Ведьм у нас сжигают

Земли Имунлаукров, столица

      За эти пару недель Гуннхильдр побывала во дворце чаще, чем за прошедшие десять лет. Но даже находясь здесь так часто, Джинн удалось отыскать лишь еле заметные ниточки, что ведут к правде, которую так стараются скрыть за бравыми словами об Императоре, что остановил переворот. Рейнольд с Дилюком разделяют с ней мысль о том, что за этим всем стоит что-то другое, ведь они продолжают находить в книгах всё больше несостыковок в донесениях или ещё чём-либо. Словно история была переписана кем-то ради какой-то выгоды, но друзья не понимали зачем именно, хотя, возможно, каждый в глубине души догадывался об истинной причине, но не хотел признавать это, ведь ниточки сплетались в неприятную картину.       Валяясь на кресле в императорском дворце, генерал чуть прикрывает лицо от солнца старой пыльной книжкой, пока сидящий чуть поодаль от неё Рагнвиндр заканчивает рассказывать о том, что пишет ещё один человек о тех событиях. Отложив документ, герцог садится на месте, закинув одну ногу на другую в ожидании каких-либо слов от них. Но Джинн даже не знает, что ещё сказать. Повторить в очередной раз, что там явное несовпадение дат и событий с другими? — Чем больше мы читаем, тем мрачнее мои мысли о том дне и причинах этого ужаса, — откладывая в сторону очередную кружку кофе, хмуро произносит второй принц, — А ещё мрачнее от того, что на эти несостыковки никто не обращал внимания. Было ли это всё специально спланировано? Даже не хочется думать об этом. — Это единственное, что тревожит тебя? — отпивая виноградный сок, Дилюк скрещивает пальцы рук напротив груди в ожидании ответа. — Нет, конечно нет. Больше всего меня тревожит то, что мой прадед начал геноцид живых людей, его народа, которого клялся оберегать, из-за такой глупой причины как страх, а мы продолжаем это дело, убивая невинных десятки лет, — от слов принца Джинн становится не по себе. Мерзкое чувство в груди словно разрастается, пока она откладывает книгу и садится ровно, пытаясь игнорировать это ощущение, — Я просто не вижу других причин этого кровопролития, кроме как страх. Что ещё могло сподвигнуть его к таким действиям? К тому же просто глянь на это гору книг, они словно переписаны кем-то. Мы хоть раз нашли в них хоть что-то о ведьмах толком? Нет, абсолютно ничего, но наши люди продолжают убивать их, хотя кроме как от церкви мы о ведьмах и шабаше ничего не знаем. — Я никого не убивал ни лично, ни через приказы, — пожимая плечами, говорит герцог, после чего замолкает, переводя взгляд на Гуннхильдр, которая всё ещё молчит и не смотрит на них, — Джинн? — с едва заметным беспокойством произносит Рагнвиндр. — Если всё так, то тогда моими руками или же приказами было отнято столько жизней во имя Империи, которой я обещала служить верно, но в тот же момент мной также была дана клятва оберегать слабых и не проливать кровь невинных, что было мной совершено множество раз, — едва слышимо произносит генерал, облизывая пересохшие губы, пока в голове мелькает их разговор с Лизой ещё тогда на севере, в Кейвинде. Ведьма ещё тогда сказала о том, что они убивают невинных, а она не поверила, но это оказалось правдой, — Что ещё тогда окажется ложью, из-за которой я нарушаю данные мною клятвы перед Архонтом? — Не ты одна тогда нарушаешь клятву о защите невинных, — бормочет Рейнольд, смотря в пол, покружённый в свои размышления. После чего, покачав головой, принц поднимает уверенный взгляд на неё, — Поэтому мы и должны исправить эту ошибку, прекратить охоту. Да, это не отпустит наши грехи и не воскресит убитых, но даже Архонты могут ошибаться, не ведая всей правды. А мы и её не знали, так что, ты ведь со мной, Джинн? — Если именно ты станешь Императором и сдержишь слово о прекращении убийств невинных, то уже знаешь мой ответ, — через какое-то время отвечает Гуннхильдр, поднимая опустошённый взгляд голубых глаз на второго принца, — Но сейчас мне надо чуть развеяться, так что в этот раз я уйду первой.       