Decolonization

Июнь 1958 года — Сэр Кёркленд, я принёс то, что вы искали. Но вы можете хотя бы объяснить мне, зачем вам понадобились украшения из королевской коллекции? Не то, чтобы вы не имели на это права, но... мне было из ряда вон сложно объяснить сотрудникам музея, зачем я их взял. Мне пригрозили, что если потом выяснится, что я сделал это для личной выгоды, то они сообщат во все возможные СМИ о факте коррупции и в лучшем случае мне больше не видать политической карьеры, а в худшем... — Господин премьер-министр, не беспокойтесь вы так. Ваша основная обязанность — заботиться о вашей стране и делать всё для её блага. Вы всё так и сделали. У вас не будет проблем, я обещаю. — Но... я должен заботиться о стране как о государстве... СМИ и музей не знают о существовании вашей персоны. Когда украшения не вернутся, они подумают, что я их взял себе... Даже без доказательств моя политическая репутация будет подпорчена. — О Господи. Если вас всё же это так беспокоит, я свяжусь со специальным отделом и он растолкует музею, что и как. Я не собираюсь брать много. Просто выберу одно кольцо и всё. Все эти сокровища по закону принадлежат Британии. Разве не глупо, если раз в несколько сотен лет я возьму из них что-то себе? Они ведь мои по праву. — Я буду вам очень признателен, если вы уладите этот вопрос так, чтобы у меня больше об этом никто ничего не спрашивал. — Да, конечно. Не сомневайтесь. — Сэр Кëркленд, а можно всё-таки поинтересоваться, зачем вам понадобились украшения? Я, конечно, не знаю как это работает у воплощений стран, но вы выглядите как мужчина... А мужчины в наши дни не носят украшений, насколько мне известно. — У стран это и правда более гибко, потому что мы как никак заставали разные эпохи с различной модой. Но я обычно и правда не ношу, кроме особых случаев. Таких случаев, в которые и в наши дни мужчины надевают кольца. Полагаю, вы уже догадались, о чëм идёт верно? У премьер-министра округлились глаза. — Сэр Кёркленд? Разве страны могут жениться? — Конечно. Некоторые даже делают это неоднократно за свою долгую жизнь. Вас это удивляет? Неужели мы должны были бы проживать века в одиночестве? — на этой фразе Англия немного затих, думая о том, что он-то как раз долгие века был один. Как назло, премьер именно об этом и продолжил беседу. — Но... вы знаете, у сотрудников специального отдела есть особые файлы... проще говоря, досье на вас, как на персонификацию страны. Ничего такого, — поспешил дополнить премьер, увидев, что слова про файл вызвали у Артура раздражение, — там просто написаны краткие факты о вас для следующих сотрудников и представителей власти, которые будут с вами общаться. Чтобы они знали, что стоит делать в вашем присутствии, а что лучше не стоит. — Хм. Я бы хотел как-нибудь почитать этот файл. Ну ладно. А к чему вы вообще это рассказываете? — В этом файле нет ни одного упоминания о том, чтобы у вас были романтические отношения. Вообще ни одного, за две тысячи лет! — Ну знаете ли, господин премьер. Мы не любим, когда об этом начинают судачить обычные люди. Даже если они из правительства. Даже не так — особенно, если они из правительства. Вы все обычно воспринимаете браки и отношения между странами довольно плоско и когда узнаете о них, начинаете или активно мешать, считая, что это мешает вам вести внешнюю политику — или наоборот ведёте чрезмерно заискивающую политику по отношению к стране, с которой поженилось воплощение вашей. Никак в толк не возьмëте, что мы все прошли через слишком многое, чтобы... ах, ладно! Просто особо не распространяйтесь о моей помолвке, хорошо? — Англия выжидающе смотрел в лицо премьеру, пока тот не кивнул. — Вы можете мне рассказать, с какой страной решили заключить брак? Я никому не скажу. В конце концов, я ведь помог вам достать украшения на свадьбу, — премьеру было искренне любопытно. — Ну... а у вас так много вариантов? Попробуйте подумать и угадать, — Англия загадочно улыбнулся. Ему и самому было интересно, насколько очевидно для посторонних была выражена их с Америкой взаимная влюблённость в культурных и военных связях. — Я просто не знаю, как это у вас работает. Согласно здравому смыслу, наверное, влюблённые или тем более женатые друг на друге страны должны являться как минимум союзниками, иначе вероятно им было бы слишком больно. И, наверное, должна быть какая-то культурная связь — если не общие истоки, то хотя бы обмен культурой в наши дни. Англия кивнул. — Ладно. Как человек, выросший в смешанной семье британца и американки, осмелюсь предположить, что