Часть 44
30 марта 2023 г. в 21:57
Кристина смотрит на Арсена обречённо. С примесью усмешки, тихого желания не надавить и не испугать. Только смотрит, медленно и осторожно.
Он косится так, будто всё понимает. И даже мягко улыбается.
— Арсен, — тихий вздох, и Кристина уже морщится от солнца.
— Как ты? — он её перебивает. Разворачивается, чтобы смотреть прямо в лицо.
А Кристина так и бегает глазами по его лицу. Так и смотрит, выжидающе, с неким испугом и интересом.
— Я в порядке, почти, да. Всё в порядке, — и Захарова облокачивается на стену, прохладную даже под нещадным солнцем, — Как ты?
— Прости меня.
— За что?
— Я тоже видел, что он на тебя дрочил. Сейчас я просто чувствую себя шавкой, которая слушается всех подряд, — и у Арсена предательски слезятся глаза. Кристина только усмехается в ответ, смотря уж совсем по-доброму.
— Не извиняйся. Это мелочи. Ты же знаешь, что так нужно было.
Кристина сдаётся. Устало плетётся в гараж, злостно пялясь, но не даёт себе кричать или злиться: она видит, как парню тяжело.
А в гараже все тихо сидят, дожидаясь хоть чего-то. Виктория, абсолютно запутанная в собственных мыслях, пялится на не полностью починенный мотоцикл. Рядом Виолетта просто сидит, сложив ноги по-турецки прямо на столе, и смотрит в никуда.
У них на двоих полторы мысли, что терзают сознание. Они вдвоём настолько выжаты происходящим, что шёпотом переговариваются ни о чём.
— Ты бы его убила?
— Да. Если бы не была такой умной, убила бы.
— Тюрьма — страшное место.
— Как и этот ебучий гараж.
И они обе хмыкают, почти параллельно и синхронно. И смотрят друг на друга так многозначительно, что у Виолетты разрывается сердце.
Вика улыбается мягко, хоть никогда этого и не делает. Рассматривает чужие зелёные глаза, и тихо спрашивает под взгляды всех остальных:
— Подстрижёшь мне кончики?
Вилка выпадает на пару секунд. Обдумывает, вытягивая лицо.
— Конечно. Пойдём. Ножницы есть?
— У нас с тобой всегда найдутся.
И подавая Виктории руку, девушка вальяжно спрыгивает, таща ту за собой в ванную. А там тишина, покой, уединение и Вика, сидящая на бортике тихо и смиренно.
Она смотрит Виолетте в глаза, вынимая душу и потроша без остатка. Пока та убирает концы, скидывая прямо на пол.
— Ты слишком спокойная, — усмехается Малышенко, отрезая очередную прядь.
Она даже не старается сделать это ровно — так и режет сухие волосы, пачками в руке. Просто наслаждаясь.
— Накричалась уже, чего уж тут говорить, — Вика улыбается. Как-то устало, печально и тревожно, — страшно это всё.
— Вечером выйдет статья. Их задержат, люди поймут, что надо менять нашу власть и всё будет хорошо, — одобрительно кивает Вилка, улыбаясь, — Не верится, что я из дворовой идейной скин-хэдки превратилась в это.
— Уверена, берцы тебе к лицу.
— Когда берцами на лицо наступают, то да, — и Виктория издаёт смешок, смотря прямо в глаза.
Виолетта мигом млеет. Рассматривает её, накручивая один из локонов себе на палец. И Виктория будто всё понимает, потому что притягивает ту ближе, крепко обнимая за талию. И позволяя себе уткнуться носом в её грудь, просто тихо и размеренно дыша.
— Это когда-то закончится? — хрипит Вилка, вцепляясь в чужие волосы и зарываясь ладонями полностью.
— Что? — непонимающе и вкрадчиво. Так сладко, что ноги немеют.
— Эта тяга к тебе, — Виктория качает головой грустно, голову поднимает, пялясь на девчонку, пока та почти плачет. И сквозь футболку целует в живот аккуратно. Просто так, чтобы той стало легче или, чтобы окончательно её добить.
— Если бы я знала. Как и множество вещей, которые я не знаю, Виолетта, — вздыхает Виктория, шепча, — я не знаю, почему не позволяю открыться людям. Почему я ни с кем не уживаюсь, почему я не могу доверять.
— Твоя мать бросила тебя в детдоме, этого достаточно, — Вилка еще ближе её к себе прижимает.
