«Глупец, есть правила, и я приду за тобой, Можешь бежать, но ты не спасёшься. Зло придёт с тьмой, расплата начинается. Ты открыл зияющую могилу» © Lord Huron — The Yawning Grave
Изменения происходят не только в сознании Хёкджэ, но и в общежитии — парень не сразу, но замечает, что Донхэ, переодеваясь в домашнее, выбрал вместо привычной футболки или майки, открывающей его бицепсы, какой-то свой старый свитер. Хёку бы не зацикливаться на этом, но удивлённые взгляды, которыми мемберы провожают лидера в гостиной, говорят о том, что подобное поведение Донхэ действительно непривычное и неожиданное. Хёкджэ не пытается искать в этом какие-то знаки или намёки, но он уверен — видеть, что Донхэ, как и он, носит свитер, это определённо что-то успокаивающее. — «Как будто даже дышать становится немного легче…» Хёкджэ, наверное, впервые за последние дни не контролирует то, что происходит на кухне: говорить с ребятами ему не о чем, да и судя по тому, как решительно Донхэ поднялся с места, провожая уходящего в комнату Хёка взглядом — у них сейчас будет долгий разговор касаемо того, о чём говорить, если кто спросит о ситуации с Сонмином, и как вести себя в ситуациях, когда кто-то из работников агентства предлагает им взглянуть на конфиденциальную информацию. Но, как оказалось, инициативу Кюхёна в приготовлении ужина стоило проконтролировать должным образом, хоть и понял это Хёкджэ намного позже. — И чем ты думал, Кюхён, когда готовил это? — скептически вопрошает Донхэ, рассматривая порцию в своей тарелке. — От этого всего нам придётся переехать в тренажёрный зал на неделю, не меньше. И Хёкджэ был с ним полностью согласен — сегодня, благодаря стараниям макнэ группы, им на ужин достаётся «свалка», одно из любимейших блюд Ынхёка, рецепт которого он привёз из Америки. Хёк знает об этом блюде ровно столько, насколько он его ненавидит — если холодный макаронный салат и пара больших, но тонких котлет в целом выглядят как полноценный приём пищи, хоть и весьма сомнительный, если вспомнить, как много майонеза входит в рецепт макаронного салата, то мясной чили соус в качестве приправы и жареный во фритюре картофель вместе со всем этим морально убивали Хёка каждый раз, когда Ынхёку хотелось приготовить это блюдо для них обоих во время совместного времяпрепровождения. — Донхэ, ты на Ынхёка давно смотрел? Ему сейчас калории нужны, чтобы на ногах мог устоять, — не особо активно, но всё-таки уверенно сопротивляется Кюхён, упрямо нахмурившись и стойко выдержав недовольный взгляд лидера группы. — На одной траве он в норму точно не придёт, а «свалку» он обожал есть в Америке, так что я подумал… — Готовить что-то другое или заказывать еду уже поздно, так что для ужина «свалка» вполне подойдёт. А от любимого блюда скорее всего с Ынхёком ничего не случится — проконтролируем, если что, — резюмирует Чонун, взяв вилку в руку, так как есть эту мешанину палочками попросту невозможно — для правильного поедания «свалки» нужно мелко нарезать пожаренные котлеты на кусочки и перемешать все ингредиенты вместе, чтобы на тарелке образовалась гора не пойми чего, как самая настоящая мусорка или свалка, как это блюдо называют в Америке. К счастью для Кюхёна, больше желающих возражать таким аргументам не нашлось, так что парни всё-таки садятся за стол, решив наконец поужинать. Хёкджэ тоже не решается возразить, хоть и всё в нём сопротивляется насчёт такого ужина, но в этом парень находит некую попытку Кюхёна примириться — макнэ явно было неловко от того, что именно он показал «Ынхёку», что они все там рассматривали перед фургоном на экране мобильного телефона Сонмина. Так что Хёк не видит ничего удивительного в том, что Кюхён решил воспользоваться способом «барабанщика», раз все мемберы группы думали, что «Ынхёк» своим ужином извиняется за какую-то ссору с Донхэ, о которой парень до сих пор совсем ничего не знает. Возможно, поэтому макнэ решил, что воспользоваться аналогичным, вполне удачным способом, чтобы извиниться без слов — хороший ход. С другой стороны, именно мысли о такой, непростой, но вполне объяснимой логике не позволяют Хёкджэ отказаться от еды, даже если ему не нравится это блюдо — Кюхён решит, что «Ынхёк» до сих пор злится на него, а это в планы Хёка не входит. Именно поэтому Хёкджэ вяло ковыряется в макаронном салате, поедая его вместе с котлетами, и делая вид, что чрезвычайно увлечён «любимым блюдом», пока его не перестают навязчиво контролировать — сдаваясь под общее мнение, даже Донхэ уже ест без возражений, и лишь Хичоль, кажется, с явным интересом наблюдает за Хёком, но ничего не говорит, переглянувшись с Чонуном. — Кюхён, помоги мне налить чай, — неожиданно произносит Йесон, поднимаясь с места и направляясь к чайнику. — Я один все кружки не унесу. Макнэ, не находя повода отмазаться от этой бытовой рутины, со вздохом поднимается из-за стола и отправляется следом за старшим, на краткое время оставляя ужинающих мемберов без своего контроля. Донхэ лишь приподнимает голову, с едва различимым любопытством наблюдая за происходящим, а вот Хичоль реагирует практически тут же, украдкой наклоняясь к Хёку и тихо, но при этом крайне заботливо интересуясь: — Ты чего? Невкусно? К картофелю даже не притронулся. — Нет, всё вкусно, — не очень убедительно кривит душой Хёкджэ, поёжившись и спешно придумывая очередную отмазку, хоть и отвечая также тихо. — Просто для меня столько всего пока тяжеловато — особенно после моей диеты. — Ну я так и понял, — беззлобно усмехается Аска, украдкой придвигая свою тарелку ближе к тарелке «Ынхёка». — Будешь должен — одним фитнесом я эти калории не сброшу. Скидывай уже этот картофель мне. — Спасибо, Хичоль, — с облегчением отвечает Хёк, спешно перекладывая картофель в тарелку старшего мембера группы и поглядывая на занятых Чонуна и Кюхёна, надеясь, что те не увидят данные махинации: правда, за всем этим наблюдает Донхэ, но в его молчании Хёкджэ уверен. Учитывая, как лидер группы радеет за соблюдение диеты, наверное, он будет даже рад, если «Ынхёк» съест лишь часть этого вредного для здоровья и фигуры безобразия, так что на этот счёт Хёк не волнуется — да и хранить тайны Донхэ явно умеет, хоть и не любит этого делать. Но зато после этого небольшого обмана ужин прошёл без проблем — Кюхён вроде как не заметил ничего подозрительного, да и ребята начали