«Если бы я только мог обернуться, Но там, где я стою, нет ни единой дороги, Лишь знаки тупиков да пустыри. Таков мой долгий путь… К тебе» © Chris Daughtry — Long Way
Утром Хёкджэ просыпается слишком рано даже для себя самого — возможно, всё дело было в том, что он впервые за столько времени сумел выспаться: парень не вертелся всю ночь, не просыпался от кошмаров и ужасные картины не всплывали перед его глазами. Хёк просто крепко и спокойно спал, словно новая песня Донхэ действительно сумела успокоить и по-своему убаюкать Хёкджэ, словно маленького ребёнка. А вот Донхэ ещё спит: лёжа на спине, подложив одну руку себе под голову, а другую устроив поверх одеяла, в районе живота, парень выглядит таким спокойным и естественным, расслабленным, ведь хотя бы во сне Донхэ не приходится нести на своих плечах весь этот груз и думать и беспокоиться сразу о стольких вещах. Ничем не обременённый, он дышит глубоко и размеренно, тёмные, не окрашенные волосы немного встопорщены в небрежном беспорядке, и этот образ кажется Хёкджэ таким уютным и домашним, что случайно потревожить сон Донхэ и разбудить его парню не хотелось. — «Пусть он ещё поспит…» — думает Хёк, потому, спешно одевшись, он, как ранняя пташка, как можно тише выходит из комнаты и отправляется в ванную, надеясь, что он за своими утренними водными процедурами никого случайно не разбудит. Правда, был вариант, что Хёкджэ может ненароком разбудить Хичоля, но, пожив вместе с ребятами, парень уже был уверен в одном — Хичоля можно разбудить только звуком открываемой бутылки соджу. Другими же способами добудиться до старшего мембера было практически невозможно: Аска гордо называл это «суровым богатырским сном», подцепив это понятие на каком-то из фанатских форумов и с помощью поисковика Naver выяснив, что «богатыри» — это сильные и смелые воины, которые стояли на страже загадочной страны с названием Русь. Правда, Кюхён тут же поправлял Хичоля и отвечал, что это, скорее «синдром опохмельной алкокрасавицы», но против такого варианта корейский солист в принципе не был: подобное название тоже вполне красочно подчёркивало его индивидуальность, а постоянно спорить из-за одного и того же повода Хичоль не любил — считал, что жизнь и без того слишком коротка, чтобы тратить её на цикличные вещи. Хичоль, как Хёк и думал, безмятежно дрыхнет на диване, разбросав в разные стороны руки и ноги, торчащие из-под скомканного одеяла, едва прикрывающего зону ниже пояса. Проходя мимо него, Хёкджэ не может удержаться и аккуратно поправляет на старшем мембере одеяло, прикрывая его задранную чёрную футболку, слишком длинную для выхода в свет, и широкие семейники в цветочек. Причмокивая пухлыми губами, Хичоль даже довольно всхрапывает во сне, заворочавшись под расправленным одеялом, и Хёк тихо фыркает себе под нос, наблюдая за тем, как спит старший мембер. Особенности сна ребят, проживающих в этой квартире, так точно отражают их характеры, что Хёкджэ уже небезосновательно полагает, что Кюхён спит чуть ли не на собственной голове, закинув ноги на стену, а Йесон, возможно, вообще спит сидя и не смыкая глаз, уставившись в пустоту, как истукан. Проверять свою теорию парень не отважился, так как в крепости сна этих двух гитаристов Хёк не был уверен, но мысль показалась ему вполне правдоподобной. В любом случае, Хёкджэ без каких-либо проблем добрался до кухни, намереваясь приготовить какой-нибудь питательный завтрак, чтобы у всех были силы выдержать длительную репетицию перед грядущим фестивалем, о котором Хёк пока старается не думать. — «Это просто репетиция… Очень длинная и серьёзная репетиция. Пока это всё, о чём мне надо думать», — убеждает себя Хёкджэ, чтобы не разволноваться раньше времени и не накрутить себя перед своим первым выступлением, на котором ему нельзя ошибиться — парень должен выглядеть как Ынхёк, играть как Ынхёк, и буквально быть Ынхёком. А чтобы отвлечься от беспокойных мыслей, перед репетицией следует как следует позавтракать, и для этого у Хёка всегда было верное средство — приготовить что-нибудь вкусненькое, так как время, проведённое у плиты, его успокаивает. — И что же мне приготовить? — Хёкджэ бубнит себе под нос, с любопытством заглядывая в холодильник и пытаясь что-то спешно придумать. Само собой, Хёк сразу настроился на то, что нужно сварить овсяную кашу, а вот привычные парням бутерброды делать не хотелось. Немного подумав, парень решил приготовить хотток — в таком случае будет надежда на то, что если Хичоль всё-таки надумает проснуться из-за вкусного аромата готовых хотток, то, желая поберечь фигуру, он не успеет съесть всё и ребятам тоже достанется. Убедившись, что он принял правильное решение, Хёк достаёт все необходимые продукты для приготовления завтрака и, засучив рукава вытянутого свитера, принимается за работу. Когда сковорода достаточно раскалилась, а тесто как следует поднялось, Хёкджэ умело занялся жаркой оладий хотток: отточенными и привычными движениями он заворачивает начинку в шарик из теста и выкладывает на сковороде сразу четыре штуки. Когда «шарики» немного схватываются, парень умело придавливает их лопаткой, чтобы придать нужную форму, и сразу переворачивает каждую из оладий, чтобы сперва поджарилась другая сторона, а потом снова возвращает хотток на сковороде на первую сторону. Увлекаясь привычным делом, Хёкджэ даже перестал думать о том, что ему следует быть