От Трезубца до Королевской гавани и ещё дальше

Эймонд Таргариен был исключительно хорошим сыном едва ли не с колыбели. Он не плакал на руках матушки, будучи младенцем, только прицельно тыкал пальцем в лица нарушавших его личное пространство. Он не забирался в дедушкины покои и не прятался в темных углах, собирая пыль и насекомых — и пугая несчастного Отто до седых волос. Он не шлялся по Королевской гавани в поисках чего-то более интересного и веселого, чем притчи септ и кислые лица заработавшихся слуг. Он прилежно учился как убивать будущих врагов и недругов, так и выискивать их слабости — естественно, чтобы потом убить или еще как-то уничтожить. Он носил меч в ножнах, не раскидывал сапоги и кинжалы, и одевался подобающе юному принцу, не забывая про шлем и кольчугу. Он ссорился со своими братьями и сестрами, как, впрочем, и все дети. Однако, несмотря на свои знания и умения, Эймонд ни разу не пробрался в покои Эйгона и не попытался прирезать паршивца. Толком не доставалось и временами слишком наглым Джейку с Люком: трогать мелких племянников не приносило никакого удовольствия. Мелкие пакости в ответ на их собственные пакости в счет не шли. Никогда он не пытался пробраться в башню рыцарей Королевской гвардии, чтобы связать спящего сира Кристона — показать, что урок о суровой жизни и необходимости быть готовым к нападению в любой момент он выучил. Эймонд рос терпеливым и практичным. А вот болтать попусту и просто изображать дружелюбие не любил. Семья семьей, но Таргариенов, на его скромный взгляд, вокруг было слишком много, в с умными Таргариенами в этом столетии случился дефицит. Эймонд не признался бы никому, сколько ни угрожай, почему он когда-то решился оседлать Вхагар. Тогда он размышлял не о том, как утрет нос брату, сестре и племянникам, не о том, что когда-нибудь огромный дракон станет подспорьем в попыткам выгрызть себе кусок общего дела. В действительности он рассчитывал, что к такому чудовищу, самой что ни на есть живой легенде поостерегутся подходить — и, как следствие, начнут опасаться и всадника. То, что даже лапа огромного летающего монстра была больше его тринадцатилетнего, его вообще не волновало. На своем пути Эймонд не видел ни единого серьезного препятствия. Странные были дни, если подумать. Тогда леди Лейна, удивив всех, по собственной воле покинула родителей, дочерей… Да что уж там, оставив даже дракона, сбежала за Узкое море к брату. Это уже потом честной люд пошептался, полюбовался пышущим гневом Корлисом, и единогласно решил, что девочка еще долго продержалась. Эймонд же разбираться в чужих причинах желанием не горел. Их с Эйгоном, Хелейной и Дейроном отец просто не замечал. Впрочем, повернись ситуация иначе, и Эймонд всерьез рассмотрел бы великие традиции Дрифтмарка. Бежать же… Нет, бежать от проблем Эймонд точно не собирался. Эймонд предпочитал притягивать проблемы. Как часто случалось, препятствия возникли уже на пороге покоев. Неожиданно менее пьяный, чем обычно, Эйгон преградил ему путь. По неведомой Эймонду причине, старший брат неожиданно воспылал желанием защитить младшего от огнедышащей твари размером с небольшой замок. Или большой, сложно сопоставить вот так, за глаза. Эймонд — вполне ожидаемо — насторожился. За пару месяцев до тех событий Эйгон, хохоча вместе племянниками, подсунул ему свинью с привязанными крыльями. Месяц назад Эймонд, как порядочный юноша, разузнал, где братец достал свинью, отвел животное к сородичам и хозяину — и за одного золотого дракона достал там же свежей свиной крови. Огромный котел в итоге вылился ровнехонько на белобрысую братцеву голову. Жаль, что спохватились вовремя: отмылся, зараза. Три седмицы тому назад Эйгон притащил в его покои своих девиц — и хорошенько отоспался с ними на его постели. Через пару дней все четверо пугали замок страшной сыпью по всему телу, которая, впрочем, сошла также быстро после купания в указанных мейстером отварах. Нужную смесь — и для сыпи, и от нее — Эймонд заранее вызнал в библиотеке. Там же, к слову, и впервые столкнулся с Алис: та пряталась от отца, братьев и мейстеров и искала записи о чем-то очень неприятном, если не смертельном. Как и подобает принцу, Эймонд не только учился, но и умел применять знания на деле. И на его взгляд, внезапная забота старшего брата могла оказаться очередным хитрым планом. Конечно, он попытался решить вопрос мирно. Совершенно вежливо он поинтересовался, зачем, к демонам, этот чудом не свалившийся со спины своего дракона принц лезет не в свое дело. Эйгон, состроив еще одно матушкино выражение лица, высокопарно известил, что преследует благую цель: не позволить заднице скорбного