вы влюблены в Америку. Но если я ошибаюсь, не обессудьте. Просто мне легче всего это представить. К тому же, в особых файлах указано, что вы раньше страдали сильным посттравматическим расстройством из-за войны за независимость... — Я... Там написано? Ох... — Англия несколько растерялся. — На самом деле, мне тоже легче всего представить именно это. Вы оказались абсолютно правы, сэр Макмиллан. — Должно быть вам повезло, что вы имеете возможность разговаривать с возлюбленной на своём языке. Наверное, другие страны страдают из-за языкового барьера, когда создают пары друг с другом? Артура так позабавил сам смысл фразы, что он даже не обратил внимание на то, что премьер похоже не знал того, что Америка — мужчина. — Господин премьер-министр, нам всем по много сотен лет. Вы думаете, за это время мы не выучили языки друг друга? — Англия довольно открыто смеялся, — Хотя, конечно, вы правы в том, что общий язык способствует ещё более тесному контакту. Наверное, поэтому большинство пар между странами или между культурно близкими соседями, или между бывшими колониями и их бывшими метрополиями. Впрочем, то что Альфред иногда вытворяет с английским и как присваивает его себе, порой наводит меня на мысли, что возможно было бы лучше, если бы в нашем союзе изначальными родными языками были бы разные. Англия немного завис, увидев выражение ужаса и испуга на лице премьера и попытался поскорее исправить ситуацию. — О, не беспокойтесь. Я шучу. Конечно, я рад, что Альфред перенял мой язык и любит его так же сильно, как и я. Просто подумал, что вы должны оценить шутку про американский английский. Если для вас, как для человека из англо-американской семьи, это оскорбительно — я так шутить больше не буду. — Вы сказали Альфред? Америку зовут Альфред? — Да, он... — Англия замолчал, осознавая весь масштаб нависающей над ним проблемы. Сэр Гарольд Макмиллан был консерватором, а его правительство в прошлом году заблокировало предложения внести в британское законодательство поправки по декриминализации гомосексуальности. По правде говоря, выходило так, что будь Артур человеком — премьер был бы не против, если бы его посадили в тюрьму на много лет или подвергнули карательной психиатрии. А он только что рассказал ему... Воплощения стран не то, чтобы забывали о несправедливых законах и строгих правилах в своих странах — они вполне могли сочувствовать жертвам и наблюдать за их печальными историями. Например, Артур несколько лет назад с грустью наблюдал за тем, как развивалась судьба Алана Тьюринга — искренне считая, что учёный сделал множество полезных открытий и привнёс значительный вклад в его развитие, как страны. Англия искренне плакал, когда узнал о том, что с ним сделали. О том, как Алана сначала заставили выбирать между химической кастрацией и тюрьмой, а потом и принимать эту калечащую терапию. И как через год учёного нашли в своей квартире отравленным — скорее всего, самоубийство вследствие невозможности нормально жить из-за гомофобных законов. Англии на самом деле сильно не нравилось то, что пока он имеет полное право и возможность встречаться с Альфредом, часть его граждан лишена такой возможности. Однако несмотря на осведомлённость персонификаций о творящемся в их государствах беспределе, они часто забывали об этом на бытовом уровне — потому что в основном общались между собой, а на коммуникацию стран между собой никакие законы не распространялись. И в их среде нормальной считалась любая ориентация. Да, иногда кто-то мог отпускать некорректные шутки про пассивную позицию в сексе — сравнивая подчинение в постели с подчинением в международных отношениях, но ограничений никаких не было, да и к шуткам таким всерьёз почти никто не относился. Сексуальная свобода в среде воплощений стран, кстати, была ещё одной из причин, по которой те обычно не распространялись своим боссам и прочим знакомым людям о своих отношениях. Но сегодня у Англии от волнения это совершенно вылетело из головы. Он просто слишком много думал об Альфреде в предвкушении помолвки и его душа хотела делиться этой радостью и волнением. Премьер-министр отошёл от шока и подал голос: — Моя страна — гей? — всё ещё пребывая в степени крайнего удивления спросил он Артура. — Не акцентируйте на этом внимание. Практически все страны бисексуальны. И среди нас не так уж много женщин. Нас вообще всего около двухсот и мы проводим друг с другом бок о бок много столетий, при этом ещё и имея ещё враждебные отношения между многими. Не самые лучшие условия для романтики, верно? Так что, если