«Я, наверное, что-то не то играю, Я не знаю, кто эти люди, Улыбаюсь немного странно» © Fleur — Формалин
Паранойя Хёкджэ по поводу того, как пройдёт общение с родителями ребят после того, как те получат его простые, но явно нескромные знаки внимания, имела свои аргументы — в городке, где Хёк работал в пекарне, цены на букеты даже с доставкой и дополнительной комплектацией типа игрушек или шоколада были куда скромнее, да и парень не мог даже предположить, как родители ребят воспримут такие подарки от «Ынхёка». — «Это Сеул…» — напоминает себе Хёк — по этой причине он и выбирал букеты примерно по одной стоимости и приблизительно одинакового количества цветков в каждом из букетов, так как обделить вниманием кого-то из родителей ребят не хотелось. Хёкджэ, конечно, глубоко сомневался, что мемберы группы начнут сравнивать букеты между собой и обсуждать сделанный выбор, раз они сами помогали Хёку в этом вопросе — единственным, кто мог бы поехидничать на эту тему, мог быть Кюхён, но этот парень сейчас не в том состоянии, чтобы озадачиваться такими мелочами. Макнэ группы в целом не отличался разговорчивостью, но он явно был благодарен «Ынхёку» за то, что тот позвал его на помощь лишь в конце, не затягивая с этим делом. — «Если бы я промедлил хотя бы пару дней, он бы весь извёлся в ожидании», — понимает Хёкджэ, потому и надеется тихо проскользнуть мимо спящего Донхэ в коридор, чтобы приготовить для парней завтрак и как-то сгладить прошедший напряжённый вечер, который заставил всех поволноваться. — Только не говори, что тебе опять не спится в такую рань, — сонно ворчит Донхэ, потянувшись и открыв глаза прежде, чем Хёку удалось улизнуть — парень даже не успел коснуться пальцами ручки двери. Поёжившись от неожиданности, Хёкджэ остаётся на месте, неловко переминаясь с ноги на ногу, и тихо отвечает: — Я просто проголодался, вот и… — А отмазки у тебя такие же нелепые, как и во времена стажёрства, — беззлобно усмехается лидер группы, приподнимаясь на постели и уже более осознанным взглядом уставившись на Хёкджэ. — Раньше приходилось ловить тебя, чтоб отправить в свою очередь на кухню, а теперь нужно отгонять тебя от плиты с самого утра? — Извини, — Хёк, загнанный в очередную ловушку, лишь коротко хихикает, решив не воспринимать слова Донхэ как что-то обидное: несмотря на то, что на лбу лидера группы снова мелькнула эта хмурая складка, всё-таки парень наблюдает за ним с любопытством и спокойствием, пусть и попытки скрыть волнение слишком заметны и очевидны. — Просто вчера я так взбудоражил всех вас своими идеями, вот и решил, что сегодня будет моя очередь для приготовления завтрака… — Сегодня моя очередь, — твёрдо и без шанса на возражение произносит Донхэ, садясь на постели, но ещё не скидывая одеяло со своих ног, потянувшись рукой к свёрнутым домашним штанам — сегодня парень спал в одной тёмной майке, открывающей его руки, и возможностей полюбоваться этими округлыми, выпирающими бицепсами лидера группы у Хёка точно будет много. — А ты бы лучше начал с утро с лёгкой зарядки. Скоро нам придётся возвращаться в привычный режим. Думаю, твои мышцы отвыкли от извечных нагрузок. — Вот уж точно, — Хёкджэ согласно покачивает головой, вытягивая руки перед собой и с сомнением их разглядывая. Ироничным в данной ситуации было то, что Донхэ, сам того не ведая, попал в самую суть проблемы: Хёкджэ за всё это время отвык от постоянной изнурительной работы в качестве пекаря и сейчас его мышцы действительно ослабли и, судя по ощущениям, даже как будто провисли с непривычки. Сам Ынхёк, наверное, в такой ситуации, наоборот, занимался бы физическими упражнениями ещё больше: заперся бы на своей квартире, репетировал бы на установке днями и ночами, не вылезал бы из тренажёрного зала — делал бы всё, что угодно, чтобы забить голову другими мыслями, заняться чем-то привычным и… — «Главное, что он не гонял бы на машине», — понимает Хёкджэ. — «Даже если бы она не была так искорёжена — Ынхёк бы не гонял на ней, правда?» Но при этом не стоит забывать о главном: Хёкджэ — не Ынхёк, пусть даже если он изо всех сил старается походить на своего брата. Хёк не может замкнуться в себе, не может целыми днями стоять у плиты, ведь Ынхёк бы так не поступил. И в том, что Ынхёк не должен так часто рваться что-то готовить, Донхэ, безусловно, прав — далее им придётся готовиться к концерту, так что времени на домашние дела будет оставаться всё меньше, а с учётом аквариума, за которым тоже нужен постоянный присмотр, Хёк скорее добавил всем проблем, в очередной раз. — Чего задумался? — настороженно переспрашивает Донхэ, подходя ближе: к счастью для Хёка, пока он снова думал о брате, лидер группы успел надеть свои домашние штаны, так что вид перед Хёкджэ более, чем приличный, не причиняющий новой неловкости. — Ты ведь не обязан делать то, что не хочешь. Даже странно, что тебе приходится об этом напоминать. — Да нет, я просто… — Хёкджэ опускает руки и лишь коротко пожимает плечами, решив не углубляться в пояснения — в любом случае он не подберёт для Донхэ ответ, который лидера группы устроит в полной мере. — Ты прав. Да и вам тоже порой приходится делать то, что не хочется. Хорошо, я немного разомну мышцы. Будет полезно, когда Хичоль вспомнит про моё обещание заниматься с ним йогой. — Вот это уже здравое решение, — Донхэ ощутимо смягчается, согласно качнув головой и легко похлопав парня по плечу. — Всё наладится, Ынхёк, просто всем нам нужно ещё немного времени. Доктор Кан на твоей стороне, так что проблем с режимом не должно возникнуть — это