Парни ничего не говорят, лишь молча провожают её взглядом, пока генерал закрывает за собой тяжёлую дверь.       В стенах дворца душно, поэтому она спешит на улицу, где морской ветер колет щёки. Там её рыцари сопровождают до кареты, в которой Джинн в очередной раз жалеет, что нельзя оседлать свою лошадь и просто скакать хоть куда, чтобы развеяться. Потому что внутри и в полном одиночестве мысли давят с каждой секундой всё сильнее, а воспоминания о том, с какой она безжалостностью пронзала тела ведьм, заставляют ненавидеть себя.        Руки дрожат, пока генерал смотрит на меч перед собой и чуть достаёт клинок из ножен, смотря на тёмный металл. В нём девушка едва может разглядеть своё отражение. Сколько же с помощью него было отнято жизней: невинных и тех, кто посягал на её дом. Джинн не знает сколько раз проливала чью-то кровь, потому что на войне до этого не было дела, а ведьм они считали тварями, поэтому без раздумий вонзала клинок в их тела. А теперь всё иначе и Гуннхильдр сама оказалась монстром, которая наивно считала, что делает это во благо. Девушка ощущает себя полнейшей обманутой дурой.       В этих же раздумьях уже на тренировочной площадке дома, где в очередной раз генерал замахивается мечом на манекен, она приходит к мысли о том, чтобы принять всё это, что она и вправду была убийцей, отобравшей жизни, которые обещала оберегать. Ей не сбежать от этого, даже со словами о неведении, поэтому остаётся лишь изменить мир ценой, которую генерал ещё не знает. Будет ли она большой или нет, Гуннхильдр неизвестно, но девушка уверена в одном — это было верным решением.       Меч падает из её рук и Джинн оседает на снег, тяжело дыша, пока рыцари вокруг неё молча наблюдают. Капли пота бегут по лицу, которые генерал вытирает грубой ладонью, а сердце бешено стучит в груди. Но от принятия факта о том, что она и вправду отняла столько невинных жизней, которые не заслуживали всего этого, хоть гадко на душе, но весь этот шум в голове словно чуть стихает, давая небольшое умиротворение, пока Гуннхильдр сидит на холодной земле, ощущая мороз на горячей коже. Хотя это было больше похоже на смирение.       Снег скрипит под чьими-то ногами позади, после чего мужская ладонь опускается ей на плечо. Джинн не оборачивается, догадываюсь о том, кто это мог быть. — Всё хорошо? — аккуратно спрашивает Адалрик. — В этот раз я не знаю как даже ответить на этот вопрос, — тяжело вставая, произносит Джинн, убирая меч в ножны, — Беспокоиться не о чем, правда, — после чего, подойдя чуть ближе к старому рыцарю, добавляет едва слышимо, — Но, кажется, нас ожидают большие перемены. — И в них мы будем с Вами до конца, Ваша Светлость, — едва заметно улыбнувшись ей, рыцарь отходит, говоря молодым возобновлять тренировку, — А сейчас Вам нужно немножко отдохнуть. — Думаю, ты прав, завтра меня ждёт трудный день.       Хоть Джинн и улыбается ему, но она не уверена в том, что все рыцари будут с ней до конца, но даже так генерал не отступит. Смотря на крышу церкви, Гуннхильдр молит о том, чтобы Архонт услышал её и направил на истинный путь.       Стоя на следующий день вновь перед дворцом, Джинн с удивлением смотрит на Варку, который сообщает о том, что сопроводит девушку до места, где будет проходить чаепитие. Генерал южных войск приветливо улыбается ей, пропуская внутрь и прося стражу оставить их наедине, ведь в них нет нужды. Это чуть удивляет, но никак не беспокоит Гуннхильдр.       