🗝
Земля, укрытая снегом, деревья без листьев, серое небо и шумный город под ногами, готовящийся к рождеству. Такая картина представала перед Чонгуком практически каждый день, когда омега выглядывал в окно, каждый раз, в надежде на то, что хоть один редкий лучик солнца, появится из-за серых туч. Переезд в квартиру Тэхёна стал вроде бы не неожиданностью, потому как Чонгук сам изъявил своё желание, уехать из особняка семьи на следующий день, после дня рождения. А Тэхён и не был против, прислав в обед машину для перевозки всех вещей омеги. Теперь, живя у Кима, Чонгуку больше не приходилось сбегать, а точнее, поджидать момент, когда брат из дома на ночь уедет, а сам, ноги в руки и обходными путями мимо мадам Ли с дворецким, к альфе. Одной из причин стал Лим, который незадолго до той ссоры зачастил в их доме. Хосок настоял на том, чтобы те недели, пока ребро срастается, омега был под наблюдением альфы. Присутствие информатора не давало Чонгуку спокойно там жить. В другие же дни, когда только братья находились дома, прислуга старалась на глаза им не попадаться. Беты быстрее пытались ретироваться в спальное крыло для прислуги или на кухню. Ибо да, страшно. Братья Чон, были словно бомба замедленного действия, которая, если взорвется, то своей ударной волной сметёт всех рядом находящихся. Они скалились друг на друга как никогда раньше, без весомых причин. И у обоих в груди от этого скребло ужасно, только снаружи злоба от обиды друг на друга. Сколько бы Хосок не вдалбливал себе в голову, что нужно отпустить Чонгука, сколько бы не пытался себя успокоить тем, что Тэхён и правда его не тронет. Злость брала верх над ним. В голове на повторе было «мой». Эта, чересчур братская, вперемешку с отцовской любовь, травила их обоих. И у Чонгука было всё тоже самое. Он сам не мог объяснить свою беспочвенную злость на брата. Из-за Миндже? Только, что этот омега сделал Чонгуку? В голове ряд вопросов и ответить омега не мог ни на один. На душе было неспокойно от того, что этот человек к его семье настолько приближен. К слову, переезд к альфе, не обременил Чонгука домашними делами. Жильё Тэхёна соответствовало его статусу, как одного из самых богатых людей Сеула. Квартиры в одном из престижных бизнес-центров в Каннамгу, обслуживались рестораном и услугой клининга. Чонгуку не приходилось посвящать весь свой день на то, чтобы убрать огромную площадь или же на готовку. Омега тратил всё время на себя в отсутствие Кима на постоянной основе, который работал в этом же здании, если не брать в расчёт то, что часто находился на базе, но туда они уезжали вместе. Теперь, по достижении возраста дееспособности, Чонгук только серьезнее взялся за то, чтобы обучиться стрелять и драться на ряду с остальными. Ныне, он не пропускал ни одного из совещаний, присутствовал на каждом, стараясь вникнуть, а если не понимал каких-то деталей, то спрашивал Тэхёна, который более подробно ему объяснял. Не без удовольствия. С поступлением в институт искусств не сложилось. Не потому, что не прошёл, а просто у Чонгука было достаточно времени переосмыслить всё и точно понять, что он хочет от этой жизни. После рождественского и новогоднего сезона, нужно было уже подавать документы, а Тэхён невзначай ему об этом напомнил, тогда омега и сказал о том, что изменил своё решение. В тот вечер, сидя в гостиной, окутанной полумраком, состоялся серьёзный разговор. — И куда тогда? — спросил альфа, обнимая со спины, сидящего меж его разведённых ног, Чонгука. — И почему ты вообще поменял своё решение? Тэхён медленно перебирал рассыпчатый шёлк волос, который сверкает теперь не просто блондом, а жемчугом. Чон млел от пальцев в своих волосах, откинувшись спиной на тёплую грудь мужчины, омега лишь тихо промычал, подаваясь затылком ближе к ласкающим пальцам. Треск поленьев из камина убаюкивали. — У меня было достаточно времени переосмыслить всё, — тихо начал Гук, тонкими пальцами поглаживая руку Тэхёна, покоящуюся на его, скрытом белым шёлком пижамы, животе. — Сам посуди, музыкальный факультет и вокал — это конечно всё хорошо, и возможно то, чем бы я и правда хотел заниматься, родись я в обычной семье, но… — Мы же это с тобой обсуждали ещё в первую нашу встречу, meine seele, разве нет? — нахмурился Тэхён, убирая руку из волос, цепляя пальцами любимое лицо за подбородок, поворачивая к себе. В глубокой черноте кукольных глаз плясали языки пламени из камина, что завораживало ещё сильнее. В них можно было смотреть без устали. — Да, я помню, — поджав губы, ответил омега, — просто, сам подумай, Тэ. То, чем я собираюсь заниматься, даже звучит смешно. — Почему это смешно, если это то, чего ты хочешь в жизни? — альфа хмурится, рассматривая лицо возлюбленного. — А действительно ли это я хочу? — задаёт риторический вопрос Чонгук. Он сам у себя уже спрашивал это. И ответ прост — нет. Это не то, чем бы он хотел заниматься всю оставшуюся жизнь. Теперь нет. Если бы его судьба обернулась по другому, не встреть он Тэхёна, а какого-нибудь другого альфу из «простого» мира. То, вероятнее всего, ответ был бы другим. — Я хочу быть ровней тебе, Тэхён. Хочу стоять рядом с тобой, — парень выпрямляется и садится ровно, оглядывая лицо альфы. — Хочу поступить в Сеульский национальный. То, чего Чонгук ещё не научился до конца понимать — это эмоции своего мужчины. Будь-то радость, гнев или огорчение, выражение лица практически всегда было неизменно спокойным. Лишь в редкие моменты глаза могли искриться радостью, в более частые — искажалось гневом. Чон смотрит на Тэхёна, пытаясь понять его реакцию на слова парня. А на губах улыбка, которую чаще всего дарили только ему. — Я горжусь тобой, meine seele, — Ким протягивает руку к лицу Чонгука, убирая рассыпчатые пряди со лба и наклоняясь вперед, чтобы оставить на фарфоровой коже лба поцелуй. Так Тэхён давал понять Чонгуку, что одобряет его выбор. — Но, у тебя ведь не хватит времени подготовиться. Вступительные экзамены там не из лёгких. — А вот это ещё одна новость, — Чон отстраняется, садясь ровно напротив Тэхёна. — И прежде чем что-то говорить, выслушай. Я хочу пропустить этот год и подготовиться к следующему, а параллельно с этим, посвятить себя тренировкам. К тому же, сейчас ситуация требует как можно более полный состав верхушки клана. Я не хочу преспокойно ходить на пары, сидеть там целый день, в то время как ты, Хосок и Джун с Юнги будете постоянно ходить по лезвию ножа, Тэ, — Чонгук сглатывает вязкий ком. Он так давно хотел об этом поговорить, высказать всё, что накопилось в голове. — Введи меня в курс дела управления кланом и сможешь оставлять базу на меня, а не на Намджуна или кого-то ещё, лишая себя боевой единицы. Сейчас это первостепенная проблема, в отличии от моего образования. Его я всегда успею получить. Чонгук готов поклясться, что он видит, как глаза мужчины загораются. Попал точно в цель. Чон сам шёл наперекор своим истинным желаниям, дабы быть «достойным» партнером своему альфе. А тому это и на руку. Омега самостоятельно себя ломал. В этот раз, Тэхён свою руку не прикладывает. Чонгук отворачивается от окна, где жизнь Сеула только кипеть начинает. Омега возвращается в постель, усаживаясь на матрас, поправляет шёлковую пижаму, спать больше не хотелось. Сбоку в поле зрения попадает ворох