***
Утром Хёкджэ с трудом разлепляет глаза и тихо кряхтит, пытаясь проснуться и понять, что происходит. Он плохо помнит, что произошло прошлой ночью, но парень понимает, что в его постели продолжает лежать Донхэ, к которому он до сих пор прижимается — лидер группы полуобнажённый, едва прикрывший торс кончиком одеяла, он лежит практически неподвижно, лишь благодаря своему дыханию демонстрируя Хёкджэ, что рядом с ним вполне себе живой человек. И эта мысль пугает Хёка — снова оказаться с Донхэ в одной постели после всего, что было, так неловко и странно, хоть и события ночи постепенно начинают проясняться: Хёкджэ снова снились кошмары, парень никак не мог успокоиться, потому лидер группы разбудил его, вырвав из этого страшного сна, а после — улёгся рядом и убаюкал Хёка своей новой песней, действительно похожей на колыбельную. — Ну как ты, Ынхёк? — голос Донхэ, такой тихий и осторожный, пугает Хёкджэ, потому он неловко подскакивает на кровати, сев и, прижимаясь спиной к холодной стене, неуклюже подтягивает одеяло к себе, сдавленно охая от неожиданности. Но такое порывистое поведение Хёка тревожит и лидера группы, потому он тут же садится на краю постели, свесив одну ногу на пол и поправляя на плоском животе резинку своих домашних штанов, чуть закатавшуюся вниз, после чего Донхэ нерешительно добавляет: — Прости, я тебя напугал? — Н-нет… просто я думал, что ты ещё спишь, — признаётся Хёкджэ, постепенно успокаиваясь: ничего страшного не произошло и Донхэ просто был рядом, так как Хёку это требовалось. — Ты, наверное, сам не выспался из-за меня, да? Прости, я… — Всё в порядке, — вздыхает Донхэ, коротко пожав плечами. — На самом деле мы долго лежим — уже практически полдень. Но будить тебя я не решился — ты и так плохо спал из-за кошмаров и всех переживаний, так что я попросил Чонуна предупредить парней, чтобы не заходили сюда, пока ты спишь. — Йесон был здесь? — едва не задохнувшись от столь неожиданных откровений, Хёк только сильнее сжимает одеяло в своих руках, снова покосившись на лидера группы с неприкрытым страхом, который он пока не может контролировать. — То есть, он видел… нас? Какой ужас, он ведь невесть что о нас подумает… — Не подумает, не волнуйся, — уголок рта Донхэ чуть дёргается вверх, словно его веселит эта ситуация, но в итоге каким-то странным погрустневшим голосом лидер группы добавляет: — Чонун не из тех людей, что спешно делают выводы, да и после вчерашнего выступления ты весь вечер был сам не свой. Думаю, он просто сказал остальным, что мы отсыпаемся после стольких впечатлений, так как никто больше не заходил сюда. — Ребята, наверное, переживают, — снова успокоившись от объяснения Донхэ, Хёкджэ, неуклюже потянувшись, тихо зевает, прикрыв рот ладонью. — Да и ты наверняка проголодался, так что нам пора идти на кухню. И… спасибо тебе, за вчера. Я думал, что мои приступы уже позади, но… — Не бери в голову, — советует лидер группы, потянувшись ближе и осторожно похлопав парня по колену через одеяло. — Тебя так фестиваль взбудоражил, так что главное, что сейчас тебе лучше. Мы пойдём поедим, а потом позвоним доктору Кан, хорошо? Лучше будет, если он снова тебя осмотрит, в первую очередь для твоего собственного успокоения. — Хорошо, — у Хёкджэ нет ни сил, ни желания спорить с Донхэ, да и парень обещал доктору, что в случае новых нервных срывов он обязательно позвонит врачу, а обо всех его новых вспышках страха и дурноты ребята, как и менеджер, умолчали, так что с этим лучше не затягивать, чтобы не потерять доверие довольно внимательного и чуткого специалиста. Принимая решение, Хёк дожидается, пока лидер группы встанет с постели, и начинает искать взглядом свою домашнюю одежду, надеясь, что его смущение не будет выглядеть столь очевидным. — Ладно, я пойду пока в ванную, — Донхэ, к счастью, быстро заминает молчание, подходя к своей кровати и, взяв со стула свой свитер, надевает его, разглаживая ткань по телу, а затем, не оборачиваясь на Хёкджэ, спешно, отточенными движениями, заправляет свою кровать, явно уже на рефлекторном уровне. — А ты не усни тут снова, ладно? Тебе не помешает перед визитом доктора Кана привести себя в порядок и поесть. А там уже посмотрим по его рекомендациям и ты будешь дальше отдыхать. — Хорошо, как скажешь, — повторяет Хёк, снова не находя повода для сопротивления — наверное, на месте Донхэ парень говорил бы точно те же вещи: о необходимости поесть, о нужности осмотра доктором и о важности отдыха для усталого разума. Правда, если бы Хёкджэ приходилось заботиться о близком человеке, до сих пор не оправившемся от потери, Хёк был бы более настойчив: он бы, как Йесон, просто молча брал — и делал бы, что нужно, не вступая в споры, но и не предлагая компромиссы. Но ребята — не Хёкджэ, и им приходится как-то сосуществовать с его нежеланием причинять парням новые проблемы, с его смущением, уклончивым молчанием и виноватыми улыбками: со всем, что так непохоже на того Ынхёка, к которому они все привыкли, но что, кажется, практически никого не смущает. Да, от каких-то расхождений с привычками брата ребята то и дело удивлённо замирают на месте, словно не веря, что им это не слышится, но прямой вопрос так никто и не задаёт — Хёкджэ продолжают считать Ынхёком, коллективно решив, что и эти заскоки барабанщика они переживут. Стресс часто меняет людей до неузнаваемости, но знали бы парни, насколько это горе изменило их Ынхёка… — Ну наконец-то. Я уж думал, до ужина