«Ты понимаешь, кто я такой? Ты готов это узнать? Ты правда можешь видеть меня насквозь, что я хочу уйти? Но этой ночью я не уйду, я буду лгать и ты поверишь мне, И этой ночью я пойму, что всё это из-за меня…» © The Pretty Reckless — Just Tonight
Хёкджэ не особо представлял, чем и как он будет отвлекать ребят, чтобы те не думали о произошедшем, но планы нарисовались как-то сами собой: Кюхён изъявил неожиданное желание отправиться с Донхэ в какой-то особенный магазин аквариумистики, где эти два любителя подводного мира намеревались выбрать для рыбок свежие и полезные растения, а на обратном пути парни решили заехать в торговый центр, чтобы закупиться продуктами для ужина, ну и приобрести для «Ынхёка» успокоительные по рецепту доктора Кан. Хёк проситься поехать с ними не стал — лидер группы до сих пор очень нервный, так что ему будет полезно побыть немного в стороне от «Ынхёка», да и практически все мемберы были бы явно против такого предложения. Но зато Йесон предложил им троим, из тех, кто останется в общежитии, заняться лёгкой уборкой, Хёкджэ эту идею охотно поддержал, а над активно возражающим Хичолем вдоволь похихикал Кюхён, так что в итоге обязанности были распределены с практически единодушным согласием. — Только аквариум не трогайте, — настороженно предупреждает макнэ, дожидаясь, пока Донхэ покрепче завяжет шнурки на своих кроссовках, и уже приплясывая на месте от нетерпения. — Мы как вернёмся — сами воду сменим. А то опять фильтр не так соберёте… — Ой, подумаешь, разок концы шланга перепутал, — ворчит Хичоль, уныло выковыривая швабры и метёлку из ванной комнаты, покорившись обстоятельствам. — Ничего же страшного не случилось. Не найдя слов для возражений, Кюхён, едва не задохнувшись от возмущения, так яростно таращится на старшего мембера, что Хёкджэ, покачав головой, лишь тихо смеётся, наблюдая за этой сценой и свободной рукой забирая у Хичоля инвентарь для уборки, чтобы тот мог наконец выудить ведро и наполнить его водой. В другой руке парень держит рецепт доктора Кан, надеясь, что Донхэ помнит о том, как «Ынхёку» важны чеки из аптеки, ведь напрямую напоминать лидеру группы об этом при других было как-то неловко, а остаться независимым в вопросе средств Хёкджэ всё-таки хочется. — Мы вернёмся где-то через час, — добавляет Донхэ, выпрямившись, а затем, чуть помедлив, он аккуратно забирает из руки Хёка рецепт на приобретение успокоительного, убирая листок в свой кошелёк, чтобы не потерять. — Вы же будете дома, верно? — Да, мы просто немного приберёмся — и всё, — Хёкджэ рефлекторно оглядывается в сторону кухни, где Чонун домывает посуду. — Вернётесь — и об ужине подумаем. Холодильник почти пустой. — Донхэ, по-братски, купи соджу, а? — канючит Хичоль из ванной комнаты, выглянув в коридор. — Ты мне обещал всё-таки. Да и пожалей мою печень, она ещё никогда не была такой трезвой… — Хичоль, мы это уже обсуждали, — вздыхает Донхэ, поморщившись и беспокойно покосившись на Хёкджэ, словно опасаясь его реакции на какие-то неизвестные парню обещания, но тот, не видя в просьбе старшего мембера ничего возмутительного, лишь кивает, решив вступить в разговор: — Мне в любом случае нельзя смешивать успокоительное с алкоголем, так что если хотите выпить — я не против. Вы и так придерживались диеты ради меня. — И то правда. Хичоль у нас нынче герой — не пьёт, по клубам не шарахается, запасы свои не вылакал, да ещё и Хангёну отпуск устроил — всего себя Ынхёку посвятил, — Кюхён неожиданно встаёт на сторону старшего мембера, скрестив руки на груди и неопределённо дёрнув плечами. — Да и сыграл он неплохо. Дай ему поблажку, пока от нас все отстали. Другого такого шанса у него вплоть до концерта может и не появиться. — Ладно, — сдаётся Донхэ, покачав головой, не скрывая, что он не в восторге от этой идеи. — Но только немного. И никаких клубов и ночных гулянок, Хичоль. — Ну куда я пойду, да ещё и без Ынхёка, — ворчит старший мембер, но тут же снова скрывается в ванной, включая кран и, судя по характерному звуку, пытаясь набрать воды в ведро. Покачав головой, Хёкджэ лишь расслабленно улыбается, больше ничего не говоря и наконец выпроваживая эту парочку на лестничную клетку, чтобы те уже поехали по своим делам и хоть немного побыли в стороне от «Ынхёка» и его проблем. Хёк уверен, что парням, на самом деле, стоит немного отвлечься и заняться какими-то своими делами без него: сходить в тренажёрный зал или просто пожить в общежитии без «Ынхёка», что будет довольно проблематичным предложением. Хёкджэ прекрасно понимает, что стоит только заикнуться о том, что ему «хочется побыть одному на квартире», то как минимум двое участников группы, проявив тактичность и отпустив «барабанщика», не выдержат и с того же дня начнут ездить к нему и сторожить чуть ли не под дверью, изрядно нервничая. — «При любой моей попытке как-то ограничить личное пространство, чтобы приучить их к тому, что Ынхёка больше не будет рядом с ними, они тут же дадут мне всё, о чём я попрошу, но подорвут собственные нервы…» — думает Хёкджэ, в полной тишине подметая пол в комнате Ынхёка и Донхэ, чтобы после отдать метёлку и совок Йесону и прихватить швабру с мокрой тряпкой. — «Но это не нормально… Они так переживают, что выглядят действительно… нездорово». Но что ему предложить и как помочь ребятам отвлечься — Хёк пока не придумал, потому парень решает дождаться визита какой-нибудь отличной идеи в его усталый разум. Вдобавок и день проходит вполне спокойно — ребята закончили с уборкой, Донхэ и Кюхён скоро вернулись со всеми покупками, а Шивон отписался в рабочем чате о том, что по решению агентства и настоятельной рекомендации доктора Кан у участников группы освобождение от всех репетиций и тренировок на ближайшие две недели. — Шивон перезвонил мне, пока мы были в аптеке, и сказал, что на эти две недели нас никто не будет контролировать, — поясняет Донхэ за обеденным столом, ковыряясь вилкой в салате в своей тарелке и не испытывая особого восторга от этого заявления. — Охрана готовы доставить сюда продукты или куда-то отвезти нас, но, думаю, это не потребуется — только если к концу второй недели Ынхёк будет хорошо себя чувствовать, то мы съездим в зал. А так сидим тихо и никаких пьяных посиделок. Хичоль, Кюхён, вы меня поняли. — Донхэ, ну сегодня-то можно! — бедолага Кюхён чуть было не подавился ттокпокки в остром соусе, которые он уплетает за обе щеки, запивая поздний обед каким-то пивом с низким процентом содержания спирта. — Мы все от этого фестиваля перенервничали, между прочим. — Ты сам-то чего не пьёшь? — Йесон, поставив свою банку с пивом на стол, мягко