разговор на отвлечённые темы, в частности о том, как неожиданно строго начал вести себя Чонсу-хён после их последнего с Ынхёком конфликта. Хёкджэ тоже подметил изменения в поведении менеджера, но он списал всё это на взбучку, которую наверняка получил Чонсу, плюс на ситуацию с Сонмином — подобные промахи наверняка пагубно сказались бы и на самом менеджере, так что в его собственных интересах было как можно скорее и радикальнее решить этот вопрос. Но все события последнего дня сказались на Хёке гораздо серьёзнее, чем он мог предположить — ночью сон к парню так и не шёл, а вот мысли о брате снова стали острее и болезненнее, словно репетиции и воспоминания о любимом блюде Ынхёка наточили притупившееся было чувство вины Хёкджэ. — «Как же это всё тяжело… Я не справляюсь, Хёк…» — думает парень, сжимая в пальцах край одеяла и тихо всхлипывая. — «Здесь должен быть именно ты… Зря я всё это затеял. Ты бы не пошёл в пекарню вместо меня… Вот и я здесь чужой… Я чужак, обманщик и… убийца… Это из-за меня кто-то успел подспустить тебе шины… Из-за меня ты погиб…» — Ынхёк? — в тишине комнаты раздаётся сонный, но встревоженный голос Донхэ, и, испуганно вздрогнув, парень садится на постели, спешно вытирая слёзы на своих щеках. Меньше всего ему хочется приносить лидеру группы новые проблемы — тот и так постоянно разгребает невзгоды, что свалились на головы его мемберов, по большей части из-за этой нелепой чехарды с подменой близнецов. Но Донхэ уже прекрасно расслышал, что «Ынхёк» снова плакал, потому, поднимаясь с кровати и наспех натягивая домашние штаны, солист молча подходит к постели Ынхёка и усаживается на её краю. Хёкджэ виновато опускает голову, спешно пытаясь подавить в себе тихие всхлипы, но Донхэ, продолжая сочувственно смотреть на него, медленно протягивает руку и касается тёплыми пальцами ноги «Ынхёка» поверх одеяла, тихо вопрошая: — Хочешь чай? — Нет, Донхэ, не нужно, я… — сиплым голосом из-за слёз пытается возразить Хёкджэ, но лидер группы явно его не слушает, беспокойно глядя на «Ынхёка» и мягко добавляя: — Я всё равно хотел сходить воды попить. Сейчас принесу тебе чай. Хёк прекрасно понимает, что «захотел попить воды» Донхэ именно из-за него, но сопротивляться парень перестаёт — да и лидер группы уже уходит на кухню, неслышно прикрывая за собой дверь. — «Лишь бы он Хичоля не разбудил…» — думает Хёкджэ, продолжая вытирать пальцами дорожки слёз на своих щеках, и даже тихо и обречённо стонет, уже сожалея о том, что он случайно разбудил Донхэ и таким образом нашёл своему соседу по комнате новый повод для волнения. И в этой ситуации действительно Хёку меньше всего хочется, чтобы его столь подавленное состояние опять оказалось на виду у всех мемберов группы. — Вот держи, попей немного, — тихо предлагает Донхэ, когда возвращается с кружкой и аккуратно протягивает её Хёку, придерживая одновременно и за ручку кружки и за дно, чтобы случайно не разлить напиток. Хёкджэ послушно принимает кружку из рук лидера группы и понемногу начинает пить, с удивлением узнавая в напитке травяной настой, вместо обещанного чая. — «Кажется, Донхэ всегда знает, что нужно делать…» — предполагает Хёк, выпив за раз где-то половину содержимого, пока лидер группы снова садится рядом и беспокойно, но не навязчиво наблюдает за ним. — Успокаивает… — признаётся Хёкджэ, причмокнув губами, и держит кружку обеими руками, с благодарностью посмотрев на Донхэ, но высказать свою признательность не успевает: лидер группы покачивает головой, не отводя от Хёка своего взгляда, и осторожно поясняет: — Это не совсем чай, но этот настой помогает при стрессах. Он… — Ячменный, — согласно отвечает Хёкджэ, узнав тип настоя по характерному привкусу и выпалив ответ скорее рефлекторно, совершенно не подумав о том, а был ли знаком его брат с настоями такого рода после переезда в Америку. — Да, я знаю, Донхэ. Это то, что нужно сейчас. Спасибо тебе. — Вот уж не думал, что ты и в целебных настоях разбираешься, — удивлённо, но без тени подозрительности произносит Донхэ, многозначительно хмыкнув. Осекаясь, Хёкджэ чуть было не выпустил кружку из рук, но парень, что сидит рядом с ним, вовремя протягивает руку и перехватывает кружку, обеспокоенно покосившись на него. — «Ты ведёшь себя глупо», — говорит себе Хёк и, поёжившись, произносит первую попавшуюся отмазку, чтобы скорее сменить тему: — А… да, немного. — А вот и ещё одно «немного», — со слабой улыбкой Донхэ комментирует происходящее, явно вспоминая их с Хёком давний разговор на кухне о других «немного», которые теперь якобы присущи Ынхёку, но не возражая, так как парень ставит кружку на стол и мягко добавляет: — В любом случае, я рад, что тебе помог настой. Попробуй поспать, ладно? — Да… хорошо, — Хёкджэ соглашается, надеясь, что после этого Донхэ вернётся в свою постель, но глаза закрыть так и не может: после всех этих переживаний Хёк уверен, что ему будет сниться Ынхёк. И всё бы ничего, если во сне брат будет жив и здоров — да, Хёкджэ прорыдает всю ночь, но зато сможет увидеть брата. Но что будет, если Хёк во сне будет в таком состоянии, в каком Хёкджэ видел его в морге — парень не знает и даже представлять эту картину не хочет, поскольку догадывается, что очередной нервный срыв будет ему обеспечен. Но каким образом скрыть всё это от Донхэ, чтобы тот не беспокоился — Хёк не знает и даже предположить не может. — Боишься засыпать? — лидер группы оказывается неожиданно метким в своём предположении: парень и правда боится закрывать глаза, и, когда Донхэ уже сам обо всём догадался, отрицать очевидное будет глупо, так что Хёкджэ, чуть поморщившись, поправляет на себе край одеяла, тихо пробубнив: — Звучит жалко, да? — Нет, в твоём состоянии это нормально, — весьма терпеливо и участливо произносит Донхэ, успокаивающе коснувшись пальцами руки Хёка. — Сегодняшний день был богат на события: сперва Сонмин с этими чёртовыми фотографиями, потом первая репетиция. Ещё и этот ужин от Кюхёна, будь он неладен. Со временем тебе станет легче, Ынхёк. Но сейчас тебе надо постараться поспать — впереди будет много репетиций и отдых тебе необходим. — Спасибо за поддержку, — Хёкджэ понимает, что Донхэ прав, но спать ему совершенно не хочется: ещё и лидер группы продолжает сидеть рядом с ним, явно не собираясь уходить к себе до тех пор, пока «Ынхёк» не заснёт. И