из черного одеяла и шевелящийся огромный комок под ним. Чонгук старается не издавать ни звука, прикрывает губы ладонью, лишь бы не засмеяться. Из-под одеяла выползает сначала рука, усыпанная рисунками, ощупывает соседнюю пустующую часть, похлопывая по постели. От вороха исходит стон разочарования, а после повторной неудачной попытки, альфа вылезает из своего тёплого убежища. Чонгук улыбается, осматривая заспанное и хмурое лицо мужчины, который морщится от резкой яркости в комнате — шторы Чонгук оставил раскрытыми. На голове альфы гнездо из чёрных волос, а на щеке след от подушки, губы припухлые ото сна, и сейчас, по виду не скажешь, что этого человека боится больше половины Кореи. Тэхён ведёт носом, ловя запах Гука, и мгновенно расплывается в улыбке, падая обратно на подушки. — Почему не спишь? — хриплым голосом спрашивает мужчина, блаженно рассматривая силуэт омеги перед ним, и протягивает ему раскрытую ладонь. — Не хочется, — мурлыча отвечает, вкладывая свою ладонь в чужую, неторопливо на коленях подбирается к Тэхёну, укладываясь на бок рядом с ним и прикрывая глаза, втягивает тяжёлый запах альфы. Ким осматривает Чонгука внимательно. Ему кажется никогда не надоест это делать. Жемчужный цвет волос переливается в утреннем свете, на алых губах легкая улыбка. Ещё совсем дьяволёнок в ангельском обличии. Этому омеге предстоит пройти не малое, раз уж он изъявил желание встать рядом с Тэхёном. Этот ребёнок много ещё не знает, и много чего ещё не видел. У Чонгука светлая душа уже гниёт, с того момента, как он впустил в неё Тэхёна — она отравляется ядом, сводящим с ума, превращая своего обладателя в монстра, без жалости и сострадания. Ким не может этим не наслаждаться. Как альфа и заверил Чона в ту ночь — он ему вреда не причинит потому, что Чонгук сам себя убивает, впуская зверя и оставляя в себе навсегда. — Сегодня собираемся у Минов, — оповещает Тэхён, целуя омегу в лоб. — Почему не у тебя? — Чонгук открывает глаза, в упор смотря на мужчину и пальцами прогуливаясь по крепкой, не прикрытой ничем груди и пересчитывая рисунки. Там же, ещё не сошедшие до конца синяки, уже зелёного оттенка. Пальцы бегут вверх по груди, переходя на плечо, где красуется след от пули — швы сняли на днях. — Не у меня, а у нас. Это во-первых, — поправляет его Тэхён, принимая сидячее положение, упираясь спиной в мягкое изголовье кровати. — А во-вторых, меня не особо устраивает перспектива того, что к нам придёт Хо, в комплекте с которым, с недавних пор, Миндже. Это попросту испортит тебе настроение, — альфа убирает с глаз омеги жемчуг. — Да и к тому же, мы будем у них не дома, душа моя, а в клубе. — Ты на базу сегодня? — обнимает мужчину Чонгук. — Почти, и ты со мной не поедешь… — Почему? — надув губы, спрашивает тихо. — Сегодня кое-какие планы, в которые ты не входишь, meine seele, — Тэхён, наклонившись, целует младшего в губы. — И нет, этот взгляд не прокатит, — улыбается Ким, смотря в оленьи глаза. Через пару часов, после завтрака, Чонгук провожает Тэхёна по делам. Предрождественская суета двадцать четвёртого, кажется Чона впервые не трогает. Живя в Англии — это был целый ритуал, вся эта шумиха вокруг, беготня по торговым центрам, украшение дома и готовка сладостей на ораву детей. Теперь, всего какой-то год спустя, Чонгук со спокойной душой прошёлся по магазинам незадолго до всего этого ажиотажа в компании Чимина, которому только дай возможность отвлечь свои мысли от сессии в университете. Из украшений в квартире только высокая украшенная ель и ничего больше. И то, Чонгук уговорил на неё с трудом, ибо старший праздники не особо жаловал, аргументируя тем, что вместо того, чтобы прозябать время, его можно посвятить работе. Тэхёну и правда было не до праздников и отдыха, дела теперь идут напряжённо. Ходзё как сквозь землю провалился: ни слышно, ни видно — благо отслеживать их базу по-прежнему удаётся. По данным, которые откопал Миндже, Ходзё имел не одну точку. Потому сегодня, Тэхён занят делами, а завтра его парни, должны наведаться к Ликорис на северную базу. Сами же альфы, вместо того, чтобы провести подольше времени в постели с омегами, выдвинутся на восток. С Рождеством, так сказать. На базе руководить остаётся Намджун. Чонгук возвращается в спальню, где они с Тэхёном лежали до последнего, пока не пришло время Киму собираться по делам в городе. Омега берёт телефон с постели, открывает дверь на балкон, чтобы проветрить душную комнату и уходит в ванную, планируя полежать там добрые пол часа. Его никто не потревожит, он дома один, и это та тишина, которая в комплекте со спокойствием идёт. Не как было в особняке, где тишина, не смотря на снующую тут и там прислугу, зачастую была признаком чего-то плохого. Чон только снимает пижаму, и идёт к заранее наполненной ванне, как телефон начинает звонить. — Да? — не глядя на имя, отвечает Чонгук. — Я надеюсь, ты не проспал? — с того конца слышен голос Даниеля. — В каком смысле?.. — Чонгук замирает. Что он уже забыл? — Fuck! — матерится англичанин в трубку. — Ты забыл про меня? — Чона как холодной водой окатили. Двадцать четвёрное декабря — день прилёта Даниеля в Корею на Рождество. — Дани, не кричи, у меня правда вылетело из головы, — бурит Чонгук, несясь в гардеробную одеваться. — Во сколько ты будешь в аэропорту? — Я уже в долбанном Инчхоне! — возмущённо отвечает. — Блять, — ругается себе под нос. — Я вызову тебе такси. — А сам? — Мне ехать туда по пробкам час, что с водителем, что без него. Ты хочешь торчать там?🗝
— Почему я должен быть против? — слышно из динамика голос Тэхёна. На фоне звук двигателя гемеры. — Ну, ты ведь тоже тут живёшь. Вдруг, ты не хочешь видеть посторонних… — Мeine seele, — перебивает альфа. — Я не против присутствия твоих друзей дома у нас, — интонацией выделяет последнее слово. — Хорошо, я понял, — жуёт губу омега, заходя в лифт. — Ты опять допоздна? — Нет, я постараюсь закончить пораньше сегодня. Чимин ждёт вас у себя дома к шести. Будьте готовы, за вами Бёнсу приедет. — Хорошо… — Чонгук, — зовёт альфа, — если поедете куда-то до вечера, то берите с собой Чанёля, — мотор глохнет. — Ладно, — сглатывает вязкий ком в горле. — Хорошо проведите время, — желает Ким. — Будь осторожен, — перед тем, как отключиться, говорит Чон. Настроение с самого утра испорчено. Не просто так к ним приставили Чанёля, который был начальником охраны Тэхёна. Это могло значить одно — дело дрянь. Чонгук натягивает фальшивую улыбку, когда видит друга. — Чонгук, зараза ты, а не друг, — обиженно говорит Даниель, когда Гук идёт на встречу. — Ну всё, не дуйся, — обнимая англичанина, отвечает через смех и распоряжается охране поднять вещи приезжего. Омеги, наобнимавшись, идут к стеклянному лифту. Даниель скромно осматривает вычурный холл бизнес-центра — он в таком месте впервые. А Чонгук, за пару месяцев привыкший к такой обстановке, уже внимание не обращает. Да и в первые разы не особо-то поражался чему-то — для него такая «среда обитания» привычна. Он рос до определённого момента в богатстве, да и семья в Англии была не из бедных. Дани же, в отличии от своего друга, был из простой семьи, где деньги вроде бы и есть, а вроде бы и нет, ибо те всегда лежали на «чёрный день». В школу, где учился Чон, удалось пробиться по гранту, спасибо