— Там было не сладко из-за национальности.
— Да, догадываюсь. Но это не значит, что ты не имеешь права стать счастливой, ведь так?
— Так. И не значит, что ты должна стать несчастной, понимаешь? А со мной будешь, рано или поздно.
— Как и со всеми, Виктория. Пойми уже. На данный момент я несчастна исключительно потому, что не могу тебя поцеловать, — и умоляющие, слезящиеся глаза смотрят. Зелёные, они горят пламенем боли и обиды.
— Я знаю, зайка, — шепот и слёзы. Вовсе не от слов, от усталости скорее, от изнеможения.
И Виктория встаёт. Смотреть в глаза и изнемождать себя дальше. Потому что ей нравится страдать и пороть себе сердце.
Вилка обхватывает её лицо. Обеими руками, быстро и нежно. И просто смотрит. Шепчет только:
— Просто вот так, — приближаясь вплотную и соприкасаясь лбами.
Они смотрят друг другу в глаза, пока Вилка трётся своим носом о чужой. Пока громко дышит, наслаждаясь своей пыткой. В глазах искорки, а губы дрожат.
— Вот так постоим.
И они стоят. Изредка приоткрывая рты, обнимаясь крепко-крепко. И не целуясь.
Это экзекуция, тянущаяся жвачка, резина, догоревшие угли и клей. Всё вместе и одновременно ничего.
Они вздыхают судорожно. А Виктория шепчет липко и протяжно прямо в губы:
— Это так больно.
— Да, очень, — слёзы, которые та облизывает.
Но Виолетта сильная. Она продолжает так стоять, пока слёзы катятся по лицу и дрожит нижняя губа. И через пару секунд тихого молчания, пока Виктория гладит её по голове, она говорит совсем тихо:
— Почему я никогда не видела тебя без одежды? — и это вовсе не беспардонный вопрос. Это интерес, наравне с желанием узнать поближе.
А Виктория только и улыбается. И снимает дурацкую кожанку, медленно и аккуратно. Ту, с которой никогда не расстаётся.
Вилка смотрит. Шрамы от порезов, которых столько, что и не сосчитать. На руках, на молочной коже, тонкой и венозной. Виолетта кивает. Вопросительно и как-то выжидающе.
— Четыре попытки, — ответ и опущенная голова, которую вновь поднимают одним движением.
— Почему не пять?
— В какой-то момент я поняла, что режу не глубоко. Я слабая, очень, — и Виктория вздыхает, улыбается и трётся носом о чужой, — бессмысленно, блять. Столько раз могла умереть и не вышло.
— У тебя, оказывается, — хрипит Вилка, улыбаясь и рассматривая, — очень красивые ключицы.
И они обе издают смешок. Тихий и вкрадчивый.
А Виолетта оглаживает пальцем, едва касаясь, руку. По шрамам, белым, глубоким. По коже.
— Вот теперь я перед тобой голая, — усмехается Вика, стоя в одежде, — никому не показывала. Никогда.
И губы так близко к чужим. Их опаляют горячим дыханием, заставляя дрожать. И не касаются, потому что это личная пытка. Вилка прикрывает глаза, обнимая ту за шею. И спрашивает вдруг:
— У тебя есть адрес матери. Что ты будешь с этим делать?
— Мне двадцать пять. Четверть столетия ей было на меня плевать, что я должна делать? Я никогда не хотела найти родителей, как остальные.
— Почему? Ты никогда не хотела, чтобы тебя удочерили?
— Нет, — и Вика от воспоминаний улыбается, — детдомовских часто забирали в семьи, чтобы те пахали в деревнях. А я любила чинить вещи. И больше мне ничего не надо было.
— Чинить вещи, чинить людей, вроде меня. Вот твой настоящий талант, — Виолетта усмехается, мягко смотря в глаза, — ты можешь чинить, что угодно.
— Кроме себя, наверное. Я же с детства такая, понимаешь?
— Понимаю. Все мы разные.
И Вилка ещё судорожнее вздыхает. Она всё понимает, она Викторию чувствует клетками, мёртвыми и огрубевшими. Сухие губы так близко к чужим, что она не выдерживает.
Она не выдерживает. Облизывает нижнюю, хоть и во рту изрядно пересохло. И слышит тяжелый вздох. И как Виктория сдаётся, притягивая её ближе окончательно.
