«Прошлое, настоящее и будущее едины. И отсюда уже никуда не уйти. Дом — это дом» © Кэрол Брант «Скажи волкам, что я дома»
Хёкджэ от слов Рёука попросту застывает на месте, не зная, что сказать и как вести себя. — «И как мне его переубедить?» — Хёк нервно хватает ртом воздух, понимая, что убежать не получится: Ёнун тут же кинется за ним, так что придётся ещё и объяснять, что так напугало «Ынхёка». — Чего притих? — усмехается Рёук, снова всхлипнув и крепко стиснув Хёкджэ в объятиях перед тем, как отпустить, спешно вытирая выступившие слёзы. — Ты не представляешь, как я рад тому, что ты жив, Хёкджэ. Ну почему ты мне правду не сказал? Я же решил, что ты… — Тише, — шикает Хёк, заметив приближение Ёнуна. Охранник кладёт на стол пакетики сахара и обеспокоенно косится на шмыгающего носом Рёука, поинтересовавшись: — У вас всё в порядке? — Да… да, всё хорошо, Ёнун. Спасибо за сахар, — Хёкджэ заставляет себя улыбнуться охраннику, чтобы тот вернулся за свой столик и не задавал новых вопросов. — «Ещё не хватало, чтобы он услышал Рёука…» — спохватился парень, потому, когда Ёнун садится за столик неподалёку, Хёк тише добавляет: — Не зови меня так, а то Ёнун услышит. И… как ты понял, что я — это… я? — Да я сразу должен был заподозрить неладное, — фыркает Рёук, но тон голоса послушно снижает, уставившись на Хёкджэ как на приведение. — Я всё понять не мог, почему вы с Ынхёком оказались оба рыжие и с короткой стрижкой, но списал это на то, что тебе фальшивые права ваш безопасник «нарисовал». Я решил, что Ынхёк опять лихачил и вы попали в аварию, и, чтобы не было скандала, в его агентстве решили сказать, что за рулём был ты… — Всё было не так! — вспыхнул Хёкджэ, но, заметив, как тут же насторожился Ёнун, продолжил говорить тише, стараясь сохранять спокойствие. — Мы действительно попали в аварию, но Ынхёк не стал бы прикрываться мной, если бы выжил… — Тогда что произошло? — с нажимом вопрошает Рёук, придвинувшись ближе. — До сих пор не могу поверить, что ты на самом деле жив… Я себе все глаза выплакал, между прочим. — Это… непросто объяснить, — замялся Хёкджэ, тихо вздохнув. — И мне жаль, что тебе пришлось пройти через это, но я не мог сказать тебе правду… Но я всё равно не понимаю. Если у тебя были подозрения ещё тогда, почему ты пришёл только сейчас? — Подозрения были, но знаешь, когда носишь траур по лучшему другу, тебе трудно мыслить объективно, — ворчит Рёук, отпив из своего стакана и проигнорировав принесённый сахар. — «Видимо, он хотел спровадить Ёнуна, чтобы без лишних глаз убедиться, что это я…» — думает Хёкджэ и с неохотой добавляет в свой кофе содержимое одного пакетика, чтобы охранник не догадался, что его выпроводили подальше нарочно, пока Рёук тихо добавляет: — Ну и я не мог понять, почему «Ынхёк» надел «тебе» подаренное кольцо. Зная Ынхёка, он бы скорее фотоальбом к тебе положил, а не кольцо, да и плакаты твои бы показательно полил своей же бутылкой соджу и поджёг. Трезвым он бы на похоронах точно не был. — Да… наверное, всё бы так и было, — Хёкджэ грустно рассматривает свой стаканчик с кофе, медленно помешивая его специальной палочкой. — Но оставить себе его кольцо я не мог. И так было… слишком больно. — Да уж представляю, — Рёук качает головой и в его голосе наконец исчезают обвинительные нотки и появляется искреннее сочувствие. — И если бы ты всё сразу мне рассказал — я бы был с тобой на всём этом тяжёлом пути. А вот на фестивале вашем ты себя с головой выдал, когда сбежал посреди выступления. — Ну… ребята помогали мне всем, чем только можно, так что я не был один, — Хёкджэ нелепо улыбается, почесав ноющий затылок. — Правда? А в агентстве наоборот, этому не удивились. — В агентстве тебя и не знают столько лет, как я, — напоминает Рёук, постучав пальцем по лбу. — А ты всегда убегаешь, когда тебе слишком больно. Я-то уже привык к этому, но из того, что я слышал из новостей — никто и вправду не удивился. Поверить не могу, что ты всех целый месяц дуришь. Конечно, я благодарен этим парням за то, что они позаботились о тебе, но о чём ты думал вообще, когда затеял этот обман? — Я… не знаю, — вздыхает Хёкджэ, отпивая из своего стаканчика кофе с ореховым сиропом: Рёук снова оказался прав в том, что для знающего человека «Ынхёк» спалился слишком глупо — ещё с тех пор, когда их с Ынхёком мама болела, у Хёкджэ выработалась глупая привычка скрывать свои эмоции и отлучаться в ту же уборную, когда уже не было сил сдержать слёзы. Даже в общежитии Хёк уже был готов забиться в самый дальний угол, только бы не причинять никому неудобств своей давящей на других скорбью — и тогда поддержка ребят оказалась попросту неоценимой: Донхэ тоже тяжело справлялся со всем этим, но он нашёл в себе силы и утешение в том, чтобы защищать «Ынхёка» от любого лишнего внимания, Чонун и Кюхён благоразумно держались в стороне, помогая Хёку на расстоянии, а Хичоль… — «Хичоль тогда сотворил чудо», — уверен Хёкджэ: старший мембер так ловко балансировал между тёплой, убаюкивающей нежностью, стальной защитой и поддержкой и настолько безмолвным и бесшумным пониманием и участием, что все слова Ынхёка об этом солисте действительно начинают казаться преуменьшением — подобрать слова, чтобы в полной мере описать восхитительность Хичоля во всех смыслах, попросту невозможно. Но парни и даже работники агентства — не Рёук, знающий Хёкджэ как облупленного. Неспроста Хёк не решался навестить друга в пекарне — теперь он понимает, что Рёуку было бы достаточно малейшего жеста, совсем лёгкой оговорки, заплетающегося от стресса и усталости языка — и тот бы всё понял. А вот от остальных спрятаться за софитами, барабанами, солнцезащитными очками и подводкой в принципе получилось, хоть это всё так неправильно. Покачав головой, Хёк негромко откашливается и, наткнувшись на выжидательный взгляд друга, опасливо добавляет: — Понимаешь… Ынхёк предложил немного побыть вместо него и… — … и я даже не удивлён, что ты согласился на эту авантюру, — Рёук действительно не выглядит удивлённым, хоть и быстро поясняет причину своей невозмутимости. — Хотя я тогда пришёл к выводу, что это могла бы быть вторая причина, по которой вы захотели сделать свою внешность идентичной. Правда, я не понимал, для чего. На лидера их посмотреть вблизи захотел? А что было бы потом? Ынхёк припёрся бы в пекарню и сжёг нашу кухню?! — Нет! — порывисто возражает Хёк, но от строгого взгляда Рёука снова чувствует себя виноватым. — Ынхёк не притворялся бы мной. Я бы не поступил так с тобой. Первой причиной было то, что Ынхёк просил меня побыть в общежитии за него и помирить с ним ребят. К репетициям мы должны были поменяться обратно и я бы вернулся в пекарню… — Ты уже поступил так со мной, — поучает его друг, тяжело вздохнув. — Даже если всё было так, как ты говоришь, ситуация менее ужасной не становится. Ты должен был посоветоваться со мной, чтобы я отговорил тебя от этого бреда. Мирить Ынхёка с его мемберами, которых ты совершенно не знаешь как людей, только как певцов — это ж надо было такое придумать. Я вообще поражаюсь тому, что тебя до сих пор не раскрыли — у тебя ж совесть наверняка ноет ежедневно из-за того, что приходится их всех обманывать. Ну хорошо — вы поменялись. И что случилось потом? — Мы… мы ехали обратно в пекарню