мозгам. И даже не смотря на разницу положений в обществе, они как-то сдружились. Чонгук деньгами никогда не раскидывался, если только это не касалось какой-либо помощи Даниелю. Там уже подключался Хосок, которому Чон звонил по любому вопросу. Теперь же, смотря на то, откуда всё-таки Чонгук, Дани становилось как-то не по себе. Та семья, в которой блондин рос, была достаточно обеспеченной, но не на столько, чтобы жить в столь дорогом месте и ездить на машинах за пару миллионов долларов. Заходя в лифт, Дани осматривает друга так, словно впервые увидел. Чонгука не было рядом чуть больше полугода, но изменения на лицо. Мальчик — серая мышка, вечно сидящий в учебниках, распустился. На замену мягким толстовкам и свободным штанам, пришли рубашки и брюки, увешанные ранее множеством серёжек уши, теперь украшает лишь одна пара золотых серёжек, вместо фенечек — браслеты. Даже взгляд другой, более властный, что ли? Даниель наслышан о том, как выглядят омеги доминанты по достижению совершеннолетия, но не встречался с ними. Дани готов поклясться, что его друг сейчас выглядит как тот самый представитель сливок общества, в сторону которого даже дышать страшно. — Гук-а, — прокашлявшись зовёт Дани, осматриваясь, когда они заходят в квартиру. — А напомни, кем у тебя там работает Тэхён. — Он владелец компании по производству авто- и мотозапчастей для немецких машин, — спокойно отвечает Чон, ведя Даниеля в выделенную для него гостевую комнату. — Да, ты, я смотрю отхватил себе альфу при бабках, — смеётся омега, — и как ты его называешь? — В каком смысле? — Чонгук гнёт бровь. Он эту привычку, кажется, взял от Тэхёна. — Ну, в постели, — играет бровями старший. А Чон замирает, краснея, как рак. Может уже прекратится это впадение в ступор? Даниель, остановись. — Никак, Дани, у нас ничего не было… — Goddamn! — омеги останавливаются в коридоре, возле гостевой комнаты. Теперь очередь Даниеля впадать в ступор. — Damn… — У нас правда ничего ещё не было. — Я в шоке, Гук, честно, — Чонгук, к слову, тоже. — Неужели он настолько плох, что ты с ним только из-за денег? — шёпотом спрашивает. — Дани, мы с Хо не беднее него, — напоминает Чон. У друга язык без костей, он сначала говорит, а потом думает. Честно, Чонгук отвык. Он и не задумывался о сексе с альфой. Омега кое-как перестал краснеть от того, что Тэхён спит в одних штанах. А вообще, какой к чёрту секс? Чонгук до сих пор сжимается в комочек, когда альфа укладывает ладони чуть ниже поясницы, пока они целуются… С другой стороны, Тэхён — взрослый альфа, давно уже не мальчик и у него есть свои потребности. В моменты уединения, Чонгук видит, как мужчина сдерживается, черту не переходит, пусть это и даётся с трудом. Ему, как никогда раньше, нужен Чимин, желательно прямо сейчас. — Господин Чон, — скромно зовёт его бета из клининговой службы. — Мы можем начать или нам прийти позже? — Начинайте, Джи. Мы сейчас уйдём, — кивает головой Чонгук, работник больше не задерживается в коридоре, удаляясь в сторону гостиной. — Ты не голоден? — спрашивает Чон, возвращая взгляд на друга. — Нам нужно скоротать где-нибудь часа два. — Нет, господин Чон, — на манер беты, отвечает Даниель, улыбаясь. — Я бы прогулялся по магазинам за шмотками, — уже привычным тоном. Англичанин кидает сумку с ручной кладью на кровать, и подцепив друга под локоть, идёт на выход. — Ну, показывай, Сеул.🗝
И пусть большая часть их семья была в ссоре, некоторые её члены начали исправлять свои ошибки, незадолго до рождества. Клуб «Dope», славящийся своей популярностью среди молодых людей и представителей высоких чинов, в дневное время суток и первые дни недели превращался в достаточно уютный обычные бар и кафе, дабы не терять прибыль. Кабинет Юнги, принадлежал альфе лишь тогда, когда он находился здесь, в остальное время в кабинете восседал Чимин, пока не был занят учебой. Большей частью бумажной волокиты занимался он, и пусть омега школу до конца не окончил, а его аттестат — просто подделка, глупым Мин не был. Что было касаемо школьных предметов, которые ему никто не преподавал, омега изучал всё сам, из-за чего он был умнее не по годам большинства своих сверстников. У Юнги же, который вопреки своему роду деятельности как в легальном, так и в нелегальном мире, должен знать математику как «Отче наш», был с этим напряг. Да, основы, которые давали в школе, у него отлетали от зубов и считал он быстро, но вот, что касалось отчетов и всего прочего — Мин-старший просто ненавидел. Во времена, пока не было омеги, Юнги обращался к Тэхёну или тому же Намджуну, которые с математикой были на ты. Альфа никогда не ощущал себя глупым, ему попросту этого не давали так, как рядом всегда находился не менее глупый в математике человек — Хосок. То, в чём Юнги и Хосок похожи, так это в том, что оба могли идеально высчитать дальность выстрела и подробно расписать всё на бумаге, словно у них баллистический вычислитель в голове. С отчётами, которые касались дел клана, всегда возился Тэхён, а вот в отчётах по легальным делам, Мин и Чон походили на Ллойда и Гарри из «Тупой и ещё тупее». Хосок себе нанял секретаря, который за него всё считал, а Юнги достался мозговитый муж. Чимин пересчитывает очередной отчёт, в который зачем-то залез его муж, тяжело вздыхает и отпивает уже остывший кофе. В кабинете приятная тишина, которая не нарушается музыкой со второго этажа. Мин-младший обожал работать в дневное время, тут тихо и спокойно, хотя дома не хуже. В дверь стучатся и после разрешения войти, тихо приоткрывают. В дверном проёме показывается светлая макушка Алекса — омеги-хостес. — Господин Мин, к вам пришли, — оповещает омега. — Я могу впустить? Чимин поднимает глаза на сотрудника. Посетителей он сегодня не ожидал, да и обычно, приходили к Юнги, а не к нему. Мин принюхивается к запаху, горький аромат забивается в нос, и от чего-то внутри всё поджимается. Зачем он пришёл? — Впускай, — кивает головой омега. Хостес удаляется, пропуская в кабинет альфу. Тот, как и всегда выглядит шикарно, с ног до головы одет с иголочки — идеально выглаженные чёрный костюм и рубашка в тон, поверх надето черное кашемировое пальто, кожаные перчатки и идеально уложенные, как смоль, волосы. Внешний вид всегда соответствует статусу, придаёт величия и строгости. Взгляд омеги падает на пышный букет из сирени, зимней, которую трудно достать. Альфа знает, помнит, что это Чимина любимые. — Хён, Юнги сегодня нет, — Чимин прокашливается, чтобы не выдать неловкость. Цветы ему дарил только муж, остальные же из семьи только по праздникам. — Знаю, он на базе сегодня торчит до вечера, — хмыкает Ким. — Я к тебе приехал. Альфа проходит к столу, аккуратно укладывая на него букет. Взгляд с омеги не сводит, тот самый тёплый и родной. Тэхён разводит руки в стороны, тихо прошептав: — Прости, Мини, — шепчет. Омега, на негнущихся ногах, встаёт из-за стола, не моргает, чтобы не заплакать, дойдя до старшего, как слепой котёнок утыкается в тёплую грудь мужчины. Как раньше — только запах мужа и этот, могли его успокоить, укрыть словно щитом, уверяя в безопасности. И если для Мина, Тэхён — одна из огромных непробиваемых стен, за которой он мог спрятаться, то у Тэхёна в руках сейчас находился один из двух хрупких на вид комочков. Маленький, но способный