дрыхнуть будете, — не успевает Донхэ открыть дверь, чтобы выйти в коридор, как в комнате уже практически магическим образом появляется Кюхён. Хёк, только убравший одеяло со своих ног, чтобы встать, тут же резко одёргивает край обратно к себе, но макнэ абсолютно его игнорирует — что-то продолжая бурчать себе под нос, парень наконец добирается до аквариума и тут же принимается придирчиво его осматривать, пересчитывая своих подопечных и с видом знатока сравнивая, насколько подъедены растения со вчерашнего вечера. От столь непривычно делового вида Кюхёна Хёку даже хочется улыбнуться — парень не выглядел таким сосредоточенным ни во время уборки квартиры, ни в свою смену приготовления ужина, и лишь вопросы, связанные с аквариумом, приводят макнэ в такое вдумчивое и погружённое состояние. По крайней мере, теперь, раз Кюхён на него не смотрит, Хёкджэ наконец может одеться — и парень пользуется этой возможностью, тихо поднимаясь на ноги и спешно надевая домашние штаны своего брата, с печальной усмешкой подмечая, что теперь и ему приходится туго затягивать шнурок, чтобы штаны не спадали с бёдер. Хёк догадывается, что это — не очень хороший фактор, но о своей худобе можно будет сказать доктору Кан, чтобы тот уже вынес вердикт о том, нужно ли парню продолжать его диету или уже можно есть что-то более плотное и сытное. — «С другой стороны, если я играю роль Ынхёка, то, может, мне и следует быть тощим?» — задумывается Хёкджэ, взяв в руки свой свитер и натягивая его на своё тело. — Дуй давай на кухню. Хичоль кимбап приготовил, — бурчит Кюхён, не отвлекаясь от аквариума и, недовольно мотнув головой, он аккуратно приоткрывает крышку, что-то сосредоточенно выковыривая из аквариума небольшим сачком. — А то своим урчащим животом всех рыбок распугал, у них уже стресс не меньше твоего. — Кимбап? — Хёкджэ чуть было не запнулся от неожиданности, изумлённо уставившись на Кюхёна — такого завтрака от ребят он не ожидал. Но, помня о рекомендуемой диете и в целом не увлекаясь поеданием тяжёлого для его желудка риса, Хёк нерешительно отвечает, поморщившись: — Ну… Это хорошо. Значит, Донхэ достанется больше обычного. Мне доктор Кан советовал быть осторожным в приёмах пищи, так что… — Ага, мы тоже так подумали, — Кюхён не отвлекается от аквариума, старательно продолжая что-то оттуда выковыривать, пока Хёкджэ, не выдержав, не нашёл в ящике стола салфетки, положив их перед макнэ — Хёк даже думать не хотел о том, что именно макнэ оттуда вытащит и куда он это размажет: на стол или на свою одежду. — Именно поэтому Хичоль, осознав свою ошибку, упрямо выковыривал для тебя начинку, а сам ел практически один рис. Лучше бы тебе уже перейти на полноценные блюда, а то он со своей йогой потом в жизни вес не сбросит. — Ох, даже так? — опешив от столь неприкрытой заботы, Хёк смущённо потирает затылок, неловко улыбнувшись. — Тогда я не должен пропустить этот завтрак. — Да обед уже фактически, — насмешливо фыркает макнэ, выудив сачком из аквариума какую-то не понравившуюся ему водоросль, плавающую на поверхности, и решительно вытряхнув её на так кстати подложенные Хёкджэ салфетки. — Ну и когда о тебе так заботятся — лучше хотя бы раз сделать исключение и не сопротивляться. — «Почему складывается такое ощущение, что Кюхён очень хорошо знает, о чём говорит?» — от пробежавшего холодка Хёкджэ неосознанно дёргает плечом, поёжившись и поджимая губы. Если так подумать, макнэ действительно мог в этом разбираться, ведь Йесон и Донхэ особенно активно опекали младшего участника группы, да и Хичоль, невзирая на их частые перепалки Кюхёном, явно испытывал от этих перебранок только удовольствие, считая их лишь дурачеством, ничем серьёзным. В этот маленький мир, полный заботы, не вписывался только Ынхёк — зная брата, Хёк был практически уверен, что никаких подобных нежностей и проявления участия барабанщик ребятам в свой адрес не позволял. Он был таким и в школьные годы — только со своим близнецом Ынхёк был терпелив и то и дело сдерживал порывы своего задиристого характера, так как и Хёк заставлял себя быть менее навязчивым в вопросах заботы о своём брате. Но теперь Хёкджэ начинает думать, что он практически ничего не знает о том, как Ынхёк относился к ребятам и как общался с ними вне камер. — «Неужели он настолько держался от них в стороне?..» Единственное, в чём Хёк не сомневался — Ынхёк всегда был потрясающим актёром по части яркого проявления эмоций или, напротив, резкого их «выключения», когда на лице остаётся лишь ледяная маска отрешенности. Но притворяться в тёплом и доверительном отношении брат не умел — он и на сцене держался немного в стороне от остальных, затягиваемый в общую кучу лишь под энтузиазмом Хичоля. И, возможно, именно поэтому Хёкджэ продолжают принимать за Ынхёка — даже со всеми «переменами» и нервными срывами, кротким молчанием или жалобными всхлипами, при всём этом парни продолжают считать чужака их барабанщиком, так как в целом ситуация мало изменилась: «барабанщик» и теперь держится в стороне, пытаясь абстрагироваться от происходящего, хоть и не справляется со стрессом в одиночку, и ребята это принимают. Но, вопреки сомнениям Хёкджэ, этот завтрак, плавно перетекающий в обед, прошёл довольно тихо — как оказалось, Хичоль действительно крайне ювелирно расковырял несколько кимбапов для «Ынхёка», оставив с начинкой лишь немного риса, потому Хёку пришлось съесть всё, что было на тарелке, чтобы таким образом поблагодарить