Цветок и нож

«Так неужели я сам навлёк всё это на себя? Смогу ли я выбраться живым? Да, я отдал вам себя, всё самое лучшее, что есть во мне, А вы хотите забрать всё, без остатка. Так что я должен сделать, чтобы выжить?!» © Daughtry — Drown in you

      Утром Хёкджэ к своему удивлению понимает, что они с Донхэ так и уснули в столь смущающей позе — лидер группы спит на его коленях и даже чему-то улыбается сквозь сон, перевернувшись за ночь лицом к Хёку. — «По крайней мере, хотя бы во сне его ничего не беспокоит…» — думает Хёкджэ, наблюдая за лидером группы: у него самого задубела спина от неудобной позы, а ещё затекли ноги, после чего Хёк неожиданно понимает, что точно то же самое чувствовал Хичоль, когда «барабанщик» вернулся с похорон. — «Нужно будет обязательно поблагодарить его ещё раз», — уверен Хёкджэ: для больной ноги Хичоля такая бессонная ночь действительно может считаться подвигом, которого Хёк точно не заслуживает. — «Только Хичоль понимал, как справиться с моим горем… Я не заслуживаю доброты и поддержки этого человека».       Донхэ так и продолжает спать крепким сном — он даже не почувствовал, как Хёкджэ аккуратно вылез из-под его головы, придерживая её рукой и подсунув вместо себя подушку, которую лидер группы тут же крепко обхватил обеими руками, что-то пробормотав сквозь сон. — «Он так перепугался из-за Кюхёна и это его вымотало», — понимает Хёк, потому и решает дать возможность Донхэ поспать побольше: парень берёт одеяло с кровати лидера группы и аккуратно укрывает им Донхэ, после чего чуть задёргивает шторы, чтобы лучи солнца не попадали в комнату и не разбудили Донхэ раньше времени.       Хёкджэ уже хотел было зайти в комнату гитаристов, чтобы проверить, как там Кюхён, но его настораживают какие-то звуки на кухне. Понимая, что Хичоль скорее всего придёт сразу на репетицию, как он и обещал, Хёк приходит к выводу, что на кухне шуршат либо Чонун либо Кюхён. Именно поэтому Хёкджэ, спешно умывшись и приведя себя в порядок, направляется сперва на кухню, чтобы выяснить, что там происходит и не нужна ли его помощь.       Но на кухне оказался именно Кюхён — уже не такой бледный, но по-прежнему взъерошенный, словно его всю ночь лупасили подушкой, макнэ жадно пьёт воду из стакана, держась как можно дальше от лекарств на столе. Обернувшись на звуки шагов, парень замечает «Ынхёка», застывшего в дверном проёме, и, поперхнувшись от неожиданности, сипло кашляет, отставляя стакан и постучав себя по груди кулаком.       — Как ты себя чувствуешь? — осторожно вопрошает Хёкджэ, приблизившись и коротко оглядев лекарства — судя по всему, ни одну из коробочек Кюхён так и не распечатал, значит, эту ночь он проспал спокойно и сейчас чувствует себя лучше. Но Хёку всё равно нужно хоть как-то завести с ним разговор, чтобы занять эту неловкость — и, доставая аптечку из шкафа, Хёкджэ старается сгруппировать содержимое так, чтобы осталось место для лекарств от боли в животе, которые можно будет поместить в аптечку вместе и в дальнейшем не перебирать всё в поисках нужной таблетки.       — Живой — и ладно, — бурчит Кюхён, откашлявшись, но Хёк понимает, что макнэ за ним беспокойно наблюдает — парню явно не хочется, чтобы его заставляли принимать какие-то лекарства, правда, Хёкджэ и не собирается этого делать. В любом случае, Хёк уверен, что Донхэ заставит Кюхёна показаться доктору Кан, а если сейчас у макнэ ничего не болит, то лишний раз принимать лекарства без назначения врача не стоит.       — И это очень хорошо, — мягко отвечает Хёкджэ, убирая аптечку обратно в шкафчик и доставая с соседней полки пачку зелёного чая. — Давай я тебе чай заварю. То, что нужно после отравления.       — Вот ещё, — фыркает макнэ, но на пачку чая смотрит с плохо скрытым любопытством — скорее всего, Кюхён не понаслышке знает о том, насколько полезен зелёный чай. — Сам справлюсь.       — Ну, как знаешь, — Хёк решает, что не стоит сопротивляться — ему будет достаточно и того, что Кюхён сам заварит себе чай и побеспокоится о собственном здоровье, так что парень отставляет коробочку в сторону, поближе к макнэ, и шарится в другом шкафчике, доставая оттуда манную крупу, которую недавно Хёкджэ практически чудом нашёл в одном из продуктовых магазинов поблизости и сразу взял несколько пачек, так как данную крупу в их стране не слишком жалуют и практически не используют. Но парни этой крупе не удивились, да и, как выяснилось, периодически Донхэ варил на завтрак манную кашу, так что и сейчас Хёкджэ решил, что подобный завтрак для Кюхёна будет самым подходящим — можно было и отварить крупу булгур, но угрозу панкреатита Хёк всё ещё не отмёл, а при таком диагнозе эта крупа может только навредить Кюхёну, так что манка оказалась в их запасах как раз кстати.       