встревает в разговор, позволяя макнэ исчезнуть с линии огня и продолжить наслаждаться любимым блюдом, которое Кюхён не мог приготовить из-за диеты «Ынхёка». — Мы все останемся дома, какой-то особенный присмотр за нами не нужен. Расслабься хоть на один вечер. — Я больше не пью алкоголь, — от предложения Чонун Донхэ нервно дёргает плечами, украдкой покосившись на Хёкджэ, с плохо скрытым чувством вины и даже какой-то неожиданной опаской. — И не будем об этом. — «Это из-за меня, да?» — Хёк чуть было листом салата не давится, когда начинает задумываться о причинах такого поведения Донхэ. — «Когда он был пьяным, он полез ко мне… к Ынхёку… Так ему всё-таки тогда не понравилось? Или речь о том утреннем разговоре, перед тем, как…» Думать о той самой ночи, во время которой Хёкджэ и Донхэ переспали, не совсем правильно — точнее, совсем неправильно, если так поразмыслить. Большую часть проблемы составляют спутанные эмоции Хёка: ему тяжело вспоминать те события, так как именно из-за его ошибки Ынхёк приехал за ним сюда и всё закончилось катастрофой, вдобавок, несмотря на искренние извинения Донхэ, прокручивать в голове те жестокие слова, которыми лидер группы наградил «Ынхёка» утром — очень больно, но и забыть о своих чувствах и своей влюблённости, раненной в самое сердце, Хёк не может. Вдобавок это был первый сексуальный опыт Хёкджэ, да ещё и со звездой, с прекрасным музыкантом, талантливым лириком и напористым, полным сексуальности и страсти парнем — в Донхэ столько качеств, что приводят Хёка в искреннее восхищение, но от той, реальной стороны артиста, что проявилась в последние дни, парень в растерянности. Оказалось, что лидер группы часто нервничает, чрезмерно сосредоточенно опекает ребят, да ещё и срывается на стафф и на других мемберов, когда нервы на пределе — неудивительно, что Донхэ и Ынхёк не ладили. — «Ынхёк не терпит излишнего контроля, да ещё и наверняка Донхэ часто выводил из состояния равновесия…» — думает Хёкджэ, притихнув, и, опустив голову, рассматривает свой овощной салат, в который парень переложил несколько приготовленных тток из общей миски, полной острого и пряного соуса. — «И как помочь Донхэ и ребятам немного расслабиться и забыть о моих проблемах?» — А ты чего молчишь, дорогой? — Хичоль мягко сжимает плечо Хёкджэ своими прохладными пальцами, наконец, отрываясь от своей очередной бутылки соджу: к чести старшего мембера группы, он плотно поел перед тем, как напиваться, так что Хёк не волновался за то, как быстро Хичоля «развезёт». — Задумался о чём-то? — Ну… есть такое, — от неожиданности в голову Хёкджэ приходит неплохая идея, так что, встрепенувшись, он нерешительно обводит взглядом ребят, надеясь, что в итоге его план поддержат и примут. — Знаете… раз у нас выдались свободные дни, вы могли бы съездить навестить своих родителей. После его слов на кухне повисает непривычная тишина — даже Кюхён перестаёт активно жевать, тут же вскинув голову и с подозрением уставившись на Хёка. Донхэ и Хичоль как-то синхронно переглядываются, ничего не ответив, а вот Чонун, отодвинув от края стола свою опустевшую тарелку, спокойно интересуется: — А как же ты, Ынхёк? Хочешь, чтобы мы уехали, а сам останешься здесь совсем один? — Ну, мне же некуда ехать, — Хёкджэ уныло шутит, выдавив неестественную улыбку, и пожимает плечами. — Да и мне просто нужны покой и немного отдыха. Я в порядке. А вот вы из-за меня почти не видитесь с родителями, так что… — Ну нет, тебя мы одного не оставим, — глухо отвечает Донхэ, нахмурившись и, как Хёк и опасался, с самого начала не одобряя эту затею. — И не думай даже. А если тебе опять плохо станет и нужно будет чем-то тебе помочь? — В том и проблема, Донхэ, — признаётся Хёкджэ, устало потирая затекшую после долгого сна шею. — Единственное, что мне сейчас нужно — так это то, чтобы вы меня оставили. Да и вам после всего стоит побыть с родителями… я бы на вашем месте хотел именно этого. — Милый, ты на фестивале головой стукнулся? — осторожно уточняет Хичоль, даже отставив бутылку в сторону, чтобы не отвлекаться на неё: остальные лишь молча переглядываются, не решаясь вмешаться. — Ну как мы тебя оставим? Ты что, с ума сошёл? — Хичоль, я ценю вашу заботу, — Хёк старается говорить осторожно, тщательно подбирая слова, чтобы никого не обидеть ненароком своим беспокойством. — Но вы сами уже на нервах от всего, что происходило в последние дни. Вам стоит отвлечься и побыть в стороне от всего этого. — А Ынхёк в чём-то прав, — Чонун неожиданно встаёт на сторону Хёкджэ, задумчиво наблюдая за мемберами группы и подпирая голову рукой. — Может, и правда, вам съездить к родителям? — Чего? — Донхэ тут же недовольно мотает головой, сердито уставившись на Йесона, но до новой ссоры дело так и не доходит — гитарист невозмутимо пожимает плечами и добавляет: — Донхэ, вот только не делай вид, что не понимаешь, о чём говорит Ынхёк. Ты сегодня Чонсу физической расправой угрожал. Какую бы пакость он ни вытворил — это не дело, и так общаться с нашим менеджером нельзя. — Я все эти годы нормально с ним общался и старался уладить все конфликты, — Донхэ тут же откидывается на спинку стула, скрестив руки на груди. — Это нечестно — обвинять меня сейчас в грубости. Все мы и так долго терпели выходки Чонсу. — Никто не спорит с тем, что Чонсу поступил паршиво. Но всё равно ты не можешь так ему угрожать, — Йесон мягко пресекает оправдания Донхэ, посмотрев на Хёкджэ и ободряюще кивнув ему. — За это могут и исключить из группы. И ты прекрасно это понимаешь, потому и нервничаешь. Вы с Хичолем за эти дни Ынхёка из поля зрения не выпускали — и вы оба на нервах. Поезжайте домой на пару дней, а за Ынхёком мы присмотрим. Не лететь же мне в Штаты — меня тогда фанаты разорвут ещё в аэропорту, верно я говорю, Ынхёк? — А…. да, точно, — Хёк так обрадовался, что этот немногословный гитарист поддержал его, что не сразу понял, почему Йесон говорит об Америке и о том, что фанаты выследят его в аэропорту. Только спустя несколько секунд тишины Хёкджэ вспоминает, что родители Чонуна уже несколько лет живут и работают в Америке. При таком раскладе Йесон действительно не сможет на эти две недели отправиться в родительский дом, ведь такие общественные места, как аэропорты, фанаты отслеживают. Вот другим мемберам поехать домой будет явно проще — родители Кюхёна проживают в Сеуле, а родители Донхэ и мама Хичоля живут в относительно недалёких пригородах: пекарня, в которой работал Хёк, и принадлежащее тому небольшому и скромному району кладбище, на котором сейчас покоится Ынхёк под личиной Хёкджэ, находятся гораздо дальше от Сеула, чем