Как Виктория сама с напором целует, кусает, и проникает глубже языком, за кромку зубов. Как она дрожит.
У Виолетты немеют ноги. А сердце бешено стучит, вылавливая ритм, шумя на всю ванную. Они целуются. Потому что сдаются в плен, не умеют держать себя в руках, и, наверное, любят.
Вилка накидывается, прерывисто и испуганно отстраняясь раз за разом, а потом снова и снова обхватывая чужие губы.
— Ты же такая красивая, блять, — в никуда, просто так, отчаянно. И Виктория заставляет её уткнуться бедром в раковину.
Заставляет слушаться, зарываться в волосы, подставлять шею для кратких укусов. Повиноваться.
— Если это закончится, малыш, — наравне с криком в такой гулкой тишине, — я позволю себе. Обещаю.
Виктория снова лбом в чужой утыкается. Снова обнимает, смотря в глаза и тихо всхлипывая. А Виолетта кивает. Кивает и улыбается, растерянно вглядываясь.
У них болят сердца и кипит кровь.
***
А остальные в гараже молчат, что не обычно. И слов не находится. Лиза лишь спускается, оглядывая всех в полной тишине, а потом бредёт к Роме на кухню, запираясь.
Парень её оглядывает. Пока та складывает руки на груди и ухмыляется.
— Статья выйдет вечером. Как и все записи с секты, — Лиза поднимает брови, смотря на него.
И он всё понимает. Понимает и кивает, подходя ближе. И уже еле цедя, говорит:
— Или нам помешают.
— Это может плохо кончиться. Нужно что-то решать.
И Аня, сидящая усердно на столе и рассматиривающая свои ногти, не подаёт никакого виду.
Аня, ведь, по жизни не сложенная девчонка. Она запалена идеей стать лучше и быть на высоте, но раз за разом падает, громко и больно ударяясь. У неё идол один, у неё в голове мысли от всего происходящего путаются.
А когда Виктория с Виолеттой выходят из ванной за руки, девчонка не может сдержать самый злостный взгляд из всех, что у неё имеются.
— Что, сладкая? — ехидно цедит Вика, улыбаясь.
— Ничего, — и голос дрожит от накативших чувств, от мерзости, что она чувствует.
— Ну, скажи уже, — ехидно. Так, что у Ани щемит сердце, видя, как они вдвоём облокачиваются друг на друга и Вилка обнимает девушку за талию.
— Это мерзко, — цедит, на выдохе. Совсем аккуратно и так, чтобы никто не услышал всхлипа.
Виктория насмехается. Видит её высоко поднятый подбородок и сжатые челюсти.
— Это? — со вскинутыми вверх бровями. Вика вальяжно поворачивает голову, целуя Виолетту прямо при всех.
Сладко.
— Да, это просто отвратительно, — Аня говорит спокойно. Пялясь обречённо и почти безучастно, — Вы все отвратительные.
И наступает тот самый час. В который все оборачиваются на неё, пока девушка начинает судорожно и истерично хохотать.
— Вы все. Кучка пидоров, — смех, злостный оскал, насмешка и крик, — которые думают, что наебут систему.
— О чём ты? — тихо и непонимающе подходит ближе Лиза, хмуря брови.
— О том! Я вас ненавижу, знаете? — и снова смех. И скатывающиеся по лицу слёзы, — Оппозиция! Против кого, блять, вы воюеете? Против людей, которые дают вам право работать, жить, существовать! Против обычных людей, которые просто хотят жить и не переживать о властях! Которым хорошо!
— Аня, — тихо и вкрадчиво тянет Дима, удивлённо поднимая брови, — что ты несёшь?
— Что, блять, слышал! — крик. И Аня подхватывается с места, направляясь прямо к Виктории.
И тут же Вика получает пощёчину, скалясь. А все лишь уставляются на происходящее.
— Из-за тебя! Всё из-за тебя! — Аня плачет. Кричит на неё и плачет.
— Что из-за меня? — Виктория улыбается даже. Даже не отвечает, просто наблюдая.
— Не будет никакой статьи! Ничего не будет! У вас ничего не получится! — и Рома встаёт с места, медленно подходя.
— Что?
— Я вас предала. Предала вас всех! — она руками опирается на стол, и голову поднимает, смотря обречённо, — Я сливала всю информацию о наших делах. Всё это время!