старшего мембера за его заботу. Донхэ же ел практически молча, не рассказывая ребятам о том, что происходило ночью, и не вдаваясь в подробности того, как он оказался в постели «Ынхёка» — кажется, Йесон и правда тактично умолчал об этом. И, как оказалось, вчерашний разговор с Хичолем многое прояснил между ними — сегодня лучший друг Ынхёка пребывает в отличном настроении, он кружит по кухне и всё норовит подлить Хёкджэ чай в кружку и легкомысленно болтает о всяких глупостях, что неплохо разбавляет атмосферу. Судя по всему, старший мембер действительно опасался того, что «Ынхёк» сочтёт его своей заменой, так как теперь, прояснив этот вопрос, Хичоль снова стал таким же, как раньше — каким он был до этого фестиваля. — «И, наверное, он ждёт, когда «Ынхёк» тоже станет таким, как раньше…» — с печалью думает Хёк, запивая сытный приём пищи горячим чаем. — «И ребята тоже этого ждут… Как мне справляться со всем этим дальше?» Хёкджэ не знает, в какой момент и кто именно позвонил менеджеру или доктору — скорее всего, это сделал Йесон, так как в то, что Кюхён захотел бы добровольно звонить кому-то ради Ынхёка, парень явно сомневался, — но буквально через какой-то час в общежитии появилось слишком много гостей. Вместе с доктором Кан ребят решили навестить и начальник службы безопасности, Чхве Шивон, и строгий менеджер Пак Чонсу, что сразу вызвало ряд проблем. Хёкджэ следовало срочно уйти в комнату для осмотра доктором, но он откровенно боялся оставлять Донхэ вместе с менеджером в одной комнате, так как догадывался, что после прошедшей ночной истерики нервы лидера группы практически накалены. — Донхэ, пожалуйста… — Хёк тихо зовёт мрачного парня, надеясь, что можно будет увести его с собой на осмотр, пусть ему самому ещё крайне неловко раздеваться перед Донхэ, после всего, что было, но Хичоль и Кюхён, как-то синхронно переглянувшись, практически затолкали растерявшегося парня в комнату, где его уже ждал доктор, расположив на столе свой чемоданчик и выудив оттуда тонометр и стетоскоп. Сопротивляться и вырываться наружу было как-то глупо, особенно когда в комнату зашёл ещё и Шивон, намереваясь со всем вниманием выслушать рекомендации доктора Кан, так что Хёку пришлось смириться и покориться осмотру, чтобы закончить его как можно скорее, пока Донхэ не натворил очередных порывистых глупостей. — Вы совсем себя измотали, Ли Ынхёк, — недовольно произносит доктор Кан, покачав головой и строго покосившись на молчавшего всё это время начальника службы безопасности. — Вы слишком рано вернули его на сцену. Концерт придётся отложить как минимум на месяц. Ну и никаких репетиций и силовых тренировок ближайшие пару недель — дайте ему уже восстановиться должным образом. Хотите его до больничного режима довести? — Да, доктор Кан, это была наша ошибка, — голос Шивона едва заметно дрогнул, но мужчина быстро берёт себя в руки, к уважению Хёкджэ — начальник службы безопасности неприкрыто переживает и явно опасается реакции «Ынхёка» после всего, что тот знает об этом фестивале. — Мы сегодня же решим этот вопрос и пересмотрим всё расписание, чтобы Ынхёк мог прийти в себя и не отвлекаться на мероприятия. — Ли Ынхёк, у вас были ещё подобные эмоциональные срывы в последние дни или это произошло на фестивале впервые после моего прошлого визита? — уточняет доктор, доставая медицинскую карту Ынхёка и сверяя данные осмотра с уже записанными данными прошлого визита. — Как вы спите, бывает ли бессонница? Стоит ли выписать вам снотворное или успокоительное? — Срывы… — тихо повторяет Хёкджэ, рефлекторно покосившись на Шивона в поисках хоть какой-то поддержки, но находит лишь ответный многозначительный взгляд тёмных глаз начальника службы безопасности. Парень не спешит с ответом, так как он понимает одну простую вещь: если Хёк расскажет доктору о срывах, что происходили во время репетиций, то проблемы будут у всего стаффа, и в первую очередь — у Шивона и Чонсу. С другой стороны, будь здесь рядом Донхэ, то он бы точно рассказал доктору Кан всю правду — потому что он убеждён, что идеи менеджера зашли слишком далеко, и в какой-то мере Хёкджэ с ним согласен. Но даже после этой продуманной подставы от стаффа Хёк не хочет их подставлять и добиваться таким образом увольнения менеджера — на месть он никогда не был способен, потому, немного подумав, парень неопределённо поводит плечами и вздыхает: — Не сказал бы. Я начал больше есть, так как менеджер следит за моей диетой, и ребята тоже решили её придерживаться, раз это временная мера. Сплю… когда как. Сегодня я спал дольше, но наверное, это из-за вчерашних переживаний. Снотворное мне точно не нужно, а успокоительное… я не стану «овощем» после лекарств? — Молодой человек, — до сей поры строгий и деловой мужчина, доктор Кан, неожиданно даже как будто обиделся, коротко поджав губы. — Если пациент становится, как вы выразились, «овощем» и ему не меняют курс лечения, это значит, что его доктор купил свой диплом в подворотне, так как такие лекарства и такая дозировка в этом случае не подходят и что-то нужно срочно изменить. Я не собираюсь губить вашу психику до такого состояния. — Я вовсе не это имел в виду, доктор Кан… — испуганно забормотал Хёкджэ, всерьёз решив, что частный доктор обидится и отправит его в больницу, но мужчина, уже не слушая его, снова обращается вниманием к медицинской карте, негромко, но отчётливо проговаривая: — Так, давление нормализовалось, вес тоже приходит в норму. Пульс