просто совет для улучшения твоего здоровья. — Да, просто дружеский совет, — чуть улыбнувшись, Хёкджэ кивает и тут же осекается, заметив, как на него уставился Донхэ: немного ошарашенно, немного растерянно и даже испуганно — и в какой-то мере даже печально. — «Они же не дружили…» — запоздало вспоминает Хёк, оттого и виновато закусывает губу, не зная, как теперь выкрутиться из этой ситуации: за всеми этими проблемами, стрессом, метаниями и болью, перемешанной с тоской, парень совсем забыл о том, что Донхэ и Ынхёк не дружили, а, совсем даже наоборот, практически враждовали, пусть и не так открыто, как Ынхёк и, к примеру, Кюхён. Хёкджэ бы следовало спешно исправить свои слова на «совет от лидера группы» или что-то в этом роде, но он так и не решается сказать подобное — из всех последних разговоров об ответственности и необходимости отвечать за остальных ребят Хёк догадывается, что Донхэ не в таком уж восторге от своей роли, которой ему приходится следовать все эти годы. — «Донхэ говорил о том, что он был благодарен судьбе за то, что в группе появился его ровесник…» — припоминает Хёкджэ, по-прежнему не зная, что сказать. — «И со всеми этими перелётами в Америку и постоянными графиками общаться с кем-то вне этого мира популярности и музыки очень сложно…» Донхэ уже пробормотал пару каких-то общих, дежурных фраз и воспользовался шансом, чтобы закончить таким образом разговор и уйти, а Хёк всё так и стоит на месте, обдумывая эту столь внезапно возникшую в его голове мысль. — «Возможно, Донхэ так удивился, потому что уже и не надеялся услышать подобное в свой адрес от Ынхёка?» — Хёкджэ уверен в том, что каждому на этом свете нужен друг: у Ынхёка всё это время был Хичоль, а у Хёкджэ — Рёук. Кюхён очень близок с Донхэ и Йесоном, хоть последний довольно самостоятелен и независим сам по себе, но Донхэ, кажется, не воспринимает макнэ группы также, как Хёк воспринимал Рёука. — «Скорее, Донхэ заботится о нём, как о младшем брате… точно как Ынхёк заботился обо мне», — поправляется Хёкджэ, понимая, что, кажется, его предположения верны — Донхэ даже после всего, что он сделал в последнее время для «Ынхёка», не мог поверить в то, что от «барабанщика» действительно прозвучит слово «друг», направленное в его адрес. — «Но, возможно, парни спустя время начнут относиться к таким словам «Ынхёка» легче?» — Ынхёк, малыш, просыпайся! — раздаётся подозрительно радостный вопль со стороны кухни, означающий только одно: Хичоль проснулся. — Угадай, кто хочет с тобой поговорить? И этот крик неплохо встряхивает Хёкджэ, помогая ему наконец перестать размышлять о разных вещах, таращась в пустоту, как безумный: неосознанно улыбнувшись, Хёк лишь снисходительно покачивает головой и потирает свою шею, догадываясь, что Хичоль либо ворвётся в комнату, либо перебудит всю квартиру. В интересах Хёкджэ был всё-таки первый вариант, так как при всех разговаривать с госпожой Ким ему будет крайне неловко, потому притворяться спящим или чрезмерно занятым было бы неразумно — и Хёк это прекрасно понимал.***
Парни не успели сесть за стол, чтобы позавтракать — а Хёку уже пожелали позвонить не только госпожа Ким, но и родители Чонуна, и перенести эти звонки на попозже не было возможности — в США совершенно другой часовой пояс, так что родители гитариста уже готовились ко сну, когда как в Сеуле жизнь только начиналась, ведь проснулись даже такие засони, как Кюхён и Хичоль. Но, по мнению Хёка, это и к лучшему — зная о том, что ребята ещё не завтракали, взрослые поспешили закончить разговор, ограничившись благодарностью за цветы и вопросами о состоянии Ынхёка. Родители ребят оказались очень похожими на своих детей, что Хёкджэ не мог подметить в полной мере, когда находился в больнице — если госпожа Ким довольно беззаботно болтала, хоть и не так энергично, как её сын, Хичоль, то родители Чонуна были довольно лаконичны и осторожны во время разговора. Единственной проблемой было лишь то, что родители гитариста пытались говорить на корейском, с заметным акцентом, пока Хёк не прервал их крайне аккуратным способом и не напомнил им, что «Ынхёк» знает английский, так что для всех будет проще перевести диалог на другой язык, удобный как ему, так и родителям Чонуна. — Да, наш Ынхёк сильно шпенькнулся головой и многое забыл, но его познания по-пр-режнему нас пор-ражают, — на помощь так кстати приходит Хичоль с различимым диалектом «мужчины из Канвондо», который, когда старший мембер говорил на английском, возникал сам собой: характерно «порыкивая», парень бесцеремонно влез в кадр и приобнял Хёкджэ за плечи со спины. — Видимо, его мультиязыковую сущность ничто не способно сломать. — Это очень хорошо, Ынхёк, — невысокая женщина с аккуратной стрижкой, в которой тёмные волосы выше плеч закручены в крупные кудри, немного смущённо улыбается в камеру, явно испытывая неловкость не меньше, чем сам Хёкджэ при этом разговоре. — Когда Йесон сказал, что у тебя провалы в памяти и ты столько времени находишься в больнице, мы так волновались за тебя… — Не беспокойтесь, мне уже лучше, — Хёкджэ уже практически не кривит душой: по сравнению с первыми днями после аварии, сейчас он чувствует себя намного лучше, а то, что ему до сих пор сложно и тяжело, ни родителям ребят, ни самим мемберам группы знать совершенно необязательно. Хотя о последнем наверняка все догадываются и сами — недаром Кюхён как-то обмолвился, что «у Ынхёка теперь глаза, как у жалобного щенка», за что получил внушительный подзатыльник от Хичоля. Донхэ, к счастью для макнэ группы, при этом разговоре