***
— Ты мог поехать вместе с ребятами, — глухо произносит Хёкджэ, без особого желания шагая за Донхэ к его машине. — Дорогу к агентству я помню, так что… — Ынхёк, я понимаю твоё желание остаться сейчас одному, но я не могу отпустить тебя, — признаётся лидер группы, остановившись рядом со своей машиной, большим чёрным внедорожником, и открывает пассажирскую дверь для Хёка, обеспокоенно покосившись на него: — Сейчас все журналисты будут за тобой охотиться. Давай я отвезу тебя. Так всем будет спокойнее. И у Хёкджэ не находится сил сопротивляться беспокойству Донхэ: парень продолжает говорить логичные вещи и вести себя так, как требуется. — «Жаль только, что я не знаю, какое поведение от меня ждут…» — думает Хёк, послушно забираясь на переднее сиденье и пристёгиваясь. — «Особенно когда ребята так беспардонно лезут в это дело, которое их не касается… Это было дело только меня и Ынхёка. И…» От нового воспоминания парня охватывает холодная дрожь: Хёкджэ совсем забыл о том, что говорил Ынхёк в последние мгновения своей жизни. — «Хёк был уверен, что кто-то успел спустить ему шины… Кто-то изначально планировал убить его… или нас обоих. Возможно, убийца знал о том, что у Ынхёка есть брат-близнец. Что, если он следил за нами?» — Ынхёк, ты так побледнел… Может, тебе воды нужно? — участливо вопрошает Донхэ, продолжая следить за дорогой во время их поездки, но украдкой поглядывая на Хёка, очевидно, всполошившись от выражения лица своего пассажира. — Или мне пока припарковаться, чтобы ты отдышался? — А? Что? — нервно икнув, Хёкджэ опасливо косится на лидера группы и, встряхнувшись, покачивает головой. — Нет… нет, я в порядке, не беспокойся. Просто… мыслей много в голове. — Ынхёк, ты не злись на нас, пожалуйста за это всё… с твоей машиной, — неожиданно произносит Донхэ, послушно продолжая смотреть на дорогу, чтобы не смущать «Ынхёка» ещё больше. — Я… не думал, что всё выйдет вот так. Прости. — Не извиняйся, Донхэ, — Хёк уклончиво отводит взгляд в сторону и смотрит на проносящиеся мимо дома через стекло в боковой двери. — Ты ведь ничего об этом не знал. Машина плавно тормозит, пусть и с небольшим толчком, и Хёкджэ уже было забеспокоился, что это Донхэ не справился со своими эмоциями и резко нажал на тормоз, но всё обошлось: впереди для их полосы движения горит красный свет, и, хоть лидер группы и ошарашен, смотреть на дорогу он всё-таки не забывает. — «И что я сказал не так?» — недоумевает парень, но на этот вопрос ответ находится крайне быстро: прокашлявшись в кулак, Донхэ несмело интересуется, повернув голову к Хёку: — Как… как ты понял? — Как оказалось, понять несложно, — Хёкджэ печально усмехается, коротко пожав плечами. — Ты испытываешь вполне очевидное чувство вины из-за ответственности за всех нас: как за ребят, так и за меня. Если же ты делаешь что-то сам, то чувство вины совсем другое, более разъедающее изнутри. Мне ли не знать… На последних словах голос Хёка подозрительно булькает, потому парень замолкает и снова отворачивается к ближней двери, прикрыв глаза, чтобы не поддаться этому болезненно давящему чувству. — «Кажется, я опять болтнул слишком много…» — Неожиданно узнавать, что я для тебя стал настолько прозрачен, — Донхэ лишь тихо посмеивается, но как-то неуклюже, явно стараясь перевести всё в шутку, после чего на светофоре загорается зелёный сигнал светофора, и поездка продолжается. — И ты прав — я действительно за всё должен брать ответственность, так что… Ты не злись на них, ладно? Хёкджэ снова нечего на это ответить — парень уже давно не злится на ребят за то, что те полезли в ту часть жизни, которую Хёк старательно оберегал от любых посягательств, но пояснить Донхэ, насколько тяжело всё это время у него на сердце, «барабанщик» тоже не может. Но лидер группы воспринимает его молчание как нежелание прислушиваться к словам, потому Донхэ предпринимает новую попытку переубедить Хёкджэ и по возможности перевести «праведный гнев» парня на себя: — Сам знаешь, они так назойливы в своём интересе только потому, что беспокоятся за тебя. С ними я позже поговорю об этом. А Сонмин… он неопытен и наивен в каких-то вопросах, но не думаю, что он планировал слить куда-то эти фотографии. И твоё расположение к нему может спасти Сонмина от увольнения, так что… — Увольнения? — тихо переспрашивает Хёкджэ, потирая пальцами затылок. — Хочешь сказать, об этом доложат в агентстве? — Даже если ребята промолчат, я сам сообщу Шивону и Чонсу о произошедшем, — в голосе Донхэ снова появились характерные стальные нотки, после чего тот снова смягчился, явно контролируя себя, чтобы не быть резким при «Ынхёке». — Я не хочу, чтобы кто-то из стаффа думал о том, что может свободно заполучать такие фотографии. Скорее всего, этот дурень сфоткал детали закрытого дела, копии которого передали в агентстве, а это уже фактически повод для увольнения по статье, так что от твоего мнения будет многое зависеть. — Если всё настолько серьёзно… то я действительно не злюсь на него, если это поможет сохранить Сонмина на его рабочем месте, — вздыхает Хёкджэ, зажмурившись на пару секунд, чтобы собрать мысли воедино. — Но… видеть машину такой… это тяжело. Я думал, что хуже, чем в морге и на похоронах, мне уже не будет, но… — Я понимаю, — Донхэ согласно кивает головой, умело заворачивая с общей дороги к зданию агентства и заезжая на охраняемую подземную парковку. — О, гляди, нас уже Шивон встречает. Видимо, он уже в курсе, так что сразу со всем этим и разберёмся, верно? — Верно, — Хёка отчасти успокаивает, что лидер группы, как и во время всех последних решений Хёкджэ, не оставляет его наедине с трудностями, говоря о том, что разбираться с последствиями они будут вместе. — Чтож… тогда надо как можно скорее с ним поговорить. — Донхэ, Ынхёк, а вот и вы, — Шивон подходит к машине, когда два участника группы открывают двери и выбираются на парковку. — А то мы уже начали тревожиться — вас долго не было. — Раз Ынхёк поехал со мной, я решил поехать медленно, — сразу же