умом братца превратиться в жареный бараний бок. Так, слово за слово, в покоях завязалась драка. Эйгон был выше и старше, но не слишком трезв, так что сбить его с ног оказалось несложным делом. Братец шлепнулся на ледяные полы, и Эймонд собирался уже сбежать, но не смог. Хватка у Эйгона оказалась железной, и теперь свалился уже Эймонд. Сколько они там возились в попытках хорошенько друг друга отмутузить, они оба не сказали бы точно. В какой-то момент Эймонд приложил Эйгона поддых кулаком, а тот плюнул ему в лицо и попал в глаз. Тогда же где-то снаружи раздался крик Вхагар, напоминая, ради чего все затевалось. Эйгон, сам не ждавший от себя такого маневра, потерял бдительность и почти лениво прижал брата к себе. Слишком слабо. Эймонд наконец вырвался: не зря бился, пинался, царапался и кусался. Эйгон так остался валяться в покоях, то ли не желая вставать, то ли пытаясь отдохнуть, то ли сдаваясь шумевшему в крови вину. Полет на Вхагар и впрямь оказался незабываемым. А вот последовавшие события мало напоминали триумфальную победу. Ядовитый язык, фигурально выражаясь, из них двоих имел Эймонд. Зато слюна Эйгона оказалась ядовитой в самом что ни на есть прямом смысле. Глаз воспалился, не прошло и часа. По векам расползлось нестерпимое жжение, а мир затянуло мутной пеленой. Уже спешившись, Эймонд едва ли видел левым глазом хоть что-то. Дни, конечно, были странными, а вот ситуация — невозможно глупой. Попавший навстречу Люк — порядком охреневший племянник, должно быть, гулял по Дрифтмарку с Бейлой, выбравшись втихушку — отвел его к мейстеру. И, каким-то совершенно невероятным образом по пути вызнал, что случилось. Должно быть, унаследовал отцовские способности развязывать язык, о которых шумел весь Красный замок. Эймонд, осознав, что именно выболтал, внутренне пообещал себе поменьше трепаться с Люцерисом. И в присутствии Люцериса тоже. Чисто на всякий случай. — Расскажешь кому — скормлю Вхагар, — рычаще пригрозил Эймонд скорее для виду. Подобное решение сулило лишь проблемы. Зная, какой обидчивой бывает Рейнира, и как все нервничают, стоит Рейнире обидеться, утром Вхагар позавтракает Люцерисом, а ее всадником отобедает уже Караксес. А дальше все закрутится так, что сам король не остановит. Люк посмотрел на него очень странно, а потом, меняясь в какие-то мгновения, заверещал, завидев мейстера: — Помогите! Он… Мы подрались, он упал и ударился о камень! — Люк потянул его за одежду и завопил еще громче, будто оправдываясь, едва завидел в коридоре и других людей. — Там… Он оседлал Вхагар, а она — Рейны, мы поссорились, я не хотел! Придуманная Люком история переполошила весь замок, но Эймонд, ощущавший себя так, словно в глаз до самого мозга ему вкрутили раскаленный штырь, тогда не сумел по достоинству оценить красоту маневра. Сложновато анализировать чужие поступки, когда по ощущениям у тебя в голове плещется раскаленный свинец. Оценил ее, как ни странно, Эйгон: как уже через пару дней рассказал по страшному секрету Люк, братец пришел к нему ночью, обдал запахом вина и долго благодарил заплетающимся языком. К утру, слава Семерым, все закончилось: глаз вытек начисто, оставив воспаленные, опухшие и будто обожженные веки. Эйгон пришел с неделю спустя вместе с Хелейной. Попытался рассказать о найденной ею сороконожке, путаясь в словах, а потом неожиданно искренне повинился в случившемся. И тут же с восторгом заговорил о Вхагар, спрашивая, как это — оседлать такого дракона, живую легенду, знавшую еще их много раз пратетю. Вряд ли такое слово существовало, но Эйгона это не беспокоило, а все остальные его прекрасно поняли. Эймонд совершенно неожиданно для себя разобрался, что имел в виду отец, заявляя то ему, то Эйгону на редкие жалобы: «Ну не убил же». На брата он, похоже, не злился вовсе, а благодарность Люку даже в какой-то мере разделял. В те странные дни Эймонд как никогда раньше почувствовал, как много значит родная кровь. Да, с Эйгоном это их сблизило, а вот друзьями с Люцерисом они все равно не стали. Так, научились друг друга выносить и прониклись взаимным уважением. Потому что прочувствовать — еще не значит научиться ладить. Потолком для Эймонда в этом смысле были Эйгон и Хелейна. Возможно, еще Дейрон, но младший брат немало лет напоминал о своем существовании лишь письмами. Потому обещанный отцом семейный ужин Эймонд видел скорее семейным ужасом. Пораскинув мозгами, он решил, что из ситуации стоит попытаться извлечь пользу — и начал действовать. Сперва Эймонд переговорил с братом и сестрой, а потом окольными путями выбрался за пределы города, чтобы на одной из глухих лесных лужаек обсудить с Алис кое-что важное.