это создаёт для Хёка новую проблему — как выпроводить Донхэ спать, ведь и лидеру группы требуется отдых, если вспомнить, как много всего Донхэ несёт на своих плечах, особенно в последнее время. Солист продолжает молча смотреть на притихшего Хёкджэ, и тот уже было думает о том, чтобы притвориться спящим для успокоения Донхэ, но парень, что сидит на краю кровати, растерянно чешет затылок и неожиданно нерешительно произносит: — Ну ладно. Раз тебе всё равно не спится — я могу сесть к стене? — Да, конечно, — растерявшись, Хёкджэ торопливо отдёргивает одеяло от дальней стороны постели и сам садится спиной к стене, освобождая место для лидера группы, раз уж тому вздумалось посидеть рядом с Хёком. Не совсем понимая, что задумал Донхэ, Хёкджэ с удивлением наблюдает за тем, как мускулистый солист садится рядом, и даже успевает сунуть тому под спину собственную подушку, раз парень сел к нему с обнажённым торсом — Хёк бы не простил себе, если бы Донхэ таким образом застудил себе спину, и лидер группы явно подумал о том же, потому не стал возражать и лишь благодарно кивнул, мягко улыбнувшись перед тем, как начать говорить. — Знаешь, мы не рассказывали тебе одну историю, — Донхэ смотрит перед собой, как будто столь тёплое воспоминание промелькает перед его глазами прямо сейчас, и неосознанно улыбается шире. — Было это после первой годовщины с нашего дебюта, кажется. Тебя, как обычно, не было дома, а Йесон, вернувшись из магазина, приволок взбитые сливки в баллоне попробовать. Ну, Чонсу нам сладости в принципе тогда не разрешал, как ты помнишь, а Кюхён же у нас сладкоежка… — Предчувствую увлекательную историю, — тихо хихикает Хёкджэ, с интересом подмечая, как ласково Донхэ отзывается о Кюхёне, несмотря на то, что младший участник группы порой ведёт себя как невыносимая колючая язва. — И что же произошло? — В общем, этот дуралей разошёлся с дегустацией сливок до такой степени, что вечером его накрыл дикий сушняк одновременно с диареей, — смеётся Донхэ, покачивая головой и словно заново осуждая дурость, которую устроил бедолага Кюхён в тот день. — Ты бы видел это зрелище. Жаль, сфотографировать его метания тогда никто не догадался — было одновременно и смешно, и боязно за него. Хёкджэ смеётся немного громче, прыснув в ладонь, чтобы случайно не разбудить своим хохотом парней, что спят в другой комнате — и Хичоля, растянувшегося на диване в гостиной. Несмотря на то, что у Хёка практически не было возможности присмотреться к ребятам — по большей части Хёкджэ пытался изображать Ынхёка и выглядеть естественно, и почти не вдавался во взаимоотношения парней внутри группы, он не может не признать — вычудить нечто подобное мог только Кюхён, и всё из-за своего навязчивого увлечения сладостями. — Только не говори ему, что знаешь об этой истории, ладно? — Донхэ продолжает улыбаться, пока озвучивает свою довольно неожиданную, хотя и логичную просьбу. — Он меня прибьёт, если узнает, что ты в курсе. — Не скажу, — с чистым сердцем обещает Хёкджэ, поёрзав на месте: думать о таких, отвлечённых вещах, и правда отвлекает и по-своему успокаивает. — Хотя ты зря беспокоишься. Кюхён не стал бы на тебя сердиться — он ценит и уважает тебя. — Как и тебя, — удивительно серьёзно добавляет Донхэ, качнув головой. — Хоть вы и цапаетесь постоянно, но ты тоже дорог ему. Иначе он бы не пытался привлекать к себе внимание, сам знаешь. Просто сейчас… ему тоже нелегко. — Знаю, — виновато вздыхает Хёк, сжимая замёрзшие пальцы «в замок», хоть он и не совсем понимает, почему Донхэ так выделяет Кюхёна в сложившейся ситуации: всем парням сейчас нелегко нянчиться с таким «Ынхёком», а лидеру группы и вовсе достаётся даже больше проблем, чем остальным. — «Наверное, всё из-за того, что он младший, да и родители Кюхёна просили Донхэ присмотреть за ним», — предполагает Хёкджэ, поёжившись. — «Чтож… в таком случае я вполне могу понять, почему Донхэ выбрали лидером. Кюхён мало кого слушается». Но вслух Хёк говорит совсем другое, избегая прямого взгляда на Донхэ: — Я понимаю, правда… Всё это непросто, да и мы с ним не особо ладим. И находить с ним общий язык действительно нелегко. — С тобой тоже, — явно бездумно выпаливает Донхэ, так как, стоит Хёкджэ растерянно покоситься на лидера группы, как тот тут же испуганно съёживается под взглядом «Ынхёка», в панике забормотав: — Не в этом смысле… чёрт… Я хотел сказать… Ынхёк, прости, я… — Нет, ты прав, — Хёк приподнимает руку, жестом попросив Донхэ перестать извиняться этим бессвязным потоком слов, и вздыхает, прикрыв глаза, чтобы образ Ынхёка снова оказался перед глазами: учитывая, как его колкий на язык братец не стеснялся в выражениях, Хёкджэ даже не удивлён, что парням действительно было сложно с барабанщиком. Ещё и изменившийся на их глазах «Ынхёк» сейчас ведёт себя совершенно иначе, не так, как прежде, отчего проблем становится всё больше, так что Хёк даже не думает обижаться на эти слова. — «Донхэ прав, как и всегда…» — говорит себе Хёкджэ, и, поёжившись, отвечает: — Со мной действительно не было легко. Ни тогда, до этой аварии, ни сейчас, когда я… такой. Донхэ не торопится с ответом, и Хёкджэ, понимая, что он болтнул лишнего, рефлекторно сгибает ноги в коленях и подтягивает их к груди, желая съёжиться в крохотный комочек, чтобы на него перестали обращать внимание. Уткнувшись лбом в свои острые коленки, Хёк по-прежнему не открывает глаза, надеясь, что лидер группы не заметит, как он дрожит. — «Я сам только подчёркиваю Донхэ, что «Ынхёк» сейчас совсем другой. Так они быстрее заметят подмену», — думает Хёкджэ, стараясь не расплакаться снова. — «Хотя, может, тогда всё быстрее закончится?» — эта «спасительная» мысль не в первый раз приходит в голову Хёка: он одновременно и боится раскрывать свой обман, и в то же время надеется, что Донхэ сам заметит несоответствия, сам задаст прямой вопрос — и тогда у Хёкджэ просто не останется другого выхода, как сказать правду и, облегчив свою совесть, вернуться в пекарню и оставить ребят навсегда. — Ынхёк… — с осторожностью произносит Донхэ, робко касаясь тёплыми пальцами плеча Хёка, словно боясь, что тот отдёрнется от него, и тихо вздыхает. — Прости, я просто хотел сказать, что… Как бы тяжело всё это ни было — не извиняйся за то, какой ты сейчас. Наверное, это прозвучит не очень, но зато честно — сейчас с тобой