последний мятеж

Виктория напряжённо пялится на дорогу, выруливая на поворотах особенно агрессивно. Она собрана, наблюдает краем глаза, как Солодов пялится в окно, разглядывая пейзажи. Мужчина лишь время от времени поглядывает на девушку, пока та общается с ребятами в наушнике. Он обречённо, будто вовсе перед смертью, спрашивает: — Как вы вышли на нас? — Севе не стоило продавать видео с малолетками. Тысяча долларов не стоит тюрьмы, — хмыкает Вика, улыбаясь, — на будущее: татуировки на пальчиках можно прикрыть. Мужчина чертыхается себе под нос. Грузно тянет воздух, растирая от усталости лицо ладонями. — У меня дочь. — А у меня семьи нет. Это повод ебать малолеток? Дима в трубку лишь смеётся, горько и печально. И выдаёт следом: — Виктория, поаккуратней, — та вздыхает, поджимая губы. Солодов пялится на неё неотрывно. Головой качает, смотрит как-то восторженно. — Кому мы насолили? — Виктория поворачивает голову, усмехаясь. — Лично ты — мне, хуев обитель культуры. А ваше министерство солит уже лет пять. Что, мерзко от азиатки, которая тебя шантажирует? Он тоже усмехается, только со всей печалью, что имеется внутри. И вздыхает вновь, кивая. — Ты, Солодов, головой бы подумал. Антипов в двадцать первом веке такие законы принимает, что они и Папе Римскому на голову не полезут. А неугодные геи и лесбиянки, вроде меня, оказались умнее кучки баранов. Или это педофилия мозг туманит, а? — Дело только в ЛГБТ, что ли? — участливо и нахально интересуется чиновник, поправляя рубашку. — Дело в демократии и её отсутствии. И доезжают они молча, пока Виктория то и дело, что зыркает по сторонам. У здания главного управления министерства внутренних дел, Солодов Сергей Владимирович нервничает. А Виктория хватает его за шкирку, буквально таща по этажам. И распахивая дверь в кабинет Николая Васильева, девушка улыбается, нагло сообщая: — Привела вам лично. — О господи, — только и вздыхает полковник, потирая лоб, — ты понимаешь, что это секретно? Ты его по улице тащила? — Меньшую часть пути. Дочери звоните, — и усаживаясь на длиннющий дубовый стол, Виктория Королёва с улыбкой смотрит по сторонам. — Звоню. Подорвавшаяся Кристина Штрэфонд оказывается в управлении через полчаса, запыхавшаяся и абсолютно несобранная. Она залетает в кабинет, оглядывая Викторию на пару с Солодовым. А та улыбчиво её приветствует, сообщая: — Это тебе подарок. Взяли его шантажом. Готов свидетельствовать. — Ах вот оно что, — удивляется та, — ну что, комната допросов? — Сейчас оформлю, — подкидывается полковник, тут же уходя. И оказываясь в той самой затхлой комнатушке, Сергей Владимирович пялится по сторонам, пытаясь найти подмогу хоть в чём-то. Кристина Штрэфонд на пару с Викторией улыбчиво его рассматривают. — Это твоё дело, малышка, — вздыхает Николай, становясь у стены. Пока Кристина включает диктофон. А журналистка заглядывает в глаза чиновника, пытаясь отыскать совесть. — Пятнадцатого июня вы, Солодов Сергей Владимирович, находились в секте Ивана Алехина. С какой целью? Тот вздыхает, разглядывая её надменное, и вместе с тем, выпытливое выражение лица. — С целью заняться сексом. — Вы платили за это деньги? — Да. — Какая сумма? — и Виктория фыркает, складывая руки в замок и кладя их на стол. — Две тысячи долларов, — мужчина лишь вздыхает, пряча глаза от усталости и нервов. — С вами был кто-то ещё? — Да. Мой коллега — Симонов. Глава земельного комитета. — Вы были в курсе возраста девушки? — Да, ей пятнадцать, — и Солодов берёт со стола стакан воды, залпом