места проживания родителей ребят. Да и общество Йесона не должно напрягать Хёка — за всё это время гитарист вёл себя крайне ненавязчиво и тихо, и эта его обыденная манера поведения наиболее импонирует Хёкджэ. — Тогда вам тем более не о чем беспокоиться, — Хёк заставляет себя легко улыбнуться, закатывая рукава своего свитера. — Мы с Йесоном позаботимся об аквариуме, так что вы трое сможете навестить родителей. Кюхёну и ехать практически никуда не нужно, так что… — Я никуда не поеду, — отрывисто произносит Кюхён, поднимаясь с места и, ни на кого не глядя, спешно сбегает с кухни, громко хлопнув дверью в свою комнату напоследок. — «Что это с ним…» — удивлённо дёрнувшись, Хёкджэ растерянно оборачивается к ребятам, обратив внимание на то, что, спасаясь бегством, макнэ даже ттокпокки со своей тарелки не доел. Но мемберы группы не кажутся удивлёнными — Донхэ и Чонун переглядываются обеспокоенными взглядами, словно решая, кто поднимет эту тему первым. — А вот про Кюхёна ты зря завёл разговор, Ынхёк, — всё-таки пояснить положение вещей решается Йесон, тихо вздохнув. — Я понимаю, что тебе сейчас не до него, но Кюхён так и не примирился с родителями после того, что произошло. Он от всего, что сейчас с нами происходит, взбудоражен не меньше этих двоих. — «Да что такого с ним случилось?» — к своему стыду, Хёкджэ совершенно не может вспомнить, что же приключилось с Кюхёном и его родителями, как бы он ни старался — в основном из рассказов Ынхёка Хёк запоминал только то, что связано с Донхэ. Но, судя по всему, происходило что-то серьёзное и явно нехорошее, так как атмосфера на кухне явно стала мрачнее и тише. — Я попозже поговорю с ним, — предлагает Донхэ, покачав головой и устало посмотрев на Хёка. — Но Йесон прав — не поднимай с Кюхёном тему его родителей сейчас, Ынхёк. Пожалуйста. — Может, тогда предложить им навестить его здесь? — несмело предлагает Хёкджэ, поёжившись и по-прежнему не понимая, что такого происходило с Кюхёном и почему Ынхёк не рассказывал брату об этом. — Они довольно рассудительные люди, да и так скучают по Кюхёну… — Плохая идея, — Йесон морщится, постучав пальцами по столу, чтобы привлечь внимание Хёка к себе. — Не надо им сюда приходить. Сейчас это его единственная крепость. Если он и отсюда сбежит… я не представляю, куда он пойдёт и где нам потом его искать. — Тебе точно нужно, чтобы мы в итоге уехали и оставили тебя здесь? — уточняет Хичоль, обхватывая своими длинными пальцами бутылку соджу, но пока не делая новый глоток. — Ты уверен в этом, дорогой? — Не уверен, но я хочу, чтобы вы за время этого перерыва в расписании хоть немного отдохнули от меня и моих… проблем, — Хёкджэ заставляет себя подбирать слова очень аккуратно, чтобы никого не обидеть своим решением. — И пусть Йесон и Кюхён не могут поехать к родителям — для вас двоих это будет хорошей возможностью отвлечься от меня… Иначе отсюда придётся уехать уже мне. А вот этот аргумент «Ынхёка» на удивление оказался более действенным — парни снова переглянулись, уже не скрывая своего беспокойства и множества сомнений, но смысл слов Хёка ребята поняли слишком быстро: если не дать «барабанщику» то, что он хочет, то парень снова сбежит, и уже будет большим вопросом то, когда он вернётся и не влипнет ли в очередное происшествие. Скажи Ынхёк такое Хёку — пекарь бы тут же уехал с квартиры брата, оставил бы его в одиночестве, если бы близнецу это требовалось, и сделал бы всё, что от него зависит, только бы Ынхёк был в порядке. Ребята тоже беспокоятся об «Ынхёке», но согласятся ли они с предложением парня — уже совершенно другой вопрос. — И на сколько ты хочешь, чтобы мы уехали? — уточняет Хичоль, легко постукивая ногтями по поверхности бутылки, явно пытаясь сдержать своё волнение. — Речь ведь не о двух неделях, правильно? — Просить о двух неделях было бы слишком с моей стороны, — Хёкджэ коротко пожимает плечами, понимая, что на столько дней его в покое действительно не оставят. — Хотя бы на несколько дней. Мне сложно мыслить здраво, да и вам стоит отвлечься от всего, что здесь творится. — Хорошо, — Донхэ встаёт с места и, обойдя стол, складывает кружки, свою и Кюхёна, в раковину. — Если тебе это действительно так нужно, завтра утром я отвезу Хичоля к нему домой и потом заеду к своим родителям. Мы вернёмся вечером. — Донхэ, я прошу вас уехать не потому, что я видеть вас не хочу, — вздыхает Хёкджэ, осознав, что лидер группы всё-таки неправильно его понял. — Я просто хочу, чтобы вы отдохнули. Если ты весь день будешь за рулём, ты устанешь ещё больше и ничего этим не добьёшься. Если ты не хочешь никуда ехать — я ведь не заставляю… — Донхэ, всё будет в порядке, — Йесон тоже поднимается со стула, начиная собирать посуду со стола. — Будем поддерживать порядок, сидеть тихо и присмотрим за аквариумом. А вы с Хичолем отвлечётесь немного. — Чонун, аквариум меня волнует в последнюю очередь, — тихо отвечает Донхэ, обернувшись через плечо и несмело покосившись на притихшего Хёка, но гитарист, поравнявшись рядом с лидером группы, мягко хлопает его по плечу свободной рукой: — Знаю, Донхэ. Иди поговори с Кюхёном. Я вымою. — И нужно будет сказать старику, что мы уедем, — напоминает Хичоль, поднимаясь со стула, держа бутылку в одной руке, а другой схватив не сопротивляющегося Хёкджэ за руку и потащив его в гостиную, на диванчик. — Хоть мне неохота с ним говорить, но предупредить его об этом всё-таки нужно. — Вот уж с кем обсуждать это решение я не собираюсь — так это с Чонсу, — Донхэ нервно дёргает плечом, но не останавливает ни Хичоля, ни Хёка, лишь наблюдая за тем, как те усаживаются на диване. — У нас перерыв, а остальное ему знать не обязательно. — Я напишу ему утром в рабочий чат, — невозмутимо обещает Йесон, закатывая рукава своей кофты перед тем, как начать мыть посуду. — Об этом не беспокойтесь. Он точно не будет против, но об этом его стоит оповестить, чтобы до конца перерыва нас никто не контролировал. На это Донхэ было нечего ответить, потому лидер группы молча отправляется к Кюхёну, так как со столь порывисто сбежавшим макнэ кому-то стоит поговорить, невозмутимый Чонун начинает мыть посуду, а Хичоль, удобно устроившись на диване, жадно делает пару глотков из бутылки, виновато добавив: — Раз уж ты с утра нас выгоняешь к родителям — побдишь за мной? А то я обещал Донхэ порядок, а тебе всё равно пить нельзя… — Конечно, — Хёк тихо хихикает, покачав головой: такое трепетное отношение старшего мембера к данным обещаниям не может не располагать к себе, так что отказываться Хёкджэ не собирается. — Можешь представить, что я тоже пью, чтобы у тебя был