потише — Хичоля он точно не разбудит, только если запах хотток заинтересует этого гурмана, а межкомнатные стены всё-таки довольно толстые и тихую возню на кухне ребята скорее всего не услышат. Когда Хёкджэ выкладывает на сковороду последнюю партию хотток, неожиданно зазвучавший мягкий голос позади него застал парня врасплох: — Ты что, поднялся засветло, чтобы приготовить завтрак? Хёк от испуга чуть было не опрокидывает на себя сковородку, но вовремя успевает ухватить её за ручку — и удержать. Донхэ, как и всегда, подошёл слишком тихо и незаметно, слишком осторожно, чтобы Хёкджэ услышал его шаги и успел подготовиться. И от реакции Хёка Донхэ сам переполошился, встревоженно двинувшись ближе, чтобы убедиться, что парень не обжёгся. Понимая, что лидер группы обеспокоенно пытается со стороны рассмотреть его ладони и пальцы, Хёкджэ возвращает сковороду на плиту и, потирая руки друг о друга, неловко отвечает: — Я… я в порядке. Просто я выспался, а ворочаться и будить тебя не хотелось. — Ты правда выспался? — недоверчиво переспрашивает Донхэ по вполне естественным причинам — Хёка долго мучали кошмары по ночам, но возражать лидер группы не решается: видимо, он остался удовлетворён бодрым видом «барабанщика», потому Донхэ по итогу перебивает сам себя, решив не зацикливаться на этой теме, ну или просто не собираясь рушить и без того хрупкое чувство спокойствия «Ынхёка». — Ну ладно… Я рад, что ты сумел отдохнуть. Помочь тебе с чем-нибудь? — Ну… разве что разложить кашу по тарелкам, пока я заканчиваю с хотток, — предлагает Хёкджэ, решив не отказываться от помощи: Донхэ уже здесь, так что вдвоём они быстрее накроют на стол — да и так можно занять руки и ни о чём не говорить, и, видимо, лидер группы подумал о том же, так как он лишь кивает, соглашаясь с Хёком, и подходит ближе к плите, намереваясь взять кастрюлю. Но, шумно втянув носом воздух, Донхэ неожиданно улыбается и, потянувшись рукой выше, над головой парня, лидер группы щелкает неприметной кнопкой на боковой стороне вытяжки — и та начинает тихо гудеть. — Спасибо, — выдыхает Хёкджэ, смущённо переминаясь с ноги на ногу. — Я просто не хотел будить Хичоля, так что… — Скорее, ты никогда не знал, для чего эта «бесполезная бандура» тут вообще была нужна и как её включить, — чуть посмеивается Донхэ, покачав головой и покосившись на диван, откуда раздаётся громогласный храп, даже порой заглушающий звук работающей вытяжки. — Разбудим его, когда ребята соберутся. Вроде Йесон уже в ванной, так что ждать осталось недолго. Хёк сдаётся и вздыхает, не возражая: он и сам сомневался в том, знал ли Ынхёк, для чего вообще предназначена вытяжка на кухне, а развивать эту тему не хотелось — переубеждать Донхэ будет глупо и неуместно. Да и лидер группы уже забрал немного остывшую кастрюлю с плиты и вполне ответственно и аккуратно занимается накладыванием завтрака по тарелкам, так что Хёкджэ с относительно чистой совестью ставит чайник на плиту, чтобы к моменту, когда все ребята соберутся за столом, чайник был уже горячим. — Мать, гляди, что делается, — когда в гостиной оказывается Кюхён, макнэ показательно охает, всплеснув руками, наблюдая за тем, как Донхэ и Хёкджэ накрывают на стол. — Неси фотоаппарат, Ынхёк завтрак готовит. — Садись лучше за стол, — Хёк тут же догадывается, что Кюхён обращается к спящему Хичолю — как верный фанат группы своего брата, Хёкджэ естественно был в курсе, что старшего мембера как-то единогласно прозвали «мамочкой группы». И в целом, учитывая то, как яростно Хичоль опекает Хёка, считая его Ынхёком, своим лучшим другом, Хёкджэ в целом согласен с титулом, которым короновали этого красивого корейского солиста. Донхэ же, на правах лидера группы, с самого начала прозвали «папочкой», по понятным всем причинам — уж слишком серьёзные вещи тот всегда говорил и отвечал за ребят он тоже со всей ответственностью. Йесона же фанаты окрестили странным, но вполне соответствующим ему титулом «мапа» — тот и позаботиться о младших участниках может, если Хичоля нет рядом, а когда, рано или поздно, Донхэ нужно будет проходить армейскую службу, кто-то должен будет стать временным лидером, и фанаты полагают, что им станет как раз отслуживший к тому времени Чонун. Вообще, Хёк уже задумывался об этой военной службе, необходимой для всех совершеннолетних мужчин, проживающих в Корее — исходя из того, что любой мужчина, достигший возраста двадцати восьми лет, обязан отправиться на военную службу, безо всяких отсрочек, Хичоля подобное ждёт уже в конце этого года. Йесон отправится отдавать долг своей стране на следующий год, а затем, через год, практически в одно время, только в разные сезоны, должны были идти в армию Ынхёк, Донхэ, ну и Хёкджэ, соответственно. Кюхён же, как самый младший, может не думать об армии ещё три года. Но в целом зато неудивительно, что, как макнэ, он получил прозвище «ребёнка» в этой странной семейке. Только Ынхёку фанаты прозвище так и не придумали, но тот легко справился сам. — Я — дядюшка из Кванджу, который если приезжает погостить, то попьёт крови всем окружающим, — смеялся Ынхёк, когда они с братом поднимали эту тему. Говорить такое фанатам в открытую барабанщик явно не спешил — и, может оно и к лучшему. Хёк не уверен, что после таких слов у парня не было бы проблем, как с фанатами, так и с ребятами и особенно с Донхэ, которому пришлось бы отвечать и за эти слова участника