Повисает грузное молчание. Ребята открывают рты, переглядываясь, а Аня смеётся истерично и громко. И продолжает, крича:
— Потому что вы уроды! Каждый из вас! Потому что никому не было дела до того, чем я занимаюсь, вы выкинули меня нахуй из своей лодки! — она оглядывает каждого, надменно улыбаясь сквозь слёзы, — Вы вечно издевались надо мной. Каждый из вас, — тянет девчонка вкрадчиво, скалясь и хрипя, — я бегала за вами, как собачка. Я делала всё, что вы, блять, говорили и не получила ни капли благодарности! Вы только смеялись надо мной. Вы должны были стать мне семьёй!
— Мы и были семьёй! — кричит Вика ей прямо в лицо, а на глазах у девушки появляются слёзы.
— Я пошла сюда ради тебя! — так же со вскриком отвечает Аня, кидаясь статуэткой с чужого стола, — Я, сука, прибежала сюда ради тебя. А ты и не помнишь, да?
— Что я должна помнить?
— О чём, ты, блять, говоришь? — сквозь чужую истерику перебивает Кристина.
— Виктория не помнит, — немного успокаиваясь и улыбаясь, Аня поворачивается ко всем с безумным взглядом, — Мы учились в одном универе. Она, — и девушка тычет пальцем на Викторию, открывая рот, — всегда была такой мразью. Я бегала за ней по всем универским тусовкам. Мне хватило дурости влюбиться.
И все выпадают, тут же открывая рты вновь и замолкая. Аня продолжает, истошно крича:
— Ты издевалась надо мной, Виктория! Ты вечно подшучивала, унижала меня при других, пока я бегала за тобой и пыталась хотя бы подружиться! — и слёзы текут по лицу на пару с лицом Вики, которая вжимается в Вилку судорожно и испуганно. Впервые испуганно.
— Я не помню половину жизни из-за наркотиков и ты это знаешь!
— Я из-за тебя увлеклась политикой! Из-за тебя, блять! Я пыталась добиться твоего внимания, а вместо этого получила насмешки!
И Виктория вспоминает, что всегда такой была. Что с первого дня она не взлюбила Аню.
— Ты испортила мне жизнь! Ты измывалась надо мной на каждой вписке, — и та всхлипывает, смотря девушке прямо в глаза, — Тебе было весело.
— Ты могла мне, блять, сказать! — крик Вики и тяжёлые взгляды всех остальных.
Гараж настолько напряжён, что все лишь переглядываются, не понимая, что делать. И кто-то от переизбытка чувств начинает плакать.
— Я и сказала, Вика, — почти шёпотом. Отчаяние, — когда ты была под чем-то. И ты посмеялась надо мной, милая. А я всё равно, как шавка, попёрлась за тобой сюда, — и Аня разводит руками, стоя посреди комнаты, — и ты продолжала издеваться надо мной в гараже все пять лет! Ты продолжала!
— Я не помнила, Аня, — слёзы и шёпот.
— Теперь это не важно, — и девушка переводит взгляд на всех остальных, — я заставила каждого из вас верить мне, — она смеется, издевательски улыбаясь, — да, Арсен? Вы хоть знаете все, что он делал?
И Арсен смотрит обречённо. Со слезами, застывшими в глазах.
— Расскажи им, какой ты послушный мальчик.
— Аня, — всхлип, и парень опускает голову, роняя слёзы.
— Рассказать твой секрет всем? — с улыбкой. И истерикой безумия.
— Нет.
— Ты глупее всех остальных. С тобой было легко.
— О чём ты, блять, говоришь? — кричит на неё Лиза, непонимающе смотря и подходя ближе.
— О том, что Арсюша-гей трахался со мной всё это время! Просто потому, что я захотела.
Виктория не выдерживает, пытаясь на неё наброситься. Но её удерживает Виолетта, цепко перехватывая, пока та шипит.
— Сука! Я убью тебя!
— Вас всех посадят! Я всех вас сдала. Всех предала, как вы предали меня. И вы поплатитесь, а ты — особенно, — она смотрит на Викторию, которая плачет, глубоко дыша, — и Вилка тоже. Что в ней такого, чего нет во мне?
— Честность, Анечка.
— Честность, — улыбчий вздох и поджатые от нетерпения губы, — Честными вы будете в камерах. Не будет никакой статьи, вам просто не дадут её выпустить. Потому что за вами уже едут.
И она смотрит на часы, вальяжно и легко оборачиваясь.