легче найти общий язык. — Почему? — Хёкджэ всхлипывает, уже не сдерживая своих слёз, но всё ещё не поднимая голову: парню кажется, что если он посмотрит на Донхэ, то не сумеет сдержать назревающую истерику, и тогда ни ему, ни лидеру группы опять не удастся вздремнуть хотя бы пару часов. И Донхэ явно думает о том же, так как лидер группы не пытается уговорить Хёка посмотреть на него: он продолжает бережно поглаживать парня по плечу и, чуть помолчав, отвечает: — Потому что ты теперь практически не выпускаешь свои колючки. Конечно, ты ещё срываешься из-за всех этих стрессов, но сейчас ты более предсказуем — пусть ты по-прежнему не хочешь просить у нас помощи, но зато мы теперь хотя бы можем понять, что именно тебе нужно, даже если ты не говоришь об этом вслух. — О чём ты говоришь? — устало вопрошает Хёкджэ, шмыгая носом и подавляя в себе рыдания, чтобы прислушаться к тому, что продолжает говорить Донхэ своим ровным, успокаивающим голосом: — Ты явно сейчас не подмечаешь вещи такого рода, но парни весь день пытались извиниться перед тобой за эту ситуацию с Сонмином. Да и неужели ты думал, что Кюхён ничего не заметит за столом? Он, конечно, часто ведёт себя, как ребёнок, но Кюхён далеко не дурак. И действительно, Хёкджэ как-то сразу не подумал о том, что ребята сегодня вели себя действительно непривычно: то Йесон следовал за ним по коридору, чтобы поддержать и успокоить, то этот гитарист отвлекал Кюхёна, яростно желающего откормить Хёка из благих побуждений и в качестве извинений заодно, а то Хичоль прикрывал «Ынхёка» и забирал часть его довольно тяжёлого ужина. Размышляя над этим, Хёкджэ тихо вздыхает и, услышав это, Донхэ также осторожно добавляет: — Мы поможем тебе, если ты позволишь, Ынхёк. — А раньше не позволял? — сипло спрашивает Хёкджэ, тут же спешно осекаясь: парень поздно понимает, что болтнул лишнего. — «Ынхёк никогда не спросил бы о таком», — с горечью думает Хёк, нервно пошевелив плечами и ожидая, что Донхэ уберёт свою руку и наконец задаст самый страшный вопрос. — «Может, сейчас Донхэ догадается обо всём — и утром я уйду?» — Разве что Хичолю, — чуть помолчав, с явной неохотой признаётся лидер группы, как будто поднимаемая тема тяжела для него лично. — Ему всегда рядом с тобой позволялось больше, чем нам. Я даже немного… Ладно, не важно. Вздохнув, Донхэ осекается и убирает руку, после чего, без тёплых пальцев лидера группы на своём плече, Хёкджэ становится очень холодно. Снова вздрогнув, Хёк, не придавая смысла последним словам лидера группы, совсем тихо всхлипывает, не выдержав этого напряжения, и жалобно вопрошает: — Но если сейчас… со мной… легче… то почему боль не прекращается, Донхэ? Внутри Хёкджэ словно что-то надламывается, как засов на двери от резкого удара топором, и парень уже плачет во весь голос, впиваясь ногтями в свои колени, продолжая сжиматься в комочек и зажмуриваясь до цветных пятен перед глазами. — «Ынхёк… мне всё ещё так больно… Я так по тебе скучаю…» — Ынхёк… — Донхэ снова вздыхает и бережно обнимает парня за плечи, совсем мягко пытаясь аккуратно приподнять его — и Хёк реагирует, выпрямляясь и порывисто прижимаясь к тёплому торсу лидера группы, утыкаясь носом в его плечо и продолжая всхлипывать. Ему всё ещё больно и страшно, он до сих пор не представляет, как будет жить дальше, без Ынхёка, но сейчас тёплые объятия Донхэ — это то, что хоть немного успокаивает Хёка, подобно ячменному настою, который лидер группы принёс для него. — Будет легче, Ынхёк, — тихо произносит парень, успокаивающе поглаживая Хёкджэ по спине и крепко обнимая его, словно догадываясь, насколько тому сейчас одиноко, до вымораживающего душу холода. — Не сегодня и не завтра… Возможно, даже не через месяц, но… будет. — Ты правда так думаешь? — голос Хёка всё ещё подрагивает от всхлипов, и он не уверен, что не залил плечо Донхэ своими слезами. Более того, парень неглуп и он понимает, что лидер группы не может дать ему никаких гарантий — каждый справляется со своим горем самостоятельно, и никто не может знать, как долго будет справляться с потерей брата сам «Ынхёк». Но Хёкджэ хочется сейчас услышать хоть что-то обнадёживающее, и при этом честное — то, что может сказать только Донхэ, одновременно и сочувствуя ему, и не желая лгать «барабанщику». — Я надеюсь на это, — практически шёпотом отвечает Донхэ, дыша своим тёплым дыханием на макушку Хёкджэ и бережно прислоняя его ближе к себе, даже немного нервно, так как то, что парень говорит дальше, очень важно для него. — И… пусть для тебя и для твоего брата религия ничего не значит… но тебе, наверное, стоит знать, что я молюсь за вас обоих: чтобы душа твоего брата обрела покой, и чтобы тебе наконец стало легче. — Да… ничего не значит, — соглашается Хёк, вслушиваясь в то, как гулко бьётся сердце Донхэ, и надеясь, что это звучание хотя бы немного успокоит его. — Но… спасибо тебе за это. Тебе явно непросто говорить об этом с таким, как я. Донхэ ничего не отвечает, а Хёкджэ перестаёт жмуриться, глядя на свои дрожащие руки, но не отстраняясь от лидера группы, пока в его объятиях так надёжно и тепло. — «Как бы мне ни было плохо… ребята не заслуживают так страдать и мучаться вместе со мной. И Донхэ так беспокоится…» — думая об этом, Хёк морщится, испытывая нарастающее чувство вины за то, что лидеру группы пришлось снова разбираться с его проблемами, потому, немного помолчав, Хёкджэ тихо откашливается и несмело произносит: — А… расскажи ещё? — Что именно? — Донхэ от удивления прерывисто вдыхает, не представляя, что именно Хёкджэ просит его рассказать. Этот разговор ещё больше напоминает Хёку ту беседу за обеденным столом, когда парень ошарашил лидера группы просьбой рассказать ему то, о чём «Ынхёк» не знает. — «Кажется, спрашивать об этом уже входит у меня в привычку?» — с печалью понимает Хёкджэ, и, улыбнувшись собственным мыслям, он добавляет: — Ну… то, что я ни в коем случае не должен был узнать о вас. Что происходило в общежитии, пока… меня… не было. — Эти рассказы успокаивают тебя? — тихо уточняет Донхэ, немного ослабляя свои объятия, чтобы Хёк мог высвободиться, если пожелает. Немного подумав, Хёкджэ соглашается с этим предположением, разве что решает немного поправить взволнованного лидера группы: — Скорее, они неплохо забивают мысли. Хотя образ Кюхёна, бегающего от кухни до туалета и