его осушая и тут же поглядывая на журналистку. И бледнея. — Как часто проходили ваши визиты в секту? — Не часто. Там мало девочек. Я был там всего два раза. Кристина хмыкает, улыбаясь. И открывает папку с делом, что в руках. — Секта, а именно Иван Алехин, продаёт девственниц? Не так ли? — она пялится победно и вопросительно. Ликует, заходясь гневом, а Солодов лишь нервозно бегает глазами. — Да, девственниц. Это ценится. — Как вы узнавали о том, что в секте новая девственница? — Сева, сутенёр, — пожимает плечами мужчина, вздыхая, — он занимается рассылкой. Там фотографии этих девок. Можно договориться об услуге. Кто больше даст — того и девка. — Тем не менее, у так называемого Севы есть бордель. — Да, есть бордель. — В него попадают те же девушки? — Да. Сначала они выходят замуж за пророка, и после этого их перевозят в этот дом. — Как часто вы пользовались услугами этого борделя? — Несколько раз в неделю. — Почему? — и Кристина горько усмехается, пока Виктория стискивает от злости челюсти. — Там эксклюзив. Девки со спиралями, можно не пользоваться презервативами. Послушные. — Что вам известно про пророка? — Ничего не известно. Сева всем занимался, я этого пророка даже не видел. — По показаниям жён пророка вы посвящены в секте, как приспешник. — Да это им так говорят! Они на голову больные, на пророке этом помешаны, им если сказать, что пророк им сдохнуть приказал, они сдохнут, понимаете? — То есть, пророка вы не видели? — Нет. — Сколько чиновников пользуются услугами секты? — Главы комитетов министерства. Десять человек. Только проверенные люди. — Фамилии. — Симонов, — начинает тот, тяжко выдыхая, — Росберг, Крылов, Глинский, Михазидзе, Ёлкин, Терехов, Фридрих и ещё некоторые их друзья. — В этом списке нет Антипова. — Потому что он не дурак. Так себя подставлять не будет. Где-то в другом месте развлекается. — Почему Алехин предоставил такие услуги именно вашему министерству? — Виктория не выдерживает, спрашивая и кивая вопросительно. А тот резко тушуется, пряча взгляд. — Потому что он продвигает Антипова по карьерной лестнице ради земли. А если кто-то повязан в одном деле, сдавать не будут. Кристина Штрэфонд печально кивает, вздыхая, а после показательно выключает диктофон. — А сейчас ты достаешь телефон и показываешь рассылку. Мне нужно знать, кто следующий. Солодов нехотя телефон достаёт. И открывает, демонстрируя. Кристина пялится на фотографию Оли, пытаясь не выдать ни одной эмоции. А сама внутри почти умирает. — Когда? — Через пять дней. — Кто купил? — Пока никто. Из-за суматохи все боятся. — Ну, так покупай. — и она смотрит с такой ненавистью, что сам Солодов испуганно жмёт кнопки. А Николай подходит ближе, говоря: — Ты позвонишь Алехину и скажешь, что твой кум в ФСБ помог найти похитителя жён. Вы договоритесь о месте, там его задержат, — он нависает на чиновником, грубо чеканя, — За это я свяжусь с генералом и попрошу для тебя двадцать четыре часа, чтобы покинуть страну. — Ты, Васильев, всегда был неподкупной крысой, — зло шипит Солодов. — Я тебя один раз посадил, я и второй могу. Выбирай. — Позвоню. Только пусть сначала он из министерства выйдет, а то заподозрит что-то. И они все сидят, разглядывая друг друга. Пока журналистка не начинает: — По словам пророка, у него шесть жён. В доме Севы было лишь пять, — она с прищуром смотрит на чиновника, улыбаясь, — куда делась одна? А тот сразу испуганно поднимает взгляд, шарахаясь. И смотрит загнанно. — Понятия не имею. Кристина усмехается. Качает