ноге свои пальцы, явно стараясь сохранять право Хёка на личное пространство. — До расписания у нас ещё есть время, да и… Учитывая концерт, сейчас тебе нужно вспомнить не так много песен. Пока у нас временный отпуск, ты можешь прослушать их несколько раз — и я надеюсь, что ты сможешь всё вспомнить к репетициям. — А если я так и не смогу вспомнить ни одной песни, Донхэ? — шёпотом спрашивает Хёкджэ, поджимая губы и стараясь не признаться ненароком в своей лжи здесь и сейчас. — «Может быть, мне выдать свою «потерю памяти» за повод уйти из группы и больше не мучать ни себя, ни их?» — мысль коротко проносится в разуме «барабанщика», но его возвращает в реальность тихий вздох Донхэ: — Ынхёк, послушай, я не шутил, когда ты спросил меня о возможности твоего ухода из группы. Если ты решишь, что не справляешься со всем этим — я сделаю всё, чтобы твоё решение было воспринято всеми адекватно и спокойно. И пусть мне начинает казаться, что мы за все последние шесть лет совсем ничего о тебе не знали, по сравнению с последними днями, но одно я знаю точно — ты, тот Ынхёк, который обожал музыку и так ярко горел сценой… Тот Ынхёк не простит тебе, если ты хотя бы не попытаешься. — Тот Ынхёк… — Хёкджэ нервно сглатывает, чувствуя, что комок снова подступает к горлу и ему становится трудно дышать: Донхэ очень точно попал в суть проблемы — тот Ынхёк и «Ынхёк», который сейчас сидит рядом с ним — это совершенно разные люди, и из второго «Ынхёка» первый не получится даже при большом желании. — Боюсь, что тот Ынхёк… его больше нет, Донхэ. Он навсегда остался вместе с моим братом. — А вот и неправда, — смягчившись, отвечает лидер группы, придвинувшись ближе и коротко коснувшись указательным пальцем торса Хёкджэ, явно пытаясь указать на его сердце. — И тот Ынхёк, и твой брат… они до сих пор здесь. И останутся там навечно, даже если тебе сейчас так не кажется. Даже если разум потерян, душа всё равно помнит всё, и он наверняка слышит тебя и хочет утешить… — Душа… — печально повторяет Хёкджэ, стараясь не показывать свои слезящиеся глаза, скрывая их за стёклами солнцезащитных очков. — Я не верю в души, Донхэ. И я, и мой брат всегда были далеки от религии. И прости меня за мои слова, но в последнее время случилось слишком много ужасных вещей, чтобы я уповал на то, что душа моего брата с Богом, и что он слышит меня. — Не извиняйся, Ынхёк. Я просто хочу сказать, что… я понимаю тебя. Не во всём, конечно, но понимаю, — Донхэ не кажется злым или рассерженным за такие слова о том, что очень важно для него: напротив, он словно пытается подвести Хёкджэ к какому-то выводу. — Но я не хочу, чтобы ты корил себя за то, что не попытался. Тебе и без этих сожалений сейчас непросто. — Да… — сдаваясь, Хёк согласно кивает, чтобы закончить разговор, и украдкой вытирает влажный след на щеке, надеясь, что лидер группы это не заметит. — Хорошо, я постараюсь. Но я ничего не могу обещать. Всё и вправду непросто. — Мне хватит и этого, — отвечает Донхэ, неосознанно придвинувшись немного ближе к Хёкджэ, словно случайно. — Слушай, Ынхёк, я давно хотел спросить… А почему это твоё любимое место? Ты был здесь с братом? — «А ведь и правда — почему это твоё любимое место, Ынхёк?» — устало думает Хёкджэ, надеясь, что ему хватит сил не расплакаться от тяжести этих разговоров. — «Ты не водил меня сюда, вёл дневник, о котором я ничего не знал… Я думал, что между нами нет никаких секретов…» Но Донхэ ждёт ответа, потому, помолчав немного, парень отвечает, надеясь, что Ынхёк в подобной ситуации сказал бы то же самое: — Здесь… спокойно. Вся эта внешняя суета просто уходит на задний план, и ты думаешь, что нет в мире неразрешимых проблем… но, как оказалось, они есть. — Да, я понимаю, о чём ты говоришь, — Донхэ согласно покачивает головой, обдумывая услышанное. — Когда я прихожу на службы в церкви, я испытываю нечто подобное. И даже если ты не связываешь это с верой, я всё равно рад, что у тебя есть любимое место, куда ты всегда можешь прийти. Сейчас, наверное, тебе это особенно важно. — Да… — Хёкджэ соглашается с лидером группы, так как спорить с этими аналогиями сейчас довольно бессмысленно — Донхэ пытается поддержать его и помочь, даже не подозревая о том, что перед ним сейчас совсем не Ынхёк, а его неуклюжая и практически бессмысленная копия. — Я рад, что ты чувствуешь себя лучше, Донхэ. Мне было не по себе от того, как ты изнурял себя в последнее время. Да и ребята волновались о тебе. Прости, я не думал, что всё это так взвалится на твои плечи. По шумному, прерывистому вдоху лидера группы Хёк