Свежий шрам украшает лицо мужчины, которого девушка не видела с прошлой их встречи несколько месяцев назад. Словно огромные острые когти полоснули прямо вдоль левой половины головы. Всё это выглядит весьма болезненно, но уже явно не беспокоит генерала южных войск, который рассказывает ей об очередном покушении на Императора, из-за чего тот удвоил стражу, а его самого поставил охранять принцессу. Варке явно не нравится это, ведь заслуженному вояке явно было намного важнее быть за стенами дворца, чем везде следовать за императорской дочкой по пятам. Да и не была эта работа для высокопочтенного генерала. — Так что теперь я словно пёс следую и охраняю принцессу, — тяжело вздыхая и покачивая головой, произносит мужчина в заключении своего рассказа, — Вместо того, чтобы отлавливать грифонов и других тварей, чьи нападения участились на людей и скот, я вынужден управлять всем этим отсюда, что весьма трудно, не видя реальной картины и масштабов. — Вы не доверяете своим рыцарям? — Доверие доверием, генерал, но Вы просто гляньте, что сделал со мной один грифон пару месяцев назад, до того, как меня тут посадили на цепь, — Варка тычет пальцем себе в лицо, давая разглядеть шрам более подробно, — И это со мной, опытным воякой, а теперь представьте, что будет с этими юнцами, которые на войне не были, да даже утопца замочить не могут в канализациях под городом. Егерей мало здесь, а половина южного войска погибла в войне с Инадзумой, так что наши ряды едва пополнились, а вот гадов различных много, начиная с людей, заканчивая нечистью. — Поэтому вам нужно более опытное командование и солдаты? — Верно, генерал, командование необходимо, но я не могу этого обеспечить отсюда, да и у Вас опыт только в военной теме. Людей сейчас не хватает очень, поэтому к чему я вёл этот разговор. У Императора кишка тонка и гордости много это сделать, — усмехаясь, произносит мужчина, — Поэтому я вынужден лично попросить Вас выделить нам на юг солдат восточных земель. Понятное дело, что не за просто так, я готов заплатить. — Сколько людей нужно? Мой дом готов помочь, но Вы должны понимать, что я не могу выделить слишком много. Сейчас на восточных границах хоть и спокойно, как докладывает маркиза Алиса, но кто знает, что может случиться завтра. — Конечно, я понимаю, поэтому прошу выделить, если есть такая возможность, хотя бы тысячу людей. Это весьма малое количество для вашего войска. — Такое мы можем обеспечить столице. По возвращении я вышлю приказ в родовое поместье, где моя сестра снарядит и отправит людей в ближайшее время. Сумму же обговорите с моей матерью, она в этом разбирается пока что лучше меня. — Благодарю Вас, Ваша Светлость, а теперь я вынужден откланяться, ведь мы добрались до места чаепития. Могу лишь пожелать Вам удачи, ведь привыкать к светскому обществу после войны весьма трудно. Я это знаю по личному опыту. — Спасибо, генерал.       Они прощаются, после чего Джинн открывает дверь, проходя внутрь, оставляя Варку позади. Огромный зал встречает её ослепительной красотой фресок и украшений, что наполняли помещение. В каждом сантиметре виднелась искусность тех, кто работал над украшением дворца. Любая мелочь, как узор на стене или потолке, ковёр на полу или же невероятных размеров люстра: всё было сделано с невероятным мастерством. Можно было словно вечность рассматривать истории, изображённые на картинах, но не сегодня.       