не присутствовал, так что Кюхён пострадал лишь физически, ведь морально лидер группы за такие высказывания точно выел бы ему мозг палочками для еды. Но, по крайней мере, теперь все вокруг тактично делают вид, что не замечают ни порой подавленного состояния парня, ни его временами заплаканных глаз — «Ынхёку» потребуется ещё очень много времени, чтобы прийти в себя окончательно, и на это могут уйти даже годы. Хотя в одном Хёкджэ ошибся — понимать «Ынхёка» и его состояние намерены далеко не все. — Чонсу звонит, — мрачно поясняет Донхэ, когда уже в конце завтрака зазвонил его мобильный телефон. — Это явно не к добру. — Да куда от него денешься, — Йесон пожимает плечами, переглянувшись с притихшим Кюхёном, уплетающим бутерброды и агрессивно делающим вид, что его этот звонок не касается. — Лучше ответить сейчас, чем потом принимать здесь делегацию в полном составе. Хоть узнаем, чего он опять от нас хочет. — Твоя правда, — вздохнув, лидер группы нехотя принимает вызов и прикладывает трубку к уху, явно пытаясь собраться с силами и не нахамить менеджеру в первые же секунды звонка: — Да, Чонсу? Остальные же мемберы, сидя за столом, фактически перестали двигаться и жевать, уставившись на Донхэ и не решаясь отвлечь его какими-нибудь случайными жестами или действиями — узнать, что в этот раз удумал строгий менеджер, хотелось всем. — «Лишь бы опять дело не дошло до конфликта…» — Хёкджэ обеспокоенно косится на Хичоля, и тот, словно догадываясь, о чём его пытается спросить «лучший друг», лишь едва заметно качает головой, не скрывая, что он думает о том же — последний разговор лидера группы и менеджера закончился практически катастрофой. — Какой тренажёрный зал? Ты не слышал рекомендации доктора Кан? — парни не слышат, что говорит Чонсу, но по тому, как голос Донхэ становится строже, все понимают — менеджер в очередной раз что-то задумал и просто так от своей идеи не откажется. — Или ты опять собрался всех журналистов в одном месте согнать на растерзание Ынхёка? — «Я должен что-то сделать», — убеждён Хёкджэ, так как во многом конфликт Донхэ с менеджером произошёл из-за его собственной слабости и неспособности принимать самостоятельные решения во время траура — и отвечать за них. — «Тренажёрный зал — это же не так страшно… мы вполне можем туда сходить, если это нужно. Да и Донхэ сам говорил, что пора приводить себя в форму, так что…» — Донхэ, — Хёк негромко зовёт лидера группы по имени, и когда на него начинают смотреть все присутствующие, в том числе и Донхэ, парень несмело, но твёрдо добавляет: — Если нужно — то мы можем сходить в зал. Всё в порядке. Я… буду осторожен. — Молодец, котёнок, — ободряюще шепчет Хичоль, наклонившись ближе к Хёкджэ, гитаристы лишь молча переглядываются, и только Донхэ смотрит на Хёка, молча, задумчиво и изучая парня своим взглядом, словно пытаясь оценить моральное и физическое состояние «барабанщика». Понимая, что лидеру группы нужно помочь в этом решении, Хёкджэ неловко улыбается, понимая, что за эту «вылазку» мемберов группы в полном составе ответственность придётся брать не только Донхэ, но и ему, потому парень старается как можно увереннее произнести, вкладывая в свои слова не только твёрдость, но и ту самую стойкость Ынхёка, которой им всем так не хватало в последнее время: — Я справлюсь, Донхэ. Ребята продолжают молчать, Хичоль с беспокойством и нескрываемой гордостью смотрит на Хёкджэ, и только Донхэ смотрит задумчиво и внимательно, словно не зная, довериться ли этой уверенности «Ынхёка» или же поступить так, как ему подсказывает собственное чутьё. Но, судя по всему, лидер группы вспомнил о собственных словах про то, что он пытается доверять Ынхёку заново, пусть даже это непросто, так что, сдаваясь и тихо вздыхая, Донхэ нехотя отвечает менеджеру: — Хорошо, мы завтра будем там. Да, вместе с Ынхёком. Он будет заниматься в щадящем режиме. — «Ну, вот и хорошо», — Хёкджэ с облегчением вздыхает, понимая, что проблема отчасти решилась — тренажёрный зал всё-таки им необходим, а прятаться от мира и дальше Хёк больше не может. Правда, Донхэ не был бы Донхэ, если бы он не добавил к этой навязанной менеджером необходимости своих условий: — Но учти, Пак Чонсу, в твоих интересах, чтобы к нам было снижено внимание. Пусть нам выделят отдельную раздевалку… что значит, как ты это сделаешь? Решай вопрос, а завтра пусть Сонмин с нами будет и всё проконтролирует. Да, если посетителей в эти часы не будет вообще — это будет идеально. Нет, Чонсу, я не понимаю сарказм. Не в этой ситуации, знаешь ли. — О, наш мастер переговоров снова в деле, — доверительно шепчет Хичоль, пользуясь тем, что лидер группы его не слышит. — Ещё немного — и нас в этом зале с фанфарами встретят, с салютом и красной дорожкой, вот увидишь. — Делай, что хочешь, но обеспечить нам спокойное посещение зала вы с Шивоном обязаны, — тон голоса Донхэ становится жёстче, когда он фактически гаркает в трубку, откуда доносятся не очень уверенные возражения менеджера. — И речь идёт только о тренажёрном зале. К репетициям мы вернёмся не раньше, чем доктор Кан официально разрешит Ынхёку после очередного осмотра. Тема закрыта. Скинешь в чат время для посещения зала. Пока Чонсу не успел наговорить что-то в трубку в ответ, Донхэ попросту завершает вызов и кладёт телефон на стол экраном вниз, шумно выдохнув и нервно мотнув головой, пытаясь тем самым успокоиться после этого разговора. И первым нарушить возникшую тишину решается только Йесон — поднимаясь с места, он начинает собирать посуду со стола, невозмутимо резюмируя: — Так