слегка учащён, но после такого срыва — это нормально, как и длительный сон. Витамины, как я вижу, вы принимаете, и продолжайте это делать до окончания курса. Мои рекомендации по большей части не изменились — не увлекайтесь излишне жирными блюдами, сухими перекусами и крепкими напитками, но в целом, диеты можете уже не придерживаться, просто следите за тем, что едите. И в ближайшие дни постарайтесь не пить кофе или сладкие газированные напитки. — Правда? Конечно, я буду внимателен, — Хёк сразу же успокаивается от слов врача, так как знать о том, что теперь ребята не обязаны соблюдать вместе с ним диету — всё-таки приятно. Было очевидно, что парни привыкли совсем к другим блюдам, к более ярко выраженному вкусу еды, а всё это пресное и разбавленное хоть и насыщало желудки, но радости приносило не очень много. — «Кюхён точно обрадуется», — Хёкджэ захотелось даже хихикнуть, но доктор Кан, хмуро покосившись на него, указывает на парня кончиком своей шариковой ручки, добавив: — Как я уже сказал — минимум две недели никакого расписания и занятий. После начните с кардиотренировки, не переходите сразу к силовым упражнениям. Ходите по беговой дорожке в спокойном темпе, можете позаниматься разминкой и укрепляющими мышцы занятиями, но без фанатизма. А вот ближе к концерту и начнёте приводить себя в форму, если будете чувствовать себя лучше. Вам организм укреплять надо, а не изнашивать до последнего. Надеюсь, вы, господин Чхве, всё это лично проконтролируете? — Разумеется, доктор Кан, мы сделаем всё возможное, чтобы Ынхёк как следует отдохнул и восстановился, — начальник службы безопасности коротко кивает, помрачнев, и Хёку даже становится жутковато — теперь парню кажется, что если за всю эту задумку с фестивалем своенравного Чонсу не придушит Донхэ, то это вполне может сделать и Шивон… — Выпишу вам успокоительное, Ли Ынхёк, и советую при покупке обратить внимание на дозировку, чтобы «не стать овощем» из-за того, что купите не то, — доктор Кан явно обиделся на такие беспокойные вопросы Хёка, но, не давая тому вставить ни слова из его спешных и искренних извинений, продолжает выдавать свои рекомендации. — Оно на лекарственных травах, так что клонить в сон вас не будет, но если почувствуете что-то странное — сразу позвоните мне, подберём что-нибудь другое. Лучше всего принимать после ужина, по одной таблетке раз в день. Заодно и сон нормализуете, раз снотворное вы принимать не хотите. — Конечно, я всё понял. Я буду ещё внимательнее относиться к своему состоянию, доктор Кан, — Хёк, успокоенный словами врача, встаёт с постели, на которой он сидел, и, приняв от доктора выписанный рецепт, спешно благодарит мужчину и провожает его к выходу в коридор, даже не слыша, как Шивон идёт следом за ними. Снаружи уже давно раздаются недовольные голоса, и Хёкджэ это беспокоит даже больше собственных нервных срывов. — … ты можешь уже наконец объяснить мне, что это было?! — недовольно огрызается Донхэ, не замечая, что Хёк и доктор Кан в сопровождении Шивона уже вышли из комнаты и направились в гостиную, на звуки голосов. — И безо всяких оправданий и уловок. — А какой ответ ты ждёшь? — строгий менеджер по прежнему невозмутим и равнодушен, пока он сидит на своём месте, в кресле недалеко от стола, нисколько не опасаясь того, насколько разгневанным Донхэ расхаживает перед ним, нервно дыша. — Это было необходимой мерой. — Необходимой мерой?! Тебе совсем плевать на состояние Ынхёка! В этот раз ты зашёл слишком далеко! — Донхэ не выдерживает и резко поворачивается в сторону Чонсу, явно намереваясь порывисто схватить менеджера за шкирку и сдёрнуть с места, но Кюхён, сидевший за обеденным столом вместе с Йесоном, как-то вовремя подаёт голос, с наигранным удивлением воскликнув: — О, осмотр Ынхёка закончен! Как прошло? — Ынхёк, какие новости? — сразу же оживившись, Хичоль, стоявший неподалёку от стола, практически сносит своей энергией Донхэ с места, настойчиво подпихивая его в сторону гостиной, чтобы отвлечь лидера группы от происходящего. — Всё хорошо? — Да… да, вполне, — Хёкджэ с благодарностью косится на старшего мембера, расслабленно выдыхая: смотреть на такого озлоблённого Донхэ было на самом деле страшновато, но, по крайней мере, каких-то непоправимых вещей лидер группы сделать не успел — и пока Хёку хватает и этого. — Доктор Кан сказал, что мне можно не соблюдать диету, только быть осторожным, так что… — Доктор Кан, вы — наш спаситель! — сразу же заголосил Кюхён, победным жестом вскинув руки над головой, не скрывая своего ликования и не сразу замечая, как Йесон пихает его локтем в бок. — Сегодня же отметим это ттокпокки! — Ттокпокки? — доктор Кан сразу же неодобрительно покачал головой, и, догадываясь, что тот хочет сказать, Хёкджэ спешит выкрутиться из ситуации, пока врач не решил, что «Ынхёк» тут питается невесть чем, да ещё и в большой порции соуса, полного специй: — Думаю, от пары-тройки штучек ничего страшного не произойдёт, если будет много лёгкого овощного салата. После такой строгой диеты нам можно немного расслабиться, правда? — Да и большую часть сметёт Кюхён в свой бездонный желудок, так что не беспокойтесь, доктор Кан, — Хичоль кладёт руку на плечо Хёка, снова неприкрыто опекая его — и не скрывая это. — В последнее время Ынхёк приучает нас к здоровой еде — и у него это неплохо получается. — Чтож, вы умные ребята и сами всё понимаете, — врачу явно не хочется читать сейчас какие-то нотации, но его многозначительный