Пока макнэ гремит и шуршит неподалёку, занимаясь заваркой зелёного чая, Хёкджэ ставит воду в кастрюле на плиту, нагревая её, а затем, добавив в воду крупу, немного соли и сахара, принимается умело помешивать будущую кашу, доводя её до кипения. Сосредоточившись на этом важном деле, Хёк даже не сразу замечает, что Кюхён уже оставил заварочный чайник в покое, чтобы зелёный чай настоялся — и подкрался к нему со спины, с явным любопытством заглядывая в кастрюлю через плечо Хёкджэ, робко поинтересовавшись:       — А что ты готовишь?       — Манную кашу, — Хёкджэ не поворачивается к Кюхёну, чтобы скрыть свою слишком довольную улыбку, ведь любопытство — это хорошо, это признак выздоровления, так что Хёку становится немного спокойнее. — Если хочешь мне помочь, отрежь немного масла, пожалуйста.       — Каша, значит, — скривился макнэ, но, не возражая, он послушно бредёт к холодильнику, доставая оттуда уже распечатанную пачку масла, чтобы отрезать кусочек. — А хлеб у нас остался? Я хочу бутерброды.       — Кюхён, я обещаю, будет вкусно, — вздыхает Хёкджэ, покосившись на наблюдающего за ним парня. — Послушай, побереги желудок, ладно? Мне не жалко, можешь и бутербродами питаться, но скоро концерт. Не рискуй так, пожалуйста. Мы переживали за тебя этой ночью.       — Мы? — как-то тихо уточняет Кюхён, положив нож на разделочную доску, так как с кусочком масла он разобрался слишком быстро. — «Наверное, он не хочет, чтобы я уделял внимание его состоянию, после всего, что было между ним и Ынхёком», — догадывается Хёкджэ, потому решает ответить уклончиво, чтобы Кюхён не волновался и не чувствовал себя неловко:       — Ну да. Йесон почти не спал, присматривая за тобой. Да и Донхэ очень волновался. Я его еле как спать уложил.       — А ты? — неожиданно вопрошает Кюхён, нахмурившись: его тон голоса звучит одновременно привычно-недоверчиво и чересчур серьёзно, чему придать большого значения Хёк попросту не успевает, ведь макнэ продолжает задавать вопросы. — Что делал ты?       — А что я? — Хёкджэ пожимает плечами, снова помешав кашу: ему особенно легко говорить о себе, так как в этот раз парню даже не приходится лгать. — Я спал.       И Хёк не понимает, почему, но макнэ даже насупился, хотя, исходя из вечных ссор Ынхёка и Кюхёна тот должен был обрадоваться этому. Но поправляться и объяснять, что он тоже волновался, Хёкджэ не стал — Кюхён явно не дурак и он уж точно не забыл, как «Ынхёк» пришёл к нему в комнату, чтобы напоить макнэ чаем и успокоить. Немного помолчав, Кюхён как-то одновременно смущённо и недовольно произносит:       — Так это что, я теперь на одних кашах жить буду?!       — Это временно, да и это будет не так плохо, — Хёкджэ пытается приободрить Кюхёна, добавив часть от кусочка сливочного масла, и снова помешав кашу, чтобы масло полностью растворилось. — Мы все вместе посидим пару дней на правильном питании. А после концерта, если захочешь, я испеку что-нибудь вкусненькое. Сейчас нам всем стоит поберечься.       — Ты снова собрался печь? — недоверчиво переспрашивает Кюхён, уже не так активно корча страдальческое выражение лица. — Как-то непривычно слышать это от тебя. Хотя в целом странно видеть тебя у плиты.       — Мой брат… он был пекарем, помнишь? — напоминает Хёкджэ, надеясь, что он не выдаст себя своим желанием просто приготовить что-то полезное для желудка Кюхёна. — Кое-чему он успел меня научить, пока мы проводили время вместе.       Но, к счастью для Хёка, Кюхёна этот ответ вполне устроил — по крайней мере, никаких возражений от него Хёкджэ больше не слышит, да и, судя по звукам в коридоре, Йесон и, наверное, Донхэ уже проснулись и скоро придут. Хёку ещё нужно как можно убедительнее объяснить лидеру группы, где этой ночью пропадал Хичоль, так как, узнав, что Кюхён в порядке, Донхэ сразу вспомнит о том, что его подопечных надо пересчитать.       Но, как оказалось, отсутствие старшего мембера мало волновало Донхэ — точнее, сперва лидер группы вполне ожидаемо нахмурился, но объяснение «Ынхёка», что Хичоль сразу же приедет на репетицию, как только получит сообщение о времени, к которому нужно приехать, его вполне успокоило. — «Сейчас его больше волнует состояние Кюхёна, чем выходка Хичоля», — напоминает себе Хёк, стараясь не забыть ещё и о том, что нужно будет обо всём оповестить менеджера и практически потребовать, чтобы и Донхэ, и Кюхёна отправили показаться доктору Кан. По крайней мере, несмотря на то, что ночь у всех у них выдалась нервная, лидер группы хотя бы не морщится, когда шевелит плечами, хоть Хёк и понимает, что это временное облегчение — в любом случае Донхэ нужен массаж от специалиста, а Хёкджэ в этом практически не разбирается.       