Незнакомые леди, кроме принцессы, оборачиваются к ней, с удивлением разглядывая Гуннхильдр и перешёптываясь между собой. Генерал не обращает внимание и проходит дальше к круглому столу, на котором стоят различные пирожные. В небольшом поклоне она приветствует дам с принцессой, которая приглашает её сесть рядом с ней. Та заворожённо смотрит на Джинн, что поправляет накидку и присаживается рядом, подмечая, как прекрасно выглядит Кейтрин в своём пышном платье, на груди которого переплетались невероятные золотые узоры. Девушка чуть редеет и предлагает попробовать пирожное с изображением фиолетовой розы, пока сидящие рядом другие гостьи шепчутся о том, как неженственно выглядит генерал в мужской одежде и приветствии в виде поклона, а не реверанса. Принцесса собирается возразить, но Гуннхильдр просит не беспокоиться, не отрывая взгляда от розы. — Вам не по душе десерты? — с беспокойством интересуется Кейтрин, замечая, что Джинн так и не приступает к трапезе. — Нет, Ваше Высочество, просто настолько восхищаюсь прекрасной работой кондитера, что даже не хочется портить такую красоту, — отпивая ароматный чай, который только что налила в её кружку горничная, Джинн наслаждается приятным вкусом, — За долгие годы вне столицы я уже и позабыла, каковы на вкус здешние сладости с чаем. — Как и манеры, — усмехается чуть поодаль сидящая девушка, прикрывая рот веером, пока остальные леди положительно кивают, поглядывая в сторону Гуннхильдр, — Не гоже даме из высшего общества ходить в мужском наряде и иметь мужские повадки. — Как и влезать в чужой диалог вышестоящих лиц. Видимо, в Вашем доме не учат этому, госпожа Гейдель, так что прошу впредь сдерживаться и не лезть в чужой разговор, — притворно улыбнувшись, Джинн вновь обращается к принцессе, которая чуть постукивает своим веером, смотря на гостей, — Так на чём мы остановились? Ах да, еда выглядит просто изумительно, но здесь мы всё же собрались не из-за этого. Скоро Ваш долгожданный бал, но, к сожаления, я не могу дать каких-либо советов. — Это не важно, главное, что Вы смогли посетить моё чаепитие. Этого мне более чем достаточно. — Что же, тогда приступим лучше к нему, чем к бессмысленным словам, да, дамы?       С едва заметной улыбкой произносит Джинн, смотря на молодых аристократок, которые были либо одного возраста с ней, либо чуть младше. Слова генерала заставляют их наконец замолчать, опустив взгляд. Некоторые, конечно, продолжают чуть надменно поглядывать на неё из-под веера, словно более утончённые знания этикета, ношение платьев и дворцовые сплетни делают их на голову выше, но Гуннхильдр не обращает никого внимания, задумчиво рассматривая всё ту же розу. Словно призрак она преследует Джинн и, почему-то, даже в таких мелочах, ведь этот цветок напоминает ей ведьму. Такой же прекрасный, но острые шипы оберегают хрупкую розу, не давая дотронуться, лишь любоваться красотой.       Обсуждения последних тенденций моды не привлекают генерала, что скучающе посматривает на часы, в надежде поскорее покинуть это место. Даже чтение в библиотеке не казалось ей теперь таким скучным занятием, как сплетни о том, как кого-то с кем-то заметили вместе в ресторане или прогуливающимися по улице. Хотя Джинн и знала, что всё этим закончится, ведь дамам из высшего общества кроме этого обычно и нечем заняться, потому что не во всех семьях, как у неё, пост главы семьи может занять женщина, а работать им не приветствуется. Так что кроме сплетен и балов им ничего не остаётся.        Но возможность передачи поста главы дома женщине даже в герцогской семье приводит к некоторым проблемам: неуважение со стороны многих других домов, который возглавляют только мужчины. Даже с разницей в статусах некоторые не ставят их наравне, например, как граф Кастели из Фрейвинда. Словно родившись с яйцами ты автоматически становишься выше. Это ужасно раздражает Джинн, но с этим она ничего не может поделать, ведь общество ещё не было готово к этому. Хотя будет ли оно готово к переменам когда-то? На этот вопрос Гуннхильдр не знает ответа.       