***

Наверное, со стороны их семейка всегда выглядела чертовски странно. Пока Эйгон строил свои масштабные, но крайне маловероятные для воплощения в первозданном виде планы, Эймонду хотелось заморочиться и нарисовать, кто в семье кого ненавидит, желает сжечь, утопить, прирезать или отравить. В дивное плетение можно было вмешать Веларионов, Стронгов и Хайтауэров. Тогда в столь дивной схеме сумеет разобраться разве что очень пьяный Эйгон. Впрочем, на счет Хайтауэров Эймонд погорячился. Кровавые и не очень убийства в последние годы приходились по вкусу дедушке Отто, а раньше ни за чем подобным почетный Десница замечен не был. Матушка, пожалуй, при случае тоже не отказалась бы от чужих страданий: некоторые события, по ее мнению, требовали деятельного отмщения. Не иначе как прониклась чертами Таргариенов, или просто устала прятать неспокойную натуру. Дядюшка Ормунд же всегда предпочитал интеллектуальные унижения и моральные страдания физической расправе. Как бы то ни было, за столом же воплощалась значительная часть этой возможной картины. Улыбки, подобные оскалу. Пожелания прекрасного, за каждым словом которых слышались проклятия до седьмого колена. О, как бы радовался Неведомый, умей семья Эймонда убивать взглядом, и как быстро бы прервалась династия. Воистину, хватило бы одного завтрака. В центре за столом восседал Визерис: в данный момент убить его вряд ли желали, так, баловались. Впрочем, окажись за столом Корлис или Веймонд, да упокоится он на своем дне вместе с водорослями, вероятность бы возросла. Эймонд, усаживаясь на свое место, заметил среди подающих блюда смутно знакомую смуглую девицу: похожие черты ему доводилось видеть среди дворовых в Высоком Приливе. Если память его не подводила, что маловероятно, и если подобное не было совпадением, то девица служила Рейнис. Корлис стараниями Хелейны если и очнется в ближайшие несколько дней, то приказ отдать не сумеет. Хорошо, если собственное имя вспомнит — и произнесет. Не фатально, через месяц пройдёт, но неприятно. Прихвостни Веймонда если и явились в замок, то расползлись, как тараканы: Эйгон с Хелейной собирались присмотреться, не окажется ли кто из них полезным. Эймонд покосился на Хелейну, и та, все еще широко улыбаясь деду, чуть качнула указательным пальцем. Сидевший рядом с ней Эйгон сосредоточенно глядел в уже опустевший кубок: не иначе как поставил целью набраться раньше всех. Вряд ли в таком состоянии братец что-то замышлял. Стало быть, нет. Людей, верных Рейнире и Деймону, Эймонд прекрасно знал. А если девица не служит тем или другим, то остается Рейнис. Не водилось в Красном замке кого-то случайного. Уж точно не на заранее объявленном королевском ужине. И впрямь, блюдо опустилось перед Хелейной. Рейнис, снисходительно улыбаясь, смотрела на Визериса: как и положено, не привлекала внимания. Хелейна, звеняще хохоча, наколола на вилку кусочек морковки с блюда — и легко отправила в рот. Ей ли, хозяйке тысяч смертельно опасных отродий, бояться яда? По левую руку от Визериса сидели Деймон и Рейнира, негласные хозяева всего государства. Деймон неторопливо рассказывал историю о драконьих яйцах, проданных в Браавос столетия назад некой Алис Вестхилл, о том, сколько тяжелых и непростых переговоров повлекло самоуправство той девицы — и том, как в действительности король Джейхейрис заинтересовался Безликими. Много лет спустя и почти не рассказывая об этом непосвященным Таргариены учились в изменившимся Черно-белом доме. Замечая, как Рейнира с интересом слушает и сама же подливает Деймону вина, Эймонд размышлял о двух вещах. О стоимости, которую запросили бы Безликие за головы этих двоих, и о том, может ли Рейнира сама подмешивать яд своему жениху? Впрочем, сводная сестрица и без того нашла бы, кого отравить за этим