понимает, что такого ответа от него не ждали, и, наверное, это даже к лучшему, ведь теперь они могут переключиться на другую тему разговора, которую при других Донхэ старательно подавляет — разговор о нём самом. Помявшись перед ответом, лидер группы с явной осторожностью отвечает: — Это не из-за тебя, Ынхёк. Просто всё это… всё сейчас довольно сложно. Вдобавок я… тоже не во всём был откровенен с тобой. Я о многом хочу с тобой поговорить, но сейчас я боюсь сделать только хуже, поэтому… Надеюсь, что после траура ты позволишь мне быть честным с тобой и обсудить с тобой некоторые вещи. — Да, конечно, — Хёкджэ с усталым удивлением косится на Донхэ и согласно покачивает головой, не понимая, какие темы хочет поднять лидер группы и почему тот не хочет сделать этого прямо сейчас. — Это будет меньшее, что я могу для тебя сделать. — Ынхёк, не говори так, — Донхэ нервно закусывает губу и осторожно касается тёплой рукой плеча рыжего «барабанщика», не зная, какое проявление участия и поддержки будет более уместным в этой ситуации. — Ты и так многое делаешь: для ребят и… для меня тоже. На это Хёку нечего ответить: несмотря на то, что парень действительно старается приносить хоть какую-то пользу ребятам, Хёкджэ всё больше кажется, что он лишь создаёт всё больше проблем для мемберов группы. — «Но если я об этом заикнусь, Донхэ будет меня переубеждать, и разговор снова станет тяжёлым для нас обоих…» — вовремя понимает Хёк, потому и молчит, продолжая рассматривать парк и держа свои сомнения при себе: с него уже сталось проболтаться лидеру группы о том, что у парня сейчас практически не осталось денег, и вот пожалуйста — Донхэ уже готов сам платить за Хёкджэ, и «барабанщик» даже отказаться от этой помощи не в силах. — Ты не против, что я здесь, в твоём личном месте? — тихо спрашивает Донхэ, придвинувшись ещё немного ближе к Хёкджэ и внимательно наблюдая за ним. — Наверное, мне следовало уйти и оставить тебя здесь одного? — А? — вздрогнув, Хёк нервно пожимает плечами: будь здесь Ынхёк, наверное, лидеру группы и вправду следовало бы уйти в машину, но Хёкджэ понимает, что Донхэ всё равно будет волноваться и нервничать, потому отсылать парня отсюда, наверное, не только неразумно, но и бессмысленно. — Нет, я благодарен тебе, что ты привёз меня сюда, правда. Спасибо тебе. — Главное, чтобы тебе стало лучше, — отвечает Донхэ и, осторожно коснувшись пальцев Хёкджэ, даже хмыкает от неожиданности, беспокойно покосившись на парня и обхватив его руку своими тёплыми пальцами. — У тебя такие холодные пальцы… совсем как раньше. — Да…. Как раньше, — Хёк изо всех сил старается сдержать подступающие слёзы: парень даже представить не мог, что такие простые слова будут болезненно ныть в его сердце — «как раньше» уже никогда не будет, даже если Хёкджэ постарается изо всех сил: Ынхёка больше нет, и никакими словами и действиями его не вернуть, так что весь этот обман можно счесть лишь пустой тратой времени и сил. Но Донхэ продолжает неотрывно смотреть на него и, явно обмозговав происходящее и сделав какие-то свои выводы о ситуации, более бережно добавляет: — Хотя нет, не в этом дело. Ты просто немного замёрз. Давай сюда руку. Хёкджэ не успевает ни возразить, ни придумать какое-то оправдание: лидер группы, продолжая придерживать руку Хёка, аккуратно убирает её в карман своей куртки и с явной осторожностью переплетает его пальцы со своими, не беспокоясь о том, выдержит ли карман две руки разом. Наверное, со стороны это практически не выглядит подозрительно, ведь кто будет рассматривать, где находятся руки у сидящих на скамейке, но Хёкджэ всё равно становится одновременно и странно — и тепло. — «Донхэ, конечно, не Ынхёк, и ему нужно будет узнать правду обо мне… он этого заслуживает», — уверен Хёк, потому и решает признаться во всём своём обмане в тот день, когда лидер группы сам начнёт свой необходимый разговор после окончания траура. — «Но он умеет быть собранным в таких сложных ситуациях, и он знает, как поддержать человека и успокоить… Я должен держаться от него подальше, чтобы не наделать глупостей, но… я не могу сопротивляться его желанию помочь». — Так потеплее? — тихо спрашивает Донхэ, и Хёкджэ начинает казаться, что лидер группы даже не дышит, пока ждёт от него ответа: видимо, сейчас парень выглядит не лучшим образом, и неудивительно, что Донхэ беспокоится о том, не станет ли «Ынхёку» хуже после его действий. — «На месте Донхэ я бы тоже волновался…» — понимает Хёк, потому, не находя ни сил, ни желания высвободить свою руку, он еле слышно отвечает: — Да… Теплее…