собутыльник. — Отличный план, — Хичоль с довольным выражением лица откидывается на спинку дивана, с любопытством поглядывая на «лучшего друга». — Несмотря на то, что ты нас тут ошарашил своими предложениями, кажется, Донхэ рад, что твои секреты потихоньку раскрываются. — Секреты? — нервно сглотнув, парень испуганно покосился на старшего мембера, не зная, как ему отреагировать на эти слова и что ребятам в принципе известно из того, что Хёкджэ приходится скрывать. — О чём ты?.. — Ну, я про то, что ты не трахаться ходил на регулярной основе, а был с братом, — так просто и естественно поясняет Хичоль, даже не скрывая, что Ынхёка и его брата обсуждают за спиной выжившего близнеца. Хотя, в этом плане Хёкджэ понимает ребят и не осуждает — они переживают за Ынхёка, который, как парни думают, сейчас рядом с ними, пусть этот «Ынхёк» ведёт себя неестественно и как-то зашуганно, не так, как мемберы группы привыкли. — Хотя я ревную, если честно, — добавляет Хичоль, снова отхлебнув от бутылки соджу, не то для смелости, не то, чтобы занять время. — Я понимаю, что у вас с братом всё было так секретно и так далее… но я бы сохранил твой секрет, если бы ты рассказал мне про своего брата. Я полагал, что ты мне доверяешь. Хёк лишь вздыхает, не зная, что на это ответить. Ынхёк действительно сохранил их секрет, никому не обмолвившись о том, что он воссоединился со своим братом. И теперь, из-за желания Хёкджэ остаться в тени, ему самому приходится разгребать возникшие проблемы. — «А, может, сейчас всё и рассказать?» — лихорадочная мысль приходит в его голову. — «Пока перерыв, ребят никто не будет трогать, а я смогу наконец уехать… Тогда больше никому не придётся врать…» Загнанный в угол, парень, мотнув головой, тихо начинает разговор: — Хичоль, я должен тебе кое-что рассказать… — Да ладно тебе, дорогой, — отмахнувшись, Хичоль убирает бутылку на стол, чтобы ненароком не смахнуть её на пол, а затем, безо всякого стеснения, парень забирается на диван с ногами, уложив голову на коленях Хёкджэ и устало потянувшись. — Я же не в обиде. Просто я хотел сказать, что ты можешь доверить мне любые свои секреты. Да и ты хотел уберечь своего брата от обезумевших фанатов, так как я могу обижаться на это? — Хичоль… всё не так просто, — вяло возражает Хёк, несмело приглаживая встопорщенные волосы старшего мембера. — Просто я… просто мой брат… — Котёнок, ты не должен мне ничего объяснять, — Хичоль мягко пресекает эти бормотания, чуть повернувшись, чтобы взглянуть на Хёкджэ снизу вверх, так спокойно и доверчиво, без тени осуждения или обиды. — Честно говоря, я даже не могу представить, как бы я вёл себя, окажись я на твоём месте. Спился бы, наверное, а ты так держишься и борешься со всей этой болью… Ты сильный — и всегда был очень сильным. Я горжусь тем, что я твой друг. Йесон на кухне выключает воду, Хичоль, высказав всё, что накопилось у него на сердце, успокоенный и притихший, дремлет, уложив голову на колени Хёкджэ, а «барабанщик», продолжая медленно поглаживать старшего мембера по волосам, нервно вздыхает, стараясь не встретиться взглядом с уходящим из гостиной Чонуном. — «Что будет, когда они все узнают, что я — не Ынхёк?..»***
После этого крайне неловкого разговора с Хичолем Хёкджэ возвращается в комнату, когда старший мембер уже уснул и видел чуть ли не десятый сон, растянувшись на своём диване и пьяно посапывая. Пожалуй, предложить солистам съездить навестить родителей стоило чуть раньше, до этой странной пьянки, чтобы ребята успели собрать самые необходимые вещи. Но думать об этом уже было поздно — Аску вырубило практически моментально, как только он успел немного пожаловаться Хёку на свои моральные терзания по поводу всего происходящего, так что этот красивый солист явно будет собираться утром и в спешке. Но зато Донхэ больше озадачился этим вопросом — когда Хёк заходит в комнату, он видит, что лидер группы уже собрал свою сумку и сейчас расправляет себе постель, чтобы наконец лечь спать. Стараясь не мешать ему и не таращиться на парня в упор, Хёкджэ тихо проходит мимо него и садится на своей кровати, доставая мобильный телефон Ынхёка и открывая галерею, в которой хранятся селфи Ынхёка и, в отдельной папке, его совместные с братом фотографии. К счастью для парня, после того, как он поменял сим-карты, никто больше не беспокоил его, а свой собственный телефон Хёк даже не заряжает, так как не видит в этом смысла — в списке контактов брата не будет тех личностей, с которыми пекарь захотел бы пообщаться, а ребята и стафф его «новый» номер знают, так что всё должно быть в порядке. — Ынхёк, ты чего не ложишься? — с плохо скрытым интересом вопрошает Донхэ, усевшись на своей расправленной постели и наблюдая за Хёкджэ. — Поздно уже. — А… да, — вздрогнув от неожиданности, Хёк приподнимает голову, уставившись на лидера группы и явно не зная, что на это ответить. — Да, я сейчас лягу. — Ты уверен, что нам с Хичолем стоит уехать? — уточняет лидер группы, поёжившись, словно от холода. — После того, что Чонсу и Шивон устроили, я не уверен, что они оставят тебя в покое. — Думаю, доктор Кан сообщил о том, что выписал мне успокоительное, — предполагает Хёкджэ, тихо вздохнув. — После таких заявлений нужно быть последним дураком, чтобы пытаться вырвать нас на расписание. А Чонсу-хён всё-таки не дурак. Не в его интересах срывать концерт, верно? — Я уже не знаю, что вообще в его интересах, — признаётся Донхэ, почёсывая затылок и нервно пожимая плечами. — Как тебе удаётся сохранять спокойствие, думая об этом? Обычно я старался принять сторону Чонсу, но от последних его выходок меня фактически трясёт. — И поверь, Донхэ, это было слишком заметно, — осторожно поясняет Хёк, покачав головой и надеясь, что лидер группы его правильно поймёт. — Чем дальше вы будете друг от друга сейчас — тем лучше. Да и находиться меж двух огней… это очень тяжело. — Я между этими огнями шестой год метаюсь, — Донхэ печально усмехается, отчего Хёкджэ нервно дёргается, но парень тут же поясняет свои слова, не подразумевая в этом никаких обвинений или что-то в этом роде. — Да, теперь я понимаю, почему ты так на этом настаиваешь. Хорошо, я не против. Тогда ложимся спать? Нам с Хичолем с утра ехать, да и тебе нужен отдых. — Хорошо, — с явным облегчением отвечает Хёк, поднимаясь с кровати и подходя к выключателю, чтобы погрузить комнату в полумрак и наощупь вернуться к постели. — Передавай привет своей маме от меня. Она столько сидела со мной в больнице… я ей очень благодарен. — Передам, — в темноте парень пока слабо распознаёт очертания мебели и того, как Донхэ сидит на своей кровати, но