взгляд, направленный на молчавшего до сих пор Чхве Шивона, Хёкджэ совсем не нравится. — Мне уже пора. — Какие у вас будут рекомендации? — Чонсу подаёт голос со своего места, поднимаясь из кресла под недовольное фырканье Донхэ, переставшего, наконец, жадно таращиться на Хёка, словно обезумевший. Но этот вопрос удивляет и самого доктора, так как тот даже повернулся к менеджеру, скептически приподняв бровь усилием мышц и строго ответив: — Рекомендации? Оставьте их в покое на месяц — вот мои единственные рекомендации. За режимом они следят, Ли Ынхёк чувствует себя уже намного лучше, но небольшая поддержка успокоительным на основе трав ему не повредит. Концерт и все репетиции подождут. Насколько я знаю, после концертов у них обычно длительные перерывы, так что погоды вам этот месяц не сделает. Дайте ему уже прийти в себя. — Успокоительным? — переспрашивает Донхэ, поёжившись и беспокойно посмотрев на Хёкджэ, точно отражая на своём лице его собственные сомнения. — Это не повлияет на его… самочувствие? — И почему все здесь так предвзято относятся к лекарствам, — вздыхает доктор Кан, придерживая свой чемоданчик одной рукой, а другой чуть сдавив свою переносицу. — Пишут тут китайские иероглифы перед Конфуцием. Нет, не повлияет. Ли Ынхёк будет в порядке, только немного укрепит таким образом свою расшатанную нервную систему. Так, мне уже пора. Господин Чхве, вы отвезёте меня или это сделает кто-то из охраны? — Да, конечно, — встрепенулся начальник службы безопасности, оборачиваясь к доктору. — Я отвезу вас. И Донхэ, с Ынхёком всё будет в порядке. Доктор Кан подобрал нужную дозировку, так что беспокоиться не о чем. — Шивон, ты правда думаешь, что беспокоиться не о чем? Я ожидал подобной выходки от него, но чтобы от тебя?! — Донхэ так и не смог отвлечься на результаты осмотра «Ынхёка» и в его нервозности отчасти виноват Хёкджэ: будь парень хоть немного сильнее морально или более осмотрителен, чтобы не выдать то, что ему известно — никакой проблемы бы не было. Начальник службы безопасности сумел удержать себя в руках, но Хёк, как и остальные мемберы, неосознанно вздрогнул, уже догадавшись, что такое настроение Донхэ не предвещает ничего хорошего. — Донхэ, пожалуйста, не горячись, — Шивон определённо думает о том же, о чём и ребята, и он не настроен на ссору — мужчина, несмотря на свою разницу в росте с присутствующими, сознательно чуть опускает голову и плечи, чтобы не смотреть на Донхэ свысока. — У нас правда не было выхода. — Вдобавок, тебя это не касается, — добавляет Чонсу, приближаясь слишком близко, опрометчиво близко к Донхэ, надеясь на его благоразумие и выдержку — на то, к чему парню сейчас очень сложно прислушаться, просто потому, что он в первую очередь думает о ребятах и думает об Ынхёке, роль которого так нелепо продолжает играть Хёкджэ. — Ваш концерт будет отложен исходя из рекомендаций доктора Кан, так что и говорить больше не о чем. — «Нет…» — Хёк практически не слушает, что говорит менеджер: испуганно замерев на месте, он неотрывно смотрит на Донхэ, готового сорваться в любой момент, готового высказать менеджеру и начальнику службы безопасности всё, что он думает о них и о таких подставах со стороны стаффа — и Хёкджэ уверен, что он не может позволить лидеру группы сказать всё это здесь и сейчас. — «Не на эмоциях, не таким озлоблённым… Ты не мыслишь трезво, Донхэ…» — Не надо… — Хёк не слышит, как шепчет это, неосознанно, как призыв, как отчаянную мольбу, так как он не хочет сделать хуже — и, заметив, как резко Донхэ расправляет плечи, шумно вздохнув, Хёкджэ наконец решается моргнуть. — «Он меня услышал?..» — Вон отсюда, — выдыхает Донхэ, стараясь говорить отчётливо. — Ты уже достаточно сделал и наговорил себе на увольнение, Пак Чонсу. Не вынуждай меня доводить до этого. — Что-что? — насмешливо переспрашивает менеджер, дёрнув плечом. — Не говори то, чего не знаешь, Донхэ. И ты не можешь выгонять меня отсюда. Кровь на голове ещё не высохла — а всё туда же. — Поверь — я могу, — лидер группы уже практически рявкает, из-за чего Хёкджэ панически переводит взгляд на Хичоля, в надежде, что тот сумеет остановить назревающий конфликт и не позволит Донхэ поднять руку на менеджера, но в разговор решает вступить Йесон, и как раз вовремя: — Прекратите, вы оба. Шивон, тебе пора отвезти Чонсу и доктора Кан в агентство. — Вот о чём я и говорил — оставьте парней в покое и дайте им отдохнуть, — строго добавляет доктор Кан, вопросительно покосившись на Хёкджэ и с явным любопытством добавляя. — Может, стоит подобрать лекарства вам всем? Кому-то я бы посоветовал даже удвоить дозировку. На последних словах врач неприкрыто покосился в сторону Донхэ — откровенный намёк от специалиста, который не первый год знаком с ребятами, что такое поведение лидера группы его беспокоит, и Хёк понимает, что ему самому придётся вступить в этот диалог и принять какое-то решение, так как Донхэ сейчас откровенно на это не способен. — Нет… нет, думаю, всё придёт в норму, когда мы отдохнём, — отвечает Хёкджэ, покачав головой. — Мы все немного взбудоражены после прошедшего фестиваля. Благодаря вам у нас будет немного времени, чтобы прийти в себя. Спасибо вам, доктор Кан. — И вам всем уже пора, — напоминает Йесон, единственный решившийся открыто поддержать «Ынхёка» в нежелании развивать конфликт, так как он довольно мягко, но навязчиво указывает стаффу рукой в сторону выхода. — Этот фестиваль действительно сказался на