«У меня есть тайна, что может уничтожить меня. Она глубоко засела в моей голове. И я храню эту тайну, чтобы ты ничего не узнал, Ведь я получу слишком много оскорблений за то, что я пока не рассказал. Это вопрос жизни и смерти, но ты пока не замечаешь этого. Это не выдумка. Для меня всё это по-настоящему» © Citizen Soldier — Invisible
После просмотра фильма Хёкджэ устало позёвывает на заднем сиденье машины, в которой Ёнун везёт его и Хичоля в общежитие — парень и подумать не мог, что простая прогулка будет столь утомительной для него. Хотя, если вспомнить, сколько времени Хёк провёл взаперти, хоть в общежитии, хоть на квартире Ынхёка, непривычно активный день и большое количество людей рядом с ним совершенно закономерно изнурили парня-интроверта, привыкшего к тишине и покою. У него даже нет сил улыбаться Ёнуну и как-то заминать неловкую паузу, возникшую в машине — Хичоль, вдоволь выговорившись, сидит на переднем сиденье и с кем-то активно переписывается в Какао, при нём говорить с водителем о его брате как-то неловко, да и, судя по всему, «Ынхёк» выглядит изрядно выжатым, так что никто не решается его потревожить. По крайней мере, о парнях, что остались в общежитии, можно не беспокоиться — Хичоль не забыл позвонить Донхэ и предупредить его о том, что они с «Ынхёком» задержатся в кинотеатре, а вот после кино два модника уже намерены вернуться домой, так что если ребята проголодались, то они могут спокойно обедать, не дожидаясь полного состава группы в общежитии. Судя по всему, парни не возражали против такого расклада, да и своевременный звонок от двоих гуляющих оказался кстати, так что всё прошло даже спокойнее, чем Хёкджэ мог рассчитывать: ребята их не потеряли, а значит, не волнуются, все свои дела Хёк и Хичоль успели переделать, так что всё даже к лучшему. Единственное, что беспокоило Хёкджэ — это то, как ребята воспримут подарки от него в виде пижам. Конечно, разобравшись, что к чему, Хичоль с энтузиазмом поддержал эту затею Хёка, но другие мемберы могут отреагировать совершенно непредсказуемо, и, как у Хёкджэ это обычно и бывает, после обилия впечатлений, в более расслабленной обстановке, его беспокойство снова взяло силу над всеми мыслями и поводами для волнения. — «Надеюсь, им понравится… Я же просто хочу сделать для них всех что-то хорошее…» — думает Хёк, устало глядя в затонированное окно. — «Лишь бы у меня хватило слов на то, чтобы пояснить всем, что их забота очень многое для меня значит… как, наверное, значила бы для Ынхёка, будь он здесь». Конечно, на парковке общежития Ёнун предложил свою помощь с пакетами, видимо, заметив, насколько уставшим Хёкджэ выбирается из машины, но парень спешно отказался: переставлять ноги он был ещё в состоянии, пакеты были не очень тяжёлыми, да и хотелось уже отпустить водителя по его делам, так как утруждать других своими проблемами Хёк не любит. Вдобавок уже и Хичоль со своими пакетами утопал вперёд, дожидаясь «Ынхёка» на краю парковки, так что Хёкджэ пришлось поспешить, лишь поблагодарив Ёнуна за заботу. По крайней мере, от его слов признательности водитель уже перестал испуганно вздрагивать, так что, возможно, к вежливости нового «Ынхёка» стафф скоро привыкнут. — «Пусть считают, что все перемены в Ынхёке — это последствия стресса и тяжести от пережитого», — думает Хёк, поднимаясь по лестнице вслед за Хичолем. — «Хотя, наверное, после концерта они перестанут удивляться моему поведению…» — О, наши модники вернулись, — восклицает Кюхён, выходя из комнаты Донхэ и Ынхёка с кормом для рыбок в руках и шествуя в сторону кухни. — Даже засветло, прямо чудо какое-то. Кюхён, судя по всему, стал неким привратником дверей квартиры в общежитии — уже который раз, как только Хёкджэ возвращается в эту квартиру, макнэ группы оказывается неподалёку и первым, так сказать, встречает прибывшего, хоть полноценной встречей на пороге это назвать весьма сложно: в основном, всё заканчивается лишь какими-то подначиваниями и ёмкими и колючими комментариями. — «Но, наверное, здесь это дело привычное…» — полагает Хёк, уже не удивляясь тому, что Кюхён всегда должен оказаться в гуще событий и первым увидеть, кто, зачем, почему, а, что самое главное, с чем пришёл. — Вы вовремя. Обед ещё не остыл, — следом из комнаты выходит Донхэ, с явным любопытством оглядывая пакеты, которые Хёкджэ и Хичоль держат в руках. — Мойте руки и садитесь за стол. Проголодались, наверное? Или опять животы всякой пакостью забили? — Мы немного перекусили в кафе и в кино, но мы всё равно проголодались, — признаётся Хёкджэ, виновато улыбаясь: как он и думал, прогулки с Хичолем обычно у Ынхёка заканчивались поеданием всяких снеков, и даже удивительно, что сегодня удалось сдержать порывы старшего мембера наесться вредностями. — И… пока мы моем руки, ты не мог бы позвать всех в гостиную? Я бы хотел кое-что сказать вам всем. — Конечно, — Донхэ коротко покачивает головой, обеспокоенно покосившись на Хёкджэ, пока Хичоль, оставив пакеты под присмотром «Ынхёка», отправился в ванную мыть руки. — Что-то произошло? Ты… изменил своё решение? — Что? Нет, вовсе нет, — изумлённо охнув, Хёк чуть было не выпускает свои пакеты из рук, неловко переминаясь с ноги на ногу: парень и подумать не мог, что его легкомысленная просьба может так взволновать лидера группы. С другой стороны, если вспомнить, о чём «Ынхёк» и Донхэ говорили прошлым вечером, беспокойство лидера группы, наверное, вполне очевидно и предсказуемо, так что, коря себя за недогадливость, Хёкджэ спешит прояснить ситуацию, пока Донхэ не додумал себе сам дальнейшее развитие событий: — Нет, я не изменил своё решение. Но