головой в недоверии и с нахальной улыбкой выдаёт, нависая над столом: — Если я сейчас поеду к тебе домой, я не обнаружу девчонку в платке, хочешь сказать? И Солодов сдаётся. Опускает плечи, тяжело вздыхая. Потирает лоб, тянет носом воздух. — Это не то, о чём вы думаете. — Крис, объясни, — шепчет непонимающе Вика, пялясь с распахнутыми глазами. — Я объясню, — вдруг спохватывается мужчина, — Симонов по молодости женился. А его жёнушка с ума сошла, как и её мать. И бесследно пропала несколько лет назад, вместе с дочкой. — И? — выжидающе шепчет журналистка. — Он увидел её в рассылке, нечаянно. Она была в этой секте и тоже готовилась стать женой. — Её мать тоже в секте? — Мать умерла почти сразу после пропажи. Там у неё только бабушка. Симонов понятия не имел, как её вытащить оттуда. И нам помог Сева. — Как? — Симонов попросил меня стать её приспешником. А пророка Сева уговорил переубедить девчонку и дать благословение на наш брак. Ну, пророка она послушалась, мол, я же отец ребенка. — То есть, ей не сделали аборт? — Нет. Бабке её наплели, что она умерла, чтобы шума не нагоняла. Понимаете, это был единственный способ вытащить её оттуда! Я эту девчонку даже не трогаю, живёт со мной, молится. Хорошая девочка. — Её бабушка до сих пор в секте? — Да. Она там главная по дому. — Зовут твою жену как? — почти кричит Вика. — Настя Симонова. И дочка у нас, Таня, в честь её бабушки. Я просто помог другу. Она наотрез отказывалась из секты уходить, понимаете? Кристина лишь поджимает губы, печально пялясь. И понимает что-то своё. *** Кристина пялится на настенные часы. Покусывает губы, дергает ногой под столом. Её душа рвётся на мелкие части от личной перипетии — она в самом логове педофилии и детской проституции, смотрит в глаза чиновникам, улыбаясь. И чувствует себя последней подстилкой. Если бы не Лиза, ей кажется, она никогда не согласилась на подобную авантюру. Кристина от природы не умеет врать. А её ненависть ко всему живому с каждым часом лишь растёт. Она слушает разговор с Солодовым, подмечает новые факты, хмыкает время от времени и улыбается. Аккуратно встаёт с места, медленно шагая в сторону коридора. И ни слова не говорит в микрофон. В министерстве настоящий переполох, а потому должного внимания на медленно идущую и смотрящую сквозь людей Кристину, будто она сошла с ума, никто не обращает. Голубые глаза горят красным, а губы подрагивают. Ей мерзко. Она вспоминает худший момент своей жизни, когда ей выпотрошили душу без остатка. Вспоминает единственного человека, который увидел её шрамы, не спросив разрешения. Хотя, по правде, Лизе разрешения не нужно. Будто ещё немного времени, и Кристина готова была показать сама. Но её оставили нагой, глупо удивляясь, и разбили сердце. Как и любой человек в её жизни, ставший следом и шрамом на сердце. Арсен, замечая по камере, весело говорит: — Так, Кристина идёт. И вся команда собирается кругом монитора, наблюдая. Пока Захарова успевает пройти до лифта и скрыться, Лиза непонимающе косится. Она ещё не видит того уравновешенного спокойствия, которое так легко спутать с агонией. И когда Кристина заходит на второй этаж, мило улыбаясь растянутой улыбкой, Лиза вовсе ничего понять не может. — Мне к Антипову. Это очень, очень срочно. Её пропускают без вопросов: всё-таки, время беспокойное, а всё министерство окутано мрачными тайнами. И только тогда индиго участливо и быстро тараторит в микрофон: — Кристина, зачем тебе прямо к Антипову? Просто скажи секретарше! Но Кристина