всех нас, и Ынхёк прав — отдых нам сейчас необходим. Несколько дней перерыва — и мы будем в порядке. — Длительность вашего перерыва мы обсудим отдельно, — всё также спокойно отвечает Чонсу, словно не его сейчас Донхэ неприкрыто выводил из себя, и, решив прислушаться к словам Чонуна, менеджер всё-таки отправляется в коридор, и доктор Кан следует за ним. Лишь Шивон медлит, не решаясь уйти, а Донхэ наконец оживает, уже тише добавив: — Шивон… Раз доктор Кан рекомендует оставить нас в покое… на эти дни никому здесь не будут рады — ни тебе, ни Чонсу. И я не шучу. — Да, я уже понял, — вздыхает начальник службы безопасности, покачав головой. — Но держите телефоны включёнными. О сроках вашего перерыва мы сообщим в рабочем чате. И не натворите глупостей. — Вы с ним уже натворили, Шивон, — Донхэ нервно сжимает руки в кулаки, шумно выдохнув. — И мне всё равно, что вы скажете об отсутствии выбора. С нами нельзя играть в такие игры — мы вам не куклы. — И ничего подобного я больше не допущу, — тихо отвечает Шивон, с неприкрытым сожалением посмотрев на Хёкджэ. — Прости, Ынхёк. Мне правда жаль, что так вышло. — Всё в порядке, — вздыхает Хёк, пожав плечами — ему уже хочется, чтобы стафф оказались как можно дальше отсюда, чтобы не провоцировать ребят и дальше, и в то же время не хочется думать о том, что уже прошло: Хёкджэ стоит научиться двигаться вперёд или заставить себя справляться, даже если тело и разум отказываются это делать. — Но Донхэ прав. Если это возможно, то нам стоит остаться в стороне от расписания на какое-то время. Я выкуплю лекарства, прописанные доктором Кан, и мы все просто немного отдохнём. — Сделаю всё возможное, — Шивон коротко покачивает головой и спешит отправиться прочь из общежития, следом за Чонсу и доктором Кан, убедившись, что «Ынхёк» запомнил все указания врача, и наконец в гостиной возникает долгожданная тишина, которую никто не решается нарушить — все смотрят друг на друга, не зная, как начать разговор на какую-то отвлечённую тему, и Хёк опять заставляет себя взять инициативу в свои руки, негромко предложив: — Давайте попьём чай и успокоимся. Раз теперь у нас дни отдыха, то стоит начать отдыхать, верно? — Отличная мысль, дорогой, — Хичоль снова цепко хватает Хёкджэ за плечо, легко похлопав его и приободрив Хёка таким образом. — Надо же отпраздновать окончание твоего режима. — Хичоль, я не уверен, что успокоительное будет хорошо сочетаться с алкоголем, — Хёкджэ успевает пресечь инициативу старшего мембера ещё до того, как Донхэ принимается коситься в сторону Хичоля — таблетки, прописанные доктором Кан, на ближайший месяц будут отличным поводом отказываться от привычных для мемберов пьянок без каких-либо подозрений и новых отмазок. — Ну чай так чай, — Хичоль немного кривит своё красивое лицо, но не капризничает слишком сильно, явно понимая, что этот шаг будет важным для восстановления «Ынхёка». — А вечером до аптеки сгоняем, чтобы ты мог выполнять рекомендации доктора Кан. Идём, Донхэ. — Да… — тихо выдохнув, Донхэ устало трёт шею, отправляясь к обеденному столу, за которым продолжает сидеть притихший Кюхён, и Хёк не решается остановить его: лидер группы откровенно вымотался, вложив в разговор с Чонсу всю свою злость. Йесон и Хичоль как-то синхронно переглядываются, говоря что-то друг другу только взглядами, без слов, и Хёкджэ приходится последовать за ними к столу. — «Мне нужно с ними поговорить и как-то дать им возможность отдохнуть… Но как это сделать?»Побочный эффект.
17 февраля 2023 г. в 16:51
Хёкджэ надеется, что после довольно приятного разговора, что произошёл у него с ребятами поздним вечером, парню удастся успокоиться и выспаться, восстановив силы от всех этих переживаний, но его разум решает иначе, и с этим Хёк ничего не может поделать. Все те кошмары, от которых, как парень думал, он избавился — никуда не девались: они лишь тихо выжидали, набираясь сил для нужного момента, когда Хёкджэ снова устанет, когда он не будет мыслить здраво — и не сможет контролировать себя.
— Нет… Хёк, прошу тебя… — во сне Хёкджэ хрипло дышит, сминает пальцами край одеяла до треска ткани, и жалобно стонет, метаясь на постели и не в силах открыть глаза и пробудиться от очередного кошмара. — Не говори так, нет… Я не хотел… я не хотел!
В его очередном кошмаре Ынхёк снова смотрит так зло и самодовольно, как в детстве, когда они поругались во время процесса развода родителей — Ынхёк ненавидит Хёкджэ за весь этот обман, Ынхёк презирает Хёкджэ за то, что он продолжает лгать, и Ынхёк убеждён в том, что Хёкджэ — жалкий трус. Брат даже не кричит — он лишь так разочарованно смотрит на него, что Хёку хочется провалиться сквозь землю, только бы не видеть больше столь тяжёлый взгляд Ынхёка.
А с другой стороны — Хёкджэ безумно тоскливо, его мучает убивающее чувство вины, ему хочется крепко обнять брата и за всё попросить прощения, наконец, проснуться от всего этого кошмара — и узнать, что он просто задремал в машине, и всё это было лишь в воображении Хёка. Но Ынхёк больше ничего не отвечает, а когда Хёкджэ пытается подбежать и обнять его, ухватить за руку и хоть как-то удержать брата рядом с собой, его пальцы ловят лишь пустоту — парень с огненно-рыжими волосами равнодушно отворачивается и уходит, растворяясь в дыму.
— Нет! Не оставляй меня одного, прошу! — Хёкджэ кричит, захлебываясь своими слезами и кидаясь вслед за братом, пытаясь следовать за его тенью. — Не бросай меня снова! Умоляю, Хёк!