Кюхён, несмотря на то, что он изрядно проголодался после такого стресса, всё-таки не сразу отваживается попробовать предложенный ему завтрак — макнэ очевидно привык завтракать бутербродами, что Хёкджэ ему сейчас никак не мог позволить. Но, опережая укоризненный взгляд Донхэ, Хёк неожиданно для всех достаёт из холодильника клубничный джем и, неосознанно хихикая над глупостью своей же затеи, парень выкладывает чистой ложкой на тарелке ошалевшего Кюхёна некое подобие мордочки или даже смайлика — два круглых глаза и широкая улыбка словно глазеют на макнэ из тарелки, пока Хёкджэ садится на место и передаёт джем и ложку невозмутимому Чонуну, пожелавшему тоже попробовать джем вместе с кашей, только без каких-либо рисунков этой сладостью на своей тарелке.       И Хёк не особенно рассчитывал на успех — с упрямством Кюхёна мог соперничать разве что Ынхёк — но, с интересом покосившись на этот рисунок из джема на поверхности каши, макнэ, видимо решил, что после таких стараний «Ынхёка» отказаться от каши будет слишком чревато, особенно после событий прошлой ночи. Наверное, поэтому, немного погипнотизировав кашу и сделав вывод, что так она не исчезнет с тарелки, Кюхён всё-таки решается попробовать манную кашу и, задумчиво прожевав, принимается активно поедать свой завтрак, чуть ли не урча от удовольствия. Донхэ вопросительно косится на Хёкджэ, но тот, довольно улыбнувшись, лишь качает головой — не хватало ещё, чтобы парни начали задавать вопросы и спугнули аппетит Кюхёна. По крайней мере, со своей стороны Хёк сделал всё, чтобы заинтересовать макнэ лёгким завтраком, который точно не нанесёт вреда его возможно раздражённому желудку. И Хёкджэ даже не потребовалось ничего объяснять — Донхэ словно догадался, почему Хёк не хочет привлекать слишком много внимания к Кюхёну, потому и послушался, сменив тему на их предстоящую репетицию, на которой Хичолю лучше бы появиться вовремя, если старший мембер не хочет заиметь кучу проблем на свою беспечную голову. Хёкджэ охотно вступает в разговор, заверяя Донхэ, что он сразу же после завтрака отпишется Хичолю и даже дозвонится до него, чтобы старший мембер успел на репетицию, пока Чонун и Кюхён, пользуясь возможностью, активно подъедают свой завтрак, а макнэ и вовсе чуть ли не вылизывает тарелку, распробовав кашу, которую Хёк старательно варил, не допуская образования комочков.       — Ты молодец, — тихо произносит Донхэ, отправив гитаристов собираться и тем временем перемывая посуду, так как робкое предложение Хёка вымыть её лидер группы решительно отверг. — Я не представлял, чем кормить Кюхёна после его отравления… надо будет показать его доктору Кан, на всякий случай.       — Вы можете поехать после репетиции вместе, — предлагает Хёкджэ, забирая чистую посуду из рук Донхэ и вытирая её полотенцем. — Заодно и ты расскажешь доктору Кан о своей боли в плечах и шее.       — Я? — опешив, Донхэ чуть было не выронил чистые ложки из рук от неожиданности, но, когда Хёк, испуганно охнув, невольно дёрнулся к нему, лидер группы нервно дёргает плечом, поясняя причину своего замешательства. — На самом деле, я уже и позабыл об этом. С Кюхёном я так переволновался, да и твой массаж помог — всё напряжение с мышц как будто ушло.       — Донхэ, мы же вчера об этом говорили, — вздыхает Хёк, покачав головой. — И ты обещал, что обратишься к специалисту сегодня же, а тут такая хорошая возможность ещё и Кюхёна доктору Кан показать. Один он точно не поедет, ты же знаешь.       — Даже слишком хорошо знаю, — усмехается лидер группы, снова возвращаясь к мытью посуды. — Но я не пытаюсь увильнуть — я ведь действительно обещал тебе, что обращусь к доктору Кан, но я просто забыл об этом. И… спасибо тебе, правда. И за то, что продолжаешь напоминать об этом, и за твой массаж… И за то, что ты о Кюхёне позаботился и помог мне успокоиться, и что о Хичоле думаешь. Обычно я стараюсь держать все поводы для беспокойства в голове, но что-то сегодня я не в форме.       — Тебе приходится помимо этого думать ещё и о концерте, о наших соло, да ещё и за меня беспокоишься, — пытается пошутить Хёкджэ, вытирая столовые приборы от лишней воды. — Наверное, будет лучше, если хотя бы часть ответственности ты передашь кому-то другому. Я уже… не такой беспомощный, как во время траура, Донхэ. И я могу помочь, если нужно.       — Да, наверное, ты прав, — соглашается Донхэ, мягко кивнув. — И я ценю твою помощь, правда. Может, мне действительно стоит попробовать не тянуть всё на себе. По крайней мере, парни проявили удивительную сознательность, когда мы работали над соло, да и ты стал… очень внимательным.       — Вот и договорились, — резюмирует Хёк, довольно улыбаясь. — Значит, после репетиции вы с Кюхёном едете к доктору Кан, а мы с парнями обед приготовим. Так ведь гораздо проще, чем пытаться одновременно контролировать всё на свете, правда?       — Не то слово, — посмеивается Донхэ, после чего он выключает воду и, вытерев руки о полотенце, разворачивается, с нескрываемой благодарностью посмотрев на Хёкджэ. — Пока ты был в больнице, я так боялся оставлять их всех без контроля, но… теперь мне не страшно оставлять их, когда рядом с ними находишься ты. Вот уж не думал, что доживу до такого, но это правда здорово. По крайней мере, я меньше волнуюсь.       — Да я ничего такого не… — договорить Хёк не успевает: на кухню молча заходит Кюхён, из-за чего разговор приходится прервать. В полной тишине макнэ уверенно топает к заветному шкафчику, для чего ему приходится немного подвинуть Хёкджэ в сторону, а затем, вытащив оттуда корм для рыбок, Кюхён всё также молча скрывается в коридоре. Ни Хёк, ни Донхэ не рискнули как-то это прокомментировать, пока макнэ был в поле зрения, но когда Кюхён ушёл в комнату, они переглянулись и практически синхронно рассмеялись. Видимо, оба подумали об одном и том же — раз Кюхён вспомнил про рыбок, ему точно лучше, так что визит к доктору Кан будет лишь некой подстраховкой, чтобы все они были уверены, что с макнэ ничего серьёзного не случилось.       — Чонун рассказал мне, что ты напоил Кюхёна чаем и помог ему успокоиться и уснуть, — негромко признаётся Донхэ, тихо вздохнув. — И я очень рад, что ты вовремя оказался рядом и знал, что сделать. Я, когда пустую аптечку увидел, совсем перестал соображать. Да и Кюхён перепугался — мы-то всегда думали, что желудок у него бездонный. Спасибо тебе, Ынхёк.       — Я тебя понимаю. Наверное, случись что с Хичолем, я бы также перепугался, — Хёкджэ практически не лжёт: состояние ребят волнует его, так что за старшего мембера он бы точно волновался, как и за других участников группы. — С Кюхёном всё будет хорошо, но пусть доктор Кан убедится, что это было обычное отравление. Так всем будет спокойнее.       — И снова ты прав, — Донхэ чуть движется вперёд, словно он хочет обнять «Ынхёка», но в коридоре снова начинает копошиться Кюхён, управившись с рыбками, так что Хёкджэ решает не рисковать и, ободряюще улыбнувшись лидеру группы, парень возвращается в комнату, проходя мимо смущённого макнэ. Кюхён крепко сжимает корм для рыбок в своих руках и отступает в сторону, пропуская «Ынхёка» в комнату, наверное, впервые за долгое время не срываясь вновь на привычный поток подколов и язвительных фраз. И Хёкджэ, в целом, не возражает: сейчас они все слишком беспокоятся о предстоящем концерте, чтобы тренироваться в остроумии и развлекать друг друга беззлобной грызнёй по пустякам.       — После концерта нужно будет ещё таблеток купить, — бросает Кюхён вслед Хёку, не решившемуся прикрыть дверь перед его любопытным носом. — Растениям явно понравились, позеленели даже.       — А? — обернувшись, Хёкджэ задумчиво смотрит на аквариум, про который он забывает в последнее время — растения действительно кажутся ярче и здоровее, а рыбки, к удивлению парня, вообще как будто подросли. — Да, ты прав. Хорошо, после концерта я вам с Донхэ напомню об этом, чтобы вы нашли название тех витаминов для растений…       — Да я сам напомню, — отмахивается Кюхён, переступив с ноги на ногу. — Ты лучше о концерте думай. И… спасибо.       Хёкджэ оборачивается, чтобы посмотреть на стушевавшегося макнэ группы, но задать вопрос вслух так и не решается. В целом, не так важно, за что именно благодарит его Кюхён — за утреннюю кашу, за беспокойство о его здоровье или за совсем непрофессиональную попытку помочь ему прошлой ночью, ведь гораздо важнее то, что макнэ говорит это искренне. Так что, немного подумав, Хёк решает обернуть эту неожиданную разговорчивость Кюхёна в пользу, мягко ответив:       — Я сделаю всё, чтобы собраться к концерту и не подвести вас, Кюхён. И… я рад, что тебе лучше, правда. Но после репетиции Донхэ поедет к доктору Кан, так как у него снова начала болеть шея, и я прошу тебя составить ему компанию.       — Что, опять у него мышцы щемит? — Кюхён не выглядит удивлённым и даже коротко морщится, отчего Хёкджэ понимает, что подобная проблема у лидера группы не впервые. — И опять ведь ничего не говорит никому. Что, хочешь, чтобы я его доктору Кан сдал и заодно свой желудок проверил? Я-то полагал, что Донхэ меня пинками погонит в больницу.       — Что-то в этом роде, — соглашается Хёк, слегка улыбнувшись — в проницательности Кюхёна он совершенно не сомневался, так как этот юный проныра всё схватывает практически на лету. — Он же не признается доктору, что мышцы болят, пока не свалится окончательно. Ну и тебе самому будет спокойнее, если доктор Кан скажет, что вчера у тебя было простое отравление.       — А это и было простое отравление, — пожимает плечами макнэ, даже надувшись, но лишь для вида: обмозговав просьбу, Кюхён согласно кивает. — Ладно, твоя взяла, съезжу с ним. Но только чтобы он потом не затянул свою песню о том, что «ничего не болит и зря вы беспокоитесь».       — Спасибо, Кюхён, — Хёкджэ улыбается шире — ему достаточно того, что Кюхён решил прислушаться к его опасениям, не задавая встречных вопросов на тему «а почему с ним не можешь поехать ты?» В любом случае, макнэ нужно было показаться врачу, и под таким поводом — тотальный контроль состояния лидера группы — Кюхён вполне согласен заодно и про свои симптомы рассказать, как бы невзначай. А уж под какой причиной макнэ окажется у доктора Кан и получит мнение специалиста, для Хёкджэ уже было не так важно, но это было важно для самого Кюхёна и он очевидно оценил старания «Ынхёка» в поиске этой подходящей причины, раз согласился так быстро. Довольный своими успехами, Хёк с уходом Кюхёна спешит переодеться, пока он один в комнате, но в покое его не оставляют — едва парень успевает натянуть серую футболку, как в комнату заявляется уже готовый к отправлению, репетиции и в целом ко всему Йесон. И Хёкджэ бы не так напрягся от визита гитариста, если бы в его руках не было мобильного телефона, которым гитарист ловко покручивает в руках.       — Если уж и Донхэ фото с тобой запостил — нам тоже можно, — безапелляционно заявляет Чонун опешившему Хёку, совершенно спокойно приблизившись к «барабанщику», и приподнимает руку с телефоном, включив фронтальную камеру. — Прими какую-нибудь успокаивающую фанатов позу и я отстану.       — Но Чонун, я же… — Хёкджэ вяло пытается сопротивляться, не испытывая никакого удовольствия от идеи Йесона сделать очередное фото, но в ответ гитарист лишь испытывающе косится на него, любезно поинтересовавшись:       — Или ты хочешь дождаться Хичоля, чтобы он срежиссировал нам эту постановку?       — Нет, только не Хичоль, — Хёк нервно икает, понимая, что если подать старшему мемберу эту идею — то он со всем энтузиазмом ухватится за неё и жизнь в общежитии превратится в сплошные фотосессии. Одно фото с Чонуном, пожалуй, Хёкджэ вполне сможет вытерпеть, так что, утвердившись в этой мысли, парень согласно встаёт поближе к гитаристу, с его подсказки соорудив из пальцев фигуру, популярную среди молодёжи в сети — Хёк выпрямляет указательный и средний пальцы и поджимает к ладони остальные пальцы, слегка прикрывая рукой нижнюю часть своего лица.       — Вот так бы сразу, — довольно произносит Чонун, сделав одно-единственное фото и сразу же уходя из комнаты, бросив напоследок. — Получился ты отлично. Фанаты обрадуются.       И, после этого неожиданного взбрыка Йесона, Хёк лишь радуется, что Кюхён с этим вопросом к нему не пристанет — им обоим всё ещё неловко общаться, да и макнэ в целом в общественной жизни никогда не проявлял как такового интереса к Ынхёку. Даже не так — эти двое периодически цапались и во время интервью, и в коротких разговорных моментах на их концертах, и для фанатов это не было ничем удивительным. Точнее, по мнению Хёка, фанаты бы наоборот, всполошились ещё больше, если бы вдруг Кюхён начал выкладывать в сети фотографии, где он и «Ынхёк» сливаются в дружеских объятиях — Хёкджэ на месте любого из фанатов сам бы решил, что и Ынхёк, и Кюхён проиграли какое-то пари, что-то сломали в агентстве, за что их вынудили отрабатывать разруху в своеобразной манере, или попросту сошли с ума. Только интерес Кюхёна ко всему, что происходит в сети, Хёк крайне опрометчиво не учёл, потому не сумел подготовиться к тому, что макнэ довольно воскликнет в фургоне, по дороге на репетицию:       — О, фанаты в восторге от вашей фотки. Вот уж не подумал бы, что Ынхёк и без своей подводки может неплохо на фото получаться.       — Фото? — Донхэ, сидя спиной по направлению движения, взволнованно бросает взгляд на Хёкджэ, но тот лишь едва заметно качает головой, чтобы лидер группы не считал, что «Ынхёк» не в курсе этой затеи. По крайней мере, гитаристы, переглянувшись, как-то синхронно решают показать своим мемберам ту самую фотографию — Йесон протягивает телефон Хёку, тогда как Кюхён, притихнув, показывает экран мобильного Донхэ, видимо, для всеобщего успокоения.       