Цветок и нож

«Ты меня забудешь, я тебя не помню, Ты сломаешь трубку и забудешь номер…» © NITI MAY & Dila Stellar — Забыла

      У Хёкджэ продолжает очень быстро биться сердце — несмотря на то, что им удалось всё пояснить Чонсу, которого парень всегда боялся больше, чем других сотрудников агентства, Шивон в этот раз оказался неожиданно строгим, хоть и по понятным всем причинам. — «Все эти люди просто делают свою работу и отвечают за артистов…» — напоминает себе Хёк, испытывая сильное чувство вины за то, что они все утаили произошедшую драку, да ещё и охранников в это втянули. — «Надо было сразу всё рассказать…»       Но при этом Хёкджэ не мог не понимать, что если бы в агентстве прознали про драку ещё до того, как Хичоль был бы готов открыто об этом заявить — разногласия в группе накалились бы до предела. — «И Донхэ явно понимал это с самого начала…» — уверен Хёкджэ: это многое объяснило в поведении лидера группы, когда его тянуло поступить правильно, но и не поддержать Хичоля он не мог. — «Донхэ тоже заметил, как Хичоль был напуган — потому он прислушался и поддержал решение сохранить всё в тайне. И Хичоль молодец в том, что он сумел найти в себе силы и всё рассказать. Но как это всё непросто…»       Шивон так злился, что уже был готов лично вытолкать всю охрану из агентства за шиворот — больше всего досталось Ёнуну, который не был ни в чём виноват: охранник очень быстро оказался рядом в тот вечер, и за ребят он неприкрыто переживал и предлагал отвезти их в больницу, не думая о том, что в агентстве ему попадёт, если станет известно, что нападавшие сбежали. И Хёкджэ очень хотел помочь Ёнуну сохранить место работы, и дело было не только в том, что парню было известно, что этот мужчина обеспечивает своих родителей и младшего брата Кибома, что ещё только учится на адвоката. Хёк просто понимал, что уволить Ёнуна могут именно по их вине, а этот мужчина исправно работал водителем и рядом с ним парни чувствовали себя в безопасности, даже в фургоне или в любой другой служебной машине. Но на уговоры Шивон на удивление поддавался очень плохо — практически никак.       — И не уговаривайте, — строго отвечает начальник службы безопасности. — Ноги этих остолопов больше не будет рядом с вами, а этот и вовсе на улицу у меня вылетит. Скрыть от меня такое происшествие! А вы чем думали, уговаривая их промолчать?! Да это чудо, что никому из вас за ночь скорая не потребовалась!       — Господин Чхве, я виноват, — негромко соглашается Ёнун, бледный и испуганный, но по прежнему демонстрирующий свою заботу о ребятах следующими словами. — Но прошу, не ругайте их. Ребята перепугались, а я принял неверное решение и признаю это. Если хотите — я напишу заявление об увольнении по собственному желанию, чтобы не привлекать внимание общественности…       — Ёнун, ты не должен этого делать, — встревает Донхэ, беспокойно оглядывая работников агентства. — Шивон, прошу тебя, не горячись так. Это ведь мы в первую очередь виноваты.       — Да, Чонсу, скажи руководству, что это мы дураки — и всё, — Хичоль подаёт голос, но как-то неуверенно — ещё и менеджер, помрачнев, с неохотой возражает:       — Единственное, что я могу — это вступиться за Ёнуна перед руководством, но охрана находится в подчинении Шивона, так что решения принимает он.       — Шивон, пожалуйста, не горячись так, — умоляет Хёкджэ, ухватив начальника службы безопасности за локоть подрагивающими от нервов руками. — Шивон, охранники ведь ни в чём не виноваты. Мы сами всё расскажем руководству, только не увольняй их, пожалуйста!       — Тогда и наши с Чонсу головы полетят, да и вообще всей охраны, вы это понимаете?! — мрачно вопрошает Шивон, но руки Хёкджэ всё-таки не стряхивает. — И это если ещё прохожие в полицию не заявили. Вот как нам всё это разгребать за вами, Ынхёк?       — Сошлитесь на меня! — в отчаянии предлагает Хёкджэ, выпаливая первое, что приходит ему в голову — раз всё это время руководство делало им поблажки из-за состояния «Ынхёка», то может получиться и в этот раз. — Скажете, что мне до сих пор слишком страшно встречаться с полицией, потому мы и сохранили всё в секрете…       — Что за чушь — в это никто не поверит, — ворчит Хичоль, покачав головой. — Всё-таки уже столько времени прошло. Проще сказать правду: всё опять из-за меня. А дальше пусть руководство решает.       — Какие все здесь сознательные и ответственные, — Шивон закатывает глаза, не оценив эти варианты как стоящие. — Только почему-то вляпаться в неприятности вы всё равно умудрились.       — Вообще, в словах Ынхёка есть смысл, — задумчиво произносит Чонсу, потирая пальцами подбородок. — Это объяснит, почему мы не заявили сразу в полицию. Если обставить всё так, что после прошлой встречи с полицией Ынхёк был не готов к новой даче показаний, то это объяснит, почему мы с такой осторожностью занимались этим вопросом и не афишировали подробности. Но если эта версия не сойдётся со словами кого-то из вас…       — С парнями мы поговорим — они будут говорить только то, что нужно, — заверяет его Донхэ, качнув головой. — Как и мы все, если это поможет решить ситуацию мирно, конечно…       — А если кто из охраны пустит слух — мигом окажется на улице, ещё и за разглашение информации штрафы я притяну без труда, — мрачно обещает Шивон, глядя на притихшего Ёнуна. — Всю охрану в секторе общежитий я заменю лично, а эти отправятся оборудование охранять, раз на большее мозгов не хватает. Что касается тебя, Ёнун…       — Шивон, пожалуйста… — просит Хёкджэ, но лидер группы его мягко перебивает, добавив:       — Если дело дойдёт до полиции, лучше, чтобы рядом с нами оставался охранник, что давно известен, как наш водитель. Это будет более правдоподобно, если говорить о том, что у Ынхёка сейчас ограничены контакты.       — Твоя правда, — нехотя соглашается Шивон, недовольно рассматривая охранника. — Только из уважения к тебе и к тому, что ранее у тебя не было никаких нареканий, я даю тебе последний шанс, Ёнун. Если ещё хоть волос с их голов упадёт — ты первый вылетишь отсюда, ещё и по статье, ты меня понял?!       — Этого больше не повторится, — обещает Ёнун, застыв по стойке «смирно», а Хёкджэ, переглянувшись с Донхэ, даже тихо вздыхает от облегчения — охранники останутся на своей работе, в том числе и их водитель, что ещё ни разу их не подводил. — Я вам так благодарен, господин Чхве…       — А ещё Хичоль сейчас же отправляется в больницу, — добавляет начальник службы безопасности, оглядев присутствующих. — Я займусь сменой охраны и проедусь по маршруту, где всё произошло — попробую поискать камеры наблюдения. Если найду хоть что-то — сообщу руководству детали и там уже будем решать, обращаться в полицию или нет. А вы пока сидите в общежитии и не отсвечивайте. Выходить куда-то без охраны я вам теперь тоже запрещаю. Все доставки — через охрану. Это понятно?       — Понятно, — нехотя отвечает Донхэ, но открыто возражать не решается. Хёкджэ понимает, что спорить с Шивоном и Чонсу сейчас бесполезно, особенно когда те и так прикрывают их очередную проблему и рискуют своим положением. Конечно, Хёк не в восторге от того, что в ближайшие дни их везде будет кто-то сопровождать и даже до магазина будет невозможно выйти в одиночестве, но после того, как на Хичоля осмелились напасть так открыто, дополнительные меры безопасности имеют смысл. Хёкджэ бросает взгляд на старшего мембера, чтобы понять, готов ли он спокойно переносить такие ограничения, но Хичоль, кажется, уже покорился любому решению Чхве Шивона, если в итоге никто не потеряет работу из-за этого происшествия. — «Нужно будет приготовить что-нибудь вкусненькое, чтобы всех отвлечь…» — думает Хёкджэ и, когда замечает на себе выжидательный взгляд Шивона, лишь коротко кивает, демонстрируя своё полное согласие с его решением.       — С Хичолем вопрос и не обсуждается, — соглашается Чонсу, покосившись на корейского солиста и убедившись, что тот и не пытается возражать. — Его я сам отвезу, а Сонмин и Ёнун доставят остальных в общежитие.       — Но если фанаты заметят меня у больницы — в сети опять начнётся переполох, — поморщился Хичоль, скрестив руки на груди и сдавленно охнув, чем невольно привлёк к себе внимание всех присутствующих. — Тут с Кюхёном и его отравлением еле как отмазаться вышло — хорошо, что Донхэ тогда с ним поехал. Про его проблемы со спиной фанаты знают.       — Мы не вызовем доктора Кан сюда — и в общежитии он нормальный осмотр провести не сможет, — возражает менеджер, нахмурившись. — Тебе нужно внутренние органы обследовать, причём срочно. И рентген сделать, на всякий случай.       — «А ведь и правда — что же делать?» — задумался Хёкджэ, покосившись на лидера группы в надежде, что он что-нибудь придумает. Но Донхэ замялся, также беспомощно покосившись на Хёка — видимо, все эти разборки изрядно вымотали лидера группы, так что хороших идей в его голове уже попросту нет. Но Хёкджэ также понимает, что Хичоль дал ему отличную подсказку — рядом со старшим мембером в больнице должен быть тот, чьё присутствие не будет для фанатов чем-то удивительным. Поэтому, выдохнув, Хёк смело заявляет:       — Я поеду с Хичолем. Выдадим нашу поездку в больницу за мой плановый осмотр после реабилитации. Фанаты вряд ли удивятся тому, что Хичоль захотел поехать со мной в качестве моральной поддержки.       — А Ынхёк неплохо придумал, — с одобрением произносит Чонсу, оглядев Хёка. — Тогда так и поступим. В любом случае перед концертом нужно будет выпустить статью о том, что Ынхёк здоров и готов к выступлению. Заодно после Хичоля доктор Кан его и осмотрит. Донхэ, вы с Кюхёном точно в порядке или вам тоже надо к врачу?       — Я бы всех разом и отправил в больницу, чтобы убедиться, что всё в порядке, — хмуро отвечает Шивон, покачав головой. — Что эти дети в травмах понимают? Ни дня без происшествий прожить не могут.       — Мы правда в порядке, — осторожно возражает Донхэ, посмотрев на начальника службы безопасности. — Я не пострадал, а синяк Кюхёна заживёт за пару дней. Мы уедем в общежитие и будем сидеть тихо, я обещаю. И… спасибо вам. Мы больше не поступим так… неосмотрительно.       — Не обещай то, что не сможешь выполнить, Донхэ, — Чонсу лишь морщится, качнув головой в сторону выхода. — Вам же на месте спокойно не сидится. Ладно. Ёнун, увози их в общежитие, а с остальным мы разберёмся.       — Через минуту машина будет готова, — отвечает Ёнун и спешно уходит к лестнице, чтобы спуститься на парковку и подогнать фургон к выходу. Проводив его взглядом, менеджер оборачивается на ребят и добавляет:       — Про репетиции на сцене напишу вам в рабочем чате. Тренажёрный зал на ближайшие дни отложим — хватит вам физической активности пока. И никаких больше драк, уяснили? Донхэ, забирай остальных и езжайте в общежитие — пусть Сонмин вас проводит.       — Конечно, Чонсу, — лидер группы согласно кивает и обеспокоенно смотрит на Хёкджэ. — Ынхёк, Хичоль, за вами заехать в больницу потом?       — Уж довезу их в целости и сохранности. Иди уже, — строго отвечает менеджер, и Донхэ приходится уступить: ещё раз беспокойно оглядев Хёка, парень всё-таки уходит и Шивон отправляется следом за ним, бросив через плечо:       — Поеду следом за ними и прослежу. Заодно охрану сменю.       — Ну что, легко отделались? — Чонсу задаёт явно риторический вопрос, когда шаги в коридоре стихают. — Пусть это послужит вам хорошим уроком. Больше ни шагу за порог общежития без сопровождения. Идите за мной, отвезу вас в больницу.       — Спасибо, Чонсу-хён, — Хёкджэ нервно переступает с ноги на ногу, и менеджер задумчиво кивает вместо ответа, принимая его благодарность, после чего Чонсу первым идёт в сторону лестницы, больше ничего не отвечая. С облегчением выдохнув, Хёк переводит взгляд на Хичоля и даже вздрагивает от неожиданности, когда старший мембер с неохотой произносит:       — Кажется, и вправду — легко отделались. Надо было сразу всё им рассказать. Глупо вышло.       — Главное, что никого из охраны не уволят, и руководству Шивон и Чонсу всё сообщат так, как надо, — возражает Хёкджэ, с пониманием посмотрев на Хичоля. — Пойдём, Хичоль. Нам надо в больницу, и Чонсу лучше не заставлять ждать.       — Да уж, он оказался удивительно сговорчивым, не то, что Шивон, — усмехается Хичоль, дёрнув плечом и сдавленно зашипев. — Вовремя ты его кофейком прикормил. Да и вы с Донхэ уже все мозги мне проели, что мне надо в больницу, так что только не делай вид, что ты не рад тому, что всё так сложилось.       — Я действительно рад, ведь ещё и Ёнун и другие охранники не пострадают, — мнётся Хёкджэ, протягивая было руку к Хичолю, но тут же отодвигаясь, когда старший мембер вопросительно уставился на него. — Но ты решил во всём признаться, и спасибо тебе за это. Ещё и доктор Кан пропишет тебе что-нибудь подходящее, что снимет боль.       — Только не изображай из себя святого — нам Донхэ хватает, — морщится Хичоль, двинувшись следом за Чонсу. — Идём, пока старик добрый и отменил нашу казнь. Чем быстрее с этим разделаемся, тем лучше.       И, к счастью для них всех и для нервной системы менеджера, всё обошлось — конечно, обширные гематомы и ушибы Хичоля пройдут не так быстро, как хотелось бы, но зато это единственное, чем отделался старший мембер, без серьёзных повреждений и переломов, что было особенно важно для них всех. И Хёкджэ был уверен в заключении доктора Кан с самого начала, но менеджер практически заставил его перепроверить всё наиболее тщательным образом, так как рисковать в этом вопросе не хотелось.       — Раз больше никто не пострадал, то репетиции можете не отменять, только Ким Хичолю я бы порекомендовал в ближайшие дни не перетруждаться и восстановиться, — резюмирует доктор, посмотрев на Чонсу. — Его упражнения для поддержания активности мышц я отложить надолго не могу — пара дней постельного режима, никакой лишней активности, а потом пусть выполняет упражнения в щадящем режиме. Обезболивающие и заживляющие средства я сейчас ему пропишу.       — Обезболивающие? — переспрашивает Чонсу, отчего Хёкджэ даже теряется, покосившись на Хичоля, что тоже выглядит крайне взволнованным. — «В чём дело?» — Хёк уже начинает переживать, что он снова не знает о чём-то важном, но доктор Кан, уже выписывая рецепт, строго добавляет:       — Облегчённые, принимать согласно инструкции. А что касается Ли Ынхёка, то физически он уже готов вернуться на сцену. Ли Ынхёк, вы продолжали всё это время принимать лекарства, что я прописал? Нервные срывы ещё происходят? Как у вас со сном? Питаетесь регулярно, жареным не увлекаетесь?       — Нервные срывы? Нет, не было, только переволновался после этого… происшествия, — замялся Хёкджэ, покосившись на Хичоля, что собственные рекомендации слушал с непроницаемым выражением лица, но после этого заинтересованно уставился на «барабанщика». — Сон крепкий, кошмаров практически нет. Жареное я вообще стараюсь не есть. Лекарства я ещё продолжаю принимать… а что, можно уже прекратить?       — Не думаю. Сон мы нормализовали, это хорошо, но такой масштабный выход на сцену может снова спровоцировать срыв, — резюмирует доктор Кан, заканчивая с рецептом для Хичоля и принимаясь записывать что-то в медицинскую карту Ынхёка. — Выпишу вам ещё один рецепт на те же лекарства — продолжайте принимать их до нашей следующей встречи. После концерта мне нужно будет снова вас осмотреть, там и поговорим об отмене препаратов. И менеджер Пак, убедитесь, что на концерте у парней не будет никаких сухих перекусов. Лучше сделайте один большой перерыв, но пусть они поедят без спешки.       — Я лично проконтролирую этот вопрос, — так строго отвечает менеджер, что Хёкджэ не сомневается — сразу же после того, как Чонсу вернёт их в общежитие, этот вопрос будет решён. Несмотря на разногласия и разные точки зрения в некоторых вопросах, Хёк уверен — Чонсу и раньше ответственно относился к своему делу, хоть и вёл себя довольно холодно, но теперь он не допустит ни единого промаха.       — Вам точно не нужно докупать всё по рецепту доктора Кан? — уточняет Чонсу, когда парни выходят из его машины уже на территории сектора общежитий: в окне, пока они проезжали через охранный пост, Хёкджэ уже заприметил, что все охранники, кроме Ёнуна, ему незнакомы, что могло означать только одно — Шивон слов на ветер не бросает. — Я могу заехать в аптеку прямо сейчас.       — Нет, не нужно, — возражает Хёкджэ, заглядывая в машину и ещё не закрыв за собой дверь. — Всё, что нужно, мы уже взяли, а остальное у нас в аптечке.       — Можешь проверить, если надо, — предлагает Хичоль, помахивая пакетом с лекарствами в руке, держа его за тонкие ручки — по дороге в общежитие они отзвонились ребятам и те уже занялись приготовлением позднего обеда, так что неудивительно, что Хичоль проголодался и хочет поскорее вернуться. Да и Хёкджэ в целом был согласен с Хичолем — после всего, что они устроили, недоверие менеджера к своим подопечным вполне очевидно. Но, немного подумав, Чонсу лишь качает головой, не воспользовавшись этим предложением:       — Поверю вам на слово — после истории с дракой вы вряд ли захотите обманывать меня в этом вопросе. Идите уже. Если что-то понадобится…       — Написать Сонмину. Или охране. Или Шивону. Или тебе, — заканчивает за него Хичоль, часто кивая головой и показательно загибая пальцы свободной руки. — На крайняк позвонить директору Чон, оставить сообщение родителям, звякнуть в полицию…       — … оповестите хоть кого-то из стаффа — и по возможности в рабочем чате. Отдыхайте, принимайте лекарства и готовьтесь к репетициям на сцене. И больше никаких прогулок без сопровождения, — Чонсу снова принимает невозмутимый вид, отчего Хёкджэ хочется лишь головой покачать — в целом, ему становится понятно, откуда у менеджера столько терпения и холод в разговоре. — «Донхэ же говорил, что первое время Хичоль был практически бесконтрольным…» — вспоминает Хёк. — «Ещё и Ынхёк с его стремлением быть свободным и независимым, Кюхён, сыплющий язвами направо и налево, Чонун с его непростой логикой… Неудивительно, что Донхэ и стал тем самым мостом между ними и менеджером. Кто-то же должен был сохранять мир».       — Мы будем следовать всем рекомендациям, Чонсу-хён, — спешит заверить его Хёкджэ, пока Хичоль от усталости и переживаний ещё чего не наговорил. — И никаких больше выходок, правда. Мы пойдём и… спасибо тебе.       — Только не говори, что теперь и лечить меня вы собрались всей оравой, кушать и какать водить по часам, — морщится Хичоль, поднимаясь по лестнице к квартире общежития — к счастью, путь до лестницы они проделали практически молча, ничего не брякнув охране, встречающейся им на пути. — Мне хватит и того, что теперь выйти наружу без присмотра нельзя.       — Ты вполне сам способен вовремя принять лекарства и нанести средство на ушибы, — соглашается Хёкджэ, решив не делать такой серьёзный акцент на неловких попытках старшего мембера пошутить: сейчас упираться и требовать новое разрешение на присмотр за Хичолем после того, как тот фактически сам его дал утром — глупо. — «Хичоль и так знает, что мы все захотим присмотреть за ним — и он почти не возражает», — уверен Хёк. — «Но ему хочется сохранить своё лицо и ту независимость, к которой они с Ынхёком всегда стремились…»       — Ну и на том спасибо, — фыркает Хичоль, качнув пакетом с лекарствами. — Если ещё и от виноватых глаз нашего лидера меня избавишь — даже добровольно позову спину мне намазать. Сам-то не дотянусь.       — Да уж, — Хёкджэ лишь вздыхает на ходу: парни уже давно в курсе того, с какой искренностью Донхэ старается брать всю вину за их выходки на себя, так что ни для кого не было секретом, что и за все последствия этой драки лидер группы будет винить себя. — Конечно, я поговорю с ним. Правда, я не уверен, что он меня послушает…       — Чтобы ты — и не заметил, что Донхэ ради тебя мир перевернёт? — усмехается старший мембер, но, обернувшись и оглядев оторопевшего Хёкджэ, Хичоль даже немного растерялся. Остановившись и немного подумав, парень задумчиво произносит что-то странное, что Хёк не может понять:       — Хотя, ты бы, наверное, не заметил, даже когда этот мир тебе на блюдечке бы принесли. Ладно, сделай, что можешь — большего не прошу.       — «Я бы не заметил… что?» — недоумевает Хёкджэ, послушно кивая и следуя за Хичолем. — «Может, Хичоль просто устал и потому говорит что-то непонятное?» По крайней мере, Хёк был уверен в одном — старший мембер не шутил, когда говорил, что с Донхэ необходимо поговорить, чтобы тот не тянул на себе весь груз вины в очередной раз. И, как оказалось, Хичоль уже настолько хорошо знает Донхэ, что практически предугадал его поведение до мелочей — пообещав гитаристам, что они всё расскажут за обедом, парни разбрелись по комнатам, чтобы переодеться, и Хёкджэ, задумавшись о словах старшего мембера, заходит в их с Донхэ комнату, рефлекторно оглядываясь и пытаясь понять, чем занят лидер группы, ведь в гостиной его не было.       Донхэ, даже не услышав, что в комнате есть кто-то помимо него, сидит за своим столом, сцепив пальцы рук и уткнувшись в них лбом, устало сгорбившись. — «Всё это так вымотало его нервы… и предложить свои лекарства я не могу — непонятно, как они скажутся на его психике…» — думает Хёкджэ, прикрывая дверь за собой и негромко позвав лидера группы:       — Донхэ?..       — Что?! — встрепенувшись, Донхэ даже вздрагивает от неожиданности и, увидев, кто перед ним, парень с места практически подскакивает, взволнованно двинувшись навстречу. — Как всё прошло у доктора Кан? Что с Хичолем?       — Хичоль родился под счастливой звездой, — тут же спешит успокоить его Хёкджэ. — Доктор Кан прописал ему обезболивающие и всякие средства от ушибов и гематом, но всё обошлось — переломов у него нет. Внутренние органы тоже почти не задеты. Постельный режим на пару дней и с прописанным лечением он быстро поправится. Он обещал.       — Слава Богу, — с облегчением выдыхает Донхэ, усаживаясь на край своей кровати и не сразу сообразив, что «Ынхёк» решил пошутить про обещания старшего мембера. — Ну раз он пообещал — всё точно будет в порядке. А тебя доктор Кан тоже осмотрел? Твой нос цел?       — Нос? А, да, — спохватился Хёкджэ, переминаясь с ноги на ногу. — Доктор Кан сказал, что я уже физически готов к концерту. Правда, лекарства я пока продолжу принимать… чтобы снова не произошёл нервный срыв на концерте.       — Ну, это не так уж и долго — в словах доктора Кан есть смысл, — лидер группы снова становится слишком серьёзным, обдумав услышанное. — Зато после концерта, наверное, он уже отменит твои препараты. Чонсу что-нибудь говорил?       — Доктор Кан порекомендовал вместо перекусов сделать во время концерта длительный перерыв, чтобы мы поели, как следует, — припоминает Хёкджэ, почесав затылок. — Потом мы заехали в аптеку и взяли лекарства по рецепту. И ещё Чонсу очень просил больше никуда не ходить без сопровождения и отзваниваться хоть кому-то из стаффа, если нам что-то понадобится.       — После того, что случилось — неудивительно, — вздыхает Донхэ, покачав головой. — Хорошо ещё, что всё обошлось, но…       — Что такое? — Хёкджэ усаживается рядом, надеясь, что ему удастся подбодрить лидера группы стать немного откровеннее. Немного помявшись, Донхэ беспокойно отвечает:       — Я себе места не нахожу, Ынхёк. Как представлю, что мы бы отпустили тебя одного… или ты не заметил бы Хичоля… или он побежал бы не в сторону общежития, а свернул куда-то в подворотни, где его бы никто не нашёл…       — Так вот, про что говорил Чонун, — бездумно бросает Хёкджэ, потянувшись вперёд и осторожно взяв Донхэ за руку. — Донхэ, тут нет твоей вины. И Хичоль тоже не виноват. Зачем думать о том, что могло бы быть, если всё обошлось? Хичоль быстро поправится, нашим охранникам сохранили работу и никого не уволят. Пожалуйста, не вини себя.       — Знаю-знаю, — Донхэ слабо улыбается, приподняв голову и крепче сжав пальцы Хёка своими. — Мне… нужно немного времени — и я приду в себя. А что говорил Чонун?       — Ой… он просто сказал, что в последнее время я виню себя во всём, как и ты, — признаётся Хёкджэ, робко хихикнув. — Я же тоже переживал за Хичоля, и ребята волновались. Не злись только на него, ладно?       — На Чонуна сложно злиться — особенно когда он правду говорит, — Донхэ лишь снисходительно посмеивается, покачав головой. — Я не злюсь, правда. И, наверное, хорошо, что ты мне об этом рассказал — ты уже просил меня относиться ко всему менее… обеспокоенно, только научиться этому не так просто. Вон и ты уже заразился от меня этой «болезнью».       — Не от тебя, — смеётся Хёкджэ, придвинувшись ближе и уложив голову на плечо Донхэ. — Правда, не от тебя. Просто раньше… мне… было непросто говорить о своих мыслях и чувствах. Последний месяц меня многому научил, хоть и…       — Знаю, ты бы хотел усвоить этот урок не такой ценой, — с пониманием отвечает Донхэ, погладив «барабанщика» по руке. — Как и мы все. Но ты справляешься с невиданной силой, так что и мне есть, чему у тебя поучиться. Я научусь относиться ко всему менее… одержимо. Обещаю.       — Да… — замялся Хёкджэ, печально вздохнув: обилие происшествий в последние дни, конечно, немного отвлекает его мысли, но это не значит, что Хёк позабыл о том, что случилось с Ынхёком. — «И я ещё не готов отпустить тебя, Ынхёк», — думает Хёкджэ, надеясь, что он не говорит об этом вслух — ему только нового повода для волнения ребят не хватало.       — И я ещё хотел поблагодарить тебя за то, что ты с Чонсу поговорил, пока мы Шивону всё объясняли, — добавляет Донхэ, когда тишина становится неловкой. — Если бы он был также зол, как и Шивон, мы бы точно их не уговорили помочь нам.       — Ах, это… — Хёкджэ приподнимает голову, обеспокоенно уставившись на лидера группы. — Мне нужно тебе кое-что сказать. Чонсу сказал, что он и ты… в смысле, то, что ты считаешь своей ответственностью…       — Ты про то, что никакого распределения ответственности не было? — слишком спокойно уточняет Донхэ, явно не удивившись тому, что он слышит, и тихо вздохнув. — Мне ребята уже сказали. В глубине души я и сам это понимал, просто ситуация была… слишком напряжённая, вот я и поверил в его слишком щедрое предложение. Для всех в агентстве я такой же мальчишка, как и вы, так что мне следовало сразу же заподозрить неладное. Что теперь будет дальше — я даже представить не могу. Как теперь отвечать за вас, говорить все эти нужные слова со сцены и как принимать общие решения, когда прав у меня не больше, чем у вас…       — Донхэ, ничего не изменилось, — возражает Хёкджэ, покачав головой. — Ты по-прежнему лидер, и даже после слов Чонсу ребята всё равно уважают тебя и продолжат прислушиваться к твоему мнению. А Чонсу… не думаю, что он был слишком против того, что все дела внутри группы решал ты без его вмешательства. Ему не всё нравилось, конечно, но из сегодняшнего разговора я наконец понял, что он действительно беспокоится о нас. Если всё можно решить с меньшими спорами с ребятами через тебя — Чонсу будет только рад. Препирательства его явно… раздражают.       — Вот уж не думал, что ты когда-нибудь начнёшь говорить, что понимаешь Чонсу, — Донхэ неожиданно улыбается, потрепав Хёкджэ по волосам. — И споры его действительно выбешивают, а с нашим колоритом… в общем, ему тяжко приходилось первое время. Хорошо, что ты перестал его задирать. Сейчас поддержка Чонсу и Шивона нам необходима, ведь впереди концерт.       — Ну, знаешь, тебя понять всё-таки проще, чем Чонсу, — отшучивается Хёк, чувствуя себя неловко. — У тебя многое на лице написано, а вот в случае Чонсу приходится гадать, действительно ли он такой строгий или просто должность обязывает так себя вести…       — Да нечего тут гадать — в жизни он вряд ли сильно отличается от того Чонсу, которого мы вечно наблюдаем, — рассуждает Донхэ, пожав плечами, уже даже не удивляясь тому, что «Ынхёк» слишком легко считывает его переживания. — Может, чуть менее строгий или же наоборот, даже серьёзнее, чем с нами.       — А большая у него семья? — интересуется Хёкджэ, но вовремя вспоминает, что ему нужно выдавать своё незнание за потерю многих воспоминаний, чтобы не вызывать подозрений ещё и у Донхэ. — Может, я и знал, но… я не помню.       — Не уверен, что ты знал — стафф тебя мало интересовали всё это время, — ничуть не удивившись вопросу, отвечает лидер группы: на самом деле, Хёкджэ как будто замечает в его взгляде что-то вроде благодарности, как будто Донхэ только рад тому, что «Ынхёк» задаёт вопросы о прошлом, чтобы в дальнейшем не попасть впросак, как произошло с семейной историей Кюхёна. — Да и Чонсу о своей семье почти не распространяется. Насколько мне известно, своей семьи у него ещё нет, а из близких у Чонсу остались мама и старшая сестра Инён. Сестру он упоминал пару раз, да и разок она прошмыгнула к нему за кулисы после нашего концерта.       — Что, я и с ней знаком, но не помню? — предполагает Хёкджэ, поёжившись, но Донхэ лишь качает головой, тепло засмеявшись:       — Нет, вы тогда с Хичолем сразу улизнули в клуб, пользуясь тем, что Чонсу на неё отвлёкся, а мы с ней немного поболтали. Ну, знаешь… на первый взгляд Инён очень приятная. Такая же строгая, как Чонсу, но более приветливая. И, в отличие от нас, может подшучивать над Чонсу без риска. Может, она ещё раз так как-нибудь придёт и вы с Хичолем тоже с ней познакомитесь. Вам она понравится, я уверен.       — Было бы здорово, — соглашается Хёкджэ: с приятными людьми, о ком Донхэ отзывается положительно, ему особенно хочется познакомиться, но надеяться, что это произойдёт в скором времени, глупо — на этом концерте Чонсу точно не позволит сестре присутствовать, учитывая нервные срывы «Ынхёка», а впоследствии Хёк даже предположить не может, как долго он будет оставаться в группе и не сбежит ли в итоге, когда научится справляться со своей тоской по Ынхёку.       — Ладно, тебе нужно переодеться, да и обедать давно пора — мы вас ждали, — подмечает Донхэ, поднимаясь с места. — Пойду помогу ребятам накрыть на стол. Не буду тебе мешать.       