Когда чаепитие подходит к концу, генерал наконец-то выдыхает в надежде поскорее убраться из дворца. Но принцесса останавливает её у самого выхода, прося чуть задержаться, и Джинн не может отказать в этом. Провожая взглядом леди, девушка в ожидании стоит возле двери, не понимая, зачем могла понадобиться Кейтрин, строя разные теории на этот счёт, которые сразу же рушатся, когда одна из горничных подносит ей коробку с десертами. Принцесса рядом чуть неуверенно говорит о том, что хочет, чтобы генерал попробовала новейшие пирожные из самой знаменитой кондитерской столицы. Гуннхильдр, улыбаясь, благодарит девушку, обещая по возможности рассказать о том, пришлись ли они по вкусу. От слов Джинн Кейтрин словно чуть ли не сияет от счастья, смотря на неё и пряча часть лица за веером, пока герцогская дочь в поклоне прощается с ней до встречи на балу.       Стоящий у дверей Варка кивает Гуннхильдр, желая хорошей дороги, после чего удаляется за принцессой, что на его фоне была совсем ребёнком, едва достающая до плеч генерала юга, хотя такой она и была, не зная, какова жизнь за стенами дворца. «Словно пёс», эти слова мужчины всплывают в голове Джинн, когда она идёт по коридорам с огромными окнами, которые выходят на сад. Смотря на белоснежную красоту, мысли Гуннхильдр вновь приводят её к ней, на том холме возле столицы, когда Минчи говорила генералу почти эти же слова. Неужели всё всегда было таким очевидным? Сейчас всё то, о чём рассказывала Лиза, складывалось в единую картину с выводами, сделанными из прочитанных книг, и теперь не казалось бредом. Ведьма говорила правду, в которую Джинн не верила, из-за чего теперь груз вины висит на её шее от осознания всего.       Мысли о ведьмах и вправду заполняют голову девушки, которая неосознанно приказывает вести в сторону тюрьмы, пока она смотрит в никуда. Хоффман с Арном и Гертой ничего не говорят, лишь молча следуют за каретой на своих лошадях. Из окна генерал видит, как нервно подрагивают кошачьи уши одного из её рыцарей, которому явно не хотелось ехать туда. Поэтому приказывает тому оставаться снаружи, и тот с благодарностью в глазах смотрит на неё, пока говорит «так точно».       Возле тюрьмы Гуннхильдр сталкивается с мрачным Альберихом, что задумчиво смотрел на город. Нижние улицы простолюдин были замечательно видны отсюда, позволяя наблюдать, как проститутки заманивают очередного клиента в бордель, а где-то чуть дальше ребятишки играют в снежки или лепят замки, пока взрослые ходят между лавок или сидят в тавернах, попивая алкоголь. Зима это то время, когда крестьяне отдыхают от работы, ведь с приходом весны, когда последние ручьи стекут, они выйдут в поля, чтобы сеять зерно, либо в море, когда льды исчезнут, позволяя небольшим лодочкам бороздить свои просторы. Лишь у немногих была работа круглогодично, что приносила достаток всегда. — Что-то случилось? — аккуратно подходя к другу, спрашивает Джинн. — Разве это не я должен спрашивать? Потому что не ведаю причины неожиданного твоего визита в тюрьму. — Кэйя. — Джинн? — ответа не следует, а девушка молча смотрит на друга, на котором лица не было. Под серьёзным взглядом генерала Альберих сдаётся, тяжело вздыхая, — Пошли, ты сама это должна увидеть. — Ты о чём? — выдвинувшись за капитаном, непонимающе спрашивает Гуннхильдр, — Что-то случилось с Лизой? Кэйя, хватит молчать, отвечай. — Если бы это было так, я бы сообщил тебе, но дело не в этом. Хотя лучше было бы в нём.       