Изменить прошлое

Прошло Рождество. Жизнь стремительно менялась и не в лучшую сторону. Лили, Мэри, Доркас и Эммелина трудились стажерами в Мунго, а парни вместе с Марлин, Дороти и Алисой учились боевым искусствам в Аврорате. Рейды участились, теперь Орденцы не терялись при нападении, а четко выполняли задачи. Страх вошёл в привычку, жить с ним стало почти терпимо. Ремус потянулся в постели; Доркас рядом уже не было. Снизу доносился звон посуды и запах чего-то вкусного, отчего тут же воспоминания уносили в детство. Он поднялся с кровати и спустился на первый этаж: родители Доркас давно ушли на работу, а она сама хозяйничала на кухне. Щеки и руки были в муке, темные волосы собраны в небрежный пучок. Ремус облокотился плечом на стену и стал наблюдать за стараниями девушки. Она выкладывала заготовки печенья на противень и собиралась отправить первую партию в духовку. А вокруг уютная тишина и лишь ее лёгкое бормотания слов песни: — Nothing you can know that isn't known (Ты не способен познать непознаваемое;)/ Nothing you can see that isn't shown (Ты не способен увидеть невидимое.)/ Nowhere you can be that isn't where you're meant to be (Ты никогда не окажешься там, где ты не дожен быть -)/ It's easy (Да и зачем тебе это?)/ All you need is love (Все, что тебе нужно — это любовь.) Ремус тихо подошёл к ней со спины, аккуратно положил руки на плечи, спустившись ладонями по рукам, медленно пробежал пальцами по талии, сцепив их внизу живота. — Ты такая красивая, — тихо, шепотом, боясь, что кто-то услышит их утреннее счастье. — Ой, доброе утро. А я решила, пока праздники не закончились, испечь рождественское печенье без магии. Это же ужасно сложно, посмотри! Как маглы справляются с этим без палочки? Невероятно. Кстати, завтрак на столе, садись. Я сейчас поставлю печенье в печь и тоже приду, — Дороти была взбудоражена, как и обычно по утрам. Она оставила быстрый, едва заметный поцелуй на губах парня и, легко выбравшись из его объятий, поставила противень с печеньем в печь. За небольшим столиком уже стоял завтрак из яичницы и подостывшего кофе, который тут же был подогрет с помощью магии. Ремус старательно жевал и смотрел на Доркас, которая не замолкала ни на секунду, говоря обо всем на свете. Она подогнула под себя одну ногу, а вторую прижала к груди, поставив на стул; солнце падало на ее волосы, заставляя их светится, и Ремус просто смотрел, глупо улыбаясь. — Вчера в Мунго ко мне пытался подкатить один колдомедик. Он ко мне с сентября какое-то особое внимание проявляет, а вчера подходит и говорит: «Медоуз, а не хочешь сходить в один паб? Я там был, хорошее место». Я ему, естественно — нет. А он опять: «Медоуз, ты смотри, украду тебя после занятий, ты ведь всегда поздно уходишь». Представляешь? Я ему говорю: «А ты смотри, у меня парень в Аврорате стажировку получил, увидит тебя — разорвет в клочья». Видел бы ты его лицо! Мы с девочками чуть со смеху не задохнулись, правда! Редкостный дурак и бабник, похуже Блэка. Кстати, я сегодня после обеда иду к Доре. Она идёт на примерку платья, мы должны помочь. Кстати, тебе Гид говорил, что свадьбу назначили на восемнадцатое марта? А ещё Дороти сказала, что выбирала, кто поведет ее к алтарю, ты или Сириус. Но так как он вел Лили, то слишком много чести для него, всеобщий братец, и эта роль достается тебе. Она и с самого начала хотела тебя, но Блэк ее какой-то там родственник. Но обойдется, ничего с ним не случится. Кстати, ты поможешь мне подобрать платье на свадьбу: голубое или темно-бордовое? А ещё… чего ты так смотришь? Доркас оторвалась от бесконечных размышлений и размахивания вилкой в разные стороны, когда заметила на себя пристальный теплый взгляд Ремуса. В глазах у него летали бабочки; то, с какой нежностью