значит, завтра мы идём в зал. Ну и хорошо. И молодец, что больше на Чонсу не срываешься — нам всё равно надо поддерживать с ним какие-никакие, но нейтральные отношения. — Да, он пытался ещё и на репетиции нас вывести, но в этом я ему уступать не собираюсь, — признаётся Донхэ, потирая шею и устало глядя перед собой, на кружку с чаем. — Пожалуй, в зал пару раз мы выбраться сможем. Больше так наседать на нас без причины я Чонсу не позволю. Особенно когда доктор Кан прямо сказал, что нас надо на время оставить в покое. — Думаю, Чонсу-хён прислушается к твоим словам — и завтра всё пройдёт спокойно, — Хёкджэ надеется, что его голос звучит обнадёживающе, потому, поднимаясь с места, чтобы помочь Йесону собрать посуду со стола, Хёк свободной рукой украдкой касается плеча Донхэ, обходя его со спины, и мягко добавляет: — Спасибо, Донхэ. Тут же вскинув голову, лидер группы оборачивается и внимательно смотрит на Хёка, но тот лишь кивает, направляясь к раковине с посудой в руках. — «Донхэ, как и всегда, принимает верные решения», — напоминает себе Хёкджэ, складывая посуду в раковину, чуть потеснив Чонуна в сторону. — «Просто его нужно немного подбадривать, чтобы Донхэ не думал, что несёт всю эту ответственность в одиночку». А дальше парни дружно пришли к выводу, что сегодня нужно пополнить запасы продуктов, ну ещё и приготовить еды побольше, чтобы не пришлось с этим возиться после тренажёрного зала, когда все они будут уставшими. В итоге в магазин отправили Кюхёна и Хичоля под чутким руководством Йесона, и Хёкджэ не мог не понимать, почему именно их — как Донхэ и обещал, он устроил парню возможность поговорить с родителями Кюхёна, когда самого макнэ и других в общежитии не будет. — «Это удивительно — держать одновременно в голове все данные обещания», — думает Хёк, смирно сидя на диване в гостиной и терпеливо дожидаясь, когда Донхэ свяжется с родителями макнэ и сядет рядом с ним. — «Донхэ действительно человек слова…» Зато разговаривать с госпожой Чо Хёку было чуть менее неловко, чем с другими родителями — госпожа Ким явно расстраивалась из-за того, что «Ынхёк» о ней совсем ничего не помнит, с родителями Йесона ни Хёкджэ, ни сам Ынхёк не были знакомы лично, но именно родители Кюхёна вели себя в больнице пусть участливо, но строго, не заставляя Хёка тем самым чувствовать себя неуютно и стыдливо от всей этой заботы. Кюхён определённо пошёл в родителей своими деловитыми повадками и этой манерой гордо держаться при практически любых обстоятельствах — только откуда у парня появилась эта привычка зубоскалить, особенно в адрес Ынхёка, Хёкджэ пока не понимает. — «Наверное, необходимость отбиваться от таких порой странных распоряжений менеджера и заставила Кюхёна наточить зубы…» — с сожалением думает Хёк: он уже успел убедиться, что не во всём Донхэ может уберечь и защитить ребят, и лидер группы это понимает и часто беспокоится из-за этого. Вообще, Хёк был очень благодарен мамам ребят за то, что те практически не звали своих мужей в кадр и в принципе не привлекали их внимание — Хёкджэ только едва успел рассмотреть отца Йесона, уже седеющего и немного лысеющего, но крепкого мужчину, с такими же густыми бровями, как у его сына, только уже ставшими практически серебряными, и с такой же, как у Йесона, формой тёмных глаз — с немного нависающими верхними веками и практически прямыми линиями нижних век. Мужчина определённо не видел смысла своего участия в этом разговоре, потому показался в кадре лишь в начале разговора на официальной части, но когда понял, что его супруга вполне справляется с беседой и сама, тактично покинул кадр. Господина Чо же попросту не было дома в такое время, так что при разговоре он не присутствовал, что, наверное, даже хорошо. — «И почему Ынхёк не общался с родителями ребят?» — недоумевает Хёкджэ после разговора, помогая ребятам с приготовлением обеда. — «Все они такие милые люди, и за меня… в смысле, за Ынхёка… так беспокоятся». Это кажется удивительным, ведь Ынхёк сам по себе всегда был социальным человеком и любил вертеться в гуще событий, так что его избирательность в вопросе общения с близкими мемберов группы Хёка довольно настораживает. — «Хотя бы он был близок с госпожой Ким…» — напоминает себе Хёк, контролируя активные процессы кулинарии остальных с помощью Донхэ: Кюхёну и Хичолю доверили нарезку всех продуктов, тогда как Чонун занимался добавлением ингредиентов в варящийся бульон, Хёкджэ чистил рыбу для гарнира, а Донхэ разделывал отварившееся в бульоне свиное мясо, чтобы поместить его в суп уже без костей и довольно специфических жирных кусочков. Все оказались при деле, так что никто уже не возражал, когда пришла очередь уборки — парни понимали, что завтра после зала им будет не до этого. Кюхён даже изъявил желание помыть аквариум, так что часть уборки он и Хичоль оставили на остальных с нарочным, но беззлобным умыслом. Зато вечером, когда все парни устало развалились на своих кроватях (в случае Хичоля — на диване), Хёкджэ, потягиваясь и уже готовясь ко сну, вдруг вспоминает, что одного звонка он сегодня так и не дождался — с ним не говорила мама Донхэ. — «До дома Донхэ не дошла доставка? Или господину и госпоже Ли не понравилось?» — причин для беспокойства было много, потому, повернувшись на бок, Хёкджэ решает спросить об этом у Донхэ, надеясь, что он не сильно отвлечёт лидера группы от чтения: — Донхэ, скажи, а… Твои родители тебе не писали сегодня? — Писали, — парень откладывает электронную книгу в сторону и поправляет на переносице свои большие очки с толстой