обратно, признаться, завораживает. Донхэ негромко смеётся, снисходительно покачав головой, даже не подозревая, что таким образом он убеждает Хёкджэ в том, что тот говорит в стиле Ынхёка — роскошь, которой Хёку так не хватало в те дни, когда парень до панической дрожи боялся ляпнуть что-то не то. По мнению Хёкджэ, он разом состарился на несколько лет с тех пор, как они с братом попали в аварию. — «Как же давно всё это было…» — Ну хорошо, — Донхэ не возражает против такой просьбы, потому, бережно приобнимая Хёкджэ одной рукой, парень снова опирается спиной о стену через подставленную подушку, старательно припоминая, что ещё забавного происходило в общежитии: — Ну… было ещё вот что… Лидер группы продолжает свой рассказ, улыбаясь от приятных воспоминаний, которые ожили в его сознании, а Хёкджэ вслушивается в этот мягкий голос, ненавязчиво укрыв одеялом ноги обоих и, придвинувшись поближе, с удобством устраивается головой на плече Донхэ, чувствуя, как его постепенно начинает клонить в сон — видимо, ровный, практически бархатный голос Донхэ и вправду действует на него успокаивающе. — «Донхэ обещал, что со временем будет легче… Я буду стараться, Ынхёк… Но я так скучаю по тебе…»***
Рассказы Донхэ, как оказалось, неплохо усыпляют — или же дело было в том, что парень во время своих повестей о приключениях мемберов группы в общежитии бережно приобнимал Хёка за плечо, даря таким образом ощутимую мягкую поддержку после впечатлений прошедшего дня. Хёкджэ только утром понял, что в такой, полусидячей позе, они и проспали всю ночь, отчего почти синхронное пробуждение оказалось крайне оживлённым — Донхэ рассыпался в неловких извинениях, мгновенно вскочив на ноги, а Хёкджэ нелепо извинялся в ответ, спеша заверить лидера группы в том, что это именно из-за него ситуация и приобрела такой оборот. Они бы могли ещё долго так продолжать, если бы на звуки их искренних извинений в комнату не взбрело заглянуть Хичолю, чтобы поинтересоваться о том, а какого, собственного говоря, чёрта эти двое ещё не на кухне вместе со всеми. Слово за слово, и происходящее крайне быстро замялось, словно ничего и не было. Но зато после лёгкого и здорового завтрака, о котором позаботился Чонун, Хёкджэ, вернувшись в комнату, нерешительно остановился перед дверцами шкафа, на которых до сих пор висели покрывала, прикрывающие зеркала. — «Я должен продолжать двигаться дальше… чтобы не подвести Ынхёка», — решает Хёк и, поддаваясь возникшему порыву, медленно стаскивает эти покрывала, опустив их на пол. — «Теперь я снова могу видеть себя… видеть Ынхёка…» — понимает Хёкджэ, молча изучая отражение в зеркале: осунувшееся лицо, хоть и со здоровым румянцем, отросшие пшеничные корни и вымывающийся и тускнеющий рыжий оттенок волос, устало опущенные плечи и доверчивый, потерянный взгляд немного опухших после слёз глаз. Последняя особенность внешности, хоть и временная, всё-таки становится решающей в отличии Хёкджэ от Ынхёка — Хёк не знает, пролил бы брат слёзы о нём после гибели Хёкджэ или же запер бы все чувства в себе, но за всю свою жизнь парень лишь один раз видел, чтобы его близнец плакал, и подобное больше никогда не случится. Оттого покрасневшие глаза «Ынхёка» кажутся такими неестественными — но, наверное, для мемберов группы эта картина уже привычная, потому никто не стал задавать вопросы за столом во время завтрака. — Ты как? — позади него раздаётся тихий голос Донхэ и, испуганно вздрогнув, Хёкджэ таращится в отражение зеркала, за плечо «Ынхёка», где, на расстоянии нескольких шагов от него, стоит лидер группы, точно ангел-хранитель, готовый в любой момент ринуться на выручку и уберечь от любой опасности, даже если это угроза нового нервного срыва. — Я лучше… наверное, — нерешительно отвечает Хёкджэ, снова осматривая себя и пытаясь хоть как-то оценить, как он выглядит со стороны. — Думаю, стоит снять уже все покрывала с зеркал. Да и, наверное, мне стоит побольше послушать наши песни в плей-листе, чтобы не оплошать на следующей репетиции. — Здравая мысль — и отвлечёшься заодно, — с облегчением признаёт Донхэ, придвинувшись ближе и медленно прикоснувшись пальцами к локтю Хёка, но затем он тут же убирает руку, опасаясь, что Хёкджэ отреагирует резким образом на подобное, но парень не отшатывается от него и не отворачивается от зеркала, продолжая рассматривать лидера группы в отражении, который мнётся перед тем, как сообщить новую информацию: — Я поеду в магазин. Побудь с ребятами, ладно? — Донхэ, я понимаю, что ты беспокоишься обо мне после вчерашнего, но нянчиться со мной совсем необязательно, — морщится Хёкджэ, наверное, впервые за столько времени чувствуя изрядное обременение в виде заботы лидера группы о нём. Да, Донхэ видел много раз, как Хёк морально падал духом и ломался, не зная, как подняться с колен, и этот парень вовремя оказывался рядом, чтобы рывком подставить плечо и помочь устоять на плаву, но так не может продолжаться вечно. Донхэ стоит научиться держаться в стороне, чтобы «Ынхёк» мог справляться самостоятельно — иначе всё, через что проходит сейчас Хёк в образе своего брата, потеряет всякий смысл. — Да… да, зря я это… Прости… — лидер группы тут же отступает назад, мелко кивая и соглашаясь со словами «Ынхёка», не зная, как ему теперь реагировать на подобные ситуации и как вести себя с «барабанщиком». Хёкджэ поворачивается было к нему, чтобы пояснить смысл своих слов более подробно, но дверь в комнату неожиданно открывается и на пороге оказывается Йесон, в очередной раз появляясь именно тогда, когда его не ждут — и когда он больше всего нужен, чтобы разрядить обстановку. — Ынхёк, пошли фильм вместе посмотрим? — предлагает Чонун, и это оказывается хорошей возможностью для Хёкджэ улизнуть от разговора с оторопевшим Донхэ, так что он согласно кивает и, ничего не говоря, отправляется в гостиную, проходя мимо Йесона, отступившего в сторону, чтобы дать ему пройти. Но, проходя по коридору к гостиной, Хёкджэ слышит отголоски разговора между гитаристом и лидером группы, после которых ему снова становится стыдно за свои резкие слова. — Спасибо, Йесон, — как-то очень растерянно и неуверенно произносит Донхэ, и Хёкджэ даже может представить, как тот ёжится, словно от холода. — Не торопи его, — тихо отвечает Чонун, и последнее, что слышит Хёк перед тем, как зайти в гостиную, совмещённую