поясняет Донхэ, поставив машину на сигнализацию и повернувшись к начальнику службы безопасности, чтобы прояснить ситуацию. — Чонсу, наверное, в ярости. Надо было позвонить вам, конечно, но мы… — Ну, я так и подумал, — мужчина согласно покачивает головой, поправляя рукава своего тонкого чёрного свитера. — Ещё и эта история с Сонмином — неудивительно, что вы так задержались. А Чонсу сейчас не до вас — с этим дурачком разбирается. — Так вы уже в курсе… — несмело подаёт голос Хёкджэ, прокашлявшись в кулак, чтобы привлечь к себе внимание. — И что теперь с ним будет? — Ребята рассказали, да и Сонмин особо не отпирался. По-хорошему — ему светит увольнение и огромный штраф, который с него агентство выбьет через суд, — замялся Шивон, поморщившись. — Мне следовало ограничить доступ к этому делу, но раз с Чонсу у вас были… разногласия, я ошибочно счёл Сонмина надёжным человеком как кандидата на вашего нового менеджера, если что-то снова пойдёт не так. Простите меня за мою оплошность. Мы разберёмся с этой ситуацией. — Шивон, я не держу на него зла, — Хёк, переглянувшись с Донхэ, решает всё-таки вступиться за Сонмина: к чести лидера группы, его выражение лица не гласит характерное и предсказуемое «Ну я же говорил», но, наверное, парень понимает, что это и не нужно — «Ынхёк» и так сопоставил факты без дополнительных подсказок. — Если это как-то можно решить без штрафов и увольнения… Сонмин ведь неплохой парень. Опрометчивый, правда, но не думаю, что у него был корыстный или злой умысел. — В любом случае, я уже прояснил ему, с кого в случае слива информации любого рода о вас я спрошу в первую очередь, — признаётся Чхве Шивон, нервно усмехнувшись, но согласно покачивает головой, принимая мнение «Ынхёка»: — Ну, раз ты действительно не будешь предъявлять ему претензию, то нам стоит поторопиться. Посмотрим, что от него оставил Чонсу. И Шивон, как оказалось, не шутил в этом вопросе — менеджер и его помощник нашлись в одном из коридоров агентства, причём не в самой дружелюбно настроенной обстановке: Чонсу что-то сердито выговаривает помощнику, держа его фактически за горло и прижимая невысокого парня к стене. Хёкджэ бросает обеспокоенный взгляд на Шивона, когда они втроём приближаются, но стоит им подойти ещё ближе, как становится ясно, что менеджер всего лишь держит парня за ворот кофты, чтобы бедолага не осел на пол, перепугавшись выговора от своего непосредственного начальника. — … ты вылетишь отсюда, как пробка, ты понял меня?! — рычит Чонсу, сильно встряхнув напуганного Сонмина, но когда менеджер понимает, что они больше не одни, мужчина тут же выпрямляется, отряхнув свой пиджак, и привычным степенно-невозмутимым тоном произносит: — А, Донхэ, Ынхёк, наконец-то. Парни уже в студии, так что и вам туда пора. Только Ынхёк, подожди пару секунд, будь так добр. Сонмин хочет тебе кое-что сказать. — Чонсу-хён… я не злюсь на Сонмина, — спешно поясняет Хёк, покосившись на побледневшего паренька, который сейчас даже пискнуть боится, не говоря уж о том, чтобы как-то пошевелиться. — Я просто… не был готов снова увидеть то, что осталось от машины. Но теперь я в порядке. Мы можем как-то обойтись без увольнения Сонмина? Он же не хотел ничего плохого. — Без увольнения? Да он… — Чонсу шумно фыркает, но, бросив вопросительный взгляд на Шивона, принимает решение после небольших колебаний, и устало потирает шею. — Чтож, пусть так. Тогда в случае чего вы все должны отрицать происходящее. Выдадим это за сплетню, которая и внимания не стоит. Донхэ, переговоришь с ребятами сегодня же. Шивон, на тебе водитель из твоих охранников — сейчас же отправляйся к нему. Что же касается тебя, Сонмин… — Я уже удалил все эти фото, Чонсу-хён! Этого больше не повторится! — яростно заверяет его помощник менеджера, глянув на Хёкджэ и умоляюще протянув к нему руки. — Большое спасибо, Ынхёк, ты спас мою жизнь! Прости меня, пожалуйста! У меня не было дурных намерений, клянусь… — … то твой доступ к конфиденциальной информации должен быть аннулирован сегодня же, — мрачно добавляет менеджер, снова посмотрев на Шивона, чтобы убедиться, что начальник службы безопасности его расслышал. — И забери у него телефон. Нужно будет проверить, не успел ли этот идиот уже перекинуть куда-то фотографии. — Всё сделаю в течение пары часов, — заверяет его Чхве Шивон и протягивает руку за телефоном Сонмина, дожидаясь, пока коротышка отдаст ему мобильный. — И я уже пояснил Сонмину, кто первый попадёт под подозрение, если какая-то информация о ребятах просочится в сеть. Думаю, он и так прекрасно всё понял — и подобное не повторится. — Тем, кто всё прекрасно понимает, такие пояснения не требуются, — хмуро перебивает его Чонсу, но, покосившись на притихших Донхэ и Ынхёка, тяжело вздыхает, поправляя ворот своего пиджака. — Так, ладно. Вы двое — идите в студию, вам пора репетировать. О Сонмине поговорите с остальными позже. А ты, Шивон, забирай этого придурка с собой и дуйте к водителю. Мы и так много времени потеряли из-за всего этого. Студия, конечно, не сумела избавить Хёкджэ от всех тревог, но его попросту заворожил вид этого рабочего помещения — различные музыкальные инструменты находятся в одной стороне огромного зала, рядом с микрофонными стойками, на которые навешаны наушники, на стенах висят огромные зеркала, в которых отражается любой уголок студии, даже широкий белоснежный диван с парочкой кресел в тон, которые размещены рядом со стеклянной вставкой вместо перегородки — с другой стороны, судя по всему, обычно сидят режиссёры, что занимаются записью треков. Довольно странное решение, по мнению Хёка, так как обычно Ынхёк делал фото для своего Instagram в другой студии, где ребята записывают вокальные партии для новых треков. Но, если так подумать, где ещё записывать музыкальные партии, как не здесь, чтобы не перетаскивать музыкальные инструменты и, в частности, внушительную барабанную установку, из репетиционного зала в крохотную каморку студии? По крайней мере, такой аргумент Хёкджэ убедил, так что парень перестал удивляться происходящему, и как раз вовремя — ребята уже начали на него коситься, перестав шушукаться в стороне. — «Я обещал Донхэ, что хотя бы попробую справиться со всем этим…» — напоминает себе Хёкджэ, немного кашлянув в кулак и, не дожидаясь особого приглашения, усаживается за барабанную установку брата, не зная, что из этого получится. — «Ынхёк… я постараюсь всё не испортить… Чтобы твоё дело продолжалось и дальше». И Хёк очень старается: прослушивание плей-листа с треками для концерта во многом помогло Хёкджэ, ведь он сумел вспомнить уроки брата и худо-бедно держал ритм без перерывов и смены темпа. Но исполнять вокальные партии брата парню оказалось намного труднее — несмотря на то, что они оба неплохо учились в музыкальной школе и голос у Хёкджэ поставлен, после всего этого стресса, ото всей этой горечи в сердце, грызущей его изнутри вместе с давящим ворохом проблем парень не справляется должным образом: его голос дрожит и постоянно норовит сорваться, отчего в один момент Чонсу не выдерживает и останавливает репетицию, коротко озвучив свой приговор: — В таком виде мы не можем выпустить его на сцену. И играет без запала. Придётся опять сдвигать расписание. — А что, если Ынхёку не петь на этом концерте? — неожиданно вопрошает Чонун, поправив лямку, держащую гитару, на своём плече. — Запал со временем вернётся, да и вокал тоже. А фанаты, думаю, поймут, если из-за всего этого бардака Ынхёк будет лишь играть, но не петь. — А это мысль, — Хичоль тут же оживился, подойдя к «Ынхёку» и потрепав его по волосам, чтобы поддержать и отвлечь. — Донхэ сможет заменить его партии на один раз, в связи с обстоятельствами. Что скажешь, Донхэ? — Мысль действительно неплохая, — задумчиво отвечает лидер группы, повернувшись ко всем таким образом, чтобы видеть и мемберов — и менеджера, подошедшего поближе. — Концерт пройдёт здесь, в Сеуле, так что мы с Хичолем сможем разок разделить партии между собой. Иностранные фанаты спокойно воспринимают, что Хичоль не летает в Америку и мы с Ынхёком делим его партии для концерта — значит, и тут проблем не будет. Как считаешь, Чонсу? — Хороший план, — строгий менеджер покачивает головой, негромко вздохнув. — Тогда сегодня вам нужно будет распределить партии между собой — и учесть изменения при последующих репетициях, чтобы отработать эти перестановки. Ынхёк, ты согласен? — Ещё больше репетиций, блеск, — бубнит Кюхён, потирая затылок, но тут же осекается, когда замечает, как многозначительно покосился на него лидер группы, призывая помолчать и не встревать. Правда, макнэ не может устоять и всё-таки тихо выпаливает волнующий его вопрос: — Но как же быть с соло Ынхёка? На этом концерте должна быть его очередь. — Соло? — выдыхает Хёкджэ, поджимая губы: теперь парень вспомнил, что каждый год кто-то из мемберов группы выпускал сольную песню и исполнял её на концерте. К этому концерту очередь действительно дошла до Ынхёка, так как тот присоединился к группе последним, но вся беда в том, что Хёкджэ не представляет, как звучит соло брата и как его исполнять — Хёк не включил своему брату-пекарю эти наработки, и в плей-листе, который прослушивал парень, этого трека тоже не было. — Релиза сольного трека ещё не было, так что можно будет отложить его на следующий год, — предлагает Чонсу, нахмурившись при мысли о том, что у них появилась новая проблема: за «Ынхёка» никто другой не сумеет исполнить его соло. Но выбор у них и вправду был невелик: сдвигать репетиции как можно дальше, пока у «Ынхёка» не кончится траур и парень не решит сбежать, о чём уже в принципе догадываются Донхэ и Хичоль, судя по их недавнему разговору, либо же принять вполне разумное предложение Чонуна — фанатам действительно не привыкать видеть на сцене неполное количество участников группы, ведь Хичоль уже давно не принимает участие в американских турах из-за своей травмы ноги. С другой стороны, на данный момент заменить «Ынхёка» действительно некем, а при таком раскладе на сцене будут все пять участников группы, так что, наверное, варианта лучше им не удастся найти. А соло можно будет исполнить и в следующем году. — «С новым барабанщиком…» — напоминает себе Хёк, устало вздохнув: за ним остаётся решение того, что будет происходить с концертом группы, но озвучивать своё, важное для всех присутствующих мнение, парню всё ещё непросто. — Да… пожалуй, это лучшее решение в сложившихся обстоятельствах, — признаёт Хёкджэ, нервно поёжившись, и опускает голову, рассматривая барабанную установку и палочки, которые он держит в своих руках. — С соло можно будет разобраться в следующем году. Простите меня. Я стараюсь собраться, но… — Ничего страшного, — мягко произносит Донхэ, постучав пальцами по микрофонной стойке. — Благо, это корейские концерты, так что ты можешь ни о чём не беспокоиться. Просто играй — и этого будет достаточно. Никто не будет требовать от тебя большего сейчас. Всё будет хорошо. Далее у Хёкджэ была небольшая передышка: Донхэ и Хичоль потратили где-то полчаса на то, чтобы выделить во всех распечатанных текстах песен для концерта партии Ынхёка — таким образом, они были уверены, что не пропустят ни единой строчки барабанщика, а это как раз то, что им всем нужно — назначить первому или второму солисту ту или иную строчку. Но даже после этой передышки репетиция не заладилась: несмотря на то, что Хёк и вправду очень старается, выдерживая ритм и играя на барабанах без ошибок, на одной из песен у него начинают дрожать руки, отчего попадать по барабанам и тарелкам становится всё труднее. — «Я должен доиграть, чтобы все мы могли вернуться в общежитие и отдохнуть…» — убеждает себя Хёкджэ, пытаясь подавить в себе позабытые было позывы дурноты и не успевая во время репетиции стирать капли холодного пота, что стекают по его виску. — «Я должен доиграть… должен…» — повторяет Хёк самому себе, не поднимая голову от барабанной установки и надеясь, что никто не заметит его состояние. — Перерыв — десять минут, — неожиданно