группы. Ынхёк в целом всегда был другим, не таким, как ребята — он как-то нарочито открыто демонстрировал свою обособленность, свою самостоятельность. Хёкджэ бы подумал о том, что дело в американском менталитете и воспитании брата отцом, но, в целом, Ынхёк был таким всегда. Он легко заводил знакомых в школе и во дворе, и также легко с ними разрывал всякое общение, если у них происходили конфликты. Только с Хёкджэ брат никогда не ссорился, и наверное потому, что Хёк часто ему уступал, не желая развивать спор дальше — и Ынхёк это замечал и ценил. Один-единственный раз они разошлись во мнениях — и братья об этом очень сильно пожалели, так как потеряли связь друг с другом на столько лет. И теперь Хёк не знает: радоваться ли ему, что они с Ынхёком успели встретиться и примириться — или же и дальше винить себя, ведь если бы не Хёкджэ… — «Если бы не я, Хёк был бы жив…» Но, возвращаясь к вопросу об армейской службе, Хёк в своё время даже был рад, что одновременно с ним отправятся служить в армию сразу два мембера группы — тогда был шанс, что ребята не станут выпускать новые альбомы и Хёкджэ бы ничего не пропустил в деятельности брата и его группы. Но теперь, даже если Хёку удастся тихо уйти из группы по окончанию траура, то в армии ему придётся служить от имени Ынхёка, а это значит, что его могут найти фанаты брата. — «И почему я не подумал об этом раньше?» — запоздало спрашивает себя Хёкджэ, понимая, что теперь у него прибавилось проблем. — «Тогда мне… придётся остаться здесь до конца военной службы от имени Ынхёка? На целых два года?..» Но сейчас забегать так далеко вперёд не хочется — Хёку предстоит сыграть на фестивале вместе с ребятами, а там и концерт маячит на горизонте. Если он не справится с этими испытаниями — армейская служба станет уже меньшим из зол. Да и с утра у Хёка довольно хорошее настроение, которое он не решается забивать своими привычными мыслями, которые никак не помогут ему на репетиции, да и сегодня привычные остроты Кюхёна на удивление даже перестали раздражать Хёкджэ, оттого парень мягко добавляет: — Всё остывает, садись. — А ещё лучше — Хичоля разбуди, — предлагает Донхэ, снимая горячий чайник с плиты и начиная разливать кипяток по чашкам. — У нас сегодня будет тяжёлый день, так что давайте обойдёмся без ваших привычных ссор сегодня. — Смерти моей хочешь, да, Донхэ? — сразу же потеряв свой пыл, парень переминается с ноги на ногу и жалобно косится в сторону обеденного стола, не имея ни малейшего желания заниматься порученным ему делом. — Может, сам проснётся, а? Он лягается как лошадь… — Просто подход знать надо, — отвечает Чонун, заходящий в гостиную и явно услышавший этот разговор ещё из коридора. Мягко оттеснив макнэ в сторону, чтобы пройти, гитарист подходит к столу и, невозмутимо взяв самый верхний хотток с тарелки, Чонун возвращается обратно к дивану, на котором продолжает крепко спать Хичоль. Чуть наклонившись, Йесон проводит оладьей в воздухе, недалеко от носа старшего мембера, и, к удивлению Хёкджэ, этот эпатажный и жеманный корейский солист тут же открывает глаза и, как следует не проснувшись, сонно тянется следом за вкусняшкой, что-то нечленораздельно пробурчав. — Садись за стол. Завтракать пора, — подсказывает Чонун, невозмутимо откусывая большой кусок от хотток в своей руке, тем самым окончательно пробудив Хичоля, так как тот чуть было с дивана не падает от возмущения, наблюдая за тем, как гитарист продолжает поедать оладью, отправляясь к столу и подталкивая чистой рукой в том же направлении ехидно хихикающего Кюхёна. Наконец, разобравшись с тем, что происходит, Хичоль оглушительно зевает и, не испытывая ни малейшего чувства стыда, лишь одёргивает футболку на себе, шлёпая к столу без штанов, лишь в одном исподнем. Хёкджэ лишь тихо вздыхает, уводя взгляд на свою тарелку, а вот Донхэ реагирует тут же, приподняв голову и строго одёрнув корейского солиста: — Хичоль, надень штаны. Кюхён, а тебе никаких хотток, пока кашу не съешь. — А меня-то за что? — макнэ, только потянувшись к тарелке с вкусняшками, обиженно пыхтит, но руку всё-таки послушно убирает, пока Хёк, стараясь не выдавать своего изумления, наблюдает за этой сценой. Йесон вполне себе спокойно доедает хотток, который он держит в руке, то и дело отвлекаясь на то, чтобы съесть пару ложек каши, и Хёкджэ не понимает, в чём проблема того, что Кюхён будет есть хотток, которые Хёк готовил для всех. Но, пока Хичоль с ворчанием возвращается к дивану, чтобы взять свои штаны, перекинутые через подлокотник, одеться и сесть за стол, как положено, Донхэ также невозмутимо поясняет положение дел младшему участнику группы, ну и Хёку заодно: — Знаю я тебя. Натрескаешься хотток, а потом кашу есть не будешь. Ешь давай, и без возражений. Нам скоро на репетицию. — «Так вот, в чём дело», — от этой новости Хёкджэ сразу расслабленно выдыхает: ему очень повезло, что лидер группы сразу же пояснил, в чём провинился макнэ, а то Хёк начал бы переживать и предполагать свои собственные теории. — «Хотя чего я так беспокоюсь?» — одёргивает себя Хёкджэ, наблюдая за тем, как Хичоль, уже надев штаны и собрав свои волосы в маленький хвостик на затылке с помощью тонкой резинки, садится за стол, тоже сразу потянув руку к хотток. Видимо, в том, что второй капризный участник группы доест свою порцию каши, Донхэ не сомневается, так что и Хёк перестал переживать, начиная