выстоять за свою семью и, если понадобится, убить. — Мини, прости пожалуйся, — Тэхён гладит омегу по макушке. Он съедал себя все эти дни за тот случай в кафе. Альфа ведь сам себе обещал, что больше своих омег больше не тронет. И вот что получилось. Между Тэхёном и Чимином всегда была какая-то своя, особенная связь, словно, они родные братья. Именно Тэхён ведь тогда помог Мину-младшему принять ту тёмную сторону Юнги, именно Тэхён подсказал, как поступить. Многому научил, что касалось использования оружия, научил жизни в принципе. С появлением Чонгука, их связь несколько притупилась — у альфы появился предмет обожания, а Чимин и не был в обиде, было бы глупо обижаться на то, что его хён по уши влюбился. Пусть он и стал неким препятствием в отношениях Тэхёна и Чонгука, но с благими намерениями. — Хён, всё нормально, я не в обиде, — утирает одиночную слезу со своей щеки Чимин. — Спасибо за цветы, — кивает в сторону букета, — ты запомнил. — Как тут забудешь, — криво улыбается Тэхён. А Чимин чувствует на Киме чужой запах. Не Чонгука. Уж слишком приторный, неприятно щекочущий нос. Мин лишь надеется, что Тэхён знает, что делает. В верности альфы, омега не сомневается нисколько. Как говорил Юнги, Тэхён — не из той породы, что ляжет в постель с кем-то на стороне. Даже будучи в ужасных отношениях с Джином, альфа сохранял верность.🗝
— Как там Гук? — выдыхая дым сигареты и вытянув длинные ноги, спрашивает Хосок. Его вопрос эхом проносится по подвальному помещению. Он соврёт, если скажет, что не скучал по таким вот занятиям. Напротив него стоит Тэхён, а перед альфой на столе разложены инструменты и любимые ножницы, которые, к сожалению, сегодня он использовать не будет. — Неплохо, — зажимая сигарету зубами, отвечает старший. — Уже обжился, свои порядки наводит. — Омеги… — мотает головой Чон. — Про меня говорит что-то? — Нет, может с Чимином разговаривал на счёт случившегося, — садится на стул, и достав револьвер, протирает тряпкой. — Со мной он эту тему не поднимает. — Я так проебался, — резко выкидывая сигарету в сторону, и роняя голову в подвешенное состояние, стонет Хосок. — У меня перемкнуло в башке что-то и нахуевертил. — Нахуевертил — не то слово, братец, — смеётся Тэхён. Хотя ему вовсе не до смеха на самом-то деле. Чонгук проревел добрые два часа у него на груди в день переезда, а синяки на бледной коже всё же остались. — Ты не помогаешь! — А с хуя ли должен? — Ким выгибает бровь, посильнее затягиваясь. С этими неприятными словам, обидной, а порой и ненужной констатацией фактов, правде в лоб, взаимными подъёбам и изредка разбитой морде по-дурости, Хосок задавался вопросом не однократно, какого хуя они по-прежнему носили статус «лучшие друзья»? Они просто были тем самым дуэтом, которого до усрачки боялись те, кто переходил им дорогу и тряслись, стоило упомянуть их имена. Если вас интересовал тысяча и один способ, как изощрённо убить человека, то эти двое были тут как тут. У Хосока сносило всякие тормоза, дай ему зелёный свет, а Тэхён был агрессором по жизни. Чон был несколько ветреным, легкомысленным, в то время, как Ким был тем, кто словно уже доживал свой век, держащий голову холодной, а теперь и с мудростью выстроенной, за уже пошедший второй десяток лет правления кланом и страной из тени. Тогда было круто, весело. В особенности в тот период, когда они резали глотки неугодным без разбора, а руки свои сильнее и сильнее в крови купали. Теперь же, в их так называемом тандеме было одно огромное «но». Хосок, относя себя к остальным, Тэхёна боялся до усрачки. Тэхёна — своего лучшего друга, который был поддержкой и опорой долгие годы. Хосок до сих пор помнит, когда среди кланов страны пошла молва о том, что ещё зелёный лидер Смеральдо начал загонять в угол Со Кибома — министра национальной обороны Южной Кореи. Этот мужик, покрывавший когда-то отцов, оказался той ещё тварью, долгие годы скрывавший свои намерения развалить клан, как только Соджун — последний из верхушки Смеральдо, отойдёт в мир иной. Он был такой не один, таких собралось целое движение, если так угодно их назвать. При покойном Киме, который держал всех в ежовых рукавицах, они были союзниками — каждый получал свою выгоду и всем было хорошо. Но Соджуна заменил его сын, на которого надежд не возлагали, недооценивая несовершеннолетнего мальца, что уж говорить об остальных трёх. На Тэхёна совершалось не одно покушение — его пытались застрелить в собственном доме, где-то в городе, пытались отравить на приёмах и опускались даже до того, что подкладывали под него омег, которым было поручено сначала выведать полезную информацию, а позже перерезать горло припрятанным ножом. Один из таких, стал тем самым ключом к разгадке, кто за всем этим стоит. Юн Босон проданный в бордель в возрасте семнадцати лет, а позже выкупленный и натасканный движением, нашёл в Тэхёне защиту, на интуитивном уровне что ли, с порога выдал всю информацию, вплоть до того, кто где и с кем спит, живёт и даже срёт. Так Ким узнал про Кибома, которого выдвинули главным в этом движении. Взамен на информацию, попросил об укрытии, Тэхён тогда ему помог, а после, парень открыл собственный бордель на территории Смеральдо, становясь ушами наркобизнеса. Министр тогда дал дёру в Китай, а оттуда в Европу — та большая, в ней затеряться и скрыться легко. Но не от Ким Тэхёна, величавшего дьяволом. — Я достаточно услышал из вашего диалога, Хо, — от этой стали в голосе, которая вырывает из воспоминаний, залезть под металлический пол хочется. — Не забывай, кто помог тебе с опекой над ним, — чернота в глазах пожирать изнутри начинает, — как дал, так и заберу. Ещё одно такое шоу, и ты, своего омегу будешь со стен соскребать. Сигаретный дым, от новой закуренной сигареты, глаза разъедает. И протереть от слёз выступивших нет возможности. Руки перепачканы сажей, машинным маслом и ещё чем-то. В одной руке вложен глок, покорёженный весь, но ещё в рабочем состоянии, во второй сигарета тлеет. И как-то резко в подвале холодно становится. Нет. Чон ошибался, статус лучших друзей больше не про них. Да, может они и остались напарниками в бою, может они и сохранили свой тандем грёбанных головорезов без тормозов. Но не ту связь лучших друзей, которой они так гордились. — Ублюдки! — проносится по помещению. — Вам это с рук не сойдёт! Слышите?! Поодаль от них, привязанный к металлическому стулу сидит министр национальной обороны. И чего их всех так тянет подохнуть? Министр с ног до головы грязный, потный и вонючий, костюм на нём местами подран, сожжён и перепачкан грязью, а местами в крови. Глаза завязаны тряпкой, пропитавшейся кровью, стекающей откуда-то с разбитой головы. Тэхён с Хосоком делали ставки, как скоро этот жиртрест очнётся, всё-таки черепно-мозговую он точно получил, после аварии, подстроенной Чоном. — Слышим, не глухие, — хмыкает Чон, вставая со стула. — Ви, — тянет младший, — напомни, что сделали с Иисусом? — Неужели не помнишь, Хоби? — наигранно смеётся Тэхён, наслаждаясь кислым запахом страха. — Его распяли на кресте, прибив гвоздями. Тэхён, прихватив со стола молоток с горсткой гвоздей, подходит к Хосоку, вкладывая те ему в протянутые руки. Чон обожал этот метод пытки. Это вам не в доски забивать гвозди, а в человеческую плоть, дробя кости и