Альберих молчит весь путь до своего кабинета. Замочная скважина скрипит, впуская их внутрь, в единственное кажущееся ухоженным помещение из всей тюрьмы. А там среди документов на огромном стуле сидела девочка, что рисовала под светом свечей. Генерал непонимающе смотрит на друга, который меняется в лице и с улыбкой подходит к ребёнку, интересуясь, что та изобразила на листке. Девочка радостно рассказывает, пока в конце не спрашивает: — А когда придёт папа? — ребёнок невинными глазами смотрит на капитана, который продолжает выдавливать улыбку. Гуннхильдр видит, как тяжело ему удаётся это делать, — Мама будет очень ругаться, если мы вернёмся поздно. — Он ушёл по делам, а я вот привёл к нам гостью. Ты может слышала о Рыцаре Одуванчиков? — девочка начинает быстро кивать и с восторгом смотреть на Джинн, которая всё ещё находилась в недоумении, — Может хочешь с ней поздороваться? Я обещаю, она не кусается. — Здравствуйте, — неуверенно и запинаясь произносит малышка. — Привет, а у меня тут пирожные есть. Любишь сладкое? Я сейчас же прикажу своим рыцарям принести их тогда, а пока я поговорю с Кэйей немножко, хорошо? — в предвкушении вкусного девочка уже практически не слушает её и кивает. Отойдя чуть подальше от стола и приказав принести пирожные, Гуннхильдр шёпотом обращается к Альбериху, — Что ребёнок делает в тюрьме?! И где её родители, о Семеро? — Она ведьма, — Джинн едва заметно вздрагивает, переводя взгляд с ребёнка на Кэйю, — Её отец привёл малышку сюда под стражу, и я пытаюсь вычислить, где они живут, потому что либо мать не знает об этом, либо нас ждёт труп. — Но она ведь совсем ребёнок?! Обычно же магические способности проявляются намного позже, да и родной отец, такую малышку… — Никак не укладывается в голове, правда, Джинн? Вот и у меня также, — покачивая головой, Альберих с грустью смотрит на девочку, которая уже уплетает принесённые сладости, — Трудно поверить, что мы должны будем сжечь на костре этого ребёнка. Я не готов лично отдавать такой приказ, но и идти против Империи… — капитан замолкает, прикусывая пересохшие губы, — Нам нужно что-то с этим сделать, Джинн, я не хочу, чтобы на моей совести была смерть невинного дитя. — Кто-то ещё знает об этом? — капитан задумчиво смотрит на девочку, после чего неуверенно качает головой. Гуннхильдр долго молчит, перебирая варианты как спасти ребёнка, и наконец-то приходит к одной мысли, которая была не очень надёжной, — Будет хорошо, если никто не знает, потому что я хочу предложить очень плохую вещь. — О чём ты? — Надень лёгкие браслеты из аирфриниума и отправь её в моё родовое поместье, там Барбара позаботится о ней и сможет защитить, к тому же Император не имеет почти никакой власти на герцогских землях. Я предупрежу сестру, так что это не вызовет лишних вопросов. — Но она же не будет носить это браслеты вечно. Они же вызовут множество ненужных вопросов у людей вокруг, это рисково. — Я знаю, но это лучше, чем оставлять ребёнка тут. Кто знает, кому её отец мог растрепать эту тайну. Поэтому, пока есть возможность, надо будет спрятать девочку до поры до времени, а там… — Казним её, да? — с грустной усмешкой говорит Кэйя. — Нет, — друг с удивлением смотрит на генерала из-за твёрдого уверенного ответа той, — Надеюсь, к тому времени, когда она подрастёт, охота прекратится, и девочка сможет научиться контролировать свои силы. — Что ты задумала, Джинн? — с опаской произносит Альберих, смотря в глаза девушки, — Потому что мне с трудом верится, что верная до гроба Империи Гуннхильдр с твёрдыми намерениями пошла против законов ради спасения ведьмы. — Прости, но я не могу рассказать тебе это, Кэйя, но, надеюсь, ты оставишь это в тайне. — Мне ничего не остаётся, кроме как это сделать, потому что я согласен с твоим планом. Свяжись со мной, когда сестра пришлёт ответ. — Конечно. — Что же, если с этим решено, то иди уже к своей ненаглядной, ведь ты сюда пришла явно не к старому другу, — в полумраке комнаты едва можно заметить мелькнувший румянец на щеках Джинн, которая несильным толчком в плечо стукает смеющегося Альбериха, — А мне сегодня точно нужно будет сходить в трактир. Надеюсь, Розария будет там. — А куда ребёнка? — Думаю, мои слуги дома справятся с тем, чтобы последить за ней. Всё, иди давай.       