произносит Донхэ, и Хёкджэ даже вздрагивает от неожиданности, поднимая голову и понимая, что на него таращатся все присутствующие. Даже строгий менеджер откладывает мобильный телефон рядом с собой на диван и недовольно добавляет: — Ну и что случилось на этот раз? Хёкджэ уже было думает, что снова придётся как-то выкручиваться, но Хичоль, едва заметно подмигнув парню, поворачивается к менеджеру и жалобно тянет свою в целом правдоподобно звучащую отмазку: — Мы устали. Дай нам отдохнуть, Чонсу. — Хичоль, вы своими капризами меня уже достали, — ворчит Чонсу-хён, но принимает это оправдание за причину, не возражая и не требуя участников группы продолжать репетицию. Хёкджэ слышит, что гитаристы аккуратно ставят музыкальные инструменты на подставки, Кюхён снова подаёт голос, решив так кстати начать спорить с Хичолем о природе капризов, «зарождающихся в его пижонской заднице», а Хёк, не выдержав, неуклюже вываливается из-за барабанной установки и, выронив палочки, выбегает из студии, мчась наугад в конец коридора, туда, где, скорее всего, расположена уборная. — «Меня сейчас стошнит…» — понимает парень, потому и зажимает рот рукой, пока не врывается в, к счастью для него, пустую уборную, где его начинает тошнить. — «Это всё из-за того, что меня не должно быть здесь…» — думает Хёкджэ, склонившись над унитазом, пока его рвёт остатками завтрака и обжигающим горло желудочным соком. — «Всё потому, что я не умею и не люблю обманывать, но мне приходится это делать… Как же больно…» Когда наконец рвотные позывы прекращаются, Хёк с трудом выпрямляется, морщась, и нажимает кнопку слива, после чего оглядывается, пытаясь понять, где находится раковина. Наконец, найдя её своим помутневшим взглядом, парень неуклюже добирается до крана и включает воду, чтобы умыться и хорошенько прополоскать рот. — «Я не должен быть здесь…» — думает Хёкджэ, рассматривая своё отражение в зеркале и пытаясь хоть как-то собраться с мыслями. — «Но у меня пока нет другого выхода. Да, это установка Ынхёка. Да, я не должен никого обманывать, и вообще — мне давно нужно было признаться в нашей подмене и во всей этой лжи… Но раз я обещал Донхэ оставаться с ними до конца траура и хотя бы попытаться продолжить дело Хёка — то я должен преодолевать эту тяжесть, как бы ни было плохо. Я не могу подвести Ынхёка…» Хёкджэ полагал, что кто-то побежит за ним, чтобы проконтролировать состояние «барабанщика», потому для него не становится удивительным то, что вскоре по коридору раздаются звуки приближающихся шагов. Поперхнувшись холодной водой, Хёк испуганно отскакивает от раковины, не зная, как он будет оправдываться перед Донхэ или Хичолем, или, что ещё хуже, перед Чонсу-хёном, с которым в последнее время у парня довольно натянутые отношения. Но, к удивлению Хёкджэ, в уборную заходит Ким Чонун, загадочный и молчаливый гитарист, который держит в руках небольшую бутылку с водой. — Ты как? — коротко интересуется Йесон, оглядывая «Ынхёка» и наблюдая за тем, как парень нервно сглатывает, вытирая рот и щёки тыльной стороной руки. Замявшись, Хёк торопливо приводит себя в порядок, чтобы выглядеть пристойно, и как можно увереннее отвечает: — Я… в порядке. Возвращайся к ребятам. — Ну-ну, — многозначительно хмыкает Чонун, перекладывая бутылку из одной руки в другую, не поверив ни единому слову «барабанщика». — Видишь ли, я сказал, что пойду тебя искать, и если я вернусь один — Донхэ и Хичоль всё здание разнесут, а Чонсу-хён окончательно поседеет. Так что лучше я подожду тебя — и вернёмся вместе, лады? — Я не хотел вас подводить, — Хёкджэ мешкает перед ответом и взволнованно косится на гитариста — от его слов думать о том, как из-за него переживают ребята, ничуть не легче. — Прости за это. Я правда стараюсь собраться, но… — Держи, полегчает, — Йесон перебивает его, протягивая парню бутылку с водой и понимающе кивает. — Тебе не за что извиняться. Это у Чонсу работа такая — подгонять нас. Не обращай внимания, как ты и всегда делал. Всё наладится. Хёкджэ решает не отказываться ни от воды, ни от совета старшего мембера — парень послушно берёт бутылку воды и, открутив крышку, делает несколько жадных глотков, избавляя себя от тошнотворного привкуса во рту, с чем питьевая вода справляется намного лучше, чем ледяная водопроводная. Йесон пока молчит, но в чём-то с его словами Хёк согласен — стоит начать немного легче относиться к происходящему, чтобы не свихнуться окончательно. В любом случае Хёкджэ не сможет стать Ынхёком, даже если будет очень стараться и окончательно сотрёт свою личность за маской собственного брата, и, учитывая происходящее, ребята делают ему огромную скидку на поведение и способность справляться со всем этим ужасом. — «Может быть, со временем я буду меньше об этом думать?» — надеется парень, не отрываясь от бутылки до тех пор, пока разом не выпил где-то половину содержимого. После этого Хёкджэ наконец начинает шумно дышать, выравнивая собственное сердцебиение, и свободной рукой снова вытирает губы, закручивая пробку на бутылке и возвращая её Чонуну, тихо добавив: — Спасибо. — Оставь себе, — Йесон не берёт бутылку, мягким движением пальцев оттолкнув руку Хёкджэ от себя и тут же поясняя свой ответ. — Нам нужно прогнать ещё несколько песен. Тебе лучше хорошенько отдышаться и успокоиться перед тем, как мы продолжим. Так мы быстрее освободимся и вернёмся домой. На сегодня у нас больше никакого расписания нет, так что не торопись и приведи себя в порядок, договорились? Справишься? — Да… да, я справлюсь, — Хёкджэ медленно покачивает головой, понимая, о чём ему говорит Чонун: действительно, лучше сыграть чисто и без помарок и поскорее освободиться, чем нервничать и репетировать снова и снова, мучая не только себя, но и ребят, которым и так не по себе от всей этой ситуации. — Тогда я ещё умоюсь — и я готов. — Вот и хорошо, — Чонун одобрительно кивает и, повернувшись к двери, выходит из уборной, бросив напоследок: — Я буду неподалёку в коридоре. Зови, если что.Попытка.
