Цветок и нож

«Без тебя ничего не хочу сейчас, Кто кого спас, кто кого спас?.. Когда не можешь уснуть, глажу твои волосы, Фразы в голове только твоим голосом» © Матвей Князев и Виктория Копылова — Космосом

      Хоть этот небольшой перерыв вышел и вправду слишком коротким, Хёкджэ успел и передохнуть, и преисполниться уверенности в том, что он неплохо справляется с репетицией — играет «барабанщик» уже с большим запалом, да и над соло они с Донхэ продолжат работать завтра из-за неожиданной поблажки от неприветливого менеджера.       — Я не хочу, чтобы завтра Ынхёк опять сдулся перед работой над своим соло, — ворчит менеджер, поясняя своё решение закончить репетицию пораньше. — На этот вечер вы все свободны. Едете в общагу и ведёте себя как примерные мальчики — ужин, чай, сон. Донхэ, чтоб к ноутбуку вообще не подходил. Все уяснили?       — Уяснили, хён. Не беспокойся, Ынхёк проконтролирует, — задумчиво отвечает Йесон, отчего у Хёкджэ чуть было палочки из рук не выпадают. Нервно икнув, он обеспокоенно косится на гитариста, не понимая, что тот хочет сказать, но Хичоль вовремя приходит на помощь, легко хлопнув парня по плечу:       — А то. Из-за режима Ынхёка мы теперь едим, как по часам, никаких ночных обжираловок. Даже скучно как-то.       — «Так они про ужин», — с облегчением думает Хёкджэ, неловко заулыбавшись — он-то решил, что Чонун имел в виду задание «проконтролировать Донхэ и не подпускать его к ноутбуку» — ни для кого не было секретом, что если лидер группы засядет за свои программы для редактирования музыки, то спать он, скорее всего, так и не ляжет. Отчасти потому Хёк и заволновался — слова Чонуна могли означать как то, что «Ынхёк» и Донхэ соседи, потому проконтролировать занятия лидера группы ему будет проще, так и то, что у барабанщика по мнению остальных может быть какой-то особенный стиль воздействия на Донхэ, вплоть до того, что ребята уже давно догадались об их отношениях. Но, к счастью для Хёка, гитарист говорил всего лишь об ужине и навязанном им распорядке, к которому парни и вправду пристрастились.       — Ладно, собирайтесь. На сегодня вы закончили, — Чонсу поднимается с диванчика и выходит из репетиционного зала, на ходу пытаясь кому-то позвонить. — «Ёнуну, наверное», — предполагает Хёк и, выбравшись из-за барабанной установки, устало потягивается — у парня уже немного затекли плечи и от активной игры он даже снял с себя толстовку, оставшись лишь в обтягивающей белой майке и уже практически не стесняясь того, что ребята видят его открытые плечи. — «Наверное, после тренажёрного зала и этих переодеваний перед концертом мне нужно относиться к этому легче?» — предполагает Хёкджэ, потянувшись за толстовкой, чтобы надеть её перед тем, как отправляться.       — Что-то Чонсу сегодня слишком добрый, — настороженно комментирует Кюхён, откладывая гитару на специальную подставку. — Завтра точно снег пойдёт.       — Да это Ынхёк просто кофейком его припоил, — посмеивается Хичоль, легко пихнув макнэ локтем в бок и доставая из кармана свой мобильный телефон. — Вот и подобрел старик. Сваливаем, пока он не передумал.       — Хичоль прав. Собираемся — и едем в общежитие, — командует Донхэ, переглядываясь со старшим мембером и устало потирая своё плечо, явно не замечая, что Хёкджэ наблюдает за ним и состояние лидера группы парню совсем не нравится. Но высказать свои опасения Хёк не успевает — Хичоль наводит на него камеру своего мобильного телефона и довольно восклицает:       — Так, котёнок, а ну, улыбнись!       — Что? — растерянно переспрашивает Хёкджэ, но, понимая, что старший мембер хочет его сфотографировать, тут же неловко отворачивается, пытаясь закрыть лицо. — Хичоль, перестань. Я не хочу фотографироваться.       — Ынхёк, но ты же… — Хичоль замялся, не опуская руку с телефоном, но Хёк понимает, что старший мембер пытается сказать — Ынхёк всегда любил позировать и делать кучу фотографий, придирчиво отбирая самые лучшие из множества, казалось бы, одинаковых фото, которые по мнению брата были абсолютно разными, ведь «здесь свет лучше упал, а здесь я посмотрел не туда». Хёкджэ уже намеревался придумать для Хичоля подходящее оправдание, что именно после аварии он не может смотреть на свои фото, так как будет видеть вместо себя своего брата, что в целом даже не считается ложью, если так подумать, но сказать это Хёк не успел.       — Чш-ш-ш, Ынхёк, не дёргайся, — неожиданно произносит Донхэ, подойдя к Хёку со спины и слишком открыто обнимая его за талию, сцепив пальцы на животе «барабанщика», отчего время как будто останавливается. — Так нужно, правда.       — Что? — растерявшись, Хёкджэ неловко дёргает руками и поворачивает голову к Донхэ, не понимая, что тот пытается сделать — а потом их обоих озаряет короткая вспышка света, которая может означать только одно — Хичоль сделал фотографию.       — Вот теперь можно и домой, — довольно комментирует старший мембер, рассматривая получившееся фото. — Ынхёк, рыба моя, ты выглядишь превосходно, не переживай даже. Пошли уже, пока старик не передумал отпускать нас пораньше.       — А… ладно, — окончательно запутавшись, Хёкджэ, чувствуя что Донхэ разжал руки, достаёт с дивана свою толстовку и спешно одевается, обратив внимание на то, что лидер группы, обычно замыкающий их шествие после выполненных согласно расписанию дел, в этот раз умчался из зала, чуть ли не обогнав оторопевшего Кюхёна. — «И что это такое было?»       Но поговорить в общежитии тоже не удаётся — сперва мемберы уже практически потребовали ужин, в унисон урча голодными животами, так что все вопросы пришлось оставить на потом, а затем Донхэ и Хичоль подозрительно дружно вызвались вымыть посуду, многозначительно переглядываясь, так что Хёкджэ приходится смириться с тем, что ответы так сразу он не получит. В любом случае, Хёку очень хотелось принять душ, так что он воспользовался этой возможностью, чтобы уйти в ванную, пока та не занята. — «Хоть что-то хорошее…»       Горячий душ немного расслабил Хёкджэ и унял часть нехороших мыслей — нежелательные волосы на теле, обработанные лазером, начинают постепенно сходить, когда парень проводит по коже мочалкой, так что по этому вопросу Хёк практически перестал переживать. — «Разве что придётся периодически снова посещать госпожу Мин…» — от этой мысли Хёкджэ до сих пор немного лихорадит, но смущение, скорее всего, пройдёт после нескольких сеансов.       По крайней мере, когда усталость немного отступила, желание Хичоля сделать его фото воспринимается немного легче. — «У Ынхёка было много фотографий с Хичолем, так что мне не следует относиться к этому так… категорично», — уверен Хёк: в целом, он даже готов проявить большее понимание к желанию Хичоля снова начать забивать память телефона горой фотографий с «Ынхёком», разве что стоит приучить старшего мембера к тому, что «барабанщика» к таким занятиям следует хотя бы немного подготавливать, чтобы он не чувствовал себя застигнутым врасплох.       