уж и случается кого-то полюбить, хочется сберечь и сохранить это чувство надолго. Уж точно не разбрасываться им только потому, что такие-то смертные так решили, — Артур употребил слово "смертные" специально, чтобы нагнать мрака своему образу и припугнуть гомофобного премьера, напомнив между делом о своей нечеловеческой сущности. — И кстати, мы всё равно не можем размножаться привычным для людей образом, так что один из основных гомофобных аргументов против нас не работает. Англия чуть не ляпнул о том, что в их реальности дети заводились путём колонизации — хотелось немного прихвастнуть и указать на то, что ему в последнюю очередь нужно было бы беспокоиться о количестве воспитанников. Но он внезапно понял, что Макмиллан скорее всего вспомнит очевидный факт, что Америка был когда-то его колонией. А людям было бесполезно объяснять, что это совершенно разные вещи — быть наставником у более молодой страны, которую буквально нашел посреди прерий и то, что включает в себя семейные отношения у людей. Люди всегда всё мерили по себе и, скорее всего, от подобных фактов были бы в шоке. Поэтому им не нужно было этого знать. — Вы хотите сказать, что я сегодня забирал украшения для однополой свадьбы? — премьер-министр не то, чтобы злился, он больше был изумлен. — Да. Кстати, вы хотели, чтобы я сообщил в музей, чтобы они вас не трогали насчёт этого. Я обязательно сделаю это сегодня же, но вы должны мне кое-что пообещать. То, что вы сегодня узнали про свадьбу, не должен знать никто. Просто сделайте вид, что вы об этом навсегда забыли. Мне не нужны проблемы и я думаю, что вам они тоже не нужны, верно? — Хорошо, сэр Кëркленд. Вероятно, вам действительно не стоило со мной делиться этим. Но раз уж так случилось, я буду молчать. ***** 3 июля 1958 года Альфред сидел на переговорах, ерзая на стуле и испытывая сильную тревогу и дискомфорт. На нём был достаточно вычурный красивый костюм — один из тех, которые он так не любил за непрактичность и сковывание движений. Но он слишком хорошо помнил восхищённый взгляд Артура каждый раз, когда тот видел его в подобной одежде — и сегодня ему это было особенно нужно, поэтому он терпел. Рядом с ним на столе лежали большой букет роз — красных, синих и белых цветов — который он собирался подарить Англии. Ирония судьбы заключалась в том, что на столе перед Англией лежал точно такой же букет. Ситуацию хотелось прояснить как можно скорее. Альфред отхлебнул кофе из кружки, кажется, уже второй или третьей. Регулярно он совершал одну и ту же ошибку — выпивал слишком много этого напитка в моменты, когда ему было тревожно. От чего — вследствие стимулирующего эффекта кофе — ему становилось ещё более тревожно и начинался лёгкий тремор. Америка постоянно косился на британского премьера. Конечно, Артур рассказывал Альфреду о том, что недавно случайно проболтался гомофобному премьеру об их отношениях — без подробностей, в общих чертах, но этого хватило, чтобы Америка всерьёз забеспокоился. Политики иногда умели серьёзно навредить. Альфред стал нервно раскачиваться на стуле, совершенно забыв об этикете. Он не перестал это делать даже когда поймал на себе неодобрительный взгляд Артура — ему слишком нужно было куда-то деть свои чрезмерно беспокойные от тревожности ноги. — Я очень рад, что мы с вами подписали этот договор¹. Как я всегда говорил: «исторический долг Британии — направлять могущество США, подобно тому как древние греки направляли римлян»². Этот договор, наконец-то предоставляющий равные права нашим государствам, послужит еще одной вехой на пути к защите свободного мира. Наши страны теперь неразрывно связаны привилегией обладать таким оружием и вдвоем выполняют свой долг по защите свободного мира от коммунистических диктатур. Подписанная нами сегодня Декларация взаимозависимости защищает сегодня весь мир, повторюсь! Америка не очень удачно качнулся на стуле в момент произнесения речи британского премьера и его секундное замешательство на словах «декларация взаимозависимости» повлекло за собой фиаско — он попросту свалился на пол. Британская делегация проявила чувство такта и не начала смеяться, а Артур и вовсе выглядел довольно обеспокоенным и подбежал к Альфреду, чтобы помочь ему подняться. ***** Чуть позже, когда договор о сотрудничестве в ядерной сфере был все-таки с горем пополам подписан, а ссадина от удара на голове Альфреда была заклеена пластырем заботливыми руками Артура. — Декларация взаимозависимости? Накануне четвертого июля? Что за дурацкие шутки, Артур? — возмутился Альфред, когда