оправой, которые магически, по мнению Хёка, создают для Донхэ не заученный образ умника, а какой-то расслабленный и даже уютный образ, по-своему домашний. — Но я подумал, что лучше будет отложить разговор на другой день. Мама не возражала, а ты и так измотан после всего, что было сегодня. — Ну, если ещё не очень поздно, то я вполне могу поговорить с ней сейчас, — Хёкджэ старается как можно беззаботнее пожать плечами, чтобы Донхэ не считал его каким-то немощным, пусть даже из благих побуждений. — Вы за меня беспокоитесь, но мне будет стыдно из-за того, что я поговорил со всеми, а с твоими родителями не успел. Твоя мама столько делала для меня в больнице, а я не смогу найти на неё время? Это как-то некрасиво. — Я же сам попросил её не звонить сегодня, так что никто бы не подумал, что ты проявил неуважение, — напоминает Донхэ, но, прислушавшись к словам Хёкджэ, откладывает электронную книгу на тумбочку, снимает свои очки для чтения и, убирая их подальше, тянется к своему телефону, снимая блокировку с экрана. — Хорошо, сейчас напишу маме. Возможно, они ещё не спят. Хёкджэ считал, что времени ещё не особо много, но благодаря словам Донхэ парень снова вспомнил, что люди в возрасте ложатся спать намного раньше, чем молодёжь, и от этой мысли ему становится стыдно ещё больше. — «Сперва в течение дня не смог найти время, теперь, возможно, их ненароком разбужу своим никому не нужным чувством справедливости», — от этих мыслей Хёк уже готовится было попросить Донхэ всё-таки отложить этот звонок и провести его хотя бы завтра, но лидер группы уже поднимает голову и, коротко кивнув, добавляет: — Родители ещё не спят, так что если ты готов побеседовать с ними прямо сейчас… — Да, спасибо, — Хёку приходится смириться с тем, что пути назад уже нет, так что, понимая, что сейчас ему предстоит очередной видеозвонок, парень садится на постели поудобнее и, надеясь, что Донхэ не смотрит, спешно приглаживает свои волосы и одёргивает ворот свитера, чтобы выглядеть как можно приличнее и опрятнее. — Привет, сынок. Ты в своей комнате? — в тишине комнаты сразу же раздаётся мягкий голос госпожи Ли, который доносится из динамика мобильного телефона Донхэ. — А где Ынхёк? Он сейчас с тобой? — Привет, мам. Да, он здесь, — парень легко улыбается в камеру и, поднимаясь с места, подходит к постели Ынхёка, после чего усаживается рядом со стушевавшимся Хёкджэ и чуть вытягивает руку, чтобы и «барабанщик» был в кадре. — Так рвался с тобой поговорить, что спать бы мне точно не дал. — Донхэ! — Хёк уверен, что лидер группы пошутил так специально, чтобы вовлечь его в разговор и снять часть этой возникшей неловкости, но пожурить Донхэ в ответ было необходимо. — Добрый вечер, госпожа Ли. Я вас не сильно отвлекаю? — Здравствуй, дорогой, — по крайней мере, госпожа Ли не кажется уставшей или сонной, значит, Хёкджэ её своими глупостями действительно не разбудил — женщина приветливо улыбается в камеру и чуть качает головой. — Нет, не волнуйся, всё в порядке. Я хотела позвонить тебе утром, но Донхэ сказал, что вы все в заботах сегодня. — Да, завтра мы идём в тренажёрный зал, потому сегодня мы немного увлеклись с домашними хлопотами, — Хёкджэ решил не вдаваться в подробности других звонков, раз Донхэ это не упомянул, чтобы не создать ещё большую неловкую ситуацию. — Извините, следовало позвонить вам намного раньше… — Я же сказала — всё хорошо, не беспокойся, — госпожа Ли спешит заверить «Ынхёка», что ничего страшного в позднем звонке нет, но перейти к теме благодарственного подарка как-то не получается. — В тренажёрный зал? Уже? Я думала, доктор Кан советовал оставить вас минимум на месяц в стороне от расписания. — Да, так и было, но тренажёрный зал нам не повредит, — Хёкджэ беспокойно косится на Донхэ, но тот лишь покачивает головой, соглашаясь со словами «Ынхёка». — В любом случае нам скоро нужно будет готовиться к концерту, так что пока стоит хоть немного вернуться к привычному режиму. — Ну что с вами делать… только не увлекайтесь с упражнениями, особенно после такого перерыва, — мягко советует госпожа Ли, беспомощно пожимая плечами — эта женщина явно привыкла к тому, что её сын и другие мемберы группы самостоятельны и знают, что делать. — Вообще, я хотела поблагодарить тебя за букет, Ынхёк. Тебе не стоило так беспокоиться, но цветы очень красивые. — Я просто подумал, что хочу как-то отблагодарить вас за помощь, — Хёкджэ снова становится неловко, пусть эти слова он говорит уже четвёртый раз за день. — Вы были так добры ко мне, когда сидели со мной в больнице — и я очень признателен вам за это. Всё это очень важно для меня. — Ты ещё легко отделалась, мам, — в разговор снова вступает Донхэ, так кстати решив в очередной раз немного разбавить тему раговора. — Нам Ынхёк решил купить тёплые пижамы. Вот такие подарки принимать было ужас как неловко. — Я же столько раз говорил — ты можешь отдать пижаму кому-нибудь, если она тебе не нравится… — вяло парирует Хёкджэ, но Донхэ лишь усмехается, помотав головой: — Отдать пижаму, которая словно на меня была сшита? Ты за кого меня держишь, Ынхёк? — Мальчишки, вы до сих пор ведёте себя, как дети, — госпожа Ли лишь посмеивается, наблюдая за этим спором, Хёкджэ наконец позволяет себе рассмеяться, поняв, что Донхэ лишь шутит, но следующие слова лидера группы застают его врасплох: — Да даже если бы она мне не подошла — я бы всё равно что-нибудь придумал, чтобы её носить. Это же подарок, и что бы ты ни говорил — всё это для тебя многое значит. Смутившись, Хёкджэ лишь сильнее натягивает на запястья рукава