рано утром, и… случилась авария, — Хёкджэ еле сдерживается, чтобы не всхлипнуть — ему казалось, что если он расскажет всё Рёуку, то станет легче, но от этих воспоминаний ему наоборот, становится только тяжелее. — Ынхёк не справился с управлением и… меня спасло то, что я успел пристегнуться, а он… — Ох, Хёкджэ… — прошептал Рёук, когда слов у Хёкджэ уже не хватает и из горла вырываются только негромкие всхлипы: коснувшись рукой плеча Хёка, Рёук смотрит на друга с сочувствием и нескрываемым сопереживанием. — Ну почему ты мне не позвонил, когда очнулся? Я бы всё бросил и сразу же приехал к тебе в больницу. И вообще — почему ты и дальше притворяешься Ынхёком? Ты же мог признаться, что погиб твой брат, умолчав о вашей подмене… — Я не могу сказать правду, Рёук, — возражает Хёкджэ, виновато посмотрев на своего друга. — Потому я и не смог позвонить тебе и всё рассказать. Я хотел, правда, но… Перед этой аварией… кое-что произошло. И если бы я сказал всем правду — группа бы распалась. Я не могу позволить трудам Ынхёка превратиться в ничто. — Что такого произошло перед аварией, что ты не можешь быть честным перед всеми? — недоумевает Рёук. — И ты сейчас глупости говоришь — ты сам знаешь, что ты не Ынхёк и не сможешь быть им всю жизнь. А если кто-то узнает? Да тебя в тюрьму посадят, за подмену личности. Это не шутки. — Я… никому не говорил, — парень поджимает губы, вспомнив, что мастер эпиляции в курсе про их подмену, да и подозрения Чонуна никто не отменял, но об этом он решает умолчать, чтобы не расстраивать Рёука и не добавлять другу аргументов. — И ты никому не говори, я прошу тебя. Просто мы… перед аварией мы с Донхэ переспали. — Чего?! — Рёук поперхнулся горячим кофе и, отставив стаканчик, старательно прокашливается, пока Хёкджэ приходится показать Ёнуну лёгким качанием головы, что всё в порядке. — Ты… нет, я догадывался, что Ынхёк обязательно втянет тебя в какую-то глупость, но чтобы в такую?! — Не говори так — это было только моё решение и решение Донхэ… — возражает Хёкджэ, но Рёук, уже откашлявшись, недоверчиво хмыкает: — Ага, и ты будешь меня убеждать, что это было обдуманное решение? Учитывая, как ты по их лидеру сохнешь — я не сомневаюсь, что ты даже не думал перед тем, как соглашаться. — Это… это уже не важно, — Хёк решает не говорить, что они все были пьяные: тогда Рёук точно пинками погонит его в пекарню, ещё и отчитает по полной программе, что будет совершенно бесполезно — Хёкджэ больше никогда не будет выпивать, а их с Донхэ отношения — это только их личное дело, в котором и так непросто разобраться. — Но я просто не мог признаться им всем, что я — это я. Если бы Донхэ решил, что после ночи, что он провёл с Ынхёком, мир потерял Ынхёка навсегда… он бы не смог воспринять это спокойно. Да и как ребята будут без Ынхёка… — Хёкджэ, ты почему думаешь обо всей этой банде певцов, а о себе — нет? — недовольно интересуется Рёук, покачав головой. — Хотя ты всегда о себе в последнюю очередь думаешь — картина, в целом, привычная. Но почему тогда ты не подумал обо мне? Ты хотел, чтобы я до конца своих дней считал тебя погибшим? Да и у тебя была своя жизнь, а ты просто похоронил её, чтобы жить во лжи до старости?! Ещё и на сцену выперся, ни разу до этого перед публикой не выступая? Я удивлён, как ты вообще почти до конца выступления дотянул и сдержался. — Я… я думал, что после траура просто скажу всем, что не справляюсь со всем этим давлением — и ухожу, — тихо признаётся Хёкджэ, шмыгнув носом. — Ещё и мой срыв на фестивале помог бы убедить всех в том, что я должен уйти. Но это оказалось непросто. Им негде взять нового барабанщика, да и я виновен в смерти Ынхёка, так что… — Ты виновен только в том, что врёшь и живёшь чужой жизнью, — возражает Рёук, вздохнув и покосившись на Ёнуна, из-за которого им приходится говорить тише. — Ты ведь и мухи не обидишь, так как ты можешь быть виновным в смерти Ынхёка? Ты же его обожал, а он всё вокруг тебя, как щенок, крутился. — Ты не понимаешь… — Хёкджэ жалобно смотрит на друга, надеясь, что тот поймёт его. — В то проклятое утро я сам попросил его заехать за мной… из-за меня мы поехали по той трассе и разбились, потому что кто-то успел подспустить шины в его машине… — Стоп-стоп, — Рёук прерывает этот поток объяснений, насторожившись. — Что ты сказал? Кто-то спустил Ынхёку шины перед тем, как вы поехали? Ты уверен? Ты же бензобак от багажника не отличишь. Да и зачем это кому-то делать? А полиции ты об этом сказал? — Рёук, я… я думаю, что эта авария неслучайна, — тихо отвечает Хёкджэ, устало сгорбившись. — Ынхёк слишком поздно понял, что что-то не так… Я думаю, что Ынхёка убили, но сказать это полиции я тоже не мог — на первом же допросе все бы догадались, что я — не Ынхёк… — Если ты правда уверен в том, что вас пытались убить и наполовину это даже удалось, то какого чёрта ты продолжаешь находиться здесь и не говоришь об этом полиции?! — Рёук еле сдерживается, чтобы не закричать на Хёкджэ: только мощная фигура сидевшего неподалёку Ёнуна мешает ему высказать всё, что хочется. — Ещё и заявляешь, что Ынхёк — это ты! А если и тебя попытаются убить?! Ты даже вашим безопасникам ничего не рассказал, верно? Так, ничего не хочу слышать — ты говоришь своим певцам, что хочешь, но из группы ты уходишь. Сейчас же. Тут небезопасно. — Рёук, я не могу, — испуганно возражает Хёкджэ, помотав головой. — Я должен узнать, кто за этим стоит. Преступник должен быть наказан. — И ты его голыми руками брать собрался? — Рёук скептически косится на Хёка, нервно стуча пальцами по столу. — В полицию ты не пошёл, так как ты потом объявишь всем, что нашёл убийцу Ынхёка? Не выдумывай, ты возвращаешься домой. У вас вон менеджер какой нервный, всякие усиленные меры безопасности — и то вы при этом умудрились поменяться местами так, что никто ни о чём не догадался. А тут ещё и Ынхёк… — И в качестве кого мне возвращаться? — Хёкджэ мотает головой, надеясь, что им не придётся доходить до конфликта: именно такого разговора Хёк в глубине души и боялся, когда думал о том, что ему стоит поговорить с Рёуком. — Признаться, что я — это я, у меня не получится — на меня сразу заведут дело в полиции. А если я уйду как Ынхёк… что, если убийца найдёт меня и там? Думаешь, в пекарне безопаснее? А если он и за ребят примется? Я не могу оставить всё так и спрятаться, понимаешь? — Это бред, — вздыхает Рёук, устало опуская руки. — Вляпался ты, конечно, по уши. Но раз ты так решил — у меня одно условие. Я никому не расскажу про тебя, но тогда я должен остаться с тобой, пока мы не найдём убийцу, а после этого мы придумаем, как тебе вернуться домой. Я не хочу, чтобы этот преступник ещё и тебя убил. Второй раз хоронить тебя я просто не смогу, ясно тебе? — Со мной? — Хёкджэ даже опешил, покачнувшись на стуле — к такому предложению он бы не сумел подготовиться, даже если Рёук его бы заранее предупредил, да и долгожданное «вернуться домой» уже не приносит Хёку такой радости, ведь возвращение в пекарню и попытки убедить себя, что Ынхёка и ребят будто и не было в его жизни, станут для него новым, очень тяжёлым испытанием. — Я, конечно, не против, и я могу поселить тебя на квартире Ынхёка, но… как я это Шивону и Чонсу объясню? А ребятам? А если фанаты прознают? — Да не