почему-то Хёкджэ кажется, что лидер группы сейчас улыбается, думая о своих родителях. — Она спрашивает о тебе. В подробности я не вдавался, конечно, но она будет рада узнать, что тебе лучше. Хоть ты не был близок с нашими родителями, кроме как с госпожой Ким, но всё равно они переживают за тебя. — Кстати о родителях… — Хёк, усевшись на постели, пока не решается снять с себя лишнюю одежду, даже если Донхэ сейчас ничего не увидит. — Кюхён сильно обиделся на меня… ну, после разговора за столом? — Он всегда на тебя обижен — это уже в порядке вещей для вас, разве нет? — Донхэ как-то нервно отшучивается, печально усмехнувшись, но всё-таки решает ответить «барабанщику» честно. — Он ещё остро реагирует на такие темы, но если ты не будешь его выпроваживать к родителям, он и огрызаться не будет. Кюхён будет в порядке. Да и госпожа Чо иногда пишет мне и спрашивает о нём, так что его родители оставили его в покое — и такой вариант всех устраивает. Она и о тебе спрашивает, только не рассказывай никому, что я с ней так общаюсь, ладно? Кюхёну это не понравится. — Не скажу, — вздыхает Хёкджэ, поморщившись и забираясь на постель с ногами, слабо распознавая в темноте силуэт Донхэ. — Наверное, другого выхода у тебя и не было. И госпожу Чо я понимаю — она хочет знать о том, что с её сыном. — Да, вы с Чонуном оказались более независимые от родителей, чем мы, — признаётся Донхэ, еле слышно вздыхая. — Только Йесон может видеться с родителями хотя бы во время нашего американского тура, а ты… — Давай не будем о моей семье, — Хёк нервно ёрзает на постели, надеясь, что эта тема сменится до того, как он снова расплачется, задумавшись о том, что больше у Хёкджэ на этом свете не осталось никого. — Надеюсь, в своё время Кюхён помирится с родителями. Я не собираюсь давить на него, но пусть уж лучше ему находиться с ними в ссоре, но знать, что они живы и здоровы, чем… — Да, Ынхёк, ты прав, — тут же соглашается Донхэ, нервно заторопившись, чтобы скорее пояснить, что именно он пытался сказать. — И я уверен, что Кюхён тоже об этом думает, просто ему нужно немного времени. И мне жаль, что у тебя всё так вышло… и этот развод родителей, и болезнь матери, с которой остался твой брат, и твой побег от отца, и эта авария… Всё это так ужасно, и я бы хотел поддержать тебя с самого начала, когда мы впервые увидели тебя в агентстве, такого взъерошенного, исхудавшего, и с тем огненным взглядом человека, что просто пытается выжить… Я тогда не знал, что у тебя настолько тяжёлая история, и я не понимал, как Хичолю удалось приручить тебя, и потому я хочу извиниться перед тобой за все наши недомолвки. Мне не следовало делать поспешных выводов о тебе. Прости меня, Ынхёк. Хёкджэ ничего не отвечает, наконец, отчётливо распознав в темноте Донхэ, сидевшего на своей кровати: обеспокоенного, виноватого и желающего поддержать «Ынхёка» после всех его шести лет участия в группе, после всей истории братьев, которая стала известна участникам группы. — «Но ведь им известно не всё», — напоминает себе Хёк, поджав губы и чуть пощипывая себя за кожу на предплечье, чтобы сдержаться и не расплакаться, ведь тогда лидер группы всполошится ещё больше и точно откажется уезжать. — «Нет, им всем нужно отдохнуть… Сейчас не время для наших с Ынхёком тайн…» — Ынхёк, ты в порядке? — опасливо уточняет Донхэ, нервно пытаясь рассмотреть «Ынхёка» в полумраке комнаты. — Если тебе нехорошо… ты можешь сегодня лечь со мной. Если хочешь, конечно. — Нет… нет, не волнуйся, я в порядке, — Хёк чуть ли не панически отказывается от столь щедрого предложения, всё-таки забираясь под одеяло в одежде, чтобы скрыть своё волнение от этих слов Донхэ. К счастью, лидер группы не возражает и, лишь тихо вздохнув, тоже ложится спать на своей постели, пока Хёкджэ сжимается под одеялом в комочек, стараясь даже не дышать слишком громко. От мысли о том, что Донхэ снова предлагает им ночевать в одной кровати, парня даже лихорадит: в горле словно нагревается воздух, обжигая лёгкие и гортань, Хёку тяжело дышать, а от того, что он под одеялом ещё и в одежде, «барабанщику» слишком быстро становится жарко. Но, не рискуя шевелиться, парень заставляет себя закрыть глаза и постараться уснуть, невзирая на духоту. Эти совместные ночёвки точно не приведут ни к чему хорошему, потому Хёкджэ не должен пользоваться ситуацией и привыкать к подобному. Но как следует выспаться Хёку не удаётся — его что-то словно выталкивает из сна. Хёкджэ даже в какой-то момент показалось, что это Кюхён решил проведать аквариум посреди ночи и не досчитался рыбок, потому и начал пихать его в плечо, но рядом с Хёком никого нет. Тихо зевнув, парень приподнимается на постели и, решив, что его мог разбудить Донхэ, Хёкджэ пытается найти солиста взглядом, но быстро понимает, что Донхэ нет ни в постели, ни в комнате. — «Наверное, в ванную ушёл», — предполагает Хёк, но никаких шорохов в коридоре он не слышит, потому, встревожившись, Хёкджэ садится на постели, почесав макушку и понимая, что он проснулся окончательно. — «Может, Донхэ на кухне?» — думает парень и ему очень хочется это проверить, потому Хёк поднимается с кровати и как можно тише выходит в коридор, пытаясь прислушаться к происходящему в общежитии и найти лидера группы. В комнате Кюхёна и Йесона Донхэ точно нет, но зато оттуда доносится глухой храп макнэ, который напоминает Хёку звучание заводимой бензопилы. — «Кюхён сам как бензопила», — от этой мысли Хёкджэ даже хихикает себе под нос, тихо продвигаясь по коридору и прислушиваясь к шорохам. В ванной комнате Донхэ тоже нет, там даже свет не горит, но на всякий случай Хёк тихо постучался в дверь и медленно открыл её, пытаясь что-то разглядеть в темноте. — Может, он на кухне? — бубнит Хёкджэ, надеясь, что он не разбудит Хичоля своими исследованиями, но всё-таки отправляется в гостиную, чтобы убедиться, что лидер группы именно там. Но Донхэ нет и на кухне, и, когда Хёк это понимает, он уже хочет разбудить кого-то из ребят или вернуться за мобильным телефоном Ынхёка в комнату, чтобы позвонить солисту и узнать, куда тот ушёл посреди ночи. Но, когда Хёкджэ снова проходит по коридору, он вспоминает об ещё одном месте, где может быть Донхэ — Хёк сам нашёл лидера группы там незадолго до аварии, и туда же парень сбежал сам, когда проснулся посреди ночи и понял, что задыхается. Решив проверить свою теорию, Хёкджэ подходит ко входной двери и понимает, что та не заперта — значит, Донхэ действительно вышел из квартиры, но это Хёк понял ещё раньше, когда убедился, что на кухне лидера группы тоже нет. — Чёрт… — раздаётся тихое шипение на лестничной клетке, и