свитера, не зная, что на это ответить, а вот госпожа Ли, неожиданно оживившись, произносит: — Так, а теперь я хочу поговорить с Ынхёком наедине. Сынок, будь так добр, отдай ему свой телефон и сходи куда-нибудь прогуляться. — Куда я пойду? И что ты удумала? — Донхэ пытается возмутиться, но, не решаясь ослушаться матери, поднимается на ноги, только телефон Хёку пока так и не отдаёт, сам нерешительно посмотрев на притихшего «барабанщика». Но госпожу Ли, кажется, непросто смутить, так как она только распаляется, шутливо заохав: — Ну вы посмотрите на него — даже свой телефон оставить без присмотра не может. Давай тогда номер Ынхёка и я сама ему позвоню… — Ладно-ладно, пойду тогда в душ, — окончательно сдаётся Донхэ, видимо, вспомнив о неготовности «Ынхёка» делиться своим номером телефона. Парень отдаёт свой телефон Хёкджэ в руки и, обеспокоенно покосившись на «барабанщика», берёт свои вещи и полотенце, доставая их из шкафа, после чего тихо уходит из комнаты, плотно прикрыв за собой дверь. Наблюдая за этим, Хёк лишь лихо вздыхает — даже съедаемый любопытством, Донхэ сам отрезал себе возможность подслушать разговор из коридора, тогда как Хёкджэ подслушивал столько разговоров ребят, что уже и не сосчитать. — «Какой же он всё-таки хороший…» — Ну как ты, Ынхёк? — с осторожностью вопрошает госпожа Ли, когда в комнате снова становится тихо. — Выглядишь, конечно, получше — и румянец появился, и щёчки… Но, наверное, тебе всё ещё непросто? — Не то слово, — Хёк был бы и рад возразить, но лгать этой доброй женщине он не хочет и не сможет, потому он осторожно перехватывает телефон Донхэ, чтобы не выронить его, и садится поудобнее, двигаясь к стене, намереваясь опереться о неё спиной. — Но ребята поддерживают меня и постоянно находятся рядом. Без них бы я не справился, да и без вас тоже. Большое спасибо вам за пирог. У него был волшебный вкус. — Ынхёк, милый, не увиливай, пожалуйста, — женщина всё ещё улыбается, но её взгляд становится более настороженным и пристальным. — Я рада, что тебе понравился пирог и я всегда готова приготовить для вас что-то вкусненькое, но ты же понимаешь, что я спрашиваю о другом. Мы все беспокоимся о тебе, дорогой. Я надеялась, что ты приедешь к нам вместе с Донхэ. — Ну что вы, это было бы так неудобно и некрасиво с моей стороны, — Хёкджэ даже испугался столь щедрого предложения: он не представлял, что бы творилось в голове Донхэ, если бы Хёк и правда отправился с ним в дом его родителей — наверняка, как лидер группы, Донхэ беспокоился бы ещё больше, и ничем хорошим эта поездка бы не закончилась. — Да и Донхэ… ему нужно было побыть в стороне от всего этого. Простите, что доставил вам проблемы. — Ынхёк, ты умный мальчик, но сейчас ты говоришь такие глупости, — вздыхает госпожа Ли, покачав головой. — Конечно, я рада, что ты убедил моего сына хоть ненадолго уехать и отдохнуть, но никаких проблем ты не доставляешь. Мы все готовы помочь тебе, Ынхёк. Всё, что угодно — только попроси. Ты наверняка считаешь, что ты остался один в этом мире, но это совсем не так. Рядом с тобой столько людей, которые поддержат тебя и помогут, даже если ты сейчас это не понимаешь. — Я действительно это не понимал, но… теперь я понимаю, — честно признаётся Хёкджэ, нервно сглотнув. — Думаю, когда я наконец осознал, сколько всего вы все делали для меня — тогда я и захотел как-то… это показать. И я обещал ребятам, что я постараюсь научиться… жить дальше. Думаю, мои близкие хотели бы именно это — чтобы я справлялся с любыми трудностями и… жил за них. — Это очень хорошее обещание, дорогой, — госпожа Ли с пониманием улыбается, пытаясь таким образом поддержать «Ынхёка» и как будто даже поблагодарить тем самым за то, что парень немного разговорился. — И очень непростое. Но ты справишься со всем этим. И я уверена, что твои близкие присматривают за тобой с неба и гордятся тобой. Ты чудесный мальчик, Ынхёк, и очень сильный. — «Если бы это было правдой, то родители защитили бы Ынхёка и не дали бы ему погибнуть в этой аварии», — думает Хёкджэ, и, пусть ему хватает сил и такта не высказать всё это ни в чём неповинной госпоже Ли, которая просто желает помочь, подступающие слёзы он сдержать уже не может. И это становится слишком заметно, так как мама Донхэ сразу же спохватилась и перестала улыбаться, тихо охнув: — Прости, Ынхёк, я не хотела тебя расстроить. Я совсем забыла, что ты атеист… — Ничего, госпожа Ли, — Хёкджэ свободной рукой вытирает накатившие слёзы, пытаясь выдавить хоть какое-то подобие улыбки. — Я принимаю лекарства по рецепту доктора Кан и мне уже легче справляться со всем этим. И я действительно ни во что не верю… потому что иначе я буду терзать себя вопросами, на которые никто не ответит, ещё больше. Мне проще думать о том, что их всех… больше нет. — «Только Ынхёка я так и не могу отпустить», — думает Хёк, не решаясь сказать об этом вслух. — «Он всё ещё в моих мыслях и снах… и я нескоро смогу примириться с тем, что он… что я теперь он». — Прости, дорогой, — госпожа Ли определённо сожалеет о том, что она сказала, но исправить ситуацию добрая женщина уже не может, потому и вздыхает, снова покачав головой: — Ты ни во что не веришь и я уважаю твоё решение, но тебе стоит знать, что все мы молимся за тебя, Ынхёк. Я бы хотела сейчас обнять тебя, мальчик мой… — Спасибо, госпожа Ли, — сипло отвечает Хёкджэ, тихо шмыгая носом. — И… не беспокойтесь так. Мне правда уже лучше. Просто думать обо всём этом временами ещё тяжело. И уже довольно поздно, так что… — Предлагаешь мне вот так просто уйти, когда я