скидывать на тебя необходимость поговорить с ребятами было неправильно. Кое-что я всё-таки должен сказать сам, и сейчас это будет сделать удобнее всего. — Хорошо, как скажешь, — Донхэ с явным облегчением выдыхает и с любопытством оглядывает пакеты, с осторожностью добавляя: — Тебе помочь? Я могу отнести пакеты в комнату, пока ты моешь руки. — Нет, не нужно, — Хёкджэ смущённо улыбается, глянув в сторону ванной комнаты, откуда вот-вот должен выйти старший мембер. — Мне Хичоль поможет. Приведи пока остальных в гостиную, пожалуйста. И Донхэ не решается спорить, а Хичоль крайне вовремя выбирается из ванной, так что Хёк с чистой совестью сплавляет старшему мемберу все пакеты, доверив ему донести всё до гостиной, а после, наконец, разувшись и влезая в тапочки Ынхёка, сам отправляется в ванную комнату, чтобы вымыть руки и уже подготовиться к необходимому разговору. Свои обновки закинуть в комнату можно будет и позже, а вот поговорить с ребятами нужно как можно скорее. — Я хотел с вами поговорить, — несмело начинает Хёкджэ, остановившись перед диваном в гостиной, на котором устроились два гитариста и Хичоль, тогда как Донхэ занял место в кресле, неотрывно глядя на «Ынхёка», словно пытаясь поддержать парня, пусть и безмолвно. — Со всеми вами. Наверное, это следовало сделать намного раньше, но… я был не в самом здравом состоянии рассудка, чтобы говорить о таких серьёзных вещах. — Это о том, что Донхэ сегодня говорил? — капризно вопрошает Кюхён, не обращая внимание на то, что Хичоль пытается пихнуть его острым локтем в бок. — Мог не утруждаться, и так все всё поняли. Как там говорят в таких случаях: мы рады, ура, вперёд, к новым свершениям. Не нужно устраивать из этого целый драматический акт. — Думаю, Ынхёк что-то хочет сказать и сам, — Чонун задумчиво потирает щёку, с любопытством глядя на стушевавшегося «барабанщика». Видимо, растерянность Хёка не кажется для остальных чем-то удивительным, так как Кюхён даже предугадал, о чём парень хочет с ними поговорить. — «Значит, Донхэ сдержал своё слово и поговорил с ребятами о том, что я решил остаться…» — с явным облегчением думает Хёкджэ — теперь, зная, что лидер группы успел провести эту беседу, говорить немного легче. Чонун же, чуть качнув рукой, призывает Хёкджэ говорить дальше и закончить свою мысль, спокойно и невозмутимо проговорив: — Продолжай, Ынхёк. — Спасибо, Йесон, — Хёкджэ благодарно покачивает головой, так как гитарист умело заткнул Кюхёна хотя бы на небольшое время, и парню нужно успеть сказать ребятам всё, что у него накопилось за это время. — Думаю, вы все уже знаете, что я принял решение остаться с вами после того, как закончится траур. И я хочу поблагодарить вас за всё, что вы делали для меня. Один бы я со всем этим не справился. В ответ парни лишь молчат, украдкой переглядываясь: Кюхён явно решил воздержаться от комментариев, чтобы не ляпнуть что-то сгоряча, Чонун, видимо, не желает поддерживать разговор самостоятельно, а Донхэ и Хичоль всё знают и так, потому не встревают. Решив, что это шанс для того, чтобы закончить свою речь, Хёк спешно продолжает говорить: — И я хочу хоть что-то сделать для вас в ответ, потому… я подумал, что эти небольшие подарки будут хорошим подтверждением моих слов. Я правда хочу поблагодарить вас за вашу заботу и поддержку, так что я буду рад, если вы примете это в знак моей признательности. — Подарки? — слишком громко фыркает Кюхён, но, так или иначе, парень начинает ёрзать на диване, с любопытством косясь в сторону пакетов. — Да ещё и от Ынхёка? Это что-то новое. — Кюхён, хватит, — вздыхает Донхэ, поднимаясь с места и подходя к Хёкджэ, взволнованно посмотрев в глаза «барабанщика». — Ынхёк, послушай, мы рады, что тебе лучше, и что ты нашёл силы для этого разговора, но подарки… тебе не кажется, что это уже чересчур? — И вовсе не чересчур, — Хичоль уверенно выуживает из своего пакета пижаму, которую купил ему Хёкджэ, и довольно кладёт её на свои колени, постучав пальцами по прозрачному пакету, в который дополнительно завернули эту одежду для сна перед тем, как сложить её в большой пакет с плотными ручками. — Не вздумай отказываться, Донхэ. Если мой малыш хочет в знак признательности побаловать нас тёплыми пижамками — кто мы такие, чтобы отказываться? — Пижамы? — недоумённо переспрашивает макнэ, с сомнением покосившись на Хёкджэ, и тот, решив не терять времени, находит среди пакетов подарок для Кюхёна, спешно протягивая этот пакет младшему участнику группы. Смущённо улыбаясь, Хёк, пока избегая взгляда Донхэ, тихо поясняет: — Да, это пижамы из магазина, который так нахваливала Сузука. Подумал, что вам понравится… — Сузука? Это из Gelato Pique? — тут же уточняет Кюхён, цапнув пакет из рук Хёкджэ и с любопытством выуживая из него пижаму, с неверящим взглядом оглядывая её. — У них же цены заоблачные… И что ты потом попросишь взамен? Прикрыть твои косяки перед Чонсу? Украсть у Шивона пистолет? Убить кого-нибудь? — Ничего взамен я просить не собираюсь, — вздыхает Хёк, находя пакет с пижамой Йесона и вручая его притихшему гитаристу. — Это просто подарок. Если не понравится — можете кому-нибудь передарить или отдать на благотворительность… — На благотворительность, счас же, — ворчит макнэ, распечатывая пижаму и с плохо скрытым, фактически детским восторгом ощупывая мягкую ткань. — А размеры наши откуда знаешь? Сонмину звонил? — Ну… что-то типа того, — Хёкджэ не хочется пояснять ещё и Кюхёну о своих знаниях, потому что тогда вопросов точно не оберёшься, но ему хватает предусмотрительно брошенного на Хичоля взгляда, чтобы убедиться, что корейский солист будет молчать об