надо мне его квартиры, — отмахивается друг, пожав плечами. — Не знаю, но вроде как менеджер тебя слушает, да и ваш этот безопасник мужик неглупый, я его ещё с похорон запомнил. Но вариант же неплохой, верно? Скажешь, что побольше хочешь провести со мной время в память о брате и всё в этом роде. В случае чего предложу себя в качестве домработника в вашем общежитии — перед концертом вам явно не до этого будет. Заодно буду твоими глазами и ушами — вдруг разузнаю чего. Если убийца подобрался так близко, что даже Ынхёк ничего не заподозрил — он может работать в агентстве, так что помощь тебе не повредит. — Работать в агентстве? — а об этом Хёкджэ в своё время даже не подумал: от одного лишь подозрения, что в аварии могли быть замешаны ребята ему было так плохо, что Хёк не выдержит недоверия ещё и к сотрудникам агентства. — «С другой стороны, если убийца работает в агентстве, то вряд ли он сейчас пойдёт в прямой конфликт со мной», — думает Хёк, из чего приходит к выводу, что помощь Рёука может быть очень полезной. — «Парням про убийство я рассказать не могу, а он посмотрит со стороны… вдруг заметит что-то подозрительное. Тогда мы и придумаем, как рассказать всё полиции, чтобы не вызвать подозрений в моей личности…» Но сказать — гораздо проще, чем сделать. Главной проблемой стало то, что ни строгий менеджер, ни обеспокоенный начальник службы безопасности не были в восторге от предложения «Ынхёка». — «Наверное, сперва стоило познакомить Рёука с ребятами — а они бы помогли придумать весомые причины, почему он должен быть в общежитии…» — думает Хёкджэ, молча разглядывая двух недовольных работников агентства, пока сам Рёук предусмотрительно помалкивает. — Ынхёк, я всё понимаю, но у нас усиленные меры безопасности не просто так установлены, — напоминает менеджер, покачав головой. — Да и как ты себе это представляешь? Где Рёук будет спать?! — Ну… тогда я могу поселить его на квартире Ын… ну, на своей квартире, — предлагает Хёкджэ, спешно поправившись и надеясь, что никто не заметил его оговорки. — Тогда он не нарушит мер безопасности… просто нам о многом хочется поговорить и узнать друг друга получше после всего, что случилось. Мне это поможет собраться с мыслями. — Исключено, — возражает Чонсу, нахмурившись. — На квартиру тебя никто сейчас возить не будет. Не хватало ещё, чтобы мы снова не знали, где ты, особенно в такое время. Ты останешься в общежитии вместе со всеми. — А ты что скажешь, Рёук? — Шивон подаёт голос, с любопытством посмотрев на молодого пекаря. — Что это у вас с Ынхёком за идеи такие? Ты для этого сюда приехал? — Не совсем, — Рёук практически не кривит душой, Хёкджэ в этом уверен — его друг просто хотел убедиться, что ему не примерещилось, когда подозрения в обмане стали слишком навязчивыми. — Я хотел провести немного времени с Ынхёком. Он многое мог бы рассказать мне о детстве… Хёкджэ… а я ему — о том времени, когда они ещё не встретились вновь. Да и говорят, что скоро будет концерт и… я хочу поддержать его. Думаю, Хёкджэ хотел бы именно этого. — Даже если так — что это за предложения стать домработником в общежитии? — Чонсу недоверчиво скрестил руки на груди, оглядывая Рёука. — Парни вполне справляются и сами, вдобавок если бы им и требовался работник, он был бы нанят из соответствующей службы, с заключённым договором, а не просто так. — Рёук отлично готовит, так что перед концертом нам не придётся об этом беспокоиться, — возражает Хёкджэ, умоляюще посмотрев на менеджера. — Чонсу-хён, ну пожалуйста, придумай что-нибудь. Он и с уборкой вызвался помочь, а мы сможем больше посвятить себя репетициям… — А, может, и правда — наймём его как временного работника? — неожиданно предлагает Шивон, задумчиво потерев пальцами подбородок. — Ынхёк его знает, да и Рёук кажется мне порядочным человеком. В связи с концертом и таким давлением общественности на парней руководство вряд ли будет против. Документы его я пробью по базе, так что всё будет в порядке. Рёук, только не обижайся — у нас это обязательная процедура. У тебя удостоверение личности с собой? — Конечно, — Рёук согласно качает головой, хлопнув рукой по своей сумке, что висит на плече. — Да я и не обижаюсь. Ынхёк всё-таки не какой-нибудь простой пекарь, верно? Рядом с ним должны быть только проверенные люди. От неожиданности Хёкджэ даже закашлялся, постучав себя по груди и укоризненно покосившись на довольного друга. — «Если он так и будет меня подкалывать этим вопросом — может, всё-таки зря я предлагаю ему пожить в общежитии?» — думает Хёк, пока Чонсу с явной неохотой сдаётся под предложение Шивона, сразу обозначив все свои условия, которые менеджер явно считает необходимыми: — Ладно, попробуем. Рёук, сейчас ты оставляешь свои данные на посту охраны, а в общежитии ты должен быть тише воды, ниже травы. Никаких скандалов и ссор, и уж тем более никакого разглашения всего того, что ты можешь увидеть и услышать. Детали договора я объясню тебе чуть позже. Шивон, пробьёшь его по своим базам, а я подготовлю договор и сообщу руководству. А сейчас мы познакомим Рёука с остальными. Если кто из парней будет против, то никаких домработников по знакомству. Ынхёк, ты понял меня? Хёкджэ, согласно кивнув, к своему ужасу понимает, что предварительно предупредить ребят он попросту не успеет, а тогда парни могут не согласиться с его планом, решив, что «барабанщик» окончательно свихнулся. Он уже подумывал позвонить Донхэ и попросить помочь, не задавая лишних вопросов, но всё решилось практически само: Хичоль, не выдержав, позвонил на мобильный телефон Ынхёка, явно заждавшись возвращения «барабанщика». И Хёк, убедившись, что Шивон и Чонсу пока хлопочут около Рёука на посту охраны, а сам Рёук крайне добросовестно заполняет анкету гостя, записывая туда все свои официальные данные, отходит в сторону и принимает звонок, тихо шепнув в телефон: — Да, Хичоль? — Тебя там съели? — в динамике раздаётся возмущённый голос старшего мембера. — Парни уже вернулись, Донхэ круги по квартире наворачивает — мелкий едва успевает уворачиваться с его траектории. Куда тебя унесло? — Хичоль, я всё объясню чуть позже, только пока слушай и не задавай вопросов, — просит Хёкджэ, покосившись на менеджера, что ещё не заметил его отсутствия под своим боком. — Я сейчас приду вместе с Чонсу, но мне понадобится ваша помощь. И Хичоль не подвёл: когда Хёк вместе с Чонсу-хёном и Рёуком наконец поднялся в общежитие, парни уже собрались в гостиной, дожидаясь «Ынхёка» с явно обеспокоенными лицами, хоть и пытаясь это скрыть обыденной болтовнёй. Хёкджэ понимает, что мемберы едва успели переодеться, и то в спешке — наверняка они уже были готовы отправиться на поиски «Ынхёка», вызванивая его со всех телефонов. Кюхён позабыл пригладить свои встопорщенные пряди после того, как надел домашнюю футболку, на ногах Чонуна виднеются разные носки, а Донхэ до сих пор не сменил свои тёмные джинсы на домашние штаны. — О, Ынхёк вернулся, — подмечает Донхэ, вставая с места и подходя ближе, с любопытством рассматривая Рёука. — Здравствуй, Чонсу. Кто это с вами? — Это Ким Рёук, близкий знакомый Ынхёка, — представляет Рёука менеджер, уверенно проходя в гостиную без каких-либо церемоний. — У Ынхёка тут довольно оригинальные предложения, которые стоит