Кэйя чуть ли не силой выталкивает Гуннхильдр из комнаты с хитрой улыбкой, хотя в его глазах всё ещё жила грусть. Иногда Джинн казалось, что та была в них всегда, хотя её причину она никак не могла понять и разгадать.       Хоффман с Гертой собираются следовать за ней, но генерал разворачивает их, приказывая вернуться на улицу. Те послушно уходят без лишних слов. Так же девушка прогоняет и охранников возле темницы Лизы, которые не так охотно покидают пост, но всё же не могут противостоять генералу.       Замочная скважина скрипит, а ведьма в подаренном когда-то ею плаще наблюдает за Гуннхильдр. На лице Лизы уже давно зажил синяк от удара, а новых ран не было видно, что радует генерала, которая стоит напротив неё. Присаживаясь на корточки, Джинн тяжело сглатывает, смотря на измученную и весьма похудевшую пленницу. Сердце сжимается в груди от картины перед ней, но ещё больнее становится от понимания того, что в этом виновата она сама. — Я обязательно вытащу тебя отсюда, — шёпотом произносит Гуннхильдр, смотря на Минчи. — После того как сама же лично засадила? С чего такие слова, генерал? — хмыкнув, произносит Лиза. — Потому что ты была права, я была лишь глупым псом на цепи у Императора, но теперь я знаю правду и хочу исправить свои ошибки, — сняв перчатки, Джинн протягивает руку, чтобы прикоснуться к ведьме, но та отдёргивает ладонь, — Прости, это было глупо с моей стороны. — Сначала объясни о чём ты говоришь, — неожиданно серьёзно говорит ведьма. — Ведьм беспочвенно обвинили в покушении на трон, после чего устроили охоту, которая длится уже больше сотни лет. А моими руками, — девушка замолкает, опуская взгляд на свои ладони, которые чуть тряслись, — Отнято столько невинных жизней и причинено столько боли. Я убийца, которая может спокойно ходить на воле, пока поистине невинные люди сидят здесь. Как после этого могу зваться Рыцарем Одуванчиков? Как могу не звать себя клятвопреступницей?! Все мои действия один сплошной грех, который нельзя взять и перечеркнуть открывшейся правдой.       Тяжёлыми рывками произносит Джинн, пока перед глазами словно всё плывёт. Она продолжает говорить о волнениях ведьме, а в груди становится тяжелее. Воздух едва поступает в лёгкие, а по щекам текут слёзы. Мир словно рухнул в этот момент, хотя она и приняла это вчера, но проговаривать это вслух намного сложнее. Руки трясутся, пока она пытается успокоиться, но это едва выходит. Сердце бешено бьётся в груди, а Гуннхильдр никак не может успокоиться. Тело трясётся, пока она продолжает повторять одни те же слова вновь и вновь, из раза в раз. Воздух словно выбивает из лёгких, девушка едва может вздохнуть.       Холодные руки прижимают упавшую на колени генерала к груди. Джинн слышит тихие успокаивающие слова, которые шепчет ведьма, но едва может различить их, пока обнимает исхудавшее тело Лизы. Пусть она пачкает чистую одежду, пусть даже запах, исходящий от Минчи неприятен из-за отсутствия ванны, девушка продолжает прижиматься, чувствуя хоть каплю успокоения в той, которую раньше презирала всем сердцем, а теперь хочет спасти, даже если потребуется заплатить огромную цену.