этом маленьком нюансе. — Надеюсь, что вам всё подойдёт, да и весна нынче холодная, так что, наверное, тёплая пижама не будет лишней в гардеробе… — Ну, мы тогда пойдём примерим, а вы пообедайте спокойно, — резюмирует Чонун, с удовлетворённым выражением лица сворачивая пижаму, которую он расправлял, чтобы взглянуть на рисунок, повторяющийся по всей ткани. — И это было довольно неожиданное решение с твоей стороны. Спасибо, Ынхёк. Кюхён же, словно дождавшись этих слов от Чонуна как символа завершения разговора, тут же пулей метнулся в свою комнату, не то забыв поблагодарить Хёкджэ, не то — даже не планируя этого делать. Йесон, с явным чувством выполненного долга, отправляется за макнэ в свою комнату, и, пока Хичоль с любопытством отправляется на кухню, шарясь по всем кастрюлям в поисках съестного для них обоих, Хёк со вздохом поворачивается к Донхэ, понимая, что нужно поговорить касаемо пижамы ещё и с ним. — Извини Кюхёна. Однажды я научу его вежливости, — тихо произносит лидер группы, одёргивая на себе растянутую футболку и продолжая рассматривать Хёкджэ. — И это правда было весьма неожиданно. Ну почему ты с нами не посоветовался? — Думаю, Кюхён всё-таки скажет «спасибо», когда пижама ему подойдёт, — отшучивается Хёк, доставая среди пакетов подарок для Донхэ, но отдавать его не спешит, переминаясь с ноги на ногу и не зная, как теперь поступить. — Не знаю. Это решение пришло мне в голову спонтанно, и я подумал, что это будет хорошей идеей. Ты… так не думаешь? — Я не знаю, правда, — признаётся Донхэ, чуть пожав плечами. — Нам ещё не приходилось принимать подарки от тебя, так что… я просто не знаю, как на это реагировать. — Донхэ, не усложняй нам жизнь. Возьми пакет, скажи «спасибо» и иди меряй. Мой малыш голоден, и если он хочет хоть что-то съесть — ему стоит поспешить, — раздаётся недовольное ворчание Хичоля со стороны кухни, так как старший мембер уже накладывает порцию обеда как для себя, так и для «Ынхёка», и разогревать еду второй раз парень явно не планирует. — Между прочим, на твою задницу нормальные штаны просто так не найти. Ынхёк весь магазин перерыл. Хотя бы его труды ты можешь признать? — Да, я как-то не подумал. Ты ведь по размерам пижамы подбирал, — Донхэ в смятении почёсывает затылок, виновато покосившись на Хёкджэ. — Ты прости меня, Ынхёк. Я глупость сказал. И… спасибо, правда. Это отличная, хоть и неожиданная идея. — Хорошо, — Хёкджэ шумно выдыхает и с явным облегчением вручает лидеру группы пакет с его пижамой. — Хичоль немного преувеличил — не так уж и долго мы искали пижамы для вас. Но надеюсь, что вам понравится. — Так и Хичоль поучаствовал в этом мероприятии? — отшучивается Донхэ, но всё-таки принимает подарок из рук Хёкджэ, смягчившись и уже гораздо спокойнее посмотрев на «Ынхёка». — Спасибо тебе. Я тогда тоже пойду примерю, а вы обедайте. Устали, наверное, столько бродить по магазинам. А дальше на обед у Хичоля и Хёка было лишь несколько минут, так как неугомонные гитаристы пожелали похвастаться обновками перед «главными модниками» — Хёкджэ едва успел перейти к чаю, как Кюхён с непроницаемым выражением лица начал расхаживать по гостиной, важно поправляя на себе большеватую футболку и словно гадая, заправить ли края за резинку штанов или же оставить так, как есть. — Ну весь уже извертелся, — с усмешкой комментирует Хичоль, покачивая головой и с явным удовольствием наблюдая за этой картиной. — А я всегда говорил, что у Ынхёка отличный вкус. Кюхён у нас теперь не демонёнок, а какое-то плюшевое недоразумение. — Это я ещё на твою пижаму должен поглядеть, — тут же огрызается макнэ, не оставаясь в долгу и гордо приподнимая голову. — Не удивлюсь, если там вместо штанов стринги с перьями окажутся. — Не говори глупостей. Раз Ынхёк всё покупал в Gelato Pique, там он бы точно такого не нашёл, — возражает Чонун, тоже заходя в гостиную, одетый в свою новую пижаму, такую яркую и разноцветную, отчего этот спокойный и неприметный гитарист стал буквально украшением комнаты — словно какой-то красочный акцент в этой практически однотонной гостиной. — Разве что ради Хичоля они бы в магазин для взрослых завернули, но что-то у меня сомнения по этому поводу. Верно я говорю, Ынхёк? — А… да, я всем брал пижамы в том магазине, — соглашается Хёкджэ, обхватывая кружку обеими руками и отпивая немного горячего чая. — Надо будет потом поблагодарить Сузуку за рекламу. Магазин и правда отличный. — А себе ты тоже пижаму купил? — вопрошает Донхэ, последним заходя в гостиную в своей «обновке» и явно услышав окончание разговора ещё с коридора. — А то ведь так и спишь в своих свитерах. Жарко, наверное? — А…. да… — тихо отвечает Хёк, как заворожённый, уставившись на лидера группы, который надел подаренную пижаму: штаны оказались подходящими по размеру, не слишком короткими и не слишком длинными, резинки на верхней части штанов и на низе штанин плотно обхватывают тело, но не передавливают, а сами штаны весьма выгодно подчёркивают бёдра Донхэ, от чего Хёкджэ очень трудно отвести взгляд. Ещё и просторная футболка наконец скрывает все эти бицепсы и накачанные плечи лидера группы, так что самой яркой деталью стильной пижамы, пожалуй, становится эффект акцентирования всего образа на заднице Донхэ. И ровно насколько Хёк был благодарен самому себе, что он подобрал для лидера группы именно такую пижаму, ровно настолько же Хёкджэ был готов придушить самого себя за это приобретение, так как, когда Донхэ будет в этой пижаме, самому Хёку надо будет как-то дышать, периодически смотреть куда-то в другую сторону, да ещё и умудриться при этом не подавиться слюной. — Кхм… ну, это