6 января 2023 г. в 19:43
Хёкджэ не может сказать, что после этого разговора с Донхэ его жизнь стала легче: некоторые проблемы пришлось решать крайне спешно, при этом ещё и пряча своё беспокойство от лидера группы, который то и дело наблюдал за Хёком, уже даже не скрываясь. Конечно, Хёк был уверен, что Донхэ ничего не рассказал о финансовых проблемах «барабанщика» другим мемберам, но этот момент всё равно требовалось срочно решить, пока лидер группы не решил, что Хёкджэ нуждается в деньгах и, ненароком, не начал его спонсировать.
Витамины, указанные в рецепте доктора Кан, конечно, пришлось купить на деньги Донхэ по возвращении домой, но Хёкджэ тут же молча цапнул чек и начал неуклюже отковыривать чехол мобильного телефона Ынхёка от самого гаджета, чтобы пока прибрать чек туда и не потерять. Правда, выходило не очень: Хёк смущённо бормотал слова благодарности, заверял Донхэ в том, что он обязательно всё ему вернёт как можно скорее — и то и дело шипел от неприятного ощущения проскальзывающих ногтей по поверхности чехла. Лидер группы молча наблюдал за этим довольно нелепым поведением, не мешая Хёку сходить с ума в машине, но всё-таки, не выдержав, Донхэ отобрал чек у Хёкджэ и показательно вложил его в свой кошелёк, чтобы они наконец уже могли пристегнуться и поехать в общежитие.
— Заберёшь, когда вернёмся в комнату, — предложил лидер группы, явно делая вид, что ничего особенного не происходит — и занимаясь этим исключительно ради того, чтобы «Ынхёк» чувствовал себя комфортнее. — Нам пора возвращаться. Ребята будут волноваться.
В комнате парень спешно забрал у Донхэ чек и вложил его между первыми листами фотоальбома — Хёкджэ был уверен, что лидер группы не тронет эту безумно важную для Хёка вещь даже из лучших побуждений, особенно после истории с мобильным телефоном, так что место для хранения чека оказалось довольно надёжным.
С поиском же дневника, о котором говорил Донхэ, вышли некоторые сложности — Хёк не особо представлял, где брат мог спрятать свой личный дневник, да ещё и таким образом, чтобы его не мог найти вездесущий Кюхён, потому парню потребовалось много времени, чтобы хорошенько перерыть всевозможные тайники в комнате Донхэ и Ынхёка, начиная со шкафов и тумбочек и заканчивая конструкцией кровати и даже укромными местами под подоконником. Но Хёкджэ хватало ума заниматься этими поисками без свидетелей, а в том, что Ынхёк будет прятать свой личный дневник в комнате Йесона и Кюхёна или в гостиной, парень откровенно сомневался. Оставался только вариант, что Ынхёк спрятал личный дневник на своей квартире, и Хёк уже был готов рассмотреть и эту версию, пока не нашёл эту вещицу практически случайно — один из ящиков стола выдвигался немного туже, чем другие. Решив, что какая-нибудь мелочёвка застряла в механизме выдвигающегося ящика, Хёкджэ опустился на пол перед столом и, снова потянув за ручку ящика, более осторожно попытался осмотреть его дно. Свободному движению определённо что-то мешало, и, чтобы достать помеху, парню пришлось совсем вынуть нижний ящик из стола, чтобы понять, что такое примотано скотчем ко дну другого ящика.
— Так у тебя действительно был дневник… — несмотря на горечь, Хёку всё равно было любопытно почитать, что такого в дневнике мог писать Ынхёк, даже если его совесть не одобряла подобное действо. — «Но мне нужно отыскать пароль от хотя бы одной карты, иначе Донхэ и дальше будет предлагать мне оплачивать необходимые покупки», — Хёкджэ не хочется убеждать самого себя в том, что пользоваться деньгами брата — разумно и правильно, но другого выхода у него сейчас нет. — «Когда я признаюсь им во лжи и вернусь в пекарню, я отдам им все твои деньги, Ынхёк, обещаю», — Хёк понимает, что сам Ынхёк был бы против такого решения, но ровно также Хёкджэ понимает и ещё одно — если бы в этой аварии погиб именно он, Ынхёк не взял бы себе ни копейки из тех сбережений, что остались на счету Хёка. — «Ынхёк бы наверняка отдал все мои деньги Рёуку… потому и я должен поступить также», — убеждён Хёкджэ, и не без оснований: к своему собственному счёту он пока не имеет доступа, так как парень в роли собственного брата ещё не может вступить в наследство, отсюда и весь сыр-бор с отсутствием денежных средств. — «И я верну на твой счёт всё, что я потрачу за это время… а потом отдам все деньги ребятам. Так будет правильно. Мне эти деньги счастья не принесут — я бы всё, что у меня есть, отдал, если бы это могло вернуть тебя».