же тебя и расстроила? — вздыхает госпожа Ли, и её вопрос так напомнил Хёкджэ ворчание Донхэ, что он невольно улыбнулся шире, снова думая о том, как ребята походят на своих родителей. — Ну вот, а теперь ты смеёшься, и я не понимаю, почему. Но уж лучше смех, чем слёзы, верно? — Конечно, — Хёк продолжает улыбаться, ещё шмыгая носом, но, по крайней мере, больше не плача. — Говорят, что смех — лучшее лекарство, так что ребята здесь стараются изо всех сил, чтобы смешить меня. Сейчас это и вам удалось. И спасибо, что позвонили, госпожа Ли. — Это тебе спасибо за букет, — добавляет добрая женщина, смягчившись. — Если что понадобится — звони нам в любое время, хорошо? — Конечно, госпожа Ли, — Хёкджэ не сомневается, что сейчас и он, и мама Донхэ, думают об одном — чтобы «Ынхёк» позвонил, это должна быть совсем из ряда вон выходящая ситуация, особенно если учитывать, что после аварии «барабанщик» совсем не помнит родителей ребят. — «Ынхёк всегда был самостоятелен, значит, и я должен справляться сам…» — думает Хёк, уже не заметив, что вызов завершился, а экран мобильного телефона Донхэ потух. — «Хоть я и могу немного больше общаться с родителями ребят, но стоит сдерживать себя… Они не поймут таких перемен в Ынхёке, так что…» — Ынхёк? — когда рядом раздаётся встревоженный голос Донхэ, Хёк вздрагивает и испуганно вскидывает голову, распахнутыми, влажными после слёз глазами глядя на вернувшегося лидера группы. Донхэ, склонившись было над Хёкджэ, тут же отшатывается немного назад, не ожидав, что парень настолько задумается и его можно будет застать врасплох. Нервно ухватившись руками за края полотенца, перекинутого через шею, лидер группы мнётся перед тем, как задать новые, волнующие его вопросы: — Что-то случилось? Ты… тебя снова что-то расстроило? — А? — за этим милым окончанием разговора с госпожой Ли Хёкджэ уже позабыл, что он снова расплакался от тяжёлых мыслей, так что ему спешно приходится выкручиваться, чтобы Донхэ не начал беспокоиться. — Нет, я просто… Ой, а что, у тебя уже высохла пижама? — Как видишь, — послушавшись, Донхэ отступает ещё на шаг назад, чтобы показаться Хёку в новой пижаме, которая уже успела высохнуть после стирки. — У тебя всё-таки глаз-алмаз, Ынхёк. Обычно найти штаны по моим размерам непросто — приходится брать либо слишком большие, либо слишком облегающие и в них невозможно вздохнуть спокойно, не говоря уже о том, чтобы в них как-то двигаться. — Зато выглядит эффектно, — бездумно бормочет Хёкджэ, но когда Донхэ, нервно икнув, молча принимается его разглядывать, парень спешно меняет тему, чтобы не спалиться в своих симпатиях окончательно: — Вообще, твоя мама — замечательная. Она так беспокоится обо мне… мне даже немного неловко. — Ты ей понравился, — признаётся Донхэ, осторожно усаживаясь рядом и забирая из рук Хёкджэ свой мобильный телефон. — Она у меня довольно суетливая и всех вас любит, конечно, но ей впервые выдалась возможность узнать тебя получше. Да и, признаться, у нас тоже эта возможность появилась только сейчас. Мы узнали о тебе столько всего, сколько не знали за все шесть лет, что мы вместе. Приятно видеть, что ты начал нам доверять. — Но я и раньше доверял! — Хёк тут же вспыхивает, будучи готовым защищать избирательность Ынхёка в знакомствах — он не сомневается и никогда не будет сомневаться, что Ынхёк доверял ребятам, и особенно Хичолю. — Если всё дело в тайнах обо мне и моём брате, то… — Не горячись. Дело не в этом, — успокаивающе произносит Донхэ, мягко похлопав Хёкджэ по колену. — И я ничего плохого не пытаюсь сказать. И не при таких обстоятельствах и не в такой ситуации, но… было приятно узнать о тебе немного больше. — Хорошо, я тебя понял, — Хёк наконец понимает, что имел в виду Донхэ — и согласно покачивает головой, сбавляя пыл и показывая, что он не злится. — Просто слишком много разговоров о доверии в последнее время. Не скажу, что это давит… но приходится всё чаще об этом думать. — Извини. Когда думаешь, что тебе доверяют немного больше — становится страшно даже предполагать, что потом придётся снова вернуться к привычному уровню, — лидер группы виновато улыбается, чуть разводя руками в стороны. — Но это уже моя проблема, так что больше я не буду забивать тебе голову этой темой. Так что тебя так расстроило? Тебе что-то сказала моя мама? — Нет, просто снова зашла речь о моих близких и о том, что я остался совсем один, — Хёк мог бы дать какое-то уклончивое объяснение, но что-то ему подсказывает, что госпожа Ли обязательно расскажет об этом моменте своему сыну, а быть уличенным в ещё одном обмане Хёкджэ не хочется. — Сам знаешь, я уважаю вашу веру, но у меня совсем другое представление о мёртвых. Для меня их просто… больше нет. Только мой брат до сих пор в моих мыслях и днём, и ночью, но… он меня не слышит. И я уже устал пытаться позвать его, Донхэ. Нашей с ним связи больше нет и никакая религия эту связь не вернёт. — Вашей с ним связи? — тихо переспрашивает Донхэ, как будто пропустив мимо ушей все слова о вере и религии. — Ты о связи между близнецами? Я слышал об этом, но не думал, что это всё правда. — Я знаю, это звучит глупо, — Хёкджэ слабо улыбается, рефлекторно доставая из-под свитера свой кулон на цепочке и мягко сжимая его в руке, словно желая ощутить поддержку Ынхёка вновь, хоть это украшение теперь всегда холодное и равнодушное. — Но даже когда мы ещё не встретились снова, я как будто чувствовал, что мой брат где-то далеко и ждёт меня. — Твой брат… Хёкджэ… он чувствовал то же? — уточняет Донхэ, заинтересованно придвинувшись ближе, едва