А вот с Донхэ всё было не так однозначно: лидер группы вмешался в разговор так неожиданно, что Хёкджэ даже растерялся. Донхэ просто подошёл и обнял его при всех, заставив Хёка таким образом замолчать и замереть на месте, чтобы Хичоль успел сделать фото. — «Но зачем это Донхэ?» — недоумевает Хёкджэ, пытаясь подготовить себя к непростому разговору с лидером группы. — «Или он просто хотел помочь Хичолю сделать фото? Это ведь… наше первое совместное фото…»       Хёк понимает, что лидер группы скорее всего не придаёт этой фотографии такого значения, как он — в сети было много фотографий, где участники группы умещались все вместе, либо где так или иначе Ынхёк и Донхэ оказывались вместе в одном кадре, хоть и совместной фотографией это назвать непросто. Но для Хёкджэ это фото действительно выходит самым первым и самым осознанным — фото, сделанные журналистами во время пресс-конференции или на фестивале Хёк даже не вспоминает, так как до сих пор не видит в них никакого смысла. — «Но всё равно нужно будет попросить Хичоля отправить мне это фото… Раз уж оно сделано и на нём я и Донхэ… вместе».       — О, Ынхёк, ты сегодня быстро, — в их комнате Донхэ тут же оборачивается на звук шагов, как-то устало выдавив из себя улыбку. — Ты как себя чувствуешь? В этот раз ты очень хорошо разыгрался на репетиции.       — Я… кажется, да, — замявшись, Хёкджэ садится на свою постель, протирая волосы, которые уже немного отросли, отчего пшеничные корни уже пробиваются сквозь зарево рыжего цвета. — А ты? Ты выглядишь уставшим.       — Мне просто нужно немного отдохнуть — и я буду в порядке, — спешно отвечает лидер группы, нервно переминаясь с ноги на ногу. — Я так понимаю, что ты… ещё не заходил в Инстаграм, да?       — Нет, а должен был? — удивляется Хёк, откладывая полотенце в сторону и потянувшись к своему мобильному, что лежит на столе рядом с аквариумом — после всего, что произошло, парень уже совершенно не боится оставлять сотовый Ынхёка в зоне видимости, ведь Донхэ всем ясно дал понять, что он и сам в телефон «барабанщика» не полезет, и другим этого не позволит.       — Тогда понятно, — вздыхает Донхэ, доставая свой мобильный и подходя ближе к Хёкджэ. — Мне нужно кое-что тебе рассказать, но сперва я лучше покажу. Взгляни.       — Что-то случилось? — вопрошает Хёк, но послушно берёт телефон Донхэ и с любопытством смотрит на экран, не зная, как ему прокомментировать увиденное. На экране был Instagram-аккаунт Донхэ со свежей публикацией — их с Хёкджэ фотографией, которую сделал Хичоль, подписанной как «Training». И Хёк даже не мог предположить, что фото окажется таким неплохим — он-то полагал, что панически дёргался во время слов старшего мембера, но на фото «барабанщик» выглядел… как и всегда. — «Вернее, как Ынхёк всегда выглядел», — напоминает себе Хёкджэ, ведь даже ему самому в какой-то момент показалось, что на фото не он, а его брат — настолько парень выглядит расслабленным и обыденным, занятым лишь всеми этими хлопотами с репетициями к концерту — и ничего кроме. Ещё и выражение лица Донхэ на фотографии такое непривычное — лидер группы смотрит точно в камеру, выглядывает из-за его плеча и он так близко, что даже становится немного страшно, что это фото стало общеизвестным. — «У Донхэ не будет проблем с Чонсу после этого?» — Хёкджэ обеспокоенно косится на Донхэ, подняв голову, но лидер группы и сам понимает, что им нужно поговорить, так что он осторожно садится рядом и тихо вздыхает:       — Ынхёк, ты только не злись, ладно? Это… было необходимо.       — Я не злюсь, но это меня удивило, — поясняет Хёк, не понимая, почему он должен злиться, если, как парни наверняка знают, Ынхёк обожал фотографии. — Ты мне расскажешь, что стряслось?       — Это всё Чонсу, — морщится Донхэ — говорить о строгом менеджере ему до сих пор непросто. — В последнее время никто из нас не выкладывал обновлений в социальных сетях, потому фанаты беспокоятся. С концертом всё пока так неоднозначно, да и ты… всех волнуешь ты, даже несмотря на то, что периодически ты заходишь в свои аккаунты. Потому Чонсу хотел, чтобы ты выложил какое-нибудь фото, но… мы с Хичолем поняли, что ты к этому до сих пор не готов.       — Потому Хичоль решил сам меня сфотографировать и выложить в сети? — догадывается Хёкджэ, покачав головой — после того, как он сам побольше пообщался с менеджером, парню нетрудно понять, что в некоторых вопросах Чонсу часто бывает слишком нетерпелив. С другой стороны, исходя из решений и требований менеджера, Хёк бы не мог сказать, что Чонсу заставляет их делать что-то бессмысленное — занятия в тренажёрном зале и репетиции действительно необходимы, а пресс-конференция и участие на фестивале, скорее всего, даже не обсуждались в агентстве — это просто нужно было взять и сделать, чтобы утихомирить поднявшуюся панику среди фанатов. Но Хёкджэ бы очень хотелось, чтобы Чонсу отправили на какие-нибудь курсы по умению создавать подходящий настрой в вверенном ему коллективе — этот мужчина думает только о деле и о тех трудностях, которые будут на пути, а вот настроение ребят он совершенно не улавливает, раз продолжает на них всех давить. И, что, возможно, менеджер ещё не понимает или не хочет понимать — мемберы группы практически перестали его бояться, от новых его указаний они раздражаются ещё больше и в основном делают лишь то, что нужно, в те сроки, которые они выбрали себе сами, а это уже наверняка очень мешает Чонсу выполнять свою работу эффективно.       Если бы Ынхёк хотя бы обмолвился о том, что у него в группе трудности с менеджером, Хёкджэ бы обязательно нашёл выход — напёк бы кучу вкусностей, собрал бы их всех за одним столом и, возможно, даже сумел бы примирить как и ребят с менеджером, так и Ынхёка со всеми. Хёк бы определённо говорил о том, что они все — часть единого коллектива и для успеха должны не только работать вместе, но и слушать друг друга, чтобы возникло хоть какое-то доверие между ними. Но сейчас Хёкджэ на всё это не хватает сил — он может лишь двигаться в нужном направлении, чтобы предотвратить бурю и опередить разгорающийся конфликт, но даже на это у него не всегда хватает сил. И, возможно, ребята тоже это понимают, потому и перестают так агрессивно вести себя с менеджером — наверное, ни для кого уже не секрет, что порой «Ынхёк» еле держится на ногах и что он только начал разыгрываться, понемногу «вспоминая», какой у него был запал во время игры прежде.       — Что-то в этом роде, — Донхэ согласно пожимает плечами, до сих пор наблюдая за «Ынхёком» с явной опаской. — Мы подумали, что фанатов это успокоит, ведь вы лучшие друзья, но раз на фотографии показался ещё и я — я решил, что мне самому стоит взять за это ответственность.       — Так вот, в чём дело, — задумчиво произносит Хёкджэ, возвращая телефон Донхэ. — И Чонсу этого достаточно?       — Более чем, — признаётся лидер группы, немного нервно улыбаясь. — По крайней мере, на тебя он давить не будет. Ты правда не злишься? Мы должны были объяснить тебе всё гораздо раньше, но если бы ты отказался…       — То была бы очередная куча проблем из-за меня, — Хёк даже чуть усмехается над сложившейся ситуацией, стараясь опередить предсказуемые оправдания Донхэ. — Я не злюсь, правда. Сам я действительно не готов пока вернуться в социальные сети, так что… вы правильно поступили. И… как отреагировали фанаты?       — Я почти уверен, что они засыпают твои личные сообщения комментариями, — посмеивается Донхэ, сразу же немного успокоившись, когда «Ынхёк» вполне уверенно заявил, что не злится. — Но, судя по комментариям под фото… они рады. Очень. Для многих твоё состояние очень важно, как и для нас. Ты ведь ещё не говорил с Хичолем об этом фото?       — Нет, не говорил, — Хёкджэ становится немного грустно, и он быстро понимает, почему. — «Я был прав. Донхэ просто нужно было это фото для общественности, чтобы защитить Ынхёка… дело не в наших отношениях», — конечно, Хёк уверен, что открывать фанатам их завязавшиеся отношения сродни самоубийству, но всё-таки он надеялся, что это фото будет означать для Донхэ хоть что-то личное. — «Тогда я не буду говорить ему, что попрошу у Хичоля эту фотографию».       Но, как оказалось, вспоминать Хичоля вслух — всё равно, что призвать его, как часто говорил Ынхёк. Хёкджэ всегда сомневался в словах брата, но сегодня он сам в этом убедился. Словно услышав, что говорят о нём, старший мембер врывается в комнату без стука, сразу же направляясь к своим мемберам и довольно восклицая:       — Так, мои хорошие, ваша фотка произвела фурор, так что мне тоже надо. А ну, айда в гостиную, оба!       — Хичоль? — удивлённо икает Хёкджэ, но ни расспросить парня, ни возразить не успевает — его и Донхэ бессовестно уводят в гостиную, а дальше начинаются сплошные странности. Подчиняясь замыслу Хичоля, Хёк и Донхэ усаживаются в креслах, сдвинутых в одном углу, затем старший мембер, не обращая внимание на удивлённые взгляды парней, всучивает им в руки по игровому джойстику и, придирчиво оглядев результат своих трудов, недовольно цокает языком.       — Да у тебя волосы мокрые, котёнок! Это надо как-то спрятать, — Хичоль скрывается в коридоре, убежав в какую-то из комнат и, судя по грохоту, устраивая там погром, чтобы что-то отыскать. Не находя силы на возмущения, Хёк удивлённо косится на Донхэ, но задать вопрос вслух так и не решается — лидер группы выглядит не менее ошарашенным, что может означать только одно: Хичоль сам проявляет какую-то безумную инициативу.       — Я его завтра в пять утра подниму завтрак готовить на всех, — тихо обещает Донхэ, поморщившись. — Его выходки уже переходят все границы.       — Это ничего, — Хёкджэ даже негромко хихикает: эта суета старшего мембера немного поднимает настроение «барабанщика». — Наверное, чем меньше мы будем сопротивляться, тем быстрее всё закончится, верно?       Ответить Донхэ не успевает: с радостными воплями, как будто он — пещерный человек и тащит к себе домой как минимум тушу мамонта, Хичоль возвращается обратно в гостиную, сопровождаемый недовольным Кюхёном, и нахлобучивает Хёку на голову кепку макнэ, отмахиваясь от возражений Кюхёна:       — Нет ну вы посмотрите на него, кепочку для хёнов пожалел! Верну я её тебе, дай фотку сделать!       — И что тут за фотосессия началась? — Кюхён недовольно фыркает, но тут же сменяет гнев на милость, с каким-то садистским наслаждением наблюдая за тем, как Хичоль распечатывает две упаковки с тканевыми масками — и лепит их на лица «моделей», старательно разглаживая все складки.       — Так как ты там говорил, Ынхёк? «Меньше сопротивляться»? — переспрашивает Донхэ, тяжело вздыхая, но не прекращая всё это безобразие. — Хичоль, ты завтра у меня огребёшь за всё это. Я не шучу.       — Ну и пусть. Это того стоит. Так, взяли джойстики в руки и быстро сделали вид, что были увлечены игрой, — Хичоль уверенно берёт свой телефон и расхаживает по гостиной, подбирая нужный угол для съёмки. — Кюхён-а, демонёнок наш, светом пощёлкай, раз стоишь без дела.       — Давай, Донхэ, подыграй. Пять минут позора — и вы свободны, — предлагает Чонун, тоже присоединившись к общему гвалту на кухне, наблюдая за происходящим с неподдельным интересом, пока Кюхён, не возражая, принимается щёлкать выключателями, чтобы Хичоль выбрал подходящее количество света для фото. — А чего это вообще тебе в голову пришло их фотографировать, Хичоль?       — Ну так Донхэ их фотку выложил и фанаты в восторге, — поясняет Хичоль, задумчиво подбирая подходящий ракурс и не отвлекаясь от столь важного дела. — А я чем хуже?       — Чонсу разрешил? Значит, и нам можно? — интересуется Кюхён, с насмешкой наблюдая за обречённым Ынхёком. — А тебе идёт маска, Ынхёк. Даже на человека походить стал…       Хёкджэ вспоминает, что ему следует как-то колко ответить макнэ группы, чтобы он не пользовался беспомощным состоянием «Ынхёка», но Донхэ без лишних слов так красноречиво смотрит на Кюхёна, что тот решает оставить подобные комментарии при себе. Да и Хичоль уже начал фотографировать, а отвлекать его, чтобы потом старшему мемберу вздумалось всех втянуть в фотосессию, гитаристам явно не хотелось. Правда, в этот раз и Донхэ, и Хёкджэ по окончании фотосессии решительно потребовали, чтобы Хичоль прислушался к их мнению перед выбором подходящей фотографии для публикации, так что новых неожиданностей больше не произошло — старший мембер, довольный полученным результатом, кротко отдал «моделям» свой телефон и они смогли выбрать наиболее подходящую фотографию, на которой им нравятся хотя бы их выражения лиц, едва различимых под тканевыми масками.       Правда, с тем, что публикация фотографии пройдёт без казусов, Хёкджэ тоже погорячился — уже позже, перед сном, когда он зашёл в Instagram, чтобы посмотреть, что вышло из задумки Хичоля, ему страшно захотелось купить для себя справочник современных сокращений для сообщений и публикаций, так как парень даже не сразу понял, что старший мембер хотел сказать этой своеобразной подписью.       Хичоль явно старается идти в ногу со временем, так как его подпись к фотографии скорее выглядит как набор слов, каждое из которых помечено символом решётки — Ынхёк как-то объяснял брату, что с подобными символами перед словом можно сделать это слово «кликабельным», то есть, облегчить поиск другим пользователям и, например, подписать фото как «#Чеджу», для того, чтобы те пользователи, что хотят поискать в сети фотографии, сделанные на Чеджу, могли найти это фото в поиске. Но Хёкджэ очень сомневается, что хотя бы один пользователь будет искать в поиске каждое из слов, помеченное Хичолем, кроме самого Хичоля, так что всё это описание скорее походит на эксцентричную попытку выделиться, чем на облегчение поиска пользователям.       Всё, что написал Хичоль в пылу своего энтузиазма, выглядит следующим образом: «#my #dear #Eunhyuk #who #cares #about #his #milky #skin #and #our #leader #supports #him #2». Хёкджэ пришлось немного подумать и даже произнести фразу вслух, чтобы понять, что Хичоль заменил слово «тоже» на «2», хоть вопросов меньше практически не стало. С другой стороны, подобная подпись настолько в духе Хичоля, что задавать какие-то вопросы будет неуместно и странно, так что Хёкджэ решает не заморачиваться слишком сильно над всем этим.       И после этих двух фотографий на аккаунты Ынхёка посыпался просто шквал сообщений. Даже не сотни — тысячи людей строчили свои послания в личные сообщения одно за другим, на разных языках, с ошибками и без. Хёкджэ, конечно, догадался, что те послания, что фанаты пишут особенно безграмотно, скорее всего, написаны людьми, которые плохо знают корейский или английский языки, но которые слишком уважают «Ынхёка», чтобы писать ему на языке, который он может попросту не знать.       