— Десять минут. За эти десять минут вы должны узнать, кто ваш Арсенчик на самом деле.
И парень обречённо пялится, пятясь назад.
— Сбежал от меня на второй этаж, милый. Но от правды не сбежишь, — все замирают, рассматривая её, а Лиза усаживается в своей манере на край стола, пялясь, как дура, — Он убил своего отца. Он сделал так, что выборы прошли не по плану. Все, с кем вы сейчас боретесь — его рук дело.
— Замолчи! — крик и слёзы. И Кристина, которая обнимает его крепче.
— Ты убил его! Сколько миллионов ты себе забрал? Ты жил с этим! Вы все жили за государтсвенные деньги всё это время! Это ли не лицемерие? — и она улыбается, смеясь, — Я хотя бы не врала себе, отбирая их! Он преступник! О, да тебя на пожизненное запекут!
Ребята судорожно молчат. Смотрят на Аню, которая пялится в истерике. И она тихо спрашивает:
— Как тебе, Рома, пригреть преступника? Он убил своего отца.
И Рома делает шаг к Арсену. Рассматривает, как тот плачет, а все остальные затаивают дыхание. И Рома медленно, снова без единой эмоции, вытирает слезу Арсену, поворачиваясь на девушку.
— Я знаю, — с улыбкой.
И Аня открывает рот, непонимающе пялясь. И замирает на пару со своим сердцем.
— А теперь ты сядешь, Анют, — спокойно, — и послушаешь чудную историю о том, какой спектакль мы для тебя разыграли.
Аня бегает глазами по всем присутствующим. Бегает, теряясь, распахивая глаза. И Рома, вальяжно складывая руки на груди, говорит:
— Ты прокололась. И вовсе не один раз. В первую очередь потому, что решила, что Арсен не доверится мне. Брось, Анечка, он мне как младший брат.
— А ещё ты прокололась, думая, что самая умная, — цедит Вика.
И Аня, наконец, видит чужие насмешки. И спокойствие. А Рома начинает, пока её руки предательски подрагивают.
— Всё началось с дня, когда в гараже появилась Мишель. И твоего первого «Свидания», — он кавычки показывает в воздухе, — тогда мы ни о чём не подозревали. Но георгиевская ленточка насторожила Викторию, а меня — машина Кристины.
И Захарова усмехается, складывая руки на груди.
— Арсен сам ни за что не занимался бы установкой маячка. Это показалось странным, но я забыл об этом сразу же, — и улыбка с лица Арсена не спадает, когда он кивает, — тогда мы с Лизой поговорили и решили, что это подозрительно, но никому не сказали. Лиза начала искать информацию о тебе ещё задолго до того, как тебе это показали. Полагаю, всё было хорошо, пока не появилась Оля, да? — и Аня округляет глаза, бегая взглядом по всем присутствующим.
— Тут помогла уже я. Это вышло случайно, — с улыбкой цедит Вика, — на сайте секты я увидела фотографии. И узнала до боли знакомое лицо — твой отец, он там. Верно ведь?
— Да, — дрожащим голосом выдаёт девушка.
— Он был проректором нашего ВУЗа. С кафедры ботаники, обожаю генетику.
— И дальше мы догадались, что он связан с Алехиным, — продолжает Рома, — но меня очень сильно смущал маячок в машине Кристины. А потом трава, которую скурил Арсен, — с улыбкой говорит парень, — ты выдала себя сама.
— Я сразу же узнал, про какую траву ты говоришь, и погуглил. Она растёт ровно с озером, где отдыхала секта. Всё сходилось.
— Но мы молчали, — обречённо тянет Лиза.
— Да, но потом ты стала пропадать на свиданиях каждую ночь, — вздыхает Рома, — каждую ночь, Аня. Не забывай, с кем ты трахалась до этого. Ты уходила даже в свои месячные, — и она плачет, всё ещё не до конца понимая происходящее, — и Дима с медицинским образованием не мог этого не заметить.
— Мы до последнего не могли понять, что всё это значит, пока, — и Рома застывает на полпути, — пока Виктория не рассказала мне про георгиевскую ленту.
— Это тебя выдало больше всего. Тогда мы поняли, что ты сотрудничаешь с органами, — улыбается Лиза.
— И тогда началось шоу. Ты просчиталась, когда мы придумали план с секретаршей.
— Как? — цедит та, уже еле дыша.