До возвращения парней из магазина Хёкджэ успевает лишь кратко пролистать дневник, чтобы понять, что никаких паролей и секретных слов к счетам там нет. Об этом Хёк кратко сообщает Донхэ, понимая, что в этом вопросе ему потребуется помощь начальника службы безопасности и строго менеджера. И Хёкджэ не прогадал: лидер группы, выслушав «барабанщика», заверяет его, что в ближайшее время они вместе решат этот вопрос и «Ынхёку» не о чем беспокоиться.
Но о том, что тот самый загадочный дневник нашёлся, ненароком услышал Кюхён, невовремя зашедший, чтобы проверить, как чувствуют себя рыбки в аквариуме, и из этого могла образоваться новая проблема — Хёкджэ уже подумывал о том, чтобы найти новое секретное место для дневника. Возможно, было бы хорошим ходом увезти дневник вместе с фотоальбомом на квартиру Ынхёка, но тогда Хёк не имел бы частого доступа к этим вещам, ведь отлучаться из-за его недавнего слабого состояния парню по-прежнему не разрешают. Но выход неожиданно подсказал сам Донхэ, во время ужина.
— Ну наконец-то нашёлся дневник нашего таинственного барабанщика, — посмеивается Кюхён, крепко держа обеими руками кружку с чаем. — Донхэ, ты не увидел, откуда Ынхёк его вытащил? Может, мы там ещё что-нибудь интересное найдём? Оружие, наркотики, контакты девочек по вызову?
Парни легко засмеялись, переглянувшись, но Хёкджэ их веселье не пришлось по вкусу: он уже начал было думать, что действительно стоит спрятать все важные для него вещи на квартире Ынхёка, куда ребятам хода нет, но Донхэ решительно пресекает шутки такого рода, резко хлопнув рукой по столу и строго добавив:
— Значит так. Если я узнаю, что кто-то из вас шарится в чужих вещах, особенно в вещах Ынхёка — руки выкручу без раздумий. Это всем понятно?
— Да понятно, уж и пошутить нельзя, — тут же вздыхает Хичоль, посерьёзнев и потрепав Хёка по волосам, пока «барабанщик» не особо и возражает против такого жеста заботы с его стороны. — Никто никуда не полезет, хотя интересно — жуть как.
— В твоём интересе я и не сомневался, — Донхэ хмуро косится на других мемберов, сидевших слева от него, которые после его решения не промолвили ни единого слова. — Чонун, Кюхён? Все меня услышали, я надеюсь?
Нетрудно было догадаться, что лидер группы в первую очередь намекает на несносное любопытство макнэ: Хёкджэ уверен, что Хичоль в его вещи не полезет, считая парня, проживающего в общежитии, своим лучшим другом, Чонуну такие заморочки ни к чему, а вот у Кюхёна имеется такая вредно-наивная черта засовывать свой нос во все дела, которые от него пытаются скрыть. — «А ты, значит, не подслушивал их разговоры?» — едко напоминает ему совесть, и от этого наблюдать за тем, как Кюхён мрачнеет, но всё-таки послушно кивает, Хёку ещё тяжелее.
Вдобавок, на следующий день после этого разговора, общежитие снова навещают Чхве Шивон и подозрительно молчавший менеджер, Чонсу, взгляд которого не предвещает ничего хорошего. Но в этот раз повод для визита, хоть и важный, но почти не стрессовый для «Ынхёка» — вопрос касаемо его счетов и банковских карт.
— Ты совсем никаких паролей не помнишь, Ынхёк? — осторожно и тактично интересуется Шивон, присев рядом с «барабанщиком» на диван в гостиной. — А пароли от твоих аккаунтов в соцсетях? Или с телефона у тебя автоматический вход? Может, у тебя сохранён в телефоне пароль от входа в приложение банка и ты можешь перевыпустить карты там, без лишней мороки?
— Не уверен, что там есть хоть какое-то автозаполнение, — признаётся Хёкджэ, сжимая мобильный телефон брата в руках и поморщившись. — Я попробовал поискать, но всё без толку — никаких паролей нет и в телефоне. Простите, но я не могу ничего из этого вспомнить. Зря понадеялся на свою память…
— Не бери в голову, — Шивон успокаивающе хлопает парня по руке, многозначительно покосившись в сторону менеджера, который стоит рядом с притихшим Чонуном — единственным, кто был сейчас в общежитии вместе с Хёкджэ, так как остальных Донхэ своевременно забрал с собой в магазин за продуктами. — Соцсети восстановить будет проще всего — обычно пароли сбрасываются с помощью мобильного телефона, к номеру которого привязаны аккаунты, так что с этим ты и сам справишься. А вот с банковскими картами и счетами мы конечно же тебе поможем. Я ничего не упустил, Чонсу?
— Нет, ты ничего не упустил, — строгий менеджер наконец подаёт голос, явно избегая необходимости смотреть на Хёка, но, несмотря на возникшие разногласия, мужчина всё-таки продолжает оставаться знатоком своего дела, так как он произносит довольно неожиданные вещи, которые Хёкджэ бы и в голову не пришли:
— Кстати о соцсетях. Вот и пригодится твой прошлый номер мобильного, Ынхёк, пока он ещё действует. С его помощью тебе нужно будет срочно восстановить все аккаунты в соцсетях, и, сменив пароль, привязать их к своему новому номеру. Если будут сложности с этим — скажи мне. Нужно успеть разобраться с этим, пока твой старый номер не заблокировали.