И это, пожалуй, тот самый редкий случай, когда Хёкджэ не хочется возразить Кюхёну — фото действительно неплохое, и, если слишком сильно не задумываться, сам Хёк не отличит тут себя от Ынхёка. Парню даже не кажется странным, что парни пишут описание к фотографиям на английском, а не на корейском — у них много фанатов из других стран, да и Ынхёк всегда считался «выходцем из Штатов», потому, наверное, никого это не удивит. Но Йесон даже здесь умудрился отличиться — Хёкджэ полагал, что после странной манеры подписи Хичоля его уже ничего не удивит, но Чонун снова сумел в своей манере, легко и непринуждённо добраться до этой высокой планки, установленной старшим мембером.       Всё, что написал гитарист под фотографией — это «I’ll be there for you, Eunhe-yekkie» , и сперва Хёк не сразу сумел прочитать последнее слово, скорее интуитивно догадавшись, что это какая-то вариация имени Ынхёка. Только спустя пару минут, выборочно пролистав восторженные комментарии, до Хёкджэ дошло, что Йесон мастерски смешал имя Ынхёка со своим ничего не значащим, но довольно забавным возгласом «Хы-э», которым гитарист практически не пользовался вне камер, применяя его исключительно на всяких трансляциях и прямых эфирах, на развлекательных программах и всяких тому подобных мероприятиях, не слишком официальных, чтобы приходилось подбирать каждое слово, но всё-таки довольно ответственных и нуждающихся в какой-нибудь особой «фишке». Но, видимо, фанаты настолько привыкли подмечать всякие подобные фразочки и возгласы, что от такой небольшой отсылки аудитория словно обезумела от радости, так как на аккаунт Чонуна посыпался целый шквал одобрительных комментариев.       И насколько Чонун оказался настойчив, но тактичен в этом вопросе, настолько надоедливым стал Ким Хичоль — Хёкджэ еле как удалось удержать старшего мембера от желания срочно выложить кучу совместных фотографий, отмазавшись важностью репетиции и строгим надзором Чонсу-хёна, присутствию которого, наверное, Хёк был даже рад чуть ли не впервые в жизни. — «Хоть раз его вечно недовольное лицо приносит пользу», — устало думает Хёкджэ, стараясь не сбиваться с ритма и уверенно тарабаня палочками по установке — он прекрасно понимает, что едва парни выпросят у менеджера перерыв, как Хичоля уже будет невозможно остановить.       Более того, помимо желания немного сдержать творческие порывы старшего мембера, Хёкджэ даже не представляет, как он будет объяснять Хичолю, что «Ынхёк больше не пьёт» — пока что им совершенно не до выпивки, ведь на носу концерт, но после этот вопрос всё равно будет поднят и как отреагирует Хичоль, на чьё благоразумие Хёк всё-таки надеется, пока непонятно. Прикрыться лекарствами и трауром по брату уже не получится, вдобавок ещё и обедать приходится без Кюхёна и Донхэ — их желанию отправиться на приём к доктору Кан удивился разве что Хичоль, так как он на тот момент ещё не знал о том, что произошло прошлой ночью. Но это означало возникновение новых проблем в общежитии — сдерживать Хичоля от жажды фотосессий будет некому.       — Тогда понятно, чего вы все такие озадаченные сегодня, — задумчиво произносит Хичоль, озадаченно потирая затылок. — Да всё с мелким в порядке будет. Потрепал нервы всем — и будет с него. Уверен, что он уже вечером потребует ттокпокки и будет утверждать, что он здоров, как вол, да ещё и справкой от доктора Кан трясти будет.       — Именно поэтому Донхэ с ним и поехал, чтобы Кюхён не ввёл нас в заблуждение, — отвечает Йесон, любопытно покосившись на притихшего Хёкджэ. — Ну, насколько мне известно, по крайней мере.       — Да, Донхэ поехал с ним для общего спокойствия, — нервно бубнит Хёк, чуть было не выронив палочки из рук. Конечно, он понимал, что Чонун не мог не заметить, как именно Кюхён потащил Донхэ к доктору Кан, вещая при этом о важности своевременного осмотра, ещё и под взглядом ошарашенного такими переменами Чонсу-хёна. Но Хёкджэ всё-таки обещал Донхэ, что не будет рассказывать всем о проблемах Донхэ с мышцами шеи и плеч, и раз Кюхён не рассказал о цели своего истинного визита к врачу даже Йесону — Хёку тоже следует держать язык за зубами.       