— Адвоката Кулагина не существует. Её бы не взяли на работу, если бы Солодов не знал о том, что её нужно взять. Тогда мы поняли, что ты нас прослушиваешь. Очевидно, вы подумали, что Арсен налажал с информацией. Но Арсен не лажает, если ты не забыла.
— И тогда нам лишь оставалось понять, на ком есть прослушка, а на ком GPS.
— Да, — лыбится Рома, смотря прямо в застеленные пеленой слёз, глаза, — это было просто, потому что ты занимаешься нашим гардеробом. И нам помогла Мишель.
— Да, Мишель помогла, — кивает Кристина, — я узнала обо всём в первый рабочий день.
— Тогда мы все тебя подозревали, но по-отдельности. А про маячок и прослушку догадался я.
***
Рома без слов протягивает Кристине бумажку с подозрениями. А та вчитывается, пребывая в шоке.
И спустя пару секунд выдаёт:
— Я переживаю.
— Так перестань, — выпаливает парень, усерднее хватаясь за руль.
***
Они останавливаются у обочины.
— Я оставил Мишель дома, потому что ей нельзя было подвергаться опасности.
И Мишель открывает двери, улыбаясь, как дура. А Кристина непонимающе смотрит, пока они оба подносят пальцы ко рту, заставляя молчать.
Девушка оставляет пиджак, такой же, как у Кристины, на заднем сидении. И выходит, пока ее провожают взглядом.
— И теперь она делает это ежедневно.
— С тех пор, как ты пришла в наш гараж, всё пошло по пизде, Кристина, — он кричит, раздражаясь ещё больше.
***
— Да, мы играли, потому что ты слушала всё, о чем мы говорили!
— И ты поверила, что я, будучи изнасилованной, не расскажу Роме имя? Правда? — цедит Кристина, прищуриваясь.
***
— Забыла, что я тоже психиатр?
— Я не скажу имя.
— Почему? Ты хочешь, чтобы это осталось безнаказанным?
И Кристина пишет на бумажке краткое «Аня», демонстрируя. А Рома кивает часто-часто, улыбаясь.
***
— И оставался последний пазл, — говорит Рома спокойно, — Арсен.
И тот улыбается, кивая и делая реверанс перед Аней. Начинает:
— Ты манипулировала мной. Да, сначала я не хотел рассказывать Роме. Но потом, — и Арсен вздыхает, чеша затылок.
— Я бы никогда его не осудил.
— Поэтому он узнал о том, что ты заставила меня подложить маячок в Кристинину машину.
— И мы догадались, что остальное ты уже делала не с помощью Арсена, а самостоятельно.
— И ты слушала все наши разговоры.
***
— Твоя злость по поводу Мишель прошла?
— Где-то на восемьдесят процентов, — пожимает плечами Лиза, — что хочешь?
— Арсен.
— Что Арсен?
— Чем занимается, что делает? — кивает подбородком парень, поднимая брови.
— В оговорённое время мне нельзя заходить на второй этаж. Предполагаю, дрочит. В остальное время спит, ест омлет, зарабатывает нам деньги. Если тебе интересно, спит в обнимку с ламой, — индиго пихает в рот ещё одну конфету, улыбаясь, — я тоже не знаю, что там произошло, не спрашивай, — и она выставляет руки в защитном жесте.
Пока парень в это же время перепрограммирует маячок.
***
— И мы упорно играли перед тобой, — лыбится Лиза, — всё началось с пиджака. Мы поняли, что прослушка только на Кристине, но не знали, на ком маячки. Поэтому в машине Арсена всегда лежал такой же пиджак, но чистый, без ничего.
— Очевидно, ты знала про проблемы Кристины, — предполагает Рома, улыбаясь, — и так вы решили остановить операцию, правда?
Ответа не следует, и ребята переглядываются.
— Только вот перед тем, как уехать на такси в день, когда Солодов приставал к Кристине, я воспользовалась машиной Арсена, — говорит Виолетта.
***
И под шумок из гаража выходит Виолетта, пока никто этого не замечает. Быстро хватает пиджак с заднего сидения, оставляя ключи у колеса. Подключается к звонку без микрофона, и как ни в чём не бывало вызывает такси. И только через несколько минут Виктория кричит:
— Где она, ёб твою мать?
— Я там, где ваша совесть, — хмыкает Вилка, снова отключаясь, как ни в чём не бывало.