Мчась за братом, не разбирая дороги, практически вслепую, Хёк перестаёт чувствовать почву под своими ногами и с пронзительным криком падает куда-то в пропасть, на дне которой из плотной пелены резко выныривают острые скалы. — «Всё закончится…» — с усталым и позабытым ощущением счастья Хёкджэ готовится к этой невыносимой боли, надеясь, что смерть наступит быстро и наконец он сможет обрести покой. — «Сейчас всё закончится…»
— Ынхёк? Ынхёк, ты меня слышишь?! — его неожиданно с силой встряхивают за плечи, словно резко выдернув из цепких лап обманчивого сна — и, когда Хёкджэ открывает глаза, мутным от слёз взглядом уставившись вперёд, он с трудом разбирает в темноте, что рядом с ним сидит Донхэ. Лидер группы испуганно таращится на него, продолжая неосознанно трясти парня за плечи, будучи неуверенным, что Хёк уже разбирает, где находится, и, увидев, что Хёкджэ вяло сопротивляется его движениям, Донхэ наконец отпускает его и встревоженно и очень тихо спрашивает:
— Ынхёк… тебе снова приснился страшный сон? Ты так кричал…
Хёк продолжает хрипло дышать, подслеповато пытаясь оглядеться, чтобы понять, что он снова оказался в комнате. Спасительное забытие оказалось лишь сном, а вот ненавистный кошмар остаётся реальным — Ынхёка больше нет, но он был бы недоволен поведением Хёкджэ, его ложью и его слабостью. — «Ынхёк меня ненавидит…» — думает Хёк, резко сев на постели и обхватив себя руками за плечи, пытаясь хоть как-то унять эту дрожь в теле. В горле спирает комом и Хёкджэ задыхается, уже чувствуя эту нарастающую истерику, которую он не может остановить самостоятельно. Захлёбываясь слезами, Хёк беспомощно утыкается лбом в плечо Донхэ, вцепившись в него дрожащими пальцами — и воет во весь голос, даже не думая о том, что из-за него могут проснуться ребята. Всё сейчас становится неважным — ему больно и плохо, и рядом нет Ынхёка, который улыбнётся и скажет, что это пустяки и просто страшный сон, который никогда не сбудется.
— Ынхёк… всё хорошо, ты дома, — когда у Хёка заканчивается воздух от протяжного крика, Донхэ словно специально выбирает мягкий тон голоса, осторожно приобнимая Хёкджэ и принимаясь тепло поглаживать его по спине — Хёк даже не обращает внимание на то, что сейчас он лежит в одном белье, хотя раньше такое его бы невероятно смутило. — Это просто страшный сон, Ынхёк…
— Мой брат… он злится на меня, — всхлипывает Хёкджэ, уже не контролируя себя и не обдумывая, что он говорит, только крепче сжимая пальцы на плечах Донхэ, чтобы не потерять связь с реальностью. — Он меня ненавидит… Я делаю всё не так… Я так виноват…
— Ох, Ынхёк… — вздыхает Донхэ, только крепче прижимая парня к себе и пытаясь успокоить его. — Нет… я уверен, что твой брат не злится. Просто ты перенервничал и впервые сбился с ритма. Думаю, он бы гордился тобой. В такой ситуации ты отлично справился.
— Ты ничего не знаешь, — хрипит Хёк, зажмурившись изо всех сил. — «Сейчас. Скажи ему сейчас — и всё закончится. Вся ложь прекратится», — обманчиво шепчет ему внутренний голос, и Хёкджэ уже на самом деле готов поддаться этой слабости, хоть за общим столом он считал иначе. — «Это так тяжело… Я так больше не могу…»
— Мне и не нужно всё знать, — Донхэ даже не обижается: он продолжает обнимать Хёка, догадываясь, что парню сейчас это очень важно. — Я знаю, что вы оба были близки, и что твой брат был хорошим человеком — и мне этого достаточно. Я уверен, что он не злится на тебя, Ынхёк. Это просто страшный сон. Постарайся дышать глубже — это всего лишь сон.
— «Это не только сон, Донхэ», — Хёкджэ очень хочет это сказать, но вынуждает себя замолчать, лишь тихо всхлипнув и теснее прижавшись к тёплому телу Донхэ, чтобы постараться прийти в себя от этого кошмара. — «Весь этот ужас преследует меня и днём… Почему это всё свалилось на меня? Почему я не мог просто жить вдали от Ынхёка? Тогда он был бы жив…»
— Тише, Ынхёк, тише, — лидер группы очень бережно обнимает Хёка, чуть приподняв одну руку и начав поглаживать парня по растрёпанным от метаний во сне волосам. — Это просто кошмары, но мы пройдём через это. Ты не один, слышишь меня? Я с тобой. Я буду с тобой.
Хёкджэ устало вздыхает, пытаясь подавить в себе рыдания — Донхэ не пытается отстраниться или предложить парню чай. Лидер группы словно чувствует, что сейчас оставлять Хёка одного попросту опасно — настолько тот подавлен и разбит этими тяжёлыми мыслями. Несмотря на то, что Хёкджэ по жизни был одиночкой, после потери брата ему очень страшно оставаться одному. Конечно, в какой-то период Хёк хотел побыть один, думая об Ынхёке и оплакивая его, но сейчас образ брата в его разуме такой сердитый и презрительный, что Хёкджэ опасается не выдержать этой тяжести, которую он сам взвалил на свои плечи.
— Тебе нужно отдохнуть после фестиваля — и когда ты наберёшься сил, станет легче, — продолжает тихо говорить лидер группы, не выпуская Хёка из своих объятий. — Если хочешь, я могу полежать с тобой. Ты… хочешь?
Хёкджэ лишь надеется, что Донхэ сидит рядом с ним не в одних трусах, иначе всё это будет очень странно и неловко, но, осторожно высвободившись из рук лидера группы, парень мелко кивает, с облегчением замечая, что Донхэ всё-таки надел домашние штаны, когда вставал со своей постели. Ничего не отвечая, Хёк нервно двигается дальше, к стенке, одёргивая одеяло на себе и с облегчением замечая, как Донхэ отодвигает от края постели одеяло и медленно ложится рядом, не укрываясь.