обсудить вместе с вами, чтобы не было никаких разногласий в дальнейшем. Рёук, иди сюда, я тебя познакомлю с ребятами. — Вот как. Да, хорошо, — несмотря на то, что лидер группы знает большую часть ситуации, ему неплохо удаётся выглядеть неосведомлённым: отступив в сторону, Донхэ вежливо кланяется Рёуку и добавляет: — Прошу, проходите, Рёук. Меня зовут Донхэ. Мы рады познакомиться с другом Ынхёка. — Мы не совсем друзья — я был лучшим другом его брата, Хёкджэ, — встревает Рёук, тоже поклонившись в ответ. — Благодарю, Донхэ. Приятно познакомиться. Хёкджэ с облегчением выдыхает, наблюдая за происходящим со стороны: пока что парни держатся неплохо, значит, у них с Рёуком есть шанс провести свою задумку в полной мере. И, как только Рёук, держась с достоинством и явно стараясь не стушеваться, проходит в гостиную, следуя за менеджером, Хёкджэ идёт за ним, благодарно кивнув Донхэ. Правда, лидер группы не отпускает его так просто: воспользовавшись заминкой, Донхэ придерживает парня за локоть, вынуждая остановиться, и тихо вопрошает: — Ынхёк, всё в порядке? — Пока да, — также негромко отвечает Хёк, покосившись на менеджера. — Я всё позже объясню, Донхэ, но мне нужна помощь. Помоги оставить здесь Рёука, хотя бы до концерта. Это… важно для меня. — Так это тот самый Рёук, что принёс тебе ту вкусную выпечку? — уточняет Донхэ, оглядывая коротышку с большим интересом. — Раз для тебя это так важно, то мы конечно же поможем тебе, а с остальным позже разберёмся. Идём.***
— … и что, этот Рёук теперь будет жить здесь? — вопрошает Кюхён, скептически рассматривая Рёука. — Он же друг Ынхёка, а не наш. В его квартире поселить его нельзя? — Глупостей не говори, мелкий, — тут же встревает Хичоль, пихая Чонуна локтем в бок. — Чонсу же сказал — на квартиру Ынхёка сейчас никто не отпустит, а так будет нам помощь по дому. Ты разве не мечтал об этом? Верно я говорю, Чонун? — Да мы и сами вполне справляемся с домашними хлопотами, но если такой приятный молодой человек готов помочь нам в этом вопросе — почему мы должны отказываться? — произносит Йесон, не сводя взора со смущённого Рёука, и что-то в этом взгляде Хёкджэ даже немного пугает. Донхэ тем временем подходит ближе, заняв место за диваном, на котором устроились мемберы, и вежливо добавляет: — По мне, Рёук выглядит очень расторопным и приятным человеком. Да и раз он работает в пекарне, где работал брат Ынхёка, он определённо разбирается в кулинарии. Чонсу, ты сам давно говорил, что нам стоит нанять домработника, так что почему бы и нет? — Единственное, что мне кажется плюсом в этой ситуации — так это то, что вы не будете возиться с продуктами и уборкой и сосредоточитесь на концерте, — поясняет Чонсу, покачав головой. — Шивон сейчас по своим базам проверит Рёука и, раз вы все согласны, я займусь договором и сообщу руководству. — А где тогда он будет спать? — любопытствует Кюхён, недовольно нахохлившись, но в целом не возражая против нового жильца в общежитии, хоть и временного. — Не с Хичолем же на диване в обнимку. — «А ведь и правда…» — Хёкджэ растерянно оглядывает ребят, не зная, как выкрутиться из этой ситуации — лишних кроватей у них и вправду нет. Вдобавок Хёк не может игнорировать слишком заинтересованный взгляд Чонуна: нужно срочно что-то придумать, пока Йесон не предложил Рёуку разделить с ним постель во всех смыслах. И, видимо, Донхэ подумал о том же, так как, покосившись на серьёзно настроенного гитариста, лидер группы решительно отвечает: — Я могу предложить Рёуку свою кровать. — В смысле «свою»? — Кюхён даже подпрыгивает от возмущения, уставившись на Донхэ со взглядом, полным непонимания, практически копируя изумлённый взгляд Рёука. — А ты тогда где спать собрался? — «Донхэ что, решил предать огласке наши отношения?» — предполагает Хёкджэ, надеясь, что его щёки сейчас не слишком красные от смущения. Конечно, это бы решило проблему со спальным местом Рёука, но тогда у ребят возникло бы много вопросов, так что такой вариант им не очень подходит. К счастью для Хёка, Хичоль предусмотрительно помалкивает, хитро уставившись на «барабанщика», а Чонун пихает локтем в бок макнэ группы, чтобы тот замолчал, пока менеджер пресекает столь щедрое предложение, поняв его по-своему: — В студии ночевать собрался, Донхэ? Нет, мы решим всё намного проще: если всё будет в порядке и руководство одобрит кандидатуру Рёука, вечером я привезу ему договор на подписание — и раскладушку. Постельное бельё, посуду и всё остальное вы ему сами выделите, я надеюсь? — Конечно, а свою одежду он может хранить в моём шкафу, — спешно предлагает Хёкджэ, чтобы менеджер не передумал — в шкафу он давно прибрался, так что для Рёука удастся без особого труда выделить даже несколько свободных полок. — Всё будет в порядке, Чонсу-хён. Спасибо тебе. — Так у нас теперь будет личная служанка? — ехидно вопрошает Кюхён, когда Чонсу наконец уходит, после единогласных заверений Донхэ и Хёкджэ, что всё будет в порядке и они Рёуку всё в квартире покажут и расскажут. — Тогда пусть хорошо старается, я очень привередлив. — Кюхён, хватит, — лидер группы отвешивает макнэ группы несильный, но ощутимый подзатыльник. — Это невежливо. Рёук в первую очередь друг брата Ынхёка и наш гость, так что ни о каких обращениях по типу «служанка» чтобы я от тебя больше не слышал. — Да всё в порядке, — Рёук, нисколько не смущаясь, лишь усмехается, поводя плечами — по мнению Хёкджэ, он уже успел оценить обстановку и расклад сил в общежитии, чтобы понимать, что Донхэ слов на ветер бросать не будет. — Раз всё так сложилось и это единственная возможность пообщаться с Ынхёком побольше, я охотно исполню все ваши кулинарные пожелания. — И даже кофе в постель? — деланно восхищается Кюхён, на всякий случай отодвинувшись от Донхэ подальше, чтобы снова не получить вполне заслуженный подзатыльник. — Вот это сервис, Чонсу очевидно расстарался. — Ой, это обязательно — и «в» постель, и «на» постель, и куда только попросите, — отзывается Рёук, пока Хёкджэ укоризненно качает головой, беспомощно покосившись на Хичоля: после того, как Хёк уже стал путаться в том, какие мысли и манера поведения его собственные, а какими он лишь копирует поведение своего брата, с Рёуком стало удивительно непросто общаться. — «И откуда в нём это ехидство?» — удивляется Хёкджэ, так некстати вспоминая, что похожие язвительные наклонности в Рёуке замечал и Ынхёк, только не жаловался, а так, констатировал факт. — «Наверное, Рёуку тоже непросто здесь быть», — думает Хёк, устало вздохнув. — «Он ведь целый месяц считал мёртвым меня… а теперь я вроде как снова перед ним, но должен вести себя, как Ынхёк — и ему самому нельзя оговориться, чтобы не выдать меня. Как же это всё непросто…» — Ну будет вам. Рёук, мы теперь с тобой, можно сказать, братья по дружбе, — подмечает Хичоль, встревая в назревающую перепалку, в которой Кюхён рисковал получить нагоняй, а Рёук — выговор от Хёкджэ за подстрекательство норовистого макнэ. — Ты лучший друг Хёкджэ, а я — лучший друг Ынхёка, так что мы с тобой в одной лодке. Видимо, и спать в одной комнате будем. Не боись, места много, да и с соседом веселее. — С Хичолем уж точно весёлое соседство, — хмыкает Чонун, пока Рёук недоверчиво оглядывает протянутую руку Хичоля, но всё-таки её