не слышит. Она медленно шагает в сторону кабинета по просторного холлу, мягко улыбаясь. И тогда Лиза, подскакивая, кричит: — Чёрт! — отключает микрофон, лепеча Арсену, — Проверь камеру кабинета Солодова. Тот непонимающе косится. Но видео переключает, и Лиза хватается за него, как за спасательный круг. — Ящик, — на выдохе и тихо, — открытый и пустой. У неё пистолет. И включая микрофон и переключая видео обратно, они видят Кристину, что уже стоит перед Антиповым. — Кристина, нет. А мужчина непонимающе и с улыбкой на неё поглядывает. Но когда она достаёт оружие, медленно и аккуратно, тут же обмякает, почти падая на подкашивающихся ногах. — Ты сама сказала, что я монстр, Лиза, — с тихой усмешкой и смотря чиновнику прямо в глаза, говорит девушка, — меня не исправить. А мужчина лишь смотрит загнанно. И понимает, что до своего дотянуться не успеет. — Положи оружие. — Нет. — Кристина, ты не убийца, — у Лизы голос тут же становится сиплым. Она смотрит на мониторы, а руками цепляется за край стола, с силой сжимая, — он преступник и должен мучаться в тюрьме. — Ты ярый гомофоб, да? Считаешь, что это болезнь, не так ли? — она подходит ближе, и пистолет оказывается почти вплотную, а Кристина смотрит в испуганные глаза, — Знаешь, как от неё лечат? Тот лишь сглатывает, ничего не говоря. — Из-за таких, как ты, — хрипит Захарова сквозь зубы, с силой сжимая челюсть. А на глазах появляются слёзы, — из-за тебя, — она всхлипывает почти незаметно, — меня ебали толпой. Из-за тебя страдают люди. Они больше не живут, они существуют. И её истерика такая тихая, что только, пожалуй, Лиза может понять, что это молчание перед срывом: голос уж вовсе не Кристинин. — Убери пистолет. Давай поговорим, — шепчет умоляюще и испуганно мужчина. — Показательная порка? Этого ты хотел? — она кричит, пока не слышит в трубке дрожащий голос Лизы. И он немного отрезвляет. Та сквозь слёзы еле как хрипит: — Кристина, пожалуйста, — пока вся команда молчаливо и обеспокоенно пялится, а Виктория уже нарушает все правила, чтобы добраться до министерства быстрее, — прошу тебя. Я пыталась поверить, что ты не такая, — умоляюще и на последнем выдыхании, — дай мне поверить. — Ты мне не верила. В меня никто не верил, — выдаёт та с открытым ртом, — любовь с условиями. — Крис, — тянет Вилка, тоже плача. Она мандражно пялится на монитор, смахивая слезы, и как можно мягче выдает, — ты же сильная. Ты не сделаешь этого, потому что ты сильная. Он сдохнет в тюрьме, когда его изнасилуют толпой, я обещаю. — Это пистолет Солодова. Я могу застрелиться сразу после него. Я больше не могу. — Нет, Кристина, — шепчет Лиза, почти падая от изнеможения на стол, — не делай этого, прошу тебя. Ты не такая, я верю, что ты не такая. Пожалуйста. — Что ты молчишь? Скажи хоть что-то! — кричит в истерике Кристина, роняя слёзы, — Я убью тебя. А потом и себя. Мужчина лишь пятится назад, кое-как держась на ногах. И ни слова не может вымолвить. — Власти убили моего брата. Вы убили его, уроды! Он спасал людей, он был ебучим хирургом! — Кристина, — цедит Лиза из последних сил, пытаясь ровно дышать, — я правда влюбилась в тебя. И плачет, пока Захарова ошарашенно округляет глаза, а вся команда пялится на Лизу, что не может остановиться плакать и кое-как хватает воздух. — Ты не такая. Я знаю, иначе бы я не влюбилась. И Кристина смотрит сожалеюще, поджимая губы и всхлипывая. И опускает пистолет. И в ту же секунду в кабинет влетает Виктория, буквально выхватывая оружие и давая ей кулаком в челюсть.