он смотрел на нее сейчас, она не видела никогда. — Если это сон, то никогда не буди меня. Не могу поверить, что ты у меня есть. Ощущение, что я в раю или самой счастливой сказке. Доркас не знала, что ответить. Столько раз они говорили друг другу слова любви, но сейчас, вроде с простыми чувствами, почему-то было невыносимо справиться. Она смущённо улыбнулась и опустила глаза. А потом резко подскочила, подбежала к Ремусу сзади и крепко обняла его за плечи, опустив голову ему на макушку. — Мерлин, если бы можно было сказать, как сильно я люблю тебя. Их маленький рай остался здесь, в пустой кухне в доме ее родителей, с ярким январским солнцем, с ними, домашними и растрепанными, влюблёнными по уши и счастливыми рядом друг с другом. *** Питер зашёл домой один: Мэри ждала снаружи. Он пообещал быстро проведать мать и пойти ночевать к ней домой. Ноги после свадьбы Пруэттов, как и голова, нещадно болели. Хотелось быстрее лечь на кровать и уснуть, только которую ночь его одолевала бессонница. Мысли роились в голове, как черви, постоянно ковыряли кору головного мозга, не давая хоть на минуту сомкнуть глаз. Мэри переживала, а он отнекивался, что это из-за сложностей в учебе в Аврорате. Было слишком страшно делиться тем, что в голове копилось последние полгода. Мать тихо спала на своей узкой кровати. Питер поднял ее, привычно отвёл на кухню, дал нужные пилюли и зелья и чуть было вновь не выслушал очередную лекцию о его неправильной стороне. Мать быстро уснула, как и всегда; через пять минут Питер и Мэри уже были у нее в квартире. Только оказавшись на пороге в слегка душной квартире, усталость неожиданно куда-то испарилась, уступая на положенные полчаса место страсти и нежности. Алкоголь бил по голове, мышцам, заставляя руки блуждать по привычно любимому телу, принуждая губы целовать влажно и трепетно, оставляя следы на мягкой коже. Мэри сладко спала, укрывшись почти с головой одеялом. Питер аккуратно встал и, не издавая лишних звуков, вышел на кухню. В квартире тихо и душно, а мысли так и роятся в голове, не давая усталости взять власть над его телом. На ладони магловская таблетка снотворного — единственный источник сна, такого желанного, чтобы только забыться на несколько часов. Рейды участились, но удачи были далеко не на стороне Ордена. Пожирателей было больше, они были сильнее и могущественнее, а вокруг все только и твердили, какие золотые горы и защиту получают приспешники Волдеморта. Питер боялся своих мыслей, боялся себя. Но он боялся каждый раз, когда луч Авады пролетал в полуметре от него, а вокруг твердили о новых и новых смертях. Предатель. Предать друзей, которые всегда были за него горой, предать девушку, которая его действительно любит? Предать… себя? А предаст ли он? У него никогда не было своего. Своего мнения, своей точки зрения, своей силы своего влияния. И сейчас, перейди он на другую сторону, предал ли бы он себя? Вряд ли. Сменил бы тактику? Возможно. Предательство ведь не так ужасно, когда не предаешь себя? — Мерлин, что я творю…— тихо, в пустоту. Он ведь важен среди них. А важен ли? Так ли он им нужен, как они ему? Был ли он действительно хоть кем-то в этой большой компании, кроме маленького Хвостика, который постоянно нуждается в защите. Внутри затесалась резкая злоба к друзьям. Она росла последние шесть месяцев, как воздушный шар, а сейчас лопнула, разбрызгав свой яд по всему организму. Ненависть к тем, кто никогда не ставил его на равные с собой. Отвращение к тем, кто считал, что ему нужно вечное сожаление и снисхождение. Что-то темное родилось в одну секунду и заполнило все вокруг. Решение было принято резко и неожиданно, осталось с ним переспать. Завтра он направится к матери и попросит о помощи. А сейчас он ложился спать