наконец есть свой завтрак. Пока Йесон и Донхэ негромко переговаривались, обсуждая сегодняшнюю репетицию и то, что завтра перед самым выступлением менеджер отправит их всех пятерых в салон, чтобы подготовить артистов к сцене, потому нужно будет встать пораньше, Хёк украдкой наблюдает за Кюхёном, пытаясь понять, что будет делать младший участник группы, раз Донхэ вроде как на него не смотрит. Но, судя по всему, подобные решения лидера макнэ не обсуждает уже давно, так как, с тоской погипнотизировав хотток, Кюхён быстро оценил перспективы того, как быстро их количество уменьшается на тарелке, потому, смирившись с обстоятельствами, парень неохотно съедает первую ложку каши, рефлекторно поморщившись. Но, чуть прожевав, Кюхён удивлённо рассматривает свою тарелку с кашей, явно не ожидав, что он сочтёт её приемлемой для себя, а после, не замечая, что Хёкджэ за ним наблюдает, макнэ вполне активно начинает уплетать кашу за обе щёки, уже не жалуясь и не корча страдальческое выражение лица. Хёкджэ многозначительно хмыкает себе под нос, продолжая есть кашу и уже не глядя на Кюхёна, чтобы тот не заметил его взгляд на себе — как парень и думал, стоило лишь добавить чуть больше сахара в стандартный рецепт овсянки, и вот, пожалуйста, главный привереда ест кашу и не морщится. Конечно, Хёкджэ знает, что постоянно увеличивать количество сахара в блюдах не рекомендуется — не такой уж это и полезный ингредиент, но сегодня ребятам предстоит провести весь день за репетициями, потому им всем нужны силы и, по возможности, хорошее настроение. Без всего этого репетиция станет лишь изнурительным мучением, а учитывая то, что Хёк временами ещё сбивается с ритма на некоторых моментах — терпение и расположение к «Ынхёку» остальных парню понадобятся в огромном количестве. Сам Хёкджэ взял с тарелки лишь один хотток, и то только когда Хичоль пихнул его локтем в бок, поинтересовавшись, чего это парень не ест и просто пьёт чай без ничего, раз уж доел свою порцию каши. Хёк в принципе не отличался активным аппетитом, а весь этот навалившийся стресс только усугубил его состояние, так что, не желая привлекать внимание ребят и беспокоить их попусту, Хёкджэ отшутился про то, что выбирает кусочек повкуснее, и довольно бодро сжевал одну из оладий. После этого Хичоль тут же успокоился, переключив своё внимание на Донхэ, чтобы выяснить, в курсе ли он, какие у парней будут костюмы на фестивале, оставив «своего лучшего друга» без личного контроля. Хёкджэ, чтобы занять себя, снова переводит взгляд на Кюхёна, который вполне себе активно доел свою порцию каши и, цапнув сразу три хотток, с явным удовольствием принимается их жевать. Конечно, Хёку хотелось сказать макнэ, чтобы тот запивал оладьи чаем, но отвлекать Кюхёна от еды не хотелось — парень только сейчас добрался до желанного блюда, и ничего хорошего в ответ он бы Хёкджэ не сказал. Но, решив хоть немного разбавить Кюхёну завтрак, Хёк берёт со стола мисочку со сметаной, в которой торчит чайная ложка, для того, чтобы все могли положить сметану себе в тарелки, а не макать хотток в общую миску, и чуть придвигает её к макнэ, убедившись, что Кюхён смотрит на него. Гитарист от удивления даже жевать перестаёт, с подозрением покосившись на Хёка, но оладьи в любом случае следовало доесть, так как Хёкджэ приготовил их не особо много, а если они останутся на тарелке, то кто-нибудь из мемберов обязательно спросит, а сколько хотток съел сам «Ынхёк» — и тогда ответ им совершенно не понравится. Да и с Кюхёном ругаться парень больше не хочет, а возможность подкормить макнэ вполне может сыграть хорошую службу Хёку, потому, по-прежнему ничего не говоря, чтобы не привлечь внимание остальных, Хёкджэ молча кивает и едва заметно придвигает на сторону Кюхёна общую тарелку с хотток. Решив не смущать макнэ, Хёк тут же отворачивается и, делая вид, что он увлечённо слушает Донхэ, парень пьёт горячий чай, боковым зрением наблюдая за тем, что будет делать младший участник группы. Сразу на еду Кюхён набрасываться не стал, явно растерявшись от происходящего, но, судя по тихому стуку ложечки по тарелке, макнэ явно воспользовался сметаной, переложив её часть к себе, а после следующие несколько минут Кюхёна не было видно и слышно — оказывается, если у самого язвительного участника группы занят рот оладьями, то и настроение он никому не портит и не пререкается ни с кем. — «Вот уж кто точно не страдает от недостатка аппетита», — с лёгкой завистью думает Хёкджэ, изредка поглядывая на тарелку и с удовлетворением подмечая, с какой скоростью хотток исчезают в бездонном желудке Кюхёна. Наконец, аж тяжело дыша от ощущения сытости, Кюхён залпом допивает остатки своего чая, и, глянув на настенные часы, Донхэ поднимается с места, промолвив: — Если планы не изменились, то Ёнун будет на парковке через час. Хичоль, иди умойся, пока ванная свободна, и будем потихоньку собираться. — О, я тогда рыбок покормлю, — сыто икает макнэ и, кинув салфетку на стол, уковыливает к раковине, спешно помыв руки с жидким мылом, чтобы не заляпать шкафчики, пока он будет искать в них корм для рыбок — получить подзатыльник от главных чистюлей общежития ему точно не хотелось. Хичоль, не возражая, сразу же улизнул в ванную, чтобы успеть привести себя в порядок перед репетицией, Йесон тоже решил помыть руки на кухне, догадавшись, что в течение ближайших тридцати минут в ванную никто не