согласно пожимает. — Храпит на всю квартиру, ещё и полуночник. Да и спать в гостиной… Может, лучше место в комнате освободим? — Так, сейчас мы всё покажем здесь Рёуку и все вместе пообедаем, — предлагает Донхэ, укоризненно оглядев ребят. — Раз Чонсу сказал, что придёт вечером — тогда его и будем ждать, а когда Рёук подпишет договор, там и подумаем, где будет лучше всего обустроить спальное место. И с этим предложением, к счастью, были согласны все: Хёкджэ даже порадовался тому, что вчера они наготовили побольше, решив, что свешивать на Хичоля все домашние обязанности, пока он восстанавливается после драки, всё-таки неправильно. После того, как Рёуку показали квартиру, Хёкджэ не без гордости наблюдает за тем, как парни наперебой рассказывают его другу об аквариуме и его подросших обитателях: особенно суетится Кюхён, крайне ревностно охраняя своих подопечных. — Только не вздумай менять им воду, — ворчит макнэ, хмуро покосившись на Рёука. — С этим Хичоль-то один справиться без косяков не может. — Не преувеличивай, — возражает Чонун, почти игнорируя аквариум и рассматривая Рёука практически внаглую, хоть и держась немного в стороне. — Если хочешь сам этим заниматься — флаг в руки, никто не будет против. — Я ещё не имел удовольствия чистить аквариум от фекалий, так что оставлю это дело специалисту, — Рёук широко улыбается, но больше ничего сказать не успевает: шикнув, Хёкджэ резко тянет друга к себе за плечо, пока кипящего от возмущения Кюхёна Донхэ также своевременно отпихивает в сторону, пресекая новую перепалку. — За аквариумом мы все присматриваем, но по большей части рыбок кормит Кюхён, — поясняет лидер группы, посмотрев на замолчавшего Рёука. — Мы покупаем им корм, растения и удобрения. Ну и периодически мы меняем воду и чистим аквариум. Делаем это не в одиночку — аквариум тяжёлый, так что будем рады, если в этом ты захочешь нам помочь. Если нет — то нет, ничего страшного, справимся сами и Чонсу не расскажем. Ты волен сам решать, чем ты готов нам помочь. Раз в первую очередь ты пришёл сюда, чтобы получше узнать Ынхёка, пусть так и будет. — Вдобавок Ынхёк при сотрясении потерял часть воспоминаний, так что твоё общество должно ему помочь, — в разговор встревает Хичоль, совсем легко постукивая ногтем по краю аквариума, там, где плавает его любимец — золотая рыбка с особенно пышным хвостиком. — Расскажешь ему побольше про брата. Наверное, Ынхёку это поможет восполнить все позабытые воспоминания. — Если вам с Ынхёком захочется поговорить наедине, в свободное от распорядка время, то только скажите, — предлагает Донхэ, задумчиво оглядев притихшего Хёкджэ. — Мы не будем вам мешать. Но если воспоминания будут… не слишком личными, мы бы тоже послушали. Пусть нам не удалось познакомиться с Хёкджэ, но Ынхёк рассказал нам о нём много хорошего. — Это очень любезно с вашей стороны. Спасибо, — Рёук улыбается и вежливо кивает: Хёкджэ уже может сказать с уверенностью, что по крайней мере оба солиста произвели на его друга приятное впечатление: от Хичоля, в отличие от Хёкджэ в его первый день, Рёук уже практически не шарахается, а перед Донхэ не робеет и у него явно не подкашиваются от страха ноги. — «Рёук очень сильный духом», — Хёк и раньше это понимал, но сейчас это качество в друге Хёкджэ особенно восхищает. — «Перед Донхэ трудно устоять и не струсить — настолько внимательно он всегда наблюдает…» Но опасения Хёка в целом не подтвердились — немного освоившись, Рёук вполне охотно согласился попить со всеми чай на кухне и немного рассказать о себе и Хёкджэ. И от этих рассказов огромный стресс испытывает только сам Хёк — Рёуку практически не нужно как-то подбирать слова в своих воспоминаниях, так как ему не нужно заменять имена и следить за тем, о каком из близнецов он говорит. Вдобавок парни в целом не относятся к гостю враждебно: Хёкджэ даже предположить не мог, что им всем будет настолько интересно узнать о «брате Ынхёка» — конечно, в основном диалог поддерживают Донхэ и Хичоль, так как лидеру группы явно не привыкать вести разговор в подобной, немного неловкой обстановке, а старшего мембера таким знакомством явно не смутить, так что он охотно подхихикивает над историями Рёука. Йесон же практически молчит, непривычно суетливо ёрзая на своём стуле и то и дело протягивая руку, чтобы попытаться потрогать Рёука то за локоть, то за торчащую прядь волос, хоть и самостоятельно справляясь со своими порывами и не нарушая тем самым личного пространства гостя, а самый младший из присутствующих, по совместительству и самый неугомонный, с настороженным интересом слушает, как Рёук, увлёкшись, добавляет: — … в итоге я думал, что этот сломанный венчик мне потом затолкают по самое небалуй, честное слово! — Неужели Хёкджэ так страшен в гневе? — любопытствует Кюхён, испытывающе посмотрев на стушевавшегося Хёка, пока парни переглянулись и беззлобно засмеялись. — Поварята ж всегда безобидные. — Вообще, у пекарей, насколько я знаю, очень сильные руки, — в разговор вклинивается Чонун, пока Рёук, посверлив Кюхёна недовольным взглядом, вроде как даже с благодарностью кивает Чонуну. — Это тебе не гантели наперегонки с Ынхёком тягать. — Да, хватка у Хёкджэ была, что надо, — соглашается Рёук, беззаботно усмехнувшись. — Мы с ним практически не ссорились, кроме единичных случаев, но не хотел бы я попасться ему под горячую руку за беспорядок на кухне. В этом вопросе Хёкджэ никого не щадит. И Хёкджэ должен был почувствовать облегчение от того, как парни смеются, с интересом слушая рассказы о «брате Ынхёка» и пропуская мимо ушей то, что Рёук порой забывает говорить о своём друге в прошедшем времени, но какое-то нехорошее предчувствие назойливо зудит под лопаткой — Хёка беспокоит то, насколько озадаченным за столом сидит Кюхён. Макнэ больше ничего не говорит и как-то оторопело таращится на Хёкджэ, неосознанно потирая мочку своего уха. — «Чего это он?» — Хёк нервно сглатывает, спешно припоминая, были ли случаи на кухне общежития, когда он бы не сдержался и отчитал кого-то из ребят у Кюхёна на глазах. Но, к счастью для себя, ни одного такого случая Хёкджэ не может припомнить — в целом, когда у парня просыпалось желание что-то приготовить во время траура, парни с ним явно осторожничали и слушались его во всём, потому тратить моральные силы и кого-то отчитывать практически не приходилось. — Наверное, у близнецов из-за схожей генетики и мышечная масса нарастает примерно одинаково, — задумчиво подмечает Хичоль, хитро покосившись на Хёкджэ и легко пихнув его локтем в бок, отчего парень даже вздрагивает от неожиданности, поспешно улыбнувшись. — Рёук, а насколько Ынхёк и Хёкджэ похожи? Мы, к сожалению, брата Ынхёка никогда не видели, а их совместные фото он нам пока не показывает. — Точнее, Ынхёк пока не готов рассказать нам о своём фотоальбоме, — добавляет Чонун, наконец на время перестав таращиться на Рёука и посмотрев на Хёкджэ. — Так что мы пока терпеливо ждём. — Вы знаете о фотоальбоме? — Рёук с интересом оглядывает парней, пока Хёк испуганно съёживается: он-то надеялся, что никто не нарушал правил Донхэ и не лазил по его ящикам, но если о фотоальбоме знает даже Чонун, который в целом в комнате Донхэ и Ынхёка практически не появлялся, беспокоиться уже есть, о чём. — Немного, — бурчит