хорошо, — Донхэ сухо кашляет в кулак, явно спеша замять эту возникшую неловкость, и Хёкджэ даже кажется, что лидер группы обратил внимание, как парень на него таращится, ведь Донхэ, снова пробормотав слова благодарности, торопливо скрылся в коридоре, возвращаясь обратно в комнату, чтобы переодеться. Только после этого Хёк снова начал соображать, где и с кем он находится — по крайней мере, все выглядят довольными, пижамы оказались у всех по размеру, а Хичоль был так уверен, что его пижама сядет на нём идеально, что сомневаться в заверениях старшего мембера не приходится. — «Значит, всем понравились пижамы, и вроде как никто не против того, что я останусь тут в качестве Ынхёка…» — думает Хёкджэ, допивая чай и благодарно улыбаясь Чонуну, который изъявил желание помыть посуду и за двумя «модниками», хотя вроде как не был должен это делать. — Аригато, Ынхёк, — неожиданно произносит Кюхён, обернувшись через плечо и коротко бросив одно-единственное слово, значение которого Хёку неведомо. — «Это опять какой-то молодёжный сленг? Или это что-то на японском?» — Хёкджэ совершенно не знает, как ему реагировать на такое поведение макнэ группы, но показательные всхлипы умиления Хичоля, которые в понимании Хёка больше похожи на спешно брошенный ему спасательный круг, расставляют всё на свои места. — Наш дьяволёнок научился говорить «спасибо», — старший мембер делает вид, словно он промакивает уголки глаз от слёз краешком салфетки. — Не думал, что доживу до этого момента. Ты хорошо на него влияешь, малыш. — «Так это он сказал «спасибо» на японском», — понял Хёкджэ и, расслабленно улыбнувшись, он коротко качает головой, так как Кюхён продолжает на него смотреть, словно макнэ группы чего-то ждёт. — «А ведь раз я собрался оставаться с ребятами, мне нужно будет как-то втайне от них выучить японский язык…» — об этой проблеме Хёк совершенно не подумал, когда принимал решение остаться в группе, ведь его познания об этом языке были буквально нулевыми. — «Можно будет попробовать попросить Хичоля «подтянуть» со мной японский, ведь ребята знают, что «у Ынхёка провалы в памяти»… Не вызову ли я тем самым новых подозрений?» — задумывается парень, но, вспомнив, что Кюхён продолжает ждать какую-то реакцию, причём с каждой секундой макнэ группы становится всё более раздражённым, Хёк спешит как можно скорее разрешить эту возникшую неловкость и добавляет: — Я рад, что вам всем понравились пижамы и оказались по размерам. Ещё я бы хотел как-то отблагодарить за помощь ваших родителей, но тут мне уже понадобятся ваши советы. Какие они цветы любят? Хичоль от неожиданности даже поперхнулся чаем и принялся активно стучать себя по груди, чтобы откашляться, Кюхён от удивления застыл на месте, настороженно покосившись на Хёкджэ, а Чонун даже выключил воду, задумчиво ответив: — Вот это аттракцион невиданной щедрости Ынхёка. Чего это ты о наших родителях вспомнил? Мои так вообще не приезжали сюда, так что я вообще не при делах… — Да, но, думаю, они тоже волновались обо мне и обо всех нас, — робко возражает Хёкджэ, пожимая плечами. — И ваши родители были так добры ко мне, пока я был в больнице, так что мне хочется как-то выразить свою благодарность хотя бы через букеты цветов для них… — Не смей, — неожиданно рявкает Кюхён, с силой хлопнув рукой по дверному косяку и тем самым привлекая к себе внимание всех присутствующих, словно вынудив ребят замолчать. — Моим родителям ничего не смей дарить, ты понял?! — Кюхён, я же… — Хёк затихает, растерянно посмотрев на макнэ, и тот, словно сам испугавшись собственной реакции, практически уносится в свою комнату, так шумно хлопнув дверью за собой, что Хёкджэ и Хичоль даже вздрагивают от неожиданности. Недоумевающе покосившись на старшего мембера, Хёк, не понимая, что происходит с Кюхёном, тихо вопрошает: — А что я такого сказал?.. — Что тут у вас происходит? — в гостиную, привлечённый шумом, снова возвращается Донхэ, уже успев переодеться в домашнюю одежду, хотя сейчас, наверное, Хёк бы не залип на формах лидера группы вновь: Кюхён отреагировал так резко и непредсказуемо, что парня это начинает беспокоить и о другом думать уже не получается даже при большом желании. — «Он что, от любого упоминания собственных родителей так звереет?» — Хёкджэ понимает, что в любом случае он натворил делов, а это значит, что ему и исправлять ситуацию, потому он со вздохом поднимается с места, не зная, что ему делать: рассказывать Донхэ о своей, видимо, провальной задумке, и выслушивать все опасения и осуждение от лидера группы, или же идти к Кюхёну и попытаться хоть что-то прояснить в его столь резкой реакции. — Я схожу поговорю с ним, — предлагает Чонун, покачав головой и отложив полотенце на шкафчик рядом с раковиной. — А ты пока Донхэ свою задумку объясни. Она неплохая, конечно, но Кюхён… нельзя же при нём о таком в лоб говорить. — Давай я попробую с ним поговорить, — Хёкджэ обходит стол и приближается к дивану, забирая из гостиной свои пакеты, ведь их вполне можно закинуть в комнату по дороге к Кюхёну. — Пусть лучше он злится на меня, чем так реагировать… — Ынхёк, ты что, опять про его родителей речь завёл? — Донхэ устало потирает шею, поворачиваясь вслед за Хёком и явно намереваясь его остановить, пусть даже Чонун и Хичоль продолжают молчать, переглядываясь. — Ну не в первый раз ведь уже… Не трогайте лучше его пока, пусть остынет. Попозже я к нему зайду. — Давай лучше ты поможешь мне с пакетами, а я пойду к Кюхёну, — предлагает Хёкджэ, сжимая ручки пакетов в своих руках и виновато пожимая плечами. — Я его расстроил, мне и отвечать за это. Я не хочу снова прятаться за твоей спиной от того, что случайно упомяну его родителей. Я уже… должен давать отчёт своим словам и поступкам. — Ынхёк дело говорит, — задумчиво добавляет Йесон, поравнявшись с Хичолем, сидевшим за столом, и легко хлопнув его по плечу. — Пусть попробует. Если детишки передерутся, мы это точно услышим. — Чонун, это не смешно, — Донхэ беспомощно вздыхает, но, судя по всему, не находит аргументов для того, чтобы возразить, оттого и согласно покачивает головой, протягивая руку за пакетами. — Хорошо, попробуй, раз ты так хочешь. Если что — зови. Давай пакеты.***