слыша вопли человека. — Так давай же поприветствуем прекрасного, многоуважаемого министра национальной безопасности нашей великой страны! — играясь голосом, говорит Хосок. — Встречайте, — срывая мокрую повязку с глаз, — Мун Донгын, — радостно представляет мужчину Хо, чтобы после, уже зверем прорычать, — или же тварь, которая возомнила себя господом богом на нашей территории и лижет задницы якудзе! Хосок получил прекрасный подарок от Тэхёна на Рождество. Нечасто выпадает возможность поиздеваться над кем-то из исполнительной власти в Чхонвадэ, особенно тогда, когда они заслуживают этого. — Господин Ким! — взывает министр, завидев Тэхёна. — Я всё объясню! — конечно всё объяснит, других вариантов, после того, как жидко обосрался, нет. Конечно, господин Мун, вы всё расскажите. — Я… я… — Ты, ты, — улыбается Ким. У Тэхёна губы в улыбке хищной расползаются. Он, не брезгуя испачкаться об это дерьмо, подходит к министру вплотную, наигранно нежно обхватывая жирные щёки альфы ладонями и поднимая лицо на себя. Хосок сейчас предпочтёт смотреть на старика, нежели на брата. Безумное лицо со стеклянными глазами ещё долго будет сниться Чону в кошмарах. — Хоби, приступай, — всё также смотря в глаза Муна, отдаёт приказ. — Ну, а вы мне всё расскажите, правда ведь? — Донгын завороженно смотря в темноту, кивает болванчиком. Хосок, перехватив молоток поудобнее, подходит к альфам. Не смотреть на Тэхёна, не смотреть на Тэхёна, не смотреть… иначе и ему достанется. Чон садится на корточки, стягивает потрёпанный и пыльный ботинок с ноги, приставив первый гвоздь и ударяет по шляпке, приколачивая стопу к деревянному основанию, на котором стоит стул. Гвоздь проходит с немного туго, с хрустом кости и хлынувшей кровью. А от министра ни писка — тот даже не дёргается. Тэхён, возвышающийся над ними, держит под контролем сознание Муна. Это была одна из высших форм подчинения жертвы, освоить её удавалось не каждому, вроде как, только с чистейшим геном. В такие моменты, носитель доминантного гена и обладатель сильного внутреннего зверя, объединял две свои ипостаси, угнетая и беря под контроль свою жертву. Бравший под контроль, мог туманить разум, но только до той поры, пока он смотрит тебе в глаза. Это было похоже на ту фишку с выплеском феромона, чтобы подавить более слабого. Но это в разы страшнее — твоё тело не принадлежит тебе. Они как-то по-дурости просили Тэхёна сделать это с ними, так, в научных целях, только нихуя хорошего из этого не выходило. Чувство после этого такое, словно из тебя вынули душу, а все внутренности перекрутили в мясорубке и вернули обратно. Они использовали эту способность Тэхёна для изощрённых форм пыток. Пока Ким брал контроль, второй изувечивал тело неугодного. А после, когда контроль прекращался, и человек приходил в сознание, то просто-напросто сдыхал от болевого шока, если не раньше, от потери крови. — Говори, — продолжая смотреть в глаза старика, говорит Тэхён. — Ходзё предложил мне не маленькую сумму за предоставление информации о делах клана, к которым я отношусь, то есть, все те поставки, которые были сорваны, — говорит Донгын ровно. — Ещё, совсем недавно, я предоставил информацию, которой обладаю, о вашей семье. О ваших омегах. О Пак Чимине, ныне носящем фамилию Мин, о Лим Миндже, вашем сотруднике, и о Чон Чонгуке маленьком главе клана, который стал вашей парой. Я сказал лишь то, кто кем и кому приходится. Тэхён отводит взгляд, разрывая связь, и в этот же момент, когда Хосок пригвождает уже вторую кисть к металлу, где потребовалось чуть больше времени, по подвалу проносится душераздирающий вопль старика. Под стулом уже приличная лужа крови, а он ещё к удивлению держится, хоть лицо и бледное. Чон отскакивает от министра в тот момент, когда правое бедро того рассекают ножом, быстрым и отточенным движением, под левым коленом, перерезая сухожилия, оба предплечья, разрезая те до костей. Хосок руками уши закрывает, потому что слышать вопли уже больно ушам, а Тэхён всё режет и режёт, кромсая в мясо и мучая Муна. Под конец, отходит и меняя нож, перебивает на себе сладкий запах Босона, металлом крови, разрубает шейные позвонки министра первым ударом, и вторым остальную часть шеи, отрубая тяжёлую голову, заливая пол и себя кровью окончательно. И Хосок осознаёт, его братишка — юный омега, был тем самым триггером, который сносил самообладание Тэхёна по щелчку пальца. Превращая в того, кого боялась семья.🗝
No Time to Die — Billie Eilish
Сицилийское солнце приятно греет даже в декабре, Сокджин сидит на террасе их, с папой Намджуна, небольшого дома. Хуонг вновь занят своим садом, в котором души не чает, и любит кажется больше, чем своих детей. Намджун как-то шутил над ним, мол «От сада своего внуков тогда и жди», получая по голове вафельным полотенцем от папы. Пухлые губы тянутся в улыбке от воспоминай. Намджун и Хуонг — те, кто вдохнул в него жизнь, собирая по осколкам, как разбитую вазу. В умелых и любящих руках, Джин расцвёл, становясь краше в разы. Омега тянет ноги вдоль плетённого дивана и взгляд цепляется за шрам на левой ноге. Он уже белый, даже не розовый, как раньше. Джин прикрывает глаза машинально обхватывает запястье, а затем и указательный палец на правой… который не гнётся уже восемь лет. Тэхён постарался на славу, уничтожил и морально и физически. — Тэхён, можно? — Джин приоткрывает дверь в кабинет альфы. На радость, а может и на страх омеги, Тэхён уже вернулся домой. Джин слышал, как тот уезжал утром. С одной стороны, это задачу упрощало — чем раньше они поговорят, тем лучше. На рабочем столе огромная куча бумаг, посередине стоит моноблок, самого Кима за столом нет. Альфа, полностью облачённый в чёрное, стоит лицом к окну, разговаривая с кем то по телефону на чистом немецком. На вопрос омеги, лишь чуть повернулся, приложив указательный палец к губам: «Заходи, но не шуми». Джин проходит в кабинет, садясь на кожаный диван стоящий вдоль стены, руки на нервной почве дрожат, впрочем, как и он весь. Прошлая ночь, перевернувшая всё с ног на голову, эту дрожь от страха подпитывает. В кабинете запах Тэхёна сильнее — он здесь днями напролёт. Здесь всё пропитано ромом и орехом, у Джина голова болит от этого запаха. Всю ночь после того, как розовые очки, надетые на омеге, лопнули стеклом внутрь, он придумывал, пытался, честно пытался найти оправдания своему альфе. Но каждый раз, появлялась картинка перед глазами, которая перечёркивала всё. Тэхён завершив разговор, устало упал в кресло, вытягивая руку и зовя к себе. А тот, как вкопанный сидит, двинуться не может. Ночью, лицо что напротив, было в брызгах крови, а сейчас чистое, идеальное, как и всегда. Джин рассматривает его, словно впервые увидел. Медная, идеально выбритая кожа, бледные, но чёткие губы, длинные смольные волосы собраны в пучок, чёрная рубашка, расстегнутая на верхние пуговицы, открывающая вид на свежие тату. — У нас кто-то умер? — смотря на хмурого Джина, спрашивает хрипло. — Что случилось? — Нам надо расстаться, — умница Джин. Высший бал. Сразу в лоб выдал. — С чего бы это? — изогнув бровь, делает глоток виски из стоящего на столе стакана. — То что произошло ночью… — А что произошло? Сердце словно прострелили. Чего? Ему становится плохо, ему не могло это привидеться. Он помнит не только