Кюхён, недовольно нахохлившись. — Ынхёк ещё в туре спалился, что где-то его купил, а после похорон он его из рук практически не выпускал. Посмотреть, увы, нам не удалось, хотя мы могли бы… — А я ещё раз напоминаю, что выкручу руки тому, кто полезет трогать чужие вещи без разрешения, — мрачно добавляет Донхэ, виновато покосившись на Хёкджэ. — И на вещи Рёука это тоже распространяется. Надеюсь, все меня услышали. — Услышали, — соглашается Хичоль, пока Кюхён возмущённо пыхтит, но возразить так и не решается. — Вещи Рёука тоже будут в полной безопасности. Но раз посмотреть фотоальбом пока нельзя — может, хоть Рёук нам немного расскажет? Всё-таки он единственный, кто видел эту парочку со стороны в последние пару лет. — «Не только Рёук», — напоминает себе Хёкджэ, когда Донхэ даже закашливается от неожиданности, постучав себя кулаком по груди. — «Кроме поздних посетителей пекарни, редких продавцов и курьеров нас в день аварии видели врачи, нас пытался спасти Шивон, нас видели полицейские и Чонсу… и потом нас видел Донхэ…» Но Хёк не сомневается, что лидер группы сдержал своё слово и ничего не рассказал ребятам о том, как выглядит «брат Ынхёка» — и за это Хёкджэ особенно признателен Донхэ. — «Пока я не готов показывать им эти фотографии…» — уверен Хёк: сейчас он нуждается в том, чтобы фото с братом остались лично для него, скрытыми от посторонних глаз. — «Пока я не могу без слёз смотреть на фото Ынхёка, так как я смогу убедить остальных, что я справляюсь со всем этим?» — Да они один в один практически, — признаётся Рёук, и Хёкджэ надеется, что друг не брякнет что-нибудь компрометирующее, потому парень вслушивается в слова друга ещё внимательнее, опасаясь, что придётся спешно его останавливать и спасать ситуацию. — Оба тощие и взъерошенные, как воробьи. Ну и друг друга боготворили до безобразия. За ними было интересно наблюдать со стороны. — Правда? — Хёк не выдерживает, удивлённо уставившись на друга: обычно все разговоры с Рёуком об Ынхёке заканчивались лишь ворчанием друга, так как барабанщик Рёуку откровенно не нравился. Но, явно погрустнев, Рёук в звенящей и даже немного давящей тишине, так как ребята притихли, с интересом ловя каждое их слово, уже тише добавляет: — Правда. И мне жаль, что я не говорил этого раньше, но вы с таким обожанием друг на друга смотрели, что со стороны мне было даже немного завидно. И я бы всё отдал, чтобы вернуть то время, когда вы оба были такими счастливыми. — «Были счастливыми», — слова Рёука снова и снова эхом отзываются в мыслях Хёкджэ, отчего давление становится просто невыносимо сильным. — «Были счастливыми. Ынхёка больше нет. Он больше никогда не будет счастлив, как и ты». Понимая, что он рискует снова расплакаться при всех, Хёк сипло бормочет что-то невразумительное и практически сбегает с кухни, пока его слабость вновь не стала слишком очевидной для всех. — «Ты всегда сбегаешь, когда тебе больно», — ещё одни слова Рёука, сказанные недавно, напоминают Хёкджэ, как глупо он себя ведёт, но изменить уже ничего нельзя — ему едва хватает сил, чтобы отличить дверь комнаты от входной двери, ведь Хёк не хочет бросать друга в квартире с совершенно незнакомыми ему людьми и тем самым вынуждать всех снова устроить переполох и кидаться его искать. Но и оставаться сейчас вместе со всеми и дальше предаваться воспоминаниям об Ынхёке Хёкджэ попросту не может, потому и беспомощно скрывается в комнате, еле сдержавшись, чтобы не забиться в угол, как раньше. Хёк убеждается, что Рёук снова оказался прав — он сбегал и продолжает сбегать от всего, что причиняет боль, ну или просто выбирает тот путь, который будет наименее болезненным. И Хёкджэ солжёт, если скажет себе, что боится трудностей: он достаточно ответственный, чтобы давать отчёт своим действиям. Но при этом Хёк понимает, что слова Рёука тесно переплетаются с тем, о чём говорил Донхэ. — «Только не сбегай снова», — просил лидер группы, когда зашла речь о том, что на концерте «Ынхёк», возможно, снова не сдержится. — «Мы будем рядом, мы подхватим. Позволь слезам литься и пусть все узнают, насколько брат важен для тебя. Позволь фанатам разделить с тобой эту скорбь». Проблемой же было и остаётся то, что Хёкджэ не может это контролировать: когда он понял, что Ынхёка больше нет, стало настолько больно, что о Рёуке, который безусловно поддержал бы его, но также и осудил бы за все совершённые ошибки, думать попросту не получалось. Несмотря на то, что Ынхёк не покидал мыслей Хёка, парень заставлял себя думать о чём угодно, только бы не оставаться наедине со своими страхами и душевными ранами — продолжать играть роль своего брата и разбираться со всеми трудностями, перебарывая себя, оказалось менее болезненно, чем если бы Хёкджэ рассказал всем правду ещё в больнице и вернулся бы в пекарню. Продолжать жить своей жизнью, в пекарне, в которой Ынхёк бывал так часто, и оставаться наедине со своей болью, с жестокой истиной, что брата больше нет, Хёкджэ бы просто не смог. И, несмотря на то, что успокоительное, прописанное доктором Кан, помогает Хёку — кошмары не снились ему уже давно, — встреча с другом и воспоминания, что Рёук освежил в его памяти, сами собой говорят Хёкджэ — от пережитого он оправится ещё очень нескоро. И Хёкджэ так и продолжит убегать от боли, пока это возможно, потому что иначе он просто сойдёт с ума. — Ты как тут? — голос Хичоля звучит так громко, так неожиданно и так близко, что Хёк чуть было не вскрикивает от испуга, резко развернувшись и беспокойно уставившись на старшего мембера, застывшего в дверном проёме. Хичоль решает первым прервать эту внезапную паузу, нервно поводя плечом, и делает шаг вперёд, закрывая за собой дверь и добавляя: — Только в окно не сигай. Я гонец и пришёл с миром. — Я… нет, я просто задумался. Всё в порядке, — Хёкджэ заставляет себя выдавить хоть какую-то улыбку, пусть и измученную, пока он садится на краю кровати. От того, как Хичоль рассматривает его, явно не поверив этой неуклюжей отмазке, Хёку снова становится неловко: после недавней драки слабость мог себе позволить лишь этот сказочно невозможный в своей нереальности мембер, и разве что Донхэ. Хёкджэ в подобной ситуации собственная слабость кажется чем-то непозволительным и излишне обременительным для остальных, потому он сдавленно добавляет: — Извини. Я приду в себя и вернусь к вам. Рёук, наверное, обиделся, да и вы беспокоитесь. Мне жаль. — Навряд ли Рёук обиделся, — Хичоль подходит ближе и беззастенчиво садится рядом, наблюдая за тем, как Хёк осторожно отодвигается дальше, освобождая ему место. — Парень он неглупый — по крайней мере, он совершенно не удивился твоему побегу. Да и мы, признаться, к этому уже привыкли. Конечно, не хотелось бы, чтобы это вошло у тебя в привычку, но хоть о твоих срывах Рёуку пока расскажут без твоих жалобных глаз поблизости. — Извини, — повторяет Хёкджэ, не зная, что ещё сказать: о своих истериках и срывах, конечно, он хотел умолчать, но шанс того, что Хичоль и Донхэ не выдадут его Рёуку, был невелик — парни уже убедились, что «друг Хёкджэ» многое знает и об Ынхёке, потому явно единогласно было решено, что о периоде траура и о том, как «Ынхёк» его пережил, Рёуку стоит знать. — «На их месте я бы тоже рассказал об этом настолько близкому