с кухней, где за обеденным столом пьют чай Хичоль и Кюхён, так это его успокаивающее: — Всё будет в порядке. Езжай спокойно. И Донхэ действительно уехал, никого больше не взяв с собой — возможно для того, чтобы не встречаться снова взглядом с «Ынхёком», а, может, он и правда хотел проехаться до магазина в одиночестве, чтобы самому поразмышлять над происходящим. По крайней мере, в этом Хёк его охотно может понять, как и в желании навязать свои заботу и поддержку — Хёкджэ тоже был бы готов на всё ради своего друга, Рёука, или же ради Ынхёка. Но Хёк всё равно уверен в том, что ему пора снова начинать вести себя более обособленно, как делал его брат, иначе… — «Иначе потом я не смогу просто взять — и признаться в своей лжи и уйти отсюда…» — понимает Хёкджэ, сидя на диване и устало наблюдая за тем, как Чонун листает каналы на телевизоре в поисках нужного канала, где должны показывать какой-то новый фильм — Хёк даже в название не вслушивался, только понял, что Йесон крайне заинтересован в просмотре, а настолько увлечённым чем-то, помимо фильмов, этого гитариста Хёкджэ ещё не видел, так что моментом стоило пользоваться. Во время просмотра какого-либо фильма, хоть на телевизоре, хоть на телефоне или ноутбуке у Чонуна был полный карт-бланш — на эти пару-тройку часов никто не решался его отвлекать, просить переключить канал или выключить фильм, так что, пристроившись к гитаристу на время просмотра фильма, Хёк рассчитывал посидеть с ним в тишине и без каких-либо новых допросов в свой адрес. Когда Хёкджэ столкнулся с этим феноменом в первый раз, он был крайне удивлён такой поблажке одного из проживающих в общежитии, но потом парень охотно признал, что к этой причуде Чонун тщательно подготавливается — он явно не пользуется этой своей прихотью во время занятого графика, не усаживается смотреть фильмы по ночам, когда телевизор занят другими мемберами, или перед приёмами пищи. Судя по всему, этот гитарист во многом идёт на уступки ради хотелок ребят, так что собственное право на спокойный и вдумчивый просмотр фильмов Йесон явно отвоевал чуть ли не со дня дебюта, и с этой его причудой всем приходится считаться. — О, в новостях Ынхёка показывают, — комментирует Кюхён, таращась на телевизор со своего места за столом, и Чонун послушно возвращает на экран новостной канал, раз свой фильм он пока не нашёл. Хёкджэ растерянно смотрит на какие-то странные нарезки старых записей с Ынхёком, на кадры с пресс-конференции, взятые без звука — он почти не слышит голос диктора, но по бегущей строке на экране Хёк понимает, что общественность продолжает обсуждать новость о том, что у Ынхёка был брат-близнец, который погиб в ужасной автокатастрофе. Вдобавок, в конце новости сообщается о том, что предварительной даты концерта Super Show 5, который сдвигали несколько раз, пока нет — но и новости об отмене концерта тоже нет, так что, по данным, полученным от агентства, все фанаты, которые успели приобрести билеты, смогут посетить концерт по тем же билетам, только им потребуется пройти процедуру подтверждения действительности билета, чтобы на их место не продали новый билет. Эта процедура будет проходить совершенно бесплатно, и всем фанатам нужно будет уложиться в сжатые сроки, о которых будет объявлено позже, когда агентство выпустит официальное заявление о утверждённой дате проведения концерта. — «Донхэ не шутил, когда говорил, что от меня многое зависит…» — думает Хёкджэ, жадно рассматривая кадры старых записей с Ынхёком, как будто это поможет ему хоть немного унять тоску по брату. — «Так непривычно и так неправильно… А вот ты к подобному наверное бы быстро привык, да, Ынхёк?» — О чём ты сейчас думаешь, Ынхёк? — интересуется Чонун, не скрывая, что он внимательно наблюдает за «Ынхёком» — уж кто-то, а этот гитарист точно заметит, если Хёк переменится в лице, как сейчас. Хёкджэ мог бы снова ответить отповедью, как в случае с Донхэ, но весь его запал после увиденных обрывков записей с Ынхёком попросту улетучился — Хёк снова стал не «Ынхёком», а очень усталым, разбитым и скорбящим братом известного барабанщика, тем, кто притворяется своим близнецом по ряду причин, и не знает, как ему быть дальше. Решив, что лучше быть с Чонуном по возможности откровенным, Хёкджэ потирает пальцами затылок и печально вопрошает: — Будет ли в моей жизни когда-нибудь, как раньше, Йесон? — Нет, не будет, — парень отвечает довольно безэмоционально, но, в целом, тем же участливым тоном, как и всегда. — Но это нормально. Каждое завтра не будет походить на сегодня или вчера. Мир движется, и ты тоже двигаешься дальше, так или иначе. На это Хёку нечего ответить — Чонун и в этом оказался прав, повторив вчерашние слова Донхэ в своей манере. — «Да — как раньше уже точно не будет», — убеждается Хёкджэ, отворачиваясь от экрана в сторону коридора и тихо вздыхая, надеясь, что Йесону хватит догадливости не развивать эту тему дальше. — «Что бы я не предпринял, я не смогу вернуться в пекарню и делать вид, что Ынхёк где-то в Америке…» — понимает Хёк, оттого на сердце становится всё тяжелее. — «Если парни сумеют найти другого барабанщика, я не смогу слушать ни одну из их песен, ни новую, ни записанную с Ынхёком, ведь я уже не буду причастен к этому миру… Это будет слишком больно в любом случае». — Слушай, не молчи, — настойчиво просит Йесон, не пытаясь придвинуться ближе, но явно намереваясь достучаться до «Ынхёка». — Ты опять пытаешься закопаться в себе, как и всегда. В этой ситуации так не получится — сломаешься в одиночку. — А у меня есть выбор? — тихо спрашивает Хёкджэ, повернувшись и тяжёлым взглядом практически пригвоздив Чонуна к дивану. — «Если бы он знал…» — Хёку даже хочется посмеяться от глупости ситуации, когда он несдержанно выпаливает: — Что ещё я могу сделать? Я пытаюсь справляться, но, очевидно, не очень удачно. — Ну, временами да, справляешься ты паршиво, — Йесон стойко выдерживает его взгляд, согласно покачав головой, словно догадавшись, что Хёк не обидится, ведь на правду непросто обижаться, и добавляет: — Попробуй довериться нам. Мы все готовы поддержать тебя и помочь, только скажи, как. — Спасибо, но у меня только одно желание, — честно признаётся Хёкджэ, устало пожав плечами и решив говорить с Чонуном в его же манере — без обиняков и напрямик, фактически в лоб. — И оно не может