И Хёкджэ даже начинает с опаской считать, что им и вправду повезло — за обедом Донхэ практически сдержался от своего обычного для подобных ситуаций поведения. Разве что сам Хичоль уже не выдержал наблюдать эти виноватые взгляды лидера группы и, придвинув к себе кружку с чаем, недовольно пробурчал:       — Ну давай уже, выложи всё, что на сердце — и покончим уже с этой историей. Мучаешься же.       — Да нет, Донхэ просто… — замялся Хёкджэ, опасливо покосившись на лидера группы, но тот лишь красноречиво смотрит на парня, словно прося его помолчать и не встревать. — «Я опять всё испортил», — думает Хёк и, понимая, что его нелепые оправдания могут сделать только хуже, парень опускает голову и с деланной увлечённостью рассматривает остатки своего обеда, пока Донхэ, кашлянув в кулак, уверенно произносит:       — После всей этой истории мы чуть не нарвались на крупные проблемы и чуть не оставили без работы большую часть стаффа. Мне следовало подумать перед тем, как ввязывать нас в эту драку и в проблемы с Чонсу и Шивоном, так что я хочу попросить у вас всех прощения за решения, что я принимал за всех нас. Я виноват.       — Если бы мы в драку не ввязались — Хичоль бы оттуда живым не выбрался, — напоминает Кюхён, пожав плечами. — Тебе не за что извиняться. Все живы и на своих местах — и ладно.       — Кюхён прав, что удивительно, — мрачно добавляет Хичоль, постучав ногтями по ручке своей кружки. — Если кто и виноват, то это я. Вляпался в драку, вас подставил, ещё и охранникам прилетело…       — Я очень рад, что вы все теперь такие сознательные, но заканчивайте уже с этими извинениями, — невозмутимо советует Йесон, поставив кружку на стол. — Главное, что все оказались в нужное время в нужном месте, а остальное мы уже порешили. О концерте лучше думайте — Ынхёка уже можно на сцену выпускать, так что Чонсу насядет на нас в скором времени.       — Он сказал, что даст пару дней отдыха…. — припоминает Хёкджэ, но Хичоль с усилием хлопает его по спине, насмешливо поправляя парня:       — Старик сказал, что даст пару дней отдыха мне. Я особенно нужен лишь в трёх соло, а их можно будет отрепетировать позже. На репетицию на сцену он точно вас скоро вытащит, хоть со мной, хоть без, так что лучше быть к этому морально готовыми.       — Хичоль прав — Чонсу вытащит нас на репетиции и без него, — подтверждает Чонун, задумчиво подперев голову рукой. — Этот вопрос он надолго не отложит. Может, оно и к лучшему — репетиции на сцене нам более привычны.       И после обеда Хичоль действительно, как и обещал, послушно принял прописанные ему обезболивающие, хоть и под пристальным наблюдением остальных мемберов. Их, почему-то, Донхэ забрал не в общую аптечку, а куда-то в свою комнату, после чего и гитаристы ушли к себе, оставив Хёкджэ присматривать за Хичолем, пока тот наносит на ушибы и потемневшие гематомы специальное средство.       — Ну что, как тебе спектакль «Ким Хичоль и его криптонит»? — усмехается старший мембер, зашипев от боли, когда сам же надавливает на синяк слишком сильно. — Это они ещё не сообразили, что вы сами в аптеке с вашим рейдом обезболивающих накупили. Вот как спохватятся — начнут бегать и прятать всё по углам, как белки.       — Если это регулярная картина, то я не удивляюсь тому, что аптечка всегда была пустой, — отзывается Хёкджэ, наблюдая, как Хичоль, придирчиво оглядев себя, протягивает бутылочку со средством ему и молча поворачивается спиной, выполняя обещание, которое он сам же и дал — попросить «Ынхёка» о помощи. С облегчением выдохнув, Хёк очень осторожно наносит средство на самый крупный синяк, что на белоснежной коже старшего мембера выглядит практически чёрным, и надеется, что он не сделает Хичолю больно.       — Что, ты и это не помнишь? — как-то печально усмехается старший мембер, повернув голову в сторону, чтобы видеть «барабанщика» боковым зрением. — А ведь мог бы и догадаться сам — соображалка у тебя всегда отменно работала. Это после моей травмы ноги меня не оставляют с обезболивающими без присмотра.       — Было так больно, что ты… переборщил? — опасливо уточняет Хёкджэ, даже приостановившись ненадолго, чтобы от волнения не надавить на кожу сильнее — он слышал о том, что со временем организм может «привыкнуть» к дозировке обезболивающего, из-за чего при неправильном лечении пациенту потребуется всё больше и больше лекарств, вплоть до зависимости. — Других причин так перестраховываться у ребят вроде как нет…       — Зришь в имбирный корень, — фыркает Хичоль, отворачиваясь и глядя уже куда-то вперёд. — Нога всё болела, восстановление шло медленно, а моё будущее тогда висело на волоске. Вот и пришла дурная мысль в голову. Хорошо хоть парни вовремя заметили. Глупо тогда вышло, да и ты мне место в группе сохранил. Скорее всего, с такими наклонностями меня бы попёрли из DAEKY — и ничего бы Донхэ не смог сделать.       — Не кори себя, — просит Хёкджэ, когда старший мембер замолкает: ему явно хотелось выговориться об этой части своего прошлого, а Ынхёк подобные разговоры никогда не любил, так что не исключено, что Хичоль долгое время был не услышан. — «Донхэ он бы не стал беспокоить этой темой», — уверен Хёк. — «С Кюхёном Хичолю явно было бы непросто говорить столь откровенно, а Чонун довольно необычен в своей манере разговора…» Осторожно обработав один из синяков, Хёкджэ переходит к следующему, тихо добавив:       — Главное, что ты остался в группе. Хоть из-за травмы твоя деятельность ограничена… без тебя представить DAEKY просто невозможно.       — Как и без огненного барабанщика, не так ли? — неожиданно вопрошает Хичоль, дёрнув плечами и с явной неохотой добавив:       — Все из кожи вон лезут, чтобы ты был в порядке к концерту.       — Ты так говоришь, словно это что-то плохое, — негромко возражает Хёк, отступив на шаг назад, чтобы оглядеть спину старшего мембера и найти ещё синяки, которые нужно обработать. — Это же так хорошо, когда о тебе есть, кому позаботиться… и о ком ты можешь позаботиться в ответ.       — Жизнь состоит не из одного круговорота заботы друг о друге, Ынхёк, — отвечает Хичоль, повернувшись и уставившись на парня перед собой. — «Относись к другим так, как ты бы хотел, чтобы относились к тебе» и всё такое — в реальном мире это не работает.       — Конечно, Хичоль. Не работает, — соглашается Хёкджэ: с его стороны было бы глупо надеяться, что все, к кому он относится с добром, обязаны только из-за этого быть с ним добрыми, ведь тогда пришлось бы признать одну истину — учитывая, сколько Хёк лжёт всем в последний месяц, его самого должна окружать одна лишь ложь. — Но всегда можно относиться к другим так, как тебе самому кажется правильным. Тогда и за совершённые ошибки винить будешь только себя.       — Это и есть твой принцип? — уточняет старший мембер, натягивая на себя домашнюю широкую футболку. — Это у вас с братом семейное или как?       — С братом? — опешив от неожиданности, Хёкджэ спешно ставит средство на стол, чтобы из его задрожавших пальцев бутылочка случайно не выпала — за этот месяц никто не решался так смело напоминать Хёку о брате, даже извечная язва-Кюхён, потому это стало для парня неожиданностью. — Ну… мы же в подростковом возрасте жили в разных странах и с разным окружением, так что… сейчас это трудно сказать. Мы сталкивались с разными трудностями, так что и характер и принципы, наверное, у нас всё-таки отличаются.       — Вот уж точно — характеры у вас разные, — насмешливо фыркает Хичоль, но, заметив, что Хёкджэ испуганно на него таращится, старший мембер как-то спешно поясняет, что он имел в виду. — Ну, я читал, что даже у двойняшек могут быть совершенно разные характеры. Да и раз твой брат был пекарем, додуматься до этого нетрудно — у тебя усидчивость только на барабанах всегда была.       — А… ну да, ты прав, — Хёкджэ с облегчением понимает, что ему лишь показалось и Хичоль не догадался о подмене, потому и тихо вздыхает, пожав плечами. — Знаешь, я… я бы хотел, чтобы вы познакомились. Вы бы ему понравились, да и… прятать… его… было глупо.       — Да что уж об этом говорить, — Хёку кажется, что голос Хичоля как будто снова становится более сочувствующим и обеспокоенным. — Кстати, фото в соцсетях выставить не хочешь? Фанаты обрадуются, да и руководство это отвлечёт от истории с дракой — явно же Шивон всё им расскажет.       — Фото? — переспрашивает Хёкджэ, задумчиво поглядев на мобильный телефон Ынхёка, который он достал из кармана штанов. — Ну… да, наверное, ты прав. Попробую сделать какое-нибудь фото…       И идея звучит хорошей только в теории, ведь Хёк совершенно не разбирается ни в позировании, ни в построении хорошей композиции — ему всегда казалось, что достаточно просто посмотреть в камеру и нажать на кнопку, настолько легко Ынхёк с этим справлялся. Но сам Хёкджэ перед камерой совершенно беспомощен, как слепой котёнок: предыдущие фото с ним ребята делали сами, подбирая нужные позы и ракурсы, а теперь ему нужно справляться с этой задачей самостоятельно. Но отступать поздно, да и Хичоль в стороне наблюдает с неприкрытым интересом, так что Хёкджэ приходится импровизировать: он делает фото за фото, то отставляет руку в сторону, то приближает к себе — и ни одна из фотографий ему не нравится. — «Тут глаза испуганные, тут лицо как будто опухшее…» — в голове Хёкджэ словно слышится голос Ынхёка, пока он перелистывает фотографию за фотографией, выбирая подходящую. — «Лучше уж небо или рыбок сфотографировать — пользы больше будет…»       — А ну, дай сюда, — Хичоль, не выдержав, бесцеремонно отбирает телефон у Хёкджэ и быстро просматривает фотографии, хмуро их изучая, пока Хёк опасливо бормочет:       — Наверное, сегодня я не в настроении, да и накраситься надо, так что лучше я сделаю фото позже…       — А позже у тебя телефон разрядится, ужин не приготовлен, Кюхён не глажен, трусы надо постирать и так далее, — ворчит Хичоль, покачав головой. — Иди садись на стул, горе ты моё неуклюжее. Сейчас сделаем тебе фото.       И Хёкджэ в очередной раз пришлось смириться с разбушевавшимся энтузиазмом Ким Хичоля, так как он уже успел лично столкнуться с этим феноменом и сделать соответствующие выводы — всё, что о нём говорил Ынхёк, это даже не преувеличение, а самое настоящее преуменьшение этой уникальной натуры. В итоге стараниями Хичоля Хёк уселся на стул, как-то чрезмерно вызывающе раздвинул ноги и откинулся на спинку стула. Даже его робкие возражения про отсутствие макияжа не помогли: Хичоль лишь отмахнулся, примеряясь с камерой телефона немного сверху, как будто «Ынхёк» делает фото самостоятельно, и продолжает командовать парнем, чтобы тот принял какие-то странные дополнительные меры: напряжённые губы, чуть вытянутые вперёд, движение мышц шеи, чтобы она казалась стройнее, и общая собранность тела, чтобы выгодно подчеркнуть мускулы.       — Я выгляжу глупо, — бубнит Хёкджэ, не решаясь расслабить губы и продолжая говорить в застывшем положении. — Все будут смеяться.       — Я первый кину Кюхёна в того, кто будет смеяться над моим талантом, — возражает Хичоль, переиначив какую-то странно знакомую Хёкджэ религиозную фразу, которую дословно парень уже не помнит. — «Что там было про кидание чего-то в толпу насмешников?» — пытается он припомнить, пока старший мембер увлечённо делает фото. — «Ладно, у Донхэ потом спрошу. Он точно знает».       — Ну вот, готово, — старший мембер протягивает Хёкджэ телефон с фотографией, на которой Хёк себя узнать даже не может — на мгновение ему показалось, что на фото действительно Ынхёк, с его характерной уверенной позой, стильным образом и непривычно американской аурой. — «Вот это да…» — Хёкджэ еле сдерживается, чтобы не ахнуть, рассматривая фотографию и не зная, как восхититься этим волшебством — и не вызвать подозрений у и без того раздражённого мембера.       — С публикацией помочь или сам справишься? — интересуется Хичоль, с любопытством уставившись на Хёкджэ. — Что напишешь?       — Написать? — переспрашивает Хёк, нерешительно, но послушно открывая Instagram, решив ограничиться одной социальной сетью для начала. — Наверное, что я хорошо себя чувствую или что-то в этом роде…       — Он безнадёжен… — бубнит старший мембер, придвигая ближе другой стул и усаживаясь рядом. — Ладно, давай учиться заново. Всё равно тебе это пригодится, так или иначе.       И Хёкджэ начинает казаться, что Хичоль говорит о чём-то более откровенном, чем просто «подзабытые уроки публикации в социальных сетях», но переспросить так и не решается — хотя бы они оба заняты общим делом и старший мембер больше на него не рычит. — «А остальное вполне подождёт», — уверен Хёк, с интересом слушая указания Хичоля, больше похожие на хаотичные шаги, которые могут рандомно выстрелить и только добавить популярности аккаунту, а, при неблагоприятных обстоятельствах, могут и наоборот, погубить аккаунт и добавить его обладателю проблем.       — Ты в основном на английском строчишь в инсте, какие-нибудь лаконичные фразочки «холодного американского парня», — подсказывает Хичоль, заглядывая в экран мобильного телефона. — Можешь процитировать какую-нибудь песню, хоть нашу, хоть нет. Фанаты такое любят — копаться в текстах под фотографиями и искать всякие смыслы. Займёшь их теориями на пару дней — сам увидишь какой движ начнётся.       — Процитировать песню… — задумчиво повторяет Хёкджэ, чувствуя себя очень глупо — помимо песен группы он как-то не озадачивался тем, чтобы прослушать плей-лист Ынхёка и узнать, какую музыку брат вообще слушал. В машине и на квартире в колонках часто играла музыка, но в текст американских песен Хёкджэ практически не вслушивался — музыка была лишь фоном для их с Ынхёком общения. Но сказать Хичолю, что он и «свои любимые песни» не помнит — это только добавить старшему мемберу подозрений касаемо того, кто именно сидит перед ним, так что как выкрутиться из этой ловушки — Хёкджэ слабо представляет.       — Ладно, давай напишем вот это, — Хичоль снова отбирает у Хёка мобильный телефон и, уверенно переключив корейскую раскладку клавиатуры на английскую, вбивает в окошко для текста короткую фразу «How you like me now?» и, не дожидаясь одобрения Хёка, жмёт кнопку Опубликовать, видимо, чтобы он не успел возразить или предложить что-то другое. Но Хёкджэ и не планировал возражать — других вариантов у них всё равно не было, так что парень лишь наблюдает за тем, как растёт количество уведомлений, как тысячи фанатов лайкают эту фотографию и пишут под ней множество комментариев поддержки и одобрения. Кто-то принимается цитировать текст незнакомой песни Хёкджэ, так как в строках очевидно, проскальзывает рифма, а кто-то принимается заверять «Ынхёка», что и таким, более открытым, более чувствительным после случившегося, фанаты его примут и полюбят — и, более того, что его готовы принять как половину единого целого, ещё незнакомую им всем, как брата-близнеца, потерявшего вторую половину души.       — Ну вот, загудели, как улей, — удовлетворённо комментирует Хичоль, наблюдая за активностью фанатов. — Твоё фото через час будет во всех новостях — это я тебе гарантирую. Да и старику понравится — целомудренно, но в твоём стиле.       — И что мне теперь, вот это лайкать прикажете?! — из комнаты гитаристов раздаётся гневный вопль Кюхёна, и парни, переглянувшись, синхронно смеются над комичностью ситуации. — «А ведь и правда, парням придётся лайкать эту фотографию, чтобы фанаты не переживали», — вспоминает Хёк: он прекрасно знает, как придирчиво фанаты отслеживают, кто из известных личностей ставит «лайки» на фотографиях мемберов, и какие слухи и ажиотаж поднимаются, когда кто-то из парней забывает оценить фото мембера. Не раз, и не два Хёкджэ с осуждением просматривал панические посты фанатов на тему «Хичоль не лайкнул фото Йесона, они точно поругались!», а уж за то, что Ынхёк по чистой случайности (хотя в его случае Хёкджэ бы сказал — по чистой вредности) отписался от всех мемберов в Instagram, Хёк чуть было брату ухо не выкрутил, когда беспокойство фанатов переросло в настоящую истерику и ложные слухи, что Ынхёк уходит из группы, так как ему сделали выгодное предложение в Штатах, Японии, Китае или любой другой стране. В итоге, проржавшись, Ынхёк тогда просто очистил аккаунт от всех фотографий и подписок и «начал жизнь заново», выложив свежую фотографию и снова подписавшись на парней.       Хёкджэ помнит, что фанаты тогда чуть ли не праздники по всему миру устроили от этой новости и крайне трогательного письма Ынхёка, в котором брат наплёл, что хочет отбросить всё своё прошлое и начать жизнь заново, как будто DAEKY и фанаты всегда были в его жизни. Но зато это письмо успокоило всех поклонников и ненадолго воцарился мир. — «Чтож, тогда причину нервозности Чонсу-хёна вполне можно понять», — запоздало понимает Хёкджэ. — «Помимо всех особенностей ребят характер Ынхёка вполне мог исчерпать все пределы его терпения…»       Правда, Рёук тогда не поверил ни единому слову из письма и прогнозировал обилие компрометирующих статей, скандалы, преступления и тюремное заключение Ынхёка с наказаниями от исправительных работ до показательной казни на электрическом стуле, но Хёкджэ понимал, что его друг так перегибает палку только потому, что волнуется за него. — «Как там Рёук?» — задумывается Хёк, понимая, что он ужасно соскучился по своему другу, которого, скорее всего, он будет встречать только в дни памяти усопших, когда ему нужно будет приезжать на могилу Хёкджэ-Ынхёка. — «Если я просто приеду «навестить друга Хёкджэ», он быстро догадается о подмене», — печально думает Хёкджэ: во всём этом безумии друга ему действительно не хватает, но Хёк не представляет, как ему теперь разговаривать с Рёуком — и о чём.       — Ничего, лайкнет, не переломится, — заверяет Хёка Хичоль, хоть парень и не задавал вопрос напрямую, а после, лениво потянувшись, старший мембер поднимается со стула и уходит на диван, включая телевизор и считая, видимо, урок и шефство над «потерявшим часть памяти барабанщиком» законченными. Понимая желание Хичоля снова остаться в одиночестве, Хёкджэ убирает средство со стола на полку с аптечкой, чтобы не потерять его вечером, и решает перебраться в комнату к Донхэ, нерешительно коснувшись плеча Хичоля перед тем, как уйти:       — Спасибо, Хичоль. Я бы пропал без тебя.       — Наконец-то ты это признал, — Хичоль оборачивается, и наконец Хёкджэ видит в его глазах не раздражение и странную подозрительность, а те самые искренние лукавые искорки, которых ему так не хватало в последнее время. — Топай давай, тебе ещё перед Донхэ объясняться. И… обращайся, если что.       И Хёкджэ надеялся, что в ближайшие дни происшествий больше не будет — Чонсу на удивление даже похвалил фото «Ынхёка» в рабочем чате, но посоветовал не увлекаться с фото, чтобы сохранить эту небольшую интригу и загадочность, и не раскрывать всех деталей предстоящего концерта, кроме тех подсказок, что они оговорят в скором времени. Репетиции на сцене у них, по словам Чонсу, начнутся через день, чтобы ребята пришли в себя, а менеджер и начальник службы безопасности тем временем успели решить все насущные вопросы после недавнего происшествия. Но на следующий день, когда парни вздумали выбраться в магазин в сопровождении охраны, раз у них была такая договорённость с менеджером, всё пошло не по плану — Хёкджэ решили оставить в общежитии с Хичолем, чтобы он присмотрел за старшим мембером, и оттого парень очень удивился, когда ему на мобильный позвонил Сонмин и попросил срочно подойти к посту охраны.       — Что-то случилось? — Хичоль, что лениво валяется на диване, уже приняв свою утреннюю порцию лечения, даже приподнимается, настороженно покосившись на растерянного Хёкджэ. — Мне пойти с тобой?       — Нет, отдыхай. Я быстро, — отмахивается Хёкджэ, спешно обуваясь в коридоре. — Наверное, парни что-нибудь лишнее взяли и позвали меня, чтобы я с поста забрал. Не переживай.       — Телефон возьми, — советует Хичоль, пожав плечами. — Если что — позвонишь.       И когда Хёкджэ поспешил к воротам, он осознал, что запутался окончательно: он видит, помимо охраны, менеджера, его помощника, начальника службы безопасности и одну подозрительно знакомую невысокую фигуру, что стоит в окружении охранников, недовольно мотая головой. И, когда Хёк понимает, кто именно пожаловал, он на ходу даже запинается от неожиданности, так как парень не представлял, что заставило бы этого гостя прийти сюда после всего, что произошло.       — Рёук? — растерявшись, Хёкджэ подходит ближе, вопросительно уставившись на хмурого менеджера и начальника службы безопасности, что выглядит крайне настороженным. — Что здесь происходит?       — … и всё равно я считаю, что Ынхёка сюда звать не стоило, — строго отвечает менеджер на какой-то предыдущий вопрос, при котором Хёк ещё не присутствовал. — Лишние волнения перед концертом ему ни к чему.       — Ким Рёук же сказал, что просто хочет поговорить с Ынхёком о его брате, — возражает Шивон, пожав плечами. — Я не вижу в этом ничего, что нарушило бы наши меры безопасности. Да и общество того, кто знал его брата, может помочь Ынхёку…       — Ты что, доктор Кан, чтобы делать подобные заявления? — ворчит Чонсу, недовольно уставившись на помалкивающего Рёука. — Я в курсе, что этот молодой человек устроил на похоронах. После такого его к Ынхёку на километр подпускать нельзя.       — Послушайте, я понимаю, что на похоронах я вёл себя слишком грубо, — в разговор встревает Рёук, настороженно глядя на помалкивающего Хёкджэ. — Тогда я не осознавал, что делаю, так как потерял своего лучшего друга. Я не следил за своими словами и я приношу свои извинения как господину Чхве Шивону, что занимался организацией похорон, так и Ынхёку лично. Всё, о чём я прошу — это поговорить с Ынхёком наедине.       — Исключено, — вздыхает менеджер, скрестив руки на груди. — К артистам применены повышенные меры безопасности. Наедине вас никто не оставит, даже после принесённых вами извинений.       — Чонсу-хён, пропустите его, пожалуйста, — Хёкджэ наконец подаёт голос, надеясь, что ему хватит сил вести себя как Ынхёк, хотя бы перед другом. — Он был лучшим другом моего брата. Он не причинит мне вреда, я ручаюсь.       — Да и если бы я хотел причинить Ынхёку вред, я бы скорее подмешал чего в выпечку, что я ему отправлял, — ворчит Рёук, и по изменившемуся лицу Шивона Хёк понимает, что об этом говорить не стоило: сразу же встрепенувшись, Чонсу настороженно бросает взгляд на начальника службы безопасности, ледяным голосом процедив:       — Какую ещё выпечку?       — Чонсу-хён, если Рёука нельзя пропустить, то тогда, может быть, я могу пойти с ним в какое-нибудь ближайшее кафе? — спешно предлагает Хёкджэ, пока Шивон упорно делает вид, что слышит о выпечке впервые в жизни. — Могу Ёнуна с собой взять, чтобы все меры безопасности были соблюдены…       — От твоей идеи, Ынхёк, я тоже не в восторге, — признаётся менеджер, сухо кашлянув в кулак. — Вам день отдыха дан, чтобы вы собрались перед репетициями, а не на такие беседы.       — А по мне, Рёук приличный человек и действительно пришёл просто поговорить, — возражает Шивон, задумчиво осматривая Рёука. — По крайней мере, с охраной я бы Ынхёка с ним отпустил. Только не задерживайтесь.       — Спасибо, — Хёкджэ нервно улыбается и переводит взгляд на менеджера, который с явной неохотой качает головой:       — Ладно, отправляйтесь вместе с Ёнуном. Тут в конце квартала есть кофейня, можете побеседовать там. Ёнун, за Ынхёка головой отвечаешь.       — Понял, — коротко отвечает охранник, поравнявшись с Хёкджэ и молча последовав за ним. Хёк идёт по указанному адресу, не оборачиваясь, чтобы не вызвать подозрений у стаффа, ведь сотрудники агентства и так еле как пошли на уступку, и несмело косится на Рёука — парень не знает, о чём друг хочет поговорить с ним, да и общество охранника не очень располагает к общению. Но Рёук вполне себе уверенно топает рядом, глядя только перед собой — очевидно, сама кофейня его мало интересует.       — «Так о чём мы будем разговаривать?» — Хёкджэ не решается спросить об этом вслух — конечно, он допускал вероятность того, что Рёук захочет получше узнать «Ынхёка» и пообщаться с ним поближе после того, как «Хёкджэ» больше нет в живых, но она казалась крайне призрачной. — «Рёук недолюбливал Ынхёка, так с чего бы ему сейчас искать общения с ним?»       — Если это возможно, то я бы хотел поговорить с Ынхёком наедине, господин…. ? — Рёук не запомнил имя охранника, потому ему пришлось обратиться к Ёнуну официально. — «Плохая идея», — думает Хёкджэ, негромко вздохнув: если бы у охранника не было проблем из-за недавней драки, то, возможно, он бы и согласился, но сейчас этот крупный «телохранитель» выглядит крайне несговорчивым. Понимая, что Ёнун откажет Рёуку, парень заторопился встрять в разговор, пока не стало слишком поздно:       — Ёнун, мы с Рёуком сядем где-нибудь в углу, а ты сядешь за соседний свободный столик, хорошо? Так мы привлечём меньше постороннего внимания, да и ты сможешь контролировать обстановку. Ну не будет же Рёук в общественном месте кулаками размахивать, верно? Да и он уже извинился…       — Ынхёк, твои просьбы меня скоро до увольнения доведут, — вздыхает Ёнун, но Хёк уверен: ему отказывать охранник не хочет. — Если кто заметит — мне несдобровать.       — Я сяду спиной ко входу, так что никто меня не узнает, — успокаивает его Хёкджэ, поглядывая на дверь, ведущую в кофейню. — Всё будет в порядке.       — Ну… ладно, — сдаётся охранник и пропускает Рёука и Хёка в кофейню первыми, замыкая их небольшое шествие. Они быстро делают заказ из пары чашечек кофе, также Хёкджэ дополнительно оплачивает чашку кофе для Ёнуна, как бы он не отнекивался, что прекрасно посидит и без напитка, а после они занимают свободные места в дальнем углу небольшой кофейни.       — Уверен, что без автографа тебя отсюда не выпустят, Ынхёк, — подмечает Рёук, покосившись на любопытного продавца за кассой, что практически приплясывает от нетерпения. — Если бы не твоя охрана, он бы уже около тебя кружил.       — Ну… Чонсу знал, что делал, отправив со мной Ёнуна, — Хёкджэ не хочется оборачиваться, чтобы продавец не решил, что он как известная личность готов уделить ему внимание. — Благодаря его грозному виду к нам никто не подойдёт. Но ты не волнуйся, на самом деле он только с виду такой.       — Видимо, подобное внимание для тебя — дело привычное? — уточняет Рёук, придвинув к себе чашку с капучино. — Хотя ты всегда любил быть в центре внимания, Ынхёк.       — Всё совсем не так, — негромко возражает Хёк, покачав головой и даже слегка поморщившись: Ынхёк действительно обожал быть среди восхищённой толпы, ловить свет софитов, направленных на него, тогда как Хёкджэ к этому ещё только предстоит привыкать, множественное количество раз. — Просто многое случилось в последнее время… и к этому безумию вокруг действительно не так легко привыкнуть. А… ты что, закрыл пекарню, чтобы приехать сюда и поговорить со мной?       — Нет, — отмахивается друг, как будто даже не удивившись вопросу «Ынхёка». — Родителей попросил присмотреть за ней несколько дней.       — Так вот оно что… — Хёкджэ вспоминает, что своей ложью он расстроил не только друга, но и его родителей, так как они были довольно близко знакомы с Хёком. — «Наверное, также близко, как Ынхёка знала госпожа Ким…» — с сожалением думает Хёкджэ, но, встряхнувшись, он старается отбросить эти мысли, поинтересовавшись:       — Так о чём ты хотел со мной поговорить?       — Я хотел с тобой поговорить о Хёкджэ, — хмурится Рёук, помешав специальной палочкой кофе. — Раз всё так сложилось, нам стоит узнать друг друга получше, ты так не считаешь? Ты его брат, а я — его лучший друг.       Хёкджэ нервно сглотнул: почему-то слова друга радости ему совершенно не приносят, а вот сердце тревожно забилось испуганной птицей. — «Почему он так серьёзно настроен?» — Хёк бы хотел спросить об этом прямо, но он боится, что язык будет заплетаться — сейчас любое неосторожное слово или выболтанная подробность из их прошлого выдаст Хёкджэ с головой. Тем временем Рёук, не дождавшись ответа, отпивает из своего стаканчика и тут же морщится, ворчливо добавив:       — Продавец так на тебя загляделся, что забыл сахар положить. Не пошлёшь своего охранника за пакетиком?       — Да, конечно, — Хёкджэ пользуется этой возможностью немного отсрочить разговор и оборачивается к Ёнуну, зная, что охранник ему не откажет. — Ёнун, принеси сахар, пожалуйста.       И охранник не возражает, послушно отправившись на кассу, видимо, зная, что исчезнуть с поля его зрения «Ынхёк» за это время просто не успеет. Рёук тем временем крайне заинтересованно наблюдает за тем, как охранник заводит разговор с кассиром, и после резко и негромко произносит:       — Ынхёк?       — Да? — отзывается Хёкджэ, повернувшись к другу, и сдавленно охает, не успев отвернуться от увесистого подзатыльника. Охнув от неожиданности, Хёк потирает затылок, удивлённо посмотрев на Рёука:       — Ты чего? Больно же!       — Это тебе за обман, — шипит коротышка, нервно сжимая руки в кулаки. — «Всё-таки решил драться?» — Хёк не может осудить Рёука за то, что после «его смерти» друг не может сдерживать все свои чувства, что накопились, но в то же время Хёкджэ не понимает, про какой обман говорит Рёук. Но не успевает он задать хоть какой-то уточняющий вопрос, как Рёук, придвинувшись ближе, неожиданно крепко обнимает его за плечи, задрожав всем телом и тихо всхлипнув.       Растерявшись, Хёкджэ опасливо кладёт руку на спину Рёука, мягко поглаживая и надеясь, что это его успокоит, но что именно сказать — так и не знает. А следующее, что говорит его друг, и вовсе пугает Хёка до чёртиков: оказалось, что всё, что он пытался сохранить и удержать с таким трудом, может рухнуть, как карточный домик, от пары слов его лучшего друга:       — Ты такой дурак, ты знаешь это? Ты идиот, Хёкджэ…