с, может быть, любимой девушкой, ожидая завтрашний день и встречу с, может быть, друзьями. На следущий день действительно он зашёл к матери перед собранием Ордена. Она пообещала договориться о встрече с самим Темным Лордом через знакомых. Сидеть на собрании на удивление было легко. Его не гложило чувство вины, как он предполагал. Наоборот же, внутри все больше закипала ненависть и злоба к окружающим его людям. Глупцы и слепцы, неспособные увидеть правду. Через неделю Рудольфус Лейстрендж ждал Питера в лесу в назначенном месте. — Я делаю это только из уважения к твоей больной матери, которая однажды мне помогла. Если это какая-то уловка от Ордена, знай — тебе не жить. Питер вздрогнул. Последняя светлая мысль ещё билась о стены его головы. Когда двери зала в огромном дворце перед ним открылись и он лицом к лицу встретился с Темным Лордом, страх оковал его тело и стал сам руководить мыслями. — Питер Петтигрю. Друг Поттера, Блэка, Пруэттов и остальных. Любопытно. Что привело тебя? — его хриплый голос пробирал до костей. — Я хочу служить Вам… Мой Лорд. Я м-могу приносить ценную информацию из Ордена, могу говорить, какие рейды будут устраиваться с нашей стороны. Я буду Вам полезен. Питер, казалось, уменьшился вдвое под взглядом Волдеморта. Его словно придавило к полу, а на плечи ложился тяжелейший груз. — Если докажешь свою верность, я подумаю над тем, чтобы удостоить тебя метки. Мне нужны имена всех членов Ордена. Питер перечислил всех, кого помнил и знал лично, описал тех с кем встречался лишь единожды, и все это будто говорил за него другой человек. Волдеморт отпустил его, и когда Питер оказался один на опушке леса за пределами замка его охватил неподдельный ужас: назад пути нет. Если кто-то из Ордена, из друзей узнает, кто он, его ждет неминуемая смерть. Никто из них не потерпит предательства. Невыносимый, сковывающий конечности страх заменило чувство превосходства. Все те, кем он восхищался, сейчас были ниже его. Словно марионетки, они висели в его руках. От него теперь зависело, будут ли они жить. Питер сделал свой выбор, и назад пути не было. Он теперь вершитель судеб. Не они. *** Очередной рейд. Осень вступала в свои права, забирая тепло и солнце так быстро пролетевшего лета. Нападение на какой-то склад, где работали маглы. Пожирателям будто было плевать, кого убивать, лишь бы истреблять все больше людей. Явное превосходство врага било по Орденцам. Доркас смогла обезвредить одного Пожирателя: ей показалось, что это был Мальсибер. Она забежала в длинный коридор; сплошь лежали обломки стен, осколки окон, повсюду были капли крови. Ей необходимо было найти хоть кого-то из своих ребят, убедиться, что они живы. Но вокруг не было ни души: схватка наверняка была в другом конце здания. Забегая за очередной угол, она не сразу заметила две высоких фигуры в темных мантиях. Пожиратели тут же начали ожесточенную атаку, а Доркас только успевала отбиваться от заклинаний. Проклятия пролетали в дюймах от ее тела. «Если понимаешь, что силы на исходе и ты ее выдержишь в этой схватке — беги. Беги, не оглядывайся, зови на помощь, что угодно, но не оставайся одна со своей смертью наедине» Слова Грюма били молотком по мозгам, но Доркас стояла. Стояла, когда из-за угла вышел третий Пожиратель. Стояла, когда лёгкое проклятие поразило ее руку. Пыталась устоять, когда заклинанием ее откидывало к стенам. Она лежала на обломках, пыталась встать, желая дать отпор тем, кто медленно, растягивая собственное удовольствие, подходил к ней. — Бомбардо! — кромкий выкрик в потолок и огромная бетонная плита, упашая прямо перед ней, оградив путь. Пока нападающие были в замешательстве, кто-то лежал без сознания, Доркас через ужасную боль вскочила на ноги и побежала. Отнимающаяся