Тэхёна, он помнит и Хосока, который как раз таки и сообщил о присутствии омеги. — Не прикидывайся! — Не ори, я тебя прекрасно слышу. И я тебе уже говорил, что слова от тебя на повышенных тонах я не воспринимаю, — ещё глоток. Тэхён поднимается с кресла, выходит из-за стола и встаёт напротив Джина. — Встану поближе, раз ты думаешь, что я глухой. Повторю вопрос. Что произошло? — Ты издеваешься? — Нет. Я всё ещё жду объяснений. Сегодня у них годовщина отношений. Только теперь, радости от этого никакой. Нет ничего хорошего в том, что год встречаешься с убийцей, сам того не подозревая. Это не фильм, а он, не наивная главная героиня, которая влюблена в жестокого мужчину, нежного только с ней. Нет. Потому, что это жизнь, а жестокий мужчина, рано или поздно приравняет её к остальным. Это, блять, страшно. А Джин не самоубийца. — Это я должен просить от тебя объяснений, Тэхён. — Во-первых, успокойся, — тяжело выдыхает Тэхён. — Во-вторых, для тебя, ничего страшного не произошло, а именно потому, что я сделал то, что сделал. Этого ушлёпка поймали люди из охраны возле нашей спальни и оставили мне, чтобы я разобрался с ним. — И в голову не пришло ничего лучше, чем зарезать его? Можно же было вызвать полицию… — Полиция не страшна для таких как он. — Как он? — Для таких как, — оторвавшись от стола, Ким начинает ходить по кабинету, засунув руки в карманы брюк, — для таких, как Намджун, Юнги, Хосок… — И ты? — голос дрогнул. — И я. В кабинете виснет тишина. Она больно режет. В ней отчётливо можно услышать, как бьётся крошащееся сердце, как кровь, текущая по жилам застывает. Дыхание учащается в панике. — Кто ты такой? — Правда хочешь узнать? — Тэхён оборачивается к нему, и сердце замирает окончательно. Там, на дне ранее коньячного цвета глаз, темнота просачивается, окрашивая радужку собой. — А может, и сам вспомнишь, раз стал ночным свидетелем? Джин молчит, в приступе паники не может собрать ворох мыслей в кучу. Глазами упирается в пол, а там кровавая картина. Тэхён по локоть в крови, Хосок в забрызганной белой рубашке, держит за волосы того мужчину. А что он до этого говорил? — «Твоему клану осталось существовать не долго. Ты похоронишь всё, что строили твои предки. Весь картель пойдёт на дно», — шепчет омега, а после, с ужасом осознания на лице, поднимает взгляд на когда-то любимого человека. — Т-ты… — Какой догадливый, — альфа подходит к дивану, садясь перед Джином на корточки. — Ну, продолжишь мысль? — он тянет руку к испуганному лицу, чтобы убрать упавшую русую прядь, как омега отскакивает от него как от огня, вставая на ноги. — Не прикасайся ко мне! Ёбанный убийца! — Не советую брать за привычку оскорблять меня, — рычит Тэхён, поднимаясь следом. — Мы не оскорбляем друг друга… — Если любишь и уважаешь человека, то не станешь его оскорблять, — заканчивает Джин, вместо альфы. Если любишь человека и уважаешь? Что-то ни в то, ни в другое уже не верится. — Именно. А ещё, я тебе в начале отношений сказал, что мат вылетающий изо рта своего омеги, если того не требует ситуация, я не потерплю, — Тэхён садится на кресло рядом с диваном. — Всё было прекрасно, пока ты не засунул свой нос туда, куда не следует, сокровище моё. Я заботился о тебе, оберегал, строя мир, где тебя и пальцем никто не тронет. Всё для твоего же… — Блага? Ты идиот? Это не нормально, Тэхён! Ты на крови строишь свою империю, якобы делая мир лучше. Лучше для кого? А я отвечу. Лучше для продажи своего дерьма, под названием наркотики. Этим ведь твой картель занимается? Ты делаешь этот мир лучше только для себя. А мне это, что даёт? Только то, что ты со спокойной душой можешь трахать меня! Ты ёбанный монстр, убивающий людей ради своих целей! Джин за своими распинаниями, не успел среагировать, чтобы вылететь из кабина и бежать от монстра куда глаза глядят. Тэхён слишком резко вскочил с кресла, омега и опомниться не успел, как по лицу, со всей дури, на которую способен альфа, прилетела пощечина, такая, что отлетел бы в сторону, если бы не хватка Кима, ухватившего его за плечо, больно сжимая. — Что тебе это даёт, спрашиваешь?! — рычит Тэхён в лицо, вокруг сгущаются феромоны, которые Джина душат. Их, кажется, даже видно тёмной дымкой или же это у Кима в глазах. — Думаешь, в «KNUA», ты сам поступил?! — больно хватает за горло. — Да ты с трудом проходной бал набрал, туда без бабок не попасть. Думал, ты такой особенный, раз сам, без спонсора на стипендию поступил? — альфа второй рукой хватает за волосы на затылке, именно там, куда любил целовать. — Хочешь расстаться? И куда ты пойдёшь? Твоя мать тебя точно не примет, она с радостью отдала тебя мне, как неугодного щенка, — пальцы, держащие за горло смыкаются сильнее, синяки точно останутся, если его не задушат. Перед глазами уже мушки появляются. — Ты и недели не протянешь один, тебя трахнут в ближайшей подворотне и оставят на земле лежать, как шлюху использованную, — ещё одна хлёсткая пощёчина. Тэхён отпускает горло, и держа за волосы, швыряет к стене. — Н-не важно, — дрожащим голосом, отвечает Джин. — Куда угодно, лишь бы не здесь, не с тобой. — Вот, как заговорил, — Ким вновь принимает расслабленную позу, убирая руки в карманы. — Хочешь уйти от меня, своего любимого альфы? — чуть наклонившись, смеётся. Джин облокачивается о стену, в отчаянии, закрывая лицо ладонями. В какой момент он свернул не туда? Он слышит, как Тэхён садится напротив. — Я тебе ноги вырву, если подумаешь сбежать, — словно загробным голосом, и, вопреки всему, с нежность, от которой теперь воротит, целует во влажный лоб. Через полгода, состоялась первая попытка сбежать, невзирая на слова Тэхёна. По мнению Джина, всё было спланировано идеально. Снимая небольшие суммы с карты, которую ему дал альфа ещё в начале отношений, омега откладывал их в свой спортивный рюкзак с вещами для тренировок. Паспорт и все прочие документы были у самого парня на руках, с этим проблем не возникало, что нельзя сказать о лёгкости самой реализации побега. В этот день, Чониль исполняющий обязанности начальника охраны Тэхёна, должен был отвезти Джина в город на плановый медицинский осмотр, и как же вовремя они остановились на заправке. Внутри всё ликовало от подвернувшейся возможности, когда Ким заметил полицию. Позабыв о сумке с документами и деньгами, парень пулей вылетел из машины, несясь к стражам правопорядка. — Прошу, помогите! — цепляясь за полицейскую форму альфы, хрипел в панике, у него счёт на пошли секунды. — Умоляю! Напарник альфы быстро среагировал, наведя пистолет на обезумевшего омегу. А тот, словно из психушки сбежал. Кожа бледная, синяки под глазами, сами глаза безумно молящие, смотрели на мужчину. — М-меня удерживают насильно! — задыхаясь. — Спасите, пожалуйста, — срываясь, наконец-то, на плач. И это срабатывает. Чониль скрылся из виду сразу же, как только увидел развернувшуюся сцену. А полицейские увозят его в участок для дачи показаний. Только, всё это происходит, как в тумане. Кадры один за другим сменялись, размытые силуэты, яркие лампы в участке, голоса. Толи последствия выбили у него тот момент из головы, толи накрывшая истерика. Джин сейчас не вспомнит. Помнит только немного. То, как его допрашивали, то, как он не своим голосом говорил, кто с ним это сделал и кто его удерживал. — Ким