касаясь своими пальцами пальцев Хёка. — И когда вы встретились, вы тоже это чувствовали? — Он не особо распространялся, но он ждал меня скорее из собственного упрямства, — хихикает Хёкджэ, повернувшись корпусом в сторону лидера группы и продолжая свой рассказ. — И когда мы уже встретились вновь… Я ощущал эту связь каждый день, даже если из-за расписания мы временно не могли связаться. И я чувствовал, что брат со мной и всегда будет на моей стороне… до самого последнего дня. К горлу снова подступает комок, но Хёк уже готов к этому и не позволяет себе потерять рассудок и снова расплакаться. — «Я больше его не чувствую…» — Хёкджэ приходится признать это гораздо раньше, чем хотелось — парень так и не оставлял попыток и звал Ынхёка в своих снах, надеясь, что тот сумеет наконец унять его боль или хотя бы забрать его с собой. — «Я больше ничего не чувствую…» — Я больше ничего не чувствую, — шёпотом повторяет Хёкджэ, не обратив внимание, что он говорит это вслух. — Я просто больше ничего не чувствую… только пустоту и тоску. — Ынхёк… — Донхэ тихо вздыхает и придвигается ещё немного ближе, нерешительно прикоснувшись тёплой рукой к плечу парня. — Не говори так. В тебе всегда было много разных чувств… ты практически жил ими и всегда умел ими управлять. Тебе просто нужно ещё немного времени. — Было бы всё так легко, — Хёкджэ сгибает руку в локте, чтобы нащупать пальцы Донхэ и немного сжать их. — Как раньше, больше не будет. Я буду держаться, как я и обещал, но это всё так непросто… Боюсь, про тот огонь, про который ты говорил, его больше нет. — Это не так важно, — мягко отвечает Донхэ, не отводя от Хёка своего взволнованного взгляда. — Главное, что ты ещё находишь силы для борьбы с этими испытаниями — а мы будем рядом с тобой и поддержим. Твой огонь, который вёл нас на сцене столько лет, мы заменить не сможем… но и угаснуть тебе не дадим. Ты не один, Ынхёк. Несмотря на то, что Хёкджэ очень хочется, чтобы Донхэ взял и обнял его прямо сейчас, парень об этом не просит и не придвигается ближе сам — Хёк сейчас далеко не в таком разбитом состоянии, как в первые дни после аварии и подобные объятия уже становятся неуместными, ведь Ынхёк и Донхэ совершенно не ладили. Единственный, кто всегда сможет предоставить поддерживающие обнимашки — это великолепный Ким Хичоль, на правах «лучшего друга», но тут тоже есть риск переборщить с этим тактильным контактом, так что Хёку следует быть осторожнее. Но даже такое, казалось бы, простое прикосновение по-своему подбадривает Хёкджэ — снова взять свои мысли под контроль стало немного проще. — Спасибо, Донхэ, — Хёк не против и дальше держать Донхэ за руку, но, как говорят, всё хорошее должно быть в меру, так что парень нехотя спускает руку лидера группы со своего плеча и благодарно улыбается ему. — Осталось только пережить концерт, а затем, надеюсь, всё постепенно придёт в норму. Донхэ ничего не отвечает, согласно качнув головой, и от того, как этот парень сейчас близко, Хёкджэ снова становится неловко. Затаив дыхание, Хёк, не зная, что сказать, даже не решается пошевелиться, неотрывно наблюдая за Донхэ, таким одновременно стушевавшимся и нерешительным, но в то же время сочетающим в себе и рассудительность и порывистость. Слабость, сокрытая в силе, совесть, переплетённая с чувством долга и ответственностью — всё это делало Донхэ именно Донхэ, а не кем-то другим. И, оказывается, когда лидер группы так насторожен, Хёкджэ очень сложно отвести от него взгляд: Хёку даже начинает казаться, что Донхэ как будто тянется ближе к нему. — «Что он задумал?» — испуганно думает Хёкджэ, когда убеждается, что ему не показалось — лидер группы действительно немного наклонился в его сторону, и у Хёка нет ни единой приличной причины, для чего Донхэ решил это сделать. Нервно сглотнув, парень уже готовится спешно придумать какую-то отмазку, чтобы выпроводить Донхэ со своей кровати, но лидер группы сам замечает смятение на лице «барабанщика» и, чуть усмехнувшись, тёплыми пальцами аккуратно прибирает рыжую чёлку Хёкджэ, открывая его лоб, после чего тихо произносит: — Конечно, всё обязательно придёт в норму. Доброй ночи, Ынхёк. — Доброй ночи, — растерянно пролепетал Хёк, потянув ворот свитера немного в сторону: ему вдруг становится очень жарко, не то от тёплой одежды, не то от своих мыслей, но раздеться до белья при Донхэ, чтобы уже лечь под одеяло, ему всё ещё кажется невыполнимым делом. К счастью, Донхэ, продолжая усмехаться, поднимается с постели и уже отправляется к себе, в свою часть комнаты. Снимая полотенце со своих плеч, парень откладывает его в сторону и, устало зевнув, Донхэ выключает свет и первым ложится под одеяло, отвернувшись лицом к стене. Пользуясь возможностью, Хёкджэ старается как можно быстрее снять лишнюю одежду, то и дело опасливо косясь в сторону Донхэ — а вдруг тот резко повернётся? Но всё обошлось: Донхэ лежит практически неподвижно, так что Хёк без проблем забирается под одеяло и ёрзает на кровати, чтобы устроиться поуютнее. Впереди будут новые дни, непростые и полные новых испытаний, но Хёкджэ надеется, что у него хватит сил, чтобы справиться со всем этим. — «Родители ребят так добры ко мне… и парни так поддерживают меня. Я должен справиться», — убеждает себя Хёк, глядя в потолок и надеясь, что, благодаря лекарствам, он сумеет выспаться и отдохнуть. — «Ты бы справился, Ынхёк. Я всегда равнялся на тебя во всех вопросах, где требовалась смелость, так что… Я постараюсь, Ынхёк. Я не заменю тебя в полной мере, но я очень постараюсь. И… мне так тебя не хватает…»