рука, сломанные ребра и нога отдавались болью в каждой клетке тела. В голове только одно: «беги». Воздух в лёгких заканчивался, горло будто перетянули удавкой, не давая сделать новый вдох. Беги. Страх, парализующий сознание, спасение, которое было так близко, боль. Беги. Длинный, нескончаемый коридор и едва заметный поворот и свет из приоткрытой двери. Сейчас она сможет сбежать. Беги. Ноги будто связывают лентой, и она падает на пол, царапая кожу до крови, получая новый приток боли от сломанных костей. Беги… Встать больше нет сил. Она привстает на локтях и поворачивается к тому, кто ей помешал. Перед ней стоит Питер. — Пит. Хвостик. Мерлин, как я тебе рада… Питер стоял напротив, ни один мускул не дрогнул на его лице. Палочка направлена прямо на нее. — Ты чего, Питер? Помоги, пожалуйста, где наши ребята? Все живы? Он молчал. Упрямо молчал, без капли сожаления смотря на нее. — Питер… Последняя капля кислорода вышла из лёгких вместе с тихим, едва слышимым шепотом. Из-за угла вышли двое Пожирателей, осматривающих окрестности. А за ними высокая страшная фигура со змеиным лицом. — Доркас Медоуз. Отважная девчонка, обезоружившая пятерых моих приспешников, — скрежетом по барабанным перепонкам заговорил Волдеморт.— Питер много говорил о твоей силе. Я много слышал о твоих родителях. Крепкие Авроры, забравшие с дюжину Пожирателей. Она, казалось, совершенно его не слышала. Питер стоял, сгорбившись, позади своего хозяина. Питер, их друг, был предателем. И если она погибнет сейчас здесь, ребята ещё долго об этом не узнают. Доркас попыталась встать. Беги. — Ну уж нет. Суфуканто. Горло сдавило удушающим заклинанием. Она схватилась за собственную шею, пытаясь убрать невидимые руки, перекрывающие доступ к кислороду. А Пожиратели позади лишь ухмылялись. Беги. Хватка на горле ослабилась. Доркас судорожно вдохнула и начала отползать назад, хватаясь руками за обломки стен. Они ей игрались. Они ее мучали. Они над ней издевались. Подкидывали в воздух, перекрывали доступ к кислороду, ломали кости, заставляли кричать от Круциатуса. А вокруг не было ни души. Ее никто не слышал. Как же хочется жить. — Я остановлюсь, если ты прямо сейчас согласишься перейти на мою сторону. Я дам тебе и твоим близким защиту и силу. Дам тебе минуту на раздумье. Решайся, Доркас. Она молчала. Слезы катились по щекам, боль разрывала тело, и сердце так нещадно билось о грудь, стремясь выпрыгнуть. Но было уже почти не страшно. Только больно. — Они все узнают, — она прохрипела, глядя прямо в лицо Питеру, который все это время тупо смотрел на нее.— И они тебя убьют. Она все отползала дальше, поднималась, а они игрались. Опрокидывали ее вновь и вновь, как марионетку. Когда Волдеморт поднял руки вверх остановив приспешников, она смогла встать. Они смеялись над ней. Она стояла, глядя в лицо своей смерти. Крепко сжимала в руках палочку. И думала, что умереть, когда едва исполнилось 19, так не хочется. Так хочется жить. Она стояла, пошатываясь, чувствовала, как с каждой секундой тело слабеет все больше и ноги подгибаются под тяжестью нанесенных ударов. Беги. Доркас стояла. Доркас больше не боялась. Доркас знала, что она должна бежать, ведь там, за поворотом, есть приоткрытая дверь, выбежав из которой, она может аппарировать. Беги. Как только она развернулась и сделала первый шаг, ее шею вновь охватила невидимая рука. Она шла, сопротивляясь заклятию, шла, хватаясь за воздух руками. Шла, пока ее тело не взмыло в воздух и пока она не упала, не дойдя пары шагов до несчастной приоткрытой двери. Рука тянулась к выходу, а свет так тянул выйти наружу. Там, за дверью, словно снова она, рядом с друзьями, счастливая, без тягот войны. Там стоял Ремус и обнимал ее так крепко, как умел только он. Там она чувствовала