они остались наедине. — И вообще, ты же говорил, что твой премьер — гомофоб и знает про наши отношения. С чего это он вообще так ласково выражается про наш с тобой союз? — Ну, он политик. А нашему государству необходим этот союз, особенно, когда Россия уже начал запускать свои спутники. Вот он и... — Но не такими же словами! Особенно, если раньше был против. Заколдовал ты его что ли? — Альфред пошутил, но попал в яблочко. Артур закусил губу и отвел взгляд в сторону. — Эй, что ты сделал? Ты что, правда опять колдовал? — брови Альфреда вскинулись вверх. — Но это же была моя ошибка. В плане, что он про всё узнал. Я подумал, что это необходимо исправить, — уверенно произнес Артур. — Ты разработал снадобье от гомофобии? Вау. Я потрясен! У меня уже есть несколько идей как бы мы могли его использовать! — голубые глаза Америки действительно загорелись блеском предвкушения. — Да нет же, там всё сложнее. Я не могу так резко изменить личность публичного человека, начнется хаос и лишние вопросы. К тому же, даже если заклятие толерантности и существует, мне оно пока неизвестно. Но я смог споить ему такое зелье, чтобы он выделил нас в отдельную категорию в своей голове. И радовался нашим отношениям как политическому союзу. В принципе получилось, но теперь его иногда заносит. — Заносит? Да его лексика была в шаге от того, чтобы там прозвучало что-нибудь про слияние нас в одно государство. — Не прозвучало же. И чем тебе не нравится название "Декларация взаимозависимости"? По-моему очень мило. Мы ведь и правда с тобой связаны больше, чем с другими странами, — Артур улыбнулся и заглянул в глаза Альфреда. Тот несколько смягчил интонации. — Связаны. Но я устал объяснять всей своей делегации, что ничего такого в этой фразе нет. Пока они не придумали свое название³ этого договора, они не успокоились. Слава богу, оно хотя бы неофициальное, — выдохнул Альфред. Страны постояли молча пару минут, мысленно переваривая события на сегодняшних переговорах и посматривая на одинаковые букеты цветов в руках друг друга. Артур заговорил первым: — Альфред, я хотел... — Да? — Ты когда-нибудь интересовался тем, как страны заключают браки друг с другом? В смысле, обычно браком между странами считается слияние двух государств в одно — как было у Австрии с Венгрией, к примеру. Но были же и другие случаи в истории, правда? Я имею в виду, если мы хотим, мы ведь можем считать достаточно тесные союзнические договоры основанием для заключения брака, верно? Я имею в виду, что соглашение, которое мы с тобой сегодня подписали... выводит глубину наших отношений на совершенно новый уровень, не так ли? — из-за волнения Артур ходил вокруг да около, хотя из контекста его слов было и так хорошо понятно, чего он хочет. Альфред протянул Артуру букет цветов, который держал всё это время, и вложил ему в руки. Англия обнял букет и принюхался к разноцветным розам. Альфред тоже подбирал слова: — Артур, если ты хотел предложить мне пожениться, то я хотел предложить тебе то же самое! — Альфред постарался улыбнуться максимально расслабленно. — Да, я хотел. И хочу. — А это надо так понимать, для меня? — Альфред показал на похожий букет из роз, который пришел на переговоры вместе с Артуром. — Да. Я не думал, что ты возьмешь для меня такие же. Цвета лепестков символизируют наши флаги, не так ли? — Англия смутился, но улыбнулся забавному совпадению. — Именно. Но роза — твой национальный символ и любимый цветок, правда? Поэтому я выбрал их для тебя, — Альфред улыбался. — Надеюсь, я не выгляжу эгоистично из-за того, что привез и тебе тоже свой национальный цветок? Ты ведь пока свой так и не выбрал... а розы тебе тоже нравятся, не так ли? Ты часто рассматриваешь их у меня в саду, когда приезжаешь в гости, — с небольшим волнением в голосе сказал Англия. — Конечно, нравятся! — пылко сказал Америка. — Честно говоря, я и не выбрал себе национальный цветок именно потому, что люблю именно розы, но они вроде как уже заняты тобой и... — Альфред! Ты можешь сделать розу и своим национальным символом тоже! На это нет никаких ограничений. А мне... мне всегда приятно видеть, когда мы с тобой сходимся в чем-то во вкусах, — мягко сказал Англия. — Хорошо. Тогда я сделаю⁴. Но не при этом президенте только. С него, пожалуй, хватит декларации взаимозависимости и того, что ему скорее всего все равно донесут о нашей свадьбе. Он и так немного дергается насчет того, что я по его мнению слишком сильно растворяюсь в особых отношениях. Лишний раз его злить явно не стоит. — Наверное, ты прав. А я не хочу