Тэхён! — на весь участок. — Это мой альфа, — Джин помнит, когда все мигом замолкли, уставившись на него, — это он со мной сделал! Ким тогда сорвал голос, когда полицейский потянулся к телефону, а после, до ушей донеслось самое страшное для него на тот момент: — Господин Ким, — не к нему обращались, хоть надежда и была. — Это офицер полиции Кан Донхён. Ваш омега в нашем полицейском участке. Перед глазами пронеслась вся жизнь. А потом ещё и ещё, вместе с запахом сырости, затхлости, ужаснейшей болью и… хрустом костей. В разных местах, на левой открытый обеих берцовых, а на правой, перелом лодыжки. Тэхён не бросал слова на ветер. Джина вырывает из воспоминаний. Он устал от них чёрт возьми. Сколько ещё это будет продолжаться? Видимо, пока не умрёт. У него ведь теперь есть всё, о чём он мечтал. Любящая его семья: прекрасный альфа и папа, который любит его, как родного, восполняя то, что не дала мать. А боль до сих пор скребёт под ребрами при виде шрамов. И в памяти образ его мучителя: молодой, красивый и пусть несколько смазливый на лицо, но статный, скуластый, с пронизывающими душу насквозь глазами, чернеющими во время злости. А ещё длинные волосы, в которые Джин по началу погружал пальцы, массируя кожу головы, после тяжёлого рабочего дня. И эти воспоминания, пусть и пропитанные той любовью, которую дарил ему Тэхён, только топят Джина. Погружая в чёрные воды всё сильнее и сильнее, без шанса избежать утопления. Джин краем глаза замечает, как в его сторону идёт папа. Годы этому омеге только придали красоты — он как хорошее вино, с годами только лучше. Уложенные волосы с проседью, белые льняные брюки и рубашка, только подчёркивают красоту. — Джин-и, — шепчет старший, подойдя ближе и заметив мокрые дорожки на щеках сына. — Опять болит? Хуонг садится рядом с младшим, укладывая его голову к себе на грудь, а Джин кивает, всхлипывая вновь. Они молчат недолго, старший омега поглаживает по голове, успокаивая и чуть покачивая, как маленького ребёнка. — Я устал от этого, — он утыкается носом в грудь папы, плача. — Всё это, только в твоей голове. Помнишь, что врач говорил? — Я сотни и тысячи раз себе повторял, что всё закончилось и бояться нечего… но они, не дают мне его забыть, — указывая на шрамы. — Знаешь, как говорил Нил Гейман: «Люди думают, что будут счастливы, если переедут в другое место, а потом оказывается: куда бы ты ни переехал, ты берешь с собой себя.» Не шрамы не дают тебе забыть, — Ким поднимает его лицо, смотря в глаза, — а вот это, — омега укладывает свою руку Джину на сердце. — Оно ноет, потому что ты его любил, всей душой. Удовольствие, которое приносит любовь, длится мгновение. Боль от любви длится всю жизнь. — Я любил образ… — Нет, — качает головой старший, — я помню Тэхёна таким, каким ты его описывал в начале. Просто, жизнь сыграла злую шутку. Страх одиночества, страх потерять тебя, сделал его таким. — Знаешь, я не понимаю сам себя, — садясь ровно, Джин утирает слёзы. — Я так боялся Тэхёна за то, кто он на самом деле, а потом сошёлся с таким же… — Намджун — не Тэхён, милый, что можно сказать и о Юнги с Хосоком, — улыбается Хуонг. — Мы растили их по другому, нежели Тэ. Мальчику с детства вдалбливали в голову, что он должен и что обязан брать власть над всеми. Ни Уён, ни Соджун не отличались нежностью и трепетом к своему сыну. Они воспринимали его, как должное. Тэхён просто-напросто не имеет представления о любви. Да, он может быть галантен, учтив, хорош на ухаживания, чем и привлекает. Но вот любить, нет. — Я слышал от Джуна, что у него появился омега. — Да, он мне тоже рассказал, жалко парня, — старший омега тянется к графину с соком, наливая себе в бокал и поднося у губам. — Он сказал, что это братишка Хосока? — выдаёт Джин, когда папа делает глоток. Хуонг удивлённо вскидывает брови. — Чонгук? — Джин кивает. — В таком случае можно не беспокоиться… — О чём ты? — В каком смысле не беспокоиться? Ещё один омега попал к Киму в руки. Джин знает, что Чонгуку сейчас… восемнадцать? Ещё ребёнок совсем! — О том, что этот мальчик тот ещё экземпляр. Если у Тэхёна на него свои планы, то конец всей Корее, — старший смотрит на всё ещё не понимающего сына. — Тэхён уже научен опытом, теперь он не будет бездумно выбирать себе омегу. А Гук, мальчик далеко не простой, уж поверь.🗝
Fujii Kaze — Shinunoga E-Wa
Оглушительно громкая музыка, басы бьющие по голове, и душная толпа, кишащая внизу из альф и омег. В клубе сегодня ажиотаж из молодёжи, которые вырвались из-под крыла родителей. Чонгук не любил такие места, до поры до времени, да, в Англии Даниель вытаскивал, а тот, ой какой любитель потрепать родителям нервы, они отпускали сына только при условии, что Чон будет с ним. К нему доверия больше. Тогда он не особо проникался атмосферой клубов, сидя тихо у барной стойки и попивая что-то безалкогольное. Пока с Чимином не связался, а потом стал частенько появляться у него на работе. Ему всё также не симпатизировала душная толпа и перспектива толчков с разных сторон. А вот другу кажется было на всё это насрать. Поэтому он, опрокинув в себя пару бокалов дорогого вина, в кабинете Мина, в компании Чонгука и Чимина, ускакал на первый этаж на танцпол. И пьяной голове совсем не пришло на ум, что его могли там облапать, не изнасилуют — это точно, ибо Чанёль, приставленный по сути к обоим омегам, наблюдает за сохранностью только одного. Чонгук же, так и остался в ВИП-зоне на втором этаже и сейчас второй парой глаз наблюдает за Дани в пьяном угаре. Конечно же, Чон и Мин провели воспитательную беседу, перед тем, как пустить иностранца танцевать. Мол «за бокалом следи», «из чужих рук не бери», «если куда-то потащат — ори». И Даниель с угрюмым лицом их слушал, он вырвался в другую страну, подальше от родительского контроля, и совсем не ожидал, что и в Корее наткнётся на него. На самом деле, Дани и без того знал всё это — не в первый раз уже в таком месте. Он любил такие места неспроста. В такие моменты, было чувство свободы от всего мира, было ровным счётом наплевать, кто находится рядом. Будь-то альфы, которые намерены тебя трахнуть, или омеги, которые пришли с целью подцепить себе кого-нибудь для хорошей ночи. Но наличие таких людей, не отменяло того факта, что были и такие, как Даниель. Он приходил в такие места с целью отдохнуть, просто-напросто отвлечься от своих проблем, забыться в алкоголе и хорошо провести время. Он знал свою меру, до чёртиков не напивался, ошибками прошлого научен и повторять не хотел. А тем более сейчас, когда лучший друг за него в ответе. Громкая музыка дает прокричаться, выплеснуть все свои эмоции и негатив, не замечая никого рядом, словно, ты остался один. Все отдыхали по-разному, например как Гук, который предпочитал больше уединяться с книгой или за беседой, у него эта херня в крови, как когда-то сказал англичанин. Нет, конечно он и без клубов мог отдохнуть неплохо, просто это было одно из тех мест, где ему хорошо. — Привет, — раздаётся тихое над ухом Чона. Он разворачивается, до последнего не сводя глаз с Дани. А перед ним Миндже стоит. Красивый, правда. Чонгук понимает, что брат в нём нашёл. Стройная, чуть костлявая фигура информатора, которая в обычное время скрыта за кофтами и широкими джинсами, сейчас предстаёт перед ним в чёрном