Хёк с перепугу чуть было не хлопает входной дверью от неожиданности, едва сумев придержать её. Опасливо выглянув наружу, парень как можно тише выходит из квартиры, прикрывая дверь за собой и понимая, что Донхэ, к его облегчению, нашёлся — лидер группы стоит у окна с открытой форточкой и нервно пытается прикурить от зажигалки, то и дело случайно соскальзывая пальцем с кнопки. Хёкджэ понимает, что парень его ещё не заметил и, подумав о том, что ему самому сейчас здесь не место, Хёк хотел было тихо уйти, раз он уже убедился, что Донхэ здесь и он в порядке, но, когда Хёкджэ пытается открыть дверь пошире, лидер группы испуганно вскидывает голову и случайно роняет на пол зажигалку и сигарету, вздрогнув от неожиданности и спешно пробормотав: — Ынхёк, я… я всё объясню. — «Но что ты хочешь мне объяснить?» — с удивлением думает Хёк, остановившись и, так и не уходя в квартиру, нерешительно делает несколько шагов, спускаясь по ступенькам на лестничный пролёт, где стоит Донхэ. Даже в свете уличного фонаря Хёкджэ удаётся рассмотреть лидера группы и то, в каком замешательстве Донхэ сейчас находится: лоб парня взмокший от холодного пота, руки как-то панически дрожат, и солист очень виновато смотрит на Хёка, даже не решаясь поднять зажигалку и сигарету с пола, как будто парень боится даже пошевелиться, когда «Ынхёк» застал его за попыткой снова закурить. Но никакие объяснения Хёку не нужны по одной простой причине — Донхэ безумно устал и уже не может это скрывать. В последнее время произошло слишком много всего и, помимо внимания общественности к этой аварии и к группе в целом, помимо выходок строгого менеджера, которого не может остановить даже исполнительный начальник службы безопасности, Донхэ приходится тянуть наверх ещё и Хёкджэ, считая его Ынхёком и навязав самому себе необходимость заботиться об этом парне, который на самом деле ему совершенно чужой и который не должен быть здесь. Лидер группы ещё и отказался выпить вечером с ребятами, и Хёкджэ понимает, что это отчасти из-за той пьянки, после которой между ним и Донхэ и произошла пьяная, но чувственная и наполненная эмоциями и ощущениями связь, — и после которой Хёк навсегда потерял своего брата. — «Ты не должен мне ничего объяснять…» — Хёкджэ очень хочет сказать это Донхэ, особенно сейчас, когда тот практически не дышит, не зная, какую реакцию он получит от «барабанщика» и что тот скажет. Тихо вздохнув, Хёк лишь покачивает головой — он не может сейчас осудить Донхэ за его желание покурить, чтобы хоть немного расслабиться и забить мысли уже забытым вкусом и запахом никотина. — «Если это поможет тебе успокоиться, то…» — Ынхёк, я правда бросил, и уже давно… — Донхэ так испуганно оправдывается, словно Хёкджэ сейчас в нём разочаруется, из-за того, что парень беспомощен в этом давлении извне и уже не может удержаться от своей вредной привычки. — Просто сейчас… — Всё в порядке, Донхэ, — Хёк понимающе улыбается, совсем слабо, но очень искренне, так как он понимает, чего так боится лидер группы и почему Донхэ ощущает себя таким виноватым, пойманным на месте с поличным. Поравнявшись с парнем, Хёкджэ наклоняется и, нашарив на полу зажигалку и упавшую сигарету, он снова выпрямляется и мягко вкладывает зажигалку в руку Донхэ, не собираясь осуждать его за увиденное. Сигарету, упавшую на пол, лидер группы точно не захочет выкурить, да и на подоконнике парень заприметил пачку сигарет, так что Хёк решает дойти с этой сигаретой до мусорного ведра, когда вернётся в квартиру. Но Хёкджэ не сомневается, что он должен пояснить Донхэ, почему Хёк не спит и вообще вышел за ним на лестничную площадку, потому, продолжая смотреть на притихшего лидера группы, парень тихо добавляет: — Просто я забеспокоился, когда не нашёл тебя в квартире. Не стой здесь долго, ладно? Тебе нужно выспаться. Донхэ не успевает ничего ответить, так как Хёкджэ спешно уходит обратно, чтобы не мешать парню наконец спокойно покурить, без свидетелей и лишних взглядов, но спать Хёку всё ещё не хочется. Понимая, что сейчас он точно не уснёт, Хёкджэ решает отправиться на кухню и выпить немного чая. В том, что чайник ещё не остыл, Хёк не был уверен, но даже тёплый, полузаварившийся чай ему сейчас подойдёт, чтобы потом удалось снова заснуть. Свет Хёкджэ так и не включает, не привыкнув к тому, что Хичоля из пушки не добудишься в случае чего, да и чайник поставить на плиту так и не решается, но удача ему благоволит: кухня тоже немного освещена за счёт уличного фонаря, стоявшего чуть в стороне от здания, в заварочном чайнике осталось немного чая, а чайник, который Хёк осторожно потрогал пальцами после того, как выбросил сигарету, оказался очень тёплым, ещё не остывшим. Пользуясь своим везением, Хёкджэ наливает себе полную кружку чая и, тихо усевшись за стол, жадно делает большой глоток, прислушиваясь к тому, что происходит в коридоре. По крайней мере, пока Донхэ будет курить, Хёк рассчитывает, что он успеет допить чай и вернуться в комнату, но, к его удивлению, парень слишком рано, по собственным ощущениям, слышит тихие шаги в коридоре и едва различимый звук закрываемой двери. — «Уже вернулся?» — с удивлением понимает Хёкджэ, но голос так и не подаёт — он слышит, что Донхэ не идёт в ванную комнату, а отправляется в комнату и, очевидно не найдя там «Ынхёка», лидер группы спешно возвращается в коридор, решив заглянуть на кухню. — Тебе тоже не спится? — негромко спрашивает лидер группы, с явным облегчением найдя «Ынхёка» на кухне и решив подойти к нему поближе, не особо беспокоясь о том, может ли проснуться Хичоль — судя по всему, старшего мембера действительно сложно разбудить. Не зная, что ответить, Хёк лишь молча кивает, как можно тише стараясь поставить кружку на стол. К его удивлению, сигаретами от Донхэ так и не пахнет — хотя Хёкджэ догадывался, что так быстро выкурить целую сигарету лидер группы попросту не успел бы. — Ынхёк… я так и не закурил, правда, — почему-то парень продолжает нервно оправдываться, усаживаясь за обеденный стол рядом с Хёком и тихо вздыхая. — Я и не хотел, честно говоря. Просто… — Ничего страшного, Донхэ, — не выдержав, Хёк осторожно протягивает руку через стол и касается пальцев Донхэ своими, ободряюще улыбнувшись ему. — От вредных привычек избавляться очень непросто, особенно когда вокруг столько стресса, но то, что ты сумел устоять — это очень хорошо. Ты молодец. Затихнув, лидер группы таращится на Хёкджэ как заворожённый, всматриваясь в его глаза, раз здесь освещение немного обширнее, чем на лестничной клетке, словно Донхэ смотрит на парня первый раз в жизни. Смутившись, Хёк убирает