раз бегать по всему миру собирать ингредиенты для новой порции зелья, но уже на твоего босса. Если я переборщу в зелье для твоего, не удивлюсь, если побочкой будет его желание, чтобы ты захватил меня, — усмехнулся Англия. — Эй, не надо подсовывать ничего моему боссу! — Не буду. Поэтому ты прав, наверное, нам лучше не терять его расположения естественным путем. Страны некоторое время помолчали, разглядывая друг друга. А после Англия засунул руку в карман пиджака и извлек оттуда маленькую коробочку. — А я ведь не закончил, — сказал он и попытался опуститься на одно колено. — Нет, подожди! — остановил его Альфред и вцепился в одежду. — Это я должен сделать! — Почему? — удивленно посмотрел на него Артур. — Ну, ты уже однажды стоял передо мной на коленях, хоть и без кольца. И просил остаться навсегда. Теперь, полагаю, будет справедливым сделать это мне. — Что ж, если ты так хочешь. Америка опустился на одно колено и протянул Англии маленькую коробочку. — Выйдешь ли ты за меня? Будешь ли ты со мной всегда? — Да, конечно! Артур открыл бархатную коробочку и достал оттуда довольно крупное кольцо из каких-то темных металлов. Выглядело оно слегка грубовато, как будто его из чего-то переплавили. Вместо драгоценного камня была маленькая красная кнопочка. Англия поднял вопросительный взгляд на Америку. Явно здесь была какая-то предыстория, которую Альфред, судя по его нетерпеливому выражению лица, уже жаждал рассказать. — Это мини-версия. Вообще, наши версии кнопок, в отличие от тех, что у наших боссов, сами по себе она не запускают атомные бомбы. Но позволяют быстро связаться с любой военной базой, где они есть. Согласно договору, который мы сегодня подписали, мы будем обмениваться нашими атомными ракетами и строить в некоторых местах совместные базы, так что такой обмен информацией нам будет очень нужен, не так ли? И да, нам обоим потом выдадут версии в полном размере, не переживай — тебе кнопку связи с моими военными базами, а мне с твоими. Я просто попросил сделать для тебя еще одну в миниатюре для кольца. Я подумал... тебе было так важно тогда после Второй Мировой, чтобы мы продолжали заниматься этим оружием вместе. Мне кажется, это один из символов нашей любви. Ведь мы создали её вместе... Англия чуть не рассмеялся сначала, но потом преобразовал смешок в теплую улыбку, чтобы Америка не расстроился. — На самом деле, это правда было очень важно для меня. Спасибо. Но тебе не кажется, что с нами что-то не так, если один из символов нашей любви — это атомная бомба? Тут Америка не выдержал и сам засмеялся. — Есть немного, наверное. Но ведь она нас защищает от вторжений и локальных войн. Это важный гарант безопасности. Да и блин, а каким еще должен быть язык любви сверхдержавы и бывшей империи, которая несколько веков весь мир гоняла? Драгоценность из твоей шкатулки с огромной вероятностью забрана тобой у одной из твоих колоний. Или в виде золота, или в виде готового изделия? Я не прав? — Не прав. То есть, ты конечно прав в том, что большинство ценностей у меня дома имеют такое происхождение. Но для тебя я специально отыскал то, которое было полностью произведено в Англии. Чтобы всегда напоминало обо мне. И не вызывало желания снова начать диалог о деколонизации, — Англия мило улыбнулся и протянул Америке коробочку. Тот сразу же надел его. — Спасибо тебе. А тебе не влетит за то, что ты королевские драгоценности другим странам раздариваешь? — спросил Америка. — Ну слушай. Я почти ничего не брал из этих коллекций несколько веков, хотя большинство из них по закону принадлежит Великобритании. Я думаю, что имею право воспользоваться этим один раз и подарить красивое кольцо своему возлюбленному, не так ли? Америка прижал Англию к себе и нежно поцеловал в обе щеки, а потом уже глубоко прильнул к его губам. Оторвавшись от них, он произнес: — Боже, я так счастлив, что ты у меня есть! ***** Исторические справки и прочие замечания: 1. Соглашение о взаимной обороне между США и Великобританией, подписанное 3 июля 1958 года. В основном касалось сотрудничества в ядерной сфере и было стратегически важным для обеих стран. 2. В английской википедии есть упоминания произнесения британским премьером этой фразы (хотя и не в момент подписания данного договора). 3. Словосочетание "декларация взаимозависимости" использовал британский премьер, американские политики использовали словосочетание "декларация общей цели". 4. Роза стала национальным цветком США решением Сената в 1965 году. На несколько лет позже, чем происходят события в данной главе)