столом. Отто, матушка, он сам, его брат, его сестра… — Что ж, дружба между Вестеросом и Браавосом будет длиться, покуда не проклюнется хоть одно из тех трех камней, — засмеялся Визерис. Слишком оптимистично. Яйца и впрямь могут остыть и окаменеть, не породив дракона. И все же, тема крайне скользкая: Браавосу Визерис позволял то, чего не позволял вассалам и родичам. Даже странно, что… — Что будет, если в Браавосе вылупится дракон? — спросила Алисента, сидевшая справа от Визериса, и поправила золотое украшение на шее. Новое, как отметил Эймонд. С несколькими подвесками: в таких можно спрятать и яд, и лекарство. Напротив них насторожился Отто: выпрямился, наклонился вперед и прищурился, вглядываясь в лицо короля. — Потому Таргариены и бывают там, — снисходительно объяснил Визерис. — Драконы принадлежат лишь семье и в подобном случае вернутся в Вестерос. Мы, однако, готовы рассматривать вопросы о компенсации. — И сколько же стоит детеныш дракона, по мнению короля? — невзначай поинтересовался Отто. Лицо Деймона застыло, Рейнира перестала улыбаться, а Рейнис скривилась. — Опусти нож, — негромко приказал Визерис Деймону и гордо поднял голову. — Вопрос этот слишком умозрительный. Это наши драконы. По боковой стороне столешницы от Хелейны ползла сороконожка, сливавшаяся по цвету со скатертью. — Неужели нет и примерной суммы? — давил Отто, словно речь шла о деньгах, которые вытащат из его кармана. Или наоборот, возможная компенсация перейдет в его собственность. — А во что вы бы оценили жизнь и благополучие родных земель? — мрачно уточнила Рейнира, теряя даже призрачный интерес к горошку на блюде. Отто нисколько не смутился: — Возможность появления живого детеныша крайне мала, принцесса. Но она есть, — он пожал плечами, позволяя броши десницы сверкнуть в пламени свечей. — Браавосийцы… славятся неуступчивым характером. Сможет ли корона договориться о достойной цене, которая устроит обе стороны при случае? Рейнира широко улыбнулась, прикрыла глаза и отложила салфетку: — Корона… Сороконожка пробралась дальше — и заползла на большое блюдо по левую руку Рейниры, куда-то между овощами и запеченным кроликом. — Милая, не стоит, наслаждайся вечером. Деймон, право, не хочу повторять, — твердо перебил Визерис и отпил из только что наполненного бокала. Смакуя глоток, он с любопытством вглядывался в вино, а затем продолжил: — Я понимаю, к чему все эти вопросы, Отто. Не нужно выплетать словами невесть что. Говори прямо. — В Просторе нашлись бы достойные замки, и питомники были бы под лучшей защитой, — прямо заявил Отто, сделав глоток. Рейнира раздраженно махнула рукой, и Деймон прищурился куда-то в темноту. — Не сомневаюсь, но там нет Таргариенов, — с пустой улыбкой заметил Визерис. Что-то шепнув Рейнире на ухо, Деймон положил ей на блюдо ножку кролика. Отвлекшийся от разговора Эйгон, заметно сияя, ущипнул проходившую мимо служанку. Та сдавленно ойкнула, оправила юбки и вскоре остановилась рядом с Рейнис. — Дейрон, ваш… — начал было Отто. — Дейрон давно не в Староместе, отец, — к всеобщему удивлению возразила Алисента. — А даже если бы и был, он — не хозяин Староместа, — Визерис поддержал Алисенту улыбкой. — И даже не младший брат хозяина замка. Та неожиданно зарделась, коснувшись собственного ожерелья. — Вот ваша дочь, Отто, — Таргариен. По духу уж точно. Я уже заверил лорда Хайтауэра в этом, — продолжил Визерис и вновь отпил вино. — Дивный вкус, я уж и забыл этот букет. Деймон засмеялся, а Рейнис, подняв брови, наконец притронулась к собственному бокалу. — И впрямь, — заметила она, ехидно улыбаясь. — Богатый букет. — Навевает воспоминания из юности, — усмехнулся Визерис и поднял кубок выше. — О чем я… Раз уж Отто затеял беседу первый, скажу один раз. Мы разведемся с Алисентой, однако она останется частью моей