руку с пальцев лидера группы и садится ровно, снова обхватывая кружку обеими руками и тихо уточняя: — Что-то… что-то не так? — Нет, у тебя просто такие руки тёплые, — неловко поясняет Донхэ, несмело улыбаясь и с явной осторожностью поясняя: — Очень… уютное ощущение. — А, это из-за чая, — понимая, о чём говорит солист, Хёкджэ тихо хихикает, покачав головой: от того, что Хёк держался за кружку, его руки действительно стали теплее, да ещё и свитер ночью парень так и не снимал, потому ему было очень жарко в одежде под одеялом. — Заварка ещё осталась. Тебе налить чай? — Нет, не беспокойся. Я сам могу налить, — расслабленная и в какой-то мере безмятежная улыбка Донхэ тут же становится обеспокоенной, ведь лидер группы вполне очевидно не хочет напрягать «Ынхёка» даже такой мелочью, как обычный чай, и в этом Хёкджэ его понимает — он сам в какие-то моменты уже не знал, куда деваться от заботы ребят, ведь парню хотелось чувствовать себя самостоятельным. Судя по всему, у Донхэ тоже явные проблемы с принятием помощи, в которой тот на самом деле нуждается, потому Хёк хочет поддержать солиста и показать ему, что даже лидеру группы все тоже готовы помочь в любой момент, даже «Ынхёк», который вроде как должен думать только о своём трауре. — Я ещё в состоянии налить ещё одну кружку чая, не создав катастрофу, — мягко, но с нажимом шутит Хёкджэ, поднимаясь с места и подходя к плите, чтобы налить чай и для Донхэ, стараясь не думать о том, как тут же съёжился лидер группы на стуле, провожая его виноватым взглядом. — «Я не привык принимать помощь от других, но Рёук и Ынхёк научили меня этому», — думает Хёк, наливая в кружку солиста немного заварки и тёплую воду из чайника. — «Ынхёк тоже всегда был независимым, но мне он позволял заботиться о нём… Но Донхэ всегда старается помогать ребятам, так почему он сам так и не научился принимать помощь от других?» — Вот, держи, — тихо произносит Хёкджэ, осторожно поставив кружку с чаем на стол перед Донхэ и усаживаясь обратно на стул. — Он не очень горячий… я уже не стал кипятить чайник заново. — Мне и такой подойдёт. Спасибо, Ынхёк, — осторожно отвечает солист, с благодарностью взяв кружку и сделав несколько торопливых глотков. — «Видимо, повод для разговора придётся искать мне самому…» — убеждается Хёк, поняв, что Донхэ до сих пор взволнован от того, что его застали за попыткой снова прикурить, потому Хёкджэ решает кардинально сменить тему, чтобы лидер группы забыл об этом происшествии. Выбрав относительно безопасный повод поговорить, Хёк неожиданно произносит: — Знаешь, Донхэ… Я всё хотел поблагодарить тебя. — За что? — переставая пить чай, лидер группы с явным недоумением ставит кружку на стол, не понимая, к чему ведёт «Ынхёк». Нужный эффект был достигнут Хёком без труда — теперь Донхэ и думать забыл о том, что его застали за попыткой закурить. Улыбаясь своим собственным мыслям, Хёкджэ осторожно поясняет, что именно он пытается сказать: — Ну… ты столько помогаешь мне… и поддерживаешь. То, что я осмелился выйти на сцену на этом фестивале… без твоей поддержки я бы точно не решился на всё это. — Ынхёк, ты же понимаешь, что моей заслуги в этом нет, — вздыхает Донхэ, держа кружку обеими руками и нервно покачивая головой. — Ребята тоже помогали тебе всем, чем могли. Да и ты… ты очень сильный, Ынхёк. Я не устану говорить тебе об этом, потому что это правда — кажется, ты сам до сих пор не осознаёшь это до конца. — Донхэ, я знаю, что вы все помогаете мне, — мягко поясняет Хёкджэ, пожав плечами. — Я же это вижу. Но ты всё это время был рядом, и спасибо тебе за это. — Я всегда готов быть рядом, ты же знаешь… — как-то очень тихо отвечает лидер группы, старательно уводя взгляд в сторону, и от этих слов Хёку становится очень неловко. — «Разговор принимает такой странный оборот…» — понимает парень, потому и спешит выкрутиться, со слабой улыбкой добавляя: — Да, знаю. Ты замечательный лидер. И именно эти слова оказывают на парня разительный эффект: нервно дёрнувшись, Донхэ тут же опускает голову, словно он пытается что-то рассмотреть в своей кружке в полумраке. — «Я сказал что-то не то?» — не понимает Хёкджэ, но уточнить этот вопрос так и не решается — а Донхэ явно не готов продолжать разговор в таком ключе, отчего им обоим становится очень неловко. Чтобы занять эту тишину, от которой неуютно не только Хёку, но и Донхэ, нарушаемую лишь хриплым сопением Хичоля, Хёкджэ решает перевести разговор на что-то отвлечённое, потому он тихо начинает делиться своими воспоминаниями: — Сегодня такая тихая ночь… Знаешь, сразу вспоминается, как мы сидели вместе с братом в пекарне. Место там довольно тихое, так что риск наткнуться на фанатов был минимален… и было такое же спокойное ощущение. — Звучит здорово, — Донхэ смягчается, с явным интересом слушая Хёкджэ и неосознанно начиная даже немного улыбаться. — Тебе там нравилось? — Это место было моим домом, — порывисто отвечает Хёк, но, вовремя вспомнив, что он здесь считается Ынхёком, парень спешно решает пояснить свои слова, чтобы ненароком не выдать себя. — В смысле… где был брат — то место я и считал своим домом. Думаю, на моём месте он сказал бы то же самое. Хёкджэ вполне логично опасается, что Донхэ что-то заподозрил, но лидер группы лишь согласно покачивает головой, принимая такой ответ. Более того, вместо ожидаемых Хёком уточняющих вопросов, лидер группы говорит совсем о другом, явно не сразу решившись спросить о том, что кружится в мыслях Донхэ, наверное, уже не первый день: — Ынхёк, скажи, а… У тебя не было желания уйти в эту тихую и спокойную жизнь, к нему? Растерявшись от такого вопроса, Хёкджэ замолчал, обдумывая услышанное, чтобы его ответ не показался резким или неестественным. Парень не сомневался, что Ынхёк легко бросил бы музыку и славу, если бы он попросил — а Ынхёк знал, что Хёкджэ никогда его об этом не попросит, потому если бы не эта проклятая авария, всё осталось бы, как и было. Но стоит ли Донхэ и ребятам об этом знать — Хёк не был уверен. — «К чему сейчас говорить о том, что Ынхёк оставил бы их из-за моей просьбы, если его уже не вернуть?» — думает Хёкджэ, потому и подбирает слова более вдумчиво и осторожно, но Донхэ истолковывает его молчание по-своему, и спешно добавляет: — Ты не подумай ничего такого… Для нас ты в любом случае считаешься частью этой названой семьи. Но… до этого происшествия у тебя не возникало таких мыслей? Можешь не отвечать, если это слишком тяжёлый вопрос, просто… — Вопрос не тяжёлый, просто я не ожидал его сейчас услышать, — вздохнув, Хёкджэ понимает, что больше молчать нельзя: лидер группы и без того встревожен