любовь. А они игрались с ней. Игрались, заставляя ее думать, что ещё есть шанс на спасение. И она верила. Верила, когда горло вновь сдавило удавкой. Верила, когда зелёный луч летел ей прямо в грудь. Как же хочется жить. Она ослабла на обломках, не дойдя несчастную пару шагов до выхода. Больно и страшно больше не было. Из-за приоткрытой двери исчезло солнце, начал мелко капать дождь. Пожиратели вместе с Лордом аппарировали, оставив храбрую, смелую и сильную девушку лежать одну на обломках. Питер, выходя из неширокого прохода, оглянулся на безжизненное тело подруги. Внутри ничего не дрогнуло. Словно так и должно было быть. Он ушел, оставив ее лежать около приоткрытой двери совсем одну. Ей просто хотелось жить. *** Схватка закончилась. Ремус проходил по разрушенным коридорам. Он видел всех, кроме Доркас. Ее имя громко откликалось эхом от стен склада. Он заглядывал в каждый уголок, каждый поворот. Остался один последний бесконечный коридор. Он шел, зная, что она где-то рядом, а сердце от страха готово было выпрыгнуть из груди. Длинный, бесконечный коридор давил разрушенными стенами. Ремус увидел капли крови. А справа был небольшой проход. Он заглянул в него, боясь увидеть что-то. Он увидел. Доркас лежала на обломках, тело ее безвольно обмякло на холодном полу. Рука тянулась к выходу, а рядом лежала палочка. Лицо в грязи и ссадинах, повсюду кровь и раны. Ремус застыл. Это была не она. Просто тряпичная кукла, совершенно непохожая на ту Доркас, которую он целовал сегодня утром. Измученная, страдающая. Это не она. — Н-нет. Стены начали сужаться и душить, он не понимал. Он просто не понимал! Это не могла быть Доркас! Его солнечная девочка, постоянно болтающая обо всем на свете. Его самая умная, самая красивая, самая великолепная, самая… Это была не она. На негнущихся ногах Ремус медленно подошёл ближе. Волосы сплелись в колтуны, на теле не осталось живого места. И глаза. Глаза, безжизненно смотрящие в пустоту. Глаза, которые застыли от боли и страданий. Дышать стало абсолютно нечем. Он опустился рядом с ней, он чувствовал, как слезы скатывались по его щекам, он чувствовал, как у него дрожит все тело, он чувствовал, как кончики пальцев касаются ее лица, ее рук, ее шеи. — Кас… Милая… Доркас… Девочка моя… Нет, ну нет! Эй, крошка, проснись! Не шути так надо мной! Доркас… Так тихо, дрожащим от слез голосом. И она не слышит. Он хватал ее за плечи, обнимал ладонями лицо, а она не просыпалась. Она его больше не слышала. Позади кто-то выкрикнул его имя. Ремус не слышал. Он поднял девушку за плечи и обнял, прижал к себе настолько крепко, будто надеялся вдохнуть в ее обмякшее тело жизнь. Отдать свою, лишь бы она жила. Он кричал, срывая голос, прижимал ее к себе, качался взад-вперед, убаюкивая. И все время повторял ее имя. А она его не слышала. Она его больше не слышала. Кто-то положил руку ему на плечо, но он повел тело, сбросив ее. Никого не надо сейчас, только бы она очнулась. — Очнись, умоляю. Прошу тебя, очнись! Она его не слышала. Когда через пару дней проходили похороны, он говорил свою речь. Перед близким, перед друзьями. Но он говорил это ей. А она его больше не слышала. Под землю опустился гроб. А вместе с ним опустились частички сердца каждого, кто стоял там. Под землю опустилось их солнышко, их яркая звезда. Девочка, которая мечтала о собственном книжном магазине, которая мечтала написать собственную книгу, которая мечтала провести всю свою жизнь со своей любовью и жить в маленьком уютном домике недалеко от леса. Под землю навсегда ушла близкая подруга, нежная, искренняя и крепкая любовь, примерная дочь, способная ученица. С лица земли навсегда оказалась стёрта храбрая девушка, которая никогда не убегала, а стояла до конца, смело смотря в лицо смерти.