Но, к счастью для Хёкджэ, парни слишком долго провозились с обедом, не успев даже переодеться в домашнюю одежду, ведь сперва нужно было зайти в магазин за продуктами, так что, не успели они выйти из-за стола, как Кюхён и Донхэ уже вернулись. Хёку до сих пор непривычно, что нужно закупаться продуктами и средствами бытовой химии буквально в пятикратном размере, но, возможно, и к этому Хёкджэ со временем привыкнет — всё-таки уметь готовить на большое количество людей и правильно рассчитывать пропорции продуктов он давно научился в пекарне, где тесто замешивается в огромных масштабах.       Кюхён сияет, как начищенная монета в пятьсот вон, благодаря чему всем сразу же становится ясно, что ничего серьёзного с желудком макнэ не произошло. А вот Донхэ немного смущённо пояснил всем, когда опоздавшие уселись за стол, что в ближайшую неделю вплоть до концерта все будут возвращаться с репетиций без него.       — А чего так? — любопытствует Йесон, потянувшись за овсяным печеньем. — Что-то ещё стряслось?       Хёкджэ обеспокоенно косится на замявшегося лидера группы: ему захотелось просто встать и объявить, что ему нужно будет посещать врача, чтобы избежать нового нервного срыва на сцене, а Донхэ просто будет его сопровождать, но, многозначительно посмотрев на «барабанщика», лидер группы нехотя поясняет:       — Доктор Кан нашёл для меня специалиста по лечебному массажу, так что…       — Что, снова плечи болят? — понимающе интересуется Чонун, одобрительно, хоть и без усилия хлопнув Донхэ по спине, отчего парень сдавленно охает. — И даже сам пошёл, без этой череды уговоров и торга? Вот и молодец, наконец-то о своём здоровье думать начал. Не переживай, дорогу сюда и без тебя знаем. Лечись спокойно.       — А что там с нашим неугомонным? — интересуется Хичоль, отпивая горячий чай из своей огромной кружки. — Здоров, как я и полагал?       — Здоров, но доктор Кан поддержал идею Ынхёка немного поберечься перед концертом, — уже спокойнее поясняет Донхэ, придвинув свою тарелку чуть ближе к себе. — Чонсу я уже передал все рекомендации — больше никаких сухих перекусов, газировок и большого количества специй. Супы, сытные салаты, много фруктов и овощей. Кюхён, тебя это в первую очередь касается.       — Так это нам из-за мелкого теперь опять строгий режим соблюдать? — ворчит Хичоль, ловко увернувшись от летящей в его сторону чайной ложки. — Кюхён, ты обалдел?!       — Ну вот, как в старые добрые времена, — Йесон подпирает голову рукой, наблюдая за тем, как Донхэ увесисто отвешивает недовольному Кюхёну подзатыльник, забирая от него лишние столовые приборы, а напуганный Хёкджэ пытается удержать воинственно настроенного Хичоля за руку, мешая ему запрыгнуть на стул в боевой стойке, которую старший мембер явно репетировал не один раз. — Вот концерт отыграем и эти двое опять в загул уйдут.       — Нет, — вздрогнув, Хёкджэ выпускает руку Хичоля из своих пальцев, но старший мембер больше не рвётся в драку: остановившись, Хичоль изумлённо таращится на «лучшего друга», пока Хёк тихо добавляет:       — Я больше не буду выпивать. Никогда.       — Котёнок, ты не обязан никому ничего доказывать этими ограничениями, — осторожно отвечает Хичоль, потянувшись к Хёку и легко похлопав его по плечу. — Я понимаю, что как раньше уже не будет, но…       — Хичоль, ты даже не представляешь, насколько «как раньше» уже больше никогда не будет, — порывисто отвечает Хёкджэ, нервно поёжившись и опуская взгляд на свою кружку с остатками чая. — Это не ограничения — я сам хочу этого, поскольку моя жизнь уже не будет прежней. Я больше не прикоснусь к алкоголю, ни за что не закурю и не сяду за руль. Никогда, Хичоль, понимаешь?       Но Хичоль не находит ответа, да и ребята продолжают молчать, отчего всё это давление для Хёка становится невыносимым — ему даже не нужно поднимать голову, Хёкджэ и так прекрасно знает, что все таращатся на него и не решаются ничего сказать. Донхэ в это вполне очевидно не полезет, Чонуну и Кюхёну в принципе всё равно на вредные привычки «Ынхёка», а вот для Хичоля подобная новость наверняка сильно встряхнула. — «Нужно извиниться — и уйти, пока не стало только хуже», — уверен Хёкджэ, так как Хичоль даже со своим желанием навязать «барабанщику» привычные неполезные для здоровья ценности продолжает оставаться превосходным другом для Ынхёка. Разве что сам Хёк не может в полной мере принять всю эту самоотдачу Хичоля, и уже как минимум по двум причинам — Ынхёк из него практически не получается, и выпивать Хёкджэ больше не будет ни за что. Любая банка пива ему будет снова и снова напоминать, с чего начался этот кошмар — и к чему привёл.       — Прости, Хичоль, — Хёкджэ встаёт из-за стола, украдкой глянув на встревоженного Донхэ, порывающегося подняться следом, и замечая, как от его взгляда лидер едва заметно качает головой, усаживаясь обратно — Донхэ слишком быстро понял, что парень хочет побыть один. — Мне жаль, правда. Но я уже решил и иначе не будет. Обманывать тебя и говорить, что скоро я снова стану отличным собутыльником или что я передумаю, я не хочу. Я не передумаю.       Хёку никто не отвечает, а Хичоль и вовсе так потерянно смотрит на «Ынхёка», что парню становится очень стыдно — даже если старший мембер оказался слишком навязчив, он не заслуживал того, чтобы Хёкджэ отчитывал его перед всеми вот так, без шанса на возражение и поиск компромисса. С другой стороны, о каком компромиссе вообще стоит говорить, если Хёк просто не сможет восполнить для Хичоля эту его привычную сторону жизни? Именно поэтому Хёкджэ просто сбегает с кухни, не позволяя старшему мемберу последовать за ним, и негромко пробормотав перед этим:       — Прости меня, Хичоль.       Но вслед за Хёком по коридору раздаются громкие, торопливые шаги, а затем нагоняющий его Кюхён недовольно ворчит:       — А ну, стой. Стой, кому говорю?!       — Кюхён, если ты собрался читать мне нотации, то я не в том настроении, — вздыхает Хёкджэ, но послушно останавливается в коридоре, обернувшись к макнэ группы. Правда, нежелание «Ынхёка» разговаривать макнэ никак не смущает — поравнявшись с Хёком, Кюхён наигранно воодушевлённым голосом добавляет:       — Да меня мало волнует, что ты с бухлом завязал — зато меньше придётся от Чонсу огребать от того, что вы опять где-то шарахаетесь ночами. Ты мне должен между прочим. Я тебе врезать обещал.       — Врезать? Ах, точно, — наверное, в другой ситуации это напоминание бы насмешило Хёкджэ, но сейчас у него нет желания даже улыбнуться или хоть как-то воспротивиться намерению Кюхёна, потому Хёк даже руки опускает, чтобы не сопротивляться, и устало добавляет:       — Ну давай. Врежь мне, раз я обещал — и я пойду.       — Да не собираюсь я тебя бить, — фыркает макнэ, после чего он уверенно хватает Хёкджэ за запястье и тянет за собой, в ту комнату, откуда Хёку в прошлый раз пришлось спешно сбегать, когда он снова устроил переполох по незнанию, обидев Кюхёна и память его сестры. — Отработаешь натурой.       — Это как? — Хёк не сумел удержаться от вопроса, так как приличных вариантов в понятии «натура» у него было ровно два — приготовить что-то особенно вкусное по меркам Кюхёна или же прибраться в его комнате. Обо всех других вариантах он старается не думать, надеясь на благоразумие макнэ.       — Сейчас и увидишь, — бубнит Кюхён, прикрывая дверь за Хёкджэ и указывая ему на свою постель. — А теперь сядь и сделай морду повеселее, как будто ты весело проводишь со мной время.       — Чего? — недоумевающе переспрашивает Хёк, но, когда он садится и замечает, как макнэ довольно выуживает мобильный из кармана своих джинс, Хёкджэ тут же понимает, что именно подразумевалось под «отработать натурой» — всего лишь очередное фото из тех, что парню уже надоели. — Кюхён, я уже устал от этих фотографий, так что давай в другой раз.       — Можно подумать, я испытываю от этого большое удовольствие, — макнэ продолжает ворчать, усаживаясь рядом и включая на телефоне фронтальную камеру. — Но после того, как все отличились фотографиями с тобой, меня фанаты сожрут и обзовут эгоистичной сволочью. Так что думай, что хочешь, но мою репутацию чуткого макнэ мы восстановим. Улыбайся давай и постарайся не пялиться в камеру, как на дуло пистолета. Не забывай, кто ты, Ынхёк.       — Никто тебя так не обзовёт… — Хёкджэ пытается возражать, но Кюхён явно его не слушает и уже подбирает подходящий ракурс для фото, так что Хёку приходится смириться и неловко улыбнуться в камеру, помахав фанатам. — «По крайней мере, Кюхён не видеотрансляцию включил, так что это уже неплохо…» — пытается успокоить себя Хёк, послушно застыв перед камерой в надежде, что эта пытка закончится быстро.       — Ну чего ждёшь? Особого приглашения? — хмыкает Кюхён, увлечённо листая фотографии и начиная копаться в каком-то редакторе, играясь с оттенками цвета и света фото. — Где дверь, ты знаешь. Топай давай отсюда.       — Как-то всё быстро, — удивлённо протянул Хёк, нерешительно поднимаясь с постели Кюхёна и делая несколько шагов в сторону выхода из комнаты — он всё не может поверить, что именно с макнэ эта вынужденно необходимая фотосессия прошла быстрее всего. Но Кюхён его уже не слышит — даже высунув язык от старания, макнэ группы занимается подготовкой фотографии к публикации, так что Хёкджэ решает уйти тихо, не привлекая нового к себе внимания.       Вот только до самого вечера в его ушах продолжает звенеть голос Кюхёна:       — «Не забывай, кто ты, Ынхёк».