семьи. Я хочу, чтобы все это запомнили. Моя наследница — Рейнира, Деймон окажет ей посильную помощь. Алисента же, даже если выйдет замуж, сохранит всю нашу поддержку. Эймонд, настороженно наблюдая, отпил из своего кубка. Помимо снадобья, которое посоветовала Алис, ощущалось что-то еще — явно не обычный вкус этого сорта. Рейнира присоединилась и даже примирительно улыбнулась. Деймон пожал плечами, но возражать не стал. Рейнис с любопытством взглянула на руку Алисенты, присмотрелась к вышивке на платье — и подняла свой кубок, салютуя. — И что с питомниками? — Отто, похоже, мало интересовался заявлениями о родственных связях. — Драконов в Староместе не будет. Я сказал, — отчеканил Визерис, вернув кубок на стол. — Это моя воля, а вы, родичи, чересчур расшалились. Эйгон, сглотнув, отодвинулся. Хелейна, постучав пальцами по столешнице, приманила невесть откуда двух седых пауков. Отто с достоинством поднялся на ноги. — Но… — попыталась смягчить ситуацию Алисента, замечая кинжал, появившийся в руках Деймона. Визерис покачал головой. — Не нужно, — заметил он, и Деймон, а за ним и Рейнис согласно кивнули. — Отто Хайтауэр может искать совета мейстеров, высиживать змеиные яйца, посадив на них жабу, да хоть даже и сам… Может выращивать химер в Староместе, если на то будет воля лорда Хайтауэра. Не мне запрещать такое. Однако Отто Хайтауэр не станет распоряжаться моими драконами и не получит ничего, ни камня, ни детеныша. И возместит короне ущерб, что нанесен его действиями в питомнике в Королевской гавани. — Это все наговоры! — возмутился Отто и подавился словами, слабо кашляя. — У нас достаточно доказательств, — лениво произнес Деймон, гладя ладонь ликующей Рейниры. — Если желаете — могу велеть допросить и вас… — Лишнее, Деймон, — негромко заметила Рейнира. Заметно изменившийся лицом Отто качал головой, расстегивая ворот. — Он всего лишь несчастный немолодой уже мужчина. Он — не Таргариен. Вот этому доказательство. Отто стремительно бледнел и, тяжело дыша, осел на место мешком, опрокинув полупустой кубок. Подоспевшая со спины служанка торопливо промакнула пятно тряпкой и также спешно забрала посуду. — Отец? — встревоженно шепнула Алисента. Эйгон, глядя на происходящее, беспокойно заерзал, но, вскинув голову, состроил непонимающее лицо. Зато Хелейна неожиданно отвлеклась от созерцания крылатого жука, сидевшего на ее запястье, и теперь, положив локти на стол, во все глаза наблюдала на зеленоватым оттенком лица собственного деда. — Пошлите за мейстером, — позволил Визерис. — Мы с вами еще обсудим возможное размещение нового питомника. Всей семьей. Рейнира и Деймон тоже полагают, что во вздорных мыслях Отто есть разумное зерно. — Пусть пришлют за тем, что прибыл сюда с Драконьего камня, — снисходительно махнула рукой Рейнира, уступая собственного мейстера. Алисента, поднявшись на ноги, подошла к отцу — и почти умоляюще взглянула на Эймонда. Тот вздохнул и, выйдя в коридор, отдал два приказа. Привести не только мейстера, но и леди Алис. — Стало быть, в леди Алисенте тоже есть что-то от драконов, — заметила Рейнис, кивая на чужой пустой кубок. — Вот уж действительно, «пусть и не по крови». -Что? — вздрогнула та. Визерис громко засмеялся: — Кажется, на этом столе нет ни одного не отравленного блюда. Пару ядов даже я не узнал. Старая забава. — А противоядие? — ошарашенно спросила Алисента, тормоша отца и с нескрываемой паникой глядя на собственных детей. — Разве не нужно всем… — Матушка, мы все сидели за одним столом много лет, — едва ли не снисходительно заговорила Хелейна, поглаживая пальцем седого паука: тот прибежал к хозяйке из коридоров, стоило дверям открыться. — Мы куда крепче, чем принято думать. Эйгон отчего-то все еще был бледнее мела, а оставленное для Джейса кресло продолжало пустовать.