исполниться. А больше желать мне, честно говоря, нечего. В комнате становится очень тихо: молчит Йесон, выключив телевизор, молчат и Хичоль с Кюхёном, подозрительно притихнув за обеденным столом. — «Ну вот, теперь они решат, что мне плевать на то, что будет с ними», — Хёку хочется обречённо простонать, хотя он понимает, что до такой ситуации он сам и довёл этот диалог. — «Я опять делаю всё только хуже…» — Каким он был? — неожиданно интересуется Чонун, закинув ногу на ногу и хлопнув себя по колену, чтобы привлечь внимание Хёка к себе. — Ну, твой брат. Хёкджэ, правильно? Расскажи нам о нём хоть немного. Хёкджэ обдумывает вопрос гитариста, не сразу находясь с ответом и с мыслью о том, стоит ли вообще настолько откровенничать в этом вопросе. С одной стороны, описывать себя — по сути, хоронить самого себя, но ведь Хёк уже похоронил себя, раз парень по имени Ли Хёкджэ теперь покоится на кладбище, пусть и в теле его брата, Ли Ынхёка. С другой стороны, если описывать Ынхёка — парни могут и догадаться о подмене, а это в планы Хёка не входит как минимум до конца траура, даже если его порой мотает в разные стороны и бросает в разные пути решения возникших проблем. К тому же, для Хёкджэ стало неожиданностью, что Йесон запомнил имя «брата Ынхёка» — и Донхэ, и Хичоль не скрывали, что им нужно повторить его имя перед пресс-конференцией, а тут Чонун… — «Но моё имя могли произнести в новостном репортаже», — напоминает себе Хёк и, решив, что он уже слишком много времени потянул для ответа, тихо отвечает: — Он… самый дорогой для меня человек. Мы много времени проводили вместе в последние пару лет, вдали от всего этого. Казалось, что мы в стороне от всего мира… Только мы. — Как часто вы виделись? — вопросы Чонуна вроде как походят на допрос, но они не вызывают у Хёкджэ того, недавнего раздражения — Йесон не скрывает свой интерес, и он не приправляет каждый вопрос суетливым «Ох, Ынхёк, мне так жаль, я не должен был об этом спрашивать». В данной ситуации такая манера проведения диалога вполне устраивает Хёка, потому, снова вспоминая их встречи с братом, Хёкджэ слабо улыбается и легко признаётся: — Почти каждый отпуск. — Правда? — наверное, впервые голос Йесона кажется удивлённым, а парни на кухне и вовсе замерли на своих местах, словно от любого их движения «Ынхёк» перестанет откровенничать и снова зароется в своей скорлупе как можно дальше от них всех. — В смысле, ты действительно почти во все свои отлучки был с братом? — По большей части — да, — Хёкджэ недоумённо пожимает плечами, протягивая руку к цепочке на своей шее, и рефлекторно тянет за кулон, как будто это поможет ему снова обрести связь с Ынхёком и выглядеть и говорить, как брат. — Мы очень дорожим друг другом. В смысле, дорожили… — Извини. В это мне точно не следовало лезть, — вполне искренне извиняется Чонун, поясняя своё изумление. — Просто мы думали, что ты либо в клубах отрываешься, либо спишь с очередным мальчиком на одну ночь. А, оказывается, ты был с братом… Кулон — это его подарок? — В каком-то роде, — Хёк не осуждает Йесона за такие предположения — у Ынхёка действительно имелась привычка вести себя как «холодный американский парень», так что на месте ребят Хёкджэ бы подумал о том же в отношении развлечений своего брата. — Они парные. Мы купили их на наш первый совместный день рождения после того, как мы снова встретились здесь, в Корее. — А мы-то всё понять не могли, почему ты так и не снимаешь этот кулон, — задумчиво произносит Йесон, обернувшись через плечо и многозначительно покосившись на Хичоля и Кюхёна. — Ынхёк, послушай, доверяй нам. Сам видишь, как мало мы знаем о тебе. Но то, что случилось… мы все волнуемся за тебя. Даже Кюхён. — Неправда! Сдался он мне, — ворчит макнэ группы, усаживаясь на подлокотник дивана, сразу за плечом Йесона, и чуть ли не нахохлившись, как воробей на ветке. — Мне всё равно. — Ага, рассказывай, — Хичоль, тоже подойдя ближе, садится рядом с Хёком, мягко приобнимая его за плечи. — Да мы когда из больницы вернулись после аварии, ты полночи проревел в подуш… — Не было такого! — яростно вопит Кюхён, лихорадочно ища, что бы такого можно было кинуть в незатыкающегося Хичоля, Чонун подозрительно молчит, обернувшись к младшему участнику группы, а Хёкджэ изумлённо оглядывает ребят, окончательно запутавшись в происходящем. — «Но… если ребята всегда ведут себя так, что беспокоило Ынхёка? Почему он был таким нервным и ругался с ними?» — Хёк уверен, что ситуация гораздо глубже и непонятнее, чем ему кажется, особенно когда Чонун, примирительно выставив руки, чтобы два громкоголосых участника группы замолчали, спокойно произносит: — Ну хорошо-хорошо, убедил. Кто-то, и это, безусловно, не Кюхён, до утра ни в коем случае не проплакал в подушку на кровати, которая точно не принадлежит нашему Кюхёну. Хёкджэ не может сдержаться от тихого смешка — уж слишком забавным и поучительным ему показался тон Йесона, и гвалт разгорается с новой силой: Кюхён что-то возмущённо вопит уже в адрес двоих старших мемберов группы, а Ким Хичоль орёт свои безумно важные контраргументы с другой стороны дивана, грозясь своей тональностью воплей ненароком лишить Хёка слуха. Только Йесон невозмутимо продолжает листать каналы, снова включив телевизор, до тех пор, пока не натыкается на долгожданный фильм — и его негромкого хмыкания хватает, чтобы эта громкая парочка тут же замолкли, оставаясь на своих местах и бросая друг на друга воинственные взгляды. — «Так вот почему у них ссоры не доходят до драк», — неожиданно понимает Хёкджэ, снисходительно покачивая головой, пока он украдкой присматривается к мемберам группы. — «У этих двоих всегда рядом будет Донхэ, способный утихомирить их одним словом, или Йесон, которому достаточно лишь включить какой-нибудь фильм — и в общежитии снова тишина и покой…» Правда, и с тишиной, и с покоем Хёк погорячился — Ынхёк перед этой глупой подменой признался брату, что он разругался со всеми мемберами группы, в том числе и с Донхэ. И, как позднее убедился сам Хёкджэ, парень не преувеличивал и не шутил: за исключением Хичоля, ребята встретили «Ынхёка» не очень дружелюбно, даже лидер группы был раздражён и насторожен, когда Хёкджэ в образе своего брата приехал в общежитие. Но в целом, несмотря на то, что слова и действия Хёка часто не совпадали с характером Ынхёка, ребята