и обеспокоен, так что следует ответить честно, но не полно, чтобы не забивать Донхэ голову лишними мыслями. Сформулировав свой ответ более точно, чтобы не попасться на какой-нибудь мелочи, Хёк произносит: — На самом деле… думаю, мой брат никогда не попросил бы меня об этом. Он бы… не позволил потерять всё, что было достигнуто. Он бы себе этого не простил. — Раз так, то мне жаль, что я не успел с ним познакомиться, — отвечает Донхэ, немного помолчав, и отодвигает кружку от себя, внимательно посмотрев на Хёкджэ. — Он определённо хороший человек. И я благодарен ему за то, что ты был таким счастливым последние два года, когда вы снова встретились. — Да… — Хёк вздыхает, не решаясь спорить — хорошим человеком он себя не считает уже давно, с тех пор, как их с Ынхёком обман дошёл до трагедии. Но если Хёкджэ начнёт пояснять Донхэ, что не стоит думать о «его брате» так хорошо, то он рискует выдать себя, в самый неподходящий для этого момент, так что стоит заняться чем-то другим. На иные темы для разговора переходить не хочется, так что парень решает лучше отправиться спать и ни о чём таком больше не думать. Поднимаясь с места, Хёк берёт свою кружку, намереваясь вымыть её, но Донхэ мягко пресекает его намерения, осторожно забирая кружку из рук Хёкджэ и возвращая её на стол, добавив при этом: — Иди спать, Ынхёк. Я вымою, как допью свой чай. Хёк в очередной раз не возражает — риск разбудить Хичоля всё-таки существовал, потому чем меньше шума они создадут, тем будет лучше. Согласно вздохнув, Хёкджэ лишь коротко кивает Донхэ и, обойдя стол, хочет было уйти в комнату, но, неожиданно для самого себя, парень останавливается рядом со стулом, на котором сидит лидер группы. Донхэ кажется таким уставшим и подавленным, не только от сцены на лестничной клетке, но и от этого разговора, что Хёку хочется каким-то образом сгладить окончание этой беседы. Вдобавок, Донхэ сумел устоять — и не закурил, хотя уже был готов снова поддаться своей вредной привычке, чтобы успокоиться, — и Хёкджэ это кажется важным шагом, хоть он и не знает, как показать это лидеру группы. Поддаваясь неожиданному порыву, парень тихо подходит ближе, оставаясь за плечом Донхэ, и робким и медленным движением запускает пальцы в его мягкие волосы, словно аккуратно прочесывая подушечками пальцев густые пряди. Рефлекторно выпрямив спину, Донхэ шумно вздыхает, чуть запрокидывая голову назад, но не оборачивается и не отталкивает Хёка от себя — парень словно прислушивается к этим непривычным для них обоих ощущениям, потому Хёкджэ становится немного смелее. Осторожно приглаживая тёмные волосы Донхэ, Хёк наблюдает за тем, как резко возникшее напряжение в плечах солиста постепенно ослабевает, так как Донхэ понемногу расслабляется от таких мягких прикосновений. — Только не сиди долго, хорошо? Тебе тоже нужен отдых, — мягко, без тени осуждения, напоминает Хёкджэ, с интересом всматриваясь в то, как Донхэ неосознанно прикрывает глаза и шумно выдыхает вместо ответа, чуть ли не обмякая под этим незатейливым массажем головы, который ощутимо успокаивает его. Хёк даже украдкой улыбается, наблюдая за таким расслабленным и спокойным Донхэ, каким парень практически не видел его со дня аварии — хотелось сохранить этот миг и запомнить его именно таким, до мельчайших подробностей. — Ладно… я пойду, — решив, что он так стоит уже очень долго, Хёкджэ медленно убирает руку из волос Донхэ и спешно возвращается в комнату, не оборачиваясь на ходу, чтобы не врезаться в дверной косяк и не перебудить всю квартиру. Ему и так было неловко от всего произошедшего, да ещё и лидер группы пока остаётся на кухне, так что, оказавшись в комнате, Хёк спешно снимает с себя лишнюю одежду, устроившись под одеялом и довольно потягиваясь, стараясь не улыбаться слишком широко от смущения. — «Кажется, Донхэ сумел хоть немного расслабиться…» — думает Хёкджэ, таращась в потолок и решив дождаться лидера группы, пока тот допьёт чай, вымоет чашки за них обоих и вернётся в комнату, чтобы уже наконец лечь спать. И Донхэ закончил с чаем даже быстрее, чем Хёк рассчитывал — парень слышит тихий шум воды на кухне, после чего мягкие шаги лидера группы доносятся из коридора вплоть до самой комнаты, в которую Донхэ практически проскользнул, решив, что «Ынхёк» уже спит. Но, остановившись рядом со своей постелью, парень не выдерживает и спрашивает тихим шёпотом: — Ынхёк, ты спишь? — Ещё нет, — Хёк решает не скрывать, что он пока не спит, потому, перекатившись на бок, он подпирает голову рукой и наблюдает за тем, как, помедлив, Донхэ подходит ближе и садится на край его кровати, тихо продолжая говорить: — Спасибо за чай. И за то, что помогаешь мне. Всё так навалилось, что я уже подумал, что не сдержусь и снова закурю… Но мне не хочется. Это была лишь минутная слабость. — Всё в порядке, — Хёкджэ ободряюще улыбается, протянув руку и мягко сжав прохладные после воды пальцы Донхэ, чтобы поддержать его. — Ты отдохнёшь дома, с родителями — и станет легче. Всё наладится, вот увидишь. — Это вроде как я должен был тебе сказать, — отшучивается Донхэ, не убирая руку от Хёка и уставившись на него так внимательно, словно сейчас в голове лидера группы происходит какая-то внутренняя борьба. Но не успевает Хёкджэ уточнить, что тревожит Донхэ, как тот, придвинувшись ближе, наклоняется к нему и мягко касается тёплыми губами лба Хёка. От неожиданности Хёкджэ даже не решается пошевелиться, потому это непривычное прикосновение длится несколько секунд, после чего Донхэ спешно отстраняется и, невероятно смущённый, тихо желает Хёку доброй ночи, а затем парень фактически сбегает на свою постель, очевидно, чтобы избежать дальнейших расспросов. Этот робкий и неуклюжий поцелуй в лоб, такой искренний и по-своему порывистый, словно придаёт сил смущённому Хёкджэ. Потом уже он вспоминает, что Донхэ касается его таким образом не в первый раз — лидер группы часто утешал его в больнице и в общежитии, во время нервных срывов и ночных кошмаров, но тогда все эти прикосновения воспринимались более естественно, как нечто необходимое, чтобы Хёк не сошёл с ума от боли и тоски в одиночестве. Но сейчас — совершенно другой случай, Хёкджэ был спокоен, ему не требовалась помощь, да и Донхэ немного расслабился за обеденным столом, так что этот поцелуй в лоб не был необходимостью, и оттого он был таким неожиданным и осторожным, но очень приятным. Неосознанно широко улыбнувшись, Хёк закрывает глаза, решив, что лучше никакую новую тему для разговора сейчас не поднимать — Донхэ сам очень смущён и им будет комфортнее, если оба парня сделают вид, что они так быстро уснули.