В основном фанаты писали примерно одинаковые тексты: о том, что они счастливы видеть его в публикациях мемберов, что они с нетерпением ждут предстоящего концерта, но очень просят Ынхёка позаботиться о себе и о своём здоровье, не только физическом, но и ментальном, так как случай на весеннем фестивале их всех очень напугал. В сообщениях даже были свои слова с символом решётки, на которые Хёк потыкал чисто из любопытства, рассматривая подборки фотографий, коллажи и рисунки, сделанные фанатами для Ынхёка. Для того, чтобы он чувствовал себя лучше, чтобы их любовь не давала Ынхёку увязнуть в этом давящем одиночестве.       Проблемой было и остаётся лишь то, что Хёкджэ — не Ынхёк, и такое внимание ему всё ещё непривычно. К счастью, Хичоль, сам того не ведая, дал Хёку своевременную подсказку о том, что отвечать на все эти сообщения совершенно необязательно и, более того, в основном фанаты и сами понимают, что ответа они не дождутся.       — Я бы с ума сошёл каждому фанату отвечать, — фыркнул Хичоль, когда Хёкджэ поинтересовался, кому будет отвечать старший мембер в комментариях под фотографией. — Этим у нас чаще всего ты промышлял, но не думаю, что сейчас кто-то ждёт от тебя этого. Порой людям достаточно видеть, что у тебя всё хорошо, и знать, что даже если ты не ответишь — ты возможно обратишь на их комментарии внимание. Все эти голливудские актёры и вовсе не дают фанатам возможности писать им, а мы столько аккаунтов держим открытыми для нашей аудитории. Ладно, я к Хани побежал, приеду сразу на репетицию.       — Передавай ему привет, — задумавшись, Хёкджэ не сразу догадался, что таким способом Хичоль старается избежать утренней мести Донхэ, но когда он это понял, останавливать старшего мембера было уже поздно. Дверь еле слышно захлопывается вслед за Хичолем, и Хёк, осознав, что ему нужно как-то сообщить об этом Донхэ, тихо вздыхает, выключая свет в гостиной и направляясь в комнату. Судя по закрытой двери в комнату Чонуна и Кюхёна, парни уже тоже легли спать, чтобы хорошенько выспаться, значит, им с Донхэ тоже можно наконец отдохнуть.       — Донхэ, тут Хичоль… — начав было говорить, Хёкджэ так и замирает на месте, удивлённо наблюдая за лидером группы и его странным занятием: Донхэ лежит на своей постели на спине, свесившись вниз головой и держа плечи ровно на краю кровати. Конечно, даже с не самыми длинными ногами и с учётом невысокого роста Донхэ всё равно не помещается на этой узкой постели, потому ему приходится закинуть ноги на стену, чтобы уместиться и лежать ровно, а не наискосок.       — Ты что делаешь? — отойдя от шока, опасливо интересуется Хёк, продолжая наблюдать за тем, как, вздрогнув, Донхэ открывает глаза и поднимает голову, устало поводя плечами:       — А, Ынхёк… Да шея немного затекла. Что ты хотел сказать?       — Ты доктору Кан показывался? Ты ведь не в первый раз от боли в плечах мучаешься, — подмечает Хёкджэ: конечно, ещё какие-нибудь недели две назад он бы об этом не вспомнил, но после этой истории с Кюхёном и его семьёй Хёк постоянно заставляет себя обращать больше внимания на ребят и сопоставлять их нынешнее поведение с их прошлым. Что касается Донхэ, то Хёкджэ уверен — с мышцами спины и плеч парень мучается не первый день, разве что скорее всего никому об этом не говорит. — «А учитывая их нагрузку и необходимость посещать тренажёрный зал, наверное, неудивительно…»       — Я просто немного перетрудился. Не нужно беспокоить доктора Кан попусту, — тут же отказывается Донхэ, сев поудобнее, лицом к Хёку, и неловко потирая заднюю часть шеи. — Я буду в порядке.       — Тебе всё равно нужно показаться доктору, — возражает Хёкджэ, подходя ближе и усаживаясь на краю постели Донхэ. — Сейчас начнутся особенно трудные репетиции и если ты потянешь мышцы…       — Я буду в порядке, — повторяет Донхэ, хоть и не отмахиваясь от слов «барабанщика» уже так легкомысленно. — Доктор Кан в курсе, но мне просто надо периодически посещать курс массажа, а сейчас… ну, нам всем не до этого.       — Донхэ, это не шутки, — вздыхает Хёк, покачав головой. — Как раз именно сейчас тебе и нужно сходить на лечебный массаж. У тебя уже мышцы ноют. Что с тобой будет тогда на генеральных репетициях? Без тебя мы не сможем выйти на сцену.       — У нас есть ещё один солист и два гитариста, в случае чего, — Донхэ явно старается отшутиться, но тут же осекается, когда замечает, как недовольно смотрит на него «Ынхёк». — Хорошо, я попрошу Чонсу, чтобы он нашёл специалиста. Но я уверен, что он опять будет недоволен.       — Донхэ, ты помогаешь нам всем держать ритм, ты главный солист и держишь всю эту банду под контролем. А если ты сляжешь — несколько соло придётся отменять, — строго произносит Хёкджэ, надеясь, что лидер группы прислушается к нему. — Мы просто не справимся без тебя. Скажи Чонсу об этом утром иначе скажу ему я. А ещё и ребятам расскажу, Кюхён тогда точно от тебя не отстанет…       — Ладно-ладно. Скажу Чонсу завтра. Обещаю, — соглашается Донхэ, потирая плечо и поморщившись. — Только не надо поднимать шум из-за этого. Меньше всего я хочу, чтобы парни волновались. Честно говоря, пока ты не был таким внимательным к моему состоянию, мне было намного проще жить.       — Не всё тебе наблюдать за всеми нами и подмечать любые поводы для беспокойства, — не остаётся в долгу Хёкджэ, тихо засмеявшись: он даже не обиделся, так как сейчас парню удалось немного подколоть Донхэ, заставить его взглянуть на собственное поведение его же глазами. — Хочешь, немного разомну тебе плечи? Полегчает до завтра, а там уже сходишь к специалисту.       — А ты умеешь? — Донхэ удивлённо косится на Хёка, но, немного подумав, решает не отказываться — видимо, ноющие мышцы могут изнурить даже такого терпеливого человека, как он. — Ну… хорошо, Ынхёк, спасибо. Моя футболка, наверное, будет мешать?       — Нет, не нужно её снимать — так трение будет меньше, — бормочет Хёкджэ, активно растирая ладони друг о друга, чтобы его пальцы не показались Донхэ холодными — конечно, он мог бы найти какой-нибудь лосьон или масло, но тогда массаж так и не начнётся, так как Хёк уверен в том, что будет таращиться на рельеф мышц лидера группы и забудет обо всём на свете. — Всё-таки я не специалист, просто немного в этом разбираюсь. Садись ко мне спиной.       — Ещё одно «немного», — мягко подмечает лидер группы, но послушно садится спиной к Хёку, устало вздыхая. — Знаешь, когда я думаю о тех твоих «немного», о которых ты нам не рассказывал, мне сразу хочется спросить — а сколько ещё «немного» ты нам откроешь, Ынхёк?       — Это «немного» просто… связано с моим братом, — Хёк хочет быть откровенным с Донхэ, но ему нужно быть осторожным в своих словах, чтобы не сказать ничего лишнего. — Он работал в пекарне, а там нужно постоянно стоять у плиты и месить тесто… Когда он работал вместе со своим другом, ещё было не так тяжело, но когда в пекарне больше нет никого другого, к концу смены плечи были просто деревянными.       — Так это брат тебя научил? — предполагает Донхэ, устроившись поудобнее и глядя лишь перед собой, дожидаясь, пока «Ынхёк» устроит ему обещанный массаж. — Он тебе тоже плечи разминал?       — В основном после туров, — припоминает Хёкджэ, придвинувшись поближе, но сохраняя расстояние между ними для удобства, и, согнув пальцы рук в форме букв «с», осторожно кладёт руки на плечи Донхэ, пока испытывающе прощупывая мышцы чуть выше ключиц, чтобы найти нужное положение и не сделать парню больно. — В свободное от расписания время мы часто были вместе, так что… он немного помогал мне с этим. Не Хичоля же просить — ещё покалечит от усердия.       Хёк пытается пошутить, но выходит не очень — он не Ынхёк, так что подшучивать над старшим мембером парню всё ещё непросто. Да и тоска по брату никуда не делась и, видимо, не утратит свою силу и спустя годы — Хёкджэ даже не может обмануть себя в том, что в мифическом «потом» ему станет легче, ведь Кюхён ясно дал понять страшную истину: легче не будет никогда.       — Это верно — он может, — Донхэ пропускает короткий смешок, но его голос всё равно звучит обеспокоенно. — Ты только не подумай, что я заставляю тебя говорить о том, что тебе до сих пор тяжело обсуждать, ладно? Да, мы всё ещё немного ошарашены новости, что у тебя был родной брат-близнец, но мы не полезем в своих расспросах дальше той границы, что ты установишь. Если тебе некомфортно — ты можешь не отвечать, Ынхёк. Всё в порядке.       — И я это ценю. Правда, — Хёкджэ тихо вздыхает и осторожно надавливает подушечками пальцев на мышцы, словно пытаясь сдвинуть их вверх, ближе к ключицам, но при этом стараясь не пережать их слишком сильно. Опыт с неумелым массажем Ынхёка, от которого на плечах Хёка потом несколько дней красовались тёмные синяки, подсказывает парню — даже если сейчас Донхэ дискомфорта не почувствует и только быстрее расслабится от сильного воздействия на мышцы, то потом эта боль всё равно придёт, а это им совершенно не нужно. Хёк хотел уже было пояснить, что его не пугают вопросы Донхэ, но ему до сих пор непросто говорить о себе и о брате, как лидер группы резко выдохнул и фактически обмяк, негромко простонав, когда Хёкджэ чуть сильнее сжал мышцы пальцами.       — Тебе больно? — беспокойно спрашивает Хёк, сразу же ослабляя нажатие и немного растирая мышцы круговыми движениями пальцев. Конечно, Хёкджэ полагал, что он очень аккуратен, но в любом случае Донхэ более чувствителен к прикосновениям, чем Ынхёк, потому здесь ему нужно приноровиться.       — Нет… ты просто попал, куда нужно, — признаётся Донхэ, даже немного смутившись, что слышно по его изменившемуся голосу. — Я как будто снова почувствовал эти мышцы. Не мог бы ты потом ещё и мою шею помять немного? Она словно задубела у меня в последнее время.       — Завтра ты точно обратишься к Чонсу за помощью и это не обсуждается, — ворчит Хёкджэ, но не возражает — сейчас Донхэ нужно просто снять основное напряжение, чтобы он хотя бы выспался, а завтра Хёк постарается убедить менеджера, что ситуация гораздо сложнее, чем лидер группы будет рассказывать. — Конечно, после мышц плеч я помну тебе шею. Только постарайся не стонать так… громко. Ребята могут неправильно понять.       — Это я от неожиданности, — посмеивается Донхэ и чуть поводит плечами под руками Хёка, снова стараясь принять удобную позу и расслабиться. — Понял, буду потише. Продолжай, Ынхёк. Пожалуйста.       — Конечно, — Хёкджэ снова осторожно сжимает мышцы, медленно двигая их к ключицам и затем ослабляя хват, чтобы вернуться в исходную точку, но Донхэ продолжает контролировать себя и больше не издаёт таких смущающих стонов. Вернее будет сказать, что лидер группы их в себе практически успешно подавляет, шумно выдыхая и чуть ли не покряхтывая от удовольствия, когда Хёку удаётся спустя несколько минут хотя бы немного размять одеревеневшие мышцы.       — У тебя такие пальцы тёплые, — довольно произносит Донхэ, когда Хёк плавно опускает руки по его спине, мягко надавливая большими пальцами на область между лопатками, и ведёт их ещё ниже, словно стараясь прощупать эту чувствительную, но наверняка тоже задубевшую зону. Правда, Хёкджэ явно поторопился с массажем в этой области, так как стоит ему надавить немного сильнее, как Донхэ сдавленно шипит, хоть и умудряется не дёрнуться. — «Видимо, он не врал, когда говорил, что временами посещал лечебный массаж…» — думает Хёк, виновато вздохнув:       — Прости, я… давно этого не делал. Давай я лучше попробую растереть тебе лопатки. Я не хочу сделать хуже.       — Да нет, всё в порядке, — по крайней мере, голос Донхэ хотя бы не болезненный и не измученный, как Хёкджэ уже начало казаться. — Это я давно на массаже не был, вот, наверное, и чувствую всё слишком ярко.       — Тогда я буду ещё аккуратнее, — предлагает Хёк, начиная мягко растирать мышцы в области лопаток обеими руками — для этого ему приходится пока начать с одной лопатки, чтобы лучше воздействовать на эту чувствительную область. И по шумному дыханию Донхэ он понимает, что движется в верном направлении — лидер группы наконец-то снова чувствует эти мышцы, а это значит, что ему удастся выспаться, так как мышцы после массажа будут расслаблены, сбросив это сковавшее их напряжение.       — Так хорошо… — бормочет Донхэ, уже чуть ли не засыпая под неспешные, но ритмичные движения рук Хёка, растирающего мышцы и периодически надавливающего на них подушечками пальцев. — Вот здесь сдави посильнее, пожалуйста.       — Вот здесь? — Хёкджэ осторожно проезжает боковой стороной большого пальца вдоль мышцы, стараясь всё-таки не давить слишком сильно, но Донхэ хватает и этого, чтобы приглушённо ахнуть вместо ответа, прочувствовав это движение — очевидно, что даже если лидер группы занимался неким понятием самомассажа, которое Хёку тоже было знакомо, то эту область спины растереть, как следует, Донхэ никак не мог.       — Не рассказывай никому, что ты разбираешься в массаже, — просит Донхэ, немного расслабившись, когда Хёкджэ перестаёт массировать чувствительную зону спины и снова принимается активно растирать лопатки, каждую по очереди. — Если тебя какой-нибудь салон переманит, мы останемся без барабанщика.       — Ты говоришь глупости, — смеётся Хёк: он останавливается и, держась за плечи Донхэ, наклоняется ближе, тихо шепнув на ухо лидера группы перед тем, как снова вернуться к массажу:       — Не нужно лести, Донхэ. Просто скажи «спасибо».       — Это не лесть. Я действительно так думаю — только, наверное, говорить убедительно разучился, — посмеивается Донхэ, поворачивая голову набок, чтобы хоть краем глаза видеть «Ынхёка». — Но… спасибо, Ынхёк, правда. У тебя волшебные руки.       — Только не надейся, что это тебя спасёт от визита к специалисту, — Хёкджэ надеется, что он не краснеет, ну или хотя бы что Донхэ не увидит этого: Хёк и представить не мог, что однажды он вот так легко и просто будет делать массаж для человека, в которого он влюблён столько лет. — Я так просто не отстану.       — Никогда не думал, что меня будут так контролировать, — отшучивается Донхэ, но, согласно покачав головой, снова садится ровно, помня про то, что «Ынхёк» говорил и про то, что разомнёт ему ещё и мышцы шеи. — Но я попрошу Чонсу найти специалиста. Завтра попрошу, как я и обещал. Ты прав, Ынхёк, мне давно следовало заняться своим здоровьем.       — Вот так бы сразу, — Хёкджэ довольно улыбается, перекладывая руки на заднюю часть шеи Донхэ. — А теперь расслабься и следи за тем, чтобы не задерживать дыхание. Шея ещё чувствительнее, чем лопатки, и я не хочу сделать тебе больно, так как массаж шеи вообще лучше делать лёжа. Я могу только разогреть мышцы.       — Я всё понял, доктор Ли, — тихо шутит лидер группы, но, немного поводя плечами, послушно старается принять позу, где шея будет как можно расслабленнее.       Удовлетворённо цокнув языком, Хёкджэ очень осторожно принимается проглаживать мышцы шеи, чтобы их разогреть, слегка надавливая и двигая пальцами сверху вниз, от головы до основания шеи. Никаких быстрых или слишком сильных движений — что-то смелое пусть пробуют уже опытные специалисты, у которых есть медицинское образование. Хёкджэ же имеет совсем небольшой опыт, так что он старается избежать любых рисков и хорошенько растирает шею Донхэ перед тем, как начать основное воздействие — парень слегка прижимает большие пальцы у основания шеи, стараясь держаться подальше от позвоночника, и медленно поднимается выше, словно с небольшим нажимом вырисовывая две спирали на шее лидера группы.       — Да, вот здесь побольше, пожалуйста, — довольно просит Донхэ, явно наконец снова почувствовав мышцы своей шеи, и Хёкджэ охотно продолжает массировать, тихо хихикая от того, как приглушённо стонет лидер группы. Но риск, что кто-то их услышит, всё-таки существовал, потому, не выдержав, Хёк легко и безболезненно шлёпает Донхэ по плечу, шутливо возмутившись:       — Донхэ, ну просил же не стонать. Если больно — говори.       — Я не стонал в этот раз, — лидер группы поворачивается, удивлённо посмотрев на оторопевшего «барабанщика». — Я… думал, что это ты.       — А с чего бы мне-то стонать? — Хёкджэ растерянно качает головой, окончательно запутавшись. — И если это не ты и не я, то кто?       В комнате повисла неловкая тишина, и, спустя пару секунд, Хёк понимает, что им обоим не показалось: кто-то снова негромко, но очень жалобно застонал, за пределами этой комнаты. Вариантов, кто это, было не так много, целых два, ведь Хичоль возвращаться в общежитие не планировал. Но в том, что Йесон может издавать подобные звуки, ещё и в общежитии, Хёкджэ откровенно сомневался, потому, прислушавшись к новому стону, он нерешительно уточняет у Донхэ:       — Это… Кюхён?       В следующий же миг лидер группы чуть ли не кубарем скатился с кровати, со всех ног метнувшись на звук этого нарастающего поскуливания. — «Что там случилось? Кюхён снова вспомнил Чжиын?..» — после того недоразумения с макнэ группы Хёкджэ даже не знает, что ему делать — идти ли следом за Донхэ в комнату или лучше посидеть здесь и дождаться новостей, чтобы не тревожить Кюхёна своим присутствием лишний раз. Но, когда Хёк уже было решил, что он всё-таки пойдёт и посмотрит, мимо их комнаты практически проносится Донхэ в сторону кухни. Переполошившись, Хёкджэ отправляется следом за лидером группы, понимая, что, возможно, придётся объяснять ещё и то, куда подевался Хичоль, который должен был спать на диване в гостиной в столь поздний час.       — Что случилось? — вопрошает Хёк, подходя к Донхэ, вывалившему на стол содержимое какого-то небольшого ящичка, судя по всему, местной аптечки, в основном состоящей из бинтов, пластырей и перекиси водорода. Кажется, где-то размотанный бинт обернулся вокруг упаковки пастилок от кашля, но Донхэ явно интересует не это, так как он нервно отвечает, с безумным взглядом перебирая медикаменты:       — У Кюхёна живот болит. Отравился, наверное, а у нас ни рвотного, ни для живота ничего нет. Ладно, я сгоняю в аптеку, только кошелёк из комнаты заберу.       — Давай я с тобой пойду, — Хёкджэ не очень нравится план отпускать столь нервничающего лидера группы одного, но Донхэ только отмахивается, уже скрываясь в коридоре:       — Не нужно, я быстро.       Поскольку возразить Хёк не успевает, он решает перебрать это подобие аптечки, чтобы самому убедиться, что в ней нет совсем ничего, что могло бы помочь Кюхёну. Вообще, Хёкджэ был готов предложить позвонить доктору Кан, но, если у макнэ что-то серьёзное, то лучше не тратить время зря и вызвать скорую. К сожалению, в аптечке действительно не оказалось ни таблеток от боли в животе, ни хотя бы обезболивающего, так что придётся действовать наобум, что Хёк очень не любит. Но, немного подумав, Хёкджэ решает заварить сладкий чёрный чай, да покрепче, так как дело может быть в банальном отравлении — учитывая, какими вредностями Кюхён готов питаться, Хёк бы совершенно не удивился этому. — «Лишь бы не панкреатит или аппендицит…» — конечно, познания Хёкджэ о болезнях, симптомами которых является боль в животе, довольно посредственны, но даже первые варианты, что пришли ему на ум, парня не на шутку встревожили. Ещё и сдавленное поскуливание Кюхёна так и не прекращается, потому Хёкджэ старается как можно скорее отнести кружку с чаем к макнэ — если это простое отравление, то чай вполне может помочь, так как в детстве, как Хёк помнит, мама лечила его именно так.       — Что с ним? — тихо вопрошает Хёкджэ, заходя в комнату гитаристов и наблюдая за тем, как Йесон, сидя на краю постели Кюхёна, поглаживает постанывающего от боли и мечущегося по кровати макнэ по голове. — Я могу чем-то помочь?       — Да чем тут помочь — у нас аптечка пустая, — отвечает Чонун, обернувшись через плечо и чуть качнув головой, пока Кюхён снова тихо заскулил, прижимая руки к животу. — Похоже, Кюхён едой из ларька отравился. Донхэ уже пошёл в аптеку, так что не беспокойся.       — Отравился, значит… — от этих слов Хёку становится немного спокойнее, хоть Йесон не врач и не может утверждать так уверенно. Нерешительно подходя ближе, под пристальным взглядом макнэ группы, Хёкджэ осторожно протягивает ему кружку с чаем, тихо добавив:       — Вот, попей.       — Что это? — нервно огрызается Кюхён, бледный, вспотевший и измученный — видимо, живот болит у него уже давно, только сейчас начало болеть сильнее. — Добить меня решил? Яда подсыпал?       Хёкджэ даже не реагирует на эти выпады — он прекрасно понимает, что макнэ сейчас больно и он не в силах себя контролировать. Решив, что переубеждать Кюхёна и заверять его в том, что никто здесь не хочет его добивать — это слишком долго, Хёк просто переводит взгляд на задумчиво рассматривающего его Йесона и протягивает кружку ему. К удивлению Хёкджэ, Чонун как будто подумал о том же, о чём и он, так как этот гитарист совершенно спокойно принимает кружку из рук Хёка и уверенно делает глоток чая, даже не колебаясь перед этим. — «Наверное, он понимал, что никаких лекарств в форме порошка здесь нет…» — думает Хёк, пока Чонун, причмокнув губами, протягивает кружку Кюхёну, добавив:       — Это просто крепкий чай. Выпей, полегчает.       И у Кюхёна явно нет проблем с доверием к Чонуну — с трудом усевшись на постели, Кюхён принимает кружку и жадно пьёт, даже не останавливаясь на то, чтобы подышать, пока не допил чай до конца. Также ничего больше не говоря, он отдаёт кружку Йесону и снова ложится, отвернувшись к стене и сжавшись, обхватив руками живот. Кюхён даже не укрыт одеялом — оно запнуто куда-то в ноги, что означает одно: макнэ так мучается уже давно.       — Спасибо за чай, Ынхёк, — вместо макнэ Чонун сам благодарит Хёкджэ за эту помощь, а затем гитарист поднимается к постели Кюхёна, тихо пояснив:       — Я пойду кружку помою. Может, заодно и грелку найду.       — Да, конечно, — Хёк кивает и отступает в сторону, не мешая Йесону пройти, после чего снова переводит взгляд на стонущего от боли Кюхёна. — «Он не хочет, чтобы я здесь был», — думает парень и в чём-то это было бы неплохим уровнем взаимоотношений между ними — Кюхён не трогал Хёка, когда тот скорбел, а сам Хёкджэ не подходил к макнэ, пока тот приходил в себя после новости, что «Ынхёк не помнит и Чжиын». Но, всё-таки подумав ещё немного, Хёкджэ нерешительно присаживается на краю и, осторожно потрогав макнэ за плечо, тихо вопрошает:       — Очень больно?       — А что, мешаю тебе спать? — снова огрызается Кюхён, нервно повернувшись и хмуро покосившись на «Ынхёка». — Так наушники надень и спи себе.       — Кюхён, это не шутки, — Хёкджэ качает головой, не собираясь отступать только из-за того, что макнэ слишком больно, чтобы следить за тем, что он говорит. — Я не за свой сон переживаю. Где именно болит?       — Да отстань ты, — фыркает Кюхён, снова пытаясь отвернуться лицом к стене и морщась от боли. — Вот прицепился, как лист нори. Выпью таблетку — и пройдёт.       — Кюхён, если это воспалился аппендикс, то тебя срочно надо везти в больницу, — Хёкджэ хмурится, еле сдерживая желание прикрикнуть на этого дуралея — именно сейчас упрямство Кюхёна никому не поможет. — Прекращай огрызаться и скажи, где болит. Я ведь не отстану.       — Да не знаю я! — восклицает Кюхён, снова перекатившись на спину и с нескрываемым испугом посмотрев на Хёка. — Живот болит, что ещё тебе нужно?!       — Просто покажи, где, — просит Хёкджэ, обеспокоенно покачав головой — он понимает, что макнэ и сам уже изнервничался и перепугался, просто не хочет в этом признаваться. — Это ведь несложно.       — Какой же ты… — не договорив, Кюхён поднимает руку и Хёк уже понадеялся, что макнэ просто покажет ему, какая именно часть живота болит, чтобы он хотя бы мог отмести из всех вариантов аппендицит, но вместо этого парень порывисто хватает Хёкджэ за руку и прижимает её к середине своего живота, сердито буркнув:       — Здесь. Теперь ты отстанешь?       — Сейчас отстану. Я немного пощупаю, ладно? — предупреждает Хёкджэ, перед тем, как начать что-то делать, но Кюхён уже не возражает или просто не находит сил от боли на сопротивление. Хёк осторожно ощупывает живот макнэ, с облегчением убедившись, что у Кюхёна нет основных признаков аппендицита — Хёкджэ слегка надавливал на живот и отпускал, и хоть Кюхён и морщился при нажатии, отворачивая голову, когда Хёк убирал руку, боль сильнее очевидно не становилась. Парень даже попросил макнэ покашлять, что тот выполнил добросовестно, хоть и немного удивлённо — при аппендиците боль мешала бы Кюхёну это сделать. Хёкджэ понимает, что Кюхён сам до ужаса перепугался и из-за этой боли, и из-за возможного диагноза, что предположительно озвучил «Ынхёк» — и неудивительно, что они все переполошились, ведь о бездонном желудке Кюхёна в общежитии уже ходили легенды.       — Это не аппендицит, — произносит Хёкджэ, ободряюще посмотрев на нервничающего макнэ. — Всё хорошо. Видимо, ты действительно отравился. Ты поспишь — и всё пройдёт.       — Ты-то что в этом понимаешь? — бурчит Кюхён, старательно избегая необходимости смотреть на Хёка, но до сих пор не скинув его руку со своего живота. — Не замечал в тебе пристрастий к медицине.       — Ты прав, я в этом мало, что понимаю, — честно признаётся Хёк, даже немного улыбнувшись — всё-таки чувство юмора макнэ разряжает неловкую обстановку даже в такой момент. — Но я знаю, что тебе нужно постараться расслабиться. Ты сам себе больнее делаешь, когда давишь на живот.       — Расслабишься тут, — фыркает макнэ, но Хёкджэ лишь улыбается шире, согласно покачав головой. — «Кюхён до сих пор такой ребёнок…» — думает парень, пока молча наблюдает за Кюхёном, который после такой страшилки о его возможном аппендиците сразу же стал гораздо спокойнее, уже не метаясь по постели, ведь главная опасность миновала. — «Он просто ребёнок, что боится мне доверять. Но если он и Ынхёк не ладили — это неудивительно». Задумавшись над этим, Хёк принимается медленно и осторожно гладить живот Кюхёна своей тёплой рукой, не сразу обратив внимание, что макнэ смотрит на него, как на приведение.       — Ты чего делаешь? — Кюхён явно планировал огрызнуться, но в итоге делает это как-то неуверенно: по крайней мере, он больше не пытается сжаться от боли, но его выражение лица уже излучает скорее растерянность, чем злость — как будто парень ждёт, что «Ынхёк» сделает ему больно, увесисто шлёпнет по больному месту или как-то глупо пошутит. Но Хёкджэ не делает ни того, ни другого — неудивительно, что Кюхён даже опешил, когда его ожидания не совпали с реальностью.       — Я просто хочу немного помочь тебе, — поясняет Хёкджэ, продолжая мягко поглаживать Кюхёна по животу. — Не дёргайся, ладно?       — Если ты сейчас же не уберёшь руку — я тебе врежу, — ворчит Кюхён, и от его угроз Хёку становится даже смешно: сейчас, когда парню так больно, он всё равно пытается казаться сильным и независимым, тем самым острым на язык демонёнком, которым он всегда был для Ынхёка. Но было в этом что-то позитивное: если у макнэ есть силы угрожать, значит, найдутся силы и на поправку. Утвердившись в этой мысли, Хёкджэ согласно качает головой, решив не возражать, чтобы сэкономить им обоим время:       — Конечно, врежешь. Но давай ты сделаешь это завтра, ладно? Сейчас тебе нужно поспать.       Кюхён не находит слов на возражения — и, более того, его глаза начинают медленно закрываться сами собой. — «Значит, ему и вправду легче…» — думает Хёкджэ, с облегчением вздыхая: он продолжает мягко поглаживать живот Кюхёна медленными круговыми движениями, наблюдая за тем, как, успокоившись и сумев наконец расслабиться, макнэ понемногу засыпает.       — Грелки нет, но я нашёл… — Йесон не успевает договорить: едва он заходит в комнату, как тут же замолкает, наблюдая за тем, что происходит. Хёкджэ оборачивается, рассматривая бутылку, которую Чонун держит в руках — судя по всему, грелки в общежитии действительно нет, но зато Йесон нашёл пустую пластиковую бутылку и наполнил её горячей водой. Но Хёку кажется, что грелка сейчас для Кюхёна будет лишней, потому он молча качает головой — Кюхён едва сумел расслабиться и заснул, а если к его животу приложить ещё и эту бутылку, парень снова проснётся и снова вспомнит о боли. Йесон на удивление понимает, что Хёкджэ пытался сказать, так он ставит бутылку в угол, чтобы не мешала, и осторожно расправляет одеяло Кюхёна, укрывая его, когда Хёк аккуратно убирает руку с живота макнэ.       — Не буди его, ладно? — почти шёпотом просит Хёкджэ, поднимаясь на ноги и уступая место Чонуну. — Пусть он поспит. Он измучался и перепугался. Я скажу Донхэ, чтобы он оставил лекарства на кухонном столе и не будил Кюхёна.       — Конечно, Ынхёк, — также негромко отвечает Чонун, задумчиво рассматривая Кюхёна, уже засопевшего носом и как будто позабывшего, что пару минут назад у него болел живот. — И спасибо тебе.       — Не за что, — Хёкджэ понимающе улыбается — он не ждал благодарности от макнэ, ведь тот сейчас совершенно не в подходящем для этого состоянии, но чтобы Йесон так открыто брал над Кюхёном шефство и благодарил вместо него — для Хёка всё это непривычно. В любом случае, ему нужно что-то ответить, так что Хёкджэ вспоминает слова Донхэ, спешно добавив:       — Мы же семья.       — Верно, — голос Йесона кажется всё таким же невозмутимым, но Хёк уверен, что гитарист не ожидал от него таких слов. — «Я опять делаю всё не так», — думает парень, потому, чтобы не создавать новых неловких ситуаций, он лишь кивает Чонуну и тихо уходит из комнаты, прикрывая дверь за собой, чтобы Донхэ, возвратившись, не разбудил Кюхёна.       И когда хлопает входная дверь — Хёкджэ спешно выходит из комнаты, чтобы вовремя перехватить Донхэ, уже просто выпрыгивающего из кроссовок. И, обратив внимание на «барабанщика», лидер группы шумно выдыхает, отдавая ему пакет с лекарствами, чтобы снять с себя кожаную куртку:       — Ты чего не спишь? И как там Кюхён?       — Он выпил крепкий чай и ему получше, — тихо отвечает Хёк, покосившись на дверь, ведущую в комнату гитаристов. — Не шуми так, он только уснул. Кажется, он и вправду съел что-то несвежее.       — Ему правда стало лучше? — обеспокоенно переспрашивает Донхэ, тут же облегчённо выдохнув, как будто огромный груз спал с его плеч. — Слава Богу, а то я так за него испугался. С ним Чонун сидит?       — Да, — тихо соглашается Хёкджэ, неловко переминаясь с ноги на ногу. — Я тогда лекарства на кухню отнесу. Мало ли Кюхён ночью проснётся, пусть на виду будут. А ты ступай в комнату, поздно уже.       — Хорошо, но я всё-таки схожу посмотреть, — этим словам Донхэ Хёк совершенно не удивился — было бы странно, если бы лидер группы, так привязанный к макнэ, не пожелал бы лично проверить, в порядке ли он. В силах Хёкджэ разве что хотя бы попытаться немного сдержать эти обеспокоенные порывы лидера группы, так что он лишь понимающе кивает, мягко добавив:       — Только не буди его, ладно? Он и так перепугался.       И раз Донхэ не возразил и прислушался к словам «барабанщика», Хёк смог со спокойной душой отправиться на кухню, чтобы выложить лекарства на стол. Конечно, утром Хёкджэ намеревался сразу же переложить всё, что купил Донхэ, в аптечку, чтобы медикаменты не были разбросаны по всей кухне, но если Кюхён проснётся посреди ночи, а живот продолжит болеть — ему лучше выпить что-то из этих лекарств, чтобы не мучаться до утра, а потом и вовсе вызвать врача. Но пока Хёкджэ надеется, что это небольшое расстройство желудка Кюхёна к утру пройдёт, так что, не слыша ни болезненных стонов макнэ, ни панического бегства Донхэ на кухню за лекарствами и водой, Хёк решает вернуться в комнату, так как им всем уже давно пора спать.       Вот только Донхэ так и не спится: лидер группы нервно расхаживает по комнате, даже не зацикливаясь взглядом на чём-то конкретном. Хёкджэ уверен — это из-за того, что Кюхёну стало плохо, ведь Донхэ в последнее время слишком остро реагирует на любые изменения в состоянии мемберов, и без влияния Хёка поведение лидера группы не обошлось. И конечно, Донхэ вполне мог бы справиться с этими проблемами в своём восприятии и самостоятельно, но Хёкджэ решает ему немного помочь: где-то на восьмом круге парень не выдерживает и негромко окликает лидера группы:       — Донхэ?       — А? Что? — встрепенувшись, Донхэ тут же остановился и растерянно покосился на Хёка, не зная, зачем тот его позвал. Придвинувшись к стене, Хёкджэ показательно хлопает рукой по своей постели, добавляя:       — Сядешь ко мне?       Немного поколебавшись, Донхэ согласно качает головой и, приблизившись, садится рядом с Хёком, нервно выдыхая и устало осматривая свои подрагивающие от нервов руки. Хёкджэ решает, что ему нужно быть немного смелее, если он хочет помочь Донхэ хоть чем-то, потому, нерешительно протянув руку к лидеру группы, Хёк бережно касается его пальцев своими, пытаясь хоть немного успокоить Донхэ и поддержать.       Даже через пальцы можно прочувствовать, как бешено колотится сердце Донхэ, но Хёкджэ вполне может его понять — он бы тоже места себе не находил, если бы Ынхёк проснулся посреди ночи с болью в животе. Наверное, поэтому Хёк считает, что знает, о чём говорит, когда пытается приободрить Донхэ своими словами:       — Не волнуйся так. Кюхён всех нас напугал, но сейчас ему лучше. Он будет в порядке.       — Он меня так напугал, — признаётся Донхэ: нервно вздохнув, он забирается на постель и укладывается головой на ногах Хёкджэ, отвернувшись от него и приобняв Хёка за колени, просунув руку под его ногами. И Хёкджэ прекрасно понимает, что Донхэ таким образом старается хоть как-то успокоиться и не думать о плохом, доверившись ему и позволив «Ынхёку» увидеть, насколько он дорожит каждым из мемберов и как волнуется за них, в чём-то даже чрезмерно.       — Он спит, значит, всё проходит, — уверенно произносит Хёк, мягко проводя пальцами по плечу Донхэ, а после парень ведёт рукой выше, запускает пальцы в тёмные пряди волос, ласково и осторожно перебирает их, надеясь, что это поможет лидеру группы успокоиться. — К утру Кюхён будет здоров. Всё будет хорошо.       Донхэ ничего не отвечает, но Хёкджэ чувствует, как лидер группы едва ощутимо трётся щекой о его ногу, как будто безмолвно прося его просто побыть рядом во время этой эмоциональной слабости, с которой Донхэ не в силах справиться самостоятельно. И конечно же, Хёк будет рядом с ним, потому что и сам хочет этого, хочет помочь Донхэ и успокоить его, заверить в том, что Кюхён действительно спит и с ним всё будет хорошо. Именно поэтому Хёкджэ, немного помолчав, негромко повторяет:       — С Кюхёном всё будет хорошо. Позволь себе немного расслабиться. Если я что-то услышу, я тебя тут же разбужу.       — А как же ты? — вопрошает Донхэ, немного повернув голову и задумчиво посмотрев на Хёка, словно это предложение было последним, что лидер группы вообще ожидал услышать от «Ынхёка». — Тебе самому нужен отдых. Нам завтра на репетицию. — Нам всем завтра на репетицию, а кому-то ещё и показаться врачу нужно будет, — напоминает Хёкджэ, наклонившись и коротко поцеловав Донхэ в щёку, стараясь не смущаться слишком открыто. — Ты столько времени сидел со мной и днём, и ночью. Позволь сегодня мне постеречь твой сон.       — Спасибо тебе. Кажется, я и вправду перенервничал, — признаёт Донхэ, тихо вздохнув: он берёт Хёкджэ за руку и, скользнув тёплыми губами по пальцам «Ынхёка», прикрывает глаза, словно сейчас парню нужно собрать все мысли воедино. — Какое счастье, что у меня есть ты.       Донхэ так и засыпает, устроив голову на ногах Хёка, но парень и не против — в какой-то мере ему самому будет спокойнее не поспать какое-то время, прислушиваясь к тому, что творится в комнате гитаристов, не начнёт ли Кюхён снова скулить от боли. Да и нужно было срочно снять хотя бы немного ответственности с плеч Донхэ, ведь тот и так делает многое ради благополучия группы и каждого из мемберов в отдельности, а отважиться на подобные действия открыто парни не решались — Хичоль, хоть он и прекрасен во всех отношениях, так открыто не осмеливается перечить Донхэ, Йесон, даже с его мудрыми советами, практически не встревает, а уж Кюхён и вовсе избегает ответственности всеми силами.       — «Раз я столько обманываю, может, хоть в этом я принесу пользу?» — думает Хёкджэ, наблюдая за спящим Донхэ и не решаясь пошевелиться. — «Раз я не смог дать Ынхёку хоть немного отдохнуть от всего этого безумия… можно, я хотя бы помогу Донхэ? Можно, Ынхёк?»