сумеет попасть, не выбив дверь, а Хёкджэ, подождав, пока макнэ с кормом для рыбок скроется в коридоре, направляясь в комнату Ынхёка и Донхэ, поднимается с места и начинает собирать тарелки со стола, намереваясь их вымыть. — Ну уж нет. Ты готовил — значит, я вымою, — Донхэ не без осторожности пресекает инициативу Хёкджэ, аккуратно забирая сложенные в стопку тарелки со стола и перекладывая их в раковину. — Всё должно быть по-честному. С этим Хёку было трудно возразить, потому, кивнув, парень лишь перекладывает в раковину оставшиеся кружки и, не зная, чем ему пока заняться, чтобы не оставаться с Кюхёном наедине в комнате, Хёкджэ послушно садится на место и дожидается, пока Донхэ включит воду и начнёт мыть посуду, закатав рукава свитера по локоть. Только после этого, думая, что лидер группы за ним не наблюдает, парень собирает использованные салфетки со стола и снова встаёт с места, чтобы выбросить мусор в ведро. — Спасибо тебе за такой сытный завтрак, — произносит Донхэ, не отвлекаясь от мытья посуды, но послушно двигаясь, чтобы Хёк мог открыть нижний шкафчик и выбросить салфетки в ведро. — Думаю, парни теперь до вечера есть не захотят. Учитывая планы Чонсу, это было очень предусмотрительно. — Да… только лучше ему об этом не говорить, а то погонит снова в тренажёрный зал, — Хёкджэ решает пошутить, улыбнувшись и осторожно забрав со шкафчика тряпку, сделанную из специальной впитывающей ткани, чтобы протереть обеденный стол от крошек, раз Донхэ пока не контролирует его перемещения и занятия. — Скоро он начнёт нас взвешивать после каждой репетиции. — Главное, чтобы не перед ней, а то беды не миновать. Но это его работа — мы должны придерживаться рекомендованного веса и вести здоровый образ жизни, — посмеивается Донхэ, согласно покачав головой, а после парень откладывает вымытые тарелки на специальную подставку, внезапно поинтересовавшись, как бы невзначай: — Кстати об этом. Удивительно, что Кюхён сегодня впервые съел кашу и не устроил показательную истерику. И почему-то я уверен, что дело в том, что сегодня каша получилась довольно сладкой. — Упс, — поняв, что часть его плана раскусили, Хёкджэ нервно хихикает, протирая стол и собирая крошки, решив, что лучше отвлечь Донхэ разговорами о каше, чтобы потом не оказалось, что и про поедание оладий и махинации с Кюхёном лидер группы тоже в курсе. — Я подумал, что сегодня можно сделать небольшую поблажку. Неизвестно, когда Чонсу-хён разрешит нам сделать перерыв на обед. В следующий раз вместо сахара добавлю фрукты — будет полезнее. — В следующий раз? — даже опешив, удивлённо переспрашивает Донхэ, покосившись на Хёка, но, тут же взяв себя в руки, парень снова возвращается к мытью посуды, снова чуть подвинувшись, когда Хёкджэ стряхивает крошки в раковину и спешно промывает тряпку, чтобы больше не мешать лидеру группы. — Ну… да, хороший план. Я как-то об этом и не подумал. Но фрукты Кюхён вроде не особо уважает. — Не так давно он уплетал груши, что аж за ушами трещало, — поняв, что к теме хотток Донхэ уже не вернётся, Хёкджэ находит уловку, чтобы заставить лидера группы задуматься о совсем других вопросах — и тихо смеётся, убирая тряпку на место. — Если взять груши помягче и добавлять их уже в самом конце, думаю, выйдет неплохо. — Ты не перестаёшь меня удивлять, Ынхёк, — с плохо скрытым восторгом отвечает Донхэ, бросив на Хёка одобрительный взгляд. — А то сил уже нет смотреть, как он одними бутербродами поутру питается. Так и желудок посадить недолго. — Ну знаешь, Донхэ, твоё умение всех контролировать всё-таки кажется более удивительным, — Хёк вытирает руки о полотенце и невольно улыбается шире. — Мне подобное никогда не удавалось. — Но это не значит, что ты не пытался, — лидер группы явно беззлобно пытается поддеть Хёкджэ, но эффект получается совершенно неожиданным: Хёк вовремя вспоминает, что он считается здесь «Ынхёком», потому с подобными откровениями парню следует быть очень осторожным. Но, кажется, Донхэ ничего не заподозрил, так как лидер группы мягко добавляет: — Да и доверять твоим решениям уже входит у ребят в привычку. Дай Кюхёну время — и он снова привыкнет к тебе. Хоть его проказы тебя никогда не удивляли, Кюхёну всё-таки сложнее перестроиться к переменам. Ты же крайне редко жил здесь. А без возможности позадирать кого-нибудь он явно поник, вот и отрывается, пока есть возможность. — Так забавно слушать, как ты его защищаешь. Словно старший брат, — Хёкджэ посмеивается, опираясь рукой о напольный шкафчик: Донхэ действительно не в первый раз выгораживает Кюхёна, хоть и часто сам пресекает его довольно жёсткие шутки, если видит, что «Ынхёка» они расстраивают. По мнению Хёка, между этими двумя весьма доверительные и близкие взаимоотношения — Кюхён уже как-то привычно слушается лидера группы, а тот не менее привычно оберегает его в случае открытого конфликта. — Ага, а знал бы ты, как забавно со стороны выглядит, когда вы с Хичолем друг за друга любому глотки перегрызть готовы, — беззлобно огрызается Донхэ, продолжая улыбаться, и моет кружки, посерьёзнев. — Рак примыкает к крабу, так что удивительного в этом ничего нет. Если честно, после всего, что было… Думаю, он меня таковым и считает. Может, потому он и слушается — он знает, что за ним я всегда присмотрю и не дам его в обиду. Кюхён же очень эмоционально привязывается к людям, если уж подпускает их к себе — но это ты и сам