обтягивающем лонгсливе и светлых джинсах, укороченных снизу. Чон читает на лице Лима неловкость, тот губы кусает и глаза отводит, когда младший ему в них заглядывает. — Привет, — всё же отвечает Гук, кивая головой. От Миндже пахнет кофе с кислинкой, яркой такой, боится. И как же сладостно это осознание, что тебя бояться, осознание чувства превосходства. — Как ребро? — Срослось, — кивает информатор, — Хосок на уши всех врачей поставил. — Добро пожаловать в мой мир, — хмыкнув, улыбается Гук. Но даже за этим всем, Чонгук отпускает то, что этот человек спит с Хосоком. Это омега его брата, что же, нужно тогда налаживать отношения. За дни пребывания в новом доме, Чонгук сам для себя вынес вердикт. Не нужно попусту трепать себе нервы из-за того, что Миндже подле брата теперь — его неприязнь ситуацию не исправят, как было в их, с Тэхёном, случае. Раз Хосок подпустил его к семье, значит доверял, а вот у Чона-младшего доверия всё равно к этому омеге не прибавилось, да и заслужить ещё надо. А если информатор предаст их, подтвердив настороженность Чонгука, то второй, ни секунды не раздумывая, просто саморучно пустит пулю предателю в лоб. Его, за это Тэхён ещё и по голове погладит. — Отлично выглядишь, — Миндже, идея наладить отношения с Чонгуком, уже не кажется такой хорошей. Он, переполненный амбициями, шёл сюда целенаправленно. Но что-то подрастерял весь свой запал, когда оказался рядом с омегой, попадая в поле феромонов. Чонгук изменился пиздецки, если сравнивать с фото в досье. Все доминанты так выглядят? Это точно младший братишка Хосока, в белом пушистом свитере и с волнистыми волосами? Перед ним Чонгук слепленный Тэхёном. Алая шёлковая рубашка расстёгнутая на верхние две пуговицы, открывающая ключицы, и брюки молочного цвета. Жемчужные пряди уложены назад с пробором сбоку и брови сведённые. — Спасибо, — возвращаясь к своему занятию по слежению за Даниелем, отвечает Чон, после через плечо добавляя, — ты тоже. — С-спасибо, — заикается, когда от омеги исходит новая волна феромона, заставляя задыхаться. — А Чимин… — В кабинете, — чеканит не давая договорить, и явно давая понять, что разговор окончен, потому что не клеится, а выдавливать из себя не нужно. Пустой трёп. Чонгук не слышит, как Лим уходит, не до этого сейчас, он смотрит на красную макушку, надеясь на благоразумность своего друга. Но всё равно наблюдал свысока, со своего «законного» места, в окружении охраны, словно король, в окружении стражи. Тэхён его возвышал всё выше и выше. Потому что да, именно господин Ким, как его называли даже те, кто крутился в их кругах, и имел в управлении собственный картель, был тем, у кого вся власть над страной в кулаке сжата, был королём, даря половину власти тому, кого прозвал своей душой. Тому, к чьим ногам готов весь мир положить и сам склонить голову. На каждого хищника находился зверь пострашней. Даже, если этот хищник — сам дьявол. А тот глаза не отводит, он всегда смотрит прямо. Склоняет голову вбок, хищно улыбаясь, наблюдает за своим омегой. И это так правильно звучит, словно теперь точно всё на своих местах. Осталось лишь сравнять с землёй Ходзё и его японских выродков, кичащихся званиями генералов. Ещё немного, совсем чуть-чуть. Тэхён даёт отмашку охране и идёт через толпу к лестнице на второй этаж. Позади трое братьев, следуют за лидером, Толпы пьяных омег облепляют их со всех сторон, а Тэхён смотрит на одного единственного, кто вместо крови по венам течёт. На того, кто сам не осознавая, запахи чужих омег своим глушит. Ким рыкает, когда его начинают тянуть несколько пьяных в сторону диванов, выпускает феромон, давя на тех, отрезвляя и отпугивая. Юнги с Намджуном усмехаются этой собачей преданности Кима, а Хосок взглядом прослеживает, куда Тэхён смотрит. На балконе Чонгук стоит, оперевшись о перила и толпу взглядом сверлит. Теперь Хосок ищет цель младшего брата, и не трудно догадаться, за кем тот наблюдает. Этот омега с шилом в заднице, не иначе. Сколько он наслушался тирад от директора школы за проступки братишки, в которые его ввязывал Даниель, не сосчитать. И тем не менее, очень ему благодарен, что был рядом с Чонгуком, которому было трудно заводить друзей. Это он просто не был в курсе про их поход на стройку… вот тогда бы Хосок понял, с чего точно жизнь младшего перевернулась. Он отталкивает последнего омегу от себя, и замыкает цепочку, поднимаясь по лестнице. Трое уходят в кабинет Минов, Тэхён же ступает в сторону Чонгука. Его парни прекрасно выполняют свою работу, приказ охранять омегу сразу в пять голов, выполняю беспрекословно. Альфа кивает охране, что они свободны, теперь безопасность Чона только на нём. Ким встаёт в тени, где Чонгука удаётся рассмотреть лучше, пусть и в слабо освещённом помещении. Свет стробоскопов путается в светлых волосах, очерчивает стройную фигуру, а горький ландыш приятно в нос забивается. Омега злится. Там в толпе, к Даниелю, приклеился кто-то уж больно назойливый, но прибегать к помощи начальника охраны не приходится, Дани справляется сам. Альфа соврёт, если скажет, что ему крышу не сносит от этой горчинки в феромоне. И всё это — весь Чонгук от кончиков пальцев до кончиков волос, принадлежит ему, Тэхёну, и только. Чон чуть поворачивает голову, провожая вышедшие из кабинета пары и Намджуна, те уходят по лестнице на первый этаж, в такую же ВИП-зону. Альфа скользит взглядом по любимому лицу, к приоткрытым губам кровавого цвета, затем к лебединой шее. Выдержка Тэхёна держится на добром слове, цепи держащие зверя, ещё немного и лопнут, позволив себе растерзать этого омегу прямо сейчас. Ким двигается к Гуку. Ядовитый запах проникает в лёгкие сильнее, дурманя до безумия, когда старший встаёт за спиной блондина, выпуская аромат алкоголя с орехом. Ландыш смягчается. Почувствовал. Широкие ладони мужчины по-хозяйски опускаются на тонкую талию, стискивая настолько сильно, что Чонгук вот-вот сломается напополам. Тэхён резко притягивает к себе плотнее, утыкаясь грудью в хрупкую спину. Шёлк алой рубашки, кажется альфе настолько тонким, что создаётся ощущение того, что он напрямую касается фарфоровой кожи. Мужчина под пальцами ощущает, насколько сильно колотится омежье сердце и ходит ходуном грудная клетка. Он наклоняется к уху Чонгука, целуя сначала мочку с серьгой, следом чуть ниже, к любимой шее, оставляя след и там, хрипло шепчет на немецком: — Du bist wunderschön, meine Seele. Чонгук тяжело выдыхает, накрывая его ладони, разворачивается к Тэхёну, заглядывая блестящими глазами в темноту. Прекрасен до одури. Омега укладывает ладони на плечи мужчины, скрытые коричневым пиджаком в клетку, втягивая тяжёлый запах сильнее. Они точно два наркомана — Чонгук до встречи с Тэхёном и представить не мог, что будет нуждаться в такой вещи, как феромон, словно в дозе, во время ломки. Чон принюхивается сильнее, опять что-то стороннее, знакомое, и в этот раз блевать не тянет, наоборот, манит сильнее. От Тэхёна пахнет кровью, горькой, заставляющей в горле ком образоваться. Младший отгоняет себя от наваждение того, что ему этот запах нравится до чёртиков. Ладонь с одного плеча скользит к щеке мужчины, накрывая гладкую кожу, и проводя большим пальцем по острой скуле. — Ich weiß, — самодовольно шипит змеёй ответ, накрывая сухие губы альфы своими.