— Выметайся отсюда. Это не твоя комната, — сердито бубнит Кюхён, устроившись на своей кровати и поджав ноги, недовольным взглядом продолжая сверлить фигуру несмело зашедшего в комнату Хёкджэ. — Оглох? Проваливай. — Я хочу поговорить с тобой, — Хёкджэ еле сдерживается, чтобы не послушаться макнэ — и не уйти из комнаты, раз Кюхён настроен так непривычно злобно: за всё это время младший участник группы часто на него злился, но не до такой степени. — После этого я уйду, обещаю. Младший мембер группы недоверчиво таращится на Хёка, но, видимо, поняв, что если он вытолкает «барабанщика» из комнаты, то остальные точно не примут его сторону и только раскалят ситуацию до большой ссоры, Кюхён лишь тихо фыркает и отворачивается, больше ничего не говоря. — «Как рассерженный ёж», — Хёкджэ хочется улыбнуться, но ему приходится сдерживать в себе этот порыв, чтобы макнэ группы не решил, что парень пришёл над ним посмеяться. — «Ну, хотя бы больше не выгоняет. И как я начну разговор?» — Послушай, я же не хотел ничего плохого… — Хёк осторожно делает шаг вперёд, касаясь рукой стены, рядом с которой стоит кровать макнэ, но парень явно выбрал либо неправильные слова — либо неправильный тон голоса, так как Кюхён снова начинает злиться, и это слишком заметно: макнэ уже явно забыл, что он сейчас одет в подаренную пижаму, все его эмоции направлены на то, что «Ынхёк» снова лезет, куда не следует. — Изображай из себя кого хочешь, но не смей ничего им отправлять, — раздражённо процедил Кюхён, чуть ли не стискивая зубы. — Я не хочу, чтобы кто-то им что-то отправлял. Особенно ты. — Почему «изображай»? — тихо, практически шёпотом спрашивает Хёкджэ, даже вздрогнув от неожиданности. — «Он догадался, что я — не Ынхёк?» — паническая мысль охватывает разум Хёка, отчего он чуть было не пускается трусливой рысцой прочь, куда-нибудь, где можно запереться от этих странных вопросов и лишних раздражённых взглядов. И, что самое страшное — Хёкджэ совершенно не подумал о том, что он будет делать, если ребята раскроют этот обман: в основном, парень думал лишь о возможных проблемах, которые создаст его «уход из группы», и о том, что врать участникам группы некрасиво и неправильно. Но Хёку хватает мужества на то, чтобы остаться и попытаться как-то выкрутиться из ситуации, так как любая попытка побега выдаст его с головой, окончательно и бесповоротно. — Потому что ты изображаешь из себя невесть что, — недовольно рявкает Кюхён, презрительно отодвинувшись от него ещё дальше. — Сперва истерики тут устраивал, потом сидел со смиренным выражением лица, аки агнец, а теперь все эти подарки. Не пытайся быть хорошим, Ынхёк. — «Не догадался», — у Хёкджэ мгновенно отлегло от сердца: макнэ группы говорит лишь о том, что «Ынхёк» ведёт себя совсем не так, как раньше, но Хёк полагал, что все его различия с братом можно было бы списать на последствия стресса. — «Видимо, Кюхён так не считает…» — Почему ты не веришь, что я умею быть благодарным? — опасливо уточняет Хёк, медленно присев на краю кровати, надеясь, что макнэ не вытолкает его за шкирку из комнаты. — Я не пытаюсь быть хорошим, просто в больнице ваши родители так поддерживали меня, и я хочу поблагодарить их за это… — Да кому ты лапшу на уши вешаешь?! — Кюхён заметно закипает, недовольно повернувшись и окинув Хёкджэ презрительным взглядом. — Может, парни и делают вид, что забыли, какой ты гад, но я подыгрывать тебе не собираюсь. Ты — скотина, Ынхёк, и в то, что после этой аварии ты вдруг решил стать хорошим — я просто не поверю. Не трать время зря на всё это твоё притворство. — Дело ведь не во мне, правда? — даже не обидевшись, Хёк тихо решает задать новый вопрос, понимая, что макнэ вполне мог и приукрасить рассказы о поведении Ынхёка в худшую сторону — Хёкджэ знал, что эти двое никогда не ладили. — Даже если тебя раздражают перемены, которые со мной происходят, ты вполне сносно терпишь всё это. Но ты так злишься, когда я завожу разговор о родителях, хотя ничего страшного в том, что я выслал бы им букет с благодарностью, нет… — Ни за что, — Кюхён нервно дёргается, и в его взгляде становится заметно не только раздражение, но и что-то другое, болезненное и в то же время наполненное испугом. — Ты пошлёшь им букет, и они тут же начнут звонить мне, решив, что что-то изменилось. Я не хочу с ними разговаривать. — «Значит, дело действительно не во мне», — Хёкджэ с сочувствием смотрит на макнэ группы, по-прежнему не понимая, почему тот с таким негативом отзывается о своих родителях. — «И ребят не я могу расспросить… Они сразу заподозрят, что с «Ынхёком» что-то не то, раз я не в курсе происходящего…» Хёку господин и госпожа Чо показались весьма строгими, но всё-таки заботливыми и очень беспокойными родителями. — «И виноватыми…» — Хёкджэ уверен, что в тот день в палате от практически всех исходило это удушающее чувство вины, но родители Кюхёна с такой тоской смотрели на своего сына, что Хёк не сомневается — этот мальчишка игнорирует их далеко не первый месяц. — «Что же у них произошло…» — Кюхён, ты