знаешь. — Да… знаю, — Хёкджэ сразу вспоминает Ынхёка и невольно грустнеет: Хёк знает характер своего брата и помнит, что тот действительно был готов отступиться от всех своих страхов, если в детстве Хёкджэ попадал в беду и его требовалось выручить, так что парень даже не удивляется тому, что Ынхёк сумел найти здесь такого преданного друга как Хичоль. И мысли о том, что у Донхэ и Кюхёна примерно похожие взаимоотношения, какие были у него с Ынхёком, довольно двойственны для Хёка: он по-своему и рад за них, и до болезненного биения сердца парень им завидует, ведь он своего брата потерял уже навсегда. И по возникшей печальной тишине Хёкджэ догадался, что Донхэ подумал о том же, так как парень, мотнув головой, спешно произносит: — Ну да не важно. В любом случае — спасибо за завтрак. Я уже почти закончил, так что ступай в комнату. Нужно отогнать Кюхёна от аквариума и отправить собираться, иначе он точно не успеет привести себя в порядок. Справишься? — И когда это Кюхён меня слушался… Но будет сделано, капитан, — Хёк шутливо прикладывает руку к виску, повторяя армейский жест «отдать честь» и, пользуясь возможностью улизнуть из кухни, спешно уходит в комнату, оставляя Донхэ в одиночестве. Как он будет выгонять Кюхёна из комнаты, парень не особо представлял, но, открыв дверь, он практически сталкивается нос к носу с макнэ группы, тихо ойкнув от неожиданности. — Знаю-знаю, уже ухожу, — махнув рукой, Кюхён оттесняет Хёкджэ плечом и выходит из комнаты, держа упаковку корма с рыбками: Донхэ сразу твёрдо заявил, что корм храниться в их комнате не будет, потому все полезные приспособления и корм для рыбок парни стали держать в отдельном шкафчике, не складывая туда ни бытовую химию, ни продукты — шкафчик исключительно для заботы об их домашних питомцах. И к удивлению Хёка, это решение Донхэ оказалось небеспочвенным — парень не держал рыбок ни дома, ни в пекарне, потому он и представить не мог, что даже сухой корм для рыб, выполненный в виде лёгких хлопьев, может так пахнуть в герметичном пакете. Но в этой части Хёкджэ и не сомневался, что лидер группы предложит правильное решение — Донхэ практически бредил океанариумами, так что, наверное, про уход за рыбами разных видов и размеров он знал практически всё, а если не знал — то был в курсе, на каком специализированном сайте можно легко и просто найти ответ. — Они, кстати, растения подъели, — неожиданно добавляет Кюхён, остановившись и покосившись на Хёкджэ. — Может, им каких-то витаминов не хватает. — Вот как, — за всеми этими мыслями о предстоящем фестивале Хёк как-то не задумывался об аквариуме в принципе: парни до сих пор не позволяют ему таскать аквариум и лишь спихивают на него задание развлекать рыбок, пока их дом — главное пристанище — активно промывается в ванной. На данном этапе Хёкджэ в принципе устраивало то, что все пять крохотных рыбок растут и выглядят здоровыми, но если Кюхён подметил, что растений почти не осталось — наверное, это всё-таки важно. Главное, чтобы макнэ не додумался подкармливать рыбок витаминами Хёка, которые тот не забывает исправно принимать — Хёкджэ очень сомневается в том, что витамины, предназначенные для людей, будут полезны и аквариумным рыбкам. — Тогда нужно будет сказать Донхэ об этом после фестиваля, — отвечает Хёкджэ, нервно потирая своё плечо. — Я не знаю, где он покупал эти растения и как много их можно класть в аквариум, так что… — Да скажу я ему, — отмахивается Кюхён, неприметно продвигаясь по коридору в сторону кухни и продолжая смотреть на Хёка с плохо скрытым любопытством. — Просто подумал, что тебе… ну… тоже стоит это знать. Всё-таки это ты привёз сюда аквариум, а сам такие мелочи ты в жизни не увидишь, так что… — Вот уж точно — сейчас я крайне невнимателен на таких вещах, — с лёгким сердцем соглашается Хёкджэ, так как не видит в этом никакого секрета — Кюхёну стоит знать, что «барабанщик» так себе приглядывает за аквариумом в своей комнате, хотя в целом у Хёка складывается ощущение, что макнэ и так это понимает, потому и говорит о подобном. — Спасибо тебе. Кюхён явно ожидал услышать что угодно, но никак не благодарность, так как он даже неловко попятился, налетев спиной на стену и с явным подозрением покосившись на Хёка, словно стараясь рассмотреть его впервые. Чувствуя себя неуютно, Хёкджэ лишь вздыхает и, желая уже закончить этот разговор, парень намеревается зайти в комнату и наконец уже переодеться для выхода на улицу, пока Донхэ не вернулся. Но, когда Хёк уже открывает дверь в комнату, чтобы зайти вовнутрь, ему вслед летит в спину довольно осторожная фраза Кюхёна: — Сегодня… было вкусно. Хёкджэ не решается остановиться и обернуться, так как он почти уверен, что макнэ тут же сбежит, не позволяя себе увидеть реакцию Хёка, но почему-то парню кажется, что Кюхён как будто старается немного подружиться с ним ну или выказать любезность, раз «Ынхёк» начал готовить в общежитии. Это, конечно, звучит очень странно — пытаться заводить дружбу с тем, кого знаешь шесть лет, особенно если учитывая, что этот «кто-то» — не тот, за кого себя выдаёт, но исходя из того, что Кюхён и Ынхёк открыто конфликтовали все эти годы, удивляться интересу макнэ к «изменившемуся» барабанщику, наверное, не стоит. Слова Кюхёна не означают прямую и смелую благодарность, ровно как не означают и то, что от любой неосторожной фразы макнэ не огрызнётся на него вновь, но услышать подобное от столь ёршистого участника группы по-своему было даже приятно. Несмотря на то, что Хёкджэ пытается хоть немного поддерживать образ брата, ругаться с участниками группы ему совершенно не хочется — парень в принципе всегда был довольно мягким и неконфликтным человеком, и непривычная агрессия в его сторону изрядно истощает Хёка — и был уже большой вопрос, когда ребята с подколами Кюхёна это заметят и поймут, что что-то не так. — «Хотя, они могут принять моё поведение за последствия стресса — и не удивиться», — напоминает себе Хёкджэ, подходя к шкафу и выбирая одежду для репетиции. — «И что я буду делать?»***