***

Тишину их секретных подземелий нарушали лишь треск пламени факелов и нескончаемый шелест многолапого хитинового войска Хелейны. В этот раз Эйгон, снова покрытый паутиной с головы до пят, полулежал, скрючившись на подушках и упираясь спиной в колени сестры. Пауки с жуками забрались ему на ботинки, но дальше лезть не осмелились. И, пока Эйгон, насупившись, мрачно и совершенно неподобающе его высокородной персоне грыз ноготь на большом пальце, Хелейна машинально гладила его по волосам. Пряди от этого пачкались, слипались и путались в нитях паутины, но мало кого это хоть сколько-то беспокоило. — Он выживет, — заявил Эймонд, едва появившись. Там, наверху, уже светало, а его брат и сестра явно не сомкнули глаз. — Алис узнала, что за яд? — тихо спросила Хелейна, и Эйгон вздрогнул. Прежде чем ответить, Эймонд укрыл собственным теплым плащем колени Хелейны — и вместе с ними Эйгона по самую шею. Тот не возмутился, только устало потер покрасневшие веки. Потом Эймонд пересек залу и развернул широкое покрывало: вскоре оно опустилось на плечи Хелейны. Внизу, под слоями полотна, завозились только пауки, но выбираться на свет не стали. — Она не говорит прямо, — отмахнулся Эймонд. — Стронг… Лорд Стронг займется расследованием, но нам с вами пользы от этого никакой. Хелейна отрешенно кивнула. — Это я его отравил, — тихо произнес Эйгон, завозился и сел, сутуля плечи. — Он был невыносим, я боялся, что он помешает. Я не думал, что ему станет так плохо. Хелейна с Эймондом переглянулись. — Если тебя это успокоит, брат, — вздохнул Эймонд, потирая переносицу, — я сам попросил у Алис отраву. Он мешал матушке и, похоже, даже лорду Хайтауэру. — Лорд Хайтауэр бы и впрямь не решился, — пожала плечами Хелейна. — Я надеялась, если у него кольнет сердце, он немного… успокоится. Эйгон неверяще посмотрел на обоих: — То есть?.. — То есть нашего деда пытались отравить минимум четверо, — хмыкнул Эймонд. — Ты же не думаешь, что сестрица внезапно прониклась семейными связями и только потому предложила позвать ее мейстера? Выдохнув с каким-то задушенным полуписком, Эйгон обхватил себя за плечи. — Не хочу. — Тебе нужен свежий воздух, — мечтательно протянула Хелейна. — Чего ты не хочешь? — нахмурился Эймонд, понимая, что именно брат имеет в виду. Он ощущал разочарование. Они строили планы. Они собирались медленно, но верно, идти к настоящей власти. Они выстраивали союзы, они искали драконьи яйца, они обращались даже к магии. И первая же случайность, задевшая жертву чуть сильнее, чем планировалось, превратила Эйгона в размазню. Эймонд бы ни за что не поверил, что его брат хотя бы немного любил Отто Хайтауэра. Даже у Хелейны к деду было больше искренних чувств. — У меня не хватит духа, — жалко произнес Эйгон. — Отец прав, мы же семья, а Рейнира справляется, зачем… Эймонд схватил его за плечи и хорошенько встряхнул. Эйгон тут же вцепился в его руки — и глубоко оцарапал даже короткими ногтями. Полосы мгновенно набухли и воспалились. — Надо промыть, — грустно заметила Хелейна. — Она права, — рассерженно рыкнул Эйгон, поднимаясь на ноги и отталкивая Эймонда. — Мне нужен свежий воздух. Здесь дышать нечем. И, ругаясь себе под нос по-пентошийски, скрылся во тьме вновь заросшего паутиной тайного хода. Эймонд сжал кулаки, собираясь рвануть следом, но Хелейна придержала его за локоть. — Шелк к шелку. Здесь то, что предназначено ему. Здесь все, что он любит, — произнесла она очень мягко. — Он поймет. Ему нужно отдышаться, и он вернется. В этот момент Эймонду отчаянно хотелось верить в прозорливость сестры. Вдвоем против Рейниры с ее отпрысками им будет сложно.