просто не понимаешь, какое это счастье — знать, что ты в любой момент можешь позвонить родителям, — Хёк решает быть отчасти откровенным, подумав, что это поможет хоть немного расположить макнэ группы к себе. — И твои родители очень скучают по тебе, и ты наверняка знаешь об этом. Но ты так злишься… — Тебе легко говорить, — Кюхён выпаливает явно первое, что приходит ему в голову, не задумываясь над тем, что и кому он говорит. — Твой отец тебя не искал и не пытался делать вид, что всё хорошо. Ты жил, как хотел. Почему я не могу так? — Мой отец мёртв, Кюхён, — тихо парирует Хёкджэ, устало вздыхая и покачивая головой. — Мама умерла от рака, а теперь ещё и моего брата больше нет. Ты уверен, что мне легко говорить о подобном? Ты думаешь, я не завидую каждому из вас? У вас есть семьи и близкие люди… а я остался совсем один и я не понимаю, за что мне это. Кюхён молчит, ничего не отвечая, и, принимая его нежелание говорить, пусть это и выглядит сущим ребячеством, Хёкджэ лишь вздыхает, беспомощно пожимая плечами. — «Мне придётся принять его правила, как в своё время сделали остальные… Своими расспросами я делаю только хуже». Решив, что он с неуспокоенной совестью вполне сможет жить, а вот Кюхён через свои принципы ради «Ынхёка» вряд ли переступит, Хёк отворачивается от макнэ и смотрит на свои руки, тихо, но отчётливо добавляя: — Ладно, в любом случае я не собираюсь надоедать тебе в этом вопросе. Если не хочешь — я не буду отправлять букеты вашим родителям. — Серьёзно? А как же твоё «я хочу быть благодарным» и все прочие красивые слова? Куда они вдруг подевались? — Кюхён по-прежнему выглядит раздражённым, но в то же время макнэ группы словно немного смущён: от слов «Ынхёка» парню явно стало спокойнее, даже если не забывать, что обычно Кюхён не верит ни единому слову «барабанщика». Понимая, что теперь макнэ хотя бы не в ярости и не будет спускать злость на ребятах, Хёкджэ сочувственно улыбается, отвечая с чистым сердцем: — Эти красивые слова никуда и не делись. Но за это время я о многом подумал — и, возможно, однажды ты поверишь, что против вас я не пойду. Если не хочешь — я ничего не буду делать. — Серьёзно? — Кюхён изумлённо фыркает, явно не поверив ни единому слову, но, немного помолчав, с усмешкой добавляет, посмотрев в сторону двери и поморщившись. — Иди лучше открой дверь, только тихо. Твой защитник слишком громко кряхтит в коридоре, не спугни. — Защитник? — недоумевающе переспрашивает Хёк — он никаких подозрительных звуков не слышит — но, раз Кюхён ещё не прогоняет его, парень решает послушаться и, поднявшись на ноги, Хёкджэ тихо подходит к двери. — «Это он про Донхэ или про Хичоля?» — Хёк не решается спросить прямо, но в последнее время именно солисты группы больше всего поддерживали его и оберегали от новых стрессов. Хотя, учитывая, как пренебрежительно говорит Кюхён о «защитнике», Хёк предполагает, что скорее всего где-то неподалёку бродит Хичоль — макнэ группы слишком уважает Донхэ, чтобы отзываться о нём в подобном тоне. В итоге, нерешительно коснувшись пальцами ручки двери, парень, тихо выдохнув, рывком распахивает дверь, до последнего надеясь, что макнэ группы ошибся и ему просто послышалось. — Твою мать! — не удержавшись на ногах, Хичоль валится вперёд, чуть было не сбив Хёкджэ с ног. Испуганно отскочив назад, Хёк с удивлением смотрит на посмеивающегося Кюхёна, не понимая, как тот умудрился услышать копошения старшего мембера у двери, да ещё и во время их разговора. — «Это такой удивительный слух или просто Кюхён так хорошо знает повадки Хичоля?..» — Вы что тут, сговорились? — ворчит Хичоль, поднимаясь и потирая ушибленный локоть, с деланной укоризной посмотрев на Хёкджэ, еле сдерживающего смех. — Могли бы и предупредить, что зубы друг другу не выбьете. Я беспокоился, между прочим. — А нечего у чужой комнаты уши греть, — Кюхён не остаётся в долгу, уже привычно огрызнувшись в ответ, но без той непривычной ярости. — Иди, куда шёл, а шёл ты явно не сюда. — Ладно-ладно, — старший мембер пользуется возможностью и потихоньку пятится назад, продвигаясь к выходу и оборачиваясь в коридор, уже громче возопив в сторону коридора: — Угроза миновала, они почти в обнимку сидят! — Хичоль! — из гостиной раздаётся недовольный крик Донхэ, которого явно не поставили в известность о шпионских вылазках старшего мембера, Кюхён насмешливо хмыкает, а Хёкджэ, покачав головой, мягко выпроваживает Хичоля в коридор, понимая, что стоит отправиться следом за ним и, по возможности, защитить от гнева лидера группы. Нерешительно покосившись в сторону Кюхёна, Хёк решает закончить разговор и оставить макнэ группы в покое, раз уж тот больше не скандалит, но при этом своё нежелание снова как-то контактировать с родителями Кюхён умудрился высказать вполне доступно и понятно. — «Раз он не хочет — я не буду подвергать Кюхёна новому стрессу…» — думает Хёкджэ, потому и хочет уйти без прощания и наконец уже оставить парня в покое, но тот, словно дождавшись, когда Хичоль уйдёт как можно дальше, негромко окликает Хёка, задумчиво добавив: — Отцу цветы безразличны, а мама… любит каллы. Вечером напишу тебе адрес. — «Он передумал?» — растерявшись, Хёкджэ даже останавливается, нерешительно посмотрев на замолчавшего Кюхёна. — «Но почему?» — на этот вопрос у Хёка не было ответа: в то, что макнэ группы вдруг решил ему доверять, верилось с трудом. — «Возможно, он прислушался к моим словам про родителей и после попробует с ними помириться?» — в эту теорию ему хочется верить, потому Хёкджэ решает не задавать новые вопросы, которые будут неуместны и которые могут снова разозлить Кюхёна. Главное, что