человеку…» — думает Хёк, потому и не злится: устало посмотрев на свои дрожащие пальцы, парень вяло добавляет: — Мне правда жаль, что так вышло. Я очень рад видеть Рёука, но не стоило вас в это всё ввязывать. — Хочешь сказать, что нам не стоило знакомиться с человеком, который готов соревноваться с мелким на остроту языка? — усмехается Хичоль, качнув головой. — Или что нам не стоило узнавать о твоём брате больше? От истории со сломанным венчиком, кстати, я в восторге — тебя мало кто мог держать в страхе. — Да уж, — Хёкджэ шмыгает носом и снова выдавливает улыбку, более искреннюю, но довольно усталую, что старший мембер явно не мог не заметить, раз после этого Хичоль так довольно приосанился, словно считая эту улыбку своей очередной победой. — На самом деле, слушать эти рассказы о нашем с братом прошлым… не так-то просто. Я думал, что примирился с прошлым, но я… — Не примирился ты ни с чем — только спрятал за своим сотрясением, — возражает Хичоль, покачав головой и как-то странно сделав акцент на слове «сотрясение», словно желая его подчеркнуть. — Думаешь, это не видно? Отгородился от всех, образ жизни поменял, успокоительное принимаешь. А вот когда ты наконец повернёшься лицом к своим страхам и смело примешь всё то, от чего бежишь — станет легче. Хотя бы прошлое перестанет причинять тебе столько боли. Ну и жить дальше тебе всё равно придётся учиться. Я не могу говорить за твоего брата, но я уверен, что он не хотел бы, чтобы ты всю жизнь мучал себя. — Думаешь, это хорошая идея — уговорить Чонсу оставить с нами Рёука на некоторое время? — тихо спрашивает Хёкджэ, задумчиво рассматривая свои руки — Хичоль, безусловно, прав, и этим вопросом Хёк заставляет себя столкнуться с первым из своих страхов, прислушавшись к вполне разумному доводу. — Надо было посоветоваться с вами, но всё произошло так быстро… — Не знаю, хорошая ли это была идея, но явно неожиданная, — признаётся Хичоль, пожав плечами. — Зато ты снова улыбаться начал, и вообще ведёшь себя более раскованно, наконец, вспомнив, что тут ты, как и мы, хозяин, а не гость. Тебе это явно нужно, даже если ты вдруг этих перемен начинаешь бояться и пытаешься убежать обратно, в свою скорлупу. Подобная встряска тебе сейчас не помешает. — Убежать… — повторяет Хёк, поморщившись — если уже и Хичоль с его проницательностью углядел, что «Ынхёк» просто бессильно сбегает от испытаний, то ситуация складывается гораздо хуже, чем могло было показаться. — А за Рёука ты зря беспокоишься, — плеча Хёкджэ касается холодная рука Хичоля, совсем легко сжимая пальцы. — Посмотри, какой путь он проделал, чтобы повидать тебя. Хотя бы из уважения к этому не отказывайся от его присутствия рядом с тобой. Нам он понравился, а Кюхёнка переживёт — хоть кто-то его вожжу подёргает, чтобы не расслаблялся. Кстати, а за Чонуном лучше приглядывай — я этот его маньячный взгляд уже лет пять не видел, после того зоомагазина в Штатах, где были черепахи. — Пригляжу. Спасибо тебе, Хичоль, — тихо рассмеявшись, Хёк приподнимает голову, с благодарностью глядя на старшего мембера, который рассматривает его с явным сочувствием: несмотря на то, что Хичоль подкинул ему несколько новых страхов, при этом Хёкджэ всё равно становится немного легче. — Это всё до сих пор так непросто, и… спасибо, что ты рядом. В этом безумии сложно держать разум холодным. — Слушай, если ты пока не готов к тому, что мы расспрашиваем тебя и Рёука о твоём брате, то мы и не будем, — неожиданно предлагает Хичоль, пожав плечами. — И плевать, что скажут другие. Каждый имеет право на свои тайны, даже когда большую часть тайн друг о друге мы знаем. — Да уж, без секретов у нас остались только Чонун и Донхэ, — Хёкджэ неуверенно пытается поддержать разговор, точнее, сменив его на другую тему, казалось бы, более безопасную, но Хичоль не попался на эту уловку: усмехнувшись, старший мембер поучительным тоном отвечает: — Ага, наш ходячий инопланетянин точно ни одного секрета не имеет, как же. Да в его вещи даже мелкий никогда нос не совал — психику свою бережёт. А уж про Донхэ с его секретами я вообще молчу. — Почему? — насторожился Хёк, удивлённо уставившись на Хичоля. — А с Донхэ что не так? Он же не любит держать тайны от всех, разве нет? — Не любит, но это не значит, что ему не приходится хранить эту свою тележку тайн, — возражает Хичоль, наклонив голову набок, отчего его длинная чёлка немного свешивается. — Сам посуди: он ни разу перед фанатами с сигаретой не спалился. А сколько он наших секретов не выдаёт? Временами мне его даже жалко становится, но помочь ему в этом я не могу — делиться ответственностью он ещё не научился. — «А ещё Донхэ общается с родителями Кюхёна», — вспоминает Хёкджэ, хоть и не решается сказать об этом вслух. — «И у него действительно навязчивое желание всё контролировать и за всё брать ответственность. И он очень боится выходить на сцену, каждый раз, и мои секреты он обещал сохранить… Да, тайн у него действительно многовато». — Ну и не будем забывать о его пристрастиях к рыжим барабанщикам, — ехидно напоминает Хичоль, выжидательно потарабанив пальцами по своему колену. — Кстати, ты об этом Рёуку сказал? Ну, про то, что вы с Донхэ теперь вместе. — Нет, я ему не говорил, — Хёкджэ чувствует, как от мысли об их с Донхэ отношениях у него горят щёки. — И ты не говори, пожалуйста. С этим всем мы разберёмся после концерта. Я обещал Донхэ, что мы всё вам расскажем, так что одной тайной скоро станет меньше. Хёк понимает, что из этого секрета вырастает новая проблема: Рёуку ни в коем случае нельзя узнать об их с Донхэ отношениях. — «Он меня чуть не прибил, когда узнал, что мы с Донхэ переспали», — вспоминает Хёкджэ, поёжившись. — «А если он узнает про наши с ним отношения… он может выйти из себя и рассказать, что я не Ынхёк. Я не могу так рисковать». — Только одной? — с неприкрытым любопытством интересуется Хичоль, но, немного подумав, сам отвечает, не давая опешившему Хёку, даже икнувшему от удивления, вставить ни единого слова. — Ладно, дело ваше. Раз я обещал, что не скажу — слово своё я сдержу, так что на этот счёт можешь не волноваться. — Спасибо, — повторяет Хёкджэ, снова поёжившись, как будто ему очень холодно, даже в этом тёплом свитере с вытянутыми рукавами. — «Наверное, это кулон так холодит», — пытается убедить себя Хёк: он так и не приучил себя доставать кулон из-за горловины свитера, когда находится в общежитии. Другое дело — внешний мир, улица, камеры, пристальные взгляды совсем посторонних людей, когда свой любимый свитер надеть попросту нельзя, ведь это выбьется из образа Ынхёка. В том, совершенно другом мире, кто-то, уже не Хёкджэ, но ещё и не Ынхёк, хотя бы изо всех сил старается выглядеть как Ынхёк, говорить как Ынхёк, и даже пахнуть как Ынхёк. Здесь же, что Хёк уже подметил, ему немного проще быть собой, так как переменам в его поведении парни уже практически не удивляются. Но тема концерта продолжает волновать его, потому, немного помолчав, Хёкджэ нерешительно интересуется: — Хичоль… а что будет на концерте? — А то ты сам не знаешь, — как-то слишком порывисто огрызается Хичоль, отчего Хёк со свистом втягивает воздух через рот, еле сдержавшись, чтобы не зажмуриться. — «Он прав. Как Ынхёк, я должен был знать», — говорит себе