Если так подумать, Хёкджэ не видит никакого смысла в переводе всех аккаунтов Ынхёка на свой номер — Хёк убеждён, что он не будет постить фотографии в социальных сетях брата, и уж тем более не будет писать различные записи и всё тому подобное, но сейчас, на время траура, эти хлопоты наверняка необходимы для имиджа «Ынхёка», потому парню придётся заняться этими странными и непонятными для него вещами. — «Может, попросить Хичоля помочь с этими аккаунтами?» — предполагает Хёкджэ, неосознанно глянув на Йесона в поисках поддержки, и тот, словно догадавшись о сомнениях «барабанщика», мелко кивает ему, вступая в разговор:
— С аккаунтами Ынхёк справится сам. Даже если он после сотрясения что-то забыл, то у нас половина группы носят звание «маньяков соцсетей», так что разберёмся и сделаем всё в лучшем виде. Наладим ему доступ, не переживайте. А вот доступ к счетам и картам — это уже вне наших полномочий, так что поезжайте в банк. И Ынхёк, ты запиши себе куда-нибудь пароли, что ли. Шанс у тебя словить второе сотрясение не очень большой, но всё-таки рисковать не хочется.
— Хорошо, Чонун, — Хёкджэ коротко хихикает, неожиданно для себя начав понимать юмор этого странного гитариста, и поднимается с места. — Тогда мы едем в банк? Прямо сейчас?
— Едем, — утвердительно отвечает Чхве Шивон, вставая с дивана следом за «барабанщиком», после чего начальник службы безопасности неожиданно вопрошает, нахмурившись:
— Кстати, Ынхёк, а кто ещё знает о том, что у тебя проблемы с доступом к счетам?
— Донхэ знает, — удивлённо признаётся Хёкджэ, задумчиво покосившись на любопытно наблюдающего за ним Йесона. — Ну, и Чонун теперь тоже. А что, об этом нельзя было говорить?
— Ну, вообще, нежелательно, — замялся Шивон, потирая затылок. — В этом вопросе чем меньше людей знает о таком, тем лучше. Ладно, Донхэ вроде парень неболтливый. Йесон, вы с Ынхёком тоже молчите об этом. Хичолю и Кюхёну я, конечно, тоже доверяю, но лучше нам как можно скорее решить этот вопрос и не распространять слухи. Все согласны?
И желающих возразить Шивону, как ни странно, не нашлось, и, наверное, к лучшему: в банке Хёка и двух его сопровождающих продержали, конечно, долго — как минимум, несколько часов, — но зато теперь Хёкджэ мог спокойно пользоваться счетами брата, так как он знал их полные номера и, что даже важнее, новые пароли. В целом, Хёку хватило бы и одной какой-нибудь банковской карты, так как парень очень сомневался, что до конца траура у него будут крупные расходы, но в любом случае получить доступ ко всем счетам было необходимо, раз Хёкджэ собрался впоследствии все накопленные Ынхёком и заработанные им в составе группы DAEKY деньги отдать ребятам перед своим уходом.
По крайней мере, теперь, сразу сняв себе немного денег в качестве наличности, Хёкджэ, по своему возвращению, с явным облегчением вернул Донхэ долг в размере стоимости оплаченных им витаминов, после чего его неловкость по отношению к лидеру группы разом уменьшилась. Донхэ, конечно, не требовал возвращать долг сразу, но комментировать ситуацию парень не стал — этот внимательный солист не мог не заметить, как вопрос самостоятельности важен для «Ынхёка».
В последующую неделю те самые витамины Хёк продолжает исправно принимать, необходимое для его восстановления меню соблюдают и парни, вопрос с аккаунтами Ынхёка в социальных сетях Хёкджэ пока решил отложить, раз у него есть время до окончательной блокировки номера брата, и из нерешённых проблем остаётся лишь главный вопрос — как «Ынхёк», который вовсе не является Ынхёком, будет играть на барабанах, если его траур ещё не окончен, а парень обещал оставаться с ребятами до его завершения, то есть, как минимум, до конца месяца.
Хёкджэ сумел найти наушники брата в том же столе, а с помощью советов Донхэ практически без труда получилось составить плей-лист из тех песен, которые будут на следующем концерте и которые ему точно нужно будет «вспомнить». Хёка, конечно, обрадовал факт того, что, кроме последнего альбома, в основном на концертах исполняются только заглавные и самые популярные песни из прошлых альбомов, иначе ему пришлось бы туго. Ынхёк после туров по Америке любил возвращаться в свою квартиру и натаскивать Хёка на умение играть эти песни — странное развлечение для братьев, но барабанщик объяснял свою манию просто и убедительно.
— Мы же оба учились в музыкальной школе, а в итоге только моя жизнь сложилась с музыкой. Это нечестно, так что я хочу подарить тебе и такую возможность, — подшучивал Ынхёк, наблюдая за тем, как Хёк устало, но с плохо скрытым интересом тарабанил палочками по его барабанной установке. — Кто знает, может, через пару лет ты захочешь объявить публике о себе и начнёшь писать для нас песни.
— Какой из меня автор песен, ты чего? — смеялся Хёкджэ, покачивая головой, но особо не сопротивляясь и не возражая — перед упорством Ынхёка трудно устоять. — У вас же Донхэ пишет песни.
— Вот и пора завести нам ещё одного лирика, чтобы сбить спесь с этого зазнайки, — барабанщик с усмешкой потрепал брата по волосам и снова сел на край своей кровати. — Ладно, поздно уже. Давай ещё раз — и спать.
И эти воспоминания сейчас, помимо тепла, приносят Хёку ещё и боль и грызущую изнутри тоску, потому Хёкджэ не уезжает на квартиру Ынхёка, чтобы попробовать сыграть эти песни уже самостоятельно — парень уверен, что вместо «репетиции» он лишь снова расплачется. — «Всё это теперь кажется такой глупой шуткой…» — думает Хёкджэ, поглаживая пальцами обложку дневника брата. — «Наверное, и в твоём дневнике не будет ни слова обо мне, верно? Ты же дал обещание, что не расскажешь про меня ребятам, так что… Если бы выжил ты, то единственное, что напоминало бы обо мне — это наши кулоны, твоё кольцо и фотоальбом. И всё, словно меня и не было никогда. А как же теперь быть мне?..»