макнэ группы прислушался к Хёку и разрешил послать букет цветов его родителям в знак признательности за их поддержку и беспокойство, а остальное уже не так важно. Разве что придётся быть более тактичным к теме семей ребят, но у Хёкджэ это, возможно, придёт с опытом — или когда Хёк сумеет выяснить, почему Кюхён реагирует на эту тему так резко. — Спасибо, Кюхён, — тихо добавляет Хёкджэ, и, чтобы не доставать макнэ группы своим присутствием ещё больше, парень спешно уходит из комнаты обратно в гостиную — ему ещё предстоит объяснить остальным смысл своей затеи и то, что Кюхён уже согласился помочь с адресом, так что подобная помощь Хёку потребуется и от других мемберов. Ну, заодно ещё и убедить ребят пока не беспокоить Кюхёна, и заверить их, что макнэ группы будет в порядке. И, в целом, Хёкджэ это удалось — во время его объяснений Хичоль и Йесон предусмотрительно помалкивали: гитарист сказал всё ещё до разговора с Кюхёном, но, кажется, не возражал. Хичоль же, будучи отчитанным за попытку подслушать беседу макнэ группы и «Ынхёка», старался не отсвечивать, хотя и в его расположении Хёкджэ был уверен — госпожа Ким точно будет рада подарку от «Ынхёка», особенно после того, как этот парень, что был близок с ней, испугался этой доброй женщины в больнице и в ужасе шарахнулся от неё. — «Нужно будет осторожно расспросить Хичоля о том, насколько его мама была близка с Ынхёком…» Донхэ же не был настроен так положительно, как остальные: лидера группы беспокоило не только состояние Кюхёна, но и то, почему «Ынхёк» хочет уделить внимание ещё и их родителям. В итоге Хичоль так кстати решил прийти на помощь, яростно заверяя Донхэ, что «малыши» действительно не передрались и что ничего плохого в этой идее нет. — Донхэ, сбавь обороты. Если уж даже Кюхён согласился помочь, чего ты упираешься? — ворчит старший мембер, ободряюще похлопывая Хёкджэ по плечу. — Ты хоть помнишь, что моя мама любит гибискус, котёнок? Про адрес не спрашиваю, с твоими провалами в памяти шанс невелик. — Ну, с адресами вы мне поможете, как и с выбором букетов, хорошо? — приободрившись, Хёк обводит взглядом присутствующих, но, покосившись на Донхэ, разом теряет часть уверенности, более осторожно добавляя: — Конечно, если вы все согласны с моей идеей. Кюхён знает, что я бы ничего не стал делать, если бы он отказался. — Я не в восторге от этой затеи, но родителям понравится, — нехотя признаёт Донхэ, потирая затылок. — Хоть беспокоиться перестанут. Ладно, раз и Кюхён сказал, что всё в порядке — я не против. Конечно, мы обязательно тебе поможем. Скажи, когда будешь готов начать. — Вообще, я бы уже сделал заказы сегодня, чтобы завтра с утра букеты доставили вашим родителям, — отвечает Хёкджэ, немного повеселев: лидер группы явно опасается этой затеи, по многим причинам, но если даже он признаёт, что родителям ребят понравится такое внимание, то всё действительно будет хорошо. — Я бы хотел уже скорее осуществить свою задумку, чтобы не заставлять Кюхёна нервничать и ждать. Так всем будет спокойнее. — Милый, ты — гений, — Хичоль мягко треплет Хёка по волосам, гордо улыбнувшись ему в знак поддержки. — Тогда Йесон поищет доставки цветов в Штатах, а наши местные доставки мы сейчас вместе прошерстим, договорились? И такой вариант устроил всех: Йесон выбрал подходящий магазин, исходя из районов доставки заказов по Штатам, а также подкорректировал время доставки заказа, с учётом разницы в часовых поясах. Остальные же согласовали с Хёкджэ выбор букетов, зная предпочтения своих родителей, и продиктовали адреса доставки, после чего дело было сделано — пришлось последним вызвать Кюхёна из комнаты, чтобы закончить его участие в этой затее как можно быстрее, для спокойствия всех присутствующих. Хёк не знает, оповестили ли парни своих родителей о «подарке от Ынхёка» — по крайней мере, в том, что Кюхён не писал своим родителям, Хёкджэ уверен, но на месте остальных, наверное, парень бы предупредил их, чтобы кто-то оказался дома в нужное время, ну и чтобы взрослые не задавали вопросы и не начали обеспокоенно названивать своим детям. — «Надеюсь, ребята не дадут им мой номер?» — запоздало думает Хёк поздним вечером, после того, как он принял таблетки и уже забрался под одеяло, раздевшись до белья — новую пижаму, как и другие покупки, парень решил простирнуть перед ноской, так как всё это могли примерять другие люди, но подобными нюансами, кажется, озадачились все ребята: стиральная машина очень быстро заполнилась и потребовался не один цикл, чтобы перестирать всё это, но зато через некоторое время, после процессов сушки и глажки, у парней будут пригодные для носки пижамы, а у Хёкджэ и Хичоля — ещё и прогулочные вещи. — Ынхёк, ты ещё не спишь? — тихо, с плохо скрытой осторожностью вопрошает Донхэ, возвращаясь в комнату с выключенным светом после того, как принял душ, и садится на краю своей кровати, протирая полотенцем волосы. Услышав его, Хёкджэ трёт глаза, понимая, что сейчас он видит Донхэ, а лидер группы ещё только привыкает к отсутствию освещения — и отзывается, не совсем понимая, что сейчас Донхэ от него нужно: — Нет, ещё не сплю. Что-то случилось? — Нет, я просто хотел… поговорить с тобой о том, что ты сделал сегодня, — признаётся лидер группы, откладывая полотенце в сторону, наощупь дотянувшись до тумбочки, чтобы не промочить свою постель этим полотенцем, впитавшим влагу. — Вообще, сперва скажи, как всё прошло с Хичолем? Он прямо светится, тогда как ты… выглядишь утомлённым. — Попробуй выдержи столько часов наедине с ним, — отшучивается Хёкджэ, устало потягиваясь: его так и подмывает поделиться рассказом