Репетиция проходит практически без проблем — конечно, Хёкджэ то и дело сбивается с ритма, но в целом, сегодня он справляется гораздо лучше, чем во время своей самой первой репетиции после всего происходящего. Ещё и строгий менеджер практически ничего не говорит, не торопит и не одёргивает «Ынхёка», так что всё вроде как протекает спокойно и без скандалов. Правда, когда уже перевалило за полдень, Хёк к своему удивлению проголодался: наверное, парню всё-таки стоило съесть ещё пару оладий, но об этом было уже поздно думать, а как скрыть урчащий живот в паузах между песнями, Хёкджэ не знал. Ещё и оказалось, что эти звуки бурчания доносятся и до ребят, которые стоят рядом с ним, так как Хичоль и Донхэ сразу же переглядываются, не скрывая своих многозначительных улыбок, словно два заговорщика. — Чонсу, что насчёт обеда? — невозмутимо интересуется Йесон, снимая с плеча ремень гитары. — Да и в туалет бы сходить. Давно терплю, между прочим. — Ладно, перерыв, — соглашается менеджер, поднимаясь с дивана и направляясь к выходу из репетиционной студии. — Отправлю Сонмина вам за перекусом. И не разбредайтесь: только до уборной и обратно. — Принимается, — фыркает Кюхён, отставляя гитару на подставку и, пользуясь возможностью, макнэ первым выбегает из студии, отправляясь по известному всем маршруту. Покачав головой, Йесон тоже выходит из студии, отчего Хёк тут же понимает, что хотелось в уборную в первую очередь совсем не Чонуну, но смелости попросить перерыв у макнэ группы не было, так что второй гитарист подал голос крайне вовремя. — Я уж думал, что больше не услышу, как в твоём желудке поют киты, — беззлобно посмеивается Хичоль, подойдя ближе и потрепав «Ынхёка» по волосам. — Значит, ты приходишь в себя. Это очень хорошо, дорогой. — Извините, — замявшись, Хёк откладывает палочки, недоумевая, почему старший мембер так пристально наблюдает за ним, неожиданно замолчав и даже чуть прищурив свои тонко подведённые глаза. — Вроде просто сижу — а так проголодался… — Не так уж ты и просто сидишь, — в разговор вступает Донхэ, подойдя ближе и скрестив руки на груди. — Да и мы тоже проголодались. Пройдись, разомни ноги. Скоро нам принесут поесть, а пока можно передохнуть. И предложение лидера группы оказалось весьма неплохим: выбраться из-за барабанной установки и хоть немного размяться очень хотелось, потому парень выходит на свободное место и с тихим оханием потягивается, потирая свою поясницу — с непривычки его спина вполне ощутимо затекла, потому последние несколько минут Хёкджэ испытывал дискомфорт, хоть и не решался в этом признаться. Хичоль и Донхэ снова переглядываются, но явно решают оставить шутки при себе, и за это Хёк им очень благодарен: не хватало ему ещё и изображать непривычную усидчивость Ынхёка за барабанной установкой — и без того много сил уходит на поддержание образа брата. Но зато новость о том, что они немного перекусят, даже взбодрила Хёка: хоть какое-то развлечение среди многочасовой репетиции, да и есть ему даже непривычно захотелось, и это тоже немного выбило Хёкджэ из ритма репетиции, так что всё даже к лучшему. Правда, парень переоценил меню, которое могут предоставить в агентстве: несмотря на то, что Хёкджэ был наслышан о том, как работникам важно, чтобы их артисты вели здоровый образ жизни и хорошо питались, на практике эта система явно работала как-то странно. Хёк помнит, как спешно строгий менеджер гонял их всех в тренажёрный зал, чтобы мышцы ребят были отчётливее выражены на сцене, ну и чтобы таким образом «ушли» лишние калории, но в вопросе перекуса ситуация была ровно обратная — Сонмин вернулся с пакетами с едой, в которых ничего сытного и полезного Хёкджэ так и не заметил. — Вот, парни, спешил, как мог! — сдувая со лба налипшую чёлку, запыхавшийся помощник менеджера выгружает свою ношу на столик рядом с диваном, чтобы участники группы наконец могли перекусить. Хёк с большими сомнениями оглядывает как большие картонные стаканчики с горячим кофе, которые тут же почти синхронно берут со стола Донхэ и Кюхён, начиная жадно пить, так и странные треугольные бутерброды, которые Ынхёк как-то странно называл, но как — парень уже не помнит. — «И это… их еда на обед?» — недоумевает Хёкджэ и, так и не прикоснувшись к этим прожаренным на гриле бутербродам, состоящим из кусков хлеба с двух сторон и тонких слоёв начинки между ними, парень решает приглядеться к остальным возможностям «перекусить». Хичоль с явным удовольствием жуёт один из этих странных бутербродов, Йесон тоже откусывает кусок от своего бутерброда, заедая его тонкими, хрустящими листами нори — и эти «чипсы» тоже совершенно не подходили Хёку в его состоянии, да и наесться ими точно было нельзя. Хёкджэ уже было решил, что он останется