У Хёка даже не хватает сил на то, чтобы вчитываться, что Ынхёк писал в своём дневнике — парень лишь перелистывает страницу за страницей, жадно впитывая и откладывая в своей памяти, как выглядит почерк брата и как точно в дневнике отражена его манера жизни: текст то мельчил, то неожиданно обрывался и перескакивал на строки намного ниже предыдущих. Более того, в дневнике не было ни одной ровной строчки — на разных страницах текст всё время поднимался выше ровной горизонтальной линии, хоть и под разными углами, изображая то небольшой подъём, то самый настоящий трамплин. Хёкджэ бы мог предположить, что его брат часто писал быстро и на ходу, оттого и строки выглядят такими наклонными, но, хорошо зная Ынхёка, бывший пекарь уверен — этот парень и сидя за столом, без спешки и скрытности, всё равно бы писал именно таким образом.
— Кхм… Ынхёк? — сквозь музыку в наушниках откуда-то извне пробивается голос Донхэ, потому, испуганно дёрнувшись от неожиданности, Хёкджэ резко захлопывает дневник и снимает наушники, со стыдом понимая, что лидер группы обращается к нему уже не в первый раз за последние несколько секунд: парень, скрестив руки на груди, наблюдает за «барабанщиком», и, убедившись, что теперь Хёк слышит его, Донхэ тихо добавляет:
— Нам пора ехать на репетицию. Ты уверен, что сможешь сыграть? Смог что-нибудь вспомнить?
— Нет, не уверен, — вздыхает Хёкджэ, слезая со своей кровати и убирая наушники и личный дневник брата в ящик стола: оттягивать «момент истины» уже нельзя, и, пожалуй, любые новые отговорки создадут очередные проблемы, решать которые опять придётся Донхэ. — Но я попробую. Идём.
Как оказалось, ребята уже собрались на парковке у фургона, и не хватало только «Ынхёка», которого и решил поторопить лидер группы, заглянув в комнату. Но мемберы группы явно неплохо коротают время, дожидаясь Донхэ и Хёка — трое ребят собрались в кучку, что-то рассматривая на экране телефона, а рядом с ними суетится коротышка Сонмин, размахивая руками и что-то им рассказывая. Парни так увлечены разговором, что, когда опоздавшие подходят ближе, мемберы группы их даже не замечают, продолжая громко переговариваться:
— В новостях не было фото его машины…
— Да её всю смяло в лепёшку…
— О чём это вы говорите? — растерянно вопрошает Хёкджэ, и, тут же притихнув, парни неловко переглядываются между собой, пытаясь украдкой вернуть мобильный телефон помощнику менеджера, Сонмину, притаившемуся за их спинами. Но телефон попадает в руки Кюхёна, а этот макнэ, как Хёк уже успел запомнить, мастер прямых и острых высказываний, потому парень даже не удивился, когда именно Кюхён решил пояснить Хёкджэ происходящее, протянув ему телефон и буркнув:
— Сонмин показал нам фото того, что осталось от твоей машины. Жаль её, конечно. Ты столько денег в неё вкачал.
— Фото машины?.. — растерянно переспрашивает Хёк, и, невзирая на попытки Хичоля и Чонуна его остановить, парень берёт телефон помощника менеджера и всматривается в очертания красной, искореженной кучи металла, в которую превратилась любимая машина Ынхёка. Поджимая губы, Хёкджэ часто моргает, не понимая, откуда, а главное, для чего Сонмину эта фотография. — «Неужели за мной продолжают следить?..» — Хёк продолжает молчать, тупым взглядом таращась на фотографию. — «Вернее, за Ынхёком… А что бы он чувствовал, глядя на эту машину? Он же и правда так ей дорожил…»
— Прости, Ынхёк, просто ваше дело наконец закрыли, и машину могут отвезти на металлолом, — вполне искренне извиняется Сонмин, быстро тараторя и взволнованно размахивая руками. — Пока дело было открыто, остатки машины фигурировали в деле, вот и… Я об этом сразу же сообщу Чхве Шивону и Чонсу-хёну, просто…
— Ты не должен был показывать эти фото никому, кроме Шивона и Чонсу, — его излияния резко перебивает Донхэ, подойдя ближе и аккуратно забрав телефон из ослабевших рук Хёкджэ, лидер группы резким движением возвращает телефон Сонмину, даже не пытаясь посмотреть на изображение на экране. Хёку не часто удавалось понять причину того или иного поведения Донхэ, но сейчас парень даже благодарен лидеру за то, что тот пытается сохранить личное пространство «Ынхёка», даже если ему самому интересно увидеть фото машины барабанщика после аварии. Хотя в этом Хёк не должен искать какие-то потаённые смыслы — именно Донхэ был единственным человеком, не считая работников агентства и полиции, кто был рядом с пострадавшим на опознании в морге, и именно Донхэ пообещал Хёку, что не расскажет ребятам о том, как выглядел его умерший брат. Так что для Хёкджэ не должно быть удивительным то, что и сейчас лидер группы решил пристыдить всю эту компанию, строго добавив:
— И учти, если хоть одно фото всплывёт в сети, я намекну Шивону, чей телефон стоит проверить. Разберись со всем этим и сразу же удали фотографии.
— Да ты что, Донхэ, я — никому, кроме вас… — испуганно лепечет Сонмин, пытаясь как-то исправить положение, но лидер группы хмуро смотрит на него, пресекая новую череду оправданий, и указывает пальцем на фургон с открытой дверью, напоминая всем присутствующим об их цели:
— Закончили обсуждение. Садитесь в машину — и без возражений.
— Ынхёк, дорогой, мы просто… — виновато бормочет Хичоль, но, заметив, что Хёк не горит желанием обсуждать эту тему, глядя себе под ноги и не реагируя на звучащие оправдания, старший мембер группы сдаётся и первым забирается в фургон. Чонун и Кюхён, переглянувшись, садятся следом, не возражая против слов лидера, но, когда Донхэ оборачивается к Хёкджэ, тот, нервно сглотнув, мотает головой и пятится назад, несмело протянув:
— Я… пройдусь пешком. Езжайте без меня. Мне… надо побыть одному.
Донхэ явно хочет возразить, но в итоге лишь тихо вздыхает и стучит по двери фургона, коротко дав указания водителю Ёнуну и Сонмину, забравшемуся на переднее сиденье:
— Я сам его отвезу. Езжайте вперёд.