о том, как они с Хичолем побывали в океанариуме и о том, насколько действительно прекрасен этот невероятный подводный мир, но парень заставляет себя промолчать об этом, решив как-то обобщить все их сегодняшние похождения, чтобы не вдаваться в подробности. — Мы много где побывали, и я получил столько впечатлений и эмоций, сколько не получал уже очень давно. Я не жалею, что выбрался с ним на прогулку, но после всего, что произошло… это выплеснулось на меня так разом. — Ты уже отвык от подобного, — резюмирует Донхэ, понимающе покачав головой. — По крайней мере, вы хорошо провели время и выбрали не самый оживлённый торговый центр — и это главное. И… спасибо за пижамы. Это довольно неожиданное решение с твоей стороны. Ты не обязан был делать что-то подобное. — Знаю, но я посчитал, что так будет правильно, — отвечает Хёкджэ, приподнимаясь на локте и всматриваясь в темноту. — И я рад, что вам они пришлись по размеру. Я не хотел, чтобы это было проблемой, как и моё желание поблагодарить ваших родителей. — Они всё понимают и будут рады завтра позвонить нам, чтобы поблагодарить тебя, — Донхэ даже не скрывает, что он проговорился — ребята оповестили родителей о «подарках» заранее, и, пожалуй, Хёкджэ согласен с тем, что это было здравое решение. — Надеюсь, ты не злишься? Нам пришлось им всё рассказать, чтобы родители были дома и не начали переживать ещё больше. Господина и госпожу Чо я тоже предупредил — завтра парней я отправлю в магазин, чтобы они могли позвонить мне и поговорить с тобой. Ты ведь понимал, что они все захотят с тобой связаться после таких знаков внимания, правда? — Нет, я не злюсь — это было довольно предусмотрительно с вашей стороны, — признаёт Хёк, убедившись, что Донхэ, как и всегда, учёл практически всё — даже то, что о звонке господина и госпожи Чо Кюхён ничего не должен знать. — И, наверное, в глубине души я понимал, что они захотят со мной поговорить после этого. Мне нужно просто немного отдохнуть — и завтра я буду в порядке. Думаю, я сумею справиться с этим. Для меня важно, чтобы ваши родители понимали, что я благодарен за всю их заботу, и… — Они и так это понимают, — вздыхает лидер группы, одёргивая на себе футболку. — Но ты молодец. Эти твои новые желания и идеи… пока непривычны для нас. Дай нам время — мы сумеем адаптироваться к твоим переменам, если ты, конечно, не вернёшься в своё извечное состояние. — Не думаю, что я смогу стать таким, каким… был раньше, — уклончиво отвечает Хёкджэ, чувствуя, как на сердце снова образуется тяжесть, которая ещё недавно была немного притуплена всеми крайне эмоциональными событиями: так или иначе, эта боль будет возвращаться, и Хёк не скоро соберётся с силами, чтобы бороться с ней, чтобы любыми способами сдерживать её и не позволять снова выбираться наружу. Но пока всё это слишком проблематично и слишком тяжело, чтобы парень мог справиться самостоятельно. — Да, я понимаю, — Донхэ нерешительно поднимается с кровати и подходит ближе, присаживаясь на краю кровати Ынхёка, взволнованно посмотрев на явно погрустневшего парня, что скрыть было уже невозможно, ведь глаза лидера группы уже привыкли к темноте. — Прости, Ынхёк. Зря я снова начал эту тему. Даже если тебе кажется, что ты не будешь таким, как прежде — это нормально. В твоей ситуации это вполне ожидаемо. И в любом случае мы будем рядом с тобой. Твоё самое тяжёлое решение уже позади — а остальное предоставь нам. Всё наладится… насколько это возможно. — Спасибо, Донхэ, — Хёкджэ становится по-своему даже приятно, что лидер группы уточняет такую важную деталь, как-то, что всё наладится не полностью. В иное Хёк не сумеет поверить и через годы — наладиться всё в его жизни уже не сможет, ведь Ынхёка больше нет, и по сравнению с этим все другие проблемы становятся такими далёкими и не важными. И теперь, когда парень принимает успокоительные и старается контролировать свои реакции на любые случайные фразы других, слова Донхэ кажутся Хёкджэ довольно чуткими и по-своему личными. — Ладно… давай спать, — предлагает Донхэ, немного стушевавшись, и, протянув руку, несмело приглаживает встопорщенные волосы Хёкджэ, словно пытаясь его убаюкать. — Тебе завтра потребуется много сил и нервов, чтобы выслушивать наших родителей. — Вот уж точно, — Хёк тихо смеётся, доверчиво глядя на лидера группы, наконец, такого спокойного и расслабленного — парню начинает казаться, что таким он видел Донхэ в последний раз лишь незадолго до аварии, хоть это неправда, ведь лидер группы был таким же умиротворённым, когда вернулся со службы в церкви. — «Может, он опять ездил туда, пока нас не было?» — для атеиста Хёкджэ слишком часто стал задумываться о вопросах религии, хоть это в его ситуации не так удивительно — Донхэ ищет любые способы, чтобы обрести покой в душе и в разуме, а Хёк до сих пор отчаянно желает, чтобы Ынхёк на том свете его слышал и однажды простил его за то, что Хёкджэ натворил. — «Но мне никакая вера не поможет», — уверен Хёк, и, что важно, об этом он уже говорил Донхэ — и его позицию лидер группы принял, значит, то же самое придётся сделать и Хёку, проявив понимание и тактичность. — «Если Донхэ его вера помогает оставаться таким сильным и внимательным, то это хорошо…» — Доброй ночи, Ынхёк, — мягко произносит Донхэ, также тихо поднимаясь на ноги и возвращаясь к своей постели, чтобы уже закончить разговор и лечь спать. Очевидно, завтра потребуются силы не только Хёкджэ, так что он не решается заводить какой-то новый разговор и тоже тихо желает Донхэ добрых снов, после чего наконец устраивается на постели поуютнее и закрывает глаза. — «Завтра будет непростой день…»