совсем голодным, но когда Кюхён открывает очередную коробочку и, сунув туда свой любопытный нос, пренебрежительно произносит: — И зачем Сонмин вечно берёт салат чука? Его всё равно никто не ест, — Хёк с неприкрытым оживлением тянется к коробочке и, подхватив одноразовые палочки, начинает жадно уплетать этот салат, не сразу замечая, что парни даже есть перестают, уставившись на него. — А что? Его кто-то хотел? — удивлённо закашлявшись, Хёкджэ спешно ставит коробочку обратно на стол, оглядывая его в поисках салфеток, чтобы вытереть рот — и не встречаться взглядами с ребятами. — Я съел немного, тут ещё осталось… — Ынхёк, милый… давно ты ешь салат чука? — очень тихо вопрошает Хичоль, даже не обратив внимания на то, что его рот весь в крошках от поджаренного хлеба. — Ты же всегда говорил, что ты не корова — траву жевать. — Ага, а ещё ему доктор Кан прямо сказал, что диету придётся соблюдать ещё какое-то время, — переложив стаканчик с кофе в другую руку, Йесон вовремя вступает в диалог, забирая у Хёка необходимость отвечать, и многозначительно стучит пальцем себе по лбу, намекая, что парни забыли кое-о-чём важном. — Кстати, там и указания об осторожности с кофе были, насколько я помню. Почему об этом только мы с Ынхёком думаем? — И то правда, — вздыхает Донхэ, оглядывая стол и явно понимая, что большую часть их перекуса «Ынхёку» из-за его диеты на период восстановления нельзя категорически. — Чонсу-хён, ты что Сонмину назаказывал? Почти всё из этого Ынхёку нельзя сейчас. Завтра на фестивале такие же закуски подготовят в гримёрке? Он голодным будет весь день ходить? — Действительно. Моя ошибка, надо было напомнить этому чудиле о новом меню для Ынхёка. Ынхёк, не увлекайся салатом чука, его нельзя много на голодный желудок. Сонмин, сходи купи ему какой-нибудь мисо-суп, — покосившись на Хёка, строгий менеджер задумчиво добавляет. — Ну, и зелёный чай. Или бутылку с водой, если его не будет. — Да не стоит так беспокоиться… — Хёкджэ становится очень неловко, что из-за него помощнику менеджера придётся снова бежать в ближайшую кафешку, но Чонсу его уже не слушает, начиная что-то искать в мобильном телефоне: — Свяжусь с организаторами, чтобы уточнили, что у них будет завтра из закусок. Ваш перерыв пока продолжается, только будьте на виду. — Конечно, мы будем здесь, — Донхэ отвечает за всех, чтобы Чонсу наконец уже вышел из студии вместе с Сонмином, занимаясь решением вопроса о перекусе группы на фестивале, и когда участники группы снова остаются одни, Хичоль тут же легко хлопает Хёка по плечу, добавив: — Да не переживай ты так. Сонмину полезно немного побегать. Да и старик впредь осмотрительней будет — а мы зато поедим без спешки. Может, всё-таки хочешь кофе? И… будешь ещё салат? — Нет, салат я больше не буду — нужно оставить место для супа, — отшучивается Хёк, слабо улыбнувшись — с аргументацией старшего мембера ему действительно трудно спорить, да и запить привкус водорослей всё-таки хочется, а сколько Сонмин пробудет в кафе с новым заказом, никому неизвестно. — И… да, думаю, от пары глотков ничего со мной не случится. А вы ешьте салат. Он полезный, да и бутерброды не такими сухими покажутся. Потянувшись к одному из стаканчиков, Хёкджэ снимает с него крышку и осторожно делает два глотка горячего напитка, довольно выдыхая — кофе оказался без сахара, но с каким-то приятным ореховым сиропом, так что не особо пьющего такой напиток Хёка вкус вполне устроил. Правда, гнетущая тишина начинает беспокоить его, потому, когда парень убирает стаканчик от губ и ставит его на стол, он с явным недоумением оглядывает участников группы, не понимая, почему все таращатся на него, как на приведение. — Это ты сейчас сэндвичи бутербродами назвал? — тихо уточняет Кюхён, даже убрав руку с этим странным треугольным бутербродом от рта, не в силах больше откусить ни кусочка, пока их «барабанщик» говорит такие странные вещи. — Ты?! — «Проклятье…» — Хёкджэ полагал, что он будет попадаться на каких-то важных для ребят вопросах, но он и подумать не мог, что участники группы продолжат делать ему поблажки из-за его «провалов в памяти», но при этом будут так реагировать на то, что «барабанщик» называет какие-то слова не так, как раньше. — «Ынхёк же столько лет жил в Америке… Конечно, он знает эти специальные названия для таких блюд…» — напоминает себе Хёк, и, медленно потирая шею, парень спешно придумывает выход из положения, неуверенно добавляя: — Да… Нет… Не знаю. Думаю, я просто голоден и устал. Не обращайте внимания. — Тогда присядь на диван и отдохни, — Донхэ первым выходит из всеобщего оцепенения и мягко касается тёплыми пальцами локтя Хёкджэ, как и всегда, находя способ замять сложившуюся ситуацию. — Чонсу же сказал, что перерыв продолжается, пока Сонмин не вернётся с едой, и пока ты не поешь, как следует. С салатом на голодный желудок тебе действительно лучше не перебарщивать. И вновь Хёк решает не возражать: чем тише он будет сейчас сидеть на диване, тем меньше будет шансов, что от усталости парень снова брякнет что-то совершенно не в стиле Ынхёка. Да и подозрения ребят ему сейчас ни к чему: конечно, потом это поможет Хёкджэ честно признаться в своём обмане, но пока, на время траура, он обещал себе, Донхэ и в первую очередь Ынхёку, что обязательно постарается справиться с этим. — «Даже если я потерплю неудачу, я всё равно постараюсь, Ынхёк… Но я так устал…»