Лидер группы больше ничего не говорит — он переворачивается на спину и, неотрывно глядя на Хёкджэ, молча ждёт, пока тот тоже ляжет. Решив, что смущаться сейчас — нелепо и глупо, Хёк со вздохом подтягивает на себе одеяло и, старательно глядя куда-то в сторону, ложится рядом с Донхэ, придвинувшись ближе к нему и устроив голову на его плече. — «Какой же он тёплый…» — мысль об этом на удивление успокаивает Хёкджэ, пока он робко кладёт свою руку с подрагивающими пальцами на грудь Донхэ, ощущая, как ровно и гулко бьётся его сердце.
— Вот так, — голос лидера группы такой мягкий, словно он хвалит Хёка, даже за такую, казалось бы, глупость и слабость, но делает это настолько искренне, что никаких сомнений в похвале Донхэ у Хёкджэ не возникает. — Если захочешь пить, то скажи — я тебе принесу. Дыши глубже, тебе скоро полегчает.
— Нет… — хрипит Хёк, панически цепляясь за Донхэ и зажмуриваясь, чтобы пелена перед глазами исчезла. — Не… не уходи. Пожалуйста, не уходи…
— Хорошо, я не уйду, — обещает Донхэ, осторожно приобнимая Хёкджэ поверх одеяла и размеренно выдыхая. — Я останусь с тобой, не волнуйся. Всё будет хорошо.
Немного успокоившись, Хёкджэ закрывает глаза и послушно старается сделать глубокий вдох, как лидер группы его и просил, в надежде, что это поможет успокоить бешеное сердцебиение. Наверное, Донхэ сейчас даже рад тому, что «Ынхёк» наконец-то решается сказать о том, что ему нужно в конкретный момент — прямо сейчас, когда так больно и страшно, не умалчивая, как парень думает, и не принимая всю заботу о себе в неловком молчании. «Барабанщик» наконец сумел сказать, что ему нужно — чтобы рядом с ним сейчас кто-то был, чтобы кошмары не мелькали в темноте комнаты, чтобы они не мучали «Ынхёка», мешая спокойно дышать — и заставляя сердце панически колотиться. Хёку действительно страшно, и он всерьёз думает, что если Донхэ сейчас выйдет из комнаты, пусть даже за чаем — из темноты выступит его брат, окровавленный, с этими ужасными ранами на теле и повреждённым черепом, искажённый, изломанный — и ненавидящий Хёкджэ за всё то, что он сделал. Сжавшись под боком Донхэ, как за надёжным укрытием, парень закусывает губу, чтобы больше не хрипеть, и в тишине лишь отсчитывает свои вдохи, чтобы занять себя хоть чем-то. — «Раз… два… три…»
А потом, к полной неожиданности Хёка, лидер группы тихо начинает петь, и зазвучавшая мелодия оказывается такой знакомой, что Хёкджэ даже задерживает дыхание, вслушиваясь в слова новой, ещё не открытой фанатам песни:
— Да, мне знакомо это чувство, когда видишь обрыв под своими ногами,
И не будет спасения, если порежешься о зазубренный край…
Хёк не шевелится, боясь приподнять голову и посмотреть на Донхэ, тем самым прервав его пение, но теперь эта мелодия действительно звучит как самая настоящая колыбельная: тон голоса лидера группы более беспокойный и взволнованный, что неудивительно, учитывая то, как Хёкджэ кричал во сне, но при этом Донхэ поёт ещё мягче, ещё тише — и ещё осторожнее, словно тщательно контролируя громкость своего голоса, чтобы убаюкать «Ынхёка» той самой песней, которая ему очень понравилась:
— Обычно всё не так уж и плохо — послушай того, кто прошёл через это,
И если на то, где взять сил для борьбы, у тебя больше нет никакого ответа…
Донхэ продолжает петь знакомые строки, и это действует на Хёкджэ успокаивающе: давящие мысли не исчезают из головы парня, но немного притупляются в сознании, позволяя уставшему и очень одинокому «барабанщику» наконец перестать сжиматься на постели так панически, с неконтролируемой дрожью, с судорожным дыханием и застывшим в горле криком. От голоса Донхэ действительно становится немного легче и, тихо выдохнув, Хёкджэ даже устраивается на постели поуютнее, доверчиво придвинувшись ближе к лидеру группы, практически дыша своим тёплым дыханием на его шею, пока парень продолжает тихо напевать:
— Так послушай эту колыбельную ещё раз, и сделай радио погромче,
Если ты слышишь меня, я хочу сказать тебе, что ты не одинокий.
И Хёку уже начинает казаться, что у Донхэ в роду были предсказатели — парень написал эту песню и открыл её «Ынхёку» в самый нужный момент. В первые дни после похорон Хёкджэ бы попросту не поверил в эти слова — он не мог думать ни о ком, кроме своего брата, и к тому, что он «не одинок», Хёк бы отказался прислушиваться в том состоянии. Но сейчас, когда образ Ынхёка приносит ему не только печаль, скорбь и боль, но и отчаянный страх и фактически животный ужас, Хёкджэ понимает, что словам Донхэ хочется верить. Ещё и тёплая рука, что прикасается к его макушке, дарит какое-то подзабытое чувство покоя — что-то было по-смущённому родное в том, как Донхэ поглаживает его по волосам, неспешно перебирая рыженькие пряди. Хёкджэ сам не замечает, как от всего этого его начинает клонить в сон — ужасные образы растворяются в пелене, оставляя его в тихой и безобидной дремоте, что принесёт ему лишь спасительную пустоту вместо пугающих кошмаров.
— «Так спокойно…» — понимает Хёк, неосознанно расслабляя паническую хватку своих рук и слегка передвигая одну ладонь, укладывая её на область сердца Донхэ. Оно бьётся ровно, несмотря на то, что лидер группы сейчас тихо поёт — Донхэ уже успокоился, убедившись, что «Ынхёк» рядом с ним чувствует себя лучше и больше не плачет, а это размеренное биение сердца дарит Хёкджэ ощутимое присутствие нужного человека рядом. Парень даже не успевает дослушать знакомую песню до конца и не замечает, как его начинает клонить в сон. — «Очень спокойно…» — думает Хёк, уже посапывая заложенным от слёз носом и погружаясь в дремоту. — «Рядом с Донхэ всегда спокойно…»