поудивлялись — и почти без возражений приняли такие перемены в «барабанщике», видимо, решив просто пронаблюдать за тем, что будет дальше, и как надолго хватит у «Ынхёка» такого поведения. Ещё и эта проклятая авария перевернула всё с ног на голову — Хёку едва хватает сил хотя бы отдалённо напоминать в словах и жестах своего брата, но мемберов группы это не особо смущает. Конечно, в их разговорах, которых парень пару раз подслушал, становится ясно, что какое-то время ребята даже недоумевали касаемо того, как изменился «Ынхёк», но, поразмышляв, приняли и эти перемены практически безропотно. Йесон с явным интересом смотрит какой-то ужастик, Кюхён и Хичоль, заинтересовавшись сюжетом, позабыли о своей ссоре и даже пересели на другие места на диване, устроившись между Чонуном и Хёком, вполголоса обсуждая действия героев и делясь своими комментариями и мнениями. Но Хёкджэ не вслушивается ни в голоса персонажей на экране, ни в комментарии двух неугомонных рецензентов — он лишь пользуется возможностью ничего не говорить и, продолжая быть на виду ребят, оставаться наедине с собственными мыслями. Единственное, что периодически пугает Хёка — так это неожиданно выскакивающие на экране монстры под душераздирающие крики бедных жертв — кажется, для таких особенностей сюжета было своё специальное слово, но Хёкджэ, не особо увлекающийся кинематографом, его не то не знает, не то — не помнит. Тем временем где-то на середине фильма, аккурат во время рекламной паузы, в коридоре тихо хлопает дверь — Донхэ вернулся из магазина. Хёк понимает, что он оказался в ловушке — проскользнуть мимо лидера группы и скрыться в комнате парень уже не успевает, так как Донхэ его заметит, а прятаться на кухне наивно и в какой-то мере даже глупо — если лидер приехал из магазина, то именно на кухню он и отправится со своими покупками. Как ни крути, а лучшим вариантом для Хёка сейчас будет оставаться на месте и делать вид, что ничего не произошло. К счастью для него, Донхэ явно подумал о том же, так как, оставив обувь и куртку в коридоре, парень, держа пакеты в обоих руках, заходит в гостиную, как-то нелепо озвучив то, что все и так уже поняли: — Я дома. Что тут у вас происходит? — Да мы фильм смотрим, — отвечает Хичоль, откинувшись на спинку дивана и хорошенько потянувшись, пока Донхэ ставит пакеты рядом с диваном и с явным любопытством переводит взгляд на экран, где ещё идёт реклама, поинтересовавшись: — И что за фильм? Какая-то новинка? — Хён, Хичоль опять на меня клевещет! — словно очнувшись, начинает жаловаться Кюхён, снова вспомнив о причине спора, которая разгоралась до начала фильма. Хёкджэ тихо прыскает со смеху, а Хичоль, воспользовавшись тем, что Донхэ переключил внимание на макнэ, поднимается с дивана и неприметно подбирается к пакетам, засовывая в них свой любопытный нос. — И из-за чего в этот раз? — подозрительно спокойно вопрошает лидер группы, легко похлопав Чонуна по плечу, после чего доходит до ворчащего Кюхёна и мягко треплет его волосы, усмехаясь краешком губ, словно Донхэ не сомневается, что подобные прикосновения подействуют на макнэ самым умиротворяющим и успокаивающим образом. — Ну на минуту вас нельзя оставить. — Сам знаешь, это у них вечная история, — Йесон невозмутимо пожимает плечами, повернувшись корпусом к Донхэ и кивнув в сторону притихшего и съёжившегося у края дивана Хёка. — Хотя раньше, когда в их баталиях и Ынхёк участвовал, стычки были куда фееричнее. А сейчас так, языки чешут, не больше. — «Опять «Ынхёк», — Хёкджэ неприкрыто морщится, не испытывая особого удовольствия от того, что ребята снова вспоминают его брата. — «Да, Хёк не отличался манерами, но он всегда был хорошим другом и замечательным братом… В отличие от меня…» — О, ты купил тток? — радостно восклицает Хичоль, разглядев нечто любопытное в пакетах, после чего парень спешно подхватывает покупки чуть ли не в охапку, с удивительной прытью устремившись в сторону кухни, чтобы разобрать все продукты и оценить их сегодняшние шансы на вкусный ужин. — А соус к тток Донхэ тоже купил?! — Кюхён, услышав любимое название продукта, тут же подскакивает с места, побежав за Хичолем на кухню, тогда как Хёкджэ, облегчённо выдохнув, раз о нём снова временно забыли, лишь снисходительно покачивает головой. В каких-то вопросах макнэ неисправим, в частности, в пристрастиях к уличной еде — так что неудивительно, что Кюхён, услышав про покупку тток, сразу же захотел сделать острый бульон для ттокпокки, позабыв про всё на свете. — «В чём-то каждый из них до сих пор такой ребёнок…» — подмечает Хёк, никак не комментируя происходящее: Хёкджэ очень хочется поразмышлять, в чём каждый из мемберов группы продолжает вести себя, как маленький мальчик, но его от этого отвлекает Донхэ, немного помедлив, но всё-таки осторожно усаживаясь на диване недалеко от него, словно пытаясь продолжать держать дистанцию, после недавнего разговора. — Ты как, получше? — лидер группы пытается придать своему голосу спокойный деловой тон, но ему самому жутко неловко: Донхэ, видимо, уже привык к тому, что об «Ынхёке» нужно заботиться и присматривать за ним, пока тот носит траур, и снова вернуться к отстранённому поведению и редким вопросам лидеру ещё очень трудно. — «Всё-таки я опять погорячился…» — понимает Хёкджэ и, нервно вздохнув, парень неожиданно смело, хоть и осторожно, хлопает Донхэ по колену, пытаясь придать себе более непринуждённый и расслабленный вид: — Да… Да, всё в порядке. — Если хочешь досмотреть фильм с нами, Донхэ, советую поторопиться с переодеваниями. Реклама вот-вот кончится, — в их диалог вклинивается Йесон, не отводя взгляда от экрана — и его совет удивительным образом разряжает обстановку, возникшую в гостиной: озадаченная возня двух любопытных участников группы на кухне уже никого не беспокоила, а вот как-то разрешить возникшую неловкость между Донхэ и Хёком нужно было срочно. — И то верно. Мне стоит поспешить, — лидер группы посмеивается и, убрав руку Хёка со своего колена, коротко сжимает в пальцах его ладонь, а затем, тут же выпустив руку Хёкджэ из своей, Донхэ поднимается с дивана, направляясь в сторону своей комнаты, чтобы переодеться в домашнее. Хёк молча провожает его взглядом, а после задумчиво чешет свою ладонь пальцами другой руки, ещё чувствуя тепло от руки Донхэ. — «Всё это так странно…»