Хёкджэ, опустив голову, так как выдерживать пронзительный взгляд Хичоля уже попросту невозможно. — «Я опять говорю одни лишь глупости…» — Ладно, — негромко фыркает Хичоль, и Хёк уже было считает, что сейчас старший мембер снова разозлится на него и уйдёт, но в итоге Хичоль, хмыкнув, смягчается, уже гораздо спокойнее добавив: — Как и всегда, это будет полный хаос. Все будут носиться, как заведённые, у Чонсу начнётся нервный тик, Донхэ будет нас сгонять в кучку аки пастух своих овечек, а потом мы выйдем на сцену — и всё остальное станет не важно. Эмоции захватят тебя, мы подхватим — и всё случится само собой. — Думаю, в этот раз всё будет сложнее, — Хёкджэ слабо улыбается, поскольку описанная Хичолем картина звучит не так плохо, как он сам себе напридумывал: старший мембер затронул самую суетливую сторону этого вопроса, которая во многом вызывала у Хёка беспокойство, и сумел тем самым слегка успокоить парня, хоть страхов у Хёкджэ перед предстоящим концертом осталось ещё очень много. — Все снова будут ждать, что я не справлюсь, и фанаты будут наблюдать за мной… — Это точно, — соглашается Хичоль, даже не пытаясь немного сгладить углы или приукрасить ситуацию: старший мембер словно знает, что Хёкджэ сейчас нужен честный ответ. — Все будут ловить каждый твой взгляд, будут пытаться понять, не влажные ли твои глаза от слёз, думаешь ли ты о брате или пытаешься заглушить свои мысли концертом, благодарен ли ты фанатам и всем, кто был с тобой на протяжении траура, журналисты будут искать компрометирующие кадры и ракурсы, и так далее. Конечно, я закинусь обезболивающими и буду скакать по сцене, как молодой жеребчик, периодически отвешивая мелкому пендели и вешаясь нашему лидеру на шею, чтобы отвлечь от тебя часть внимания, но задачка будет непростая. — Вешаясь Донхэ на шею? — переспрашивает Хёкджэ, даже растерявшись и нервно хихикнув на шутку про жеребчика: несмотря на то, что у Хичоля есть длительные и серьёзные отношения, а Донхэ начал встречаться с «Ынхёком», парню всё казалось, что эти взгляды, улыбки и откровенные соблазнения, что Хичоль отпускал на сцене в адрес Донхэ, имеют под собой хоть какие-то основания. Но от того, как вздохнул старший мембер, Хёку снова становится ужасно неловко. — «Что он пытается этим сказать? Что всё это было… только ради фансервиса?» — Мы с тобой это никогда не обсуждали, так как последние пять лет Донхэ тебя в принципе не интересовал, — ворчит Хичоль, пожав плечами. — Но порой это был единственный способ того, чтобы отвлечь фанатов от того, что происходит на сцене. Я просто не хочу, чтобы потом ты меня ночью шваброй избил, потому этот вопрос стоит уточнить. Ты ревновать к Донхэ не будешь? Я ещё не знаю тебя… с такой стороны. — Что? Нет, конечно же, не буду, — удивлённо отвечает Хёкджэ, насторожившись: Хичоль как-то странно запнулся на последних словах, хоть и старательно пытался это скрыть. — «Но с чего Хичоль решил, что я буду ревновать?» — недоумевает Хёк, хотя и находит ответ на свой вопрос слишком быстро, даже не озвучив его. — «Хотя судя по реакции Хичоля… да и по реакции Донхэ тоже… можно было и догадаться, что таким, в полноценных отношениях, а не в разовых интрижках, Ынхёка здесь и не видели…» — Ну и отлично, — резюмирует Хичоль, потерев торчащий из-под рукава футболки острый локоть. — Большую часть проблем решили. Часть фанатов я отвлеку своим великолепным телом, а с остатками тебе придётся самому разбираться. Главное — на своём соло продержись. Там прятаться будет не за кого — как на ладони для всех окажешься. — Мне кажется, что это всё так неправильно, — признаётся Хёкджэ, помотав головой. — Зря Чонсу предложил вывести меня к микрофону. Все ведь действительно будут изучать меня и ждать моего провала. — Большая часть всё-таки будет ждать твоего успеха, — возражает старший мембер, как будто догадавшись, что ещё немного — и Хёк окончательно запаникует. — А ещё — многие будут сочувствовать и надеяться, что ты со всем справляешься. В последнее время требовательных идиотов среди фанатов стало поменьше. Недаром Донхэ хорошенько присел им на уши в своё время, прочитав кучу нотаций по этому поводу. Как он там сказал? Фандом — это… — «Фандом — это отражение самого артиста», — цитирует Хёкджэ, сразу вспомнив, о чём говорит Хичоль: после того, как прошёл первый американский тур DAEKY, корейские и иностранные фанаты разделились на два лагеря, считая, что артисты должны выступать только для них. Донхэ тогда проявил чудеса дипломатии, примирив фандом и так кстати обмолвившись, что после американских туров в Корее также будут проходить концерты для фанатов. Теперь Хёк не сомневается, что подобный «спойлер» был озвучен исключительно с разрешения Чонсу, но тогда фанаты были настолько в восторге, что выступлений DAEKY станет ещё больше, что все быстро забыли, о чём вообще спорили и враждовали. Но Хёкджэ — это совсем другое дело. — «Я не такой мастер слова, как Донхэ, не настолько своенравен на вид, как Кюхён, не настолько загадочен, как Чонун, и не настолько нереален, как Хичоль», — думает Хёк, поджимая губы и начиная их нервно покусывать: ногти ему пришлось перестать подгрызать, так как угрозы от Тиффани казались весьма убедительными, а вот контролировать свою нервозность уже не выходит. — «Я не Ынхёк, что объединял все эти качества в себе. Я не справлюсь». — Одно дело, когда ты и ребята прекрасно видели, насколько я… подавлен, — добавляет Хёкджэ, понимая, что Хичоль не перебивает его и вообще больше ничего не говорит, словно давая шанс Хёку высказаться. — Но чтобы фанаты и журналисты пытались разглядеть то, что я до сих пор пытаюсь скрыть, ещё и в такой обстановке, когда и так вокруг будет куча давления… так не должно быть. Меня это пугает… и в какой-то мере даже немного злит. — Скажи волкам, что я дома, — усмехается Хичоль, понимающе качнув головой. Но, когда старший мембер видит, что Хёкджэ растерянно смотрит на него, не решаясь задать прямой вопрос, Хичоль, показательно закатив глаза, поясняет: — «Скажи волкам, что я дома». Книга такая есть. Не читал? Там похожие мысли главная героиня говорит. А вообще — от этого никуда не деться. Таков путь медийной личности, Ынхёк. Практически все твои тайны становятся достоянием общественности, а слухам и сплетням нет числа. Правду всегда будут знать лишь единицы, но это ты и сам знаешь — утаить от всех своего брата у тебя, к сожалению, так и не вышло. — Да… не вышло, — соглашается Хёкджэ, качнув головой. — Про книгу я запомню, и… ты прав, как и всегда. Мне пора перестать прятаться, даже если у меня до сих пор в голове хаос из всех последних событий. И я буду стараться на концерте изо всех сил, чтобы не подвести вас. Но… если вдруг всё-таки что-то пойдёт на концерте не так… я прошу тебя, позаботься о выступлении. Я не могу взвалить ещё и эту ответственность на плечи Донхэ. — Да он сам этот груз охотно подхватит, пока не сломается пополам от тяжести, — фыркает Хичоль, легко хлопнув Хёка по колену, отчего парень даже негромко ойкает. — Выше нос — тебе ещё рано посыпать голову пеплом. Мы все будем стараться, и когда ты это наконец признаешь — давление на сцене уже будет не таким всеобъятным. Хотя бы одиноким себя не почувствуешь. В этой битве мы на твоей стороне. Всецело.