***
И спускаются они по пожарной лестнице так быстро, как только могут. А Захарова видит, как он мигом усаживается в свою машину с охраной. И просто ревёт посреди улицы с сумкой в руках. Виолетта к тому времени подбегает, снимая с неё пиджак и натягивая другой, и исчезает в такси.
***
— Это был пиджак с другим маячком. Тем, который сделал я, чтобы вас запутать. Я перепрограммировал его так, что вы не заметили подмены, подключил к тому же, что и машина Кристины. И вы не заметили.
— Когда утром я шла из квартиры Вики, за мной ехала машина, и тогда мы знали, что всё в порядке.
Аня кивает, но улыбается. И Вилка понимает, что к чему.
— Сейчас ты скажешь, что мы ошиблись. Но нет, Анечка, ошиблась ты. Я ношу эту шапку уже четыре года и я знаю, сколько она весит. Неужели, ты думала, что я не замечу?
***
И Арсен покорно открывает окно, помогая девчонке выбраться. И выбегает сам, понимая, что ростом она не удалась. Поднимает её, буквально закидывая на забор вместе с Димой. И они слышат глухой и до невозможности громкий звук — Виолетта, по какой-то причине надеящаяся, что простыни её удержат, летит со второго этажа. Точнее, делает вид, вскрикивая. А сама сбрасывает шапку вниз, роняя на неё статуетку со второго этажа. Зажимает кроватью простынь, спускаясь. С криком приземляется, и тут же встаёт, отряхиваясь.
***
— Поэтому за нами не было погони. Арсен отказался надевать пиджак в тот вечер, а устанавливать маячки на машины, ты, очевидно, не умеешь. Вы подумали, что маячок Вилки сломался при падении, — цедит Виктория с улыбкой, — она не пыталась умереть, сладкая.
— О, ты спросишь, куда делся маячок Димы? — вскидывает брови Лиза, — Помнишь, они кормили проституток хот догами на заправке? В это время Арсен успел перепрограммировать его, и Сева поехал по ложному следу. Ты не знала об этом, потому что была информатором, и в дела тебя не посвящали.
— И да, спрятать маячок в штанах — глупая идея, — смеётся Дима, — мы разыграли для вас целый спектакль. А знаешь, где мы это всё придумали?
— Где? — со слезами спрашивает девушка, пытаясь хотя бы пошевелиться.
— В твоей теплице. Это единственное место, где ты не ставила прослушку.
И Аня дрожит, неверяще вертя головой.
— Поэтому, Анечка, сейчас два перепрограммированных маячка находятся в абсолютно пустом доме, где нас нет. Арсен постарался. И прямо сейчас люди, на которых ты работала, поймут, что ты предатель. И тогда они наконец приедут сюда, когда нас здесь уже не будет.
И ребята быстро собираются, доставая из закромов свои сумки.
— Было сложно не говорить об этом. Но мы справились. И единственная, на кого ты не смогла поставить маячок, была Виктория. Забавно.
— И знаешь, в чем твоя главная ошибка? — подходит к ней вплотную Рома.
— В чем? — еле говоря, в истерике.
— Мишель моя сестра. И она любит меня, несмотря ни на что. Ты рассказала ей тогда в ванной про Викторию, и думала, что Мишель умеет хранить секреты.
— Да, Мишель та еще дрянь, — вздыхает Вика, беря Виолетту за руку, — но она хорошо помогла.
И под гаражом оказывается Мишель на микро-автобусе, громко сообщаяя об этом.
— А самым главным помощником оказался тот, на кого ты даже не обратила внимания, — и Лера, наконец, делает шаг вперед. Улыбается, облизывая губы, — я поняла, что ты врешь, еще когда ты облизала мне шею. А потом мы с Ромой вечно играли в карты. И наблюдали за тобой в теплице.
— Лера стала нашими ушами и глазами. Она записывала каждый твой шаг, а потом подложила маячок. И мы всегда знали, где ты.
— Поэтому, мы знали, что Солодов сдастся. Вы думали, что победили, но Кристина не срывалась в тот день. Она нарочно пошла к Антипову, я знал, что ты будешь играть до конца и поможешь найти флешку. Потому что ты настоящая крыса.
— Но ты ездила туда, куда нам нужно было. Именно поэтому полковник сейчас задерживает Алёхина, — и Лиза улыбается, — хороший спектакль, правда? Вперед, ребята. Поехали.
Примечания:
Как вам?